Koroed69

Больше суток он трясся на поезде до ненавистного Мелкоречья, проклиная директора, его любовницу и своё хроническое невезение. По прибытии на место оказалось, что его ждали только завтра и не успели подготовить ни жильё для проверяющего, ни документацию для проверки. Проведя ночь в привокзальной гостинице, кишащей тараканами, невыспавшийся и злой Олег провёл ревизию так тщательно, как только мог, выявив приличный список грубых нарушений и попутно доведя до слёз старушку-бухгалтершу.

Подписывая акты проверки у недовольной руководительницы филиала, Шубин с опаской смотрел на сгущающиеся за окном сумерки.

— Инна Павловна, я билет на поезд успею купить? — осторожно поинтересовался он. — У вас тут с Интернетом что-то, придётся в железнодорожной кассе брать. Она когда открывается?

— Успеете, — раздражённо ответила женщина. — За час до прибытия поезда касса работать начинает. Мимо нас только один пассажирский поезд ходит. Кассиру целый день сидеть, смысла нет.

— Ясно, — кивнул Олег, пряча подписанные документы в кожаную папку.

— Хотя сегодня, может, вообще не откроется, — добавила Инна Павловна.

— Это ещё почему? — испуганно вскинул на неё глаза ревизор.

— Мама кассира плохо себя чувствует, — с нескрываемым злорадством произнесла женщина. — Дочка Олеси Яковлевны нашей там работает. Бухгалтера, которую вы сегодня до слёз довели.

Чертыхнувшись про себя, Олег поспешно попрощался с Инной Павловной и направился в свой гостиничный номер.

II

Спустя два часа мужчина беспокойно наматывал круги по совершенно пустому залу ожидания, нервно поглядывая на часы. До прибытия поезда оставалось сорок минут, а окошко кассы было всё ещё закрыто. Он выглянул на безлюдный перрон, судя по всему, сегодня Шубин был единственным пассажиром, желающим покинуть этот посёлок. В вечернем полумраке невысокая женская фигура быстрым шагом пересекла привокзальную площадь и направилась к служебному входу. Мужчина облегчённо выдохнул.

Спустя пять минут металлическая дверца, скрипнув, отворилась, и в окошке показалось усталое лицо женщины неопределённого возраста.

— Извините, задержалась, — сухо произнесла она. — Семейные обстоятельства. Давайте документы.

Шубин сунул паспорт в щель под стеклянной перегородкой и стал с интересом наблюдать за кассиром. Движения её рук и мимика лица выдавали крайнее раздражение.

— Вам не нужно уточнить, куда и когда я планирую ехать? — ехидно поинтересовался Олег.

— Я и так знаю, куда и когда вам нужно, — тихо ответила женщина. — Вагон купейный?

— Ну не в плацкарте же мне больше суток трястись?! Конечно, купейный!

Спустя несколько минут кассир вернула ему паспорт со вложенным в него билетом.

— Прибытие поезда сегодня немного раньше расписания. Стоянка две минуты. Свой вагон не ищите, заходите в любой ближайший, проводник внутри подскажет, куда идти. Счастливого пути!

— Спасибо, — проворчал Олег в закрывшееся окно. — Какие все тут нервные. Проще надо к жизни относиться.

Он вышел из здания вокзала на перрон и закурил. На улице стремительно темнело. В свете луны стелился плотный вечерний туман. Где-то вдали раздался поездной гудок. Олег прокручивал в голове предстоящий диалог с Семёном Игоревичем. Он твёрдо намеревался выбить себе отгул в качестве компенсации за перенесённые неудобства. Звук приближающегося поезда раздавался всё ближе, и, наконец, он вынырнул из густой дымки. Необъяснимое чувство тревоги охватило мужчину при взгляде на надвигающийся локомотив, что-то зловещее почудилось ему звуках, издаваемых тормозящим поездом. Подхватив с земли небольшую дорожную сумку, мужчина закинул её на плечо и забрался в вагон. Протянул билет встретившему его в тамбуре проводнику и поинтересовался:

— В какую сторону мне до своего вагона идти?

— Никуда идти не надо, — неприятным хриплым голосом прокаркал тот. — Вы уже в своём вагоне. Шестое купе, верхняя правая полка. Постарайтесь не шуметь, ваши соседи уже спят.

— Хорошо.

В тусклом свете грязного тамбурного светильника кожа проводника казалась жёлтой и какой-то нездоровой. Он сутулился, но всё равно почти на голову возвышался над Олегом.

Зайдя в вагон, мужчина недовольно поморщился.

— Уважаемый, а чем это у вас так неприятно пахнет? — обернулся он к проводнику, закрывающему тамбурную дверь. — Сыростью какой-то воняет, как в подвале.

— Никто не жалуется, — проскрипел проводник, проведя широкой ладонью по абсолютно лысой голове. — Вагон старый, может, и отсырело чего. Я не чувствую, наверное, привык уже.

— Я утром к начальнику поезда пойду, если не устраните за ночь, — возмущённо заявил Олег. — В каком вагоне он едет? Как вас зовут, почему без бейджика ходите?

— Зовут меня Э́рмий, — спокойно ответил проводник. — Штабной вагон, через один по ходу движения после ресторана. Укладывайтесь пока спать, а я постараюсь как-нибудь исправить ситуацию.

— Эрмий? — подозрительно поднял бровь пассажир. — Странное имя. Вы не шутите?

— Нет, не шучу. Это греческое имя.

Фыркнув, Шубин направился в сторону своего купе. Раздался гудок локомотива, поезд с шипением тронулся. За окном медленно проплыло здание вокзала и стоящая на перроне кассирша. Внезапно она посмотрела прямо на Олега, и её бледное лицо, освещённое лунным светом, исказила жуткая ухмылка. Она неотрывно провожала взглядом его вагон, не переставая скалиться, пока не исчезла из вида.

Шубин дёрнул ручку купе, дверь открылась, бесшумно скользнув в сторону. Соседи действительно уже спали. Стараясь двигаться как можно тише, мужчина расстелил постель и аккуратно забрался на верхнюю полку. В свете, проникающем с улицы, он мог различить очертания тел спящих попутчиков, укрытых простынями. Что-то не давало ему покоя, что-то было не так как обычно, но понять, что именно, он не мог. Уже проваливаясь в забытье, он вдруг осознал, что его соседи не издают никаких звуков во сне. Никто не храпит, не сопит и даже не ворочается. Это было странно, но сознание Шубина уже уплывало в мир грёз, и додумать эту мысль до конца он не успел.

III

Спал Олег беспокойно, ему снилось, что он сидит в пересохшем колодце и жутко хочет пить. Наверху ходят люди, но он их не видит, только звуки голосов доносятся до него сверху. Он кричит и просит вытащить его или хотя бы дать воды, но вместо криков из его пересохшей глотки вырываются только еле слышные хрипы. Вдруг мужчина чувствует, что земля под его ногами начинает вибрировать и покрываться трещинами. Что-то невероятно огромное проснулось в глубине и теперь поднимается наверх. Он знает, что чудовище почуяло его и бежать ему некуда. Трещины становятся всё шире, внезапно его ноги теряют опору, и он начинает падать в гигантскую влажную пасть, жадно тянущуюся к нему из чёрной бездны.

Закричав, он проснулся. Сердце бешено колотилось в груди. Не зная, кричал он наяву или только во сне, Олег осторожно покосился на человека, лежащего на соседней полке. Тот не только не проснулся, но вроде даже не поменял позу с того момента, как Шубин зашёл в купе. Остальные соседи тоже не проявляли признаков недовольства. Все спали, укрывшись простынями с головой.

— Вот и отлично, — прошептал Олег сам себе и спустился вниз.

Подробности сна стремительно прятались в закоулках памяти. Он помнил лишь ощущение беспомощности и дикую жажду. Пить действительно хотелось. В надежде раздобыть бутылочку минералки он вышел в коридор и направился в сторону купе проводника. Дверь была закрыта.

— Где ты ходишь, Эрмий? — нервно прошипел Олег.

Он всё больше укреплялся в мысли, что утренний визит к начальнику поезда просто необходим. Встав к окну, мужчина вглядывался в темноту. За стеклом, чуть различимые в слабом лунном свете, мелькали чахлые деревья. Внезапно он понял, что некоторые растения имеют подозрительно правильную форму. Он с силой зажмурился и помассировал глаза через закрытые веки, затем пристальнее всмотрелся в пролетающий за окном пейзаж. Точно. Между деревьев то тут, то там мелькали кресты. Они ехали мимо старого кладбища. Видимо, оно было давно заброшено, большинство крестов завалились набок, а у некоторых вовсе отсутствовали горизонтальные балки. Только сейчас он разглядел тени, мечущиеся над захоронением, почему-то он был уверен, что эти существа не птицы. Олег никогда не видел живых летучих мышей, но в том, что над старым кладбищем летают именно они, ни секунды не сомневался. Было в их движениях что-то завораживающее. С трудом оторвавшись от наблюдения за ночными летунами, он решил попытать счастья в ресторане, который, если верить проводнику, располагался в соседнем вагоне. Если он был открыт, то там наверняка можно было купить воды.

Он направился в соседний вагон. В ресторане царил полумрак и было неестественно тихо. В нос ударил странный запах. Этот аромат отличался от витающей в вагоне Олега затхлой вони, но тоже вызывал неприятные ассоциации, хотя какие именно, мужчина определить не смог. Почти все столики были пусты, лишь в самом дальнем углу, сгорбившись, сидел одинокий посетитель.

Олег повернулся к пустой буфетной стойке и громко покашлял, привлекая внимание. Из кухни выглянула официантка и вопросительно взглянула на мужчину.

— Можно у вас бутылочку минеральной воды без газа приобрести? — поинтересовался севшим голосом Шубин.

Он всегда немного робел при общении с красивыми женщинами, а официантка была чертовски привлекательна. Точёная фигура, огромные изумрудно-зелёные глаза и длинные волнистые волосы, тёмно-рыжим каскадом рассыпавшиеся по плечам и спине, заставили сердце Олега биться чаще. На её обнажённом плече причудливыми вензелями змеилась татуировка «Ко́ра».

— Конечно, — холодно произнесла девушка, ставя на стойку маленькую бутылку минералки. — Что-то ещё?

— Я пока с меню ознакомлюсь, — кивнул пассажир в сторону пустых столиков. — Вообще я так поздно не ем обычно, но, может, аппетит проснётся.

Она равнодушно пожала плечами и вернулась на кухню. Олег тут же, не сходя с места, свинтил крышку и с жадностью опустошил бутылку. У воды было непривычное послевкусие. На этикетке под изображением Анубиса красовалась надпись, стилизованная под египетские иероглифы: «А.И.Д. — артезианские источники Дуата».  Выкинув пустую тару в мусоросборник, он направился вглубь вагона, уселся лицом к кухне и принялся внимательно изучать меню.

IV

— Не помешаю? — раздался за спиной робкий мужской голос.

Олег обернулся и досадливо воззрился на попутчика, сидевшего до этого в углу вагона.

— Вообще-то я планировал покушать в тишине, — возразил Шубин.

— Вот этого делать настоятельно не рекомендую, — попутчик занял место напротив, игнорируя недовольный тон Олега.

— Что именно не рекомендуете?

— Пробовать здешнюю еду и напитки не стоит, — собеседник протянул трясущуюся руку и представился. —Ве́ня.

— Это ещё почему? — мужчина брезгливо ответил на рукопожатие и назвал своё имя. — Олег.

— Последствия могут быть неприятными, — Веня усмехнулся. — Вы голодны?

— Нет.

— Ну вот и не надо рисковать, — он сунул руку за пазуху и достал бутылку без этикетки, наполовину заполненную мутной жидкостью. — Не желаете присоединиться?

— Нет, спасибо, — Олег отрицательно мотнул головой.

— Зря, — обиделся мужчина, — Коктейль моего собственного изобретения «Слеза комсомолки». Напиток этот можно без стыда пить в присутствии богов и людей.

— Я, пожалуй, всё же воздержусь.

— Как пожелаете.

Мужчина воровато огляделся и, сделав глубокий глоток из горла, поспешно спрятал бутылку обратно. В ароматы, витающие в ресторане, вплелись запахи мяты, лаванды и лака для ногтей. Олег разглядывал своего собеседника. Его не отпускало ощущение, что где-то он его уже видел. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, попутчик обладал весьма заурядными чертами лица, присущими пьющим мужчинам. На первый взгляд ему было глубоко за сорок, но если исключить пагубное влияние алкоголя на организм, то вполне могло оказаться, что он лишь недавно разменял четвёртый десяток. Светло-русые с проседью спутанные волосы падали на сияющие наивной голубизной глаза. Одет он был в старую мятую коричневую спецовку и в целом выглядел как затерявшийся во времени работяга из доперестроечного периода.

Попутчик был уже основательно пьян, и Олег, не желая провоцировать агрессию, решил сразу не уходить.

— Далеко едете? — осторожно поинтересовался он.

— Далеко, — Веня неопределённо махнул рукой, — к любимой и ребёнку.

— А станция какая?

Блуждающий взгляд собеседника остановился на Олеге. Он замер и плаксиво произнёс:

— Не помню. Помню, что там круглый год цветёт жасмин и сутки напролёт поют птицы.

— Как же вы узнаете, что приехали и пора выходить? — изобразив озабоченность, поинтересовался Шубин.

— А я никогда не приеду, — взгляд собеседника на секунду прояснился. — Да и вы тоже…

Попутчик снова достал своё загадочное пойло и, выдохнув, приложился к бутылке.

— Только этим и спасаюсь, — он скосил глаза на сосуд с напитком. — Давно уже не приходил в сознание и вряд ли когда-нибудь приду.

Понимая, что собеседник теряет нить разговора, Олег решил сменить тему.

— Странная на вас роба, — заметил он. — Кем работаете?

— Бригадиром монтажников трудился, — Веня тяжело вздохнул. — Уволили.

— Сочувствую.

— Да чего уж там, — опустил глаза бывший бригадир. — Всё равно не моё это было. А вы, судя по костюму, в деловой поездке?

— Да. Ездил с проверкой в филиал.

— Ого, — собеседник внезапно оживился. — Так вы ревизор?  

— Ну да.

— Это просто замечательно, знаете, кого больше всего боится поездная бригада? — он вопросительно посмотрел на Олега и тут же сам ответил. — Ревизоров.

— Так я не такой ревизор. Я к железной дороге отношения не имею никакого. Я больше по финансовым вопросам.

— Дело не в роде деятельности, а в статусе. Мне вот тоже многое с рук сходит, потому как я бригадир, хоть и бывший. Начальник поезда — механик-бригадир. По факту почти коллеги, получается. Злится, конечно, но терпит пока.

— Так вы уже и с начальником поезда успели познакомиться? — удивился Олег. — Я тоже к нему утром собирался заглянуть. В вагоне воняет непонятно чем, проводника на рабочем месте найти невозможно. Безобразие.

— Вот! Чувствуется настоящий ревизор, — восхитился Веня. —Только в штабной вагон так просто не попасть, ключ нужен. Кадуцифер так просто свой кадуцей не отдаст.

— Кто? — недоуменно переспросил Шубин.

— Проводник.

— Это фамилия у него такая? Он правда грек?

— Правда, — кивнул собеседник. — Только это не фамилия, а скорее прозвище. С древнегреческого «жезлоносец» переводится.

— Вы как-то слишком хорошо осведомлены о внутренней кухне этого поезда, — подозрительно уставился на Веню Шубин. — Вы всё это выдумали?

— Как бы странно это не звучало, но я и сам в какой-то степени чувствую себя выдуманным, — он коснулся дрожащей рукой своего горла. — Возможно, вся моя жизнь — это поездка в про́клятом поезде навстречу неизбежной гибели.

Олег с тоской посмотрел в окно. Собеседника явно потянуло на философию, а он этого не любил.

— Вы выбрали что-нибудь? — холодный голос официантки раздался у него за спиной.

— Вы знаете, нет, — мужчина поспешно поднялся из-за стола. — Я передумал.

Он повернулся с намереньем попрощаться с навязчивым попутчиком, но в кресле напротив никого не было.

— А где…

— Кто? — девушка вопросительно изогнула бровь.

— Веня. — Олег беспомощно озирался. — Мужик, с которым я сейчас разговаривал.

— Не видела никого, — официантка направилась к буфетной стойке. — Вы один тут были всё время.

— Чего вы из меня дурака делаете? — возмутился Шубин.

Всю его робость перед красивой девушкой как рукой сняло. Он всегда крайне болезненно реагировал на попытки его обдурить. Это качество как нельзя кстати пригодилось ему в профессиональной деятельности. У него было чутьё на обман. Только вот сейчас он не чувствовал, что ему лгут. Однако официантка не могла не заметить его собеседника.

— Что там за шум, Кора? — из кухни выглянул свирепого вида бородатый мужчина. —Нужна помощь?

— Успокойся, Диня. Всё нормально, — она вопросительно посмотрела на поникшего Олега. — Всё ведь нормально?

— Да, — тихо произнёс он. — Устал просто. Пойду вздремну немного.

Опасливо косясь на грозного здоровяка, мужчина покинул вагон-ресторан.

Окончание Ревизоры (часть вторая)

«Привет! – напечатал я. – Это я спрашивал про символы. Первую фотографию нашёл мой друг в интернете. Второй снимок я сделал вчера у него дома. Вы что-то знаете об этих символах?»

Отправив письмо, я решил поискать информацию об алфавите ведьм. Оказалось, такой действительно существует, его называют Фиванским алфавитом или рунами Гонория. Одного взгляда на изображение на экране ноутбука было достаточно для того, чтобы понять, что это те самые загадочные символы. Согласно полученной информации, большинство рун Гонория соответствовало буквам латинского алфавита. Вдохновлённый этим знанием, я попытался перевести надпись над дверью в квартире Смирновых. Методом подбора и замены я получил более-менее осмысленное словосочетание. Времени на это я потратил больше, чем рассчитывал изначально, потому что один из символов соответствовал двум латинским буквам, но результат меня впечатлил. Надпись над дверью тёти Веры гласила: «canis laconici» (ка́нис лако́ничи), что можно было перевести с латинского как «Лаконская собака». Беглый интернет-сёрфинг помог выяснить, что так в Древнем Риме называли породу охотничьих собак, хорошо зарекомендовавших себя в выслеживании и преследовании. Эти гончие, способные долго и упорно преследовать добычу, высоко ценились за свои навыки. Мне стало ещё больше не по себе. Однако, окрылённый успешным опытом перевода, я решил не останавливаться и попробовать перевести символы на второй фотографии. Тут меня ждало разочарование. Во-первых, рун, соответствующих нескольким буквам, стало больше, а во-вторых, как бы я не менял эти буквы, всё равно выходила тарабарщина. Онлайн-переводчики путались и определяли полученные слова, как смесь хинди, болгарского, боснийского и ещё нескольких языков, при этом вместо перевода получалась дикая абракадабра. Почти отчаявшись, я понял вдруг, что вторая половина символов наконец начинает складываться в осмысленный текст. Потратив ещё пару часов, я наконец смог закончить этот нелёгкий процесс.  В переводе с латинского языка текст звучал как некое заклинание или призыв. «Пепел возвращается в источник жизни и дает росток древа жизни в начале и в конце через альфу и омегу в духе Бафоме́та», — полушёпотом прочитал я получившийся перевод.

Поиск в интернете занял меньше минуты. Это было слегка изменённое Заклинание Золы из «Методического трактата по практической магии» некого Папюса. Если верить Википедии, то его настоящее имя было Жерар Анаклет Венсан Анко́сс – масон и окультист из Франции с медицинским образованием, член «Каббалистического ордена Розы и Креста» и основатель собственного ордена мартинистов. Углубляться в подробности учений этих тайных обществ я не стал, но присутствие слова «крест» в названии ордена не могло не насторожить. Взгляд непроизвольно скользнул по рисунку на обложке книги.

Прошло уже достаточно много времени, и я решил проверить сою электронную почту. Увидев новое сообщение, я с замершим сердцем открыл письмо. Возможно, сейчас я наконец узнаю, что за чертовщина творится вокруг меня.

«Привет! Да, эти символы мне знакомы, – было написано там. – Однако прежде, чем я поделюсь с вами известной мне информацией, необходимо прояснить два момента. Во-первых, не увозили ли недавно вашего друга или кого-то из его родных на карете скорой помощи? Во-вторых, не пытались ли вы или ваш друг расшифровать и прочитать изображенные на первой фотографии символы? Возможно, вы слышали, как кто-то их читает вслух при вас?»

Мой собеседник определённо понимал, про что идёт речь.

«Около двух месяцев назад мать моего друга действительно увозила машина скорой помощи, — напечатал я. – Её поведение после возвращения домой заметно изменилось. Сегодня утром в больницу увезли уже его самого. Точное местонахождение товарища в данный момент мне узнать не удалось. Я выяснил, что символы на фотографиях написаны с помощью Фиванского алфавита, и попытался перевести их, но смог расшифровать лишь часть. Подозреваю, что я слышал, как мать друга произносила текст с первого снимка или очень похожий на него».

Немного поразмыслив, сфотографировал обложку украденной рукописи, прикрепил файл к письму и допечатал: «В их квартире я нашёл эту книгу, она заполнена вручную теми же рунами. Может быть, вы знаете что-нибудь про неё или про рисунок на обложке?»

Перечитав полученный текст и убедившись, что не сболтнул ничего лишнего, нажал кнопку «Отправить».

За окном стремительно темнело. Желания проводить ещё одну ночь в этой квартире у меня абсолютно не было, и я вызвал такси до своего дома. Размышляя о том, как тётя Вера смогла ночью попасть внутрь и имеет ли смысл сменить замок, оделся и вышел в подъезд. Проходя мимо двери Смирновых, я на несколько секунд остановился и прислушался. Никаких звуков из квартиры соседей не доносилось. Понять, есть ли кто-то внутри, было сложно. Спустившись на один лестничный пролёт, я услышал шорох за спиной и, резко обернувшись, увидел Веру Николаевну. Стоя в дверном проёме, она смотрела на меня сверху вниз, свесив голову набок, и что-то шептала вполголоса. Не говоря ни слова, грохоча сапогами, я бросился вниз. Пришёл в себя уже на улице и, тяжело дыша, юркнул в подъехавшее такси. Посмотрев наверх через заиндевевшее стекло машины, я увидел тёмный силуэт в кухонном окне соседей. Лаконская гончая внимательно наблюдала за моим бегством.

IV

Добравшись домой, я наскоро перекусил и проверил электронную почту. Убедившись, что ответ на моё письмо получен, открыл сообщение и начал читать. Текста было много.

«У меня две новости, и обе плохие, — писал мой неизвестный собеседник. – Вашего друга, скорее всего, вы больше не увидите. По крайней мере, в привычном вам состоянии. Более того, теперь вы сами в опасности. Если вы действительно слышали текст с фотографии, то теперь вы помечены, и когда за вами придут, это лишь вопрос времени. Ваш единственный шанс – бежать. Бежать как можно дальше из города, ещё лучше из страны. Пять лет назад именно так я и поступил. Да, у меня была похожая ситуация, и уже пять лет я живу в другой стране. В какой, не скажу, вы уж извините. Я оборвал все контакты, подчистил все следы и исключил любую возможность отследить моё местонахождение. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

Всё это время я собирал информацию. К сожалению, до сих пор знаю не очень много. Возможно, написанное покажется вам бредом, но поверьте, лучше вам прислушаться к моему совету и исчезнуть как можно быстрее.

Картинка на обложке книги — это часть эмблемы ордена «Золотой зари». Могу предположить, что книга, попавшая к вам в руки, ничто иное, как истинная книга «Золотая Заря». В свободном доступе находится книга с идентичным названием за авторством некого Израэля Регарди, но это не более чем пустышка, написанная для отвода глаз. Этот человек был доктором психологии и мануальным терапевтом, а также известным в узких кругах оккультистом, магом и членом вышеупомянутого ордена. Адепты Зари часто шифровали описания своих ритуалов, но использовали для этого в основном, шифр Тритемия разгадать который довольно легко. Однако ваш экземпляр написан рунами Гонория, а это с большой вероятностью означает, что он подлинный.

Вы, наверняка слышали о масонах. Якобы этот тайный орден вольных каменщиков незримо управляет нашим обществом. На самом деле масоны не более чем ширма для куда более древнего и могущественного ордена розенкрейцеров.

Глупо отрицать, что значительную роль в развитии медицины оказало древнее учение алхимии. Именно алхимики веками бились над созданием эликсира бессмертия, а также панацеи — лекарства, способного вылечить любую болезнь. Зачастую в поле их исследований попадала идея смерти и воскрешения мёртвых. Время не стоит на месте и алхимиков сменили врачи. Вот теперь представьте древний тайный орден врачей, которые продолжают дело своих предшественников. Орден, в котором достижения современной медицины соседствуют с магией и алхимическими ритуалами, а главными идеями остаются бессмертие и возвращение человека к жизни после смерти. В какой-то степени им это удалось, но об этом чуть позже.

Основателем этого ордена был Христиа́н Розенкре́йц, живший в XIV – XV веках н.э. Легендарный алхимик прожил сто шесть лет и обзавёлся несколькими учениками. Спустя сто двадцать лет после его смерти, когда гробница была вскрыта члены ордена, обнаружили внутри нетронутое тленом тело, а также некие магические артефакты и рукописи. Понятно, что старик вплотную приблизился к тайне бессмертия, но не смог завершить свои исследования. Его последователи разбрелись по всему свету, неся тайное учение. Перед тем, как расстаться они заключили договор из шести пунктов. В числе прочего был договор посвятить свою жизнь безвозмездному лечению больных и всегда находить себе минимум одного ученика способного продолжить их дело после смерти наставника. Всё это время адепты ордена искали способ связаться с духом своего учителя, справедливо полагая, что только он сможет закончить незавершённые исследования. После получения из вскрытой гробницы артефактов и записей великого алхимика дело пошло бодрее, но добиться существенных успехов они смогли лишь в XVIII веке. Столетия неудач окупились сторицей. Они смогли не только связаться с духом Розенкрейца, но и провести обряд воплощения под его чутким руководством. Дух наставника был перемещён в тело одного из адептов. Им оказался молодой помощник военного хирурга, собственно, посвятившего юношу в тайный орден. После воплощения древний алхимик взял себе имя Герман Фиктульд. Несмотря на попытки сохранить результаты обряда в тайне, кое-какая информация просочилась за пределы братства. Стало известно, что воплощение души прошло успешно, но личность того, кто послужил для неё сосудом удалось скрыть. Роль «козла отпущения» досталась молодому тогда ещё неизвестному никому неофиту, который впоследствии стал известен как граф Сен-Жерме́н.

Есть предположения, что за это ему было обещано бессмертие, но это только догадки. Слух о том, что Сен-Жермен — это воплощённый Розенкрейц, распространился довольно быстро. Граф много путешествовал и благодаря активной поддержке ордена, расползшегося по всему миру, успешно поддерживал эту легенду. Он оказался очень способным юношей и быстро завоевал популярность в высшем обществе.

В то время, пока Сен-Жермен отвлекал внимание общественности на себя, в братстве происходили реформы. Воплощённый в теле Фиктульда маг провёл реорганизацию и основал новый орден Золотого и Розового Креста. Он понимал, что разросшиеся братства масонов и розенкрейцеров не способны удержать в тайне его эксперименты. Поэтому, отобрав самых достойных, по его мнению, кандидатов из их числа, продолжил опыты и исследования по достижению истинного бессмертия в пределах нового ордена.

Полагаю, что переселение души не самый приятный процесс, к тому же всегда существует вероятность неудачи. Он же хотел жить вечно.

Так или иначе, в конце семидесятых годов XVIII века Герман Фиктульд исчезает. Многие до сих пор ставят его существование под сомнение. В лицо его знали только самые приближенные и доверенные лица, он предпочитал не появляться на публике. Что случилось, доподлинно не известно, но по обрывкам информации можно заключить, что первое воплощение Розенкрейца было не вполне удачным, тело начало разрушаться и в конце концов отторгло чужеродный дух.

Следующим воплощением алхимика стал Уильям Роберт Вудман. Его знают как одного из трёх основателей гермети́ческого ордена «Золотой зари». Оставаясь в тени своих более популярных соратников, он по факту являлся их наставником и незримо руководил очередной тайной организацией, направляя деятельность братства в нужное ему русло. Как и его предшественник, Вудман начинал карьеру медика военным врачом. Впоследствии он стал одним из самых титулованных членов масонского ордена Красного Креста Константина и незримо курировал начавший свою деятельность Международный Комитет Красного Креста.

Мне не удалось выяснить, откуда у Розенкрейца такая привязанность именно к символу красного креста, но, возможно, это имеет отношение к кресту тамплиеров. Во время обряда Вудману было уже около пятидесяти лет, и это натолкнуло меня на мысль о том, что не всякий «сосуд» подходит для воплощения, иначе жрецами ордена использовалось бы тело более юного человека. Очевидно, подходящий кандидат должен соответствовать каким-то определённым параметрам на генетическом либо духовном уровне.

Основателя «Золотой Зари» не стало в 1891 году. За это короткое время древний алхимик сумел завершить свои исследования, и его многолетние поиски бессмертия закончились. Насколько мне известно, примерно через двадцать лет после гибели последней телесной оболочки был, наконец, найден идеальный кандидат. Тогда же и был проведён последний обряд с духом Розенкрейца. Сведений об этом человеке очень мало, но известно, что после воплощения он взял себе имя Фулканелли.

Обряд воплощения происходил при активном участии Жерара Анко́сса, более известного под псевдонимом «Папюс», что означает «врач». Этот же человек активно занимался составлением заклинаний для нужд масонов и розенкрейцеров. Накануне Второй мировой войны, убедившись, что ему удалось задуманное и выбранное тело полностью соответствует необходимым параметрам, Фулканелли исчез из поля зрения братства, прихватив с собой большинство магических артефактов и материалов по исследованию бессмертия. В середине XX века он тайно встретился со своим самым преданным учеником, и тот впоследствии рассказывал, что за это время учитель не только превратился из дряхлого старика в цветущего мужчину средних лет, но и полностью поменял свою внешность. Соответственно, найти бессмертного алхимика, способного принимать любой человеческий облик, для адептов ордена оказалось невыполнимой задачей.

Таким образом, «Золотая Заря» лишилась не только своего лидера, но и большинства магических исследований, способных обеспечить бессмертие его членам. За долгую историю существования тайного общества в том или ином виде многим было обещано возрождение в физическом теле. Беспокойные духи давно умерших розенкрейцеров жаждали получить столь желанное воплощение, а живущие адепты хотели быть уверены, что смогут получить дар вечной жизни.

Со времён основания структура «Золотой Зари» является иерархической и состоит из трех кругов. Первый круг самый многочисленный, в него входят низшие члены братства, исполнители и спонсоры. Большинство из них просто расходный материал. Хотя некоторые из них и обладают элементарными магическими приёмами, зачастую ими жертвуют не глядя. Второй или Внутренний круг состоит из заслуженных членов ордена, обладающих серьёзными познаниями в магии и алхимии, доказавших свою преданность братству. Это те, кто руководят стадом и принимают судьбоносные решения, а также проводят сложные колдовские обряды и общаются с духами напрямую. В третий круг входят исключительно «Неведомые высшие» или «Тайные владыки» - собственно, духи, ожидающие воплощения.

Несмотря на потерю огромного количества информации и магических артефактов, исследования ордена продолжаются по сей день. Кое-какие обряды они ещё вполне способны проводить. Братство успешно практикует извлечение души из тела и использование пустой оболочки в своих целях.

Наконец, мы подошли непосредственно к вашей проблеме. Во внешнем круге ордена существует своя иерархия. Вы столкнулись с самым низшим представителем – Лаконской гончей. Её задачей является «укусить» жертву. Если точнее, то ей надо сделать так, чтобы жертва услышала нужное заклинание. Необязательно понимать смысл услышанного, важно поместить магическую формулу в мозг будущей добычи. При этом не важно, услышано заклинание или прочитано самостоятельно, эффект будет одинаковый, даже если читать не вслух. Представьте, что какой-нибудь писатель поместит текст заклинания в своё произведение, тогда каждый прочитавший или услышавший магическую формулу будет помечен.

Далее следует процесс гона. Гончая начинает преследовать «укушенного», возможно, пугать или пытаться причинить физический вред. Однако убивать или калечить не в их интересах, им нужны неповреждённые тела. Заклинание начинает действовать не сразу. Чем спокойнее и уравновешеннее человек, тем дольше он будет подсознательно сопротивляться действию магической формулы. Напротив, человек с расшатанной психикой сломается гораздо быстрее. Когда это произойдёт и заклинание начнёт работать в полную силу, в игру вступят Молосские гончие. Как собаки находят раненого зверя по кровавому следу, так и они найдут помеченного заклинанием. Они будут одеты в белые ритуальные одежды и помечены символом Красного Креста. Они, как и принято в большинстве тайных организаций, предпочитают, чтобы их называли «братья» и «сёстры». Медицинские братья и сёстры.

Именно они занимаются доставкой пойманной добычи в специально подготовленное к ритуалу место. Там члены Внутреннего круга осматривают доставленную жертву и определяют её пригодность. В редких случаях человек становится «сосудом» для ожидающей воплощения души, чаще появляется очередная Лаконская гончая.

Конечно, далеко не все врачи адепты «Золотой Зари», большинство даже не слышали об этой организации и понятия не имеют, почему на автомобиле скорой помощи изображён красный крест. Между тем, Международный Комитет Красного Креста не случайно выбрал своей основной эмблемой именно этот символ. Комитет появился во время становления Роберта Вудмана в качестве воплощения Розенкрейца и при его активной, хоть и тайной, поддержке. Памятуя о странной привязанности алхимика к этому знаку, не удивительно, что именно его изначально выбрали эмблемой организации. Этот символ изначально использовали как гарантию безопасности медиков, помогающих раненым на поле боя. Многие розенкрейцеры в разное время трудились военными врачами, как упомянутый выше Папюс или все известные мне воплощения древнего мага. Очевидно, что, невзирая на оказываемую организации поддержку, Вудмен не имел в ней большого влияния, а может, просто не хотел смешивать тёмные делишки ордена с благородным трудом Комитета. С течением времени многие страны отказались от красного креста и стали использовать полумесяц, ромб и другие фигуры для обозначения врачей во время боевых действий. Однако в России до сих пор красным крестом обозначают всё, что связано с медициной, даже в мирное время. В связи с этим есть подозрения о местонахождении штаб-квартиры «Золотой Зари» в последнее столетие, но это только догадки.

Судя по вашему письму, вас уже пометили, а это значит вопрос времени, когда за вами придут. По этой причине я не раскрываю своего имени и местоположения. Я скрываюсь уже довольно длительное время, но не уверен, что в итоге это поможет мне спастись. Период активации метки от нескольких дней до нескольких месяцев, всё зависит от конкретного человека. Верить мне или нет – ваше дело, но советую вам прислушаться к совету и бежать как можно быстрее и дальше, оборвав все контакты. Сомневаюсь, что существует какой-нибудь способ избавиться от метки, по крайней мере, мне о нём неизвестно. С информацией обо всех упомянутых мной личностях можно ознакомиться в сети Интернет. Описано там далеко не всё, но доступных материалов должно хватить для того, чтобы сделать выводы.

Желаю удачи и храни вас Бог.»

V

Я сидел, уставившись в монитор. С одной стороны, прочитанное казалось параноидальным бредом, с другой, это хоть как-то объясняло происходящее. До глубокой ночи я изучал доступную информацию обо всех исторических личностях, перечисленных моим собеседником, и вынужден был признать, что его предположения, хоть и не без огрехов, имели право на существование. Заснул я прямо перед включённым ноутбуком, не раздеваясь.

Звонок телефона грубо вырвал меня из сна. С трудом разлепив глаза, я поднёс телефон к лицу и, прочитав имя звонившего абонента, хриплым то ли ото сна, то ли от волнения голосом произнёс:

— Здоров, Стасян.

Вместо привычного «здоровее видали» я услышал бесцветный голос, лишь отдалённо напоминающий жизнерадостный бас моего друга:

— Ты где?

— Да тут по делам мотаюсь. А что, тебя уже выписали? Как сердце?

— Всё хорошо. Нужно увидеться.

— Ты знаешь, сейчас, наверное, не получится. Дел навалилось. А по какому вопросу? Что-то срочное? – осторожно поинтересовался я.

— Зря ты книгу взял, – после короткого молчания произнёс Стас. – Верни.

— Ты о чём?

— Антон, мы знаем, что она у тебя.

— Не брал я никакой книги! - мой голос непроизвольно сорвался на крик.

— Верни. Хуже будет.

— Хуже, чем что? – я решил рискнуть. – Чем лишиться души? Чем стать марионеткой чокнутых оккультистов? Чем ещё ты сможешь меня напугать?

— Кто тебе это сказал? С кем ты разговаривал?

Возможно, мне показалось, но в ровном, лишённом эмоций голосе промелькнула заинтересованность.

— Это не важно. Оставьте меня в покое. Если пойму, что меня преследуют, уничтожу книгу.

— Не делай этого. Просто верни её нам.

— Нет, это будет гарантией моей безопасности! – выкрикнул я и отключился.

Дрожащими руками вытащил сим-карту из телефона, и разрезав на две части, выкинул в окно. Расколотил телефон и отправил его туда же. Мой интернет-собеседник был прав – нужно было бежать. Осталось придумать, как тайно продать обе квартиры и бизнес, но всё это можно было сделать позднее. Сейчас я собирался снять доступные средства со всех банковских карт и покинуть город. На меня охотились, и не было уверенности, что угроза уничтожения книги остановит гончих Красного Креста.

Эпилог

Уже два года я скрываюсь от преследования. Меняю города и имена. Денег, вырученных с продажи квартир и бизнеса, хватило на бегство из страны и очень скромное существование, но скоро они закончатся. Всё это время я живу в страхе, постоянно оглядываюсь и вздрагиваю при звуке сирены машины скорой помощи. Так больше продолжаться не может.

Я полностью перевёл книгу «Золотой Зари», и оказалось, что мой интернет-собеседник ошибался. Способ снять магическую метку существует, но это связано с тяжёлым моральным выбором. Решиться на это мне было нелегко, но сегодня над дверью своего подъезда я обнаружил символ, нарисованный углём. Я узнал эту руну. Гончие рядом, на раздумья нет времени.

Избавиться от магического клейма можно, только если сам пометишь определённое количество людей. Цифру называть нет необходимости, её все прекрасно знают. Для клеймения необходимо, чтобы другой человек прочитал или услышал написанное мной заклинание.

Я предупреждал о том, что не стоит читать этот текст. Простите меня.

Пока сосед всеми силами пытался удержать в себе проглоченную дозу спиртного, вздрагивая от рвотных спазмов, я распахнул окно и закурил. Морозный воздух ворвался в давно не проветриваемое помещение, и снег, скопившийся снаружи на отливе, порывом ветра смело́ на подоконник. Вечерний город лениво шумел и светился фонарями, вывесками и окнами многоэтажек. Меня охватило неясное чувство тревоги. Глубоко затянувшись последний раз, я щелчком отправил окурок в сгущающуюся темноту и захлопнул окно.

— Рассказывай, чё случилось?

Стас окинул меня подозрительным взглядом и, неожиданно выпучив глаза, негромко пропел:

— Случилось стра-а-а-шное-е-е…

— Матери кровь пролил сын обезумевший! Всемирная история. Банк «Империал», – продолжил я. — Надеюсь, ты не собираешься мне всего «Ореста» исполнять?

— Оре… что?

— Был такой драматург в Древней Греции по имени Эврипид, он написал трагедию «Орест», строку из которой ты мне сейчас виртуозно исполнил. А в девяностых малоизвестный начинающий режиссёр Тимур Бекмамбетов снял серию псевдоисторических рекламных роликов для банка «Империал». В одном из них римский император Нерон как раз исполняет этот…

— Вот ты душнила, – перебил меня Стасян. – Как ты дожил до тридцати лет с такими коммунитив… комникив… ком-му-ни-ка-тивными навыками?

— До тридцати двух.

— Душнила и есть, – он качнулся на табурете. – Давай ещё по одной.

— Наливай.

Нетвердой рукой мой собутыльник разлил водку и закурил.

— За родителей! – провозгласил он твёрдо.

— Да я и не спорю, давай за родителей.

Мы выпили ещё.

— Слушай, ты чего темнишь? - я осторожно надкусил огурец. — Тост за родителей, песня эта… С Верой Николаевной всё в порядке?

— Во-о-о-т, - протянул Стасян, подняв указательный палец. — С Верой Николаевной не всё в порядке.

Он оглянулся на дверь и, с заговорщическим видом придвинувшись вплотную, быстро прошептал мне в ухо, благоухая перегаром:

— Месяца два уже не в порядке.

— Погоди. Как так? Я же в недавно у вас был. Комп тебе от вирусов чистили. Забыл? Всё нормально вроде было, — я отодвинулся от Стаса, стараясь не дышать.

— Ш-ш-ш-ш! – сосед ткнул скрюченным пальцем мне в губы. — Не шуми. Она услышит.

— Кто?

— Она, – товарищ мотнул головой в сторону дальней комнаты.

Там располагалась спальня его матери. Дверь в комнату была плотно зарыта, и оттуда не доносилось ни звука.

Веру Николаевну, как и Стаса, я знал с детства. Наши семьи жили на одной лестничной площадке ещё с конца восьмидесятых годов прошлого века. Дядя Миша и тётя Вера были частыми и желанными гостями в нашем доме, большинство праздников мы отмечали вместе. Стас родился на два года раньше меня и принял на себя роль старшего брата, которого у меня никогда не было. Он заступался за меня во дворе и в школе, таскал с собой на рыбалку, научил плавать и ездить на велосипеде. С возрастом разница в два года кажется несущественной, но в детстве дружба со «старшаком» значительно поднимала авторитет мелкого шкета в глазах одногодок. Конечно, иногда я этим пользовался, но не злоупотреблял. В старших классах школы мы общались уже не так близко, но сохранили тёплые товарищеские отношения.

Шли года, вскоре после возвращения из армии Стасян женился на однокласснице и переехал в другой город. Четыре года назад не стало дяди Миши, и Вера Николаевна осталась жить одна в трёхкомнатной квартире. Спустя год после похорон отца мой товарищ развёлся. Оставив всё недвижимое имущество бывшей жене и сыну, блудный сын вернулся в отчий дом. С тех пор он делил жилплощадь с матерью, устроился токарем на завод и жил спокойной жизнью обычного работяги.

Я за это время успел окончить институт, поработать по специальности, получить второе высшее, открыть небольшой сервис по ремонту компьютеров, дважды жениться и развестись. Родительскую квартиру я сдавал. После их смерти находиться там долго было тяжело. Иногда приезжал проверить состояние жилья, но большую часть времени за квартирантами присматривали соседи. Им же передавали ключи съезжающие квартиросъёмщики.

Как раз сегодня, заехав за ключами от квартиры, я и обнаружил друга детства в столь плачевном состоянии. Из его бессвязной речи я с трудом понял, что он уже неделю находится в отпуске и всё это время пребывает в глубоком запое.

— Так, дружище. Давай по порядку, – нахмурился я. — Тётя Вера заболела?

— Ещё как!

— Давно? Что-то серьёзное?

— Серьёзнее не бывает. В октябре сердце прихватило. Скорую ей вызывал.

— И?

— В больницу увезли.

— Ну, бывает. Возраст уже такой, сам понимаешь.

— Ага. Вот только вернулась оттуда уже не она.

— В смысле?

— Не знаю я, как объяснить. Я в первый же день почуял неладное. Понимаешь, внешне она не изменилась, но это совсем другой человек, а может, и не человек вовсе.

— Это ещё что значит?

— Она не ест. Совсем ничего не ест. Накладывает еду в тарелку, уносит к себе в спальню, а потом я эту еду в мусорном ведре нахожу. Несколько раз видел, как она её в унитаз вываливает. Ещё она не спит. Я когда заподозрил неладное, ночью к ней в комнату заглянул, а она стоит спиной к кровати и смотрит прямо на меня. Кровать застеленная, она даже не раздевалась. Четвертый час ночи был. Я чуть не заорал от неожиданности. Потом ещё несколько раз проверял, всё время одно и то же.

— Может, она днём спит, а еда ей просто не нравится. Не хочет тебя обижать, вот и делает вид.

— Вот именно, что делает вид. Делает вид, что человек, а сама… Не знаю, что там с ней сделали в этой больнице, но вернулся оттуда кто-то другой. Это не моя мать. Я себе в комнате замо́к врезал, на ночь запираться стал.

— Слушай, друг. Я не врач, но у тебя, похоже, серьёзные проблемы с головой на фоне употребления, – я кивнул в сторону бутылки. – Алкогольный параноид. Может, в больничку?

— Сам ты параноид. Так и знал, не поверишь, – насупился Стас. – Про больницу даже не заикайся, кто оттуда вместо меня вернётся, неизвестно. Я с прошлого Нового Года не употреблял почти. Пару раз пивка с мужиками после работы бахнул без фанатизма. Неделю назад только забухал серьёзно. Да ты сам знаешь, я не большой любитель этого дела.

Действительно, Стасян не был большим поклонником Бахуса. Пил он достаточно редко и умел вовремя остановиться. Даже после развода с женой в запой не ушёл. Последний раз пьяным я видел соседа на поминках его отца. Тем удивительнее было наблюдать его сейчас в таком состоянии. Недельные возлияния, конечно, оставили свои следы на его внешности, но было ещё что-то трудноуловимое в глазах, речи и поведении, говорящее о том, что человек сдался. Когда люди ломаются, это обычно видно сразу.

Стас с юных лет имел богатырскую внешность, при том, что его родители не отличались статью. Вера Николаевна вообще была миниатюрной женщиной и частенько сетовала на то, как тяжело ей пришлось во время родов. Даже при моём росте в сто семьдесят девять сантиметров друг смотрел на меня сверху вниз. Повзрослев, он отрастил густую бороду, а голову стал брить налысо, поэтому часто его принимали за байкера. У меня его образ больше ассоциировался с растолстевшим рестлером, хотя я знал, что при решении конфликтов Стасян избегает применять силу.

Сейчас же этот добродушный великан как-то ссутулился, осунулся и, казалось, стал меньше ростом и у́же в плечах. Что-то грызло его изнутри. Что-то, что он пытался залить алкоголем, но это плохо ему удавалось.

— Я камеры дома установил, – глухо сказал сосед. – Я не сумасшедший. Хочешь, сам посмотри. Все записи за месяц на комп скинул. Ухожу на работу – включаю, прихожу – проверяю.

— И что там? – я поправил съехавшие на переносицу очки.

— В том-то и дело, что ничего. Она даже из комнаты не выходит, пока меня нет. Понимаешь, Антоха? Она не ходит в туалет, в ванную, не ест, не пьёт. Вообще ничего не делает. То есть, возможно, что-то и делает, но не выходя наружу. В комнате установить камеру незаметно у меня возможности не было, поэтому чем она там занята всё это время, я не знаю.

— Бред какой-то.

— Ага, но это ещё не всё…

Дверь дальней комнаты со скрипом отворилась, и в проёме показалась тётя Вера. Она окинула меня внимательным взглядом и сухо произнесла:

— Здравствуй, Антон.

— Здравствуйте, Вера Николаевна, – отозвался я и, поднявшись со стула, шагнул ей навстречу. – Как ваше драгоценное здоровье? Сто лет вас не видел!

— Всё хорошо, Антон, – она отступила вглубь комнаты, прикрывая дверь. – Я неважно себя чувствую, наверное, простыла. Лучше не подходи близко, могу заразить.

— Ну, выздоравливайте, – я вернулся за стол. – Был рад вас видеть.

— И я тебя, – глухо раздалось за закрывшейся дверью.

Стас смотрел на меня с плохо скрываемой иронией:

— Ну, видал? Ничего не смущает?

— Болеет человек, эка невидаль.

— Ты хоть и в очках, а очевидные вещи не видишь, – он тяжело вздохнул. – Когда она тебя Антоном последний раз называла?

Действительно, тётя Вера всегда всех называла уменьшительно-ласкательными именами. Сын для неё всегда был Стасиком, муж Мишуткой, а ко мне обращалась – Антошка, реже Антоша. Сейчас, вспоминая свой последний визит к соседям, становилось очевидно, что она вела себя как-то отстранённо, но тогда я не придал этому значения.

— Ко мне, знаешь, как теперь обращается?

— Ну как?

— Станислав. Скажи, она меня так когда-нибудь называла?

Я покачал головой. Это и правда было странно.

— Помнишь Игоря Зелёного?

Игоря я помнил, это был коллега Стасяна. Прозвище «Зелёный» он получил лет двадцать назад, когда устроился ещё молодым фрезеровщиком на завод. С тех пор неопытный пацан превратился в солидного дядьку с ленинской лысиной и густыми усами, но прозвище приклеилось к нему намертво.

— Ну.

— Баранки гну. Он мне ещё год назад похожую историю про свою жену рассказывал. Я ему тоже не поверил тогда. А теперь, где Игорь?

— Где?

— А никто не знает. С завода уволился, номер недоступен. В квартире другие люди живут, куда бывшие хозяева делись, понятия не имеют. Накатим?

Мы сидели со Стасом ещё пару часов. Он рассказывал, как ходил к Игорю домой, как искал новое место жительства его семьи, но так и не нашёл. Чем меньше оставалось водки в бутылке, тем путанее и мрачнее становился его рассказ. После безуспешных поисков коллеги, мой друг полез во всемирную паутину. Прошерстил все местные паблики и флудилки за несколько последних лет и понял, что происходящее в его семье далеко не единичный случай. Истории во многом были похожи и различались только в мелочах. Всё начиналось с госпитализации члена семьи, а затем близкие начинали замечать странности в поведении вернувшихся родных. Причём было непонятно, по каким критериям происходит отбор. Изменения в поведении были замечены как у мужчин, так и у женщин. Возрастной диапазон изменившихся тоже был весьма широк. Ни один человек с похожей историей не ответил Стасу на сообщения, хотя он писал каждому, чьи рассказы хоть немного походили на случившееся с ним.

— Мы с ней почти не разговариваем, – с горечью проговорил сосед. – Зато у неё появилась непонятная тяга к тактильным контактам. Посиди со мной, говорит. В руку вцепится, молчит и смотрит в глаза. Так и сидим молча, а взгляд у неё становится пустой и бессмысленный. Как будто в бездну смотрю. Я после таких посиделок ни рук, ни ног не чувствую, слабость во всём теле и башка раскалывается. Стал избегать, так она сама норовит прикоснуться, вроде случайно, но я же всё понимаю.

— Жесть.

— Не. Самая жесть ещё впереди, – он опасливо покосился на дверь в комнату матери. – Она ночью ко мне в комнату ходить стала. Просыпаюсь как-то среди ночи, а она на кровати сидит и за руку меня держит. Я чуть не поседел. Увидела, что я проснулся, молча встала и вышла. Потом ещё несколько раз подобное повторялось. Утром делает вид, что ничего не было. Вот тогда я замок и врезал, теперь дверь на ночь запираю.

— Сюр какой-то.

— Вот-вот. В местном чате тётка какая-то про сына своего шестнадцатилетнего писала. Всё один в один, как у меня. Она думала, что пацан на наркоту подсел, ну и устроила шмон у него в комнате. Наркотиков не нашла, зато обнаружила листок с непонятными закорючками. Какие-то слова на незнакомом языке, символы и знаки. Тётка листок сфотографировала и картинку в чат скинула, думала, кто-нибудь подскажет, что за язык.  Не нашлось специалистов среди местных форумчан, а потом она и сама на сообщения перестала отвечать. Я картинку себе скопировал в телефон, хочешь глянуть?

— Ага, – я протянул руку.

— Ща, – Стас копался в приложении. – Где же она? Ага! Вот, смотри.

Я с интересом уставился на фотографию. Письмена на картинке напоминали символы знаков зодиака. Некоторые располагались близко друг к другу, другие разделяли пробелы. Несомненно, это был осмысленный текст. Однако предположений касательно того, на каком языке был написан текст, у меня не было.

— Перешли, это мне, – я достал свой телефон. – Покопаюсь в Интернете, может, что-нибудь нарою. Думаешь, есть какая-то связь?

— А вот ты сейчас сам посмотришь и скажешь мне, есть связь или нет, – Стасян тяжело поднялся с табуретки и, покачиваясь, направился в сторону комнаты матери. – Пойдём.

Я двинулся следом. Перед закрытой дверью он остановился и молча ткнул пальцем в верхнюю часть дверной коробки. Неприятный холодок пробежал у меня по спине. На светло-синей поверхности чернели знакомые закорючки. Я сверился с изображением в телефоне. Хоть знаки и были расположены в другой последовательности, но это были те же символы, что и на картинке.

Я сфотографировал дверь и убрал телефон в карман.

— Слушай, дружище. Слишком много странной информации ты на меня сегодня вывалил. Пойду я, пожалуй. Завтра вставать рано, заночую в родительской хате. Может, тоже у меня упадёшь?

— Не, я дома. Там водка ещё осталась, – он махнул рукой в сторону кухни. - Допью.

— Ну, как знаешь. Если что, шуми.

— Давай, – друг протянул мне свою громадную лапу.

II

Мы попрощались, и сосед захлопнул дверь за моей спиной. В подъезде царил полумрак. Лампочка на этаже не горела, но света с верхнего пролёта хватило для того, чтобы попасть ключом в замочную скважину. Ввалившись в прихожую, я щёлкнул выключателем и, присев вполоборота на трельяж, уставился в зеркало.

— Чего загрустил, Антон Сергеевич? – мой голос прозвучал неестественно громко в пустой квартире.

Отражение не ответило. Худой очкарик в зеркале немного двоился после выпитого, но в целом выглядел неплохо для своих лет. Я взъерошил рукой густую шевелюру, с раздражением отметив, что седина всё более заметно пробивается сквозь тёмные волосы на висках, скинув ботинки, побрёл в спальню. Отмечая на ходу, что квартиранты оставили после себя относительный порядок и много времени на подготовку квартиры к следующей сдаче не потребуется, я плюхнулся на кровать, не раздеваясь.

Рассказанное Стасом казалось абсурдом или какой-то нелепой шуткой. Справедливо рассудив, что такие вещи нужно обдумывать на трезвую голову, я провалился в пьяное небытие.

Разбудили меня дикая жажда и головная боль. Светящийся циферблат электронных часов на прикроватной тумбочке показывал 03:38, а это значило, что спал я не больше четырёх часов. Мне срочно нужна была жидкость, желательно холодная и безвкусная. С трудом приняв вертикальное положение, пошатываясь, направился в сторону кухни. В квартире было темно, но на кухне горел свет, и, хотя я не помнил, как включал его, это меня не насторожило. Сухость во рту и пульсирующая боль в висках не позволяли думать ни о чём-то другом. Я схватил стакан, наполнив его холодной водой из-под крана осушил жадными глотками.

— Антон! - раздался сзади скрипучий голос.

Я резко обернулся, и выпавший из рук стакан разлетелся вдребезги от удара об пол. В дверном проёме стояла Вера Николаевна. Она смотрела на меня безумными глазами, а на лице расплывалась жуткая улыбка. Меня будто парализовало, слова застряли в горле. Щуплая старушка медленно подняла руку и направив на меня указательный палец, заговорила нараспев на незнакомом языке:

«Са́мак да́рам сурабе́ль кара́мека мура́мас.

Икото́с ма́рет форти́н ране́руг.

Херика́рамонус да́леринте иратайзингер.

А́ксарот ма́лэкэт.

Каа́н эки́т фиота́нда.

Иафи́к скал фида́ лиди́.

А́за оци́ фар канн о́снотр сва».

Голос её звучал всё громче и громче:

«Риверта́тур чи́нис эд фо́нтем виве́нтум

ит джерми́нит арбо́рем ви́та ин принчи́пио эт ин фи́не

пер а́льфа ит оме́га су́нте ин спи́риту Бафомэ́тэ.

Уншпетиро́с!»

Она визгливо выкрикнула последнее слово и, внезапно схватив воздух перед собой вытянутой рукой, прижала её к груди. Мои ноги тут же подкосились и приложившись головой о раковину, я рухнул на пол. В глазах потемнело, и сознание покинуло тело.

Когда я пришёл в себя, за окном было светло. Адски болела голова, а в памяти всплывали безумные картины ночных событий. Осторожно поднявшись с кровати, я крадучись направился в сторону кухни. Остановившись за полшага до входа, медленно заглянул внутрь. Естественно, там никого не было. Представив, как глупо выгляжу со стороны, я фыркнул и подошёл к раковине. Никаких осколков на полу не было. Считать количество целых стаканов не имело смысла, это была величина переменная, так как квартиранты постоянно оставляли свою или прихватывали с собой мою посуду. Возможно, мне всё приснилось? Коснувшись затылка, я резко отдёрнул руку, втянув воздух сквозь сжатые зубы. Как раз на том месте, которым я ударился о раковину, выросла приличная шишка. Пройдя в прихожую, проверил замок. Дверь была закрыта. Однако уверенности в том, что я закрыл её, вернувшись от Стаса, не было. Присев на стул, я стал обдумывать дальнейшие действия. Обдумывалось плохо. Очевидно, единственным правильным решением на данный момент было нанести визит соседям, а на месте действовать по ситуации. После принятия душа и завтрака лапшой быстрого приготовления, оставленной квартиросъёмщиками, я почувствовал себя психологически готовым к, возможно, непростому разговору со Стасом и Верой Николаевной.

Звонок пронзительно, но безрезультатно верещал в квартире соседей. Уже понимая, что события развиваются не по намеченному мной сценарию, я всё же предпринял ещё одну попытку и начал громко стучать кулаком в дверь. Справа раздался скрип несмазанных петель, и в образовавшейся щели возник любопытный глаз всезнающей Зинаиды Петровны.

— Чего шумишь? Нету у них дома никого.

— А где они? – я повернулся на голос.

— Антоша! – соседка распахнула дверь. – Не узнала тебя со спины, богатым будешь.

— Это вряд ли, – я хмыкнул. – Так куда Смирновы делись?

— В больнице, наверное, – Петровна изобразила печаль. – Стасика утром увезли. С сердцем что-то вроде. Вера с ним поехала. Надо же, молодой такой, а уже с сердцем проблемы. Не бережёте себя совсем.

— А в какую больницу, не знаете?

— Кто же мне скажет? В третью, поди. Она ближе всех, и кардиолог там хороший. Я вот давеча…

— Ясно, – прервал я настроившуюся на долгий разговор соседку. – До свидания, Зинаида Петровна.

— До свидания, – недовольная упущенной возможностью посплетничать, бабка захлопнула дверь.  

Происходящее нравилось мне всё меньше. Вернувшись в квартиру, я расположился в спальне и, достав из сумки ноутбук, вышел в Интернет. Все намеченные на сегодня дела отменялись. Надо было разобраться, что за чертовщина творится, и понять, как действовать в этой странной ситуации.

Первым делом я зашёл на известный российский сайт, где обитали люди всевозможных профессий и увлечений. Там, при определённой удаче, среди «троллей» и «мамкиных специалистов по любым вопросам» можно было встретить действительно знающих людей. Хотя надежды на положительный результат было мало, я всё равно набросал просьбу объяснить значение непонятных символов и, прикрепив обе фотографии, опубликовал пост.

Затем я обзвонил все больницы нашего города. Никакой информации о госпитализации Смирнова Станислава Михайловича у них не было. Возникла мысль обратиться в полицию, но, представив, как безумно прозвучит моя история, отказался от этой идеи. По крайней мере, пока.

Копаться в местных чатах я даже не собирался. Во-первых, Стас уже тщетно пробовал искать в этом направлении. Во-вторых, я даже представить не мог, какой объём данных пришлось бы перерыть в поисках хоть сколько-нибудь полезной информации. Однако всё же описал случившееся анонимно, от третьего лица и опубликовал на всех доступных местных площадках. Может, кто-то и откликнется с похожей историей.

На этом идеи кончились, дальнейшие действия представлялись весьма смутно. Выйдя на балкон, я закурил, пытаясь успокоиться, и именно тогда понял, что мне следует предпринять. Решение, безусловно, не самое лучшее, но других у меня не было.

III

Бывало, в детстве, а иногда и в юности, когда кого-то из нас запирали дома в качестве наказания, мы пользовались альтернативным выходом. Балконы у нас со Стасом были смежные, и при должной сноровке перелезть с одного балкона на другой не составляло большого труда, чем мы и пользовались. Уже из квартиры товарища можно было сбежать на улицу, главное, успеть вернуться тем же путём до прихода родителей. Оба балкона были застеклены, вот только отец незадолго до смерти отделал наш балкон пластиком, а Смирновы свой оставили в первозданном виде.

Я прекрасно помнил, в каком месте нужно стукнуть деревянную раму соседского балкона, чтоб створка окна сместилась, позволяя достать до крючка снаружи любым инструментом с достаточно тонким лезвием. Вооружившись широким кухонным ножом, я осторожно перебрался на балкон соседей. Сердце бешено стучало, ветер трепал волосы и холодил спину, забираясь под свитер, а пальцы немели толи от страха, толи от холода. Падение с пятого этажа в теории оставляло небольшой шанс на выживание, но испытывать удачу именно сегодня не хотелось. Я стукнул по раме в привычном месте, но ничего не произошло. Паника охватила меня на секунду, но поняв, что створка просто примёрзла, я немного успокоился. Поковыряв ножом наледь, я снова стукнул, в этот раз сильнее.  Образовалась щель, достаточная для того, чтобы можно было поддеть крючок лезвием ножа, что я и сделал.

Рухнув через окно внутрь захламлённого балкона и обессиленно привалившись спиной к стене, хрипло и часто дыша, я думал о том, что в детстве этот манёвр не отнимал так много сил. Когда дыхание выровнялось, мне стало ясно, что дверь в комнату открыть некому, а значит, придётся импровизировать. Обмотав локоть найденными тут же тряпками, я высадил стекло. Получилось немного шумно, но отступать было поздно. Щеколда послушно скользнула в сторону. Квартира Смирновых встретила меня враждебным полумраком. Минуя осколки, я медленно направился в комнату Веры Николаевны. Задержавшись перед дверью, ещё раз внимательно рассмотрел символы над входом, коснулся их рукой, на пальцах остался черный след, как от сажи. Осторожно переступив порог и осмотревшись, я приступил к поискам. Не имея ни малейшего понятия, что именно ищу, перетряхнул ящики стола, порылся в шкафу и прикроватной тумбочке. Не обнаружив ничего подозрительного, заглянул под кровать, поднял подушку, матрас и замер. Под матрасом в изголовье кровати лежала книга. На черной кожаной обложке красовался выдавленный красный крест, нижним основанием опирающийся на вершину равнобедренного треугольника, в центр которого было вписано изображение восходящего солнца. Страницы книги покрывали всё те же непонятные символы. Стало ясно, что это именно то, что я искал.

Изображать человека-паука повторно не было никакого желания, поэтому покинуть квартиру соседей я намеревался через дверь. Изнутри замок открывался без ключа, и нужно было только выскользнуть максимально бесшумно, не потревожив вездесущую Петровну.  Прислушавшись к звукам за дверью, я решил заглянуть в дверной глазок и тут же отшатнулся, еле сдержав крик. Напротив двери стояла тётя Вера. Казалось, она смотрит прямо на меня своим пустым бессмысленным взглядом, растянув губы в безумной ухмылке. Медленно пятясь от двери, понимая, что убежать через балкон уже не успею, я шмыгнул в шкаф с одеждой, стоящий в коридоре. Звук ключа, поворачивающегося в замке, заставил моё сердце замереть. Сжимая в одной руке кухонный нож, а в другой похищенную книгу, я затаился, стараясь не дышать и не шевелиться.

Дверь открылась, Вера Николаевна вошла в квартиру и, не разуваясь, неспешно двинулась по коридору. Шаркающие звуки шагов раздавались всё ближе. Сквозь приоткрытую дверцу шкафа я видел, как она замерла напротив и медленно повернула голову в мою сторону. Непроизвольно сжавшись, я приготовился атаковать, решив применять нож только в крайнем случае. Несмотря на своё довольно скромные габариты, задача сбить с ног щуплую старушку не должна была вызвать у меня больших трудностей.  Однако я смотрел много фильмов про одержимых и психологически готовился встретить активное сопротивление. Соседка развернулась к шкафу всем корпусом и протянула руку к дверце шкафа. Улыбка не сходила с её лица. Я глубоко вдохнул…

— Вера, – раздался голос Петровны. – Чегой-то у тебя двери нараспашку?

Вера Николаевна опустила руку и повернулась на голос.

— Стасик как? Что врачи говорят? – не сбавляла обороты любопытная соседка. – Пойдём, расскажешь. Замёрзла небось с улицы? Сейчас согреешься. Горячий чай самое оно с мороза. Я вот конфет принесла, чайник ставь.

Петровна подхватила тётю Веру под локоть и потащила на кухню, засыпая вопросами. Облегчённо выдохнув, я подождал ещё пару минут и осторожно покинул шкаф. Стараясь не шуметь, выскользнул за дверь. Юркнув в свою квартиру, я запер дверь, закрыл окно на балконе и опустился на кровать. Руки тряслись, а сердце колотилось в бешеном ритме.

Продолжение следует...