W.Postoronnim

Едут дальше, озираются: новой напасти ждут.

- Эх!, - говорит вдруг Ромка, - нехорошее мы дело сделали! Бросили девицу в беде, не поговорили с ней по-человечески. Вернусь я, пожалуй, к ней. Может, утешу чем.

- Да чем ты ее утешишь, - уговаривают друзья, - ведь не возвращать же ей браслет, в самом деле!

- А я ей скажу, что она и без браслета краше всех. Вот прям сейчас и скажу. Снимайте с меня цепь!

Надежа-царь достал из футляра щипчики, те сразу обратились в знатные кусачки, и с одного щелка перекусил цепь. Только Ромку и видели! Даже пыль не поднялась, так только ветер прошелестел по траве, и все стихло.

- Гири на память оставил, - сказал Пахлаван-батыр, - Хорошая вещь. Если их на цепи раскрутить, как следует,  да по башке какому великану жахнуть...

Так их стало трое.

Лубок

Богатыри всяко-разные. На картине Пахлаван-батыр в разгар битвы с гигантским девятиглавым змеем. Он только что вбил змея по плечи в землю и готовится одним махом снести все девять голов. Гири на цепи валяются рядом. Видимо, не пригодились.

14. Исполнение квеста

Уж не знаю, какие слова говорил Ромка шемаханской царице, чем ее улещивал, но девица успокоилась совершенно и более путников не тревожила. Надежа-царь вынул вату из ушей, прислушался и сказал довольно: "Все у них хорошо". С тем и успокоились и поспешили обратно к Неаполю. Обратная дорога, известное дело, гораздо короче получается. Скорехонько добрались до неаполитанской королевы (опять, конечно, с вывертом: сперва визитку оставили, а уж потом сами заявились), сменяли браслет на зеркало-зеркало и вон из города.

Пахлаван-батыр вздыхает: столько диковин повидали, а простой баранины и нету. Опять же, подвигов больше не предвидится. С горя стал вперед таращиться, авось, что интересное увидит. И точно: им навстречу спешат две точки, вгляделся, ударил себя в грудь кулаком и закричал:

- Они!

- Кто они? - испугался Ветродуй.

- Да братья мои, предатели. Ужо я с ними сейчас поквитаюсь.

- Да нельзя так, родная же кровь, - возмущенно сказал надежа-царь, - подурили малость, глупостей наделали. А ты их прости!

Пахлаван-батыр не слушает: встал гордо, ноги напружинил и смотрит на дорогу грозно. Вскоре и всем видны стали два всадника, ведущие третью лошадь на поводу. Подъехали, спешились, да сразу бух в ноги Пахлавану-батыру:

- Прости нас, братец, что не верили в твою силу. Вернулись мы за тобой, да нашли только гору камней развороченную, и сразу бросились тебя искать. Как мы без тебя матери на глаза покажемся! - плачут, грязь пополам со слезами по толстым щекам растирают. Тоже крупные татаро-монголы, но куда им супротив Пахлавана-батыра. У него одно бедро толще их обеих талий будет!

- Прости их, - вступился надежа-царь, - а я тебе за службу флакон мертвой воды подарю, все, что осталось. Чай, пригодится!

От такого подарка кто же откажется.

Да тут еще и братья хором обещают, что в честь него закатят пир горой и самое вкусное лакомство - башку баранью вареную - ему с поклоном поднесут. Что делать, простил. Распрощался с товарищами, влез на коня - тот аж крякнул, и поехал в степь.

Так их осталось двое.

А вдвоем, да за разговорами быстро доехали они до ворот кощеева замка, там сам хозяин их встречает, руки жмет:

- Все знаю уж. Все знаю. Слухами земля полнится. Ну, пойдемте к Василисе. Только сразу вас предупреждаю - она который день не в духе.

Лубок

Пир горой у монголов. Посредине сидит Пахлаван-батыр и уминает вареную баранью башку. Вид у него довольный и радостный.

- Ну, надежа-царь, выбирай. Выберешь правильно - твое счастье. Ошибешься - возьмешь меня в жены, чтобы репутацию мою женскую восстановить.

"Ну, и жизнь у меня пошла, - подумал мой герой. - Видно, быть мне женатому волей или не волей".

Между тем приятели его уже сделали свой выбор и изо всех сил старались помочь:

- Вот этот, который в виде змейки с изумрудными глазами - змея есть символ мудрости и женского коварства, - заметил Ветродуй.

- Нет, толстый самый, который в два пальца толщиной, - волновался Пахлаван-батыр.

- А глаза у нее, братцы! Как две звезды, - это уже Ромка сказал, ни к селу, ни к городу.

Но надежа-царь не растерялся. Раскрыл он свой футляр заветный, достал лупу и попросил позволения рассмотреть браслеты получше. Позволение было получено, и государь принялся с лупой исследовать обе руки шемаханской царицы. И вот что он обнаружил: все браслеты в увеличении сталь больше чуть не втрое, а одна тоненькая цепочка, украшенная алмазом, обточенным в виде головы пантеры, так и осталась тоненькой.

"Ага!", - подумал надежа-царь, но торопиться не стал. Отбежал к дальнему пологу шатра и присмотрелся. Так и есть: все браслеты стали расплывчатыми, едва различимы, а этот, тоненький так же ясно виден, как с двух шагов. Знать, большое на нем колдовство наложено.

Подошел надежа-царь смело к шемаханской царице, указал на браслет-цепочку и говорит:

- Вот оно, то самое колдовское запястье.

А девица вроде даже не расстроилась. Рассмеялась и сказала спокойно:

- Угадал. Это она, вещица волшебная. Да только есть в ее магии один изъян: не действует она на того, у кого есть истинная страсть. А то бы я враз и тебя, и друзей твоих в рабов своих обратила, как предыдущих одиннадцать попытчиков. Да у вас у каждого свой предмет обожания уже есть. Потому как Ветродуй влюблен в порядок, Пахлаван жить не может без еды. Ромке всего дороже вольная воля. А тебе... Тебе еще предстоит узнать, в чем твоя истинная страсть. Ну, ступайте, пока я не передумала.

Лубок

Диковины немецкого производства. На картинке изображена лупа примерно так, как ее изображают на иллюстрациях к рассказам о Шерлоке Холмсе.

- Отвык я с девушками-то общаться. Четвертый год вдовею, - вздохнул надежа-царь. - Ладно, кончай разговоры разговаривать, спать валимся. Утро вечера мудренее.

Спали все крепко и видели разные сны. Ветродуй - как он примерно накажет обманщика-мельника и свои сто двадцать монет заберет. Пахлаван-батыр - как вернется домой, и в его честь закатят пир горой, а ему достанется самое вкусное - баранья башка вареная. Ромка-цыган видел что-то пестрое, как яркая юбка. А надеже-царю снилась нахальная Катька, скалящая зубы и смеющаяся, только глаза у нее не смеялись, оставались серьезными и строгими, и в них хотелось смотреться и смотреться,  чтобы увидеть то-то очень важное, а она, уж ладно, пусть себе смеется.

Ромка, хоть и цыган, работы не чурался. Сам вызвался первым к Шемаханской царице сбегать и доложить о визите надежи-царя со товарищи.

- А если не вернусь я через час, то не поминайте братцы, лихом.

Вернулся, правда, через полчаса. Уши у него горели ярким пламенем, но происхождение этого пожара удалось вызнать не сразу. После долгих расспросов, Ромка рассказал следующее:

- В общем, разогнался я, ребята, только в шатре и притормозил. А там пар стоит, ничего не видно, пахнет жасмином и базиликом, и из того пара нежный голос меня спрашивает:

- Ты кто таков, добрый молодец? Да не стесняйся, подойди поближе.

- Я сдуру и подошел. А там-то пар пожиже. Вижу: посреди шатра котел медный, литьем украшенный, громадный, а в котле она, Шемаханская, слышь ты, царица, как есть голая. А прислужницы ее моют. Ох, стыдоба! Ну, посмеялась она надо мной, конечно. Но тебя, надежа-царь, принять согласилась.

- А браслет-то видал?

- Да я сразу глаза закрыл, как понял, куда попал. Только одно увидел: красивая она, братцы, спасу нет!

- Значит, при браслете была, - решил Ветродуй.

- Кто знает, может, и при браслете.

Надежа-царь вздохнул и пришпорил буланого.

Лубок

Портреты иноземных красавиц. На портрете закутанная с головы до ног в плотное черное покрывало фигура. Только по характерному расширению в центре можно понять, что это Шемаханская царица.

- Все понятно, сказал вдруг Ветродуй, звонко хлопая себя широкой ладонью по лбу, - нам не хватает четвертого.

- Э, брат, а я-то, - возмутился Ромка.

- Ну, то есть, пятого. Уж извини, надежа-царь, тебя не посчитал. Во всех сказках набор такой: бегун, силач, ветродуй и еще кто-то. Например, Зоркий Глаз. Или Острый Слух.

- Ну, был бы у вас Острый Слух, и чем бы помог? - грустно спросил надежа-царь.

- Э, не скажи, - заволновался Ромка, - немец-то правду говорит. Зоркий Глаз мог бы высмотреть, где драгоценный браслет прячут. А Острый Слух всю стражу за версту слышит.

- Опять-таки, - поддержал Пахлаван, - где какое войско стоит, и в дозоре они или спят давно, можно при таких друзьях вызнать.

- Вот именно, - поддакнул Ветродуй. - или хотя бы издалека услышать, в каком настроении Шемаханская царица. Может, весела и довольна - тогда пойдем к ней с открытой душой. А если все еще поминает тебя, надежа-царь, недобрым словом...

- Да понял я, понял! - Государь почесал нос, словно решал что-то важное. Наконец, решился и сказал: - Есть у нас в тридесятом царстве одна страшная государственная тайна. Я вам сейчас ее под честное слово открою, а вы уж храните, не выдавайте, братцы, и под пытками.

Все тут же поклялись, а Ромка-цыган даже по зубу щелкнул от избытка чувств.

- Вишь ведь как, - начал издалека надежа-царь, - дело в том, что в каждом поколении нашей царской фамилии у первенца есть какое-нибудь особое свойство. Один умеет плевать на сто локтей, другой врет так, что все верят, кто-то - знатный воин, а кто-то - мудрый лекарь. Иногда свойство в государственной жизни очень помогает, а иногда так - ни к селу, ни к городу. Хотя вот плевался знатно как раз родоначальник нашей династии, да он и государство-то на спор выиграл, на кто кого переплюнет. Во всяком случае, так гласит семейное предание.

- Ну, не томи, - Ромка-цыган аж подпрыгивал от нетерпения.

- Ну, вот я и получаюсь тот самый Острый Слух. Очень полезное дело. Я вообще не понимаю, как мои предки без того трон удержали. Утром проснулся, прислушался - и все интриги, как на ладони. Днем, правда, шелковой ватой уши закладываю, а то в голове гудит.

- Ай врешь, - не поверил Ромка-цыган.

- Вот те крест, не вру.

- А если проверю. Вот отбегу на версту-другую и слово скажу. Услышишь?

- Да хоть на три версты убегай, - запальчиво сказал надежа-царь, вынимая вату из ушей.

Ромка подхватил гирю, присвистнул, только его и видели. Пыль столбом поднялась, и еще осесть не успела, как надежа-царь усмехнулся и сказал:

- Вот пострел!, - меж тем что-то мелькнула, заклубилась снова пыль и Ромка-цыган вновь стоял перед ними, как ни в чем не бывало.

- Ну, что слышал?

- А то и слышал, что ты охальник. Ты, подлец, не слово сказал, а цельную частушку пропел, да такую, что мне, государю тридесятого царства, повторить срамно. Я тебе на ухо прошепчу, - и зашептал что-то. Ромка расплылся в улыбке.

- Точно, она. Моя любимая. Эх, теперь заживем, братцы!

Лубок

Хроники тридесятого царства. Раннее утро. Надежа-царь тщательно набивает уши ватой. На заднем плане видна хихикающая рожа скомороха Тимошки.

Зашли в таверну, потребовали вместо мяса и вина (к великом разочарованию Пахлавана-батыра) перо с чернилами, и на обороте визитки Ветродуй мелко и аккуратно приписал: "Лично в сопровождении трех знатных путешествующих особ инкогнито просит аудиенции по вопросу, касающемуся сохранения красоты лица и изящества фигуры"

- Вот теперь точно примет. Никак не может такого быть, чтобы не приняла.

И точно. Отнесли они визитку в приемную палаццо (так у них, у итальянцев, дворцы называются), подождали с полчаса и им подали записку на японской узорчатой бумаге, в которой неаполитанская королева назначала им встречу назавтра в два часа пополудни.

Денег у них было - два алтына, что у надежи-царя в кафтане завалялись да пара медных грошей у Ветродуя, и ни одного местного сольдо. Совсем было собрались ночевать они в порту, в брошенной лодке, но Ромка-цыган сбегал куда-то и вернулся с кошельком, набитым дукатами. Надежа царь нахмурился - он воров не любил. Однако Ромка гордо сказал, что денег занял в залог серьги. И точно - серьги у него в ухе больше не было. На ехидный вопрос Ветродуя, как одна, пусть даже очень весомая, серьга может стоить столько денег, Ромка улыбнулся и сказал, показывая роскошные зубы: "Видно, такое мое цыганское счастье. Серьга-то, она древняя. Может, еще египетская!" Пришлось поверить. Сняли комнату в гостинице, поужинали макаронами и рыбой, о чем очень сокрушался Пахлаван-батыр и заснули богатырским сном. А на завтрак им подали по одному яйцу всмятку, по кусочку козьего сыра и хлеба, правда, кофе - сколько захочешь, правда, без сахара и сливок. Кофе с удовольствием пил только Ветродуй, остальные, глотнув по разу горький напиток, ограничились водой. Потом зашли к цирюльнику - бороды сбрить, что отросли за путешествие, прически поправить. Пахлаван-батыр, глядя, как возле самой шеи мелькает острое лезвие, жмурился и шептал про себя какие-то древние молитвы. А Ромка-цыган как-то очень умильно поглядывал на помазок, так что пришлось надеже-царю погрозить ему царским пальцем, а потом и царским кулаком.

Платье еще с вечера им трактирный слуга выбил и вычистил, свежие рубахи у каждого в котомке имелись (Потому что все знают, что пускаться в странствие, не имея про запас пары свежего белья и рубахи, никак нельзя).

Неаполитанская королева оказалась высокой статной кареглазой женщиной с волосами цвета огненного заката. Взглянув в ее умные жесткие глаза, надежа-царь врать не стал и выложил все, как есть.

- А мы тебе хошь золотом отсыплем, хошь соболями, пшеницей тоже могу и лесом строевым, - закончил он.

Королева выглядела раздосадованной и в то же время огорченной.

- Если надо, - добавил Пахлаван-батыр, - кому-нибудь бока обломать или где-нибудь гору своротить, только скажи.

- Ветра в паруса добавить можем, - поддержал его Ветродуй.

- Да ты не стесняйся, говори, бриллиантовая, - воскликнул страстно Ромка.

- Если б вы знали, как вы мне все надоели с этим зеркалом-зеркалом. Послушайте, вы уже не то одиннадцатые, не то двенадцатые с таким заданием от Василисы приходите. И всем я отвечаю одно и то же.  Я согласна расстаться с зеркалом-зеркалом за одну-единственную вещь. И я вам скажу, за какую. Но сперва, давайте закусим.

- Вот это дело! - воскликнул Пахлаван-батыр, - а то за два дня ничего, кроме теста и жесткой оленины во рту не было. Сразу видно, королева!

Энтузиазм его, правда, поубавился, когда он пришел в соседнюю комнату и увидел приготовленное угощение. А там были: оливки черные, оливки зеленые, рыбка мелкая маринованная - анчоусы называется, шесть сортов сыра, пармская ветчина, нарезанная тонко-тонко, холодный лимонад и красное вино. Да, еще сухое печенье, на манер английских галет.

Ну, что делать, съели, конечно все: не обижать же хозяйку.

- Теперь к делу, - сказала неаполитанская королева, промокнув губы салфеткой тончайшего льна, - Есть у шемаханской царицы, - тут надежа царь поежился, - волшебный золотой браслет. К той, которая его носит, всякое сердце склоняется, и ждет ее удача в любых амурных делах. Прежде, правда, мне тот браслет был бы ни к чему. Но теперь я вступаю в пору, когда красота моя будет убывать день ото дня. Так что зеркало-зеркало, которое уже сейчас мнется, называя меня самой красивой, мне ни к чему. А вот браслет нужен. Принесите мне его!

Надежа-царь грустно кивнул и поспешил откланяться, за ним вышли остальные, недоумевая, куда он так торопится.

Только отошли они несколько шагов от палаццо, как надежа-царь вздохнул и горько сказал:

- Нельзя мне к шемаханской царице. Обидел я ее, смертельно обидел. Эх, надо было сразу Кощею отказать!

Лубок

Уроки дворцового этикета. На картинке нарисован пример, как следует сервировать угощение во время царского пира. Ну там, вилка слева, ножик справа - сами все знаете.

[П1]Вечеринка для знати

А Ромка знай себе по округе бегает. То цветет принесет красивый, то травку духовитую, то сук выгнутый хитро, то камешек блестящий. "Посмотри, Ветродуй, ты же немец ученый, может, золото?" Конечно, оказывался какой-нибудь обычный полевой шпат.

А надежа-царь - что надежа-царь? - царь, как царь, все больше молчал и в карту смотрел.

На привале, конечно, разговаривали о неаполитанской королеве. Такая ли она красавица, как зеркало-зеркало говорит. И как у нее диковинку эту забрать.

Надежа-царь стоял за честный выкуп. Тем более, царская гербовая бумага для написания соглашений и векселей у него всегда с собой была, ведь никогда не знаешь, в какой момент такая важная вещь понадобится может. Пахлаван-батыр стоял за взятие сокровищницы штурмом. "Ты только скажи, - горячился он, - я враз всю стражу разметаю, а стены по камешку разберу". Ветродуй предлагал взаимовыгодный обмен редкостями - зря, что ли, у надежи царя волшебный футляр имелся? А Ромка-цыган ничего не предлагал. Ромка-цыган вылизывал до блеска свою миску, переворачивал ее вверх дном и обеими руками начинал отбивать такт какой-нибудь древней таборной песни. Голос у Ромки был звучный и красивый, так что все радовались, а Ветродуй даже слезу пускал от полноты чувств, не смотря на всю свою нелюбовь к цыганскому беспорядку.

Так шли они, шли, и уже припасы стали кончатся, так что на очередном привале досталось каждому только по лепешке с салом, а Пахлавану-батыру - остатки вяленой оленины. Думали уже охотой пропитание себе добыть, раз Ромка-цыган похваляется, что зайца легко догонит и перегонит, как выросли перед ними высокие ворота славного города Неаполя. И морем повеяло.

Найти неаполитанскую королеву в городе Неаполе - раз плюнуть, стоит спросить только кривого чистильщика обуви, что обитает на главной городской площади, или любого из мальчиков, продающих там воду на розлив и апельсины поштучно. Неаполитанская королева оказалась не совсем королевой. То есть король ее любил и постоянно к ней заезжал выпить кофию по утру и на поздний ужин после оперы. Но за гордый нрав, за благородные манеры и великую красоту все ее звали неаполитанской королевой. А настоящая королева сидела во дворце, рожала и воспитывала детей, жертвовала монастырям и удовлетворялась тем, что в глаза ее называли "Ваше величество".  А что о ней говорили за глаза, ее не волновало.

Лубок

Портреты иноземных красавиц. На портрете белокожая черноволосая дама  не первой молодости с дивными глазами нюхает алый цветок, подобия которому нет в природе. В целом очень похожа на пиковую даму из классической колоды карт.