Итак, я остановился на том, что вечерело, и снова снаружи, да и изнутри, с продола, послышались крики арестантов.
Для меня все было непривычным и необычным.
Никто и не думал ложиться спать. Наоборот, началась активная движуха.
Откуда-то появилась длинная сплетенная веревка – конь. Каким-то образом конь оказался за решеткой, соединенный с соседней камерой. Народ стал получать малявы, читать и строчить ответы.
Содержание некоторых маляв активно обсуждалось, обсуждалось также, что и как ответить.
Я, как новенький, понимал, что попал в гущу арестантской жизни, но по отсутствию опыта деталей этой жизни не улавливал, просто наблюдал, хорошо помня, что надо меньше говорить и больше слушать.
Снаружи загремел замок, дверь приоткрылась, и в хату ввалился уставший Генка, еще один обитатель 121 камеры, который приехал с допроса у следователя:
— Здорово, братва! Ух, ушатали меня… Три часа в воронке просидели, думал околею от мороза… О, у нас новенький! Дайте пожрать, сил нет…
Я, естественно, уступил Генке его законную койку, а сам переместился за стол, поближе к батарее.
Гендосу тут же включили кипятильник, к столу подтянулись и другие любители чая и кофе.
Вообще, надо сказать, меня удивило предельно предупредительное и, можно сказать, заботливое отношение сокамерников друг к другу в 121-ой. Если кто-то садился выпить чаю, то обязательно интересовался у других, не желают ли они? Если кто-то наливал кипяток себе, то обязательно в первую очередь делал это другому. И так далее, даже в мелочах. Например, в порядке вещей было поинтересоваться, не мешаешь ли ты смотреть телевизор, не загораживаешь ли? Не против ли остальные, если ты хочешь переключить канал? И так во всем.
Забегая вперед, скажу, что так было не во всех камерах, в которых мне пришлось побывать. Но 121-ая этим отличалась, это бросалось в глаза.
Я понемногу начал обращать внимание на детали арестантского быта, которые не сразу заметил.
Под "вешалкой" с верхней одеждой аккуратно, в ряд, стояли ботинки и кроссовки.
Сразу у входа на полу была разложена тряпка, о которую тщательно вытирали ноги все входящие. Эта же тряпка использовалась для мытья полов.
Возле ведра для мусора стояла маленькая щетка с совком, для подметания пола.
Над дверью под потолком висела видеокамера с инфракрасной подсветкой.
Между решетками на окнах лежали скоропортящиеся продукты, окна играли роль своеобразных холодильников.
Алексей похвастался:
— А у нас из левой решки "Ашан" виден!
Так как я был только с воли, то в то время я не оценил такого преимущества, как "Ашан". Только позднее, после нескольких месяцев в СИЗО, мне стало понятно, какое значение имеет для арестантов этот маленький символ вольной жизни.
На раковине стоял флакон с FAIRY, под раковиной – алюминиевый положняковый тазик и пластмассовый свой, в тазике – коробки со стиральным порошком МИФ.
Люди в камере жили месяцами, поэтому, как могли, обустраивали свой быт.
В камере была только одна розетка, поэтому имелся удлинитель, аккуратно прикрученный к ножкам стола тонкими веревочками. Роль антенны для телевизора выполнял провод, проложенный по полу и по стене так, чтобы по минимуму задевать ногами.
— Ложись на мою шконку, — сказал Алексей, когда было уже часов 12 ночи, — тебе все равно пока ничего не понятно.
— А как же ты спать будешь? — мне как-то было неудобно занимать его место.
— Да не парься, я все равно всю ночь спать не буду, здесь возле батареи посижу, днем наверстаю. Давай, не стесняйся, — Алексей из запасов достал и протянул мне тонкое серое одеяло, — Держи, теперь твое будет.
Я прилег на койку Алексея и задремал.
Проснулся от того, что Леха (в камере было два Алексея, второго звали Леха) потормошил меня за плечо и спросил:
— Тэха зашла, шуметь будешь? (появился телефон, звонить будешь?)
Сон у меня мгновенно прошел.
Продолжение следует.
