Серия «Байки геофизика»

Первой на Отоме встала бригада Игоря, застолбив весьма неплохое место на берегу почти что настоящей горной реки. Наша бригада не доехала до лагеря Игоря всего каких-то пару километров – лопнул торсионный вал на одном из катков. Естественно, что заменить его было нечем: кто бы мог подумать, что может сломаться такая железяка.

– Нужно сходить к Игорю, - почесав голову, предложил Женька. – У Петровича наверняка в заначке торсион имеется. Ну или подскажет чего умного.

Павел Петрович, водитель Игоря, который, несмотря на свой пенсионный возраст, до сих пор гонял вездеходы по лесам Архангельской области и был неисчерпаемым кладезем народной мудрости. Начинал он свою трудовую жизнь ещё в 40-е годы: сплавлял лес по вологодским рекам, чистил Заполярье от мин и снарядов, оставшихся там со времён Великой Отечественной войны, а потом попал к геологам, да так и осел в Ненецкой партии. Игорь был за ним как за каменной стеной: вездеход у Петровича всегда был на ходу, никогда не ломался и нигде не застревал. Ну а все водители бегали к Петровичу за советами и какими-нибудь запчастями, которые у него имелись практически на все случаи жизни.

Собравшись, мы с Женькой отправились в путь. Почему снова я? Да не сиделось мне на месте никогда, вот поэтому. Да и посмотреть на Беломорские горы хотелось. Красивые всё же эти холмы и сопки, правда, ходить по ним, особенно с большой железякой на плечах – то ещё «удовольствие», в чём мы с Женькой довольно быстро убедились, возвращаясь назад с торсионом, выпрошенным у Петровича.

К вечеру, починив вездеход, мы снова подъехали к лагерю Игоря, где и заночевали, поскольку даже Яков Карлович не рискнул ехать ночью по Отоме. И в общем-то угадал, поскольку на преодоление 10 километров от стоянки Игоря до места нашего будущего лагеря мы потратили практически весь следующий день.

Через пару дней по пробитому нами следу выехала бригада Марса на своём вездеходе-утопленнике, который они к тому времени привели в порядок. Не доехали - на одной из переправ через Отому бедная колымага завалилась на бок. А когда её вытаскивали из реки, то умудрились свернуть ей карданный вал, замены которому не было даже у Петровича. Так что до ближайшего вертолёта Марсов драндулет превратился в большую и никому ненужную железяку.

«Пора сбегать с этой злосчастной реки!» – решили мы и собрав пожитки, двинулись дальше. Уехали, правда, недалеко, потому что на этот раз уже на нашем вездеходе рассыпался диск сцепления. Отома откровенно не хотела выпускать нас из своих объятий. Провозившись целый день, мы всё же сменили разбитый диск на новый, хотя для этого нам пришлось вытаскивать весь двигатель целиком, а это весьма непростая задача, особенно на крутом склоне, где и застыл на вездеход. Починив, двинулись дальше.

Новая наша точка глаз не радовала: хоть и встали мы на озере, но берег его был отвратительным: очень топкое и качающееся под ногами болото. Разгрузившись, Женька на своём вездеходе отправился назад, к Марсу, чтобы перевести его на новую точку профиля. Проезжая мимо нас, он должен был забрать и меня, поскольку в будущий лагерь к Марсу должен был прилететь вертолёт с карданным валом для вездехода, а нас с Андреем забрать оттуда и вывезти в Архангельск: практика наша подошла к концу, пора было возвращаться домой.

Рано утром Женька подъехал к нашему лагерю - если точнее, то остановился в полукилометре от лагеря, перед самым болотом, а сам пришёл пешком. Я быстренько собрал вещи и направился к вездеходу.

– Чего спешишь? – тормознул меня Женька. – Я сейчас чаю попью и подгоню вездеход поближе.

– Лучше не надо, а то завязнешь, - ответил я.

– Да фигня, я аккуратно!

… Проехать Женька успел метров 20, после чего вездеход провалился сквозь тонкую плёнку мха и ушёл в болото по самую кабину.

Часа три мы пытались вытащить его, но вездеход всё глубже и глубже засасывала трясина. В итоге пришлось его бросить – сил у нас явно не хватало. Тут нужна была техника помощнее, чем наши руки. Даже оставшийся на ходу вездеход Петровича было страшно использовать – ведь он у нас оставался последним «живым» транспортным средством.

Бригада Марса разгрузила вездеход и поставила палатку в нашем лагере, после чего все дружно отправились готовить новую вертолётную площадку на ближайшее болото, чтобы никуда больше не тащиться. Собственно говоря, ничего сложного в этом нет: нужно просто убрать на площади метров 20 на двадцать все деревца и обозначить площадку флажками.

Прилетевший на следующий день Ми-2 выгрузил карданный вал для вездехода Марса, забрал нас с Андреем и отправился назад, в архангельский аэропорт Васько́во, откуда нам пришлось добираться до экспедиции уже на обычном рейсовом автобусе. То ещё удовольствие – ехать в забитом людьми Пазике с кучей собственного барахла да ещё и с двумя мешками магнитофонных катушек с рабочими записями, которые нам предписывалось беречь, как зеницу ока. Так что когда автобус открыл двери на остановке около экспедиции, то, чтобы побыстрее выгрузиться, вещи пришлось выбрасывать прямо в осенние лужи и грязь. Наконец мы выскочили из салона и радостно вздохнули: «Успели!» Автобус, закрыв двери, отъехал от остановки метров пять и заглох. Через некоторое время двери его снова открылись и послышался голос водителя:

– Просьба покинуть салон, автобус дальше не идёт!

Да блин! Проклятие О́томы настигло нас даже в Новодвинске!

Вместо эпилога

Мы с Андреем, несмотря ни на что, всё-таки благополучно добрались до Перми, где продолжили учёбу на последнем, пятом курсе геологического факультета Пермского университета. Зимой я ещё раз сгонял в Новодвинскую экспедицию за материалами для своего диплома по сравнению результатов сейсморазведки и электроразведки МТЗ, где и узнал, что Женькин вездеход так и не сумели вытащить из болота, поскольку посчитали, что дешевле бросить его там, чем снаряжать дорогостоящую спасательную экспедицию.

А по весне в университет прислали новенькую станцию ЦЭС-2 и тут уж мне довелось показать, что я не зря два сезона провёл за ней, поскольку настроить её никто не мог. Так что пришлось мне ехать на базу в Предуралье, чтобы её настроить и обучить инженеров с кафедры геофизике работе на ней. Инженеры были этим не очень-то довольны: всё-таки не каждый день яйца умудряются учить куриц, о чём мне через много лет мне поведал один из них:

– Сидим целую неделю в Предуралье, читаем инструкции, ни хрена в них не понимаем и вообще не представляем, как эту дуру можно запустить. Вдруг прибегает какой-то студент, всех посылает вместе с инструкциями, что-то крутит, нажимает - и ЦЭС-ка начинает работать!

На мой взгляд, посылал я всех довольно корректно: объяснил, что они были не совсем правы, включив не те включатели и нажав не на те кнопки, но может я слегка погорячился?

Ну а потом была защита диплома с последующим его обмытием и направление на работу в Новодвинскую геофизическую экспедицию, с которой я к тому времени был уже крепко-накрепко связан.

***

Итак, дописана последняя глава очередной моей книжки. Те, кто захочет её прочесть целиком, добро пожаловать на автор.тудей: https://author.today/work/412330
Ну, а кому не хочется туда заходить, то могут скачать её по ссылке: https://disk.yandex.ru/d/Lcc8bO9Bcoy45Q

В общем, читайте, комментируйте, ругайте, хвалите: для того, чтобы хорошо писать, отзывы обязательно нужны. Ну а если кто захочет поблагодарить автора, то автор будет совсем не против :-)

Очень много заказов привалило после Нового года, так что не теряйте - писать не перестану, но скорее всего выкладываться буду не слишком часто.

– А это точно мыши? – уточнил выглянувший из палатки Яков Карлович. – Или кто-то ещё хомячил?

– Точно мыши, я бы сгущёнку спрятал или повидло, - смеясь, ответил Женька.

Провозились с вездеходом мы практически до самого вечера: всё же лесная поляна – не самое лучшее место для ремонта техники. Так что решили переночевать на старом месте, а на новую точку выехать утром. Первым в спальник залез Женька… и тут же с воплем выскочил обратно. Внутри спальника оказалась очень аккуратно сложенная кучка риса, так же собранная мышами по всему лагерю.

– Что, и теперь мыши? – рассмеявшись, спросил Яков Карлович и влез в свой спальник, чтобы точно так же выскочить из него! У начальника в спальнике обнаружилась вполне неплохая горка гречневой крупы, а у Сани Черникова мыши складировали горох. И только у меня ничего не было, поскольку свой спальник я увозил с собой, хотя под брошенным на раскладушку марлевым пологом обнаружилась кучка пшена.

– Да уж, неплохо мышки подготовились к зиме, даже жаль выкидывать их запасы, - пробурчал Саня Черников.

– Да они завтра же всё это снова соберут, раз уж такие домовитые, - ответил Яков Карлович, старательно вытряхивая гречку из спальника. – А если жаль, то оставь им крупы – вот они обрадуются!

На следующий день мы отправились дальше. Наконец-то закончились дожди, которые лили практически весь август, и наступило хоть и короткое, но самое настоящее бабье лето. Было тепло, хоть и по-прежнему сыро: болота, напитавшиеся дождями, покрылись слоем воды, на поверхности которой плавали ягоды клюквы, собирать которую стало очень легко. Достаточно было провести рукой по воде и в ладонь наполнялась крупной, спелой ягодой. Так что каждый день я набирал литровую кружку ягод и толок их с сахаром или сгущёнкой – прекрасное дополнение к скучному геологическому столу.

Но вот мы добрались до новой точки, раскинули датчики, включили станцию – а она не работает! Вездеход, пробираясь по залитым водой болотам, нахватал пол-лодки воды, которая, смешавшись с разлитым по кузову маслом и бензином, залила нижнюю часть станции. Объяснив Женьке, насколько он неправ, что не прибирается в своём кузове, мы с Яковом Карловичем разобрали обе стойки ЦЭС-2, чтобы вычистить и промыть все платы, залитые водой, смешанной со всякой гадостью вроде тосола или моторного масла.

Работа оказалась офигенно нудной! Целых два дня мы промывали все платы в спирте, высушивали и проверяли их на работоспособность. А ведь только в одном усилителе целых 48 плат усиления на транзисторах (кто сказал – микросхемы?!). А нам пришлось разбирать и чистить оба усилителя. Ну и заодно пробежаться по всем остальным блокам, чтобы ничего не пропустить. Зато для меня это был шикарный урок – мало кому из геофизиков доводилось так глубоко изучить схему станции.

Конечно, я не только сидел за станцией, успел пробежаться по окрестностям и даже насобирал брусники на удивительном болоте с кочками высотой в метр, сплошь усыпанными ягодами. Женька, попытавшись порыбачить в ближайшей речке и ничего не поймав, строчил какие-то длиннющие письма своей молодой жене – на одно письмо у него уходила целая 12-листовая тетрадка!

– Жень, о чём хоть пишешь-то? – спросил у него как-то Саня. – Тут вроде про работу и писать-то особо нечего.

– Да я про работу и не писал ещё! – почесав в затылке, ответил Женька и вздохнув вытащил из рюкзака новую тетрадь. – Вот сейчас и напишу. Про всех про вас!

Яков Карлович идёт на охоту

Есть такая болезнь – топографический кретинизм. Её представители совершенно спокойно живут рядом с нами, ходят по знакомым улицам и хорошо известным тропинкам, и в общем-то производят впечатление вполне нормальных здоровых людей. Но стоит такому человеку сойти с известного маршрута и он тут же теряется в пространстве: не может понять, куда идти, не может вспомнить, откуда пришёл. Взгляд его становится бегающим и неуверенным, а лицо вытягивается в маску крайнего изумления.

Яков Карлович страдал топографическим кретинизмом в очень сильной стадии развития болезни. Спрашивать его в какой стороне он был пять минут назад, было абсолютно бесполезно – раз повернувшись, сын германо-казахского союза тут же терялся в пространстве. Не спасало его и наличие карты с компасом. Терялся в лесу он всё время и регулярно, так что предпочитал сидеть в лагере и никуда особо не ходить. А если и уходил, то в пределах прямой видимости от лагеря. Но иногда муза дальних странствий посещала Якова Карловича, и тогда он, захватив пару компасов и карту-пятидесятку, уходил на охоту в ближайший лесок или на какое-нибудь озеро. Чаще всего это путешествие заканчивалось тем, что его выкрикивали из леса: слухом он, слава богу, обделён не был.

И вот, на очередной точке Яков Карлович решил навестить Марса, а заодно и поохотиться – в конце концов не зря же он возил с собой старенькое ружьё, которое ласково звал «кара-мультук», т.е. чёрное ружьё. Меня он оставил следить за работой станции, поскольку к этому времени работать я на ней мог уже совершенно самостоятельно.

– Заблудишься же, Яков Карлович! – предупредил я. – Где мы тебя искать-то будем?

– Я по вездеходному следу пойду, - весьма оптимистично ответил начальник. – Да и карта с компасом у меня есть.

– Ну-ну, карта с компасом… - хмыкнул я. Но спорить не стал: хочется человеку подвигов – зачем ему мешать.

Перед уходом мы с Карловичем договорились, что я буду его ждать на вечернем радиосеансе, после чего он отправился к Марсу. Вечером, как и договаривались, начальник вышел на связь из лагеря Марса и сказал, что собирается идти обратно.

– Нафига! – опешил я. – Выходи с утра, а то уже темнеть начинает! Заблудишься же!

– Да я же по вездеходному следу пойду, не заблужусь, - голос начальника был полон оптимизма. И ведь не поспоришь с начальством-то. Ладно, будем ждать, тем более что мне всё равно всю ночь на станции дежурить.

На улице уже полностью стемнело, но Яков Карлович так и не появлялся. Время от времени я выходил из палатки, светил фонариком по вездеходному следу и громко орал во тьму в надежде, что рано или поздно начальник отзовётся на мои крики. Но час проходил за часом, а Яков Карлович как в воду канул. Я, конечно, надеялся что он всё-таки не рискнул идти в ночь, но кто его знает? По рации до 8 утра всё равно никого не вызовешь, так что приходилось ждать и надеяться на лучшее.

Часа в два ночи проснулся Женька и соорудил свой любимый «ночной» бутерброд из здоровенного куска хлеба, намазанного повидлом и обильно политого сгущённым молоком. Посмотрев как он с трудом пытается затолкать свой мегабутер в рот, я вздохнул и сообщил:

– Слипнется!

–  Не слипнется, я чаем запью, - радостно ответил Женька и спросил, - Карлович не появился?

– Не, сижу жду.

– Ну так он, наверное, там остался, - прожевав бутерброд и запив его здоровенной кружкой чая Женька завалился спать и через минуту радостно засопел. А я остался читать "Плаху" Чингиза Айтматова, следить за станцией и ждать возвращения начальника.

Ночью в лесу всегда очень тихо, разве что скрипнет иногда старое дерево, да прошелестит ветерок по верхушкам деревьев. Поэтому когда у входа в палатку раздался громкий визг, я от неожиданности подпрыгнул так, что чуть не пробил брезентовый потолок. В голове моей сразу же нарисовалась картина стаи волков, поедающих хладный труп начальника. А может это огромный медведь? Нужно было выйти на улицу, но делать это категорически не хотелось, просто потому что было страшно жутко. А может мне это померещилось? Женька-то с Саней спали как убитые и на крик не проснулись. Всё-таки сначала надо было выйти и осмотреться. Вытряхнув из сапога остатки мужества, провалившиеся туда вместе с сердцем, я подхватил топор, включил фонарик и выглянул на улицу из палатки.

Вжух! Что-то огромное и белое очень резко и совершенно бесшумно взмыло в воздух перед самым моим носом и растаяло в ночном небе. Как я сдержался и не заорал не знаю, но такого ужаса как в тот миг я, пожалуй, никогда больше не испытывал. Практически свалившись на стоящий у входа продуктовый ящик я сел, прислонившись к палаточному шесту. Постепенно в голове, затуманенной страхом, прояснилось и мне стало ясно, что же произошло на поляне около палатки.

Скорее всего меня напугала полярная сова, которую спугнул я сам, когда вышел из палатки. А вот зачем она тут сидела? И тут я вспомнил рассказы о том, что зайцы могут визжать вполне человеческими голосами! Видимо какой-то не в меру любопытный косой выскочил на поляну перед палаткой где и был пойман совой. Утром, когда рассвело, я действительно нашёл место ночной битвы: капли крови и разбросанный заячий пух.

Утром, выйдя на связь, я тут же поинтересовался, где же начальник. Оказалось, что он всё-таки послушался моего совета и никуда не пошёл на ночь глядя, а решил заночевать у Марса. Вот только сообщить об этом мне он уже не смог: рации не телефоны, не позвонишь когда захочешь.

P.S. Постепенно приближается к финалу очередная моя история. Осталась, пожалуй, самая последняя глава. Ну а потом что-нибудь новенькое расскажу, обязательно! В общем, пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень приятно с вами общаться!

В общем, нам оставалось пара дней до прилёта вертолёта. Я уж было совсем обрадовался, что вынужденные отгулы проведу на берегу Першина озера, но тут Якова Карловича клюнул жареный петух.

– Да мы же за два дня успеем ещё одну точку сделать! – воскликнул он. – Мы начнём, а ты допишешь. Допуск к самостоятельной работе я тебе оформлю, и будешь ты у нас техником-геофизиком.

Предложение, конечно, лестное – не всякого в студенчестве до техника поднимают, но вот уезжать с озера мне совершенно не хотелось. Тем более что следующая точка намечалась на болоте, а неделя на болоте и неделя на озере это, как вы понимаете, две большие разницы. О чём я и сообщил начальнику. Но Яков Карлович был неумолим:

– Да зачем мы здесь торчать будем-то? А так хоть лишнюю копеечку заработаем.

Начальника совершенно неожиданно поддержал и Саня Черников, пришивающий очередную заплату на свои многострадальные штаны и даже Женя Козлов, готовивший свой обычный «ночной» бутерброд из половинки батона, намазанного яблочным джемом со сгущёнкой. Съедал он его просыпаясь часа в два или три ночи и объяснял это тем, что без него дальше заснуть уже не сможет.

– Враги, - сообщил я своим бывшим товарищам, но согласился. А куда деваться-то. Да и получить повышение тоже хотелось. Так что на следующий день мы снялись с Першина и двинулись по профилю дальше на восток. На новую точку.

Правда, проехали мы не очень далеко. Не успели проехать и двух километров, как резко загромыхала гусеница с правой, пассажирской стороны. Женька резко затормозил.

– Похоже, гусеница слетела, - сказал он. - Глянь со своей стороны.

Я выглянул из кабины. Гусеница была на месте. А вот звёздочки, которая должна эту самую гусеницу крутить, не было. Потому что валялась она метрах в пяти позади вездехода. И без неё никуда уже не уехать, ни на новую точку, ни на старую.

– Приехали, конечная! - грустно сообщил Женька после осмотра. – Вал на звёздочку срезало. Надо или вал новый заказывать или бортовую.

Бортовая – эта такая железная коробка с кучей шестерёнок, к которой крепится звёздочка. А привезти её могли только с тем же вертолётом, который увозил народ на отгулы.

– Ну вот, я же предлагал остаться на Першине, - злорадно сообщил я Якову Карловичу, хоть и понимал, что поломка произошла офигительно вовремя. Народ с отгулов вернётся вместе с бортовой и мы дальше отправимся после ремонта. А так застряли бы из-за неё ещё на неделю.

Место поломки, правда, было совсем уж отвратительное: глухой, тёмный ельник, и при этом совершенно безводное. До ближайшего болота: не ручья, не озера, а именно болота, куда можно сходить за водой, было около полкилометра. Сторожить в таком месте было не просто грустно, а очень даже страшно – очень уж неприятное ощущение исходило от этого леса. Знаете, бывают такие места, которые хочется покинуть очень быстро. А ещё мы, когда искали воду, наткнулись на какую-то древнюю развалившуюся избушку, поставленную неясно кем, неизвестно когда и непонятно для чего. Ни реки для рыбаков, ни приличного места для охотников… Тайна, однако.

В общем, оставаться сторожить лагерь в этой глухомани я отказался наотрез, да и Яков Карлович меня в этом поддержал. Тоже, видимо, место проняло.

Так что решили перевезти меня в лагерь к Игорю – там и Мегра под боком, и Андрюха с Нафаней. Вместе сторожить всяко веселее, а в эту глухомань вряд ли кто заберётся. На вечерней радиосвязи я спросил у Игоря, что привезти с собой из продуктов, на что Бродяжка, как прозвали Игоря за его вечные амурные похождения, что у них всё есть и ничего не нужно. Разве что ружьё у Якова Карловича взять попросили, вдруг да поохотимся.

И вот наступил день вылета. Мы сложили все ящики с продуктами и аппаратуру в вездеход, аккуратно укрыв их брезентом, а в палатке оставили только раскладушки со спальниками – что им в палатке сделается-то?

Народ переоделся в цивильную одежду, похватал гостинцы от зайчика в виде вёдер с брусникой и банок с солёными грибами и выдвинулся на вертолётную площадку. Первую посадку вертолёт сделал у нас, после чего забрал погорельцев-утопленников с Куприянова озера и перелетел на Мегру, где высадили меня и забрали Игоря с Павлом Петровичем, старым, но очень крепким пенсионером-трактористом из Вологды, устроившимся работать водителем в Нарьян-Маре и теперь мотавшемся по всей Архангельской области с дурными геофизиками.

Секретный аэродром

Лагерь Игоря стоял на высоком берегу Мегры, на маленьком пятачке сухого леса, подпираемого с западной стороны огромным болотом. С продуктами у ребят действительно было неплохо, если не считать того, что у них закончился и хлеб, и сухари и даже мука! А сидеть неделю без хлеба довольно скучно. Правда, у них ещё был небольшой запас вермишели из которой в принципе можно напечь вполне съедобных лепёшек.

Для того, чтобы сделать лепёшки из вермишели, нужно просто замочить её в воде часов на 5-6. Можно и на сутки, но тогда готовьтесь к тому, что у вас может получиться кислое тесто. Или протухшие макароны – тут уж как повезёт. В общем, когда вермишель в воде размякнет, то её нужно тщательно размешать, превратив в однородную массу. Тесто готово, добавьте туда соль и сахар по вкусу и выпекайте лепёшки!

А ещё в первый же день Андрей ошарашил меня тем, что по рассказам Игоря, всего в километре от их лагеря на Мегре стоит заброшенный немецкий аэродром времён Великой Отечественной войны. Вроде как в то время здесь садились немецкие самолёты, дозаправлялись и летели дальше, бомбить Диксон и Амдерму. Естественно что мы тут же решили его посетить. Да и кто бы отказался от такого приключения!

Накачав резиновую лодку-трёхсотку и приказав Нафане сторожить, мы отправились в путь. Судя по карте, аэродром находился на самой вершине сильно вытянутой излучины Мегры. Добравшись на лодке до аэродрома, мы с Андреем вскарабкались по крутому склону и очутились на взлётно-посадочной полосе. В те времена она ещё не заросла лесом и была очень хорошо видна. То, что эта поляна предназначалась для посадки самолётов было видно невооружённым взглядом: вдоль полосы были вкопаны насквозь проржавевшие бочки, забитые углём и золой. В них явно устраивали костры, чтобы отмечать полосу для летящих в темноте самолётов. Кстати, в «Технике-молодёжи» за 1989 год как раз вышла статья про этот аэродром, правда в ней рассказывалось что полоса была покрыта железными листами, но их мы точно не видели. Обычная грунтовка, хоть и хорошо выровненная. Мы побродили вдоль полосы, спустились к речке с противоположной стороны холма по еле заметной тропинке и нашли звёздочку и пару крестов, вырезанных на сосне.

На краю поляны мы заметили старый сгоревший дом и рядом с ним ещё один, вполне себе целый. А когда подошли к нему, то обнаружили, что под навесом возле домика в лучших традициях «Особенностей национальной охоты» отдыхали пятеро явных военных вместе с егерем. Почему военных? Да очень просто: все они были одеты в новенький камуфляж, явно только-только со склада, а в те времена камуфляж выдавали только военным. Да и то не всем.

Пьяненький егерь в мятой фуражке попытался было докопаться до нас, мол, чего мы тут ходим, но был жёстко осажен крупным мужчиной, сидевшим во главе стола.

– Кто такие? – спросил он нас хорошо поставленным командирским голосом.

– Геофизики, - ответили мы. – Неподалёку отсюда лагерем стоим, решили вот сюда съездить.

– Геофизики – это хорошо! – подумав, ответил командир, которого я мысленно тут же назвал полковником. Было в нём что-то такое, полковничье. – А рыба в Мегре есть, геофизики?

– Да какая рыба, - сказал Андрей. – По Мегре сейчас грязь одна идёт после дождей. Попряталась рыба.

– Ну ничего, порыбачим, - пробасил полковник и спросил, не нужно ли нам чего-нибудь.

–  Да вроде всё есть, хлеб только кончился, - ответили мы.

Военные выдали нам пару буханок свежего хлеба и мы, попрощавшись, отправились обратно в свой лагерь. Делать нам тут было уже откровенно нечего.

Поход на Куприяново озеро

Хлеб, который нам дали военные мы съели за день, так же быстро прикончили вермишель и загрустили, поскольку нового хлеба взять нам было негде. О чём и пожаловались на очередном сеансе связи. Яков Карлович предложил сходить к вездеходу Марса – у него вроде бы оставались какие-то продукты, которые нам разрешили забрать.

Прикинув по карте, что проще всего не обходить озеро, а переплыть его, мы с Андреем взяли с собой резиновую лодку. А на обратном пути решили сплавиться по речке Берёзовке, которая впадает в Мегру – так гораздо приятнее, чем тащить продукты на своём горбу пять километров по болотам.

Хотя тащить здоровенную лодку на себе оказалось тоже не самым приятным занятием – трёхсотка оказалась весьма тяжёлой, а её чехол явно не был предназначен для переноски на дальние расстояние. Но мы мужественно дотащили её до озера, а там лодка потащила уже нас, и в скором времени мы уже были в лагере топографов, где нас встретил Вовка Смирнов. За две недели вынужденного одиночества он откровенно одичал и обрадовался нам, как прянику. Мы тут же залезли в утопленный вездеход, но оказалось, что брать там особо нечего: практически все сыпучие продукты от воды испортились, остались только консервы да из мешка с мукой мы сумели набрать несколько килограммов муки.

Мука имеет интересное свойство - при намокании она склеивается и образует корку, которая не пропускает воду дальше. И вот под этой коркой можно наскрести вполне хорошей муки даже при самом неблагоприятном для мешка раскладе. Гораздо позже я прочёл у Арсеньева, что перед своими путешествиями он специально намачивал мешки с мукой, чтобы сохранить её в целости и сохранности.

Пока провозились с продуктами, наступил вечер. Тащиться в ночь обратно было бы откровенной глупостью, поэтому решили заночевать у топографов, благо кроме вездеходчика никого в лагере не было.

Я много где побывал, но такую палатку я видел единственный раз в жизни. Стояла она практически у самого берега на заболоченной почве и за то время, что в ней жили топографы, они настолько растоптали пол в ней, что до спального места приходилось добираться в раскатанных болотных сапогах! Раскладушки со спальниками стояли на этаких моховых островках, омываемые со всех сторон чёрной болотной жижей. И это при том, что буквально в ста метрах от палатки на небольшой возвышенности стоял шикарный сосновый бор, сухой и светлый.

– Вовка, а почему вы там палатку не поставили? – поинтересовались мы у сторожа-водителя.

– Так до воды далеко ходить, а тут под боком! – ответил он. Да уж такого лентяйства я ещё ни разу в жизни не встречал.

Утром Володя отвёз нас на вездеходе к Берёзовке, той самой речке, на которой мы годом ранее ловили шикарных хариусов. Сейчас, конечно, вода в ней была такая же мутная и грязная, как в Мегре, так что ни о какой рыбалке можно было даже не мечтать. Загрузившись в лодку, мы отправились вниз по течению. Речка Берёзовка мелкая и узкая, так что сплавляться по ней оказалось не так весело, как нам показалось в начале похода. Практически всё время приходилось преодолевать какие-то завалы, или подныривать под гребёнки – так называют нависающие над водой деревья, которые своими ветвями «причёсывают» всех проплывающих. Но чем ближе мы подплывали к Мегре, тем шире становилась Берёзовка, тем меньше на ней становилось завалов.

Километра два перед нашей лодкой плыла утка, причём на таком расстоянии, что подстрелить её было практически невозможно, зато мы всё время видели перед собой её белый зад. Андрюха, сидевший на носу лодки с ружьём в руках, собрал все маты и даже придумал пару новых словосочетаний, пытаясь подстрелить эту пернатую сволочь. Но утка так и не далась нам - гордо выплыв в Мегру, она, взмахнув на прощание крыльями, улетела в неизвестном направлении. Но уже совсем недалеко от лагеря Андрею удалось подстрелить копалуху (так называют самку глухаря), так что в лагерь мы вернулись, с добычей, как самые настоящие герои.

В лагере нас встретил совсем уже отчаявшийся Нафаня – он ведь ждал нашего возвращения вчерашним вечером и жутко перепугался, когда мы не вернулись. Так что на радостях даже согласился помыться, поскольку мы с Андреем затеяли банный день, т.е. вскипятили пару вёдер воды для мытья.

А через четыре, а может и пять дней прилетел вертолёт, который привёз отдохнувших геофизиков, и я вернулся обратно в свою бригаду.

P.S. Написал очередную часть истории про четвёртый полевой сезон. Не знаю, успею до Нового года ещё что-нибудь написать или нет, но после Нового года обязательно будет продолжение. Так что не теряйте :-)
Ну и как обычно, пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень приятно с вами общаться!

Рядом с нами расположилась бригада Марса, поскольку решено было провести контрольные наблюдения, сверку работы станций и разнообразные регламентные работы. Их, конечно, можно и на болоте делать, но гораздо интереснее всё же проводить нудные работы на берегу озера, полного рыбы, с берегами, усыпанными грибами и ягодами.

Проторчали мы на озере почти неделю, ловя неожиданно шикарные деньки, которыми нас порадовало уходящее лето. Каждый день я с утра вместо физзарядки уходил в ближайший лесок за ягодами, так что к обеду на нашем столе всегда красовалась литровая кружка протёртых с сахаром лесных ягод: брусники, малины, голубики и шикши – благо ягод вокруг лагеря было просто немерено.

Днём мы пытались купаться в озере, но вода в нём была ужасно холодная, а особых моржей среди нас как-то не обнаружилось.

И всё бы ничего, но любые, даже самые длительные работы когда-нибудь да заканчиваются. Подошла к концу и наша с Марсом контрольно-сверочная эпопея. Нужно было двигать вперёд. И вот тут-то и получилась закавыка: следующая точка на профиле находилась на берегу небольшого Першина озера, а следующая за ней – на болоте. Так что тот, кто первый сорвётся с этой точки, встанет на озере, а тот, кто не успеет… Тому не так сильно повезёт. А меньше спать нужно! Так что обе бригады потихоньку готовились к рывку на хорошую точку.

Часов в шесть утра нашу бригаду разбудил начальник и шёпотом сказал: «Тихонечко грузим вездеход, пока соседи не проснулись!» Стараясь не шуметь, мы начали грузить вездеход, аккуратно и о-о-очень тихо вытаскивая станцию и барахло из палатки. После чего скинули палатку, забрались на ГТС-ку и под негодующие вопли конкурентов рванули к желанной цели. Ну, как рванули: 7км/ч - не очень-то высокая скорость, но всяко быстрее, чем пешком. Видя, как хорошая точка ускользает у них прямо из-под носа, орлы Марса собрались на удивление лихо и пустились за нами в погоню.

Гонка двух беременных барахлом вездеходов - это эпическое зрелище, по красоте не уступающее марафонскому забегу черепах или гонкам муравьёв на улитках. Наш ГТС медленно прёт по берегу озера, а в полукилометре от него тащится вездеход конкурентной бригады. Кажется, он догнал нас на целых 50 метров! Женька, газуй! А-а-а-а, конкуренты применили нечестный приём! Они решили срезать и переплыть озеро напрямик! Такой подлости мы не от них не ожидали. Остановившись, мы с грустью наблюдали, как их вездеход медленно поплыл по озеру. Но, видимо, что-то пошло не так: неожиданно они развернулись и двинулись в обратную сторону.

– Э, испугались, слабаки! - радостно решили мы, и поехали дальше. Теперь-то они нас точно не догонят. Время от времени мы с Саней Черниковым, сидевшие на вездеходе сверху, оглядывались назад, чтобы посмотреть, что там происходит у наших конкурентов. Но их вездеход так и не увидели. Зато неожиданно увидели бегущего за нами человека. Время от времени он останавливался и махал руками. И ещё он был один. Совсем один. Без вездехода. Блин... Мы забарабанили по крыше вездехода – лучший сигнал к остановке. Бегуном оказался Гриша - рабочий из второй бригады.

– Утоп вездеход, вытаскивать надо, - сообщил он, отдышавшись, - Вы обратно поезжайте, а я к топографам пробегу, у них ещё вездеход попрошу. И Гриша побежал дальше к лагерю топографов, обосновавшихся на южном конце озера. А мы отправились обратно. Пока мы ползли по берегу, мимо нас по озеру пролетел вездеход топографов. «Вот блин, - подумал я, - Пока мы доползём, спасать уже некого будет, опоздаем».

Как же я ошибался! Когда мы подъехали, то застали прекрасную картину: «утопленники» в трусах и телогрейках на голое тело прыгали вокруг здоровенного костра, пытаясь согреться.

– А где вездеход? - подбежал я к Марсу.

– Вон видишь, пузыри идут? Вот там и вездеход, - Марс ткнул пальцем в сторону озера.

Вездеход утонул полностью, не дотянув до берега метров двадцать. И утонул он по очень дурацкой причине: дня за два перед выездом Яша Дитятев, водитель вездехода, чистил и мыл лодку (так называется кузов ГТС-ки), а потом слил воду через специальные отверстия в днище. Всё бы хорошо, но затем он забыл их закрутить обратно! И когда они рванули напрямик по озеру, то вездеход очень быстро начал набирать воду. Испугавшись, Яшка начал поворачивать вездеход, но во время разворота тот зачерпнул воды бортом и моментально отправился на дно. Парней спасло только то, что в кабине были открыты верхние люки, через которые они и выбрались наружу.

Чтобы вытащить эту махину, нужно было для начала нырнуть в озеро и зацепить трос за фаркоп – специальный крюк с замком на морде вездехода. А для того чтобы нырять, нужен был доброволец: вода-то в озере была градусов семь, если не меньше, несмотря на солнечную погоду.

Первым попытал счастья сам Яша, но сил ему хватило только на то, чтобы вытащить из вездехода трос и закинуть его на кабину. И теперь он исполнял танец маленького лебедёнка, прыгая в телогрейке вокруг костра.

Следующим решил попытать счастья я – ну не мог же я пропустить мимо такое приключение! Да и прожив всю жизнь на берегу не самой тёплой реки Камы, считал, что сумею справиться с этой задачей.

К месту крушения меня подвёз на лодке Вовка Смирнов, наш прошлогодний вездеходчик, нынче работавший в бригаде топографов.

– Ты, когда на кабину встанешь, постой, привыкни, сразу не ныряй. Так легче будет. – давал он мне советы, пока я раздевался в лодке.

И вот наша лодка остановилась над вездеходом. В чистой воде его было прекрасно видно – казалось что глубины тут всего ничего, каких-нибудь полметра, не больше. Лежащий на дне, выглядел очень красиво и даже таинственно: как будто затонувший в давние времена крейсер. Набрав побольше воздуха, я нырнул. Ох, ё-ё-ё-ё! Такое чувство, что я очутился в котле с кипятком! Воздух с шумом вылетел из моих лёгких, которые сжались до какого-то микроскопического размера. Я схватил лежащий на куче груза трос и пулей вылетел на поверхность.

– Ну и как водичка? - ехидно поинтересовался Вовка. Я бы ему обязательно ответил, вот только воздуха в лёгких практически не осталось, то я только разевал пасть, пытаясь сделать хоть какой-то вздох. Мне было холодно. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ХОЛОДНО! Наконец, мне удалось чуть-чуть отдышатся, стоя на кабине затонувшего «броненосца». Между прочим, глубина оказалась весьма порядочная – стоял я на кабине в полный рост, да ещё и на цыпочках и при этом моя голова практически полностью была под водой. Так что дышать мне приходилось, вытягиваясь как можно сильнее. Наконец я отдышался и нырнул снова, теперь уже с тросом в руках. Мордой вездеход очень неудачно воткнулся в резко поднимавшееся в этом месте дно озера, поэтому во второй раз я с только и успел, что нащупать фаркоп и открыть его, после чего снова вынырнул, чтобы отдышаться. И только на третий раз мне удалось зацепить трос за фаркоп, после чего я передал второй конец троса Вовке и сам вскарабкался в лодку.

Боже, как меня трясло! Ни до, ни после меня так больше не трясло, как в этот день. Каждая клеточка в моём теле отплясывала свой собственный танец, руки и ноги ходили ходуном, а зубы исполняли чечётку. На берегу на меня тут же надели телогрейку и отправили греться к костру, а мужики отправились вытягивать вездеход зацепленным мной тросом из озера. Вытаскивали его двумя вездеходами – сил одного явно бы не хватило для такой задачи.

Спасение вездехода длилось часа три: рвались тросы, разгибались крюки на чокерах, слетали гусеницы... Но вот, наконец, наш «утопленник» застыл на берегу, весь облепленный водорослями, тиной и макаронами из расплывшегося в воде крафтового мешка. Особенно красиво смотрелась полная воды кабина вездехода в которой, как в аквариуме, плавали документы Марса, его топографические карты и даже маленькая рыбёшка, заглянувшая в вездеход из любопытства.

А потом вездеходчики слили воду из двигателя и попытались его запустить. Завёлся движок неожиданно легко, окатив Марса струёй воды из выхлопной трубы. Прочихавшись, дизель начал работать весьма ровно, так что мы разошлись по машинам и в темпе похоронной процессии отправились к лагерю топографов – утопший вездеход, набравший воды, тащился за нами еле-еле. Там мы оставили потерпевших, а сами отправились на новую точку – теперь нам не были страшны никакие конкуренты: Игорь застрял на Мегре из-за проблем со станцией, а Марсу нужно было сушить станцию и вещи, прежде чем его бригаде можно будет двигаться куда-нибудь дальше. Да и с продуктами у него стало очень плохо – если консервам любое затопление нипочём, то ни круп, ни сахара у него не осталось. Всё было испорчено напрочь.

Во время вечернего сеанса связи мы связались с пострадавшими.

– Привет, Марс, как у вас дела? - спросил Яков Карлович по рации.

– Сгорели, - ответил Марс.

– В смысле, сгорели? Вы же только что утопли? - обалдело спросил начальник.

– Ну вот, палатку да барахло сушили, да перестарались...

Аплодисменты, занавес.

***

А случилось вот что. Мужики поставили палатку, установили в неё солярную печку под названием «Апсны» и раскочегарили её по полной программе. В палатку затащили сушиться спальники, одежду и станцию ЦЭС-2, а сами отправились в палатку к топографам, благо сейчас она стояла пустая: все рабочие выехали на отгулы и в лагере оставался только Вовка Смирнов посторожить да порыбачить – очень уж он это дело уважал.

Работяги сидели в палатке у Вовки, а Марс сушил рабочие бумаги, сидя на стульчике возле печки в своей палатке. Как так случилось, что печка упала, он не объяснял, но разлившаяся из неё соляра моментально подожгла просушенную к тому времени палатку. Марс выскочил из неё и заорал: «Пожар!» Но выскочившие работяги потушить её уже не успели – хорошо высушенная палатка сгорает за какие-то секунды. Заодно обгорели сушившиеся в палатке спальники и одежда. Особенно не повезло Грише – в пожаре у него сгорел и паспорт, и военный билет. Он потом ещё полгода восстанавливал свои документы, бегая по всем инстанциям. Обгорела и станция – теперь ей требовался довольно сильный ремонт, который в поле было явно не провести. Повезло ещё, что остались целыми все рабочие материалы: запакованные в герметичные мешки, магнитофонные катушки с записями вариаций магнитотеллурического поля лежали в палатке у Вовки Смирнова. Иначе два месяца работы прошли бы насмарку. Но и без этого ущерб был катастрофический – бригаде требовалось выехать с поля, чтобы отремонтировать станцию, восполнить запасы продуктов и получить новую одежду, спальники, раскладушки и палатку.

P.S. Каюсь, года три назад я эту историю уже выкладывал, но не выложить её сейчас никак нельзя - без неё будет неясно, что же дальше происходило. В своё оправдание могу сказать, что текст я довольно сильно изменил, добавил детали и подробности, о которых раньше не писал.
Ну и как всегда по традиции: пишите комментарии, ругайте, критикуйте, спрашивайте - всем отвечу, всех выслушаю. Я всегда очень рад вашим комментариям.

Был он сыном какого-то профессора из Новосибирского университета, начитанный и в общем-то неглупый парень, который неожиданно решил отправиться на Севера́ в погоне за длинным рублём, необычными приключениями и неожиданными впечатлениями. Довольно типичная по тем временам история. И всё бы ничего, но был у Валентина один недостаток – он не мылся. Никогда. То есть вообще никогда. Была у него на этот счёт какая-то очень сложная теория, по которой выходило, что мыться ему никак нельзя: то ли какое-то тяжкое кожное заболевание, то ли гидрофобия (он и сам время от времени путался в своих душещипательных историях про страшную воду). В общем, подходить к этому чуду с засаленными волосами и лопающимися от грязи руками можно было только с наветренной стороны, чтобы не дай бог не задохнутся от «ароматов» давно немытого тела. Представляете, каково было жить с ним в одной палатке?

Итак, Андрей стоял на берегу реки в ожидании вездехода. Неожиданно он услышал в той стороне, куда ушёл Нафаня, какое-то ухание. «Наверное, вездеход не нашёл, дурень!» - решил Андрей и громко прокричал в ответ. Издали снова ухнуло.

– Да, что ты там ухаешь?! – разозлился Андрей. – Сюда иди уже!

Но вместо Нафани из леска, скрывавшего вездеход, выкатился… медвежонок! «Вот же, блин, попал!» – понял Андрей и начал судорожно искать, на какое бы дерево ему забраться, если из леса вслед за медвежонком выкатится его мамаша. Как на грех, поблизости от него торчали какие-то хилые берёзки да ивы, а медвежонок тем временем подбирался всё ближе и ближе к бедному студенту, довольно ухая и фыркая. К счастью за леском взревел вездеход и медвежонок, испугавшись громкого шума, рванул куда-то в сторону и очень быстро пропал из вида, оставив Андрея вытирать холодный пот со лба.

А на следующий день на медвежат наткнулась уже наша бригада, когда неожиданно заблудившись в лесу, наш вездеход практически врезался в здоровенную сушину, на верхушке которой восседали три медвежонка. Мы с Саней Черниковым выскочили из вездехода с фотоаппаратами наперевес и начали их снимать, как вдруг из кабины донёсся спокойный голос Якова Карловича:

– А ведь тут где-то мамаша ихняя ходит.

Тут-то мы все дружно сообразили, что на улице вечереет и нам просто позарез нужно ехать дальше!

– Женька, что ты стоишь! – заорали мы, заскакивая на вездеход, - Езжай быстрее!

А ещё через пару дней я ещё раз убедился в том, что наш мир очень тесен, поскольку мы встали лагерем буквально в полукилометре от лагеря геофизиков Зимнебережней партии, в котором работали Серёга и Лёхой – наши однокурсники, с которыми мы приехали покорять Архангельские болота. Естественно я тут же отправился к ним с дружественным визитом!

Занимались они также, как и мы электроразведкой, только не такой тяжёлой, а гораздо более лёгкой – одним из многочисленных частотных методов, основанных на том, что чем ниже частота электрического тока, тем глубже он может проникнуть в толщу земли. Собственно, в лагере они жили втроём с геофизиком. Днём ходили на работу, а по вечерам Лёха для всей Зимнебережней партии устраивал ночные концерты по рации: играл на гитаре и пел песни, которых он знал огромное количество. Естественно в то время, когда все основные и запасные сеансы связи заканчивались, чтобы не мешать работать радистам.

Вдоволь пообщавшись и настрелявшись из ружья, которое мне выдал Яков Карлович (всё же встреча с медведями не прошла даром), я вернулся обратно в лагерь – гости-гостями, но у каждого из нас свой путь по болотам.

А следующей точкой на профиле была река Мегра, на которой встала бригада Игоря. Ещё в самом начале работ Игорь прожужжал нам все уши, что вот на Мегре-то он нарыбачится вволю:

– А уж какие там хариусы… – тут Игорь закатывал глаза и разводил руки на всю длину, – Во! Да что хариусы, туда и сёмга, бывает, заходит. Царская рыба!

Всего лишь год назад нам уже довелось поработать на Мегре, и даже поблуждать по Мегорским болотам, вот только что-то не попадалась нам хоть какая-то рыба в ней… Но может я чего не знал?

А погода меж тем, продолжала пакостить дождями и была просто отвратительной. «15.08.89г. Дожди. Погода мерзкая. Солнца вообще не видать, вроде и не август вовсе!» - так было записано в моём дневнике по практике.

Мегра, напитавшись дождями, вспухла и с трудом катила к морю мутную от глины и грязи воду – какая уж тут рыбалка. Вся рыба попряталась от непогоды и клевать совершенно не собиралась. А что ещё хуже, из-за большой воды переправа через Мегру грозила стать весьма сложным испытанием. Или очень увлекательным приключением – смотря с какой стороны на это поглядеть.

Лагерь Игоря стоял на правом, высоком, крутом и при всём этом заболоченном берегу Мегры. В общем, спуск к реке был очень и очень сложным - вдруг вездеходу не удастся удержаться на крутом склоне? Так что съезд мы делали по всем правилам инженерного искусства. Попросту говоря, подрыли немного берег, сделав спуск чуть-чуть положе. Но мало спуститься к реке, её ещё предстояло форсировать! А поскольку Мегра – река весьма глубокая, то форсировать её мы могли только вплавь, благо наши вездеходы считались водоплавающими. Правда, никто не знал, как себя поведёт вездеход в бурном речном потоке – не снесёт ли его течением вниз по реке?

Первыми переезжала Мегру наша бригада. Сначала на другой берег переплыли мы с Яковом Карловичем на резиновой лодке. Следом за нами двинулся вездеход. Аккуратно скатившись по склону вездеход врезался в реку – и тут же зачерпнул в кабину воды через разбитое стекло! Вездеход весьма ощутимо накренился на левый борт.

Яков Карлович за моей спиной только громко зашипел сквозь сжатые зубы при виде нашего полузатопленного броненосца. Культурный всё же народ – немцы! Казалось что ещё чуть-чуть и вездеход пойдёт ко дну, но к нашей великой радости он всё же проплыл по реке и вскоре выкарабкался на левый берег реки.

Путь через Мегру был разведан!

Бригадам Марса и Игоря, которые прошли по этой переправе, было уже значительно легче – они прошли по проложенному нами пути уже без особых проблем.

Коло́к

Следующая после Мегры наша точка стояла на болоте, возле небольшого колка – так в Архангельской области называют островки леса посреди болота. Место, прямо скажем, очень неудачное, ни озера, ни ручья поблизости. Так что пришлось нам копать болотный колодец для воды.

Вы знаете, как берут воду на болоте? Для начала мы в нём выкапывали ямку глубиной в полметра. Иной раз приходилось выкапывать по три, а то и четыре ямки, прежде чем найдётся место, где вода не пахнет туалетом или помойкой. Ямка довольно быстро заполняется водой, правда мутной и грязной – пить такую воду можно только в самых тяжёлых случаях. Поэтому воду из колодца несколько раз вычерпывали, пока вода в нём не становилась относительно чистой. После этого на дно ямки укладывали три-четыре слоя марли. Её у нас всегда хватало – противокомариные полога в поле выдавались всегда в больших количествах. И вот только после всего этого шаманства воду из такого болотного колодца можно было брать: тёмную, как крепко заваренный чай и с непередаваемым вкусом мха, но хотя бы не мутную, без вони и плавающей грязи и мусора. Хотя пить её некипячёной я бы не советовал.

Вроде всё есть для счастья, но чего-то не хватает. А не хватает нам грибов – решили мы с Яковом Карловичем и прихватив вёдра отправились за ними в наш коло́к. Хоть какой-никакой, а всё же лес. Яков Карлович шёл по левой стороне колка, а я - по правой. Примерно через час мы с ним встретились где-то на дальнем конце леска. Начальник к этому времени нарезал уже полное ведро подосиновиков и собрался обратно в лагерь.

– Ну, и где дом, знаешь или подсказать? - с лёгкой ехидцей спросил он.

– А вон там! - махнул я рукой за спину. Я-то знал, что на самом деле Яков Карлович страдает топографическим кретинизмом весьма в запущенном виде, но сделал вид, что повёлся на его развод.

В моём представлении колок выглядел примерно как палка копчёной колбасы: вытянутый, длинный и довольно ровно протянувшийся с запада на восток. Поэтому возвращаться нужно было строго назад. Правда, я не учёл того, что колок оказался более сложной формы, чем я его себе представлял...

Начальник отправился в указанном моим пальцем направлении, а я ещё немного побродил по лесу, добивая ведро грибами. Но настало время и мне возвращаться домой. Но пройдя метров пятьсот, я заподозрил, что иду куда-то не туда. Места вокруг были явно незнакомыми. Тогда я решил выйти на болото, чтобы подсечь вездеходный след и по нему вернуться в лагерь. Ходить по болоту в принципе удовольствие ниже среднего, а с полным ведром грибов в руках прогулка превращается в веселый аттракцион. Ведро норовит ударить тебя под коленку или зацепиться за куст вереска и высыпать всё своё содержимое в ближайшую лужу, пока ты судорожно пытаешься вытащить ноги из соседней. Но вот ты выскакиваешь из лужи на кочку, по инерции взмахивая рукой с зажатым в ней ведром... и тебя сносит в следующую лужу.

Пройдя, таким образом, по болоту метров 200-300 я убедился: мы здесь не проезжали. Не было вездеходного следа, да и болото было явно не похоже на то, по которому мы проезжали. Я заблудился. Как только до меня дошёл этот факт, я поставил ведро в болотину и уселся на него. Так я просидел на нём минут двадцать, чтобы успокоиться и обдумать свои дальнейшие действия.

Маленький совет. Если вы неожиданно заблудились, никогда не бегайте с криком по лесу – помочь это вам точно ничем не поможет, а вот заблудиться можно ещё сильнее.

Решение пришло довольно быстро - нужно подняться на самую высокую точку колка, там забраться на дерево повыше и осмотреться вокруг. Наверняка сверху можно будет увидеть дым от печки, да и сориентироваться проще. И я пошёл искать самую высокую точку колка. Знаете, как найти самую высокую точку? Очень просто - нужно всё время идти вверх по склону! Злосчастное ведро оттягивало руки и нещадно било меня по ногам. Очень хотелось наподдать по нему ногой, но большое зелёное земноводное внутри меня нашёптывало, что не нужно этого делать, ведь полное ведро-то...

Наконец я добрался до вершины колка. А там, на самой макушке стояла шикарная развесистая сосна, как будто специально выросшая здесь для удобства заблудившихся путников. Я быстро вскарабкался на неё, огляделся вокруг и...

... Практически под моими ногами я увидел нашу палатку. Тут я почувствовал себя сказочным персонажем по имени Иван, только вот совсем не Царевич. Мне очень ярко представилось, как вот прямо сейчас из палатки кто-нибудь выйдет и посмотрит вверх... Очень медленно и пытаясь не издавать при этом ни малейшего шума, я стал спускаться вниз. Соскочив с дерева, я привёл себя в порядок (всё же ползанье по деревьям пагубно сказывается на одежде) и с независимым видом зашёл в палатку.

– Что, заблудился, Сусанин? - встретил меня начальник, - А я из-за тебя только пять минут назад до палатки добрался!

В отличие от меня начальник, поняв, что его куда-то не туда послали, просто прошёл по краю колка и так вышел к палатке: колок же как остров – его легко по кругу обойти можно.

P.S. Прошу прощения за то, что пропал на целую неделю, но, как говорится, человек предполагает, а жизнь располагает. Очень уж эта неделя была для нашей семьи тяжёлой, совсем не до постов было...
В общем, читайте, пишите, комментируйте, спрашивайте - мне очень важны ваши комментарии, помогают писать лучше, да и просто придают сил для написания следующих историй. А их у меня ещё очень много!

***

А теперь, с позволения своих читателей, я немножко расскажу про то, что такое геофизика и с чем её едят. А то понаписал тут умных слов, понимаешь, а читателю теперь разбираться с ними. Ну а кому не очень интересно, тот может смело пропустить эту часть рассказа. Итак:

Когда-то давно предки нынешних геологов бродили по миру в косматых шкурах и время от времени натыкались на камни. Сначала они этими камнями кидались друг в друга и другую добычу, а потом обнаружили, что острым краем расколотого булыжника можно весьма неплохо нарезать мясо свежепойманной антилопы на кусочки, да и шкуру им срезать гораздо лучше. Со временем люди заметили, что не все камни одинаково удобны для работы: какие-то легко крошатся и ломаются, а какие-то, наоборот, фиг обработаешь, а некоторые вообще горят! Постепенно появились знатоки камней – первые настоящие геологи. Они разбирались в свойствах камней, знали, где можно найти подходящий булыжник для топора или кремень для наконечника стрелы. Хорошо им было, первым-то, полезные камни буквально под ногами валялись! Правда, со временем всё, что можно было легко найти, было найдено и использовано – наступило время шахт, шурфов и рудознатцев с рогульками. Точность таких поисковых работ была, прямо скажем, весьма условная, так что неизвестно, сколько подобных биолокаторов получило лопатой по голове за пустую шахту, пока кто-то из умников-учёных не заметил, что над железорудными месторождениями компас начинает вести себя неадекватно. А раз так, то это же можно использовать для поиска железной руды! Так появился первый геофизический прибор – магнитометр Тиберг-Талена, бывший, общем-то, обычным компасом, по отклонению стрелки которого судили о залегающих под землёй породах. Сейчас, конечно, магнитометры гораздо более продвинутые, но суть у них осталась той-же: разделение пород с разными магнитными свойствами.

Довольно быстро люди сообразили, что разные горные породы могу весьма сильно различаться и по другим физическим свойствам, а раз так, то этим непременно нужно было воспользоваться. К примеру, все наверняка знают, что-такое сила тяжести и что она на земном шаре везде одинакова. Так? Да не совсем так, не согласились геофизики и придумали науку гравиразведку: ведь над плотными породами сила тяжести совсем на чуть-чуть, но больше, чем над рыхлыми. А раз так, то это можно использовать, например, для поисков глубоко залегающих плотных рудных тел или нефтеносных ловушек.

Или сейсморазведка, она же сейсмика или сейсма. Кто не видел разбегающиеся по воде круги от брошенного камня? А это, между прочим, те самые упругие колебания, которые используются в сейсморазведке для поисков той же нефти или газа. Упругие волны в разных породах тоже ведь по-разному распространяются. Камнями, конечно, сейсмики по земле не бьют, но сам принцип остался тот же, а в микросейсмических исследованиях до сих пор используют кувалды в качестве источника упругих колебаний.

Ну и напоследок расскажу о своём самом любимом методе – электроразведке. Тут тоже всё довольно просто: все горные породы начинают сопротивляться, если сквозь них пропустить электрический ток, вот только какие-то, например, доломиты, вообще никакой ток не пропускают, а те же угольные сланцы не просто пропускают сквозь себя электричество, так ещё и сами начинают генерировать электрический ток! Естественно, породы с разными сопротивлениями можно довольно легко разделить между собой. Остаётся только в землю ток загнать. Для этого можно использовать обычную батарею: прикрутить к ней два электрода на проводах и воткнуть их в землю. Если теперь взять мультиметр и воткнуть его щупы в землю в центре установки, то мы увидим какое сопротивление имеют горные породы на глубине, равной половине длины между электродами.

А можно вместо постоянного тока использовать переменный ток, да ещё и разной частоты (чем ниже частота тока, тем глубже он проникает в землю). А если вместо батареи или генератора использовать энергию солнца, которая возбуждает электромагнитное поле в самой земле? Сплошная экономия и удовольствие получается. Вот так и появилось МТЗ – магнито-теллурическое зондирование, которым и занимался наш электроразведочный отряд.

На ручье Логоватом

Наш отряд двигался на восток вдоль реки Товы. Места эти, прямо скажем, не самые лучшие для работы, а если точнее – то для проезда вездеходов. Вообще-то в Архангельской области преобладают равнины, но долина Товы вся изрыта глубокими оврагами, так что в некоторых местах нам приходилось устраивать самые настоящие переправы.

Погода стояла мерзопакостная, практически всё время лил мелкий, противный дождь. Так что после расстановки датчиков и запуска станции в режим записи мы, т.е. Яков Карлович, рабочий Саня Черников и я играли в преферанс или читали книжки. Всем было хорошо, кроме нашего водителя – Женьки Козлова. Практически единственным его развлечением была рыбалка, да сбор грибов, но из-за дождей вся рыба в реке попряталась и ловиться не спешила. Так что оставалось ему или спать, или ловить музыкальные каналы на радиоприёмнике. Как-то раз, не выдержав долгого сидения, Женька подхватил удочки и сказал:

– Всё! Надоело! Пойду на рыбалку. Показывайте, где здесь речка!

Стояли мы лагерем неподалёку от ручья, который назывался Логоватым. И действительно, ручей протекал по глубокому логу с крутыми берегами, а вот сам он не представлял из себя ничего интересного. Собственно говоря, это был даже не ручей, а цепочка луж, кое-как соединённых тонюсенькой струйкой воды, с трудом пробивающейся по каменистому руслу ручья. Рыбачить там было откровенно негде: лужи размером 7-10 метров в длину и метра 3 в ширину – какая уж тут рыбалка! О чём мы и поведали Женьке.

– Да и фигня! – ответил он. – Всё равно сидеть в палатке надоело! Пойду хоть проветрюсь.

Покрутив на прощание пальцем у виска, мы отпустили Женьку на ручей и продолжили расписывать отложенную пульку в преферанс. Мизера́ ходили парами, распасы увеличивали наши и без того большие горы, как вдруг в палатку ввалился довольный как слон Женька.

– Во! – он поднял над головой кукан с нанизанной на него рыбой. – Наловил!

Отвалив челюсти до самого пола, мы с изумлением посмотрели на кукан. А на нём, переливаясь в свете лампы висели три крупных хариуса и одна кумжа - так в Архангельске форель называют.

– И где? В луже что ли? – оправившись от изумления, практически в голос спросили мы.

– Ага, в ней. – Женька горделиво улыбнулся. - А вы не верили, картёжники!

Похватав удочки, мы бросились к ручью. Увы, видимо Женька умудрился выловить всю рыбу, случайно застрявшую в ручье со времени весеннего половодья. Сколько ни бегали мы по ручью, ни одной поклёвки больше не было.

В общем, хороший рыбак и в луже добычу найдёт.

P.S. Следующую часть, наверное, к концу недели опубликую - её ещё написать надо ))) Так что не теряйте - третья часть уже в работе. Пишите, комментируйте, спрашивайте - мне ваши комментарии всегда писать помогают.

Дело в том, что об этой станции в те времена слышали даже не все преподаватели, не говоря о том, чтобы поработать на ней, а Борис Константинович к тому же писал учебник по электроразведке - глава о ЦЭС-2 в ней была бы совсем кстати. А мне оставалось только порадоваться – писать диплом у Бориса Константиновича считалось большой удачей. Хороший он был Преподаватель – именно так, с большой буквы. Полученные от него знания по интерпретации результатов электроразведочных наблюдений очень сильно выручали меня впоследствии.

В общем, учёба в университете продолжалась, с каждым днём приближая меня к новой производственной практике. Ну а пока я учился, сдавал экзамены и зачёты, попутно выступая на Студенческой весне в составе ансамбля самодеятельной песни «Сорванцы», данного по заглавной песне нашего коллектива:

– Здорово, сорванцы, с большой лесной дороги!
Побрили б бороды, помыли б себе ноги!
Щей похлебали – не концентратов,
Явились из лесу, как из моря пираты!

Так себе название, если честно, но оно как-то очень быстро прижилось и поменять его стало уже нереально, хотя бы потому что теперь нас знали именно под этим названием. Так и ездили мы по разным слётам самодеятельной песни, пока не закончился учебный год. Наступила пора преддипломной практики.

Снова Новодвинск

Город Новодвинск, как и год назад, встретил нас ароматами целлюлозо-бумажного комбината, доносящимися со всех сторон. И снова мы приехали на практику с Андреем, моим старым, добрым другом. К нам присоединились и два новых персонажа: Лёха и Серёга. С Лёхой мы пели в «Сорванцах», а Серёга был просто замечательным и компанейским парнем из нашей группы ГФ 1 – 85. Наш электроразведочный отряд Ненецкой партии к этому времени уже вовсю трудился в полях, так что пришлось нам ждать какого-нибудь попутного рейса в сторону деревни Золотицы, в районе которого они сейчас и трудились. Туда, правда, взяли только нас с Андреем, поскольку бригады к этому времени были укомплектованы и лишних людей брать уже не хотели. К тому же лишним людям на сделке вообще не очень-то рады. Так что пришлось Лёхе с Серёгой устраиваться на работу в Зимнебережнюю партию, что, к слову сказать, тоже весьма неплохо. Зимний берег Белого моря хоть и суровое, но очень интересное место: дикое но симпатичное. Да и северный коэффициент никто не отменял.

В ожидании попутного вертолёта мы заселились в гостиницу «Уют» – маленькую, не очень-то уютную, да к тому же единственную гостиницу города Новодвинска с видом на памятник Ленину,. Днём мы ходили в экспедицию на работу, где получали рабочую спецодежду и заказы для партии, а по вечерам болтались по расплодившимся по всему городу видеосалонам, где за рубль можно было посмотреть какой-нибудь боевичок или комедию. А в гостинице до полночи резались в преферанс – как раз в то время у нас в группе началось повальное увлечение этой игрой.

Прошла неделя ожидания и нас повезли в аэропорт Васьково, откуда нас вместе с рабочими Зимнебережней партии, должны были перебросить вертолетом на место дислокации нашего отряда. И вот на лётном поле аэропорта началась самая веселуха. Работяги оказались очень даже подготовленными к заброске в поле. В том смысле, что в преддверии длительного и «сухого» полевого сезона они постарались выпить как можно больше разнообразных горячительных напитков, поэтому к моменту посадки в вертолет на ногах практически не держались. Заталкивали мы их в вертолёт вместе с начальником Зимнебережней партии в основном при помощи громких и не очень приличных выражений и грубой силы. Наконец нам это удалось сделать. Но не успели мы утереть трудовой пот со лба, как подошёл бортмеханик и попросил всех освободить борт – что-то там в нём было не так.

Следующие полчаса мы занимались вылавливанием расползающихся, как тараканы, по всему лётному полу работяг: то ли они пытались пойти за догоном, то ли алкоголь в их крови требовал приключений. При этом один из рабочих всё время старался доказать нам, студентам, что через пару лет мы и сами станем такими же. Поле, мол, всех сломает. Наконец разрешили вылет, но к этому времени начальник Зимнебережней партии уже совсем охрип, а значит в нашем арсенале на одно средство воздействия стало меньше. Но мы всё же сумели загрузить работяг в вертолёт, закидали туда их вещи и наконец-то забрались в него сами. Следующей нетривиальной задачей было выгрузить их по полевым лагерям. Впрочем это оказалось гораздо проще, чем загружать, поскольку в вертолёте их окончательно и бесповоротно развезло. Поэтому когда вертолёт садился на площадке, то начальник тыкал пальцем в двух-трёх человек, и мы вываливали их из вертолёта в руки встречающих, заодно скидывая рюкзаки по числу людей.

– Кидайте, какие под руку попадутся! – кричал нам начальник. – Потом сами разберутся, где чьи вещи.

Наконец подошло и наше время. Вертолёт приземлился на берегу речки Товы и мы с Андреем, подхватив свои вещи, десантировались из него в руки встречавшего нас Якова Карловича – нашего начальника, у которого мы проходили производственную практику в год назад, когда с работой проехали на вездеходах более 200 километров по просторам Архангельской области. В этом году нас ожидала та же самая работа – магнито-теллурическое зондирование Земли при помощи цифровой электроразведочной станции ЦЭС-2.

С геофизиками, начальниками трёх бригад, мы были знакомы по прошлому году. Это были всё те же Марс, Игорь и Яков Карлович. Андрея забрал к себе Игорь, а я снова ушёл в бригаду Якова Карловича – мы с ним ещё в прошлом году очень хорошо сработались. Помимо нас с Андреем в бригадах было ещё четверо рабочих, теперь нас получилось по два рабочих в каждой бригаде. А ещё в каждой бригаде был свой вездеход ГАЗ-71, он же ГТС с водителем. Вездеходы наши были весьма необычными: мало того, что они были списаны из погранвойск и переданы в Ненецкую партию в состоянии чуть более, чем полностью «убитыми», так ещё на базе партии на них были установлены дизельные двигатели. Так что теперь они стали не такими прожорливыми и чуть более мощными.

Начался мой новый, четвёртый, полевой сезон 1989 года.

P.S. Ну вот, наконец-то я созрел до новой серии историй про свою работу геофизиком, муза наконец-то вернулась. Видать, в отпуск сгонять успела ))) Как вам начало? Пишите, комментируйте, спрашивайте, ругайте - ваши комментарии очень здорово помогают писать лучше!