Вот такой пиратский корабль придумался. Почему они в черепе тираннозавра плавают - не знаю, скорее всего им эта идея показалась прикольной. Ну и уже по традиции - чёрно-белый вариант.
Компания "Хатбер-М" по этой картинке сделала пазл, который сейчас продаётся на озоне и скорее всего на вайлдберриз. Это не реклама, мне с этого ничего не перепадает, кроме повышения своего ЧСВ :-)
Если что, то на Озоне по поиску "Пиратский корабль Хатбер" выпадает не только этот пазл, но и мой старый, нарисованный лет семь тому назад. Прошлое догоняет.
Возможно кто-то ещё помнит, но примерно год тому назад я уже выкладывал эту картинку. Так вот вам хорошая новость: этот пазл тоже выпущен в "Хатбер-М" под названием "Человейник". Правда, кое-что пришлось поменять, например я убрал всех лицензионных персонажей: Чебурашку, Волка с Зайцем, Винни-Пуха... С другой стороны, нескольких персонажей добавил. В общем, изменений было довольно много.
Ну и выкладываю чёрно-белый вариант. Может кому такой вариант больше понравится.
P.S. Совершенно неожиданно число моих подписчиков перевалило за 5000! Ещё немножко и придётся идти в Роскомнадзор регистрироваться. Да уж, к этому меня жизнь не готовила :-) Рад всем пришедшим и приходящим!
"Хатбер-М" выпустил новый пазл с моей картинкой. Всегда приятно, когда на просторах интернета натыкаешься на свои же работы. Самое сложное в картинке - трибуны. Пока всех болельщиков придумал - замучался :-) Хотя жена с сыном активно помогали.
чёрно-белый вариант
P.S. Для моих подписчиков: что-то пока не идёт писательство. То что пишется - не нравится, а то что нравится - не получается. Видимо передышка нужна. Так что пока немножко картинками своими похвастаюсь. А там, глядишь, и новые рассказы пойдут.
Совершенно неожиданно "выстрелил " мой пост Как папа встретил маму . Поэтому решил написать продолжение истории жизни своих родителей. С фотографиями и вырезками из газет.
Первую совместную навигацию родители закончили в посёлке Га́йны на севере Пермского края. Моряки – народ кочевой. Где застанет окончание навигации, там и зимуют. Конечно, стараются перезимовать поближе к дому, ну а если нет его, то и разницы-то никакой нет, где жить: хоть в Гайнах, хоть в Перми, а хоть и в Набережных Челнах.
Отец в машинном отделении парохода.
В посёлке отец снял комнату в частном доме у какой-то местной бабульки. И им хорошо, и бабке радость – за зиму отец ей и дом подремонтировал, и с дровами помогал. А в это время бабушка учила маму готовить: от самых простых супов, до пирогов и каш. До войны мама была ещё мелкой, а во время войны учить её было некому и некогда. С продуктами тогда тоже было не очень. Тем более что пермская кухня в те времена довольно сильно отличалась от кубанской и была для мамы совершенно непривычной: больше всего её удивляло то, что в Перми вареники с мясом делают! Поначалу она их даже есть боялась. Потом, конечно, распробовала пельмени да так, что в последствии редкий праздник у нас обходился без лепки пельменей всей семьёй. А ещё научилась выпекать замечательные пироги и сладкие булочки: они у неё всегда получались очень пышными и сдобными – секрет, который я до сих пор не сумел раскрыть.
В мае 1957 года родился Саша – мой старший брат. Первые два года он вместе с родителями путешествовал по Каме.
В те времена это было довольно стандартное дело: даже если у семьи был свой дом, то маленького ребёнка оставить было просто-напросто не с кем. У многих родители умерли или погибли во время войны, а кто-то так же, как и мои родители сорвался с родных мест. Война многих людей сдвинула с места. На пароходе Сашу обожали. Всё время с ним нянчились, баловали его.
Папины трусы - вполне подходящие штаны для маленького человека.
И даже делились с ним одеждой – детской-то одежды в то время днём с огнём не найти было, вот и перешивала мама мужские трусы, майки да тельняшки в детские распашонки и ползунки, а первыми его игрушками были гаечные ключи да болты с гайками.
Бравый капитан на шлюпке.
Матросская команда.
Естественно, родителям нужно было каждый день ходить на вахты: отцу – в машинное отделение, а маме – на камбуз. Ни о каком декретном отпуске речи и не было, но возможно в то время даже понятия-то такого не было. Ну а для того, чтобы на вахту не проспать, в Набережных Челнах был куплен жестяной будильник, напоминающий консервную банку с зонтиком.
Примерно такой был будильник. Фото из интернета - наш не сохранился.
Через несколько лет этот самый будильник мы с Сашей разобрали, чтобы узнать, что же там тикает. Источник ти́кания мы не нашли: видимо выпал при разборке, поскольку после сборки ти́кать будильник отказался. Но это было уже потом, а пока новенький будильник вполне прилично тикал и даже звонил, вот только в шуме пароходного двигателя звон этот был практически не слышен. Тогда отец начал ставить его в ведро. Не очень-то удобно и красиво, зато теперь от звона будильника просыпаться начал не только весь пароход, но даже шкипер на барже, которую тянул буксир с гордым именем «Герой А.П. Пешков». На самом-то деле пароход был назван в честь Героя Светского Союза Александра Павловича Пашкова, старшины первой статьи, погибшего во время штурма Берлина, но по какой-то таинственной причине А в названии судна заменили на Е, да так и оставили. Что, собственно говоря, не мешало буксиру заниматься своим делом – тягать по Каме баржи.
Вырезка из газеты "Большая Кама" и даже небольшое интервью с отцом.
Вверх по реке водили баржи с продуктами для коми-пермяцких деревень (знаменитый Северный завоз), а вниз – баржи с лесом, нефтью и зэками. Да-да, освободившихся и синих от татуировок зэков из северных лагерей тоже возили на баржах. Во время таких рейсов отец прятал маму с Сашей в каюте с наказом «не высовываться».
А в это время на месте затопленного в 1954 году новым Камским водохранилищем Королёвского затона (места, где зимуют и ремонтируются суда) начали строить новую ремонтно-эксплуатационную базу флота (РЭБ) и при ней – новый рабочий посёлок Заозерье.
Заозерье, самое начало. Школа уже построена, но это в то время было единственное каменное здание в посёлке.
Отца пригласили на работу в новый завод и он, не особо долго думая, согласился. Родителям наконец-то выделили новое жильё – комнату в семейном общежитии. А ещё – место для Саши в новеньком детском саду. Случилось это в 1959 году.
На прогулке возле общежития. Отец с Сашей слева на снимке.
Общежитие было маленьким: всего двенадцать комнат в деревянном двухэтажном доме. Родители всегда с большой ностальгией вспоминали эти времена – жили они, хоть и бедно, но очень весело и дружно. Ну а как по другому? Все примерно одного возраста, молодые, с бьющей через край, нерастраченной ещё жизненной энергией.
Общежитие. Не больно какие апартаменты, но и всё начальство жило точно в таких же домах.
Дружили, так сильно, что пронесли свою дружбу практически через всю жизнь: вместе отмечали праздники, вместе ходили по окрестным лесам за подснежниками, грибами, а то и просто так – погулять, попеть песни на природе. Собирались чаще всего в комнате у родителей – мама с папой во время работы на пароходе сумели обзавестись неплохой библиотекой, покупая книжки в деревнях и дальних северных посёлках. Из плавания они привезли и большой ламповый радиоприёмник «Октаву», так что практически каждый вечер в родительской комнате кто-то крутил приёмник в поисках музыки, кто-то читал книжки, а кто-то просто болтал обо всём на свете.
Ну вот так и жили. А за книгами к нам всегда приходили. Действительно как в библиотеку.
Как-то раз прошёл слух, что в Лёвшино, в посёлке на противоположном берегу Камского водохранилища, в продаже появились телевизоры! Я уж не знаю, сколько в те времена стоил телевизор, но деньги на его покупку родители нашли очень быстро, остался только один вопрос – как добраться в Лёвшино?
Хорошо сейчас: сел на автобус и едешь, куда захочешь, или на такси. Или курьером из магазина - тогда вообще никуда выходить не нужно. Вот только в то время не то что такси с курьерами, даже автобусы из Заозерья ещё не ездили. Так что ходили люди пешком до ближайшего посёлка Гайвы, а вот уже оттуда можно было и в Пермь уехать, и в Лёвшино.
Но мама-то уже знала способ проще – пешком через Каму! Поэтому, вооружившись санками, она отправилась за телевизором напрямик. По льду. Дело-то знакомое. Дойдя до Лёвшино, она зашла в магазин, а там – телевизоры! Много, да разные. А тут ещё и продавец подскочил: чего, мол, изволите?
– Телевизор, - ответила мама.
– Вам какой? – удивившись, поинтересовался продавец. Всё же стоили они в то время не так уж и мало.
– А вот этот! – ткнула мама в первый попавшийся телевизор с красивым названием «Изумруд».
Мама возле телевизора. Правда это уже в новой квартире, но телевизор тот самый, привезённый на санках через Каму.
Собственно говоря, она вообще телевизор впервые в жизни увидела, так что ей было совершенно всё равно, какой брать. Лишь бы работал. Продавец к телевизору впарил маме ещё и прозрачную трёхцветную плёнку «для придания цвета изображению» - верх у неё был голубой, середина – красноватая, а низ – зелёный. Особенно весело было смотреть через неё читающих новости дикторов. С голубыми волосами, красными лицами и в зелёных пиджаках. Привязав телевизор к санкам, мама отправилась в обратный путь. В этот раз она дошла без приключений – всё же лёд на водохранилище гораздо крепче и толще, чем на быстротекущей Каме. Это я уже и сам проверил в детстве, бегая по семейной традиции по льду через Каму в то же самое Лёвшино и на мыс Стрелку.
После появления телевизора родительская комната из читального зала превратилась в кинотеатр: каждый вечер в комнату набивалась толпа народа, чтобы посмотреть… Да не важно что: новости, мультфильмы, фильмы – всё это тогда было необычно и очень интересно. Телевизора-то больше ни у кого в посёлке не было. И не важно, что передачи начинались только в шесть часов вечера и заканчивались в 12 ночи, да и канал поначалу был всего один, зато это было настоящее окно в новый, ещё совершенно неизведанный мир телевидения.
Заозерье во всей своей красе. Еще не построен клуб и нет ещё дачных посёлков.
А потом в Заозерье началось строительство. Очень быстро, буквально за три года в посёлке построили пять кирпичных домов, знаменитых хрущёвок. Народ из общежития стал разъезжаться, а в 1962 году в новенькую однушку переехали и мои родители.
Началась новая жизнь в собственной, отдельной квартире.
P.S. Вот такое вышло продолжение. Есть мысль написать биографии отца и мамы до встречи: как они до войны жили, как войну пережили. Как думаете - стоит? В общем, пишите, комментируйте, очень интересно с Вами общаться.
История жизни моей мамы пестрит многочисленными пробелами. Например, я уже никогда не узнаю, что сподвигло её, тогда ещё двадцатилетнюю девушку, бросить в 1951 году свой дом в кубанской станице Курганной (сейчас это город Курганинск) и уехать за тридевять земель в Пермь, чтобы устроиться на работу матросом-рулевым на земснаряд.
Земснаряд "Камский 530". Мама на таком же работала.
Земснаряд – судно, вооружённое здоровенным ковшом и предназначенное для углубления дна реки в районе фарватера. Но может использоваться и для добычи нерудных полезных ископаемых, например, песка и гальки.
Почему мама уехала из станицы, догадаться несложно. Во время войны погибли все её родные, дом скорее всего был разрушен во время оккупации, поскольку приходилось жить в погребе на улице, так что на месте её ничего особо не держало. Насчёт матроса – тоже понятно: после войны на многих мужских работах трудились женщины. Так что вся команда земснаряда кроме старичка-капитана была женской. И никого это особо не смущало.
Команда земснаряда в полном составе кроме капитана. Моряк справа - чей-то муж. Большинство матросов так с детьми и работало - оставить их было не на кого. Как рассказывала мама: полный детский сад с яслями и школой. Она, кстати, стоит самая крайняя слева.
А вот почему она уехала в Пермь, на Каму, а не куда-нибудь на Волгу или на Дон, что было гораздо ближе – загадка, которую видимо, я уже никогда не разгадаю.
Мама. Последнее фото в Краснодаре.
Летом во время навигации мама работала матросом, а на зиму устраивалась работать маляром – красила пароходы внутри и снаружи. Зимовал их земснаряд обычно в Судозаводе в посёлке Нижняя Курья́, что находится на берегу Камы напротив Перми.
Маляр
Как-то раз ранней весной 1954 года, когда они с подружкой красили каюту на каком-то пассажирском теплоходе, когда в неё вошёл молодой парень во флотской шинели и, обращаясь к маме, сказал:
– Привет! Тебя зовут Надя, ты приехала с Кубани! Меня зовут Иван – пойдём в кино?
Отец во всей своей флотской красе.
Малость обалдев от такого неожиданного знакомства, мама согласилась: в кино, так в кино. Всё бы ничего, если бы не один нюанс: моста через Каму в те времена ещё не было, поэтому в Пермь из Курьи́ зимой ходили или по железнодорожному мосту, что очень далеко и неудобно, или просто по льду через реку. Какие автобусы, что вы! Пешочком!
В Перми они поели мороженое в каком-то кафе, прошлись немножко по магазинам и даже сходили в кино на вечерний сеанс.
Скорее всего ходили они в кинотеатр "Красная звезда". Потом на его месте построили магазин "Океан", в народе называемый Лужей.
Подошло время нашей паре возвращаться домой. Но когда они вышли на Каму то оказалось, что начался ледоход – лёд на реке начал трескаться, ломаться и двигаться вниз по течению. Вот как тут быть: идти в обход по железнодорожному мосту, а это не много ни мало - 10 километров, или рискнуть идти напрямик всего какой-то километр?
Мои будущие родители решили просто – напрямик. Авось, проскочим! Впоследствии мама рассказывала, что никогда в жизни так не боялась, как в ту ночь. Лёд под ногами трещал и двигался, а в некоторых местах льдины разошлись уже довольно далеко друг от друга, поэтому приходилось перепрыгивать через полыньи и разводья, чтобы попасть на следующую льдину. Прыгнули – пробежались, прыгнули – пробежались. И так продолжалось в какой-то бесконечной круговерти: минуты обернулись часами и казалось что эта гонка никогда не закончится, как вдруг совершенно неожиданно даже для самих себя, мои родители выскочили на берег около Нижней Курьи. Едва отдышавшись, мой отец, весело сбив фуражку на затылок спросил:
– Завтра ещё раз в кино сходим?
А ещё через месяц родители сходили и расписались в Загсе: в те времена для регистрации брака никакого месяца ожидания не требовалось. После Загса… А после Загса мама пошла в своё женское общежитие, а отец – в мужское, потому что отдельных комнат в общежитиях для семейных пар предусмотрено не было. Правда, через некоторое время молодожёнам выделили целую каюту на пароходе «Герой Пешков», где мой отец работал механиком, а мама перешла на него матросом со своего земснаряда.
Для особо въедливых: "Герой Пешков" не пароход, а паровой буксир типа БОР (буксир однопалубный речной). Таскал за собой баржи по Каме и Волге.
На этом же пароходе родился и мой старший брат, и даже прожил на нём первые два года своей жизни, пока родителям не дали комнату в общежитии. Мама поступила учиться на фармацевта и ушла работать в аптеку: времена женщин-матросов заканчивались.
Команда парохода с новым членом экипажа.
Мой старший брат с отцом на пароходе.
P.S. Нынче получился не совсем обычный пост, но очень давно уже хотелось написать несколько историй про своих родителей - жизнь у них была нескучная, как и у меня. Шило в попе мне, видимо, через гены передалось. А про четвёртый полевой сезон уже начал писать, так что через недельку тоже начну выкладывать.
P.P.S. @Graall, подойдёт такой рассказ про любовь? А так - жена добро дала, так что и про нашу с ней встречу напишу.
С вертолётом, ради которого мне пришлось совершить очень мокры поход, пришло письмо от Андрея. Неважное это было послание – в нём Андрей писал, что меня собираются исключать из университета в связи с отсутствием оценки по физкультуре за год. Блин, обидно было вылететь из универа из-за какого-то физо! Первый день я себе места не находил и придумывал способы, как бы выбраться с поля, пока Яков Карлович не успокоил меня:
– Ты особо не переживай, мы тебе такую характеристику напишем, что в аспирантуру без экзаменов примут. Слушай, а может тебе направление на предприятие оформить? – подумав, добавил он. – Ну тогда тебя вообще на руках носить будут. Вот только после учёбы придётся сюда на работу ехать. Ты как на это смотришь?
Немного подумав, я согласился получить направление: во-первых это решало мои возможные проблемы с работой по окончанию университета (а то пошлют по распределению куда-нибудь в центральную Россию, я ж там со скуки помру!), ну а во-вторых… А во-вторых, мне здесь просто понравилось! За эти два месяца я просто влюбился в эти мрачные и суровые места, да и работа была как раз по мне: всё время в движении, в поиске – о чём ещё можно мечтать в 20 лет!
В общем, я дал добро. Начальник по вечерней связи передал начальнику экспедиции моё пожелание работать в Новодвинской экспедиции после университета, а тот выслал соответствующее письмо на кафедру нашего факультета с обоснованием моей задержки на работе в связи с производственной необходимостью. И всё заверте…
Характеристика уровня "Ангел во плоти" :-)
Зато теперь я мог вздохнуть и свободно продолжить работу в отряде, тем более что работы той оставалось всего ничего. С записью вариаций магнитотеллурического поля Земли проблем у нас не было, поскольку практически еженощно всё небо полыхало северными сияниями такой интенсивности, что осциллограф на станции разве что не подпрыгивал, настолько мощными были вариации поля.
Вот так выглядели те места, где нам приходилось проходить на вездеходе. Фото с вертолёта, сделанное на обратном пути.
Тем временем становилось всё холоднее и холоднее. По утрам палатка покрывалась инеем, а по берегам рек и озёр время от времени появлялся ледяной припай. Чувствовалось, что зима уже совсем не за горами. Лес практически пропал, остались только узкие его полоски вдоль рек, зато всё остальное пространство теперь занимало одно огромное и бескрайнее болото. Скорее даже не болото, а самая настоящая тундра.
И вот, наконец, мы вышли на берег моря. Все три бригады снова встали вместе, чтобы завершить сезон контрольными работами, а попросту говоря, просто немножко отдохнуть от постоянных переездов и связанных с ними проблем.
Марс в своей палатке. Вот такой нехитрый быт у нас был.
Море… В детстве очень хотелось побывать на море, на настоящем море: с большими волнами и мощным прибоем, с чёрными скалами и большими красивыми раковинами. В 13 лет я впервые попал на море, когда родители отправили нас с другом в Жданов (Мариуполь) почти на два месяца погостить у его деда. Как же я радовался! Правда ожидания мои не оправдались. Не было там ни чёрных скал, ни прибоя с брызгами, да и ракушки там были какие-то мелкие и невзрачные. И вообще Азовское море очень сильно напоминало наше Камское водохранилище: такое же мелкое и скучное, разве что вода в нём солёная. В общем, сплошное разочарование, а не море. И вот я снова попал на море. Только теперь уже на Белое.
Не самое весёлое побережье.
С одной стороны, море здесь тоже напоминало наше Камское водохранилище вблизи моего посёлка: те же высокие глинистые берега, тот же песчаный берег, усыпанный вынесенными на берег стволами деревьев. А с другой стороны сразу было видно что море это – северное. Очень уж тяжело волны накатывали на берег, очень уж сурово выглядела тёмная и мрачная морская вода. А ещё там были приливы и отливы. Никогда бы в жизни не поверил, что вечером море за какой-нибудь час может уйти от берега на полкилометра, чтобы утром как ни в чём ни бывало шуметь у самого обрыва. И ещё – запах. Ни с чем не сравнимый запах морских водорослей, огромными валами выброшенных морем на берег! Поначалу меня даже мутило от огромного количества йода, которым моментально пропахло практически всё вокруг. Йодом пахла одежда, им несло от спальников, палаток и даже в чае чувствовался лёгкий йодистый привкус. Привыкнуть к нему, конечно, можно, но очень сложно.
Практически в первый или второй вечер Ваня Саенко с Вовкой Смирновым решили поставить свою знаменитую сеть. Мы с Валерой конечно же решили им помочь – ну разве можно отказаться от очередного приключения! Сеть решили ставить на отливе. Делается это так: во время отлива сеть относят как можно дальше от берега где её раскладывают на берегу, прикрепляя нижней частью к земле. Во время прилива вода поднимает сеть, а колышки, которыми она закреплена, не дают ей уплыть. В общем, всё просто. В теории. Судя по всему Ваня с Вовкой знали об этом примерно так же – в теории.
Для начала мы устроили ночные гонки за морем. Как только мы раскладывали сеть и начинали её закреплять как вдруг оказывалось, что море ушло ещё на 100 метров, поэтому мы снимали сеть и бежали с ней к морю, где всё повторялось снова: поставили, ушло, побежали догонять. Наконец нам надоело гоняться за водой - мы закрепили сеть и отправились спать в надежде на богатый утренний улов.
К нашему великому разочарованию утром сети на месте не оказалось! Видимо прибой размыл слабый песчаный грунт и сорвал нашу сеть с колышков. Расстроенные Вовка с Иваном отправились на её поиски вдоль берега в надежде, что её всё же вынесло на берег. И действительно нашли! Правда километрах в трёх от лагеря, закрученную в комок и всю утыканную какими-то палками. Распутывая сеть в лагере, они неожиданно обнаружили, что в неё попалась мелкая, размером чуть больше ладони, камбала. Есть в ней было практически нечего, поэтому рыбку выпустили в небольшую лужу, располагавшуюся неподалёку от палаток. Ну а я начал приучать её выполнять команду «К ноге!» Стоило только поставить ногу в воду, как камбалка тут же подплывала и пряталась под сапогом, тараща из-под него свои глаза.
Если присмотреться, то можно заметить камбалку около моих ног.
Поскольку работы у нас уже особо не было, то я большую часть времени болтался в окрестностях лагеря. Сходил вдоль побережья моря на восток километров за пять, но ничего особо интересного не обнаружил, разве что какую-то старую разбитую лодку. А вот на западе, совсем неподалёку от лагеря в небольшом леске я совершенно случайно наткнулся на маленькую часовенку. Поставлена она был так, что с берега её было практически не видно, зато наверняка хорошо заметно было с моря.
Внутри часовни стояла огромная икона святого Николая под стеклом и в богатом окладе. Между иконой и стеклом была навалена здоровенная куча денег: больше всего там было советских копеек, но внизу виднелись даже царские медные монеты. Вокруг иконы были развешены иконки помельче, посвящённые самым разнообразным святым. Видно было, что часовенка и иконы весьма старые, хотя самые старинные иконы на досках были убраны на полочку под иконостасом, правда, изображения на них уже совсем не были видны. Всё же в те времена увидеть рабочую часовенку (а в том, что она рабочая, я нисколько не сомневался – очень уж она ухоженная) было очень необычным делом.
А ещё мы с Валерой катались по морю на резиновой лодке, а Валера даже умудрился искупаться в море. Ну, как искупаться: во время одного из плаваний он выронил весло. Так что пришлось ему за ним сплавать. Что не очень-то весело при температуре воды чуть выше нуля. А целыми днями мимо нашего лагеря косяком летели гуси, спешащие на юг. Подлетая с моря к высокому берегу они делали резку свечку и взмывали вверх. Грандиозное зрелище, особенно когда это происходило в пяти метрах от лагеря.
Это я на лодке пытаюсь выгрести в море - довольно сложно, между прочим, во время прилива выгребать.
Ну а Валера умудрился даже поспать :-)
Но вот записана на магнитофон последняя катушка вариаций магнитотеллурического поля Земли и к нашему лагерю уже спешит вертолёт, чтобы вывезти нас в Тучкино, откуда нам с Валерой предстояло добираться в Архангельск, а оттуда домой – в Пермь. Закончился очередной мой полевой сезон.
Сложный выбор
Первым делом вылетев с поля мы с Валерой отправились в контору Новодвинской геофизической экспедиции за расчётом, печатями в дневник по практике и справками в трудовую книжку. Заработали мы около тысячи рублей, что по меркам 80-х годов было весьма значительной суммой.
Конечно же мы отправились гулять по Новодвинску. Пробежаться по магазинам после трёх месяцев в поле – увлекательнейшее занятие! Заодно заглянули и в спортивный магазинчик, хотя спортом ни я, ни Валера особо не увлекались. Зашли в магазин, а там лыжи стоят. ПЛАСТИКОВЫЕ! Тот, кто в Советском Союзе занимался лыжами, наверняка вспомнит что пластиковые лыжи тогда были жутчайшим дефицитом, на которых разве что в секции разрешали бегать, да и то избранным. А тут сразу две пары – бери не хочу! Пара беговых и пара полупластиковых попроще. Валера сразу же вцепился в беговые: стоили они то ли 100 или 110 рублей, т.е. очень дорого в отличие от вторых, которые стоили около 80 рублей.
– Классные лыжи! - сказал я. - Бери, не прогадаешь.
– А что так дорого-то? – тяжело вздохнул Валера, – может те, что подешевле, взять?
– Бери подешевле, – согласился я, – для прогулок – в самый раз.
– Я бегать буду! – задумался он.
– Тогда беговые бери, в чём проблема-то?
– Так они дороже.
– Тогда бери дешевле.
– Но они же хуже!
– Тогда бери дорогие.
Через полчаса нашей высокоинтеллектуальной беседы продавцы тихо икали под прилавком, уже не в силах смеяться, я был готов прибить Валеру любым тяжёлым предметом, и только виновник торжества, нахмуря брови, в очередной раз вопрошал меня – какие всё-таки лыжи ему взять.
... Лыжи он всё же купил. Те, что подешевле. И всю дорогу до дому ругал меня, что я не уговорил его купить лыжи подороже. А придя в общежитие мы неожиданно обнаружили, что забыли поставить какую-то печать в дневнике по практике. Снова разгорелся спор!
Валера старательно доказывал мне, что нужно обязательно поставить эту печать, иначе практику не зачтут, а я – что печать эта нафиг никому не упала, поскольку этих печатей в дневнике и так выше крыши: одной больше, одной меньше – никто и не заметит. Опять же справка о прохождении практики у нас на руках имелась. Да и на самолёт мы могли опоздать: вылетал он днём и нужно было ещё успеть доехать до аэропорта со всем нашим барахлом. Спорили мы часа два и в результате решили, что утром я с рюкзаками и лыжами еду в аэропорт, а Валера – в экспедицию, где ставит печати, после чего в темпе вальса тоже мчит в аэропорт.
Ранним утром я, сгибаясь под тяжестью двух рюкзаков и новеньких Валериных лыж, с большим трудом вскарабкался в автобус № 140, следующий рейсом Новодвинск-аэропорт Талаги, под сочувственные взгляды пассажиров. Всё же не каждый день людям приходится видеть человека, обвесившегося рюкзаками сзади и спереди, да ещё и как дурак с лыжами в руках посреди осени. Доехав до аэропорта я кое-как выгрузил своё барахло и сдал его в камеру хранения. После чего решил съездить прогуляться в Архангельск – до вылета самолёта оставалось ещё часа три.
Вышел я где-то в районе магазина «Океан» и практически сразу наткнулся на Валеру! Он шёл по улице, таща в руках какую-то коробку.
– Валера! – заорал я. – Ты же должен был ставить печати в дневник!
– А ты знаешь, я подумал что ты прав, - спокойно ответил Валера. – Справки у нас есть, печати в дневнике тоже какие-то имеются.
И простодушно добавил:
– Я вот плеер кассетный себе купил!
– Блин, Валера! – возмутился я. – Я тут как ишак барахло таскаю, а ты плееры покупаешь!
– Ну хочешь, я поеду печати поставлю?
– Да поздно уже, не успеешь, - ответил я, махнув рукой. – Пойдём лучше в кафешку. Мороженого поедим, кофе выпьем.
Кофе с мороженым примирили меня с жестокой реальностью и я даже повертел в руках новенький плеер, купленный Валерой. Плеер действительно был прикольный: непривычно маленький и ярко-красный.
Плеер был такой, ну или почти такой. Красный и блестящий.
Затем мы двинулись в аэропорт – самолёт ради нас никто задерживать не станет. В самолёте, на котором мы летели в Пермь, лыжи в багаж не приняли, поэтому они валялись под ногами в салоне, мешаясь пассажирам и стюардессам – и в итоге кто-то, в очередной раз наступив на лыжи, отломил носок одной из них.
Вместо эпилога
Первым делом по возвращении в Пермь я съездил в университет: нужно было решать вопрос с моим исключением. Зайдя в деканат я отправился к замдекана факультета Валентину Александровичу. Он посмотрел письмо от начальника Новодвинской экспедиции, прочёл характеристику, написанную Яковом Карловичем в дневнике по практике, заглянул в мою зачётку после чего перевёл свой взгляд на меня:
– Ну и что мне с вами делать, Дмитрий Иванович? Вот тут за Вас товарищи просят, друзья Ваши уже раза три прибегали – просили, чтобы не исключали. С работы о Вас хорошо отзываются, просят чтобы Вас к ним после учёбы направили. И оценки у вас хорошие, а вот зачёта по физкультуре нет.
Валентин Александрович.
– Так мы с преподавателем поссорились и он пообещал, что зачёт мне ставить не будет. Пусть меня к другому переведут, я за прошлый год готов отработать.
– Ладно, - подумав, сказал Валентин Александрович. – Пока не исключим, но стипендии лишим. А если к концу семестра не отработаете – пеняйте на себя.
Я действительно перешёл к другому преподавателю физкультуры, который первым делом решил проверить меня на нормы ГТО. Ха, испугал! После армии с её нормами ВСК (военно-спортивный комплекс), номы ГТО — это же детский лепет! В общем, преподавателя я очень сильно удивил, поскольку мой прошлый препод наговорил про ему меня всякие гадости. Отрабатывать прошлый год мне тоже пришлось, готовя по первому снегу лыжню для бега, зато к концу семестра в моей зачётке красовался зачёт по физкультуре, а в следующем семестре я стал получать сразу повышенную стипендию, целых 46 рублей.
Ну, а Валентин Александрович меня запомнил, поэтому весной на экзамене по теории поля (весьма зубодробительный предмет) выжал из меня все соки, пытаясь подловить на незнании его предмета, но и я не лыком шит: уж к его-то экзамену я готовился особенно тщательно.
Но это уже совсем другая история.
P.S. Вот и закончилась очередная моя долгоиграющая история. Читать не устали? Сейчас надо будет решить, о чём рассказать: то ли про четвёртый сезон начать писать, то ли какие-нибудь мелкие истории рассказать.
Пишите, спрашивайте, критикуйте - будем общаться!
Ну а ежели кто захочет отблагодарить автора за его тяжкий труд, то автор возмущаться не будет.
Ждать вертолёт нам пришлось долго: сначала его пару дней отменяли из-за погоды, а потом пограничники устроили какие-то свои учения и закрыли небо ещё на три дня. В общем, когда вертолёт наконец прилетел, то отъезжающие студенты готовы были готовы порвать всех вокруг. Ждать – всегда тяжко, а ждать после двух месяцев в тайге, когда впереди предстоит встреча с молодой женой – тяжко вдвойне!
Но вот вертолёт всё же прилетел, привёз начальство, вездеходчиков и одного нового рабочего взамен уезжающих студентов. Ребята отправились в Пермь, а мы с Валерой остались, как было записано в записке, переданной для университетского начальства: «в связи с производственной необходимостью». Я оставался в бригаде Якова Карловича, а Валера – у Марса. А новый рабочий Иван Саенко, круглый и очень жизнерадостный мужичок предпенсионного возраста, отправился в бригаду Игоря. Впереди нас ожидали ещё три недели работы, переездов и новых приключений.
Прилетевший с отдыха начальник практически прямо у вертолёта вручил мне мешок со свежей капустой и радостно сообщил:
– Держи, студент! Порадуй нас чем-нибудь капустным!
– Окейно, Яков Карлович! – не менее радостно ответил я, судорожно вспоминая, что же мне известно о капусте. Если честно, то до этого максимум что я делал с ней – это нарезал на шинковке для засолки, а вот готовить её мне ни разу не доводилось. Мама нас с отцом на время приготовления обедов с кухни обычно выгоняла, так что все мои знания о приготовлении пищи основывались на личном опыте армейской службы, туристических походов и двух полевых сезонов. И если с картошкой, мясом, рыбой и всяческими консервами я «общался» легко, то с капустой столкнулся впервые. Совершенно неожиданно мне вспомнилась детская книжка «Фердинанд Великолепный» про пса, который решил стать человеком. Там в одной из глав рассказывалось про «знаменитое охотничье рагу», которое знакомый Фердинанда готовил из капусты, картошки и дичи. Дичи у меня не было, зато была капуста, картошка и полукилограммовая банка тушёнки, густо смазанная солидолом. Что такое «рагу» я, если честно, тоже не особо представлял, поэтому решил действовать по интуиции: нарезанную картошку с капустой закинул в котёл, слегка обжарил, после чего добавил тушёнки и поставил всё это тушиться примерно на полчаса. К моему большому удивлению «знаменитое охотничье рагу» было сметено практически моментально! Так что ещё пару дней подряд мне пришлось исполнять его «на бис» - восхищённая публика никак не хотела отпускать меня со сцены, т.е. с кухни.
Именно эту книгу я и читал в детстве.
Как-то раз я рассказал эту историю жене и сыну, после чего пришлось его приготовить. Правда, вместо тушёнки я использовал свежее мясо, но сам принцип оставил тем же: обжарить и потушить. Как это ни странно (всё же полевая кухня довольно специфичная), но и в этот раз рагу было съедено с большим удовольствием.
Но что самое интересное, пытался я найти этот рецепт в книжке и не нашёл! Той самой книги у меня не сохранилось, а в найденной на просторах интернета написано про бигос! И никакого «знаменитого охотничьего рагу»! То ли переводчик другой, то ли решили это название заменить в новых изданиях.
Скит
Тем временем наш отряд продвигался дальше на север, и чем дальше мы шли, тем меньше становилось лесов, зато болота начали разрастаться до каких-то необъятных размеров, подавляя нас своим величием и запахами. Никогда раньше не знал, что болота могут издавать огромное количество запахов: мимо некоторых мест мы старались проскочить как можно быстрее, настолько удушающими миазмами нас обволакивало, зато в других местах мы наслаждались густыми ягодными ароматами. К нашему сожалению, воняли болота гораздо чаще, чем приятно пахли, а ведь нам там приходилось не только их проезжать, но и жить на них!
Бескрайние архангельские болота.
Впереди на профиле нас ждало Койдозеро, огромное даже на карте. Вот только между нами и озером лежало здоровенное карстовое поле, настолько изрытое карстовыми воронками, что больше всего напоминало заросшее лесом поле какой-то древней битвы. Бригада Игоря первой сунулась в эти места, но вынуждена была объехать карстовое поле с востока, поскольку сплошные завалы из поваленных деревьев, огромные ямы, заполненные тёмной водой и мрачный хвойный лес не пропустили их к озеру. О чём Игорь и предупредил нас на вечерней связи.
Переезд через реку.
Весь вечер мы с Яковом Карловичем изучали карту, придумывая, как бы объехать это поле. Соваться туда смысла не было никакого, с юго-востока поле подпирало довольно гиблое болото с большим количеством промоин и только с северо-запада к Койдозеру можно было подобраться довольно спокойно. Пусть это выйдет на 15-20 километров длиннее, зато вездеход не угробим во всех этих буераках и не утопим в болоте.
Видите светлую треугольную структуру по центру космоснимка? Вот это и есть карстовое поле - такое огромное, что его даже из космоса видно.
Итак, мы потихоньку пробивались на вездеходе к западному окончанию Койдозера как вдруг совершенно неожиданно вылетели на здоровенную поляну, на которой стояло несколько домов. Точнее, дом был один - огромный, длинный домина из толстенных, потемневших от времени брёвен. Рядом стояли пара бань, какие-то сараи и высоченный сарай для сушки сетей - точно так же, как и дом, срубленные на века. Невольно возникало ощущение, что мы с разгона угодили из конца двадцатого века в век восемнадцатый, а то и раньше – очень уж всё вокруг выглядело древним. Время явно остановилось в этих местах лет триста тому назад.
Начальник вытащил карту, и мы стали её разглядывать. На карте было Койдозеро, было Куприяново озеро, были карстовые поля... А вот никакого поселения на карте не было!
Что это за поселение? Если заброшенная деревня, то очень уж всё вокруг выглядело жилым, даже несмотря на то, что нас никто не вышел встречать. Если жилая - то почему её нет на карте? Похоже, что мы ненароком наткнулись на староверческий скит. И это, если честно, совершенно не радовало. Староверы не любят чужих людей, и как они отнесутся к нам - мы не знали.
Бросив вездеход на краю поляны, мы подошли к дому. Дверь дома была не заперта, как в то время было принято в северных местах – для заблудившегося человека подобный дом может стать единственным спасением в этих негостеприимных местах.
Вблизи дом просто поражал своими размерами – он растянулся в длину метров на двадцать если не больше. Наверняка под его крышей были запрятаны и овины, и сеновалы, и амбары как это принято в северных деревнях. Хозяев в доме мы не нашли, а все жилые комнаты в нём были закрыты на здоровенные замки кроме гостевой комнаты.
Не найдя хозяев, мы вышли из дома, прикрыв входную дверь. Скит скитом, но нужно было нам нужно было ехать дальше. Объезжая поляну со скитом мы проехали мимо маленького кладбища с замшелыми резными деревянными крестами с крышами-голубцами и надписями, выполненными самой настоящей кириллической вязью. Сколько же лет этому кладбищу – страшно представить!
Выглядело кладбище примерно так, разв что было чуть более заброшенное. Фото из интернета.
До Койдозера мы добрались уже к вечеру, когда солнце окрасило небо во все оттенки красного и розового. О том, чтобы ехать вдоль озера по берегу, не могло быть и речи, стоило только увидеть суровые утёсы, возвышающиеся по обеим берегам. Самые настоящие утёсы – такое чудо в исключительно низинной и болотистой Архангельской области мне довелось увидеть впервые. Да и потом я утёсы видел разве что на Тимане. Только там вообще горы наоборот: сверху – тундра, снизу – горы. А тут прямо самые настоящие белоснежные скалы, как где-нибудь на Урале. Ехать по ним, да ещё в потёмках – равносильно самоубийству. Поэтому мы поплыли. На вездеходе.
Дело в том, что ГАЗ-71, он же ГТС – вездеход плавающий. Теоретически. Практически мы это его свойство ещё ни разу не использовали. Поэтому перед поездкой по воде вездеход был загнан на маленький холмик так, чтобы под него можно было влезть. После чего Яков Карлович с Саней залезли под вездеход и проверили, закрыты ли сливные отверстия и цело ли днище. Не найдя в лодке (так называют корпус вездехода) никаких посторонних отверстий, Яков Карлович сказал:
– Поехали! – и махнул рукой, явно кому-то подражая.
Так мы и плыли по озеру. Фотографий с того переезда у меня не сохранилось, поскольку снимал на цветную плёнку с чувствительностью в 16 ед. То ли света ей не хватило, то ли я при проявке нахимичил, только практически вся плёнка оказалась "запоротой".
Ехать по озеру оказалось довольно занудным занятием, поскольку наш дредноут полз со скоростью улитки, которой, как известно, вообще спешить некуда - она свой дом на спине таскает. Так что 4 километра мы прошли часа за 1,5, успев при этом довольно сильно замёрзнуть, поскольку ближе к осени ночи становились уже совсем холодными. Единственной отрадой на этом пути стала встреча с парой лебедей, спокойно плывущих на фоне здоровенной скалы и звёздного неба. К лагерю Игоря мы причалили практически в полной темноте, удивив бригаду до крайности.
– Вы на нём через всё озеро плыли? – больше всех удивлялся вездеходчик Вовка Смирнов. – Да на нём же через лужу опасно переплывать - утопнет!
Переночевали мы в охотничьей избе, стоявшей неподалёку от лагеря второй бригады – для того, чтобы поставить палатку посреди ночи да ещё после целого дня в пути у нас не оставалось никаких сил. А изба была знатная – с большой русской печкой, на которой лежала здоровенная шкура белого медведя. Вот под этой шкурой мы и провели ночь, чтобы на следующий день двинуться дальше по профилю к своей точке.
Бешеный заяц
Ваня Саенко, новый рабочий Игоря, пришедший на смену уехавшим домой студентам, был в полном восторге от нашей работы. Вообще-то он работал коком на одном из ледоколов (то ли на «Арктике», то ли на «Ленине»), но на время отпуска решил пошабашить, устроившись на месяц в геологическую партию. К нам вообще много моряков приходило работать: видимо много общего в нашей работе. Работу в бригаде Ваня воспринимал как самый настоящий отпуск:
– Это вам не 200 человек накормить! – восклицал он, готовя очередное невообразимо вкусное блюдо из обычных консервов, добавляя в них какие-то специи, привезённые из дома в необъятной сумке, или варя кисели с компотами из местных ягод и трав.
Вообще он, как хомяк, всё время что-то собирал, сушил, варил, мариновал и засаливал. В итоге бригада Игоря обросла банками, коробками и вёдрами, забитыми дарами местной природы. И когда в конце месяца августа Ваня получил квиток о зарплате то жутко удивился:
– Вам за это ещё и деньги платят!? – воскликнул он, разглядывая довольно приятную трёхзначную циферку в графе «к выдаче», - Да я бы и бесплатно поработал у вас!
И он горделиво посмотрел на очередной рукотворный Эверест из банок и коробок с грибами и ягодами, подготовленных им к отправке домой. А из прилетевшего вертолёта выгружали присланные для Вани новые коробки с пустыми банками и вёдрами, чтобы было куда складывать солёные подосиновики и варенье из черники. А поскольку вертолёты к нам летали довольно часто, бензин-то наши вездеходы жрали просто бочками, то и Ваня без работы не оставался.
С одним из вертолётных рейсов Ивану прислали сеть для рыбалки, причём каких-то гигантских размеров: если в высоту она была примерно 2 метра, то в длину все 15 а то 20 метров с огромными ячейками, явно рассчитанными на ловлю каких-то крокодилов. Вот только одна беда – сеть была откровенно старой и драной. Так что в один пригожий денёк Ваня поставил её на болоте, чтобы залатать все крупные дыры. Сидя на складном брезентовом стульчике он латал очередную дыру, когда в дальнюю от него часть сети влетел здоровенный заяц и естественно там запутался. Бросив работу, Иван рванул к палатке за ружьём. Пока он копался, выискивая патроны и заряжая двустволку, заяц порвал сеть и сбежал, так что когда Ваня выскочил из палатки с ружьём, то косого уже и след простыл. Зато в сетке появилась новая дыра.
Унеся ружьё обратно в палатку, Ваня начал чинить новую прореху. В это время заяц, сделав огромный круг по болоту снова выскочил к лагерю и опять угодил в сеть! Иван снова побежал в палатку за ружьём, но когда выскочил из неё – косой снова сбежал, проделав очередную дырищу в многострадальной сети.
Плюнув с досады и выстрелив от избытка чувств в воздух, Ваня собрал сеть и волок её в палатку несмотря на то, что народ активно убеждал его оставить сеть на болоте – глядишь к ужину зайцев наловить сумеем! Сеть Иван в итоге починил, и мы даже воспользовались ею, когда стояли на море, но вот зайцы в неё больше не попадались.
Вот только сетей мне на болоте не хватало!
P.S. Следующую историю про Очень мокрый поход и красные трусы я уже выкладывал в качестве поста, кто не читал - заглядывайте, а впереди у меня остался самый последний пост про море и конец сезона.
Заходите, читайте, пишите комментарии - я всегда вам рад!
Закончив работу на Волчьих озёрах, наша бригада отправилась дальше – следующая точка находилась на берегу Мегорских озёр, которые по Архангельской традиции состоят из длинной цепочки разнокалиберных озёр, озёрищ и озерков, соединённых протоками и протянувшихся с запада на восток на целых 25 километров. Места эти, хоть и дикие, но очень и очень красивые. Просто представьте себе палатку, стоящую на берегу озера в окружении корабельных сосен и высоченных берёз. Добавьте сюда ярко-голубого неба и немножко белого ягеля под ногами, глубокую синь озёрной воды и вы получите слабое представление о том, как выглядят на самом деле Мегорские озёра.
Мегорские озёра во всей красе.
И это тоже Мегорские озёра
Какие же там шикарные кувшинки! Белые, жёлтые и одуряюще красивые.
Добраться до всей этой красоты очень сложно, во всяком случае в те времена нужно было обладать нехилым упорством, чтобы преодолеть десятки километров глухой тайги и болот, скрывающих озёра. Тем не менее неподалёку от лагеря мы нашли заброшенную охотничью избушку, которой давно уже никто не пользовался. Вот уж не знаю, кто и в какие времена сюда добирался, но сложенная из кирпичей печь внутри избы вызвала моё неподдельное уважение – это ж надо было так расстараться!
Заброшенная изба.
Поставив палатку, установив станцию и раскинув сеть датчиков мы с большим трудом завели один из наших бензогенераторов (к середине сезона движки на них начали «уставать» от постоянной нагрузки, поэтому теперь мы возили с собой уже не один, а три АБ-шки) и начали работу. Яков Карлович с Саней Бугровым отправились на рыбалку, а в лагере остались только я да Толик Малышев. Я смотрел за работой станции, а Толик валялся на раскладушке, смачно грызя сырую картофелину. Неожиданно он спросил:
– Дима, ты же в армии служил?
– Служил, - ответил я. – А к чему спрашиваешь?
– Постриги меня, а то волосы надоели, - ошарашил меня Толик.
– Э… - только и смог ответить я. – Вообще-то я стричь не умею.
– В армии служил? Служил! Значит стричь умеешь. У нас в деревне все армейцы стричь умеют, - ошарашил меня Толик своими аналитическими способностями.
Весь мой армейский опыт стрижки состоял в бритье налысо пары голов своих сослуживцев на сто дней до приказа, о чём я совершенно честно сообщил Толику, но он было просто неудержим. Покопавшись в баулах, Толик извлёк на свет божий ножницы с расчёской и сказал:
– Стриги!
Ну что же: хозяин – барин. Я честно попытался изобразить на его голове хоть какое-то подобие причёски, полчаса ходя вокруг него с ножницами и расчёской. Но – не судьба! То, что в итоге у меня получилось назвать причёской было весьма затруднительно. Даже в очень сильном подпитии. Оглядев дело рук моих при помощи карманного зеркальца, Толик глубоко вздохнул и спросил:
– А брить-то точно умеешь?
А ещё через десять минут Толик разгуливал по лагерю, поглаживая голую как биллиардный шар голову и тихонько бормоча про себя что-то на коми языке. Зато на вернувшихся рыболовов он произвёл просто неизгладимое впечатление!
– Вылитый Фантомас! – заржав, сообщил Толику Саня. – Тебя теперь в кино можно снимать, будешь самого главного злодея играть.
– Ну ничего-ничего! К концу сезона обрастёшь заново, - усмехнувшись протянул Яков Карлович. – Времени ещё вполне достаточно.
Утром к нам пришла хозяйка этих мест. Совершенно спокойно она сидела на растяжке от палатки и наблюдала за странными двуногими, ходящими возле её дома.
Когда леший водит
На следующий день к нашему лагерю подъехала бригада Игоря, в которой в то время работали Женька с Андреем Горбуновым: закончив работу на предыдущей точке, они переезжали на новый пункт наблюдения, находившийся примерно в пяти километрах от нас к северу на реке Мегре. Посидели, поболтали, попили чайку, похихикали над новой Толиковой причёской... Время близилось к вечеру, поэтому ребята не стали засиживаться, чтобы успеть встать на точку до темноты. Но вечерний сеанс связи они пропустили.
– Что-то долго они добираются, - сказал по этому поводу Яков Карлович. – Ладно, утром пообщаемся.
Но утренний сеанс связи они тоже пропустили.
– Проспали они там что ли? - удивился наш начальник. Но и на дневной сеанс они тоже не вышли, и тогда начальник всерьёз забеспокоился. Три пропущенных сеанса связи — это уже серьёзно. Мало ли что может случиться с вездеходом в тайге или на болоте?! В итоге всё же решили дождаться вечерней связи и если Игоря на ней снова не будет, то на следующий день с утра выдвигаться на поиски. А ближе к вечеру мы заметили на озере какую-то лодку, плывущую прямо к нам. И это на севере Архангельской области, в местах где на сотни километров одни болота, никакого жилья, и где проще встретить какого-нибудь медведя или лося, чем человека!
Начальник быстро сбегал в палатку за биноклем. В бинокль стало видно что лодка - классическая надувная оранжевая трёхсотка. Такими лодками в то время обильно снабжали практически все геологические партии и отряды. Были они и у нас в каждой бригаде. Но геологов-то, насколько мы знали, сейчас здесь точно нет! А если это наши, то почему на лодке?!
Мы запрыгнули в свою лодку и поплыли навстречу. В подплывающей к нам посудине сидели жутко уставшие Женька с Андреем. Завидев нас, они очень сильно оживились.
Великие путешественники на трёхсотке.
– Мы вот плывём и спорим: найдём вас или нет? – наперебой начали рассказывать они. – Мы от вас когда уехали, почти всю ночь на вездеходе ездили – круги по болотам нарезали. Заблудились напрочь! Мы с Женькой наверху сидели – смотрим, а Луна то справа от нас, то вдруг слева окажется. Под утро на Мегру выехали, да застряли наглухо – вездеход в какую-то ямину угодил.
Ясно было, что нужно идти к нам за помощью, вот только куда? Вдоволь накатавшись по болотам они теперь откровенно побаивались возвращаться назад по своим следам. Хрен его знает, куда эти следы завести могут. Оставался только один вариант – сплавиться по Мегре до озёр, а уж там постараться найти наш лагерь. Вот только вместо 5 километров пешком по болотам, парням пришлось плыть 10 километров по извивающейся болотной речке, да ещё и против течения! Так что к нашему лагерю они подплывали уже совсем уставшие и замученные. Мы зацепили лодку потерпевших аварию на буксир и отправились к лагерю.
Вечерело, поэтому решили выехать к Игорю с утра пораньше, тем более что он наконец-то вышел на вечернюю связь и Яков Карлович с ним об этом договорился. За ночь мы записали последнюю бобину рабочих материалов, так что с утра пораньше спокойно собрали лагерь и выехали на поиски заплутавшего вездехода.
Как ни странно, но до места, где нас ожидали Игорь с вездеходчиком Вовкой Смирновым, мы добрались весьма быстро. Разве что вездеход наш в очередной раз застрял в болоте, но даже провозившись с его вытягиванием, мы добрались до потерпевших вездеходокрушение всего часа за полтора – практически рекордное время для нашего водителя!
Болотная эпопея с нашим вездеходом.
Естественно, в первую очередь Яков Карлович вдоволь повеселился над Игорем:
– Ну ты даёшь – в трёх соснах заблудился! По компасу-то не судьба была ехать?
– Так я по компасу, - оправдывался Игорь, почёсывая пальцем в затылке. – И по карте. А вот чёрт его знает, как закрутился.
– Вообще чудеса какие-то, - рассказывал в это время Володя Смирнов. – Еду-еду, вдруг, хопа, снова на свой след выезжаю! Вот как так-то, по прямой же ехал! Леший водил, не иначе.
Ох и тяжкая это работа – из болота тащить бегемота! Мы, конечно, не бегемота вытаскивали, а вездеход, но промаялись с ним ничуть не меньше – завяз Вовкин вездеход весьма качественно.
Начальство обсуждает фронт работ.
Ну а студентам прикольно - приключение!
Раз-два - взяли! Раз-два - дружно!
Пришлось и слегами - толстыми и длинными жердями помогать, приподымая ими нос застрявшего вездехода, и брёвна подкладывать… Часа через два, заляпавшись грязью с ног до головы, мы всё-таки вытащили его из болотистого берега Мегры. После чего, собрав разбросанные вокруг вещи потерпевших, мы выдвинулись к месту будущего лагеря Игоря. Там мы и оставили потерпевших разбивать лагерь и растягивать установку, а сами отправились дальше на север, на новую точку.
... Четыре часа спустя мы снова оказались возле лагеря второй бригады, о чём узнали, заметив в траве линию электрических датчиков. Начальник затормозил вездеход, и мы, бросив его в перелеске, отправились в лагерь второй бригады. Теперь ржали уже они.
– Да мы полдня слушаем, как вы вокруг нас круги нарезаете, - радостно сообщил Игорь, начальник второй бригады, - Ждём уже, когда на чай заглянете.
Ну какой же полевик откажется от чая! Напившись чая и наболтавшись, мы расслабленным шагом отправились к нашему вездеходу.
– Ты хоть помнишь, где мы вездеход оставили? - задал коварный вопрос начальник.
– Конечно помню! - нисколько не сомневаясь ответил я и бодрым шагом направился в сторону перелеска. Я-то в лесу хорошо ориентируюсь, в отличие от начальника. Мы подошли к предполагаемому месту стоянки. Вездехода не было! Наш вездеходчик истерически заржал, а начальник тихо сказал:
– Так, быстро ищем вездеход, не дай бог узнает кто, стыда не оберёмся!
Полчаса мы бегали по всем ближайшим перелескам. Нашёлся вездеход совершенно не там, где мы ожидали его найти.
– Всё, - сказал начальник, - Едем по компасу!
И мы медленно потащились на север, сверяясь с компасом каждые триста метров. Когда же, наконец, добрались до своей точки, то был уже поздний вечер. Поэтому станцию в этот день мы так и не запустили.
Что ж. Иной раз дорогу даже так высматривали!
А ещё через день Вовка Смирнов, перевозивший на новое место бригаду Марса, снова заблудился в этом же самом месте. То ли действительно леший водил, то ли вездеходных следов на болоте оказалось уж слишком много.
Карта нашего путешествия.
Полевая коптильня
Закончился август, а вместе с ним подошёл конец и нашей практике. Если точнее, то мы с Валерой решили остаться ещё на пару недель до окончания работ «по производственной необходимости» чтобы денег подзаработать. Да и перспектива по приезду в Пермь попасть вместо аудитории на колхозные поля тоже особо не радовала. Между нами говоря, была у отъезжающих и ещё одна уважительная причина – все они, кроме нас с Валерой, уже успели обзавестись семьями, поэтому и спешили добраться домой побыстрее.
А пока нам всем, и уезжающим, и остающимся, было выдано последнее, но очень важное задание – охранять лагерь со всем отрядным имуществом (станции цифровые электроразведочные – 3 штуки, магнитофон отечественный – 3, вездеход - 2), пока остальные члены геофизического отряда отдыхают на отгулах в Архангельске. Поскольку все мы успели отслужить в армии, то охрану несли чётко по принципу: солдат спит – служба идёт. На второй или третий день спать нам надоело, поэтому решено было сгонять на ближайшую речку, наловить хариуса и закоптить его. Да не какого-нибудь горячего копчения, а самого настоящего – холодного! Благо нам с Андрюхой уже доводилось этим заниматься в свой первый полевой сезон на Урале. Правда, коптильня там была стационарная, ну так и мы кой-чему за три полевых сезона научились. В общем, идея понравилась всем. Осталось дело только за рыбой, которую ещё наловить нужно было.
Вот за что я люблю Архангельскую область – так это за её реки и озёра. Мало того, что таких красивых озёр я больше нигде не встречал, так они же ещё полны рыбы! Не зря же местные говорят вместо «Пойду на рыбалку» - «Пойду за рыбой». Ага, как в магазин, блин.
Неподалёку от нашего лагеря протекала речка с весьма «оригинальным» названием Берёзовая, на неё-то мы и отправились. Через год нам с Андрюхой доведётся сплавляться на резиновой лодке-трёхсотке по этой самой реке, увозя в лагерь продукты с утопленного вездехода, но кто же об этом знал в то время…
Итак, мы, всей честно́й компанией отправились на рыбалку. С нами пошёл даже Женька, хотя этот сугубо городской товарищ рыбалку видел разве что по телевизору. Так что пришлось учить его делать удочку и объяснять, как нужно правильно рыбачить. Получилось у него не очень, но парочку хариусов он сумел выловить. Домой мы вернулись уже под вечер и сразу же закинули рыбу в рассол, чтобы к утру она успела просолиться.
А хариус на Берёзовой был знатный! Поддавшись всеобщему настроению я тоже побрился, только усы оставил.
С утра рыба была вытащена из рассола и развешена на свежем воздухе – в отличие от горячего копчения, для холодного рыбу желательно подвялить. А пока рыба сохла на архангельском солнышке, мы приступили к изготовлению полевой коптильни. Для этого в болоте выкопали траншею, в которую положили трубу от печки – буржуйки, после чего засыпали её мхом и торфом – они прекрасно охлаждают идущий по трубе дым. С одного выхода трубы выкопали очаг, а на другой выход одели печное колено, чтобы дым шёл вверх и создавалась тяга. Иначе как дыму объяснить, что ему надо вот сюда, а не в другую сторону? Над выходом трубы сделали саму коптильню: вбили четыре кола и намотали верёвки, на которые будем вешать рыбу. Вуаля! Коптильня готова!
Хариус подвялился к вечеру. Пока развесили рыбу в коптильне, пока замотали коптильню брезентовыми плащами, пока разводили костёр – наступила ночь. Для холодного копчения рыбу нужно коптить часов 5-6, поэтому кому-то придётся всю ночь провести у костра, не давая ему потухнуть или сильно разгореться. Решили бросить жребий, но неожиданно Женя сообщил, что он согласен последить за костром, поскольку спать ему всё равно не хочется. Мы, конечно, тут же согласились – что мы дурные какие, чтобы отказываться от такого предложения?
В шесть часов утра Женька поднял нас громким криком:
– Подъём! Пошли хариуса смотреть!
Отчаянно зевая и потягиваясь, мы выбрались из спальников и вышли на улицу. Утренний туман укутал всё вокруг белым покрывалом, спрятав от нас и лес, и болото. Было сыро и зябко. Мы подошли к коптильне, от которой шёл сбивающий с ног запах дыма. Давясь набежавшей слюной, мы стали аккуратно снимать брезентовые плащи с кольев. Вот сейчас, ещё немножко… В мыслях уже начали проплывать картины жирно поблёскивающих, золотистых от дыма рыб, висящих на верёвках. И вот, наконец, снят последний плащ, и перед нашим взором предстали ряды чёрных, наполовину обугленных рыбин, каким-то чудом не успевших сгореть полностью. Плащи тоже пострадали: пуговицы на них оплавились, а сами они порыжели и намертво пропитались дымом.
- Женька! Проспал, зараза!
- Да я не, я на минутку! – пытался оправдаться виновник торжества. Он действительно заснул, и не уследил за костром, который разгорелся слишком сильно. Рыбу сначала хотели выбросить, но зелёная жаба задавила наш порыв, поэтому решили её попробовать. Оказалась она вполне не плохой на вкус – обуглилась только верхняя часть, а внутри рыба практически не пострадала.
Хорошо, что у нас ещё оставался вяленый хариус, так что мы заправили вторую партию в коптильню – вторая партия получилась правильной: золотистой и блестящей.
И обалденно вкусной.
P.S. Каюсь перед своими читателями - в эту часть вставил две истории, которые уже выкладывал раньше, правда, я их довольно сильно переработал. Но без них история этой летней практики была бы неполной.
Приятного чтения! От вас же жду комментарии, вопросы, критику и советы - всегда с удовольствием со всеми вами общаюсь!
