Koroed69

Ему и самому было немного не по себе. Может, потому что остаток ночи он ворочался в тщетных попытках уснуть, а под утро провалился в жутковатый кошмар. Ему снилась Нина Наумовна, облачённая в ритуальные одежды из шкур и меха. Лицо завсклада было расписано чёрными крестами и волнистыми линиями. Женщина сидела на большом камне у самого берега моря. Ноги её были широко расставлены, на коленях лежал конец толстой змеящейся по земле травяной косы. Она запускала руку в стоящий рядом чёрный мусорный пакет, вытаскивала куски окровавленных кишок и вплетала их в зелёные пряди. Костя ощущал совсем рядом присутствие кого-то жуткого, но берег был пуст. Внезапно пришло понимание, что источник опасности находится в воде. Он почувствовал, как из бездонной тёмной пучины на поверхность поднимается нечто чудовищное и голодное. Морская гладь вспучилась горбом, выпуская из глубины огромное тело в обрамлении извивающихся щупалец. Заорав от страха, Костя подскочил на кровати, так толком и не разглядев подводного монстра.  В комнате было пусто. Все соседи уже ушли на завтрак, не удосужившись его разбудить.

Даже сейчас, в освещённой утренним светом столовой, Костя почувствовал, как от воспоминаний об этом кошмаре кожа покрылась неприятными мурашками.

Поспешно закончив принятие пищи, он вернулся в свою комнату. Плюхнувшись на кровать, покосился на сочинения Лавкрафта и решил не усугублять и без того неспокойное душевное состояние. После плотного завтрака его разморило, вымотанный организм сдался, и Юхансон, наконец, погрузился в глубокий здоровый сон.

— Костя, — кто-то тряс его за плечо. — Костя, проснись.

Он с трудом разлепил веки и уставился на встревоженную Саакшом.

— Что? — просипел он, протирая глаза.

— Ты Люду не видел?

— Кого? Какую Лю… Ааа, Милу? Нет, не видел. А что, вообще, произошло?

— Пошла после завтрака прогуляться по территории и до сих пор нет. Я волнуюсь.

— Погоди, а сколько сейчас времени? — он глянул на экран смартфона. — Ого. Начало седьмого. Вот это я придавил на массу. Погоди, так её уже сколько нет?

— Часов девять. Думала, она у тебя.

— Нет. Как после завтрака разошлись, так и не виделись. Я вообще отрубился. Думаешь, что-то случилось?

— Не знаю. С одной стороны она общительная, с другой… Я на женской стороне всех уже спросила – никто не видел. Может, у вас тут с кем-нибудь языком зацепилась?

— Возможно, — обеспокоенно пробормотал Юхансон. — Пойдём поищем.

Они последовательно обошли каждое помещение в мужских боксах, но ничего полезного выяснить не удалось.

— Слушай, — тихо спросил Костя, когда они покинули последнюю комнату, — ты не заметила, что все какие-то квёлые, будто не в себе?

— Заметила. Ещё после завтрака обратила внимание. Девчонки все как пришибленные – заторможенные какие-то.

— Не нравится мне всё это, — пробормотал парень задумчиво. — Пойдём на КПП. Может, охранники её видели.

На посту скучал тот же усатый мужик, не выпустивший Костю в магазин.

— Здравствуйте, — обратился к нему Юхансон. — Подскажите, через вас сегодня девушка не проходила наружу? Невысокая блондинка, скорее всего, в розовой бейсболке.

— Нет, — неприязненно бросил охранник.

— Точно? Просто мы её полдня на территории найти не можем.

— Я на смену час назад заступил. Возможно, днём и проходила. У сменщика нужно спрашивать.

— А где он? — с надеждой поинтересовалась Саша.

— Спит, — буркнул раздражённо усач. — Будить не буду.

— Может всё-таки… — начала женщина, но Костя прервал её, потянув за рукав.

— Пойдём. С ним бесполезно разговаривать. Я вчера пытался уже.

Они вернулись на бетонную дорожку, разделяющую мужскую и женскую половины жилых помещений.

— Ну не может же человек вот так бесследно исчезнуть, — воскликнула Саша, беспомощно посмотрев на своего спутника.

— Без паники, — он обвёл взглядом безлюдную территорию. — Разберёмся.

Вдалеке у производственных холодильников мелькнула знакомая полная фигура.

— Пойдём, — оживился он. — Может, кладовщица что-нибудь знает. Только ты это… Сама у неё спроси. Я с ней не особо поладил.

— Хорошо. Спрошу.

Коробки больших холодильных помещений располагались рядом с основным производственным цехом. Дверь одного из них была приоткрыта.

— Нина Наумовна, вы здесь? — крикнула Саша, сдвигая в сторону тяжёлые пластиковые полоски, висящие перед входом. — Мы Люду ищ…

Костя уткнулся в спину неожиданно замершей женщины. Он выглянул из-за её плеча и тоже остолбенел. Крик, рванувшийся наружу, застрял в горле. На мясницких крюках, спускающихся с потолка, висели обнажённые человеческие тела. Живота несчастных были вспороты. Под каждым стояло ведро с замёрзшей кровью и внутренностями. На один из ближайших крючьев был насажен посиневший, покрытый изморозью труп Милы.

За мгновение до того, как мир вокруг вспыхнул и погрузился во тьму, Костя ощутил сильный удар по затылку.

***

Голова раскалывалась от боли. Холодный ветер бросал в лицо солёные морские брызги. Юхансон почти не чувствовал рук из-за верёвки, туго стягивающей запястья за спиной. Острые кромки камней, устилающих пляж, впивались в колени. Рядом без признаков жизни лежала Саакшом. По её тёмному скуластому лицу, вытекая из широкой раны на лбу, струилась кровь.

— Всегда находятся те, кто хотят всё испортить, — скрипучий голос неприятно резанул по ушам. — Скушали бы сегодня рыбку с приправой, как остальные, и избавили бы всех от лишних проблем.

Костя поднял взгляд на нависшего над ним Чавычкина. Лицо бизнесмена скрывал капюшон красного дождевика. За его спиной, растянувшись вдоль береговой линии, стояли вахтовики. Если тут присутствовали все работники, то не менее двух тысяч мужчин и женщин замерли с безучастными лицами в опустившихся на пляж сумерках. Блики костров отражались в остекленевших глазах, пальцы мёртвой хваткой сжимали длинную косицу из травы и окровавленных кишок.

Поодаль прислонилась плечом к деревянному кумиру Нина Наумовна. Одеяние из шкур и меха покрывало её тело, на лице чернели странные символы – совсем как в недавнем Костином сне.

— Однако не могу вас винить, — продолжил меж тем Чавычкин. — Я и сам предпочитаю плыть против течения. Когда-то именно такие бунтари первыми решили выйти на берег из Мирового океана. Они дали начало роду человеческому, но люди забыли об этом. Тех немногих, кто хранит правду, заставили отречься от своего прошлого. Предать творцов. Забытые боги ослабли без подношений, стали немощны и бесполезны. Почти бесполезны, ведь их плоть всё еще несёт в себе искру бессмертия. Всякий, кто ест мою плоть и пьёт мою кровь, имеет вечную жизнь. Так написано в вашей Книге? Тайна сия велика, ибо знают боги, что в день, который вы вкусите их, откроются глаза ваши и будете как они. Ты чувствуешь это, я вижу на твоих губах следы божественной плоти, искра высшего знания уже коснулась твоего разума. Зачем ты сюда пришёл? Тебе здесь не место. Расскажи, как ты здесь оказался и плоти какого бога ты попробовал?

— Я не понимаю, — простонал Костя, облизав пересохшие губы.

Он крутил запястьями, пытаясь ослабить путы, но узлы были затянуты на совесть, и верёвка только сильнее впилась в кожу.

— Можешь не говорить – это уже не важно, — пожал плечами бизнесмен. — Великий Утлейгон услышал наш зов, принял нашу жертву и требует ещё. Мы насытим его голод, а когда сила вернётся, я заставлю отдать её мне всю, без остатка. Уйкоаль станет колыбелью новой цивилизации, и здесь, в кровавой морской пене, родится её создатель – однорукий творец лучшего мира.

Чавычкин воздел сжатый кулак к небу. Кладовщица запустила руку в стоящий у ног мусорный пакет и, вытащив спутанный комок кишок, вложила их в открытый рот хантая. Схватив окровавленной рукой большой бубен, стоящий у ног идола, она громко ударила в него ладонью, оставив на туго натянутой коже красный отпечаток.

— К’эвлах Утлейгон! — разнёсся по пляжу её пронзительный вопль, похожий на птичий крик.

Одурманенные вахтовики, пятясь, медленно вошли в тёмную воду. Их пальцы, сжимающие косу, синхронно разжались. Жуткое сплетение травы и человеческой плоти с плеском упало в воду.

— К’эвлах Утлейгон! — надрывалась шаманка, стуча в бубен. — К’эвлах Утлейгон! К’эвлах Утлейгон!

Морская гладь вспучилась, выпуская на поверхность нечто настолько огромное, что разум Кости отказывался это принимать. Чудовищных размеров голова, напоминающая человеческую, медленно поднималась над водой, вращая выпученными рыбьими глазами. Беззубая пасть распахнулась, из тёмного провала, извиваясь, показались сотни толстых щупалец. Они устремились к покорно застывшим людям, обвивая по несколько человек за раз, подтягивали к покрытому коралловыми наростами и длинными водорослями лицу.

— Утлейгон услышал своих детей, — жарко зашептал на ухо обмершему от страха парню Чавычкин. — Ему понравится наше подношение. Это его последнее жертвоприношение, пусть насытится вдоволь. Грозный Кутх уже готов нанести смертельный удар. Он несёт в своём стальном клюве пентритовый подарок.

Бизнесмен быстрым шагом направился к центру пляжа. Только сейчас Костя обратил внимание на установленный там механизм. Ствол гигантской гарпунной пушки смотрел в сторону моря. Поднявшись на металлические подмостки, Чавычкин принялся крутить рукоять поворотной вилки, корректируя траекторию полёта снаряда в направлении морского чудовища.

Утлейгон приступил к трапезе. Щупальца сжимались, ломая кости и разрывая плоть жертв. Кровь из изуродованных тел ручьями текла в жадно раскрытый рот. Люди начали приходить в себя. Пляж огласили крики ужаса и боли. Древнее божество отбрасывало в сторону выжатые останки и хватало мечущихся в панике по пляжу людей. За спиной послышались автоматные очереди. Юхансон обернулся. Охранники, выстроившись шеренгой, стреляли по ногам пытающимся сбежать вахтовикам.

— Падай и не шевелись, — сквозь треск выстрелов и человеческие вопли прорвался голос Саакшом.

Костя послушно рухнул на землю. Он почувствовал, как женщина пытается распутать стягивающие его запястья узы. Замерев, расширенными зрачками, Юхансон наблюдал за суетящимся Чавычкиным. Бизнесмен, похоже, наконец взял Утлейгона на прицел. Приглушённо щёлкнул спусковой механизм, и гарпун, сверкнув в лунном свете, устремился к насыщающемуся монстру. Остриё пробило кожу под глазом и погрузилось в зеленоватую плоть.

От удара чудовище дёрнулось, натягивая прикреплённый к гарпуну трос. Громкий взрыв слился с удивлённым трубным рёвом. Щупальца, сжимающие людей, разжались. Утлейгон рванулся, но конструкция, удерживающая его устояла.

— Огоооонь! — завопил Чавычкин.

Четверо охранников, вооружённых ручными противотанковыми гранатомётами, выбежали вперёд. Звуки выстрелов прозвучали почти одновременно. Пороховой дым, вырвавшийся через сопла и раструбы стволов, окутал стрелков. Огненные бутоны распустились на теле ревущего в ярости божества.

— Ещё! — брызгая слюной, орал обезумевший бизнесмен.

Костя почувствовал, что его запястья свободны. Он повернулся к Саакшом, но слова благодарности застряли у него в горле. Женщина лежала на спине с закрытыми глазами, зажимая окровавленными руками левый бок.

— Саша! — громко зашептал он, тряся её за плечи. — Ты чего?

Голова её безвольно моталась из стороны в сторону.

— Не умирай! Держись!

Слегка приоткрыв дрожащие веки, женщина взглянула на Костю мутнеющими глазами.

— Пить, — тихо прохрипела она, с трудом разлепив пересохшие губы.

— Ща, — Юхансон растерянно закрутил головой. — Где же тут воды-то…

— В кармане. В штанах…

Грохнула очередная серия взрывов. Саша закашлялась. Кровь, вплеснувшись изо рта, стекла по щеке тонкой струйкой. Костя похлопал её по карманам. Нащупал справа твёрдый предмет и вытащил плоскую металлическую фляжку. Непослушными пальцами скрутил колпачок и, немного приподняв голову женщины, поднёс горлышко к её рту.

— Нет, — она плотно сжала синеющие губы. — Сам. Тебе надо. Чирим это. Пей. Там грибы. Помогут.

— Что? — опешил Юхансон. — Зачем? От чего помогут?

— Вернуться помогут. Правду сказал Чавычкин, не место тебе здесь. Пей!

Ошалевший от происходящего вокруг безумия парень послушно приложился к фляжке. Тёплая, горьковатая жидкость скользнула по горлу. Перед глазами поплыло. Уши заложило, как при взлёте самолёта. Сквозь приглушённый шум армагеддона, развернувшегося на морском берегу, он услышал звук входящего вызова. Ему кто-то звонил.

***

Костя подскочил на кровати. Сердце бешено стучало, пропитанная потом простыня сбилась в комок под ягодицами. Он ошалело крутил головой по сторонам, приходя в себя. Обрывки сна стремительно ускользали из сознания. Взглянув на экран смартфона, Юхансон раздражённо поморщился. Симонов без повода звонил редко, а это значит, что ему наверняка что-то нужно.

— Внимательно, — буркнул он хриплым ото сна голосом.

— Здорово, Костян! — обрадованно завопил старый знакомый. — Спишь, что ли? Еле дозвонился.

— Типа того. Чё случилось? Только не говори, что просто так звонишь – не поверю.

— Ты чего такой недовольный? — немного обиженно протянул Симонов.

— Стёпа, к делу! — оборвал его Юхансон.

— Ладно. Ты же сейчас без работы сидишь?

— Ну.

— Не хочешь на Камчатку сгонять вахтой? От силы пару месяцев, пока путина идёт. Деньги нормальные обещают. Я сам хотел, да вот с аппендицитом в больничку загремел. Вместо меня съездишь, чтоб не вышло, что я работодателя подвёл. Скажут, несерьёзный работник. Потом хрен нормальное место найдёшь.

Холодок пробежал по спине Кости. Какие-то смутные образы мелькнули в его памяти, и чувство тревоги сдавило грудь. Однако финансовая подушка, оставшаяся после увольнения, таяла на глазах, а достойных предложений пока так и не поступило. Эта поездка могла бы неплохо поправить его материальное положение на какое-то время.

— Надо подумать, — ответил он уклончиво. — Скинь мне информацию на почту. Гляну.

— Ага. Только ты не тяни. Неделя осталась, а тебе ещё санитарную книжку сделать надо будет.

— Понял. Будут вопросы – наберу. До связи.

Костя отключился. Кинул телефон на прикроватную тумбу, рядом с развёрнутым картонным конвертом. На плотной коричневой бумаге россыпью темнела горстка небольших подсушенных кусочков. Он вытянул за краешек торчащую из-под конверта визитку. «LeninGrib.com», — затейливыми вензелями было выведено на лицевой стороне. «Псилоцибин – плоть бога. Микродозинг – шаг в будущее», — красовалось на обороте.

Решив больше никогда не ложиться спать сразу после употребления, Юхансон убрал конверт в выдвижной ящик тумбы. Подробностей своего бэд-трипа он не помнил, но ощущения остались самые неприятные, даже пугающие. Звякнул телефон, оповещая о поступившем электронном письме. Симонов скинул обещанную информацию о возможной будущей работе.

Спустя неделю, стоя в очереди к рамке металлодетектора в аэропорту, Костя размышлял, не ошибся ли он, согласившись на эту сомнительную авантюру. Его взгляд зацепился за мелькнувшую впереди розовую бейсболку, и сердце на секунду замерло. Подавив нахлынувшее внезапно чувство тревоги, он тряхнул головой. Его ждала Камчатка.

— Долго ещё ехать, не знаете? — проорал он, перекрикивая шум мотора.

Сосед смерил его неприязненным взглядом и пожал плечами.

— Вы здесь тоже первый раз? — не сдавался Костя.

Бородач кивнул и отвернулся, всем видом показывая нежелание продолжать беседу. Молодой человек сконфуженно осмотрелся и поймал понимающий взгляд сидящей в углу у кабины девушки в розовой бейсбольной кепке.

— Здесь все в первый раз, — сквозь свист ветра в ушах донёсся её голос. — Завод только в этом году открылся. Ты не знал?

Косте понравилось то, как легко девушка перешла на «ты». Он улыбнулся и помотал головой.

— Я вообще впервые на вахте. Как-то всё быстро очень получилось. Знакомый в больницу попал, а я без работы как раз… Он и предложил вместо него поехать. Сказал, что платят хорошо. Неделя на сборы, и вот я тут.

— У меня почти так же. Была вакансия в «Северных промыслах», они что-то там переиграли в последний момент и подсказали сюда попробовать. Выбора особого не было. Так-то я уже пять лет на путину гоняю. Нормальный заработок за пару месяцев. Но это если рыба идёт, бывает, люди и зазря ездят. Мне пока везло. Я вообще везучая.

Она заразительно рассмеялась, убирая под бейсболку выбившийся светлый локон. Костя не удержался, его губы тоже расплылись в непроизвольной улыбке. Эта жизнерадостная хохотушка смогла быстро и непринуждённо завоевать его доверие.

— Мила, — она протянула руку. — Вообще, Людмила, но мне так больше нравится.

— Костя.

Парень аккуратно сжал мягкую тёплую ладошку. Машину в очередной раз тряхнуло, он схватился за борт свободной рукой, пытаясь удержать равновесие. Нога подвернулась, и Костя неуклюже бухнулся на колени.

— Ого, — удивлённо распахнула глаза девушка. — Так быстро. Я тебя даже с папенькой не познакомила ещё. Ну ладно, я согласная.

Она снова закатилась заливистым смехом. Смущённый Юхансон, чувствуя, как его щёки пылают поспешно принял исходное положение. Надеясь, что под двухдневной щетиной это не так сильно заметно, он исподтишка зыркнул на попутчиков. Вахтовики улыбались. Не все, но многие. Даже неразговорчивый бородач, сидящий напротив, сдержанно искривил губы. Напряжение, висевшее в воздухе всю дорогу, спало.

***

Костя посторонился, выпуская мужика с охапкой спецодежды в руках.

— Следующий! — раздался из-за двери зычный крик завскладом.

Он нырнул в полумрак складского помещения. За самодельной перегородкой из ящиков, заваленной бумагами, под тусклым светильником разместилась пожилая грузная женщина в очках.

— Фамилия? — буркнула тётка, не отрывая взгляд от разлинованного листа.

— Юхансон.

Она подняла на него глаза и подозрительно прищурилась, поправив сползшие очки.

— Еврей, штоля?

— Зачем еврей? — растерялся Костя. — Русский. Корни норвежские. У деда Йохансен фамилия была. А с евреями что не так?

— Да эт я просто… — неопределённо покрутила рукой в воздухе кладовщица. — На всякий случай... По мне хоть ифиёп. Кем устроился?

— Рыбообработчиком на разделку.

— Тааак, — послюнив палец, она принялась листать бумаги. — Ага! Константин Игоревич?

— Он самый, — кивнул Костя.

— Вот тута распишись, — тётка отметила галочками несколько строчек. — Жди. Я за одёжей схожу.

Кладовщица с трудом поднялась со стула и прошаркала куда-то вглубь, растворившись среди высоких стеллажей. Юхансон быстро проставил подписи в указанных местах и осмотрелся. Внимание его привлекла необычная вещь, непонятно как оказавшийся на складе. Он приблизился к странному предмету и коснулся его рукой. Деревянный, в человеческий рост, истукан, изображающий рыбу с бородатой мужской головой, оказался влажным и скользким на ощупь. Рот идола был широко раскрыт, будто в ожидании пищи.

— Не трожь! — резкий окрик заставил его отдёрнуть руку. — Чего лапаешь?

Толстые стёкла очков кладовщицы яростно сверкнули в полумраке. Стушевавшийся от необоснованной, на его взгляд, агрессии Костя сконфуженно отступил.

— Да я посмотреть просто…

— Неча там смотреть! — рявкнула тётка. — Не твоё – не трожь! Расписался?

Она скользнула глазами по формуляру и кивнула на стопку спецодежды.

— Забирай. За башмаками позже придёшь – не распаковали ещё. Скажи там, пускай обождут пока. Я позову.

Юхансон сгрёб одежду и поспешил наружу. На пороге он всё же бросил быстрый взгляд через плечо. Завскладом бережно укутывала идола в рваную мешковину. Хмыкнув, Костя толкнул железную дверь и переступил порог.

— Просила пока не входить, — придержал он за плечо рванувшегося было внутрь работягу. — Позовёт.

— Костя! — раздался справа звонкий голосок Милы. — Ты чего такой?

— Какой? — буркнул Юхансон, выуживая из кармана пачку Philip Morris.

— Как пыльным мешком стукнутый, — хихикнула девушка. — С Ниной Наумовной поцапался?

— Жучка старая, — поморщился Костя. — Ни с чего на людей кидается.

Он сунул сигарету в рот, но Мила тут же выхватила её.

— Не кури здесь. Нельзя. Пойдём, покажу, где курилка.

Она уверенно направилась в сторону жилых боксов. Юхансон послушно поплёлся следом.

— Ты не обращай внимания, — тараторила меж тем спутница. — Нина Наумовна – нормальная тётка. К ней просто подход нужен. А ты откуда сам?

— Из Краснодара.

— О, земляк! — обрадовалась девушка. — Я сразу почувствовала, что у нас есть что-то общее. Может, мы даже одним рейсом сюда летели. Тебе смену когда определили? Днём?

— Не знаю ещё. Не сказали.

— Бери ночную. В одно время будем работать. Вон курилка.

Она махнула рукой в сторону большой деревянной беседки и отдала ему сигарету.

— Как устроишься, заходи во второй женский блок. Чаю попьём. Поболтаем. Тут, пока рыба не пойдёт, скука смертная будет. Всегда так. В общем, заглядывай – не стесняйся.

Костя проводил взглядом невысокую ладную фигурку и повернулся в сторону беседки. Оттуда слышались громкие голоса и редкий смех. Первые мелкие капли дождя упали на лицо, Юхансон перехватил свою ношу поудобнее и поспешил под деревянное укрытие. Возможно, всё не так плохо, как ему показалось сначала. В конце концов, везде можно найти свои положительные стороны.

***

Разместившись на единственной свободной кровати у окна, Костя украдкой разглядывал соседей. Имена их он забыл сразу после знакомства. Не страшно, время ещё будет. Единственным, чьё имя он всё же запомнил, оказался неприветливый бородач, разговорить которого Костя пытался по дороге.

Тарас прибыл сюда с Алтая. Как и большинство, он много лет промышлял вахтой на различных рыбодобывающих предприятиях. К своей радости, уже встретил здесь каких-то старых знакомых и договорился переселить их в один бокс. Мужики оживлённо обсуждали свои не вполне понятные Косте вопросы, часто сыпали незнакомыми терминами и употребляли сленговые словечки, о значении которых он мог только догадываться. Парень чувствовал себя неуютно среди них, и, хотя открытой агрессии никто не проявлял, ощущение того, что он здесь лишний, усиливалось с каждой минутой.

Несмотря на то, что дорога была утомительной, спать совершенно не хотелось – видимо, сказывалась разница в часовых поясах. Интернет, естественно, не ловил, да и не все сотовые операторы могли предоставить более-менее стабильную связь. Вспомнив о книгах, взятых в дорогу, он вытащил их из рюкзака и уставился на обложки, размышляя, с какой начать. Собирался он в спешке и схватил первое, что подвернулось под руку. После недолгих раздумий «Весёлая наука» Ницше отправилась на прикроватную тумбу, а Костя, откинувшись на подушку, раскрыл сборник рассказов Лавкрафта и погрузился в чтение.

Мрачные картины, описанные мастером космического ужаса, совсем не способствовали поднятию настроения, и, вспомнив через полчаса о приглашении Милы, отложив книгу, он вышел из бокса. В сгущающихся сумерках истерично кричали чайки и шумно бились о каменистый берег морские волны. Зябко поёжившись, Юхансон сунул руки в карманы штанов и отправился на женскую половину.

Внезапно осознав, что являться с пустыми руками – признак дурного тона, он резко свернул в сторону КПП. Предприятие по периметру было окружено высоким забором, отделяющим его от посёлка. Усатый охранник вопросительно воззрился на Костю через обзорное окошко.

— Куда?

— В магазин хочу пройтись, к чаю чего-нибудь купить.

— Пропуск.

— Какой пропуск? — уставился на него растерявшийся вахтовик. — Нет у меня пропуска.

— Без пропуска не положено, — отчеканил усач. — Объект под охраной. Установлен пропускной режим на вход и на выход.

— Да я быстро до ближайшего магазина метнусь, — без особой надежды взмолился Костя. — Сам подумай, даже если я что-то украл бы, куда мне это девать в такой глуши?

— Не положено думать – положено действовать по инструкции.

Юхансон раздосадовано плюнул под ноги. Похоже, соблюсти приличия не получится. Немного потоптавшись на месте, он всё же решил не менять планов и побрёл к женским боксам.

— О, пришёл, — губы Милы расплылись в улыбке. — Думала, застесняешься. Проходи, присаживайся. Сейчас на стол накрою.

Костя скромно примостился на краю кровати.

— Хотел печенек купить каких-нибудь, — начал оправдываться он. — Так даже за ворота не выпустили.

— Обычное дело, — пожала плечами Мила. — Не переживай, у нас всё есть.

— Неудобно как-то… — виновато продолжил Костя.

Девушка лишь отмахнулась, прерывая его.

— Знакомься, это Саакшом, можно просто Саша, — она кивнула в сторону стоящей у окна невысокой женщины с монголоидными чертами лица. — Коренная камчадалка, между прочим. Из древнего рода инт… ит… Саш, как правильно? Я забыла.

— Ительме́ны, — грустно улыбнулась соседка. — Здравствуйте.

— Добрый вечер, — кивнул Юхансон. — Приятно познакомиться. Меня Костей зовут. Саша, а почему тут местных так мало? Основная масса приезжие. Не хотят работать?

— Наших берут неохотно. С приезжими проблем меньше, и северная надбавка не такая большая. Это вы думаете, что много платят, а у нас тут цены выше, чем в Москве. Конечно, те, кто стаж вахтой наработал, получают почти как местные, а вот новички сильно теряют в деньгах.

— Ясно, — задумчиво протянул Костя. — А где вся администрация? За весь день ни одного начальника, кроме кладовщицы, не видел.

— Не знаю, — пожала плечами Саша. — Вроде сегодня ночью прилететь должны, кто-то говорил. Ваша группа последняя была. Штат укомплектовали полностью.

— Давайте к столу, пока чай не остыл, — вмешалась Мила. — Костя, тебе сколько сахара?

За неспешной беседой время пролетело быстро. В бокс постепенно возвращались остальные соседки. Гость усиленно делал вид, что не замечает их любопытные взгляды. Разговор плавно перешёл на историю коренных народов. Говорила в основном Саакшом. Прихлёбывая горячий напиток, Юхансон внимательно слушал о том, как постепенно вымирали ительмены, ассимилируясь с русскими. Как горячка, оспа и сифилис, завезённые колонизаторами, выкашивали целые поселения. Как их заставили променять старых богов на христианского мессию.

— Кстати, — внезапно вспомнил Костя. — Я на складе видел какого-то деревянного мужика с рыбьим хвостом.

— Хантая? — удивлённо вскинулась женщина. — Странно.

— Кто это? — заинтересовался Юхансон.

— Рыбный бог, — задумчиво пробормотала Саша. — Не думала, что начальство тут настолько суеверное. Может, они обряд первой рыбы решили провести?

— Круть! — обрадовалась Мила. — Всегда хотела в чём-нибудь таком этническом поучаствовать. Чё делать будут?

— Да ничего особо зрелищного обычно не устраивают. Кишки рыбьи в травяную косу вплетают и тащат по реке против течения, чтоб сезонный улов щедрый был. Обычай предков.

— Пьянки не будет? — с притворным разочарованием уточнил Костя. — Жаль. Хотя, может, и к лучшему. Я слышал, что у аборигенов с водкой сложные отношения. Без обид.

— Ха, водка, — усмехнулась собеседница. — Ты просто наш чирим не пробовал.

— Крепкая штука?

— Настойка на голубике и мухоморах. Угощу потом. Взяла с собой немного, окончание вахты отметить. Никакая водка и рядом не стояла. Совершенно другие ощущения. Путешествие за пределы реальности обеспечено.

— Договорились, — оживился Юхансон. — Я всегда открыт для экспериментов.

Он посмотрел в окно. На улице совсем стемнело, да и соседки начали поглядывать на него как-то неодобрительно.

— Пойду я, — Костя поднялся с табурета. — Спасибо за гостеприимство, девчонки.

— Дорогу сам найдёшь или проводить? — выразительно посмотрела на него Мила.

— Найду, конечно, — усмехнулся он. — Там фонари по всему периметру, не заблужусь.

— Ну как хочешь, — в голосе девушки послышалось разочарование. — Тогда пока.

— Пока, — попрощался Юхансон и выскользнул за дверь.

Только когда тяжёлая створка захлопнулась за его спиной, он сообразил о своей промашке, и чуть не выругался вслух. Как и большинство мужчин, он плохо понимал намёки. Тяжело вздохнув, Костя побрёл к курилке, кляня свою недогадливость.

***

Богатырский храп соседей мешал заснуть. Юхансон долго крутился на жёсткой кровати, комкая одеяло. Наконец, придавив голову подушкой, он провалился в беспокойное забытье. Сквозь сон ему слышались то ли далёкие раскаты грома, то ли удары в большой бубен. Вопли чаек казались человеческими криками, а шум волн напоминал рычание разъярённого зверя.

В комнате громко хлопнула дверь. Костя сорвал подушку и, щурясь от света, резко сел на кровати.

— Что случилось? — просипел он вслед выбегающим наружу вахтовикам.

— Тараса медведь задрал, — бросил через плечо один из соседей, выскакивая за порог.

Всё ещё не до конца пришедший в себя Юхансон натянул штаны, накинул куртку на голое тело и, втиснув ноги в ботинки, бросился следом.

Сквозь крупные ячейки сетки Рабица, отделяющей территорию от пляжа, было видно лишь спины толпящихся работников. Скользнув в открытую калитку, Костя заработал плечами, протискиваясь к центру.

Картина, открывшаяся его взору, заставила желудок подскочить к горлу. С трудом сдерживая рвотные позывы, он зажал рот рукой.

Кровь, заливающая каменистый пляж, тускло блестела в лунном свете. То, что осталось от Тараса, даже отдалённо не напоминало человека. Жуткая мешанина из мяса и костей бесформенной кучей громоздилась на потемневшей земле.

— А где медведь? — сглотнув, шёпотом поинтересовался Костя у стоящего рядом.

— А пёс его знает, — пожал плечами крепкий коренастый мужичок. — Спугнули, наверное.

— Часто такое?.. — мотнул Юхансон головой в сторону останков.

— Не очень, но бывает, — авторитетно поделился собеседник. — За десять лет работы пару раз всего видел. Только…

Мужик запнулся и замолчал.

— Чего? — вырвалось у Кости.

— Да не похоже это на медведя. После него останки всё равно узнать можно. Даже если руку оторвёт или ногу, всегда понятно, что труп человеческий. А тут… Будто пережевали и выплюнули – хрен разберёшь, где голова, где жопа. Только по башмакам и смогли опознать.

— А это кто? — кивнул Костя в сторону высокого лысого мужчины в красном дождевике.

— Так Чавы́чкин это. Начальник всей шараги. Сегодня ночью прилетел. Походу не задался бизнес у буржуя.

Мужик сплюнул под ноги и стал протискиваться к выходу с пляжа. Юхансон поискал глазами Милу, не нашёл, но заметил кое-что интересное. Рядом с останками Тараса в землю был вкопан идол-хантай. Тот самый, который прятала на складе склочная Нина Наумовна. Из жадно открытого рта по деревянной бороде сползали тёмные ручейки.

Чавычкин тем временем коротко скомандовал что-то стоящему рядом работнику, и тот поспешно растворился в толпе. Когда начальник повернулся, Костя заметил, что рукав дождевика, заправленный в карман, пуст, а левое надплечье слегка у́же правого. Похоже, у бизнесмена не было одной руки.

— Жуть какая, — раздался за спиной тихий голос.

Юхансон обернулся и увидел Сашу. Она полными ужаса глазами уставилась на то, что осталось от Тараса.

— Пойдём, — он аккуратно развернул её за плечи. — Не надо тебе на это смотреть.

Костя направил женщину в сторону калитки и, слегка подталкивая, повёл сквозь толпу. Позади раздался громкий всплеск. Бросив взгляд через плечо, он успел заметить, как что-то исчезает под водой в фонтане брызг. Это не было похоже на рыбу, скорее на большую змею или толстое щупальце. Кроме него, никто не обратил на это внимание, и, решив, что всему виной разыгравшееся от стресса воображение, Костя двинулся дальше.

— Ты как? — участливо поинтересовался он у Саши, когда они выбрались с пляжа.

— Нормально, — неуверенно ответила она. — Он твоим другом был?

— Нет. Просто сосед, но всё равно жалко. Что он там среди ночи забыл, интересно?

Мимо них пробежал мужик с пустыми мусорными пакетами в руках. Это был тот самый работник, которого куда-то посылал Чавычкин.

— Они его что, по пакетам распихивать собрались? — удивлённо пробормотал Костя. — А как же полиция? Следователи там, эксперты? Место убийства всё-таки.

— Пока сюда доберутся, чайки уже всё растащат. Я не уверена, что в этой дыре участковый-то есть. Проводишь? Как-то мне не по себе.

— Конечно, — с готовностью согласился парень. — Мила в комнате осталась? Не видел её на пляже.

— Ага. Сказала, крови боится. Лучше бы я тоже не ходила. Теперь кошмары будут сниться.

— Думаю, не только тебе.

Остаток пути они проделали молча. Каждый размышлял о своём.

— Зайдёшь? — поинтересовалась Саша, стоя у двери.

— Не. К себе пойду. Ночь на дворе. У вас там женщины сейчас раздетые и ненакрашенные. Опасно.

— Верно, — усмехнулась она. — Тогда пока.

— Пока. Миле привет передавай.

— Обязательно, — Саша переступила порог. — Будь осторожен. Нехорошее предчувствие у меня.

Хантай тихоокеанский в собственном соку (2/2)

В разных источниках есть много упоминаний о людях-насекомых, но лично мне наиболее близкой к истине кажутся легенды североамериканских индейцев хо́пи. Их цивилизация считается одной из древнейших на Земле, и они с удивительной точностью описывают события ушедших веков, в том числе и все три катаклизма, едва не уничтожившие планету в прошлом: падение астероида, ледниковый период и Всемирный потоп. Их история очень стара, а предания издревле передаются из поколения в поколение. Согласно их мифологии, мы были сотворены женщиной-пауком, а первые люди были больше похожи на разумных насекомых, чем на современного человека.

Хопи утверждают, что все глобальные катастрофы они пережили, прячась в неких «муравейниках» под землёй. Что, если не все из них сразу вернулись на поверхность? Что, если какая-то их часть осталась жить в подземных убежищах, и развитие их протекало не так, как у тех, кто покинул «муравейники»? Если это так, то возможно ли, что существует вид, эволюция которого пошла немного другим путём? Думаю, что да. Как бы то ни было, энтоморфы среди нас, и они крайне опасны.  Я не знаю, по какой причине вдруг стал их слышать – между собой они общаются на частотах, не доступных уху обычного человека. Сначала я сомневался в том, что не сошёл с ума. Предполагал, что всё это лишь слуховые и зрительные галлюцинации, пока не стал свидетелем жестокого убийства. До сих пор, закрывая глаза, вижу белые кроссовки той девушки, исчезающие в щели под забором, и блестящий хитином панцирь огромного щёлкающего жвалами насекомого, несущегося ко мне.

Все энтоморфы, которых я встречал, были похожи на тараканов, кроме Кепки. Это какой-то другой вид. Более крупный и напоминающий скорее уродливую помесь сверчка с цикадой. Остальные существа его слушаются, как и более мелкие насекомые. Самое страшное, что синильная кислота на него практически не действует. За это знание я чуть не поплатился жизнью. Рана на руке заживала очень долго – отметина, напоминающая о нашей встрече, останется, видимо, навсегда. Кепка хитрее и осторожнее других энтоморфов. Заманить его в камеру было нелегко. Казалось, он чувствовал исходящую от меня угрозу. Я думаю, что он начал подозревать неладное, когда учуял запах моего самодельного дезодоранта.

С тех пор, как я сбежал из городской квартиры от полчищ агрессивных насекомых, мне не давала покоя одна мысль – как они меня нашли? Позже я понял, что всему виной уникальный запах каждого человека. Они не различают нас внешне. Для них мы все на одно лицо, но вот запах – совсем другое дело. Он у каждого человека свой.

Я смешал наиболее неприятные для насекомых компоненты: ацетон, хвойное масло, экстракты лаванды, мяты и эвкалипта. Воняет жутко, но эффект просто потрясающий. Теперь я могу свободно стоять рядом с любым энтоморфом, не боясь быть узнанным».

Максим прервался. Ему послышался какой-то подозрительный звук со двора. Пригнувшись, он подкрался к окну и осторожно выглянул наружу. Трава во дворе шевелилась – в зарослях кто-то прятался. Сердце его ухнуло в пятки. Задержав дыхание, он пристально всматривался в колышущуюся зелень.

Высокие стебли резко расступились, и наружу с громким мяуканьем выскочил здоровый чёрный кот. От неожиданности Кирилов вполголоса ругнулся. Животное перемахнуло через забор и, не переставая оглашать окрестности истошными воплями, скрылось из вида.

Достав дрожащими пальцами сигарету, Максим закурил и вернулся к изучению заметок Головина. Пролистнув несколько страниц, он наткнулся на схематичное изображение шприца. Прямо под рисунком располагался текст.

«После неудавшейся попытки убийства Кепки я понял, что «Циклон Б» против него неэффективен. Он, конечно, испытал несколько неприятных минут и серьёзно ослаб, но это не помешало ему сбежать, попутно ранив меня. Нужно было другое средство. Что-то надёжное, смертоносное и способное уничтожить всю популяцию разом. Травить энтоморфов поодиночке становится с каждым разом всё опаснее. Они стали осторожнее, да и соседи как-то подозрительно на меня косятся в последнее время.

Я долго изучал различные вирусы, грибки и бактерии. Комбинировал разные компоненты и пропорции и вот, наконец, как мне кажется, добился успеха. В окончательный состав смеси вошли три составляющие. Во-первых, Torrubiella (Торрубие́лла) – это гриб, поражающий насекомых с последующим уникальным эффектом «мумии». Torrubiella становится причиной разложения еще живого организма. Споры гриба, попав на хитиновый панцирь животного, начинают прорастать и расползаться по всему организму. В первую очередь грибок поедает мягкие ткани, в то время как наружный скелет остается целым и держит форму. Некоторое время насекомое еще живёт полноценной жизнью, заражая находящихся поблизости собратьев, покрываясь белой плесенью, словно мехом, но в конце концов от него остаётся лишь пустая, выеденная начисто грибком оболочка. Большинство разновидностей этого микроорганизма предпочитают питаться пауками, но существуют виды, опасные как для насекомых, так и для человека, поэтому взаимодействовать с ним нужно очень аккуратно.

В качестве второго ингредиента я использовал Metarhizium anisopliae (Метари́зиум анизо́плиа). Этот гриб поражает куда больше видов живых организмов и не теряет своих губительных свойств даже после смерти носителя. Таким образом, находящиеся рядом с погибшим насекомые подвергаются серьёзной опасности заражения.

И наконец, Massospora cicadina (Массоспо́ра цикади́на). Этот грибковый патоген в чистом виде представляет опасность исключительно для цикад, изменяя их поведение. Если я не ошибся в принадлежности Кепки к этому семейству, то именно данный микроорганизм должен гарантированно его уничтожить. Насекомые, заражённые этим грибком, обладающим мощным обезболивающим и стимулирующим эффектом, становятся очень активны. Они часто перемещаются, заражая других особей, и стремятся привлечь к себе как можно больше сородичей даже на самых поздних стадиях болезни, невзирая на то, что паразит уничтожил больше половины их тела. Самое прекрасное, что заражённые этим грибком особи становятся бесплодны.

Судя по всему, энтоморфы, которых я встречал, сейчас как раз находятся в фазе има́го, а это значит, что на данном этапе у них в приоритете основные функции ви́довой жизни — расселение и размножение. Этого допускать нельзя. Не знаю, как давно началась и сколько продлится эта фаза, но уверен, что любое промедление может привести к ужасным последствиям для человечества.

Приготовленная мной смесь отлично себя зарекомендовала как средство уничтожения, но, к сожалению, реакция наступает слишком быстро. Видимо, скрещивание патогенов привело к появлению более опасного штамма. Поражая организм, образцы усиливают воздействие друг друга и тем самым представляют более выраженную угрозу.  Эффект от их совместных действий несколько иной, чем если бы они действовали поодиночке. В частности, два последних экземпляра, на которых я испытал препарат, погибли в течение получаса. Естественно, ни о каком распространении болезни при такой скорости поражения речи идти не может. Остаётся надеяться только на то, что организм Кепки более крепок, и он сможет прожить достаточно долго для того, чтобы успеть заразить всю популяцию.

Только, боюсь, после нашей последней встречи добраться до него будет непросто. Надеюсь, синтезированный мной экспериментальный феромон сможет привлечь внимание этого существа и притупить бдительность. Возможно, с его помощью мне удастся заманить Кепку в какое-нибудь безлюдное место и инфицировать.

Смесь патогенов на рядовых энтоморфов действует даже при нанесении на поверхность хитина, но, думаю, с ним этот номер не пройдёт. Препарат должен попасть сразу внутрь, а учитывая крепость его брони, найти уязвимое место будет крайне затруднительно. Возможно, для удачного осуществления плана понадобится его обездвижить и ввести смесь в мягкие тка…»

Маслянистая капля упала на тетрадный листок, заставив Максима прервать чтение.  Он поднял глаза и застыл в ужасе. Тетрадь выпала из ослабевших пальцев. Прямо над ним, распластавшись по поверхности потолка, висел бородатый мужик из электрички.

По уродливым жвалам, вывернувшим нижнюю часть лица, стекала тягучая слюна. Три расположенных треугольником на лысой макушке маленьких чёрных глаза внимательно следили за остолбеневшим человеком.  

Не сводя глаз с жуткого существа, Кирилов попятился к выходу. Энтоморф тяжело спрыгнул на грязный пол. Он всё ещё напоминал человека, но быстро менял форму. Кожа с хлюпаньем расползалась, втягиваясь под узкие щели в хитиновом покрытии. Большие фасеточные глаза, скрытые ранее за тёмными очками, тускло блестели над острыми, ритмично щёлкающими мандибулами. Верхние конечности, разделившись вдоль, превратились в две пары членистых лап с загнутыми коготками на концах. Пластинки крыльев за спиной едва заметно тёрлись друг о друга, издавая громкий скрипучий звук.

Кирилов сорвал висящий на шее фотоаппарат и, заорав, запустил им в чудовище. Конечно, он даже не надеялся нанести хоть какой-то вред, это был лишь отвлекающий манёвр. И он сработал. Существо инстинктивно отшатнулось от летящего в него предмета, и Максим, резко развернувшись, бросился прочь из дома. Преодолев одним прыжком захламлённые сени, он вылетел на крыльцо, но тут же резко остановился – путь к отступлению был отрезан. Из высокой травы, стрекоча, выползало с полдюжины огромных тараканов. Кирилов метнулся обратно. Захлопнул дверь и накинул массивный крючок на ржавую петлю. Кепка, неторопливо перебирая лапами, перевалился через порог. Он понимал, что жертве уже никуда не деться.

Максим схватил стоящую у двери лопату и взмахнул ей, отгоняя гигантское членистоногое. Входная дверь содрогнулась от удара – насекомые рвались внутрь. Кепка высоко подпрыгнул и расправив крылья, спикировал на Кирилова щёлкая жвалами. Человек отчаянно отмахнулся от летящего на него монстра. Кромка полотна лопаты ударила о хитин с глухим звуком и отскочила, не причинив ощутимого вреда. Черенок выскочил из рук Максима. Однако ему всё же удалось изменить траекторию прыжка энтоморфа. Кепка упал на спину и, вереща яростно замолотил лапами в воздухе.

Не теряя времени, Кирилов бросился в дом. Схватив со стола шприц, он зажал его в кулаке и развернулся к уже успевшему вскочить Кепке. Сердце колотилось как бешеное. Со звоном разлетелись по полу осколки разбившегося стекла. Тараканы всё же нашли способ проникнуть в помещение.

Повинуясь внезапно промелькнувшей в голове мысли, Максим сунул поршень шприца в рот и, подхватив пузырёк с распылителем, достал из кармана зажигалку. Струя пламени из дезодоранта Головина заставила сунувшегося было в окно энтоморфа с визгом отступить. Весело полыхнули тюлевые занавески, временно отрезая тараканам доступ в дом.

Кепка готовился к новому прыжку. Кирилов понимал, что эта атака может стать для него фатальной, поэтому сам кинулся навстречу врагу. Огонь, бьющий из сопла, вспыхнул перед мордой монстра. Энтоморф попятился, недовольно стрекоча. Максим наступал, зажимая его в угол.

Внезапно развернувшись, насекомое вскочило на стену и рвануло на потолок. Это был шанс, который нельзя было упускать. Человек бросил свой импровизированный огнемёт и, борясь с отвращением, прыгнул на спину пытающегося удрать чудовища, повалив его на пол. Оглушительный стрёкот впился в его барабанные перепонки. Лёжа на спине, придавленный бьющимся в бессильных попытках перевернуться существом, Кирилов выхватил шприц изо рта, вонзил иглу в правый глаз монстра и нажал большим пальцем на поршень.

Кепка резко взмахнул крыльями, Максим услышал громкий хруст, левую руку пронзило острой болью. Энтоморф вскочил на ноги, отбросив оглушённого человека. Кирилов оказался прямо перед лазом в погреб. Комнату окутал дым – огонь с занавесок перекинулся на деревянные рамы. Времени на раздумья не было. Ухватившись здоровой рукой за край, он подтянулся к пахнущему сыростью провалу. Стопу сдавило, словно тисками. Обернувшись, он увидел Кепку, впившегося мощными челюстями в его левый кроссовок. Согнув свободную ногу в колене, Максим с силой ударил его в глаз, вгоняя болтающийся шприц внутрь целиком. Хватка мандибул ослабла, и теряющий сознание от боли журналист кулём свалился вниз. Изуродованная морда тут же возникла в проёме погреба – раненое насекомое не собиралось так просто отпускать свою добычу. Кирилов нащупал обрезок газовой трубы и с криком метнул его в голову Кепки. Энтоморф отпрянул, уворачиваясь. Из последних сил Максим рванулся к выходу и захлопнул над собой крышку погреба.

Даже внизу явно чувствовался запах горящего дерева, сверху сквозь щели сочились белёсые дымные щупальца. Не в силах подняться, Кирилов со стонами подполз к отверстию, оставшемуся после демонтажа вентиляции газовой камеры. Прижавшись к нему нижней частью лица, он надеялся, только не то, что бдительные соседи заметят начинающийся пожар и успеют принять меры. Глаза уже слезились от дыма. Дышать становилось всё труднее – воздуха, поступающего через небольшую забитую мусором дыру, явно не хватало. В глазах Максима потемнело, и он провалился в беспамятство.

***

Телефоном ему разрешили воспользоваться только через день после того, как он пришёл в себя. Лечащий врач не пускал к нему даже следователя – всё-таки больше двух недель без сознания был. Рука под гипсом постоянно чесалась, а ноющая боль в раздробленной стопе мешала заснуть. По официальной версии, конечности он повредил, упав в погреб. О том, что произошло на самом деле, Кирилов пока помалкивал. Он всерьёз подумывал о том, чтобы не предавать эту историю огласке. Паника среди населения никогда ни к чему хорошему не приводила. Одно дело репортаж о серийном убийце, и совсем другое – история про неведомых тварей, живущих среди нас. Как скоро это приведёт к массовой «охоте на ведьм»? Все бездомные окажутся под угрозой. С другой стороны, он не первый год живёт и хорошо знает, что опрометчиво передавать такую информацию властям не лучшее решение. Ему срочно нужен был совет. Кирилов отключил телефон от зарядного устройства и, пролистав список контактов, нажал на вызов.

– О, думал, не позвонишь, – голос одноклассника звучал холодно.

– Здоров, Илюха, – почуяв неладное, насторожился Максим. – Как дела?

– По-разному, – проворчал Илья. – Чё хотел?

– Слушай, – Кирилов решил перейти сразу к делу. – Можешь мне ещё раз встречу с Головиным организовать? Я понимаю, что…

– Иди в жопу, – отчеканил собеседник. – Понимает он. Интересно, до чего вы в прошлый раз договорились, что с меня теперь прокуратура не слазит? Внутреннюю проверку затеяли.

– Не понял, а прокуратура тут каким боком?

– Любым! – рявкнул Илья. – Ты что, в коме полмесяца валялся?

– Ну, типа того. Я в центральной больнице. Ничего серьёзного – жить буду. Мне телефон час назад только отдали. Что случилось-то?

– Тогда понятно, – немного успокоился одноклассник. – Я думал, ты забухал. Значит, ещё не знаешь. Не получится у тебя с Головиным встретиться – умер он.

– Как умер?

– Вот это-то как раз многие и хотят знать. Официальная версия – самоубийство, только я первый раз вижу, чтоб люди так из жизни уходили.

– Как? – внезапно охрипшим голосом поинтересовался Кирилов.

– Задохнулся. А знаешь почему? Потому что у него всё горло насекомыми было забито.

– Какими насекомыми? – тихо спросил Максим, чувствуя холодок, ползущий по спине.

– Разными, – буркнул собеседник. – Я что, энтомолог, по-твоему? Тараканы там, многоножки, жучки какие-то. Большинство ещё живыми были, когда его вскрывали. Патологоанатома нашего еле спиртом отпоили потом, а он человек не особо впечатлительный – много чего повидал.

– Офигеть, – выдохнул Кирилов.

– Во-во, – угрюмо подтвердил Илья. – Ты это… Скоро выписываешься?

– Ещё не знаю, а чё?

– Он тебе тут письмо оставил, попросил передать. Я замотался, забыл.

– Погоди. Чё за письмо? Когда оставил?

– Так сразу после вашей встречи. Накануне смерти. Был у меня, конечно, соблазн заглянуть в конверт, но я сдержался. Что-то мне подсказывает, что мне не понравится то, что там написано. Меньше знаешь – крепче спишь, а с прокуратурой я и так разрулю. Не впервой.

– Спасибо, Илюха! Ты настоящий друг.

– Сомневался? Только ты «спасибом» не отделаешься – поляну накроешь, как выпишешься. Я к тебе гонца тогда сейчас отправлю с передачкой. Сам не могу – не до этого сейчас, сам понимаешь. Давай выздоравливай. Увидимся.

– Ага. Пока.

Максим отключился и, откинувшись на подушку, задумчиво уставился в потолок. Дело принимало скверный оборот, и грозящее ему обвинение в умышленном поджоге, видимо, было меньшей из его проблем. Он поднёс к лицу правую руку. Кожу покрывали небольшие ожоги, но в целом можно считать, что он легко отделался. Вот только на ладони образовался какой-то белёсый налёт, который жутко зудел. Кирилов поскоблил его ногтями. Онемевшие пальцы сломанной руки слушались плохо, но ему удалось содрать верхний слой. По консистенции субстанция напоминала сахарную вату или плесень. От изучения конечности его отвлекла медсестра, вкатившая в палату штатив капельницы – пришло время ежедневных лечебных процедур.

Вечером прибыла передачка от Ильи. В большом целлофановом пакете под фруктами и соком обнаружился помятый конверт. Неуклюже помогая загипсованной рукой, Кирилов извлёк письмо и жадно впился в ровные строчки, покрывающие бумагу.

«Здравствуйте, Максим!

Как бы банально это не звучало, но если вы читаете это письмо, то меня, вероятно, уже нет в живых. Во-первых, хочу попросить прощения за то, что втянул вас в эту историю. Я чувствую, что меня выследили. Звуки из стен и вентиляции лучшее тому подтверждение. У меня не оставалось другого выхода, кроме как во время нашего разговора пометить вашу руку специальным феромоном. Так я буду уверен, что Кепка точно вас найдёт, и вы поймёте, что я говорил правду. Останки могли привлечь других энтоморфов, поэтому все трупы я растворял в ванне с кислотой, а других доказательств у меня для вас нет.

Надеюсь, вы уже успели прочитать мои записи и поняли, как использовать шприц со смесью. Если всё сделаете правильно, есть шанс уничтожить популяцию полностью. По крайней мере, в нашей местности. Эти существа – эврибио́нты, а это значит, что выживать они умеют практически при любых условиях окружающей среды. Они сумели пережить падение астероида, ледниковый период и Всемирный потоп. Не удивлюсь, если их соплеменников сейчас можно встретить даже в Антарктиде.

Я не знаю, вышли они из своих убежищ недавно или тысячелетиями успешно скрываются под человеческими личинами, самостоятельно сдерживая рост популяции. Не хочу рисковать. Возможно, мои исследования помогут сдержать их размножение. Человечество должно знать о возможной угрозе.

Каннибализм и людоедство среди насекомых обычное дело, хотя поедают они чаще мёртвую плоть. Целенаправленная охота на людей – явление редкое. Однако в поведении энтоморфов всё же прослеживается пусть и чудовищная, но логика. Они намеренно выискивают больных и бесполезных, по их мнению, представителей нашего вида. Убивая бездомных и людей, страдающих от тяжких недугов, они проводят своеобразную чистку. В истории человеческой цивилизации тоже были такие примеры, но в нашем случае гуманизм, к счастью, победил.

Полиция умалчивает об участившихся случаях исчезновения людей, но я наводил справки. Большинство пропавших за последние несколько лет страдали от серьёзных заболеваний, можете проверить. Ни следов, ни останков их так и не нашли. Только с бомжами этноморфы проявляют некую необъяснимую беспечность, оставляя изуродованные трупы на месте убийства. Может, не считают их достойной добычей и стыдятся приносить в своё логово, где бы оно не находилось.

Это вовсе не означает, что они не будут нападать на неподходящих под их критерии людей. Инсекто́иды вполне способны устранить кого-то, угрожающего существованию их вида, как вы или я. Когда-нибудь они могут решить, что всё человечество представляет для них опасность. Они практически вездесущи. Выследить неподготовленного человека для них не представляет большого труда, поэтому будьте предельно осторожны. Изучите мои записи и примите правильное решение. Надеюсь, у вас всё получится. Прощайте».

Максим сложил листок и с тяжёлым вздохом убрал его в конверт.

– Плохие новости? – участливо осведомился сосед по палате. – Понимаю. Сейчас многим не по себе.

– Почему? Что-то случилось?

– Ты чего, не в курсе? – удивлённо уставился на него собеседник. – Зараза какая-то новая появилась. Город на карантин закрывать собираются. Говорят, люди белой плесенью покрываются и в мумии превращаются. Вроде как грибок какой-то мутировавший. Говорят, от насекомых передаётся и быстро распространяется. А как ему не распространяться? Насекомые, они же везде. Нигде от них не спрячешься.

Кирилов с ужасом посмотрел на руку – ворсистое пятно белёсого налёта на его ладони стало заметно больше.

— Хорошо, — вздохнул наконец Головин, вдавив окурок в пепельницу, — Я вам всё расскажу, если пообещаете, что выполните мою просьбу.

— Какую? — насторожился журналист. — Вы ведь понимаете, что мои возможности ограничены?

Максим не рассчитывал на безвозмездную откровенность, когда добивался встречи с печально известным «Зейским санитаром», да и отступать было поздно – слишком много сил и средств затрачено для получения этого эксклюзивного интервью. Однако нужно было сразу дать понять, что непомерно высокую цену за разговор он предлагать не собирается.

— Не переживайте, — Головин криво усмехнулся. — Ничего невыполнимого я не попрошу. Мне лишь нужно, чтобы вы кое-что мне принесли.

— Андрей Василь…

— Просто Андрей, — перебил его заключённый, поморщившись. — Мы почти ровесники. Не бойтесь. Никакого криминала – всё в рамках закона.

— Ладно. Я подумаю.

— Нет, — покачал головой собеседник. — Пообещайте, иначе никакого разговора не будет.

— Хорошо, — сдался Кирилов. — Обещаю. Теперь можем начать? У нас не так много времени.

— Ну вот и договорились, — удовлетворённо кивнул Головин. — Что вы хотите знать?

— Расскажите с самого начала. С чего всё началось?

Андрей, не спросив разрешения, вытащил из пачки, лежащей на столе, ещё одну сигарету и выжидающе посмотрел на Максима. Тот протянул ему зажигалку.

— Началось всё ещё в детстве, — выдохнув густое облако дыма, начал Головин. — Дома меня регулярно избивали, а отец в качестве наказания часто запирал в тёмном чулане…

— Правда? — оживился Кирилов. — Ваши родители производят впечатление крайне адекватных и милых пенсионеров.

— Всё так и есть, — хмыкнул Андрей. — Извините, не удержался. Популярное мнение, что все проблемы идут из детства. Я уже устал объяснять психиатрам, что у меня было нормальное детство. Счастливое даже. И проблем с головой у меня нет, что бы там не говорили врачи. Просто однажды я стал слышать звуки, а потом замечать тех, кто их издаёт.

— Какие звуки? — решил уточнить Максим. — Голоса?

— Нет, — покачал головой Андрей. — Стрекотание и скрипы. Из вентиляции, в стенах квартиры, под полом и в тёмных комнатах, когда там никого не было. Сначала я не придал этому значения. Квартира у меня в старом доме, и посторонние шумы́ – обычное явление, но вскоре они стали слишком настойчивыми, как будто кто-то звал меня, пытаясь привлечь внимание. Я долгое время игнорировал этот зов, однако постепенно он начинал раздражать и беспокоить всё больше. Время от времени краем глаза я замечал тени, мелькающие по углам, и чувствовал на себе чей-то взгляд, когда никого не было рядом. Всерьёз я испугался, когда понял, что это стрекотание стало преследовать меня даже за пределами квартиры… А потом я встретил Кепку.

— Кого? — удивлённо вскинул брови Кирилов.

— Он сидел у входа в магазин с пластиковым стаканчиком в грязной руке, — игнорируя вопрос, продолжил Головин. — С виду обычный бомж, но чем ближе я подходил к нему, тем чётче и громче становилось стрекотание. Оно будто просачивалось прямо в уши сквозь городской шум, вызывая неприятный зуд под черепной коробкой, но кроме меня этого никто не замечал. Я тоже сделал вид, что не слышу ничего необычного, и прошёл мимо, однако на следующий день вернулся и стал наблюдать издали за этим бездомным.

Замолчав, Андрей прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

— Почему Кепка? — воспользовавшись паузой, поинтересовался Максим. — Он сам так представился?

— Нет. Это я его так прозвал, потому что он всегда носит одну и ту же красную бейсболку. И ещё он постоянно что-то бубнит себе под нос. Только вот если все улавливают пусть и неразборчивую, но человеческую речь, то я различаю ещё и вплетающиеся в неё громкие щелчки и скрежет.

Головин вдруг испуганно посмотрел за спину Максима.

— Вы слышали?

— Нет.

Журналист обернулся, проследив взгляд Андрея. Расширенные зрачки собеседника были прикованы к вентиляционной решётке. Он часто и глубоко дышал.

— Ну конечно, нет, — с трудом взяв себя в руки, выдавил Головин. — Никто не слышит. Этот звук называется стридуляцией. Так общается большинство насекомых. Я теперь много про это знаю, пришлось серьёзно изучить вопрос. Кепка был первым, кого я приметил, но далеко не последним.

Он медленно перевёл взгляд на Кирилова и поправил очки на переносице.

— Скажите, Максим, как часто вы присматриваетесь к окружающим?

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Наверное, не очень часто. Мне кажется, пялиться на людей – признак дурного тона.

— Вот именно, — подтвердил Головин. — А если смотреть на человека ещё и неприятно, вы, скорее всего, будете намеренно избегать зрительного контакта. Большинство людей при встрече с бомжами или бездомными попрошайками инстинктивно отводят взгляд. Это заложено где-то на подсознательном уровне. Мы видим кого-то, напоминающего очертаниями человека, но не различаем деталей и спешим отвернуться. Этим они и пользуются – скрывают несовершенство. Эти существа успешно мимикрируют под людей, однако при внимательном рассмотрении явно видны все недостатки маскировки подражателей. Где-то из-под хитина, укрытого лохмотьями, мелькнёт прозрачная пластинка крыла, где-то выглянет суставчатая конечность или членистый усик. Кепку, например, выдали глаза. Пару абсолютно чёрных, лишённых век, выпученных буркал он скрывает за тёмными очками, а ещё три маленьких глаза на темени прикрывает красная засаленная бейсболка, которую он прилюдно никогда не снимает. Думаю, я единственный из тех, кто увидел все его пять глаз и остался жив.

— Погодите, — прервал его Максим. — Вы утверждаете, что все убитые вами бездомные были на самом деле насекомыми?

— Точно, — кивнул Андрей. — Только вот убил я их не так много, как пишут в газетах. Понимаете, этим созданиям тоже надо чем-то питаться. Бомжей никто не считает – пропал и ладно. Умер – невелика потеря. Зачастую даже вскрытие не проводят. Причина смерти неважна. Мало ли что могло случиться. Не подумайте, эти существа могут напасть на кого угодно, просто охотиться на бомжей проще и безопаснее. Следствие решило, что сделать меня причастным к убийствам и пропажам бездомных будет хорошей идеей. Они не видят или не хотят видеть очевидных вещей…

— А именно? – насторожился Кириллов.

— Способ убийства, — Андрей развёл руками. — Я никого не потрошил и не заливал внутренности кислотой. Многочисленные порезы на телах жертв сделаны не холодным оружием, как они утверждают, а острыми мандибулами гигантских членистоногих. Я вообще плохо переношу вид крови, но кого это волнует? Им проще повесить на меня несколько десятков нераскрытых дел и отчитаться о поимке опасного маньяка, чем ловить настоящих убийц.

— Кстати, раз уж вы заговорили о способе убийства, — Максим почувствовал, что Головина начинает заносить не в ту сторону, и попытался вернуть разговор в интересующее его русло, — почему газовая камера? Не самый простой и дешёвый вариант.

— У инсектоидов очень крепкая хитиновая оболочка, которую трудно пробить даже пулей, не говоря уже о холодном оружии. Сначала я хотел оборудовать погреб огнеупорным материалом и сжигать их там заживо, но сложность исполнения и затраты на материалы заставили отказаться от этой идеи в пользу более простой и дешёвой газовой камеры.

— Получается, вы пробовали в них стрелять?

— Да, сначала пробовал, — кивнул Головин, — но тогда у меня ещё не было чёткого плана, и я просто наблюдал за Кепкой – он у них что-то вроде лидера или координатора. Если честно, то я сам не до конца понял их иерархию, но остальные энтомо́рфы его слушаются. Место, где он сидел, буквально кишело насекомыми – мухи, жучки и прочие представители членистоногих с жужжанием сновали над его головой и ползали по одежде. Возможно, он продуцирует какие-то специфические феромоны, не знаю, но думаю, что именно Кепка выбирает цели. Послушные его воле тысячи мелких разведчиков ползают по вентиляциям и щелям, выискивая будущих жертв. Однажды, когда мимо него прошла молодая женщина, стрекотание Кепки стало громче, тональность заметно изменилась. Тут же из ниоткуда вынырнули две укутанные в грязное рваньё фигуры и увязались за ней. Я, решив проследить и выяснить, что у них на уме, отправился следом. Девушка двигалась медленно, часто останавливалась, нездоровая бледность покрывала её лицо, глубокие тени залегли под ввалившимися глазами, на впалых щеках проступал лихорадочный румянец. Вне всяких сомнений, она была серьёзно больна. Пропетляв около получаса по городским улицам, мы оказались на территории гаражно-строительного кооператива. Оставаться незамеченным стало сложнее, я немного отстал и в какой-то момент потерял из вида и девушку, и преследовавших её бездомных. Подойдя к месту, где видел их в последний раз, я услышал знакомое стрекотание и, ориентируясь на звук, прокрался за гаражи.

Андрей прервался и хлебнул воды из стоящей на столе пластиковой бутылки. Было заметно, что воспоминания даются ему нелегко.

— Они не могла кричать, — отерев губы тыльной стороной ладони, продолжил он. — Рот был залеплен какой-то липкой субстанцией. Несчастная лишь мотала головой из стороны в сторону, бессильно мычала и таращила полные боли глаза. Твари жрали её заживо. С их перепачканных кровью мандибул стекала вязкая кислотная слюна, с шипением разъедая кожу жертвы. Под торжествующие щелчки и пересвист два огромных таракана выгрызали частично растворённые внутренности девушки. Я закричал от ужаса и отвращения. Реакции их, конечно, можно только позавидовать. Один из них, не выпуская добычу, метнулся в едва заметный лаз под бетонным забором, а второй бросился в мою сторону. Оглушительно вереща и щёлкая, таракан прыгнул. Я попятился и, запнувшись, упал на спину. Это меня спасло. Сегментированное брюхо скользнуло по лицу, и тварь врезалась в обитую жестью стену гаража. Я вскочил на ноги, схватив кусок ржавой арматуры, со всей силы шарахнул сверху по панцирю. Эффект был как от удара по гранитному монолиту. Металл отскочил от твёрдого хитина, даже не оцарапав его. Оружие выскользнуло из моих онемевших рук. Тварь, видимо, не ожидала сопротивления, поэтому слегка замешкалась. Я этим воспользовался – с криками выскочил на открытое пространство и, не оглядываясь, бросился прочь. Каким-то чудом мне удалось сбежать, но обрадовался я рано. Этим же вечером меня нашли.

Головин снова бросил настороженный взгляд на вентиляцию.

— Не дай вам Бог, Максим, почувствовать то, что испытал я. Тысячи насекомых, бесконечным стрекочущим потоком выплёскивающихся из вентиляционных каналов, лезущих из щелей в стенах, живым ковром устилающих пол с одной единственной целью – добраться до моей плоти. Мне пришлось бежать не только из квартиры, но и из города. Я скрылся на даче, однако прекрасно понимал, что нигде не смогу быть в безопасности – рано или поздно меня всё равно нашли бы, поэтому решил действовать на опережение. Во время наблюдения за Кепкой я понял, что популяция энтоморфов на территории нашего города не очень многочисленная – около полусотни особей. Действуя скрытно, можно было истребить всю колонию, не поднимая особого шума, но, как видите, мне не повезло. Хоть я и старался соблюдать осторожность, но, видимо, кто-то из соседей по даче обратил внимание на подозрительную активность и сообщил куда следует. Всё же мне удалось существенно сократить численность тварей до того момента, как меня поймали.

— И насколько сильно вы её сократили? — Кирилов вопросительно поднял бровь. — Полиция всё ещё скрывает точную цифру.

— На самом деле я и сам в какой-то момент перестал считать, но, думаю, штук пятнадцать или двадцать уничтожить успел.

— Как вы их заманивали?

— С этим как раз проблем не было, — хмыкнул Андрей. — Предлагал непыльную работу за достойное вознаграждение. Не думаю, что они на самом деле нуждались в деньгах, скорее их интересовали новые ареалы обитания и потенциальная добыча. Тех, кто соглашался, отвозил за город на дачу. Первого в лесу по дороге от станции «шлёпнул». Тогда же и понял, что стрелять в них – ненадёжная затея. Ижевская «вертикалка» справилась с задачей лишь с четвёртого выстрела. Думал, не успею перезарядить и добить, но эффект неожиданности сыграл мне на руку. После чуть не закончившейся неудачей попытки пришлось придумать альтернативный, не настолько шумный и рискованный метод устранения. В дальнейшем просто просил помочь вынести хлам из погреба и запирал их внутри. Потом пускал синильную кислоту по системе вентиляции. Как инсектицид она весьма эффективна. Знаете, её использовали нацисты для убийства людей в концентрационных лагерях?

— Знаю, — непроизвольно поморщился Кирилов. — Читал отчёты с места преступления. Ещё знаю, что там не нашли ни одного трупа. Только одежду и небольшое количество биологического материала – кусочки кожи, немного волос, мелкие остатки плоти, следы крови, но ни одного мёртвого тела.

— И не найдут, — усмехнулся Головин. — Не хочу, чтобы полиция до них добралась. Не доверяю властям – они любят скрывать правду. Подозреваю, что наш город не единственный, где эти существа обитают. Люди должны обо всём узнать, и вы мне в этом поможете. Собственно, поэтому я и согласился на интервью. Вы напишите статью и предоставите доказательства.

— У вас есть чем подтвердить свои слова? — глаза Максима заблестели в предвкушении возможной сенсации. — Вы укажете мне место захоронения трупов?

— Не совсем, — мотнул головой Андрей. — Помните, я просил вас об одолжении в самом начале разговора?

— Конечно.

— Вы должны как можно скорее съездить ко мне на дачу. В погребе есть схрон, который, насколько я знаю, пока не обнаружили. Внутри, помимо прочего, лежит пузырёк с распылителем. Он мне нужен. Там смесь, заглушающая естественный запах. Она сбивает энтоморфов со следа. Если вы мне не поможете – меня вскоре найдут. Половицы не приби…

Металлическая дверь со скрипом отворилась, прерывая его на полуслове.

— Время, — проскрипел сотрудник ФСИН усталым голосом. — Заканчиваем свидание.

— Правый дальний угол, — быстро шепнул Головин перед тем, как покинуть комнату. — Поспешите.

Он крепко сжал руку журналиста на прощание. Ладонь Андрея была влажной и липкой. Кирилов брезгливо вытер руку о штанину. Он вдруг почувствовал резкий неприятный запах. Поднёс руку к носу и, поморщившись, тут же отдёрнул. Смрадная волна шибанула в ноздри. Размышляя о том, как бы поделикатнее намекнуть администрации заведения о важности соблюдения норм гигиены среди заключённых, Максим направился к выходу.

Стоя на пороге, он услышал за спиной негромкий шорох. Обернувшись, бросил взгляд на вентиляционную решётку. Из пыльного отверстия выполз жирный таракан и, быстро пробежав по стене, юркнул за плинтус.

***

Естественно, Кирилов ни на секунду не поверил в историю про хищных насекомых, пожирающих людей. Однако эксклюзивное интервью с известным «серийником» должно было существенно помочь ему в карьерном росте. О «Зейском санитаре» уже несколько недель трубили все новостные СМИ и тревожно гудел Интернет, но сведения были крайне скудны – в основном все пересказывали одну и ту же общедоступную информацию, каждый на свой лад. Строили гипотезы и высказывали предположения, однако точных мотивов и подробностей не знал никто.

Все были в курсе, что в городе Зейск пойман опасный серийный убийца, травящий бездомных кустарно изготовленным газом «Циклон Б». Общественность разделилась на два лагеря. Большинство категорически осуждало радикальные методы Головина, однако нашлись и те, кто поддерживал его. Именно с их подачи Андрея и окрестили «санитаром». Дескать, благое дело делал – чистил город от бесполезных и опасных отбросов. Оппоненты ломали виртуальные копья в медиапространстве, но отсутствие достоверной информации сводило все споры на нет.

Максим же решил использовать ситуацию в свою пользу. Пригодились старые связи в системе исполнительной власти. Пришлось постараться, но он сумел добиться свидания с подследственным. Сказать по правде, интервью его разочаровало – совсем не такого результата он ожидал. Судя по всему, Головин был не вполне адекватен либо усиленно пытался симулировать сумасшествие. Однако если в его погребе действительно есть тайник, то призрачный шанс состряпать добротное журналистское расследование всё ещё имеется.

Кирилов, прислонившись головой к стеклу, задумчиво косился на пролетающий за окном электрички унылый пригородный пейзаж. Он безуспешно пытался немного вздремнуть, чтобы хоть как-то компенсировать бессонную ночь. До утра ему мерещились шорохи за стенами и шуршание в вентиляции. Всё же визит к Головину не прошёл бесследно для психики. Вечером он попробовал набросать черновик, но вместо разоблачительной статьи получалась какая-то дикая крипота. Не могло быть и речи о том, чтобы публиковать её в таком виде. Возможно, на даче Андрея действительно найдётся то, что ему поможет.

Максим решил добираться до пункта назначения пригородным поездом. Немного смущало, что первая электричка отправлялась рано утром, а ранние подъёмы всегда давались Кириллову нелегко. Однако с таким неудобством он готов был смириться – главное, чтобы Головин не обманул, и в тайнике и правда оказалось бы что-то стоящее.

Поезд вынырнул из чахлого перелеска, за окном раскинулись бескрайние зелёные поля. Восходящее солнце коварно резануло по глазам. Максим, раздражённо сморщившись, отвернулся. Отказавшись от попыток немного поспать, он принялся исподтишка разглядывать попутчиков. Людей в вагоне было мало – пара пенсионеров, женщина с двумя заспанными мальчишками и бородатый, потрёпанный жизнью мужик в тёмных очках. Что-то в облике этого мужчины заставило сердце Максима сбиться с ритма. Спустя секунду он понял, что именно его встревожило. На голову бородача была нахлобучена грязная красная бейсболка. Совсем как у Кепки из истории Головина. Странное совпадение.

Отогнав подступающую паранойю, Максим уткнулся в телефон, но время от времени всё же украдкой бросал встревоженный взгляд на странного попутчика. В какой-то момент он заметил, что губы мужика, скрытые за неопрятными усами, шевелятся, и до его слуха донеслось невнятное бормотание. Кирилову всерьёз стало не по себе. Резкий удар с обратной стороны окна заставил его подскочить на месте. На стекле мерзкой кляксой поблёскивали останки большого жука. Когда Максим оторвал взгляд от размазанного трупика насекомого, мужчины в вагоне уже не было.

Оставшееся до прибытия время Кирилов старался не думать об этом небольшом, но неприятном инциденте, с головой погрузившись пучину Интернета. По мере следования вагон заполнялся всё новыми попутчиками, и вскоре Максим был бесцеремонно придавлен к стенке широкобёдрой бабкой с охапкой садового инвентаря в руках. Остаток пути он провёл в крайне неудобной позе, обнимая руками свой небольшой рюкзачок, старательно избегая контакта с тяпками и граблями, норовившими стукнуть его по голове.  

Сельский полустанок встретил Кирилова разбитым перроном и запахом креозота, поднимающимся от нагретых летним солнцем шпал. Нестройная колонна прибывших потянулась по узкой тропе к дачному посёлку, увлекая Максима за собой. Он бросил осторожный взгляд назад. Возможно, это была лишь игра его взбудораженного воображения, но ему показалось, что где-то в толпе мелькнула красная кепка.

Дачу Головина он нашёл довольно быстро. Когда ажиотаж после поимки «Зейского санитара» спал, желающих посетить место преступления поубавилось, и Кирилов практически беспрепятственно проник на территорию. Единственную преграду в виде закрытой калитки он проигнорировал, ловко перемахнув через забор. Тропинка к дому через неухоженный заросший двор с трудом угадывалась среди высокой травы. Навесной замок на входной двери выглядел дёшево и ненадёжно. Собственно, как Максим и предполагал. Он достал из рюкзака предусмотрительно прихваченный молоток и, воровато оглядевшись, за несколько ударов выбил дужку из корпуса. Сорвав пломбу с полицейской печатью, Кирилов открыл пронзительно скрипнувшую дверь.

Не обращая внимания на беспорядок, оставшийся после обыска, он направился прямиком к открытому люку в подпол. Внизу было темно. Максим включил фонарик на телефоне, достал верный «Canon» и спустился по шаткой лестнице. Вспышка фотоаппарата озарила валяющиеся на влажных досках части демонтированного оборудования для подачи газа в камеру. Погреб оказался довольно просторным, и перемещаться по нему можно было, даже не пригибаясь. В воздухе слабо чувствовался характерный для синильной кислоты запах горького миндаля.

Аккуратно перешагивая через разбросанный хлам, Кирилов пробрался в правый дальний угол. Где-то здесь, по словам Андрея, должен быть тайник. Опустившись на колени, подсвечивая себе фонариком, Максим зашарил по грязному полу, но тут же брезгливо отдёрнул руку, вскрикнув. Мелькнув в тусклом свете, что-то холодное скользнуло по тыльной стороне его ладони. Луч фонарика, метнувшийся вслед, выхватил из темноты большую извивающуюся многоножку, исчезающую в щели между досками полового покрытия.

Тихо выругавшись сквозь зубы, Кирилов продолжил поиски и вскоре нащупал доску, немного выступающую над поверхностью. Подцепив её ногтями, Максим потянул на себя. Доска поддалась легко, открыв небольшое вырытое в земле углубление. В ямке лежал плотно обёрнутый в целлофан свёрток. Кирилов извлёк находку и, стряхнув с неё комочки земли, сунул в рюкзак. Не обманул Головин – в указанном месте действительно был тайник. Осталось проверить, насколько ценную информацию он скрывал.

Физиология эврибионтов в фазе имаго (2/2)

– С кем? – кашлянул Пичурин.

– Дух нечистый, беспокойный, сиречь ведьма про́клятая. Тело её Мать-земля не принимает, а душа меж Явью и Навью мечется, да злодейства чини́т.

Он обвёл взглядом бездыханные тела и тяжело вздохнул.

– Всю деревню извела под корень тварь. Даром что старики, а всё одно жалко.

Герасим похлопал ладонью по каменной поверхности.

– Долго я её алтарь искал. Да и её саму выследить больших трудов стоило, а поди ж ты, вывернулась в последний момент – котом не побрезговала. Только не может дух человеческий в животине бессловесной долго пребывать. Людскую личину душа требует. Однако без подготовки и человеческое тело быстро в негодность придёт. Не уследил я, когда она тебе ру́ды своей дала испить. Видать, спешила шибко, коли в мужика была готова перепрыгнуть. Да только за спешкой не углядела в тебе кровушки предков могучих. Хоть и жидковата ру́да твоя, но всё ж сложно ведьме с ней бороться, даже вырванный волос не особо помог. Сильные ведуны в роду твоём были, тяжело на́ви подчинить тело потомка десницы божьей. Вот и направила тебя к алтарю своей хозяйки. Тут место сосредоточия её силы, и могущество колдуньи возрастает десятикратно. Посему освободить тебя сейчас не могу никак.

Старик поднялся с алтаря и извлёк из ножен, висящих на поясе, широкий кинжал.

– Э-э-э… – испуганно вскинулся Пичурин. – Герасим, ты чего?

– Не Герасим я, – усмехнулся старик, прищурив небесно-голубые глаза. – Издревле берём мы себе имя Пращур. Во славу нашего покровителя и заступника, защитника рода человеческого и хранителя границ Междумирья – могучего бога Щура. Лишь благодаря ему навь не пересекает заветной черты, чтобы разрушить мир живых. Устами нашими глаголит он и дланями нашими творит дела великие и праведные.

Он провёл большим пальцем по режущей кромке лезвия, проверяя остроту кинжала, и шагнул к Кириллу.

– Стой, стой! – затараторил Пичурин. – Разве это правильно – живого, невинного человека резать?

– Невинных нет, – рассудительно произнёс старик. – Я тебе, дураку, иглу в косяк воткнул от нечисти, последние запасы четверго́вой соли на тебя извёл, а ты что сделал? Молчишь? То-то. Порог — это граница, которую нужно тщательно охранять. Ты же сам открыл проход нави в своё жилище, теперь пожинай, что посеял. Резу с двери стёр за косушку хмельного. Тьфу… Хорошо, успел я заприметить, кто знака священного испугался. Чуть ведьму не упустил по твоей милости. Почитай два года уразуметь не мог, под какой личиной она скрывается.

– И что теперь? – не сводил пристального взгляда с кинжала Кирилл. – Глаза вырезать будешь?

– Очи человеческие – суть души зеркало. Через них нечисть входит в слабых духом, а ежели покидает бренное тело, то забирает и глаза, и души отражение. Мне это без надобности. Хочу лишь ведьму упокоить навсегда и дух её нечистый за кромку отправить.

Ведун рванул футболку на Кирилле, обнажая грудь, и погрузил остриё кинжала в плоть.

Пичурин громко застонал, сдерживая рвущийся наружу крик, прикусил губу, из глаз брызнули слёзы.

– Терпи, родич, – приговаривал Пращур, ловко орудуя ножом. – Лишь через страдания обрести можно истинную крепость духа.

Кириллу чувствовал, что может лишиться сознания от боли. Он даже желал погрузиться в пучину беспамятства, чтобы прекратить эти муки. На залитой кровью груди под давлением острого лезвия вырисовывался знакомый символ.

– Всё, всё, всё, – наконец, успокаивающе проговорил старик, отступая назад и любуясь на дело своих рук. – Теперь, слова заветные, молви.

– Какие слова? – выдавил сквозь сжатые зубы Пичурин.

– Чур меня.

– Чур меня, – повторил Кирилл.

– Громче!

– Чур меня! – завопил он что есть сил.

Собаки вскочили на ноги и настороженно подняли уши. Тело пронзило дикой болью. Она ни шла ни в какое сравнение с тем, что он испытал до этого. Казалось, что его кишки наматывает на крутящийся вал, а мясо и кожу живота рвут изнутри когтями. В глазах потемнело. Балансируя на грани обморока, он опустил взгляд и увидел, как на вздувшемся животе проступает человеческое лицо. Кожа рвалась, лопалась и расползалась, формируя знакомые черты. Спустя несколько минут, показавшихся Кириллу вечностью, голова Гузеихи открыла глаза и с ненавистью уставилась на старика.

– Выследил-таки, – зло прошипела она.

– Рад встрече, Мара, – сурово произнёс ведун. – Заждались тебя за кромкой. В этот раз некуда бежать.

– А это мы ышо поглядим, – огрызнулась старуха. – Не помогут твои резы и заговоры. Не боюсь я их.

– Поэтому и тушевалась перед дверью, знаком помеченной? – усмехнулся в седые усы старик. – Кабы этот олух тебя не впустил, за порог не попала бы.

– Нет здесь твоей силы. Марена, тут хозяйка. Её это место намоленное и кровью жертвенной отмеченное. Её земля – её правила!

Пращур взял посох, и тот вспыхнул в его руках ярким пламенем.

– Значит, пришёл срок правила менять! – воскликнул он и, с поразительной для его возраста ловкостью развернувшись, из-за плеча обрушил пылающий жезл на алтарь.

Жертвенник взорвался в фонтане каменного крошева. Торчащая из живота Кирилла голова дёрнулась и пронзительно завизжала.

– Не нравится? – с деланой заботой осведомился ведун. – По своей воле к хозяйке вернёшься, али помочь тебе?

– Себе помоги! – яростно выкрикнула старуха. – Именем Марены – пожирательницы душ, призываю! Нити жизни, её серпом обрезанные, крепко сплетаю в узор единый! Защитите!

Корчащийся на кресте от невыносимой боли Кирилл увидел, как бездыханные останки слепых стариков зашевелились. Они менялись – их кости с хрустом ломались, конечности изгибались под немыслимыми углами, деформируясь. Тела покрывались тёмной шерстью и перьями. Собаки вокруг старика заходились лаем, припадая к земле. Над поляной разнёсся протяжный многоголосый вой. Раздирая сковывающие движения человеческие одежды перед ошалелым взглядом Пичурина, один за другим с земли вскакивали чёрные волки, а в небо с громким карканьем взмывали огромные воро́ны. Ведун, выронив посох, упал на четвереньки. Через мгновение на его месте стоял гигантский белый волк. Задрав морду, он завыл в ответ, принимая вызов. Сверкнув голубыми глазами, Пращур повёл дворовую свору в бой.

За считаные секунды на поляне воцарился хаос. Волчий вой сливался с собачьим лаем, в воздухе кружились шерсть и перья, хрустели кости, куски плоти и брызги крови разлетались в стороны. Визг раненых животных и надрывные крики умирающих птиц смешались в адской какофонии. Не в силах больше наблюдать за этой жестокой схваткой, Кирилл отвернулся и зажмурился. Снизу слышался безумный хохот старухи.

Когда наконец наступила тишина, Пичурин осторожно приоткрыл глаза и обвёл взглядом поле боя. Неподвижные растерзанные трупы устилали залитую кровью траву. Казалось, никто не уцелел в этом жестоком сражении. Однако груда тел в центре вдруг зашевелилась, и из-под них появилась испачканная кровью белая волчья морда. Стряхивая с себя изувеченные останки, волк выполз наружу. С трудом поднявшись, он, пошатываясь и припадая на правую переднюю лапу, приблизился к распятому человеку. Подняв изорванную морду, волк пристально посмотрел в глаза Кирилла.

«Сильна Мара, – раздалось в голове Пичурина, – Дальше самому придётся. У меня сил даже обратно перекинуться не осталось. Вслух не отвечай – слова береги. Пригодятся».

– Чаво гляделки растопырил? – злорадно хохотнула Гузеиха. – Не по зубам я тебе оказалась?

«Времени не теряй, – продолжил волк. – Алтарь разрушен – почитай, полдела сделано. Избавься от нечисти и уничтожь чучело. Коли справишься, загляни в моё жилище. Там под лежанкой указание, как логово ведьмы почистить, чтобы наверняка…»

Лапы его подломились, и зверь упал на колени, но тут же вновь поднялся, хоть и с большим трудом.

– Подыхаешь? – издевательски осведомилась старуха. – Давай скорее ужо. Я плоть твою хозяйке поднесу, а шкуру на новый алтарь постелю. В назидание, значится, остальным ретивым.

«Слабею, – шептал голос в голове. – Долго не протяну. Зимний крест сожги – это символ Марены. Не место ему в нашем мире. Кость на́вью забери, коли выживешь, пригодится – сильный оберег. Слушай кровь предков, она подскажет как быть. Прощай, родич».

Волк поднялся на задние лапы и рванул клыками верёвки, стягивающие правую руку Кирилла. Это последнее усилие стоило ему жизни. С глухим стуком могучий зверь рухнул к ногам человека.

– Сдох, – довольно констатировала ведьма. – Давай, милок, распутывайся. Жаль зелье ру́дное расплескалось. Ничо, я запасливая. Тут в погребке недалече ышо есть.

– Заткнись, гнида старая, – простонал Пичурин, непослушными пальцами распутывая узлы на второй руке. – Всё из-за тебя. Не будет тебе никакого зелья.

– А ты не груби старшим! – сварливо прикрикнула бабка, безуспешно пытаясь заглянуть в лицо Кириллу, однако короткий отросток шеи не позволил ей задрать голову. – От тебя тут мало зависит. Долго противиться не сможешь. Даже с кровью пращуров своих болезных супротив меня не сдюжишь. Как в поезде будет. А́ли запамятовал ужо?

Каждое движение её головы, натягивая кожу живота, причиняло невыносимые страдания. Даже мимика лица заставляла Кирилла болезненно морщиться.

– Захлопни пасть! – в приступе ярости он отвесил ведьме оплеуху и тут же заорал от боли.

– Не уразумел ещё, что мы тапе́рича одно целое? – фыркнула старуха. – Не трать время понапрасну. Распутывай узы ши́бче.

После того, как Кирилл освободил левую руку, тело его опасно качнулось вперёд, он едва удержался, вцепившись в крестовину. С ногами пришлось повозиться – уродливый нарост на животе ограничивал движения и мешал обзору. Наконец, кое-как справившись с туго затянутыми узлами, Пичурин оказался на земле. Ведьма только этого и ждала – Кирилл почувствовал, как в разум вторгается чужая воля. Конечности онемели, а в глазах стало двоиться.

– Чур меня! – заорал он пронзительно. – Чууур!

Тело содрогнулось от мощного прилива сил, сознание моментально очистилось. Помутнение отступило, старуха злобно заскрежетала зубами. Кирилл чувствовал, что надолго его не хватит, и следующую ментальную атаку отбить он уже не сможет. Рванувшись к деревянному трону, он схватил серебряный серп с колен соломенного чучела.

– Стой! – заверещала старуха. – Ты чаво удумал?

Она попыталась втянуться в живот, как черепаха в панцирь, но Пичурин оказался быстрее. Он схватил ведьму за редкие патлы, намотал их на кулак и оттянул хрипящую голову вверх, открывая шею.

– Остановись, – просипела ведьма. – Сам ведь сдо…

Договорить ей Кирилл не дал – крепко сжав зубы, полоснул по дряблому морщинистому горлу изогнутым лезвием. Живот обожгло резкой болью, перед глазами вспыхнули разноцветные фейерверки. Упав на колени, он заорал, подняв к небу лицо с текущими по щекам слезами. Кровь заливала штаны, толчками выплёскиваясь из перерезанной шеи. Бабка ещё пыталась что-то сказать, но из её рта доносился лишь невнятный булькающий свист. Понимая, что если остановится сейчас, то возобновить эту жуткую ампутацию у него просто не хватит ни смелости, ни сил, Кирилл продолжил елозить серпом, вырезая безобразный нарост из своего тела. Плоть поддавалась на удивление легко, и вскоре последняя полоска кожи отделилась с мерзким хлюпающим звуком. С громкими стонами, оставляя кровавый след, Пичурин пополз к костру, волоча за седые лохмы отрезанную голову.

Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он достиг своей ярко пылающей во мраке цели. Кирилл взмахнул рукой и кровоточащую башку ведьмы поглотил огонь. Пичурин упал на спину, широко раскинув руки. Хотелось закрыть глаза и поддаться темноте, окутывающей разум туманом беспамятства, но тогда он наверняка умрёт от потери крови. Этого допускать было нельзя, иначе все пережитые мучения напрасны. Дрожащей окровавленной рукой он вытащил из костра широкую головешку и прижал её к ране на животе. Шипение плоти слилось с его диким криком. Запахло горелым мясом, измученный человек, наконец, лишился сознания.

Сколько он провалялся в обмороке, Кирилл не знал, но, судя по тому, что костёр пылал всё так же ярко, времени прошло немного. Разлепив пересохшие губы, он застонал и попытался сесть. Не сразу, но ему это всё же удалось. Опустив глаза, он осмотрел перепачканный сажей и кровью живот. Похоже, кровотечение ему всё же удалось остановить, но рана всё равно требовала срочного медицинского вмешательства. Стянув изодранную футболку, Кирилл неумело обмотал ей ожог и обвёл взглядом поляну.

Трон с соломенным чучелом чернел на фоне Зимнего косого креста. Пичурин задумчиво посмотрел на костёр. Сквозь весело пляшущие языки пламени на него зловеще скалился обгорающий череп Мары. Он поднялся, достал из огня пылающее полено и, пошатываясь, побрёл к разбитому алтарю. Приблизившись к уничтоженному жертвеннику, человек преклонил колени перед поверженным белым волком. Тяжело вздохнув, он провёл рукой по лобастой голове.

– Отдыхай, Пращур, – поднимая жезл волхва с земли, прошептал Кирилл. – Я тут сам приберусь.

Тяжело опираясь на посох, он подошёл к чучелу Марены и поднёс горящее полено к соломенным ногам.

Эпилог

За окном едва светало, когда он открыл глаза. Мужчина сел на кровати, включил настольную лампу в виде человеческого черепа и почесал уродливый зарубцевавшийся шрам на животе. Чуть выше сквозь буйную растительность едва просматривался вырезанный на груди загадочный символ.

– Подъём, Никитишна, – зевнув, он постучал черепушку по темени согнутым пальцем. – Я работать, а ты за хатой присматривай.

Спустя полчаса он вышел на улицу. Навстречу, виляя хвостами и радостно тявкая, бросилась свора дворняг. Человек ласково потрепал собак по головам и, перехватив поудобнее метлу, принялся за работу, не обращая внимания на парочку сплетничающих неподалёку бабок.

– Такой молодой, а уже весь седой, – сокрушённо покачала головой одна из них. – Видать, хлебнул горя. Не знаешь, чего у него стряслось?

– Так кто ж его разберёт, – тихо откликнулась вторая. – Он же не разговаривает ни с кем. Немой, наверное, как Герасим из «Мумы».

– Точно, – поддержала её первая. – И собаки его любят. Герасим и есть.

Внезапно снаружи обрушился град яростных ударов, сопровождаемый громким рычанием. Пичурин вздрогнул и попятился. Шум за дверью стих. Он, крадучись, приблизился и заглянул в глазок – на площадке было пусто. Кирилл приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. Никого. Только перед ковриком ровным полукругом белела россыпь мелких кристаллов. «Соль», – мелькнуло у него в голове.

Захлопнув дверь, он повернул ключ в замке до упора. Что-то тускло блеснуло в левом верхнем углу. Кирилл, приподнявшись на носках, присмотрелся. В дверной косяк остриём вверх была воткнута толстая швейная игла.

Даже далёкий от суеверий Пичурин знал, что это как-то связано с колдовскими наговорами. Какая-то чертовщина явно творилась вокруг, и непонятным образом он оказался втянут в происходящее. Решив на всякий случай не прикасаться к магическому атрибуту руками, он достал из ящика с инструментами плоскогубцы и вытянул иглу за ушко.

За спиной послышался ехидный смешок. Едва не выронив от неожиданности инструмент из рук, он резко обернулся. В комнате никого не было, но Кирилла не покидало жуткое ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Продолжая обшаривать взглядом комнату, он достал из кармана смартфон. Косясь на экран, судорожно пролистал пальцем список контактов и нажал вызов.

– Николаич, ты это… – он замялся. – Посидеть предлагал. Давай сейчас, а? Я всё возьму.

Спустя пять минут Кирилл, с опаской оглядываясь, вышел из квартиры. Раскидал ногой рассыпанную у порога соль и поспешил вниз. Бросив мимоходом тревожный взгляд на опечатанную дверь Гузеихи, он прибавил шага. По пути в магазин Пичурин встретил Герасима. Старик стоял под окнами старухи и пристально смотрел вверх. Дворовая стая крутилась рядом. Памятуя о вчерашнем инциденте, Кирилл обошёл их по широкой дуге.

Через полчаса Пичурин сидел в гараже соседа и наблюдал, как Мурашов нарезает аккуратными кружками копчёную колбасу.

– Чего это ты решился? – будто невзначай осведомился сосед. – Тебе же, итить, на работу завтра.

– Отгул возьму. Нервы успокоить нужно.

– Понятно, – констатировал Николаич. – Из-за Маринки перенервничал. Мне, итить, тоже не по себе как-то…

– Да даже не в ней дело, – перебил его Пичурин. – В целом, какая-то дичь непонятная творится.

Кирилл рассказал соседу всё. Начиная с обнаруженного Гузеихой рисунка на двери и заканчивая воткнутой в дверной косяк иглой. Когда он закончил, бутылка уже опустела на две трети. Николаич слушал внимательно, качал головой и изредка вставлял короткие уточняющие реплики, не забывая наполнять водкой пластиковые стаканчики.

– Как-то боязно теперь дома находиться, – подвёл итог заплетающимся языком Кирилл.

На старые дрожжи его размотало очень быстро, а может, сказался пережитый накануне стресс.

– Делааа… – протянул Мурашов задумчиво. – Хочешь у меня сегодня переночуй? Диван в зале свободный. Я Варьке всё объясню, итить, она у меня баба понятливая.

– Не, – мотнул головой Пичурин. – Домой пойду. Отпустило слегонца. Сам себя накрутил походу.

– Ну как знаешь, – пожал плечами сосед. – По-хорошему тебе попа, итить, надо. Пускай хату освятит.

– Не верю я во всё это, – неопределённо покрутил пальцем в воздухе Кирилл, – но может и закажу экзорциста какого-нибудь. Хотя ценник у них, я слышал, на такие услуги конячий.

– Закажи, закажи, – согласился Николаич. – Всё как-то поспокойнее будет, итить. А вот иглу ты зря вытащил, и соль напрасно, итить, раскидал.

– Это ещё почему?

– Иглу, едрить её налево, изнутри в дверной косяк как раз от нечисти всякой втыкают. Если снаружи, то это, итить, порчу навести хотят, а внутри, наоборот, получается – защиту тебе поставили. Соль тоже против нечистой силы работает, итить. Помочь тебе кто-то хотел.

– Кто? – тупо уставился на Мурашова Кирилл.

– А мне-то почём знать? – пожал плечами сосед. – Ты рисунок на двери запомнил?

– Ясен красен! Я его оттирать задолбался. Каждую чёрточку помню.

– А ну нарисуй.

Николаич покопался в металлическом хламе, обильно устилающем деревянный верстак, разгребая в стороны гайки, болты и прочую «нужную» в хозяйстве мелочь. Разыскав заляпанный грязными отпечатками блокнот и ручку с погрызенным колпачком, протянул их Кириллу.

Пичурин быстро начертил непонятный символ.

– Вот. Как-то так вроде.

– Руна какая-то, что ли, едрить её в дышло? – Мурашов задумчиво почесал затылок. – У Маринки на груди что-то похожее вырезано было. Думаешь, есть связь? Может, итить, не маньяк орудует, а секта сатанистов объявилась?

Он выдрал листок с рисунком из блокнота и сунул в нагрудный карман рубахи.

– У Варьки спрошу. Она у меня, итить, всякой мистической хренью интересуется, может и подскажет чего. Давай стакан, водка, итить, греется.

Время за неспешной беседой пролетело незаметно. Когда собутыльники наконец разошлись по домам, в небе уже появились первые редкие звёзды, а бледный диск полной луны тускло сиял в вышине. Неизвестно что более благотворно подействовало на Пичурина – задушевный разговор с Николаичем или выпитый алкоголь, но домой он возвращался в более-менее уравновешенном состоянии. Слегка пошатываясь, Кирилл добрёл до подъезда. Задрав голову, он посмотрел на свои тёмные окна. Лёгкое беспокойство коснулось затуманенного разума, но он решительно отогнал от себя дурные мысли.

Ладонь уже потянулась к дверной ручке, когда периферическим зрением он уловил какое-то движение в окне второго этажа. В погружённой во тьму квартире Гузеихи кто-то был. Пичурин полез было за телефоном, но решил, что снова беспокоить Мурашова будет немного неуместно. Вдруг померещилось с пьяных глаз? Тяжело вздохнув, он вошёл в подъезд. Тяжело опираясь о перила, поднялся на второй этаж и застыл перед дверью бабкиной квартиры. Увиденное совсем его не обрадовало. Бумажная полоска с печатью была сорвана, а створка слегка приоткрыта.

Отголоски здравомыслия кричали, что нужно просто пройти мимо, но выпитый алкоголь заставил их замолчать. Кирилл легонько толкнул дверь и переступил порог. Замерев во мраке, прислушался. Понимание, что в квартире он не один, пришло очень быстро. Кто-то возился на кухне. «Наверное, Черныш проголодался и ищет, чего пожрать», – успокаивал себя Пичурин. Он зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Кнопка тихо щёлкнула, и мужчина на секунду невольно зажмурился от яркого света, озарившего прихожую. Взгляд его скользнул по бесформенной тёмной кучке на полу. Всмотревшись, он судорожно сглотнул, сдерживая рвотный позыв. Обезглавленная тушка бабкиного питомца валялась на грязном линолеуме в окружении тёмных брызг. Кровавый след тянулся в сторону кухни. Звуки не прекращались, будто бы незваному визитёру было плевать на то, что его обнаружат.

Идти дальше с голыми руками Кирилл опасался. Взвесив в руке стоящую у порога клюку, часто используемую Гузеихой при длительных прогулках, он решил, что массивная деревянная палка вполне сгодится в качестве средства самообороны. Сжимая в потных руках своё оружие, он медленно двинулся в сторону кухни.

Нерешительно остановившись на пороге, Пичурин, напрягая зрение, силился рассмотреть источник странных звуков. На полу около газовой плиты, едва различимая в лунном свете шевелилась бесформенная фигура.

– Кто здесь? – осипшим голосом крикнул Кирилл.

Не получив ответа, протянул руку и щёлкнул выключателем. Клюка выпала из его ослабевших рук и скользнула по линолеуму к ногам Киселёвой. Оперуполномоченный сидела в луже крови, обхватив подтянутые к подбородку колени левой рукой. Уставившись бессмысленным взглядом в одну точку, она ела собственную правую руку. Вернее, то, что от неё осталось. Отгрызенная кисть валялась тут же, неестественно скрючив сведённые последней судорогой пальцы. Девушка впивалась зубами в изуродованную культю и, мотая головой, как собака, отрывала небольшие куски плоти, тут же глотая их, не жуя. Нижняя часть её лица была перепачкана кровью. Частички мяса прилипли к щекам и подбородку. Не в силах пошевелиться, Кирилл наблюдал за этим жутким актом каннибализма.

Внезапно девушка перевела взгляд на него, и губы её медленно расплылись в безумной улыбке, обнажая окровавленные обломки зубов. Опираясь на торчащую из огрызка руки кость, она попыталась подняться. Однако ноги разъехались на мокром полу, и она неуклюже упала на колени. Подняв голову на Пичурина, искалеченная сотрудница полиции поползла к нему, не вставая с колен. Казалось, её нисколько не беспокоит изуродованная конечность. Кирилл попятился.

– Штой, – прошепелявила она невнятно. – Помоги мне…

Что-то насторожило Пичурина в её интонации. Не так люди просят о помощи. Мёртвый, лишённый эмоций голос больше пугал, чем вызывал сострадание и желание помочь.

– Я позвоню в скорую! – истерично выкрикнул он и бросился прочь.

– Нееет! Штооой! Киряяя!

Услышав своё имя, Пичурин обернулся. Киселёва раскачивалась, стоя на карачках. Что-то происходило с её лицом. Глаза девушки широко раскрылись и стали медленно выходить из глазниц. Как будто глазные яблоки выдавливало из черепа чудовищным давлением. С громким хлопком они внезапно лопнули, из залитых кровью отверстий выплеснулась тёмная вязкая жижа. Упав с хлюпающим звуком на пол, она как живая заскользила к Кириллу. Обмякшая девушка тряпичной куклой повалилась замертво, а Пичурин, проглотив рвущийся наружу крик, метнулся к выходу из квартиры. Не чуя ног, взлетел на свой этаж. Трясущимися руками с третьей попытки он попал ключом в замочную скважину. Захлопнул дверь и привалился к ней спиной часто дыша. Мощный выброс адреналина полностью лишил его успокаивающего, опьяняющего эффекта. Паника накатила всепоглощающей волной, сердце подскочило к горлу и билось там в бешеном ритме. Он совершенно не понимал, что происходит, но одно было ясно абсолютно точно – он по самые уши вляпался во что-то дурно пахнущее.

VI

За окном пригородного поезда в утренней дымке мелькали деревья. Кирилл плохо помнил, как оказался в этой электричке. События последних нескольких часов смешались и частично стёрлись из памяти. Он помнил, как, включив свет во всех комнатах своей квартиры и вооружившись кухонным ножом, не разуваясь, забрался на кровать. Как долгое время прислушивался к каждому шороху и вздрагивал от любого подозрительного звука.

Ещё он помнил тень, вползающую из прихожей в комнату. Бесформенное тёмное пятно медленно достигло центра комнаты и стало обретать объёмную форму. Оно бугрилось на поверхности ковролина, как готовый лопнуть гигантский гнойный нарыв, становясь всё больше и больше. Вскоре выпуклость приобрела черты, схожие с грузной человеческой фигурой. Рыхлая, безликая чёрная масса водила из стороны в сторону неким подобием головы, словно принюхиваясь. Наконец, она почуяла Кирилла. Шарообразный нарост на короткой шее свесился набок. Короткими толчками, с хлюпающими звуками отлипая от тела, высвободилась пара отростков, напоминающих человеческие руки. Резко заламывая их под неестественными углами, существо судорожными рывками двинулось к обмершему от страха человеку.  

Дико заорав, Кирилл швырнул нож в приближающееся нечто и метнулся в сторону выхода. Он не помнил, как ему удалось проскочить мимо этого ожившего сгустка тьмы. В памяти отпечатались тёмные проулки, мелькающие в ночи окна домов, горящие огнём от нехватки кислорода лёгкие и наливающиеся свинцом ноги. Пришёл в себя Пичурин уже на вокзале. Согнувшись, он опирался рукой о стену, часто испуганно оглядываясь и жадно хватая ртом воздух.

В памяти не отложилось, как он выбирал направление, скорее всего, просто приобрёл билет на ближайшую электричку. Ясно запомнилось желание быстрее оказаться как можно дальше от этого кошмара. По ощущениям он ехал уже довольно долго, и ему даже удалось немного поспать, привалившись к окну.

Из полудрёмы вырвал звук входящего вызова.

– Да, Николаич, – охрипшим голосом произнёс он, прижав телефон к уху.

– Здоров, Кирюха, – донеслось из динамика. – Не спишь?

– Не, – буркнул Кирилл. – Говори.

– Я насчёт вчерашнего разговора, итить. Варька узнала этот рисунок. Говорит, это реза «Сторож», едрить её за ногу.

– Чего?

– Ну, вроде руны что-то, итить. Раньше ведь как писали? На бересте закорючки, итить, вырезали, потому и «реза» называется. Вот та, что ты с двери оттирал, это символ-оберег бога Чура.

– Какого ещё Чура? – с трудом разгоняя заполняющий голову туман, простонал Кирилл.

– Я сам не особо вникал. Это тебе с Варькой, итить, надо поговорить. Приходи, она дома сегодня.

– Не могу я сегодня. Ты так перескажи, что помнишь.

– Да я и не запомнил почти ничего. Балдой же был вчера, итить. Славянский бог какой-то. То ли Щур, то ли Чур – хрен его знает, как правильно. Защитник от нечистой, едрить её в дышло, силы. Вроде как он охраняет границу между мирами, итить. Мешает нечисти пройти в наш мир и помогает выгнать обратно сумевших проскочить чертей. По всему получается, знак на двери, как защита был нарисован, а ты его стёр, итить.

– Ясно, – задумчиво протянул Пичурин. – Спасибо за информацию, Николаич.

– Да не за что, итить. Всё равно ведь не веришь во всё это, сам говорил. У тебя-то как? Полтергейсты, едрить их в ноздри, не хулиганили ночью?

– Нет, – непонятно зачем соврал Кирилл. – Нормально всё.

– Ну хорошо. На улице не был ещё? Я в окно смотрю, у вашего подъезда снова, итить, суета какая-то. Мусора́, скорая… Не в курсе, чё там?

– Не, не в курсе, – снова соврал Пичурин. – Узнаю, расскажу.

– Ладно, давай. Голова после вчерашнего не болит? Если что, забегай, полечимся, итить.

– Не понял ещё. Проснулся только. Если надумаю, наберу.

– Ну, думай, – усмехнулся Николаич и отключился.

Кирилл понял, что тело Киселёвой уже обнаружили, а рядом с ней бабкину клюку с его свежими отпечатками. Нетрудно догадаться, кого в скором времени объявят в розыск. Он извлёк из телефона SIM-карту и выкинул её в приоткрытое окно. Плана дальнейших действий не было. Как и чёткого понимания, куда он, собственно, едет.

А спустя несколько секунд у него отнялся мизинец левой руки. Неприятное покалывание быстро распространилось от ногтя до основания. Кирилл попробовал согнуть его, но палец не слушался. Он несколько раз сжал его правой рукой, разминая. Безрезультатно. Внезапно накатило головокружение, в глазах начало стремительно темнеть. Онемение перекинулось на кисть. Он попытался позвать на помощь, но понял, что не способен составить даже элементарное предложение, а вместо речи изо рта вырвалось лишь невнятное мычание. Мелькнули перед затуманенным взором брезгливо сморщенные лица сидящих напротив пассажиров, Кирилл ударился головой о жёсткое сиденье.

– Пъянь сраная… – последнее, что услышал Пичурин перед тем, как сознание покинуло его.

VII

Отъезжающий поезд тёплыми порывами ерошил волосы на затылке. Редкие капли моросящего дождя падали на лицо. Кирилл стоял на незнакомом полустанке. Почему он сошёл с поезда именно тут, Пичурин объяснить не мог, как и вспомнить, что с ним происходило после обморока. С тоской проводив взглядом удаляющийся поезд, он спустился с полуразрушенного временем густо заросшего зеленью перрона к еле заметной тропинке. «Что со мной было? – кольнула неприятная мысль. – Неужели инсульт?»

Тропинка петляла среди высокой некошеной травы, тянущейся плотной стеной, казалось, до самого горизонта. Громко гудели насекомые, запах мокрой земли щекотал ноздри. «В конце концов, не всё ли равно, куда бежать?» – обречённо подумал он, и сунув руки в карманы, побрёл вперёд.

Чем дальше шёл Кирилл, тем гуще и выше становилась растительность, а сама тропа сужалась и вела под уклон. Вскоре он уже не видел ничего, кроме голубого неба над головой и зелёных зарослей вокруг. Однако мыслей повернуть не возникало, ноги будто сами выбирали направление.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда справа донёсся далёкий человеческий крик. Пичурин замер в нерешительности. Он был уверен, что если сойдёт с тропы, то снова найти её среди зарослей не получится. Крик повторился. Слов разобрать Кирилл не смог, но по интонации понял, что кто-то кого-то зовёт. Решив, что в любом случае человек сможет его куда-нибудь вывести или хотя бы объяснить, где он находится, Пичурин поспешил на голос. Однако через несколько сотен шагов крики смолкли.

– Эй, вы где? – заорал Кирилл.

Паника нахлынула удушливой волной. Он понял, что потерял чувство направления. Случилось то, чего он так опасался – Пичурин заблудился в этом бескрайнем зелёном океане.

– Эй, аууу! – надрывал он горло, но никто не отзывался.

Раздвигая траву руками, Кирилл наугад ломанулся сквозь заросли. Упругие стебли хлестали его по лицу, ноги утопали в рыхлой земле, пот заливал глаза, а страх всё сильнее сжимал сердце тугим обручем. Вскоре он окончательно выбился из сил. Тяжело дыша и спотыкаясь, Пичурин ковылял на отяжелевших ногах, проклиная своё любопытство.

На небольшую круглую лужайку он вывалился совершенно для себя неожиданно. Вспыхнувшая было радость тут же сменилась разочарованием. К пятачку скошенной травы не вело никаких тропинок, и куда двигаться дальше, было непонятно. Однако разнообразие ландшафта всё же принесло некоторое облегчение мечущемуся в испуге мозгу и уставшим от бесконечной зелени глазам.

Лужайка не была пустой. В центре возвышался толстый покосившийся деревянный столб. Кирилл подошёл ближе. На потрескавшемся, потемневшем от старости стволе грубым узором было вырезано лицо старика с длинной бородой. Чуть ниже угадывались контуры рук. Правая сжимала посох, а левая широкий нож. У покрытого мхом подножия валялись иссохшие кости мелких животных и птиц. «Капище», – всплыло откуда-то из глубин сознания давно забытое слово. Взгляд Пичурина зацепился за что-то смутно знакомое. Он опустился на колени и стал очищать от мха основание древнего идола. На влажной, испачканной землёй, подгнивающей поверхности проступил символ. Ошибиться было невозможно.

– Ну, здравствуй, Чур, – пробормотал Кирилл. – Что же ты ко мне привязался-то, а?

Громко зашелестела, склонившись под налетевшим внезапно порывом ветра, высокая трава. Смолк стрекот насекомых. Прорезав безоблачное небо, молния впилась в столб, с оглушительным треском расколов его на две половины. Кирилл развернулся, пряча лицо от разлетевшихся щепок, и бросился ниц, закрыв руками голову. Когда звон в ушах стих, он осторожно оглянулся, не вставая. Над дымящимися обломками кумира плясало пламя. Чёрная гарь поднималась в небо, но не растворялась в воздухе, а собиралась в одном месте, образуя плотный сгусток дыма. Туманное образование медленно менялось, обретая человекоподобную форму. Дожидаться окончания метаморфозы Пичурин не стал. Вскочив на ноги, он кинулся наутёк, забыв об усталости.

Кирилл не знал, как долго плутал среди высоких трав, только когда он, наконец, набрёл на группу покосившихся полуразрушенных строений, в небе уже сияли первые звёзды. Это и деревней-то назвать язык не поворачивался. Едва ли больше десятка ветхих домиков пряталось за щербатыми заваленными заборами. С трудом переставляя гудящие ноги, он поплёлся к ближайшей лачуге. Очень хотелось есть, ещё больше пить. Отворив трухлявую калитку, Пичурин прошёл через густо заросший сорняками двор, поднялся по скрипучему крыльцу и потянул на себя ручку приоткрытой двери.

– Вечер добрый, хозяева! – с трудом ворочая распухшим языком в пересохшем рту, прохрипел он, переступая порог. – Я тут заблудился немного. Не подскажете…

В нос ударил тяжёлый запах разложения и сырости. Кирилл, осекшись, замолчал. Тусклые блики единственной горящей в центре стола свечи плясали на бледных лицах двух дряхлых стариков. Они сидели совершенно неподвижно, никак не реагируя на появление гостя. Редкие седые волосы старухи свисали немытыми сосульками на покрытое глубокими морщинами лицо, лысину старика покрывали многочисленные пигментные пятна. Глаз не было у обоих, лишь тёмные провалы, обрамлённые кровавой коростой, зияли на безучастных физиономиях.

– Мы ждали, – раздался скрипучий голос за спиной, и костлявая рука крепко сжала плечо Пичурина.

Заорав от неожиданности, он рванулся, освобождаясь, и, оттолкнув бесшумно подкравшегося незнакомца, выскочил на крыльцо. Бежать было некуда – путь к отступлению преграждала толпа безглазых стариков и старух.

– Мор-жа-на! Мор-жа-на! Мор-жа-на! – скандировали они беззубыми ртами и тянули тонкие скрюченные пальцы к Кириллу. Сильный толчок в спину сбил его с ног. Вскрикнув, Пичурин рухнул в цепкие объятия десятков жадных рук. Попытался вырваться, но немощность стариков оказалась обманчивой. Они моментально обездвижили его и, не переставая выкрикивать странное слово, вынесли за ограду. Кириллу оставалось лишь беспомощно крутить головой. Тащили его, судя по всему, за околицу. Там в надвигающихся сумерках мелькали отблески пламени.

– Отпустите меня! – хрипел и извивался, силясь освободиться, Пичурин. – Что вы делаете?

Старики, игнорируя его просьбы, волокли испуганного мужчину в центр поляны к большому вертикально установленному косому кресту. Сооружение напоминало букву «Х», но на концах его были прибиты поперечные короткие перекладины, образуя дополнительные крестовины. Перед крестом располагался каменный жертвенник, заваленный сухими цветами, ягодами и шишками. В центре алтаря стояла широкая серебряная чаша, до краёв наполненная тёмной жидкостью. Над жертвенной плитой возвышался плетёный трон, который занимало соломенное чучело женщины в праздничном платье, украшенном старославянским орнаментом. Прикреплённый сверху мешок с грубо намалёванными глазами и ртом украшал венок из свежих полевых цветов, разноцветных тряпичных лоскутков и ленточек. На коленях серебрился серп с резной рукоятью. Пламя большого трескучего костра красными бликами играло на лезвии косы, торчащей из-за спины жутковатой соломенной куклы.

Кирилла дотащили до креста и, несмотря на громкие яростные протесты, принялись крепить верёвками его конечности к деревянным брусьям. Сооружение сколотили недавно – от дерева шёл сильный еловый запах, одежда и оголённые участки кожи липли к смоляным потёкам. Занозы от грубо обтёсанной древесины впивались в тело. Старики управились довольно быстро. Отступив от распятого тела, они дружно упали на колени и, подняв руки к небу, раскачиваясь из стороны в сторону, затянули заунывную песню на незнакомом языке.

Лишь одна из них осталась на ногах. Аккуратно подняв обеими руками чашу с алтаря, она медленно двинулась к Пичурину. Кирилл рвался на кресте, пытаясь высвободиться, но верёвки только сильнее врезались в кровоточащие запястья.

– Изыди за кромку, погань окаянная! – прогрохотало вдруг над поляной.

От нечеловеческой мощи голоса завибрировал воздух, а реальность, казалось, на мгновение исказилась. Пичурина чудовищным звуковым ударом размазало по накренившемуся кресту. Все старики, включая бабку с чашей, повалились как подкошенные. Разлившаяся тёмная жидкость, пузырясь и шипя, потекла по земле, разъедая притоптанную траву. Кирилл помотал головой, прогоняя звон в ушах, и взглянул на своего внезапного спасителя.

Освещённый бледным лунным светом, уверенно ступая меж распластанных неподвижных тел, к нему приближался Герасим в окружении четвероногой своры. Вместо привычной метлы дворника старик сжимал в узловатой руке крепкий длинный посох, а ветхий заштопанный пиджак сменила длинная белоснежная рубаха, расшитая руническими узорами.

Чур меня! (3/3)