W.Postoronnim

Эта история  написана девять лет назад, и в ней, увы, уже заметны анахронизмы. Обычный среднешкольник Василий Петухов заводит себе щенка-дворнягу, который оказывается обратным оборотнем, обладающим огромной силой. Как-то на прогулке с ними встречается солидный мужчина – господин Владис. Он не нравится Хэму-собаке. Понравится ли он Хэму-человеку?

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека
Василий опять влюблен. На закрытом теннисном корте он встретил прекрасную незнакомку. Он не знает ни сколько ей лет, ни какого цвета у нее глаза, ни форму ее носика. Он видел ее только со спины. Очень тонкую талию и над перекрестьем лямочек – широкие, но не чрезмерно, мускулистые, но не слишком, ровно загорелые (это зимой-то!) плечи. Он видел ее только со спины и только один раз. Он влюблен и не спит. Стоит у окна и смотрит на улицу.
На улице мигают ровным желтым светом светофоры. Фонари освещают тонкий слой снега, выпавшего с вечера, на котором уже показались черные проплешины. Красный крест аптеки на углу. И тишина. У Василия от любви сжимается все внутри, и комок подступает к горлу. Хочется плакать – ведь он ее не увидит больше никогда. Почему-то мальчик в этом уверен. И также крепко он уверен в том, что это – настоящая большая любовь на всю жизнь. Вот он вырастет, выучится, пойдет работать пилотом лайнеров  международного сообщения и однажды, выходя из аэропорта, встретит ее – такую же тоненькую и прекрасную. Он сразу ее узнает, а она будет думать, что это их первая встреча. И когда он признается ей в любви с первого взгляда, она будет смеяться и делать вид, что не верит. «Что ты врешь? Я была такая нелепая в тот день, в старых джинсах, дорожных кроссовках и растянутой футболке» - скажет она. И так никогда и не узнает, что на самом деле он влюбился в нее еще десятилетним мальчиком.
Василий вздыхает и поворачивается к комнате лицом. Хэм спит на своей подстилке в углу. Рыжее тело расслаблено, лапы раскинуты, морда полуулыбается.
«Вот интересно, - думает Василий, - любил бы я так Хэма если бы он был просто собакой?» Не найдя ответа на этот вопрос, он подходит к псу и чешет его за ухом, тот просыпается, но не открывает глаз, просто поднимает голову и лижет ласкающую его ладонь.
Внезапно Василий чувствует, что ужасно устал, да и босые ноги начинают мерзнуть. Он возвращается в постель, закутывается в одеяло и через минуту уже спит.

Если бы вы знали, как мне это надоело! Каждый год одно и то же: елки, волшебный посох, мешок подарков, дура эта с косой из пакли под боком пищит "Детишки, а давайте водить хоровод вокруг дедушки!". И шайка обслюнявленных, перепачканных шоколадным кремом от эклеров, которыми их в буфете закормили родители, детей сцепляется между собой и носится вокруг меня скачками, пока в глазах не потемнеет. У меня потемнеет, конечно, не у них же. А им хоть бы что. Они уже прыгают по залу, изображая зайчиков и требуют подарков. И я, как распоследний дурак, достаю свой мешок из поддельного синего бархата, обклеенный поддельными же серебряными снежинками, и вытаскиваю оттуда кукол, машинки, конструкторы, планшеты, бусики и прочее. А потом еще надо долго сидеть на неудобной табуретке, принимая в объятья каждого из расшалившихся малышей и ждать пока такой же неудачник, как я - фотограф на детских праздниках - понаделает своих снимков.
- Дед Мороз! Дед Мороз! А ты настоящий?
Ну, что я могу ответить?
- Конечно, настоящий!

О чем я при этом всегда молчу, так это о том, что вовсе я не Дед Мороз. Я - Карачун. И лет пятьсот назад предки этих бойких детишек дрожали и плакали, когда бабушки стращали отдать их мне. Да что детишки! Взрослые мужики боялись встретится со мной и моей свитой. В те времена я вольно гулял по русским просторам, распевая протяжные песни, и спутники мои - вьюги, волки, медведи-шатуны да души замерзших до смерти вторили мне печальными голосами. Заслышав наше пенье, больше похожее на вой, жались к горячим печкам хозяйки и сжимали в кулаках обереги хозяева. Славные были времена!
А теперь что? Никто меня не почитает, никто жертв не приносит, помнят меня только фольклористы, и то смутно. Вот, подрабатываю Дедом Морозом. Жить-то на что-то надо...

Эта история  написана девять лет назад, и в ней, увы, уже заметны анахронизмы. Обычный среднешкольник Василий Петухов заводит себе щенка-дворнягу, который оказывается обратным оборотнем, обладающим огромной силой. Но пока от этой силы больше убытков, чем прибылей.

Приятный незнакомец
Хэм, по своей прошлой жизни в доме барина-мистика, хорошо помнил и любил русскую зиму: пушистый чистый снег, по которому так приятно валяться, гон на охоте, когда морозный воздух приятно холодит раскрытую пасть, взятие снежной крепости и шумную масленицу. Хэм был совершенно не готов к питерской зиме, которая к тому же  в этом году была необыкновенно поздней и слякотной. Стояла уже середина января, а снег так и не лег. Хэм-пес  гулял в чахлом скверике, расположенном неподалеку от их двора, и недовольно косился на маслянистые лужи. Как всегда, по вечерам с ним гулял Василий, только что вернувшийся с тренировки, и мадам Петухова, которая досаждала мальчику вопросами о том, какие танцы ему больше  нравятся – латино или рок-н-ролл. Василий был одинаково равнодушен и к тем, и к другим, и о танцах говорить не хотел, а хотел играть с Хэмом, бросая ему палку.  А мадам Петухова в этот раз палку бросать не разрешила, потому что было и в правду на редкость грязно, и, бегая по кустам, пес сильно запачкал бы лапы, а кто их будет отмывать? Конечно, я – заключила печально мадам Петухова, и потому они чинно гуляли по гравийным дорожкам и скучали.
- Прошу прощения, - вдруг раздался сзади приятный мужской голос, - я частенько прохаживаюсь здесь вечерами и давно заметил вашу дружную компанию. Если не ошибаюсь, это ирландский терьер?
Мадам Петухова обернулась, улыбнулась и зачем-то соврала:
- Да.
- Прекрасный образец. И совсем еще молодая собака. Люблю этот щенячий задор! – тут уж повернулся и Василий, посмотреть на надоедливого дядьку, и увидел солидного высокого старика в каком-то странно блестящем, словно плюшевом, полупальто и с тростью в руках. У трости был непропорционально большой наконечник светло-серого металла в виде уродливой морды. Вместо глаз у морды были вставлены красные стеклышки.
- Это нетопырь, - проследил его взгляд незнакомец .
Мадам Петухова поправила шляпку и спросила невпопад:
- Вы, наверное, профессор медицины?
Незнакомец засмеялся, показав необыкновенно ровные и крупные белые зубы.
- Нет, что вы. Я предприниматель. Владелец нескольких клубов и ресторанов. Такие, знаете ли, полузакрытые заведения для непростой публики.
Мадам Петухова закивала в ответ. Незнакомец снял с руки тонкую перчатку, наклонился, протянул руку с тщательно наманикюренными ногтями и потрепал Хэма по холке.
- Бедный пес, - сказал он ласково, - хочешь поиграть, а не дают? – Хэм почему-то попятился и взглянул на Василия жалобно. «Давай уйдем отсюда», - говорил этот взгляд. Но мадам Петухова уходить не торопилась. Она еще побеседовала с незнакомцем о погоде и собиралась уже плавно перейти к политике, как незнакомец заторопился уходить.
- Да, я не представился, - вспомнил он, но имени так и не назвал, а протянул черную лаковую карточку.
Дома эту карточку мадам Петухова торжествующе показала невестке и принялась взахлеб рассказывать о том, какой это был представительный мужчина.
- На нем была настоящая кротовая шуба! И трость с серебряным набалдашником и гранатами! А какие зубы! Они, наверное, стоили ему кучу денег! – и прочие женские глупости.
Василий подошел поближе и взял визитку, чтобы рассмотреть. Золотыми буквами на ней было написано:  «Владис. Клуб «Убыр».  И больше ничего.

Ну, что, теперь, когда вы познакомились с главным антогонистом истории, я сделаю небольшой перерыв. Впереди Новый Год, и я расскажу вам в оставшиеся дни несколько новогодних историй. А к обратному оборотню вернемся в январе.