Серия «Сказки о Змее»

Случались странные встречи у Змея. Вот, например, как-то раз, не буду говорить в какой стороне, повстречал он человека. Человек на вид был так себе - низкорослый, кривоногий, толстый и лысый. Вдобавок, когда он заговорил, выяснилось, что он пришепетывает и картавит. Но говорил человек странные речи:
- Счастлив ты, о путник, что судьба свела тебя со мной! Ты удостоился лицезреть совершенное существо.
- Постой! Постой! - перебил его Змей. - Какое же ты совершенство? Ты низкого роста, у тебя кривые ноги, двойной подбородок и лысина. У тебя во рту не хватает половины зубов, и именно поэтому, видимо, ты присвистываешь, когда говоришь. Кроме того, ты не чисто произносишь "р".
- Ты смотришь, но видишь все неправильно. Позволь, я тебе объясню. - торопливо начал человек. - Да, я мал ростом, но до неба ведь все равно не достанешь, сколько не расти. А так я ближе к земле, нашей матери и кормительнице, и, следовательно, лучше вижу насущные проблемы жизни. Ноги мои воплощают в себе благородную форму шара. Полнота свидетельствует о добром здоровье и хорошем благосостоянии. Лысина возникла из-за перенасыщенности жизненными соками. А посмотри, как она сверкает на солнце - точно золото! Зубов у меня ровно столько, сколько требуется для мудреца - двенадцать штук, по числу месяцев в году и часов в дне. Что касается особенностей моего произношения, то они вызваны тем, что мой тонкий вкус не позволяет мне произносить такие грубые звуки, не облагораживая их.
К тому же должен отметить, что не тебе - уродливому змею о трех головах, к тому же неприятного мертвенно-синего цвета, годится рассуждать о совершенстве.
"Э, да он еще и цвета различает неправильно," - подумал Змей, плюнул, да и улетел.
А, может, зря он это сделал? Может, он просто чего-то недопонял и так и не познал совершенства?

P.S. Вот нашла еще сказку про Змея. Но эта уже последняя.

Драконы, как широко известно, музыкальностью не отличаются. Симфоний не сочиняют, песен не поют, хвостом ритм не отбивают, а если и насвистывают что-то себе под нос, то крайне немелодично. Однако и в этом деле Змей Горыныч наособицу ото всех отошел. То есть, конечно, сначала он думал, что такой же, как все. И вправду - слухом особым он не отличался, а голос имел вполне заурядный - скорее рев бычий, а не голос. Но вот прошло время, объявились на Руси гармошки. Тут-то Змея и прорвало.
Подкрадется, бывало, к окраине села, прислушается - где-то вечерка идет, и тальяночка играет то жалостно так, с переливами, то, наоборот, весело, с топотом и дроботушками-частушками. И тут Змей никак совладать с собой не может. Тотчас грянется он о землю, обернется добрым молодцем и идет на деревню, гулять с парнями и девками. Горланит со всеми песни, стучит каблуками без устали, и вприсядку, и с выходом, раскраснеется, разгорячится и - вроде бы нет особой  охоты, а надо, раз на гулянку пришел - подвалит к какой-нибудь Марфушке или Анютке с пряниками и леденцами.
Ну, тут, конечно, деревенские сначала недобро косятся, а потом начинается: "А ты кто таков",  "А давай выйдем, поговорим", "А давай на кулачки"  и все в том же роде. Драться Змей не любил, но так его заводила роковая гармонь, что тут он даже и дрался. Бывало, бил. Бывало, был бит. Впрочем, после двух-трех таких посиделок местные девки замечали, что леденцы и пряники у заезжего гостя какие-то не такие - вроде и сладко, да удовольствие не то, как когда свой Федор или Семка угощают. Оно и понятно - откуда Змею настоящих сладостей взять? - морок у него один и наваждение, а не пряники. Так что девки привечать Змея перестали. А тому только того и нужно было!
Так и повелось: вечереет, почти все разошлись по домам, только романтичный гармонист да заезжий молодец все бродят по задворкам. Гармонист выводит мелодию пофигуристей, а Змей знай себе пляшет с вывертом и посвистом.

Все знать о драконах не может никто. Даже знаменитейший драконовед (и сам, естественно, по происхождению великий змей) Карлакон Ниспровергатель Царств признавался в приватных беседах коллегам, что некоторые вещи, например, строение седьмого хвостового позвонка, ему до конца непонятны.
Доблестные же рыцари, сами по себе существа довольно примитивные и невежественные, и вовсе считают, что единственное полезное знание о драконах заключается  в умении найти ту самую точку на теле, где броня в движении расступается и становится видна беззащитная розовая плоть супостата. С чего они взяли, что плоть у дракона именно этого девчачьего деликатного цвета - представления не имею.
Однако, хотя всего о драконах знать не может, некоторые вещи знать просто необходимо. Например, почему с виду вполне обычный уэльский дракончик внезапно признается, что мяса есть не хочет, а хочет питаться исключительно фруктами и овощами. Понятное дело, сперва его всеми силами стараются переубедить, прибегая иногда даже к грубой силе и запихивая ему против желания в пасть  свежеосвежеванную овцу, но в последствии приходится таки вызвать на помощь того самого Карлакона.
А надо вам сказать, что в различных науках, и в частности, в биологии, драконы намного обошли людей. Еще с незапамятных времен им было известно о ДНК и хромосомах, а некоторые избранные ящеры (к числу которых относился и Карлакон Ниспровергатель Царств) даже обладали дивной способностью различать хромосомы, составляющие сущность животных и растений. Находились даже хвастуны, которые оправдывали свою страсть к похищению принцесс не элементарной жадностью и тягой к получению выкупа (что само по себе для дракона качество вполне достойное), а некой жаждой собирателя редких наборов тех самых хромосом.
В общем, прибыл Карлакон в драконью академию, привели к нему дракона-подростка ярко-пурпурного цвета, как то и подобает молодым уэльсцам, вперил великий змей в него свой пронзительный взгляд, буровил минуты три а потом вскричал:
- Вижу! Вижу деформацию! У всех порядочных драконов 70 пар хромосом, а у этого паршивца есть лишня, сто сорок первая хромосома! Теперь понятно, откуда в нем столь извращенное поведение!
Тут мой Змей покраснел еще пуще и от стеснения спрятал свою, тогда еще единственную, голову под крыло. Конечно, начались исследования, вновь выявленный дефект назвали синдромом Карлакона, принялись выспрашивать родителей Змея на предмет момента зачатия, вынашивания и прочих тонкостей, что бы выявить побочные факторы, вызвавшие мутацию. Но отца Змея найти не смогли, а мать его, драконша суровая и весьма уверенная в своей правоте, грозно заявила, что все делала по науке: в длительные перелеты беременная не пускалась, по четвергам не питалась черными животными, а каждое полнолуние придерживалась особой диеты, состоящей исключительно из нежирной речной рыбы. Яйцо согревала в пламени рекомендуемой температуры, вылупление произошло в соответствующие сроки, и никаких внешних дефектов в теле младенца повитуха не обнаружила. Так что, господа ученые, ступайте с миром, да куда подальше отсюда.
Змея тоже всячески обмеряли, взвешивали и мучали тестами. Но так ничего и не добились, хотя защитили не один десяток диссертаций, и написали не одну сотню трактатов.
Что же касается сто сорок первой хромосомы, то тут, по правде сказать, конфуз вышел. Дело в том, что престарелый Карлакон стал со временем слаб зрением и принял за лишнюю хромосому горошину, которая неизвестно каким образом закатилась в левое ухо Змея (вероятно, когда он, по своему обыкновению, обшаривал огороды местных крестьян). Горошина-то потом выкатилась и потерялась уже бесследно. Но, друзья мои, нельзя недооценивать тот бесценный вклад, который она внесла в науку драконоведения! 

Термос жил на антресолях, между детскими валеночками и старым электрическим чайником. Сзади термос подпирали рулоны обоев, оставшиеся с последнего и предпоследнего, и, кто знает, может, даже с предпредпоследнего ремонта "на всякий случай". Термос жил насыщенной жизнью. Все остальные обитатели антресолей никогда их не покидали. Они жили воспоминаниями. Чайник, поскрипывая, вспоминал, как знатно он свистел когда-то на кухне. Валенки помнили раннее детство хозяйки, которое случилось лет тридцать назад. Валенки были очень старые, кряхтели от немощи и больше всего на свете боялись моли. У валенков была мечта: они надеялись, что когда-нибудь из них вырежут стелечки, вставят в годные сапоги, и они снова будут бегать по дорожкам.
Жизнь термоса очень отличалась от жизни соседей. Никогда он не залеживался на антресолях дольше месяца. Обычно его доставали рано утром, промывали и заливали в него горячий душистый чай или крепкий кофе. Потом засовывали в рюкзак и несли куда-то в темноте. А когда вынимали, вокруг оказывался удивительный мир. Лесная полянка с деревянным грубым столом посередине, осенний парк, полный шороха опадающих листьев, зимняя лыжная трасса. Термос все хорошенько разглядывал, чтобы потом, на антресолях, было о чем вспоминать до следующего приключения.
Но однажды термос взяли в поход на лесное озеро, и там оставили стоять на складном столике, а сами ушли спать в палатку. И жизнь термоса изменилась в одночасье. Из леса вышел мягкой походкой синеглазый рослый парень, огляделся, шмыгнул носом, схватил термос и дал деру.
Термос не успел прийти в себя от такого нахальства, как детина уже протягивал его какой-то сморщенной длинноносой бабке в обтерханной от времени овчинной кацавейке. Бабка оказалась затейницей. День и ночь теперь настаивались в термосе отвары из брусничного листа, бледной поганки, сосновых шишек, жабьих лапок и из бог весть какой гадости, которую термос опознать не мог. От этого, или от того, что бабка без умолку бормотала себе под нос, помешивая что-то в котле, всякую ерунду, вроде "Шикурли-мыкурли, шаланда-баланда, три кавычки-рукавички, от кикиморы реснички, от русалки чешуя, да вдобавок пух орла", у термоса внутри стали происходить странные явления. Серебряная колба темнела и сжималась, дешевый металл снаружи обрастал патиной, пластмассовые детали и вовсе норовили исчезнуть.
"Эх! - подумал как-то термос, - только жить начал!" И тут же прекратил жить. А его китайская душа, так и не распознавшая русскую бабку, устремилась в персиковые сады небесного владыки.
- Не держатся у меня термосы энти, - жаловалась баба-яга Змею Горынычу, прихлебывая настой сушеной малины с мятой. - Вещь полезная, но не стойкая. Гляди-кось: и месяца не прошло, как ты последний приволок, а он уж в корчагу превратился. И так все они - кто в крынку, кто в бутылку, кто в медный таз. Не выдерживают волшебства.
Змей кивал, тянул из блюдечка душистую жидкость и думал: "Ни за что не пойду снова термос воровать! Один позор и никакого проку!" - но, конечно, по доброте душевной, снова уступал бабкиным уговорам.