Серия «Пересадка»

Воспоминание, мелькнувшее в сознании яркой вспышкой, резко оборвалось. Туман рассеялся. Я стоял на просёлочной дороге. Вдали светились окна домов. Под ногами валялся помятый дорожный знак с надписью «ПАМЯТНЫЙ ОКОЛОТОК». Звон колокола смолк.

Это же деревня, где живёт Алиса. Я быстрым шагом направился к едва различимым в сгущающихся сумерках домикам. Справа раскинулось широкое поле с редкими чахлыми кустиками. Слева, почти вплотную к краю дороги, высились корявые деревья непроглядной чащи. Казалось, оттуда веет могильным холодом.

Мне доводилось бывать в деревнях. Воздух там всегда был наполнен различными звуками, непривычными городскому жителю. Крики птиц, стрекотание насекомых, разноголосица домашних животных — здесь всего этого не было. В округе стояла гробовая тишина. Однако на фоне всего произошедшего со мной за последнее время это не казалось таким уж странным.

Когда до ближайшего дома оставалось уже не больше пары сотен метров, я снова услышал плач.

— Алиса? — просипел я, превозмогая боль в горле.

Естественно, никто не отозвался. Я сам-то себя с трудом слышал. Горло, надсаженное постоянными криками, отказывалось воспроизводить громкие звуки. Я крутил головой в поисках источника плача. Судя по всему, кто-то рыдал в лесу. Я немного прошёл по направлению к чаще. Так и есть — звук стал слышен чётче. Взглянув на часы, убедился, что стрелка указывает в сторону деревни. Циферблат светился ядовито-жёлтым светом. Соваться в неизведанную лесную глушь не было ни малейшего желания, но если девочка там, я должен её найти.

Осторожно раздвигая руками ветки, я двинулся вглубь леса, подсвечивая путь фонариком. Звуки слышались где-то совсем рядом. Спустя непродолжительное время я оказался на небольшой полянке. В дальнем её конце стояла, сотрясаясь от плача, женская фигура в тёмной одежде. Это была не Алиса, но было в ней что-то неуловимо знакомое.

Я медленно направился к рыдающей женщине. Она громко всхлипывала, опустив голову и спрятав лицо в ладонях. Длинные чёрные волосы падали на плечи и грудь.

— С вами всё в порядке? — негромко поинтересовался я.

Казалось, она меня не слышит. Приблизившись почти вплотную, я легонько коснулся её плеча. Она подняла лицо. Рука с чёрными ногтями молниеносно вцепилась мёртвой хваткой в моё запястье, заставив меня выронить фонарик от неожиданности. Теперь я понял, почему фигура показалась мне знакомой. Я узнал её. Узнал чёрную футболку с логотипом группы «Кино», блуждающий взгляд и широкую кровоточащую рану на шее. Рыдания сменились безумным булькающим хохотом.

Сунув свободную руку в карман, я выхватил нож. Щёлкнула пружина, выталкивая лезвие наружу. Острый клинок полоснул по держащей меня руке. Женщина пронзительно заверещала и, отпустив моё запястье, взлетела вверх. Синхронно с её криком из чащи донёсся чудовищный рёв, деревья затрещали, ломаясь. Нечто огромное ломилось из леса на поляну.

Я бросился прочь, но тут же рухнул лицом вниз. Ноги словно стянуло тугим арканом. Перевернувшись на спину, я увидел, что их оплели узловатые шевелящиеся корни. Последние деревья, сдерживающие монстра, с треском, рухнули, и на поляне возникла громадная человекоподобная фигура. Я отметил, что со времени нашей последней встречи корень мандрагоры заметно подрос. Десятки толстых щупалец, змеясь, скользили по траве в мою сторону. Новые побеги формировались прямо на глазах и тут же устремлялись ко мне. Головы у чудовища не было, на её месте извивался длинный отросток, противоположный конец которого исчезал под юбкой парящей над землёй женщины.

В груди чудовища разверзся усеянный кривыми клыками зёв, и меня потащило прямо в него. Вверху оглушительно хохотала безумная брюнетка. Я отчаянно хватался за влажную траву, но всё было напрасно. Тело оторвалось от земли. Меня обдало невыносимой вонью из распахнутой пасти.

Поляну озарил яркий свет. Радостные вопли бывшей попутчицы сменились криком боли. Отростки, удерживающие меня, разжались, я рухнул вниз, больно ударившись спиной. Монстр, недовольно урча, неохотно отступал в чащу, втягивая щупальца.

— Быстрее! — раздался знакомый голос. — Бежим!

Я резко вскочил на ноги и рванул за Степанычем. Дед бежал слишком резво для своего возраста. В руке его ярко пылал факел, разгоняя лесной полумрак. Я с трудом поспевал следом. Наконец, мы выскочили на дорогу. Степаныч остановился. Я согнулся рядом, уперев руки в колени, и жадно хватал ртом воздух. Не в силах произнести ни слова, лишь махнул рукой в сторону деревни.

— Нет, — покачал старик головой. — Мне туда путь заказан. Я вмешался. Этого делать было нельзя. Теперь меня ждёт наказание.

Дыхание его совсем не сбилось. Голос звучал ровно, как будто не он мчался только что по лесу, перепрыгивая торчащие из земли корни и коряги.

— Найди Алису. Она где-то в Околотке прячется. Ты должен вытащить её отсюда любой ценой. Поспеши. Времени у тебя осталось совсем немного.

Я заметил, что свет факела быстро тускнеет.

— Оно боится пламени? — немного восстановив дыхание, просипел я. — Давайте подожжем лес.

— Это не просто пламя, — хмыкнул Степаныч и внезапно ткнул факелом мне в запястье.

Я инстинктивно отдёрнул руку, но вдруг понял, что не ощутил жара.

— Была у меня припрятана искра Благодатного огня, — с сожалением произнёс он. — Для себя берёг, но чего уж теперь. Может, сможешь внучку вытащить, тогда не зря истратил.

Из чащи донёсся треск ломающихся деревьев. Чудовище шло по нашему следу.

— Тика́й! — старик толкнул меня в плечо. — Найдёшь Алису, сразу на Верхний Ям шуруйте. Там поезд ждёт. Надеюсь, успеете.

Раздался тонкий свистящий звук. Рубаха на груди дед вспучилась. Рот его открылся в беззвучном крике. Факел выпал из руки и потух. Узловатый корень пробил тело старика насквозь. Кровь брызнула мне в лицо. Окровавленный отросток обвил конвульсивно дёргающуюся добычу и резко дёрнул. Степаныч исчез за деревьями. Усталость как рукой сняло. Не оглядываясь, я бросился к Околотку.

VI

Мне казалось, что от топота монстра сотрясается земля, а голова готова была взорваться от пронзительного визга. Я промчался через одиноко стоящие ворота, споткнулся о камень, попавшийся на пути, и растянулся во весь рост. Не обращая внимания на боль, вскочил и вдруг понял, что шум позади прекратился. С опаской оглянулся назад. Дорога была пуста. Погоня отстала. Мне удалось уйти.

Я взглянул на часы — циферблат горел тревожным оранжевым светом. Нужно как можно быстрее найти Алису, скоро совсем стемнеет. Я первый раз за всё время пребывания в этом месте взглянул на небо. Ни луны, ни звёзд разглядеть не удалось. Темнеющий небосвод был затянут плотной дымкой.

Оглядевшись вокруг, я направился к ближайшему домику. Окна покосившейся избы изнутри освещали тусклые пляшущие блики. Явно не электрическая лампочка. Похоже на свечи. Не удивлюсь, если даже лучины. Поднявшись по скрипящему крыльцу, громко постучал. Не дождавшись предложения войти, дёрнул входную дверь и оказался в тёмных сенях. Вспомнив о потерянном в лесу фонарике, я негромко выругался и принялся шарить руками по стене в поисках входа в жилое помещение.

Нащупав холодную металлическую ручку, потянул дверь на себя и замер на пороге. Комната была пуста, если не считать небольшого гроба, стоящего в самом её центре на двух табуретках. По его углам на длинных подставках горели четыре свечи. В гробу лежал ребёнок. Сначала я решил, что это Алиса, но, подойдя ближе, понял — не она. Мёртвая девочка была примерно одного с ней возраста, однако на этом сходство заканчивалось. Россыпь веснушек на бескровном лице и ярко-рыжие волосы. Это точно не она, хотя было в ней что-то неуловимо знакомое. Смерть ребёнка — это всегда страшно, но я всё же испытал облегчение, поняв, что это не Алиса.

Я отступил к двери, когда меня накрыло очередной волной воспоминаний.

Просторное помещение без окон с сырыми стенами. Похоже, это подвал. В центре стоит медицинская кушетка. Под кушеткой на полу начертана красным большая пятиконечная звезда в круге. По концам её лучей расположены зажжённые свечи. На кушетке с закрытыми глазами лежит девочка. Её длинные рыжие волосы свисают с лежанки, руки и ноги туго зафиксированы широкими ремнями. У изголовья тёмная фигура в надвинутом на глаза капюшоне нараспев произносит слова на незнакомом языке.

Внезапно ребёнок открывает глаза и поворачивает голову в мою сторону.

— Отпустите меня, — едва слышно шепчет она. — Пожалуйста. Я никому не скажу.

Человек в капюшоне извлекает из складок плаща небольшую куклу. Нет, не куклу. Человекоподобный корень мандрагоры. В другой руке появляется нож. Пальцы тонкие, женские. Не переставая бормотать, она делает небольшой, но глубокий надрез на запястье ребёнка. Подставляет корень под тонкую струйку крови, стекающую с края кушетки. Голос её становится громче, появляются визгливые нотки. Кровь впитывается в растение без остатка. Ни капли не проливается на пол. Отростки жуткой куклы начинают шевелиться. Женщина кладёт её на грудь девочки. Аккуратно бинтует порез.

— Создание сие будет твоим стражем и проводником за кромку, — обращается она к ребёнку, переходя на понятный язык. — Очисти сосуд для потерявшейся во тьме.

Девочка начинает кричать. Я закрываю уши руками и зажмуриваюсь.

— Отпусти меня! — прорывается крик в зажатые уши. — Отпусти меня! Отпусти меня!

Я открыл глаза. Мёртвая девочка сидела в гробу, повернувшись ко мне, и повторяла одну и ту же фразу, как заведённая. Из её носа показалась струйка крови. Нет, это не кровь. Это длинная многоножка выползла и, извиваясь, скрылась в рыжих волосах.

В ужасе я бросился к выходу. Спотыкаясь о хлам в сенях и отмахиваясь от свисающих с потолка пучков сушёных трав, протаранил входную дверь плечом и вывалился во двор. Не останавливаясь, выскочил за ограду и кинулся по улице вдоль домиков, как один похожих друг на друга. Их двери начали открываться, и из каждого выползали, подтягиваясь на руках, копии мёртвого ребёнка. Их глаза пылали в сумерках ярко-красным светом. Десятки голосов сливались в один.

— Отпусти меня! Отпусти меня!

Я мчался вперёд, казалось, целую вечность, но улица всё не кончалась. Лёгкие горели огнём. Наконец, обессилев, я упал на колени и, закрыв лицо ладонями, замер, тяжело дыша. Голоса медленно приближались. Они наползали со всех сторон, неотвратимые, как лавина.

Вдруг всё стихло. Моего плеча коснулась чья-то рука.

— Ты чего? — раздался голос Алисы. — Тебе плохо?

VII

Я отнял руки от лица и ошалело огляделся по сторонам. Никаких рыжеволосых мёртвых девочек рядом не было.

— Нет. Просто я спятил.

Внезапно на меня напал истеричный смех. Напряжение, копившееся всё это время, наконец вырвалось наружу. Я катался по земле, громко хохоча, не в силах остановиться. Алиса смотрела на меня непонимающе и немного испуганно. С трудом я всё же взял себя в руки и прекратил истерику. Немного отдышавшись, вытер слезящиеся глаза.

— Ты куда пропала?

— Я не пропала. Ты меня бросил.

— Я тебя искал. Нам нужно уходить отсюда. Здесь опасно.

— Надо дождаться деда.

— Мы с ним встретились, — я запнулся и продолжил. — Он велел идти на Верхний Ям.

— А ты меня снова не бросишь?

— Ни за что!

Я поднялся с земли и протянул ей раскрытую ладонь.

— Хорошо, — она схватила меня за руку. — Ты обещал.  

Я покосился на циферблат часов. Он светился багровым, стрелка показывала на противоположный конец деревни. Тьма сгущалась очень быстро. Свет в домах погас, и их тёмные силуэты сливались с небом. Внимательно глядя под ноги, я медленно двинулся в нужном направлении, крепко сжав руку Алисы.

— У тебя случайно нет фонарика? — спросил я на всякий случай.

— Нет, а зачем? — удивлённо протянула она. — Светло же.

— Как светло? — я резко остановился.

— Ну, пасмурно немного, — удивлённо ответила девочка. — Наверное, дождик скоро пойдёт.

— Погоди, — я присел на корточки и, взяв её за плечи, развернул к себе. — Хочешь сказать, сейчас не ночь?

Она отрицательно помотала головой.

— Ты меня не обманываешь?

— Нет.

— Так, — я на секунду задумался. — Опиши мне, что ты видишь вокруг.

— Да всё как всегда, — пожала она плечами. — Обычная улица с домами. Полкан вон кость грызёт под забором. Баба Галя по воду пошла. Мишка с котом играется. Дед Паша косу точит на завалинке. Ты чего, сам не видишь?

— Получается, не вижу. А место, где я тебя первый раз нашёл, как выглядело?

— На сенокосе раньше не был, что ли? Как он может выглядеть?

— Кучи одежды, части манекенов… Не?

— Стога́ сена, скошенная трава. Какие ещё манекены?

— С каждой минутой всё меньше понимаю, что здесь происходит, — пробормотал я. — Ладно, потом разберёмся.

Сверившись ещё раз со стрелкой на часах, я указал рукой вперёд.

— Веди тогда в ту сторону, потому что я уже ничего не вижу вокруг.

— Хорошо.

Алиса потянула меня в указанном направлении.

— Дед сказал, ты ничего не помнишь до нашей встречи.

— Вообще-то уже кое-что вспомнил, но мне это не понравилось.

— Ты делал что-то плохое?

— Очень надеюсь, что нет, но, возможно, я не очень хороший человек.

Алиса надолго замолчала. Я тоже погрузился в размышления. Что значат мои видения? Очевидно, это как-то связано с рыжей девочкой. А может, просто ложные воспоминания?

Впереди показалось чуть заметное свечение. Я был уверен, что вскоре мы выйдем к туманному проходу. Так и произошло. Уже знакомый белёсый столб возвышался посреди непроглядной тьмы.

— Ты что-нибудь видишь? — осторожно поинтересовался я у Алисы.

— Ага, — подтвердила она. — Большие ворота без забора. Нам туда?

— Видимо, да. Поднажмём!

Я подхватил девочку на руки и с разбега влетел в клубящийся туман. Привычно заложило уши. Звуки и ощущения исчезли. Почти исчезли. Я всё ещё чувствовал прижавшееся ко мне тельце ребёнка. Внезапно я понял, что в тумане был кто-то ещё. Кто-то пытался разорвать нашу связь с Алисой, и ему это почти удалось. На короткий миг я перестал ощущать девочку рядом с собой.

— Алиса! — беззвучно закричал я. — Вернись!

И она меня услышала. Мы снова были вместе. На этот раз я её точно не отпущу.

Я двигался сквозь плотное марево, не чувствуя земли под ногами. Собственно, я и ног-то не чувствовал. Клубы тумана передо мной принимали причудливые формы, пробуждая воспоминания.

Мужчины со скорбными лицами и плачущие женщины склонили головы на фоне крестов и надгробий. Я держусь чуть поодаль. Скорбящие смотрят на меня с неприязнью, некоторые с нескрываемой ненавистью. Убитая горем женщина с покрасневшими от слёз глазами отделяется от толпы и подходит ко мне. Я узнаю её. Это моя соседка по купе.

— Будь ты проклят! — она плюёт мне в лицо. — Ублюдок, зачем ты пришёл?

Звонкая пощёчина обжигает щёку.

Она кричит что-то ещё, но я её уже не слушаю. Кто-то из присутствующих уводит её в сторону, шепча успокаивающие слова.

Сквозь застилающие глаза слёзы я смотрю на свежую могилу. Поднимаю взгляд на надгробие. С фотографии улыбается Алиса.

Где-то вдалеке раздаётся поездной гудок.

Поезд гудел всё громче, разгоняя туман. Тусклые фонари освещали пустой перрон. Я стоял, прижимая девочку к груди. Обернувшись назад, увидел скособоченное здание вокзала. На вывеске выцветшая надпись «Верхний Ям». Мы успели.

— Ты вспомнил?

Алиса с надеждой смотрела на меня.

— Да, дочка, — я аккуратно поставил её на землю и вытер слёзы. — Вспомнил. Прости.

Она обхватила меня руками, уткнувшись лицом в живот, и громко заплакала.

— Теперь всё будет хорошо, — хрипло прошептал я, гладя её рукой по русой голове. — Мы с бабушкой придумали, как тебя вернуть.

Я бросил быстрый взгляд на часы. Циферблат почти чёрный. Выход вот-вот закроется. Снова подхватив Алису на руки, я кинулся к единственному вагону, прицепленному к старому закопчённому паровозу. Поезд тронулся, но боковая дверь всё ещё была открыта.

— Цепляйся за поручень! — прохрипел я, поравнявшись с тамбуром.

Алиса ловко вскарабкалась внутрь. Я остановился, провожая удаляющийся вагон взглядом. Из открытой двери показалась голова дочки. На секунду мне почудилось, что её волосы стали рыжими. Я протёр глаза. Да нет, просто показалось из-за тумана.

— Прости, но я должен остаться, — прошептал я. — Таковы условия.

Я смотрел вслед уходящему поезду, пока он не скрылся из вида. Когда очертания вагона растворились в тумане, я опустился на влажную скамейку и закрыл глаза. Теперь я вспомнил всё, но воспоминания не принесли мне облегчения.

VIII

Я смотрю на наручные часы.

— Чёрт, мне же дочку из школы забирать!

Тяжело поднимаюсь из-за стола.

— Куда? — слабо возражает сосед-собутыльник. — Ты же пьяный. Такси вызови.

— Я нормальный, — с трудом ворочаю заплетающимся языком. — Ща быстро туда-обратно.

Через полчаса я тупо пялюсь сквозь потрескавшееся лобовое стекло на разбитую витрину магазина одежды. На соседнем сидении стонет Алиса. Я поворачиваюсь к ней. Лицо дочери заливает кровь.

— Больно, — еле слышно произносит она.

Её ладошка слабо сжимает мою руку.

— Почему здесь так темно? Мне страшно. Не бросай меня тут одну.

Я пытаюсь успокоить её, но слова застревают в горле.

Спустя семь часов уставший врач сообщает, что спасти ребёнка не удалось.

Через неделю я нахожу супругу сидящей в кресле с перерезанным горлом. Чёрная футболка с логотипом группы «Кино» пропитана кровью. Правая руки с выкрашенными в чёрный цвет ногтями безвольно свисает с подлокотника. На полу валяется нож с выкидным лезвием, на его рукояти выгравировано распятие. Левая рука сжимает записку. На косо оторванном тетрадном листе большими неровными буквами написано: «Это ты виноват!».

Жизнь, лишённая смысла, тянется невыносимо долго.

Кто-то звонит мне с незнакомого номера уже несколько дней. Я сбрасываю вызовы. Наконец решаюсь поднять трубку.

— Дима, это Зоя Викторовна, — голос бывшей тёщи полон решимости. — Нужно срочно увидеться. Приезжай.

Я удивлён и заинтригован. После смерти Ольги мы ни разу не общались.

— Хорошо. Скоро буду.

Покосившийся домик Зои Викторовны давно требует ремонта. После того как не стало Семёна Степановича, хату она совсем запустила. Я смотрю на фотографию старика, висящую на стене. Фото сделано незадолго до его смерти. Он выглядит точно так же, как при нашей встрече в поезде.

— Ты хочешь вернуть Алису? — спрашивает Зоя Викторовна, пододвигая ко мне чашку с горячим чаем.

— А разве это возможно?

И тёща рассказывает мне про Околоток Памяти. Про место, находящееся за кромкой мира. Там, где сны переплетаются с воспоминаниями. Где души умерших людей живут благодаря воспоминаниям близких. Это изнанка царства мёртвых. Тонкая мембрана между Явью и Навью. Там видения и галлюцинации живых переплетаются с посмертным небытием умерших. Там кошмары сливаются с мечтами, и память соседствует с забвением. Она говорит о пересадочных станциях, дающих возможность вернуть потерянных близких. О том, что цена возвращения любимых слишком высока и не каждый решится на подобное. Она рассказывает о том, что существует возможность на короткое время открыть дверь в мир мёртвых. Она говорит о сошествии Иисуса Христа в Ад. Вспоминает Иштар, Гильгамеша, Орфея, Диониса и Одиссея. Все они находили дорогу в царство смерти.

Я смотрю на Зою Викторовну с жалостью, понимая, что смерть мужа и внучки пошатнули её психику, а самоубийство дочери окончательно свело с ума.

— Не жду, что ты сразу поверишь, — как будто читает мои мысли старуха, — поэтому предлагаю лично убедиться, что я не вру.

Она достаёт их кармана небольшую бутылочку с красной жидкостью и ставит её передо мной.

— Выпей.

— Что это?

— Настойка на корне мандрагоры. Она позволит на пару минут заглянуть за кромку. Небольшая демонстрация, не более. Для настоящего погружения потребуется более тщательная подготовка и бо́льшая дозировка.

Я подозрительно кошусь на пузырёк.

— Не бойся, — усмехается тёща. — Хотела бы отравить, подмешала бы отраву в чай.

На самом деле я почти не боюсь. Жизнь без смысла не так уж жалко терять. Скручиваю крышку и залпом опрокидываю в рот содержимое. Перед глазами всё плывёт. Комната заполняется густым туманом.

Прихожу в себя перед заброшенным зданием вокзала. Над входом вывеска: «Нижний Ям». Корявая приписка внизу от руки: «Пересадочная станция». Не сразу вспоминаю, кто я и как тут очутился. Однако память возвращается довольно быстро. Всё так реально и совсем не похоже на галлюцинацию. Я чувствую запах тлена и сырости. Щипаю себя за руку и вскрикиваю от боли. Тут всё настоящее и одновременно какое-то неправильное. Туман снова сгущается вокруг меня.

Я лежу на деревянном холодном полу в доме Зои Викторовны. За окном начинает смеркаться. Времени прошло явно больше, чем пара минут. Украдкой смотрю на часы.

— Время там течёт по-другому, — перехватив взгляд, опережает мой вопрос тёща. — Поверил теперь?

— Это странно, — с трудом поднимаюсь с пола и сажусь за стол. — Не похоже на иллюзию.

— На самом деле это самая настоящая иллюзия, потому что каждый видит там что-то своё. Это не Рай и не Ад. Это серая зона. Туда попадают независимо от того, праведник ты или грешник. И то, каким ты увидишь это место и его обитателей, зависит только от твоего внутреннего мира. Там хватает опасных существ, но формы, которые они принимают, существуют только в твоей голове.

— Откуда вы всё это узнали?

— Ты знаешь, что Ольга поздний ребёнок. Мы с Семёном долго пытались, но всё было напрасно. Я тогда ухаживала за лежачей соседкой. Бабка была почти полностью парализована, но разум сохранила на удивление чистый. Она утверждала, что наделена даром. Я ей не верила, пока она не помогла мне забеременеть. В дальнейшем она ещё многому нас с Семёном научила, а перед смертью передала свой дар мне.

— Так вы ведьма? — я всё ещё настроен скептически. — А Степаныч был колдуном?

— Нет, Семён не был колдуном, — качает головой тёща. — У него не было дара, хотя он знал и умел больше, чем обычные смертные. Он любил людей и старался свои знания использовать во благо. Поэтому он не одобрил то, что я собираюсь тебе предложить.

— Не одобрил? — я бросаю быстрый взгляд на старуху. — Вы хотите сказать, что всё ещё общаетесь?

— Не часто. Связь много сил отнимает. Моя память удерживает его в Околотке так же, как твоя держит там Алису.

— Так вы и с Алисой…

— Иногда.

— А Ольга?

— Ольга — самоубийца. Такие теряют остатки разума практически сразу. Возможно, её сущность всё ещё бродит где-то между пересадочными станциями, но ей уже не помочь.

— Допустим, — задумчиво произношу я. — Всё-таки почему Степаныч не одобрил вашу затею?

— Плата слишком высока, — горько усмехается тёща. — Во-первых, выйти сможет только одна душа, а это значит, что кому-то придётся остаться. Во-вторых, для возвращения нужен сосуд.

— Какой ещё сосуд?

— В нашем случае тело девочки, лишённое души. Я смогу провести обряд изгнания, но донора придётся достать тебе.

— Вы предлагаете мне похитить ребёнка? — возмущённо вскакиваю из-за стола и быстрым шагом направляюсь к выходу. — Вы совсем рехнулись? Ни за что! Прощайте, Зоя Викторовна, и не звоните мне больше.

— Подумай, Дима, — доносится мне вслед. — Вспомни, кто виноват в смерти Ольги и Алисы.

— Я об этом никогда не забываю, — бормочу под нос, с силой хлопая дверью.

До поздней ночи я копаюсь в Интернете в поисках любой доступной информации о путешествиях в загробный мир и особенно о корне мандрагоры. Из подтверждённых фактов нахожу только то, что мандрагора содержат алкалоиды и действует подобно опиатам, вызывая галлюцинации. Может использоваться как сильное снотворное средство. Передозировка опасна потерей памяти, нарушением работы мозга и приводит к коматозному состоянию, вплоть до смертельного исхода.

Я начинаю сомневаться, что моё посещение пересадочной станции не было галлюцинацией. Отрубаюсь прямо за монитором. Мне снится Алиса. Она плачет и просит не бросать её.

Мысли о пересадочных станциях не выходят у меня из головы уже месяц. Всё это время мне снится дочь. Каждую ночь.

Я обращаю внимание на рыжеволосую девочку из соседнего двора. Она чем-то напоминает мне Алису. Они примерно одного возраста. Возможно, даже знали друг друга. Мать зовёт её Иришкой. Хорошее имя.

Зоя Викторовна выжидающе смотрит на меня.

— Я привёз сосуд, — говорю, старательно пряча глаза. — Ей не будет больно?

— Возможно, немного, — пожимает она плечами. — Я постараюсь сделать всё быстро.

Старуха достаёт со шкафа ларец с пятиконечной звездой на крышке. Внутри лежат кинжал и небольшой человекоподобный корень.

— Я читал, что не всякая мандрагора годится для колдовских ритуалов, — нервно пытаюсь заполнить повисшую тишину. — Раньше ведьмы выращивали их из мозгов мёртвых воров или испражнений висельников.

— Всё зависит от целей, для которых он будет использоваться, — усмехается старуха. — Для нас идеально подходит растение, выращенное из сердца самоубийцы.

Она нежно поглаживает фигурку пальцами.

— У этого корня особая связь с Ольгой.

Она открывает дверь погреба.

— Прежде чем мы приступим, должна предупредить о том, что времени у тебя немного. Проход будет открыт три дня по земному времени, но за кромкой время течёт по-другому. Причём для каждого по-своему. Пока проход не закроется, ты будешь связан со своим телом. Для душ, оторванных от своих земных оболочек, нет времени, для них каждое мгновение — бесконечность. Однако не для тебя, пока срок не выйдет. Поэтому поторопись, если хочешь вытащить дочь. Потерянную душу может вывести только живой. Семён встретит тебя и поможет, чем сможет, но его возможности сильно ограничены. Мир за кромкой живёт по своим правилам. Будь осторожен, не дай себя обмануть. Обитающие там хитры и готовы на многое, чтоб проскользнуть в мир живых. Особенно внимателен будь при переходах между пересадочными станциями.

Она спускается в погреб.

— Давай, неси свой сосуд. Я пока всё подготовлю.

Глухой рык прервал мои воспоминания. Перрон содрогнулся от тяжёлых шагов. Я открыл глаза и с безразличием посмотрел на приближающегося Смотрителя. Мне не страшно. Я готов принять свою участь. И лишь одна мысль не давала мне покоя. Вдруг мне не показалось, и волосы Алисы действительно изменили цвет? Что если изгнанная тёщей душа девочки смогла найти способ вернуться? Я вспомнил, как во время перехода почувствовал присутствие кого-то постороннего и на секунду потерял связь с дочкой. Могла ли Иришка занять её место в этот короткий миг?

Когтистая лапа Смотрителя метнулась ко мне, прерывая тревожные мысли и погружая во тьму.

Эпилог

Лежащая на кушетке рыжеволосая девочка открыла глаза и закашлялась.

— Пить, — едва слышно простонала она, разлепив пересохшие губы.

Старуха, дремавшая возле неё на стуле, подскочила и суетливо начала отстёгивать ремни, стягивающие руки ребёнка.

— Сейчас, Алисочка, — причитала она. — Сейчас наверх поднимемся. Там и попить, и покушать приготовлено.

Занятая вторым запястьем, старуха не заметила, как свободная рука девочки скользнула к изголовью кушетки.

— Я не Алиса, — с ненавистью прошипела она, вонзая ритуальный кинжал в шею ведьмы. — Меня зовут Иришка.

— Вы не против поменяться местами? — поинтересовался осторожно старик. — Не люблю спиной вперёд ехать.

— Давайте, — я пожал плечами, — Мне без разницы.

Немного потолкавшись в тесном купе, мы пересели. Брюнетка на верхней полке лежала с закрытыми глазами, уронив смартфон на грудь. Счастливая. У меня вот всегда были проблемы со сном, а она только легла и сразу отрубилась.

—Алисочка, ты пить не хочешь? — обратился дед к девочке заискивающим тоном.

Внучка отрицательно мотнула русой головой. Поезд зашипел, здание вокзала медленно исчезло за окном. Семён облегчённо вздохнул и полез в сумку.

— А я выпью, — он достал из старого рюкзака стеклянную бутылку без этикетки, наполненную тёмно-красной жидкостью. — Составите компанию?

— Что это?

Я подозрительно уставился на бутылку. Похоже, причина странного поведения старика и его трясущихся рук наконец прояснялась. Деду нужно было срочно поправить здоровье.

— Настойка домашняя, — он заговорщицки подмигнул. — Особый семейный рецепт.

Дорога предстояла долгая. Что такое пол-литра для двух взрослых мужиков? Просто способ приятно скоротать время за непринуждённой беседой.  

— Ща я за стаканами к проводнице схожу, — я приподнялся со своего места.

— Сиди-сиди, — замахал руками дед. — У меня всё с собой.

Всегда завидовал людям, умеющим так легко переходить на «ты». Попутчик тем временем извлёк из сумки пару складных стаканчиков и небольшой пластиковый контейнер с закуской.

— Картошечка тёплая ещё, — сняв крышку, он втянул носом воздух. — Алисочка готовила. Не смотри, что ребёнок. Она у меня умница. Всё умеет. Рано без матери осталась, сам воспитываю, как могу.

— Бросила?

— Не, — Степаныч шмыгнул носом. — Умерла.

— Извините.

— Ничего. — он махнул рукой. — Мы уже пообвыкли. Ты вот хлеба нарежь пока.

Он протянул мне буханку и складной нож с выкидным лезвием. На потёртой рукояти было выгравировано распятие. Я отрезал два аккуратных куска, мысленно отметив приятную остроту лезвия.

— Далеко едешь?

— До конца. А вы?

— Не, мы скоро выходим. У нас пересадка в пути.

— В гостях были?

— Можно и так сказать, — горько усмехнулся старик. — К дочке на погост ездили. Мы-то с внучкой в другое место перебрались, а она осталась. Вот и решили навестить.

Бросив быстрый взгляд на притихшую на верхней полке попутчицу, дед разлил по первой. Тягучая красная жидкость вызывала неприятные ассоциации с кровью, но я решил не судить о книге по обложке.

— Давай помянем.

Мы выпили, не чокаясь. Девочка неодобрительно покосилась на деда и снова отвернулась к окну.

У настойки был сладковатый и какой-то знакомый привкус. Она мягко скользнула в желудок и начала расходиться тёплой волной по всему телу. Я внезапно испытал острое чувство дежавю.

— На чём настаиваете? — поинтересовался я, ставя стаканчик на столик.

— Да травки разные, ягоды, корешки. Ничего особенного. Ты закусывай, не стесняйся.

Степаныч пододвинул контейнер. Вооружившись пластиковой вилкой, я насадил на зубцы крупный кусок варёной картошки и потянул его ко рту. Что-то мелькнуло у меня перед лицом. Негромко вскрикнув от неожиданности, я шарахнулся в сторону.

С верхней полки, слегка покачиваясь, безвольно свешивалась рука брюнетки. Блики солнца играли на аккуратных ногтях, покрытых чёрном лаком. Мысленно чертыхнувшись, я вернулся в исходное положение. Лёгкий аромат духов щекотал ноздри.  И снова дежавю настигло меня. Запах показался таким знакомым и родным, но в то же время пробуждал чувство глубокой печали. Я поднялся с лежака и посмотрел на попутчицу. Привлекательная женщина слегка за тридцать в чёрном топе с ярко-красным принтом «Мама, я знаю, мы все сошли с ума...» на фоне логотипа группы «Кино». Юбка чуть выше колен открывала стройные ноги. Длинные волнистые волосы цвета воронова крыла разметались по подушке, частично скрывая изящную шею. В моём вкусе. Было в чертах её лица что-то неуловимо порочное и притягательное.

Стараясь не разбудить, я осторожно взял её запястье двумя пальцами и медленно переместил свисающую конечность обратно на полку. Несмотря на то, что в купе было довольно тепло, рука женщины была холодна, как лёд. Что-то внезапно насторожило меня. Замерев, я пытался понять, что же не так с попутчицей, и вдруг до меня дошло… Она не дышала. Грудь её всё это время оставалась неподвижной. Надеясь, что ошибся, я слегка потормошил её за плечо.  Голова склонилась вправо, волосы, прикрывающие шею, соскользнули, и я, заорав, отпрыгнул назад, чуть не упав, споткнувшись о вытянутые ноги деда. На шее женщины красовался свежий глубокий порез. Кровь медленно сочилась из раны, впитываясь в подушку. Теперь я заметил тёмное пятно на белом постельном белье, прикрытое волосами. Я смотрел на труп не отрываясь, лихорадочно соображая, что же делать дальше. И тогда попутчица открыла глаза. Поезд въехал в тоннель.

Я замер у выхода из купе в кромешной темноте.

— Степаныч! — мой голос дрожал.

Тишина. Только стук колёс о стыки рельсов, многократно отраженный и усиленный стенами тоннеля. Лицо обдало смрадом.

— Я тебя помню, — раздалось внезапно рядом, и ледяная рука коснулась моего лица.

Заорав, я выскочил в коридор.

— Вернись! — донеслось мне вслед. — Я тебя ждала!

Голос был странный, какой-то клокочущий. Будто в горле говорившей бурлила жидкость. Двигаясь наощупь, хватаясь за боковые поручни вспотевшими руками, я представлял, как надуваются и лопаются кровавые пузыри в ране на шее моей попутчицы.

Неожиданно тьма рассеялась. В тусклом мигающем свете я обнаружил, что вагон сильно изменился. Грязные стены бугрились пульсирующими багровыми наростами, словно готовыми лопнуть назревшими фурункулами. Пол живым ковром устилали бледные шевелящиеся отростки. С потолка свисала желеобразная слизь, особо крупные капли которой, обрываясь, падали вниз с мерзким хлюпающим звуком. Я с отвращением отдёрнул руку от поручня, выглядящего как обнажённая окровавленная мышца.

— Вернись! — раздалось снова позади. — Это ты виноват!

Я обернулся и увидел, как из купе высунулась голова брюнетки. Глаза её были широко открыты, зрачки хаотично метались, занимая совершенно немыслимые ассиметричные положения, волосы свисали влажными лоснящимися сосульками. Тело оставалось внутри, а голова опускалась ниже и ниже, пока не коснулась пола щекой. Её затрясло. Оцепенев, я наблюдал, как рана на шее становится всё шире. Вдруг с громким хлопком лопнувшей резины голова отделилась от тела, и вслед за ней потянулась толстая кишка, по краям которой тут же стали распрямляться суставчатые ножки. Десятки ножек. Огромная окровавленная сороконожка с женской головой бросилась ко мне. Я рванулся прочь, но поскользнулся, угодив ногой в сгусток слизи. Яркая вспышка перед глазами от удара об пол через мгновение сменилась кромешной тьмой. Сознание покинуло меня.

II

Затхлый запах тлена проникал в ноздри, вызывая ассоциации с разложением и смертью. Я открыл глаза. Воспоминания о произошедшем беспощадным потоком заполнили моё сознание. Вскочив, я испуганно огляделся. Я совершенно не помнил, как снова оказался в купе. Полки были пусты. Все попутчики исчезли. Поезд не двигался, за окном плавал густой белёсый туман.

На секунду я решил, что мне всё приснилось, но внешний вид вагона быстро развеял мою надежду. Нет, не было никаких наростов на стенах или слизи на потолке, но это был определённо не тот вагон, в который я садился в начале путешествия. Либо я был без сознания десятки лет, либо мой кошмар всё ещё продолжается.

В стенах купе зияли многочисленные дыры с неровными краями, из-под сгнившей обшивки полок выглядывала потемневшая набивка, в которой копошились мелкие насекомые, в углах под потолком висели гирлянды пыльной паутины. На столе стоял контейнер Степаныча с засохшей чёрно-зелёной субстанцией внутри. Пустая бутылка из-под настойки валялась рядом. Хотя не совсем пустая, что-то в ней было. Я поднял стеклянную ёмкость, оттёр от пыли и в струящемся из окна тусклом свете попытался разглядеть содержимое.

То, что находилось внутри, больше всего было похоже на крупный корень женьшеня. Веретенообразная, напоминающая уродливое человеческое тело, ветвящаяся часть растения заполняла почти весь объём бутылки. Непонятно, каким образом его запихнули внутрь. Учитывая ширину горлышка, сделать это было физически невозможно. Непроизвольно всплыло воспоминание об анатомическом разделе Кунсткамеры. Внезапно корень зашевелился. Я с отвращением резко швырнул бутылку на пол. Осколки разлетелись по полу. По ушам резанул пронзительный визг. Мои барабанные перепонки готовы были лопнуть, пространство вокруг искривлялось и тряслось, казалось, что зубы во рту вибрируют. Стекло вагона вылетело наружу блестящей крошкой. Зажав уши руками, я кинулся прочь.

Преодолев коридор в несколько прыжков, я оказался в тамбуре. Споткнулся и вывалился на платформу, едва успев выставить руки. Визг стих. Со стоном я поднялся на ноги. В ушах звенело. Осторожно коснулся их и увидел следы крови на пальцах.

Что здесь происходит?

Я ошарашенно крутил головой. Поезда не было. От всего состава остался лишь один вагон, и тот выглядел так, как будто не двигался с места много лет. Он был покрыт ржавчиной и копотью. Впрочем, рельсовая колея, на которой он стоял, выглядели не лучше — металл, изъеденный тёмно-бурой ржой, опирался на трухлявые шпалы, между которыми сновали жирные чёрные крысы.

Повернувшись, я оглядел здание вокзала. Покосившееся деревянное строение сквозь густой туман щерилось тёмными провалами выбитых окон. Над входом красовалась скособоченная выцветшая надпись «Нижний Ям». Чуть ниже красной краской было неровно намалёвано кривыми буквами «Пересадочная станция». Снова мимолётное чувство дежавю коснулось моего сознания.

Сквозь стихающий звон в ушах я услышал размеренное тиканье. Источник звука был где-то совсем рядом. Я запустил руки в боковые карманы джинсов. В обоих нащупал какие-то предметы, которые явно положил туда не сам. Извлёкши находки на свет, я внимательно их осмотрел. В правой руке оказался выкидной нож Степаныча, а в левой его же наручные часы.

Циферблат светился ровным зелёным светом, а единственная стрелка, отмеряющая секунды, крутилась в обратную сторону. Поддавшись внезапному порыву, я надел часы, туго затянув старый кожаный ремешок. Лезвие ножа выскочило из рукоятки с сухим щелчком. Какое-никакое оружие. Не уверен, что от него будет большая польза, но так я почувствовал себя немного спокойнее.

Узкий перрон был завален мусором. Какие-то тряпки, обрывки бумаг и обломки мебели валялись повсюду. Напротив входа возвышалась уродливая статуя, выкрашенная в светло-синий цвет. Человекоподобное существо с вытянутыми вперёд двумя парами рук, оканчивающимися перепончатыми когтистыми лапами, присело, как будто готовясь к прыжку.  Колени его неестественно длинных ног находились выше плеч, а тело склонилось почти параллельно земле. С шеи свисало ожерелье из человеческих черепов. На лишённой растительности голове не было ни глаз, ни носа, ни ушей. Хотя один глаз я всё же обнаружил. Он расположился внутри широко раскрытой пасти, усеянной длинными игольчатыми зубами.

Передёрнув плечами, я обошёл статую по широкой дуге и, озираясь по сторонам, направился ко входу в вокзал. Где я? Что это за место и как я тут оказался? Стоп. А куда я ехал? Замерев на месте, я лихорадочно силился вспомнить свой маршрут. Сердце испуганно сжалось. Я не помнил ничего из своей прошлой жизни. Всё, что было до посадки в поезд, начисто стёрлось из памяти. Дима! Меня зовут Дима! Это всё, что я помню. Господи, я даже не знаю, как выгляжу. Сколько мне лет? Чем я занимаюсь? Пустота. Как будто до того, как я сел в этот вагон, меня и не было вовсе.

Озадаченный внезапной амнезией, я приблизился к зданию вокзала и заглянул в одно из разбитых окон. В темноте с трудом угадывались очертания сидений, хаотично разбросанных по залу ожидания. Заходить внутрь у меня не было никакого желания. Однако это был единственный неисследованный мной видимый объект, остальное пространство тонуло в густом белёсом тумане. Исключая вагон, конечно. Туда я точно возвращаться не собирался.

С тоской оглянувшись назад, я уловил какие-то изменения в окружающей обстановке. Не сразу сообразив, что именно изменилось, ещё раз окинул взглядом перрон. И тут до меня дошло. Сердце пропустило несколько ударов, подпрыгнув к горлу. Резко рванув на себя тяжёлую дверь, я заскочил внутрь. Створка за моей спиной захлопнулась с громким стуком. Эхо заметалось в пустом зале. Я привалился к стене, тяжело дыша. Немного восстановив дыхание, подкрался к ближайшему окну и выглянул наружу. Нет, мне не показалось. Постамент, на котором стояла отвратительная статуя, был пуст.

III

Мне хватило увиденного, чтобы поверить в любую чертовщину. Существовала всё же вероятность того, что у меня галлюцинации или я сошёл с ума. Что если я наркоман или душевнобольной, и всё происходящее лишь порождение моего нездорового разума? Возможно, лежу сейчас где-нибудь без сознания под действием препаратов и…

Внезапно перед глазами всплыл образ Степаныча, разливающего настойку по стаканам. Вот старый козёл! Травки-корешки, говоришь? Опоил. Сейчас, наверное, шарят по карманам на па́ру с внучкой. Если она вообще ему родственница. Историю ещё такую слезливую выдумал.

Я немного успокоился. Неприятно, конечно, но не безнадёжно. Не будут же они случайного попутчика до смерти травить ради наживы. Может, я совсем без денег еду? Откуда они знают, что у меня есть чем поживиться? Насколько помню, в купе я «лопатником» не светил.

Настораживало только, что всё происходящее, несмотря на абсурдность, казалось очень реалистичным. В ушах всё ещё стоял слабый звон, а ладони саднило от удара об асфальт. Я топтался на месте, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте.

Неожиданно из глубины зала раздался сухой старческий кашель.

— Кто здесь? — взвизгнул я, выставив перед собой руку, всё ещё сжимавшую «выкидушку» деда. —У меня нож!

— Рад за тебя, — в голосе слышалась нескрываемая насмешка. — Смотри не порежься ненароком.

Знакомый дребезжащий голос с плаксивыми нотками.

— Степаныч? — осторожно уточнил я.

— Он самый, — подтвердил из темноты старик. — Чего застыл? Присаживайся рядышком.

Вытянув руки, я осторожно пошёл на голос.

— Обожди, — раздалось где-то справа. — Ща иллюминацию оформлю, а то ноги переломаешь.

Под потолком раздалось жужжание, и тусклый свет люминесцентных ламп осветил зал ожидания. Лампы мигали, тухли и снова загорались, в произвольном порядке создавая жуткие гротескные тени на стенах помещения. Я, наконец, смог осмотреться.

Вокзал изнутри выглядел ещё древнее, чем снаружи. Стены и потолок покрывали тёмные разводы — то ли грязь, то ли плесень. Большинство рядов кресел были перевёрнуты, остальные беспорядочно сдвинуты со своих предусмотренных планировкой мест. Подошвы ботинок слегка липли к перепачканному желеобразной субстанцией полу, неприятно чавкая при ходьбе. В углу сгорбилась фигура в тёмном, блестящем от влаги дождевике. Капюшон полностью скрывал лицо Степаныча. Он приглашающе похлопал рукой по соседней сидушке.

Я приблизился, не сводя с него глаз, и, убрав нож в карман, присел вполоборота на краешек кресла через одно место от него.

— Думаешь, небось, что спишь? — ехидно поинтересовался старик.

— А разве нет? — я решил прикинуться дурачком.

— Не могу я тебе, Дима, на этот вопрос ответить. Не про всё тут можно говорить. У этого места свои правила, нарушать которые нельзя. Могу лишь уверить, что попал ты сюда добровольно и прекрасно знал, на что шёл. Скоро всё вспомнишь.

— Я нашёл в вагоне вашу бутылку, — решил я зайти с другой стороны. — Внутри было что-то живое.

— Не совсем живое. Это корень мандрагоры. Крайне опасная штука в неумелых руках. Надеюсь, ты не попытался его оттуда достать?

— Вообще-то бутылка разбилась, и этот ваш корень выбрался.

— А вот это плохо, — неодобрительно поцокал языком Степаныч. — Значит, времени у нас ещё меньше, чем я думал. Передвигается он хоть и медленно, пока маленький, но зато очень упорно. Когда вырастет, будет шустрее, а растёт он очень быстро. Если сюда доползёт, то мало не покажется.

— Тогда нам нужно уходить куда-нибудь, — я вскочил с кресла. — Чего сидим? Пошли скорее. Заодно объясните, что тут творится.

— Это тебе нужно уходить, — тяжело вздохнул старик. — Мне уже поздно. Времени у тебя немного. Следи за часами. Как только циферблат почернеет — выход закроется. Хотя шансы у тебя и так не велики. Зря ты решил сюда сунуться.

— Да куда «сюда»? Где я вообще?

— Не могу сказать, — покачал головой старик. — Сам должен вспомнить.

— Хорошо, — раздражённо буркнул я. — Куда идти, хоть?

— Там помещение для сотрудников, — он мотнул головой в сторону кассы. — Через него до служебного выхода доберёшься, если повезёт. Почаще смотри на часы, они подскажут направление. Берегись Кассира и Смотрителя.

— Какого ещё Смотрителя? — я почему-то вспомнил одноглазого монстра, пропавшего с постамента на перроне.

— Станционного, — тихо отозвался Степаныч.

Внезапно голова его упала на грудь. Руки безвольно свесились. Из раскрывшейся ладони выпал небольшой продолговатый предмет.

— Эй!

Я легонько толкнул старика в плечо. Собеседник с глухим стуком упал на пол. Капюшон свалился с головы. У Степаныча не было лица. Передо мной лежал безликий манекен. Тусклый свет люминесцентных ламп играл на гладком блестящем пластике.

Я пятился, пока не упёрся спиной в стену. Замерев, я испуганно смотрел на то, с чем только что разговаривал. А был ли разговор на самом деле? Может, это просто продолжение галлюцинации? Решившись, я осторожно приблизился к неподвижному манекену и нагнулся за выпавшим у него предметом. На грязном полу лежал небольшой металлический фонарик. Я притянулся за ним. Холодные пластмассовые пальцы резко сомкнулись на моём запястье. Заорав, я дёрнулся назад, вырывая руку. Не удержав равновесия, приземлился на пятую точку, и не вставая, стал отползать спиной вперёд, быстро перебирая ногами.

Манекен поднимался. Конечности его резкими рывками сгибались и разгибались под невообразимыми углами. Плащ соскользнул, обнажая бесполое пластиковое тело. Выворачивая колени и локти, жуткая пародия на человека двинулась в мою сторону. Нащупав в кармане нож, я ранул его наружу. Поднялся на ноги и бросился к приближающемуся существу. Острое лезвие со щелчком выскочило из рукояти. Неумело размахнувшись, я всадил нож в голову жуткого манекена и отпрыгнул, оставив своё оружие в податливой пластмассовой плоти.

Существо яростно замотало головой. Выгравированное на рукояти распятие ярко светилось. В нижней части лица манекена появилась узкая горизонтальная трещина. С каждым мгновением она становилась всё шире, образуя некое подобие рта. Наконец, сформировавшаяся пасть распахнулась, исторгнув из себя громкий вопль. Монстр схватился за торчащую рукоять ножа обеими руками в попытке избавиться от предмета, причиняющего ему боль. Распятие вспыхнуло ярче, раздался громкий хлопок и деформированные куски пластика разлетелись по залу ожидания. Угольно-чёрный сгусток клубящейся материи, метнувшись в сторону кассы, исчез, пройдя сквозь стену.

Ошарашенно я смотрел на то место, где секунду назад корчился от боли раненый манекен. Только нож, лежащий на полу, напоминал о происшедшей стычке. Рукоять перестала светиться, но своей задачей он справился просто превосходно. Что за тварь напала на меня? Возможно, это тот самый Кассир, о котором упоминал старик. К сожалению, спросить было не у кого.

С бешено колотящимся сердцем я подобрал небольшое, но грозное оружие. Убрав лезвие, спрятал нож в карман. Щёлкнув выключателем фонарика и убедившись в его работоспособности, засунул за пояс.

С металлическим скрипом приоткрылась тяжёлая дверь в служебное помещение, будто приглашая войти.

В полной растерянности я застыл на месте. Могу ли я доверять тому, кто скрывался под капюшоном? Не ждёт ли меня за дверью западня?

В зале стало заметно светлее. Лампы перестали мерцать. Свет, исходящий от них, становился всё ярче, разгоняя остатки тьмы. Сверху послышалось нарастающее гудение. Я ощутил лёгкое пощипывание на коже. Волосы на руках слегка приподнялись. Казалось, что воздух по непонятной причине пропитывается электричеством. Я прикрыл глаза ладонью, защищаясь от слепящего света, и тогда все лампы одновременно лопнули, осыпая меня осколками и фейерверками искр. Я зажмурился и присел, закрывая голову руками. Спустя несколько секунд, открыв глаза, я понял, что снова оказался в темноте. Сочащегося из разбитых окон тусклого света едва хватало, чтоб маневрировать между рядами кресел.

Боковым зрением в тумане, скрывающем перрон, я уловил движение. Он будто стал плотнее, принимая какую-то форму. Я уже догадывался о том, что сейчас увижу, но не мог сдвинуться с места. Парализованный страхом, я беспомощно наблюдал, как из белёсого марева появляется Станционный Смотритель.

Будучи статуей, он не казался мне настолько большим. Сейчас же я понимал, что, даже двигаясь на полусогнутых ногах, он был выше меня как минимум в два раза. Пасть его была широко распахнута.  Огромный нечеловеческий глаз с вертикальным зрачком, скрытый за частоколом зубов, медленно двигался из стороны в сторону. Тварь искала меня. В этом не было никаких сомнений.

Неимоверным усилием поборов оцепенение, я сдвинулся с места. Стараясь ступать максимально бесшумно, короткими шажками я приближался ко входу в служебное помещение, не сводя глаз с жуткой твари. Под ногой раздался сухой хруст. Я машинально бросил взгляд вниз и тут же снова поднял глаза. Монстр смотрел прямо на меня. Понимая, что осторожничать уже бессмысленно, я рванулся к спасительному укрытию. Позади раздался грохот – Смотритель ломился внутрь, круша створки вокзальных дверей.

Я скользнул в приоткрытую тёмную щель и, внезапно лишившись опоры, крича, рухнул вниз. Пола за дверью не было.  

IV

Несколько раз перевернувшись в полёте, я перестал понимать, где верх, а где низ. Наконец, лязгнув зубами, я приземлился спиной на что-то мягкое. Меня окружала непроглядная тьма. Отчаянно борясь с подступающей паникой, я пытался выровнять сбитое дыхание. Нужно достать нож! Рука метнулась к карману штанов и наткнулась на заткнутый за пояс фонарик. Вот это кстати!

Луч света прорезал темноту. Из моего надсаженного горла вырвался лишь тихий хрип. Я лихорадочно размахивал фонариком, чувствуя, что разум покидает меня. Вокруг, насколько позволяла разглядеть мощность моего осветительного прибора, были разбросаны части человеческих тел. Бледные, обескровленные руки, ноги, туловища и головы валялись в беспорядке среди ворохов одежды. На одну из таких куч мне как раз и посчастливилось приземлиться. Я с отвращением отпихнул от себя ногой ближайший безголовый торс. Оказавшись на удивление лёгким, он скатился вниз и глухо стукнулся о пол. Заподозрив неладное, я съехал следом и рассмотрел его более внимательно. Так и есть. Снова манекены.

Воспоминание коснулось моего разума неожиданно.

Запах бензина и горячего металла. Кровь заливает глаза. Через потрескавшееся лобовое стекло машины я вижу разбитую витрину магазина одежды. Изуродованные манекены, перевёрнутые стойки с тряпьём, кричащие люди. Слева, у дверцы автомобиля стоит какой-то парень в светлой футболке и размахивает руками. Он довольно высокий. На футболке изображение четырехрукой индийской богини, и хоть мне видна только нижняя её часть, я знаю, что это Кали. Нужно сосредоточиться на этом и ни в коем случае не смотреть направо. Там что-то страшное. Мне нельзя этого делать, но я поворачиваюсь. Яркий свет слепит меня…

Воспоминание оборвалось так же внезапно, как и возникло.

Что это было? Я пытаюсь зацепиться за ускользающие образы и вспомнить что-то ещё, но всё тщетно. Ладно. Пусть не сразу. Кусками, обрывками, фрагментами, но память возвращается.

Я немного воспрял духом.

Однако всё ещё было неясно, в какой стороне находится выход. Луч фонарика метался среди одинаковых тряпичных холмов. Ни стен, ни потолка видно не было, но так как кожа не ощущала даже малейшего движения воздуха, я всё же решил, что нахожусь в помещении. В очень большом помещении. Часы на руке завибрировали. Взглянув на циферблат, я отметил, что цвет его изменился с насыщенного зелёного на салатовый, а стрелка перестала крутиться в обратную сторону. Теперь она замерла между цифрами «три» и «четыре». Что там старик говорил про направление? Я слегка повернулся вправо, стрелка сместилась и замерла на цифре «два». Похоже, у меня есть какое-то подобие компаса.

Следуя указанному курсу, я двинулся вперёд, обходя особо большие кучи одежды. Мне казалось, я иду целую вечность, но пейзаж вокруг оставался прежним. Внезапно сквозь гробовую тишину до меня донёсся едва различимый звук. Я замер, прислушиваясь. Точно. Впереди кто-то хныкал и всхлипывал. Женщина или ребёнок. Звук раздавался чуть в стороне от нужного мне направления. Было ясно, что доверять в этом месте нельзя никому, но вдруг кто-то действительно нуждается в помощи? Решив рискнуть и всё же проверить, я двинулся на звуки плача.

Через несколько минут я оказался перед очередной большой кучей тряпок. Приглушенные всхлипы доносились откуда-то изнутри.

— Эй, ты где? — негромко позвал я.

Звуки резко прекратились.

— Не бойся, — я старался придать своему голосу убедительности. — Вылезай. Не обижу.

Тряпки зашевелились, из-под них показалась голова с длинными русыми волосами. Девчонка из купе. Внучка Степаныча. Я даже помнил её имя.

— Алиса? — настороженно произнёс я. — Ты чего здесь делаешь?

— Я потерялась, — шмыгнула она носом, щурясь. — Можешь не светить в лицо?

Как и дед, несмотря на разницу в возрасте, девочка легко перешла на «ты».

— Конечно, — я поспешно отвёл фонарик в сторону. — Ты помнишь, как тут очутилась?

— Нет. Свет погас. Потом уже здесь оказалась. Одна.

— Ладно. Держись рядом.

Она крепко вцепилась в мою руку. Я взглянул на циферблат и, убедившись, что стрелка часов совместилась с цифрой «двенадцать», направил луч фонарика перед собой.

— Давай выбираться.

Какое-то время мы шли молча. Меня периодически охватывало чувство дежавю, но всё это было только на уровне ощущений. Не воспоминания, а лишь их блеклое эхо.

— Расскажи мне о своём дедушке, — я решил нарушить затянувшееся молчание. — У тебя из родных больше никого нет?

— Есть бабушка, но она в другом месте. Далеко. Мы с ней редко видимся.

— Понятно, — протянул я задумчиво. — Значит, вдвоём с дедушкой живёте.  А отец?

— Дед запретил мне об этом говорить, — в голосе Алисы слышалось сожаление. — И про маму тоже.

— Странный тип твой дед, — не удержался я. — Подозрительный какой-то.

— Он здесь часто бывает и знает, как правильно себя вести.

— Если он такой опытный, то как умудрился тебя потерять?

— Не знаю. Может, так было нужно?

— Кому?

Девочка промолчала. Поняв, что разговор зашёл в тупик, я решил зайти с другой стороны.

— А ты сама здесь в первый раз?

— На Пересадочной?

— Ну.

— Да. Я раньше дальше Памятного Околотка не была.

— Это там вы с дедом живёте? Деревня так называется?

— Ага.

— Очень странное название.

— Мы привыкли.

Я заметил, что кучи тряпья стали попадаться всё реже. Стало заметно светлее. Впереди стала различима вертикальная полоса густого тумана. Похоже, мы всё же нашли выход. Я аккуратно высвободил ладонь из руки Алисы и взглянул на часы.

— Не отпускай меня! — испуганно вскрикнула она.

— Не бойся. Мне нужно просто кое-что проверить.

Мы двигались правильно. Только вот циферблат заметно пожелтел. Время неумолимо истекало.

— Куда бы мы ни шли, думаю, что мы уже близко.

Я обернулся. Девочка исчезла.

— Алиса! — хрипло закричал я сорванным голосом.

Тишина. Я метнулся назад. Луч фонарика беспорядочно заметался из стороны в сторону. Всё тщетно. Ребёнок пропал.

Выругавшись про себя в бессильной злобе, я развернулся и побрёл к клубящемуся впереди туману. То, что я издалека принял за выход, оказалось просто туманным столбом диаметром не более двух метров. Я обошёл его вокруг, не сводя глаз с часов. Стрелка неизменно указывала в центр бесплотной колонны. Я осторожно погрузил в неё руку, а затем решительно шагнул внутрь.

Пересадка (часть вторая)