W.Postoronnim

Алая не доверяла своей интуиции. Она знала: насколько хорошо она разбирается в людях, насколько легко по хитрой физиономии торговца или суровому лику воина может распознать их характер, настолько же мало может она верить своим предчувствиям. И в этот раз они обманули ее. Ну, абсолютно все было спокойно в лесу. Ну, совсем ничто не предвещало беды. Алая была спокойна и даже весела.
Ночью ее разбудило тихое поскуливание: лиса выбралась из своего логова, пролезла сквозь узкий лаз в дом и сидела, взъерошенная и мокрая у изголовья. Лиса была напугана. Но чем? Алая напрягла внутреннее зрение и прислушалась. По лесу бежали волки. Это не была обычная погоня стаи за оленем. Бежали матерые самцы, бежали двухлетки-недоучки, бежали беременные волчицы, бежали щенные самки, и их пятимесячные щенки бежали тоже. Волки бежали не самой быстрой рысью, чтобы могли поспеть самые слабые члены стаи, но бежали, не останавливаясь. Бежали с севера на юг, лишь изредка отклоняясь от направления, чтобы переправиться через ручей или обогнуть лог, но всегда возвращались на прежнюю тропу.
Это было плохо - всем известно, что волки предпочитают битву бегству в самых безнадежных ситуациях. Волки не отступают перед стадом свирепых вепрей и, защищая свою семью, могут принять бой даже с голодным медведем. Да что там говорить, они даже человека не боятся, человека, с его капканами, копьями, гончими и дротиками! Если бегут волки, их соперник должен быть несокрушим.
Алая напряглась сильнее и прислушалась чутче. Нет ли где-то в северной стороне буйного лесного пожара? Пожаром не пахло. Плохо. Очень плохо.
Кто мог согнать волков с насиженных мест и обратить в бегство? Дракон. Да, дракон, конечно, мог бы. Про драконов не было слышно уже лет триста, и ученые мужи склонялись к тому, что племя это окончательно вымерло на земле. Но все может быть.
Грозный ледяной великан, способный выморозить одним вздохом целый город, великан, которого так боятся северяне, и которому они дали одно из тех невероятных труднопроизносимых имен, полное «гр» и «мн»? Тоже вероятно.
Толпа горных троллей, тупых и жрущих всех подряд, топчущих тех, кого не успели сожрать, и вскрывающих тайные вены земли, чтобы напиться всласть своего любимого питья – огненной магмы? Вполне может быть.
И что же теперь делать ей, Алой? Бежать вслед за волками или вспомнить, что она – хранительница здешних мест и поставлена оберегать лес с его обитателями и город с его жителями? Алая задумалась. Среди волков не было ни одного волчонка моложе пяти месяцев. Не было и недавно ощенившихся волчиц. Колдунья представила, как сидят они сейчас в своих логовах, встревоженные, полные жутких предчувствий, а с севера надвигается на них неотвратимая беда. И дети жмутся к матери, ожидая от нее защиты, а мать не в силах защитить ни их, ни себя.
Алая вышла из дома, опустилась коленями на землю, подняла к чистому небу лицо и завыла. Волки ответили ей издалека.
А через два дня волки вернулись. Алая как раз мыла старый котел, тяжелый, громоздкий и очень жирный после недавнего варева. Она прислушалась к легкому бегу стаи и поняла, что опасность отступила. Верные носы лесных охотников были куда надежней, и им стоило доверять, не то, что ее интуиции.

Кот Баюн, который, как я давно подозреваю, считает себе кем-то вроде двойного агента, с успехом водящего за нос как представителей нашего мира, так и представителей мира сказочного, сегодня с важным видом принес мне помятый и полуразмокший листок бумаги.
- Вот, - сказал он, энергично размешивая в чашке какао дополнительную порцию натуральных сливок 22-процентной жирности, - вот, тайная рукопись самого...
- Прям-таки и самого?
Кот истово перекрестился левой лапой:
- Как ись! То есть он давно по утрам, того, - и принялся с фырканьем лакать какао.
- Что того? - строго спросила я - с котом без строгости нельзя.
- Ну, того, - Баюн неопределенно повел глазами.
Я нахмурила бровь.
- Переводами занимается, - деловито сообщил лукоморский сказочник. - Ну, значит сегодня утром, распахнул сам окно в кабинете. А в саду, известно - благодать! - листочки молодые распускаются, акация почти зацвела, птички разные гнезда вьют... Ну, и ветерок, естественно, веет. - Кот протянул лапу к показавшейся ему самой пухлой и поджаристой булочке с корицей. Я сидела, как на иголках, но виду не подавала: если подашь вид, что тебе страсть, как интересно, кот будет тянуть свои нуканья, пока не съест всю сдобу.
- Ну, - продолжала наглая тварь, — вот этот ветерок и подхватил листочек с письменного стола и принес ко мне, на Лукоморье. Аккурат в самую прибрежную волну. А я гляжу - почерк-то самого... Да ты глянь, глянь, как ись, самого - и Баюн протянул мне бумагу.
Почерк, действительно, был замечательный: крупный, размашистый, несколько напоминавший очертаниями готический курсив, но, в отличии от готического курсива, вполне себе читаемый.
Написано же было следующее:
"пределение красной материи во вселенной можно считать удовлетворительным.
Относительно малых миров: посетил планету ЯЩ2012. Новый вид тварей плодится недостаточно быстро. Преимуществ, которыми я его наградил, не хватает, чтобы окончательно искоренить предыдущих поселенцев. Думаю прибегнуть к внешним силам. Не решил пока, будет ли это, как обычно, метеорит, или попробовать поиграться с простейшими. Впрочем, можно для страховки применить и то, и другое.
Домашние дела. Силы поссорились с Престолами о том, кто будет занимать третий ярус при субботнем торжественном хорале и вести основную партию. Пока не вмешиваюсь. В пятом котлохранилище нижнего мира обнаружилась про..."
Далее на листке чернила расплылись от морской воды, и было совершенно невозможно что-либо прочесть.
- Переводами занимается, говоришь? Интересно, и кого это он переводит? - мы с котом переглянулись и решили на всякий случай на этом остановиться.
Впрочем, беседе нашей это нисколько не помешало. Мало, что ли, в тридесятом других, более приятных, тем для разговора под кофейник, полный какао, и целую гору булочек с корицей из ближайшей кондитерской?

- Я ведь чего хочу? – в который раз повторяла глупая баба, - я ведь хочу, чтобы он цельный был. А то ввечеру хоронить, а тут страсть такая. Я ведь ничего особенного не прошу, - продолжала она тараторить, поминутно взглядывая на солидного мужика, пришедшего с ней. – Я ведь – да будут ясный день и темная ночь мне свидетелями – не прошу, чтоб ты его оживила. А просто, чтоб цельный был.
- Волки его в лесу разодрали. – хмуро пояснил солидный мужик, - Вишь, только и осталось, что ноги в сапогах, а так, почитай, костяк один.
Алая взглянула сквозь мутное окошко во двор. На дворе стоял день, но светло не было – с утра поливал дождь, и под его серыми струями лежавшее на траве растерзанное тело уже не казалось ни страшным, ни непристойным. «Далось ей это – «цельный», - устало подумала колдунья, - «Все одно в земле черви сгложут». Мысленно плюнула – работать не хотелось, хотелось забраться в постель и вздремнуть часа два – и сказала твердо:
- Два золотых.
- Двух нету, - неуверенно протянул мужик, — вот если б свининкой или, скажем, каждое воскресенье – по курице…
- Два золотых.
Мужик скорчил недовольную гримасу, полез за пазуху и вытащил тряпицу. В тряпице были завернуты две монеты.
— Вот то-то, - сказала Алая, - мне лишнего не надо, а уж мое отдайте. – Попробовала обе монеты на зуб, небрежно сунула их в карман платья и подошла к двери.
За дверью было сыро и противно. Косой ветер гнал дождевые капли прямо в проем, обдавая Алую водой. Волосы почти сразу же намокли и прилипли к лицу, неприятные, словно чужие. Колдунья завыла, заухала, засвистела и в двадцать минут собрала во дворе чуть не пол-леса. Там были волки, вороны, жуки и еще какие-то мелкие гадкие твари, извивающиеся в траве.
- Вода, отдай, что взяла! – вскричала Алая. –Земля, отдай, что взяла! Небо, отдай, что взяло! Лес, отдай, что взял!
И тут же животные, и птицы, и гады, и насекомые содрогнулись и начали извергать из себя какую-ту противную бурую массу. Изблеванное, точно тысячи червяков, заструилось среди травы к телу и скелет на глазах стал обрастать мясом. Вот уже совсем не видны кости, вот выросли крепкие мышцы, вот они покрылись жиром, вот кожей, вот уже лежит на поляне нетронутый, хоть и мертвый, человек.
- Цельный, - охнула радостно баба. – Вот уж спасибо тебе, вот спасибо.
Алая хмыкнула, закрыла дверь, взяла с печи полотенце и вытерла лицо.
- Как и договаривались, - сказала она. – Цельный. Только вы вот что. Вы больше в лес не ходите никогда. Волки очень озлились. И вороны тоже. Да и все остальные.
- Дык как же? – мужик и баба переглянулись.
- А вот так.

Ворона не любила сыра. Ворона предпочитала свежую молодую живность, которой кишел весенний лес. Но Бог послал ей в этот раз кусочек сыра. Ворона вздохнула, перехватила длинным клювом кусок и тяжело взлетела на ближайшую ель.
Лисица тоже сыра не любила. Лисица тоже предпочитала свежую молодую живность, особенно жирных крольчат. Но вид ошалелой вороны, и особенно ее грустных мудрых глаз, взирающих с тоской поверх сыра на окружающий мир, заставил лисицу остановиться.
- Хороша, нечего сказать! Что это ты тут расселась, голубушка? - обратилась она к вороне. Та в ответ только повела плечами.
- Ну, подай голос, чего стесняешься? - продолжала издеваться лисица.
Ворона попробовала открыть клюв и каркнуть и не смогла: липкий сыр накрепко застрял в зеве. "Вот ведь беда!" - подумала ворона, и картина безрадостной голодной смерти тут же пронеслась перед ее вороньим взором.
- Что не желаешь подать голос? - уже в открытую глумилась лиса. - Ну, еще бы, ведь он у тебя, как всем известно, ангельский! Звенит, как колокольчик!
Ворона напрягла горло и попробовала выплюнуть сыр. Все было напрасно.
- Ну же, красавица моя, светик, спой, чего стеснятся - тут все свои! - медовым голосом уговаривала лиса. Ворона озверела от ярости и изо всех сил долбанула клювом по стволу ели. Сыр выпал.
- Я тебе спою! - завопила освобожденная ворона. - Я тебе так спою, морда куцехвостая, своих не узнаешь! - и разъяренно прыгнула боком на присевшую от неожиданности товарку. Впрочем, лисица недолго сидела: увидев рассерженную птицу, она скоренько подхватилась и скрылась в чаще. Ворона, отплевывась от противного склизкого сыра, также удалилась восвояси.
Кусок, изрядно пострадавший в птичьем клюве, остался лежать на тропинке. Там его и нашла дружная команда трудолюбивых муравьев, которые своими сильными жвалами быстро раздербанили сыр на крохотные частицы и перетаскали их все в муравейник. Муравьи, кстати, сыр тоже не любили. Но привыкли собирать в свою кладовую все мало-мальски съедобные вещи. Чай, не стрекозы какие-нибудь!

Когда Василисе премудрой попадала, простите за резкое слово, вожжа под хвост, остановить ее никто не мог. Не милые детушки, хоть их и любила мать со всей своей волшебной силой, ни милый друг - супруг Иван-царевич, ни даже давешний советчик и воспитатель Кощей Бессмертный. И если дело не слаживалось, так, как было любо василисушкиной душе, долго еще в тридевятом царстве все ходили смурные и ждали всяческих напастей, штрафов, а то даже и плетей совершенно безвинно.
Вот и сегодня случилось ТАКОЕ!.. А виновата в этом я, вернее, кот Баюн. Заглянул он ко мне на днях, оглядел мою свежую стрижку и принялся ее хаять. И лохматая она, и несуразная, и вообще какая-то не такая. Ну, я, конечно, не стерпела и выложила перед лукоморским сказителем кучу модных сайтов, на которых со всей убедительностью доказывалось, что современная стрижка - рваный боб - подчеркивает красоту глаз, длину шеи, изящные очертания подбородка и изысканную линию затылка и плечей. В общем, кота я, на свою голову, убедила.
А кот, заявившись на следующий день в гости к Василисе, тут же ей все и пересказал. Умница задумалась, а, задумавшись, заплутала в своих мыслях и незаметно пришла к парадоксальному, хотя в чем-то и логичному (а Василиса мыслит крайне логично, почти алгоритмично) выводу.
- Знаешь, что? - спросила волшебница кота, который по ее ласковому тону уже понял, что сморозил что-то не то, - а не постричься ли мне? - и тут она распустила свою роскошную пшеничную косу, так что тяжелые пряди упали до самых колен.
- Как же можно, - пролепетал напуганный Баюн. - Ведь красота какая!
Но Василису уже было не остановить. И напрасно умолял ее муж, убеждая, что традиционная прическа ей куда как к лицу. Напрасно ахали и падали в обморок многочисленные мамки-няньки. Напрасно увещевал даже сам Кощей, явившийся по такому случаю из черного портала в самом домашнем виде - в спортивном костюме и сафьяновых туфлях. Впрочем, ему удалось-таки добиться от волшебницы обоснования ее желаний.
- Известна, - ответила красавица на его увещевания, - древняя русская поговорка о том, что волос долог - ум короток. Соответственно, верно и обратное.
- Волос короток, ум долог? - задумчиво заключил маг вне категорий.
Василиса энергично кивнула.
- Пусть ее стрижет! - сказал после этого Кощей Ивану-царевичу. - Всем спокойней будет. - Но на всякий случай, принялся подыскивать салон, в котором делают наращивание волос за приемлемую цену, а также сами волосы того самого, истинно пшеничного оттенка.