Во время работы в геофизике жизнь меня сталкивала с самыми разными людьми. Чаще всего это были обычные бичи – люди, не любящие и не желающие работать постоянно, но готовые ради хорошего заработка поработать ударно пару-тройку месяцев на казённых харчах и в казённой же одежде. Очень много вернувшихся из мест не столь отдалённых, что и неудивительно: подобным людям сложно устроиться на работу, а в поле их брали довольно спокойно. Люди в полях мне встречались самые разные: и обычные и не очень, но иной попадались просто уникальные личности. Были среди них и кок с ледокола «Арктика», решивший подзаработать во время отпуска, и начальник участка с Архангельского целлюлозо-бумажного комбината, технолог с рыбного комбината, писатель, ищущий новую тему для книги, и даже военный лётчик-пенсионер. Об одном таком человеке мне и хотелось бы рассказать.
Николаич был из тех мужиков, которым можно спокойно дать как 35, так и 55 лет. Чем-то он напоминал гриб-боровик – такой же крепко сбитый, коренастый и темнокожий от въевшегося в кожу загара. Видно было, что человек он работящий, таких людей любят брать на работу – сразу ясно, что на него можно будет положиться. Как ни странно, но он не поинтересовался заработком, только расспросил, что нужно брать с собой в поле и как долго планируется работа в партии. Внимательно выслушав ответ, он только кивнул головой и что-то записал в маленький блокнотик, который таскал в нагрудном кармане рубашки, чем немало удивил начальника партии.
К выезду на работу он явился точно в срок, таща на плечах брезентовый рюкзак-плевок, а в руках - чемодан. Обычный такой советский кожаный чемодан с металлическими уголками и жёсткими стенками. Тут уже изумились все: в поле ездили с туристическими рюкзаками, с фанерными и металлическими коробами, но вот с чемоданом – такое видели впервые даже самые старые работяги. Местные хохмачи тут же вспомнили популярный в ту пору мультфильм про троицу из Простоквашино и начали приставать к Николаичу с вопросом: «Не за грибами-ли с чемоданом собрался?»
Вот примерно такой чемодан и был.
Николаич на шутки усмехался, но на все вопросы о чемодане отмалчивался, так что узнать, зачем ему чемодан в поле, так никто и не сумел. Ну а с другой стороны: не с сундуком же человек едет, а с чемоданом. Вон у Петровича кузов плетёный из бересты, заставший ещё, наверное, отмену крепостного права, и никто этому не удивляется. Поскольку кузов – штука удобная: и вещи в нём не мнутся, и посидеть на нём можно, как на стуле, да и лёгкий он в отличие от того же заводского северодвинского короба. Чемодан-то ничем не хуже, разве что таскать его неудобно: всё же у кузова лямки есть чтобы на спине носить, а у чемодана одна только ручка – не потаскаешь.
Берестяной кузов - классная штука. Как же он мне нравился!
Даже в вертолёте Николаич не расставался со своим чемоданом – как сел на него в начале рейса, так и сидел на нём до конца полёта. Да и во время разгрузки отнёс его подальше, чтобы никто случайно не схватил. В палатке Николаич первым делом, к расстройству всех окружающих, тут же запихал чемодан под нары, закутав его в кусок полиэтилена и даже не попытавшись открыть. После чего пользовался только своим рюкзаком, в котором, собственно говоря, и были все его немудрёные пожитки: сменка одежды, мыло с зубной пастой да пара дешёвых детективов в мягких обложках.
Лето в Архангельской области, хоть и жаркое, но очень короткое, поэтому в июне-июле выходных практически не бывает: нужно успеть сделать побольше перед затяжными осенними дождями, начинающимися уже в августе. Рабочие рубили геофизические профили, бегали с проводами на электроразведочных работах и мылись холодной водой, благо лагерь стоял на берегу одного из тех красивейших озёр, которыми так богат Архангельский край.
Время от времени работяги вспоминали про чемодан и спорили о его содержимом. У самого хозяина спрашивать было бесполезно, поэтому каждый придумывал что-то своё. И чем дальше, тем интереснее становились версии.
- Николаич - смотрящий, - на полном серьёзе доказывали одни. – Он при себе воровской общак держит.
- Ну какой-же он вор в законе! Ворам работать-то запрещается! – отвечали другие. – Он, наверное, магазин какой-нибудь грабанул, или сберкассу, а теперь в лесу ныкается от милиции.
- Да от жены он ценное барахлишко увёз, чтобы не пропила, пока он в поле работает, - выдавали свою версию третьи.
Дни шли за днями и вот, наконец, начальник объявил выходной. С утра пораньше рабочие начали топить каменку в классической палаточной бане, и уже к обеду первые работяги отправились на помывку. Одним из них был и Николаич. Вдоволь напарившись, намывшись и накупавшись в озере, разрумянившийся хозяин чемодана подошёл к начальнику отряда.
- А мы сегодня на работу не пойдём? – спросил он.
- Нет, конечно, - ответил начальник.
- То есть можно делать, что хочется? – уточнил Николаич.
- Ну, в общем-то да, - удивлённо сказал начальник.
- Спасибо! – сказал Николаич и отправился в палатку.
Там он вытащил из-под нар чемодан и наконец-то открыл его. В чемодане не оказалось ни воровского общака, ни ценностей, вывезенных из дома, ни даже хитромудрого самогонного аппарата – в чемодане лежал костюм-тройка, белая рубашка с галстуком и лакированные туфли.
Одевшись в костюм, Николаич вышел к озеру, походил по берегу, заложив руки за спину и глядя вдаль. Нагулявшись, он присел на корягу, лежащую у воды, выкурил сигарету, после чего вернулся обратно в лагерь. В палатке он снова переоделся, сложил костюм в чемодан и убрал его обратно под нары.
Народ, подбирая попадавшие на пол челюсти, медленно приходил в себя. Содержимое чемодана оказалось совсем не таким, как они себе это представляли, но запутало всех окончательно. Поэтому во время ужина все, в том числе и начальник, начали допытываться у Николаича, зачем он привёз этот костюм в чемодане. Николаич долго отнекивался, но потом всё же сдался.
- Знаете, хочется хоть на пять минут почувствовать себя человеком, - сказал он задумчиво. – Вот есть у меня этот костюм, туфли, галстук… Надеть-то мне их некуда! А прошёлся сейчас в костюме – и так хорошо на душе стало, теперь дальше работать можно.
Вот вам и чемодан с ручкой.
P.S. Продолжаю серию коротких рассказов из своей походной геолого-геофизической жизни. Чему-то я сам был свидетелем, о чём-то мне рассказывали мои друзья-товарищи. На что-то большое сил пока нет, а коротенькие рассказы вполне себе пишутся. Как вам такой формат? Или стоит писать большие истории с продолжением?
В общем, пишите, ругайте, хвалите, спрашивайте, давайте советы - мне очень нравится с Вами общаться!
Осенью в Архангельской области начинается жаркая пора: народ, вооружившись грабилками и северодвинскими коробами атакует пригородные поезда, седлает своих железных коней разной степени проходимости и едет на природу - начинается сезон клюквы. Заготавливают её на зиму вёдрами, бочками и молочными флягами, а потом всю зиму пьют вырвиглазные морсы, кисели и настойки.
Классический 40-литровый короб. Оказывается, до сих пор выпускают!
Грабилка. Кто-то ими активно пользуется, кто-то нет. Мне, например, не нравилась - очень много мусора вместе с ягодами собирается.
Как-то раз выехавшие на отгулы геофизрабочие решили подзаработать - съездить за клюквой, а потом продать её на ближайшем рынке. Сорок рублей ведро – не так уж и мало для 1991 года, а если учесть, что в стандартный короб входит четыре ведра ягод, то это уже потенциальных 160 рублей! И это всего лишь за пару дней работы! Есть за что побороться. И вот четвёрка новоявленных коммерсантов, забравшись в пригородный поезд Архангельск-Плесецк, поехала туда, где по словам одного из участников коммерческой операции «клюквы видимо-невидимо». Выйдя на одной неприметной станции, название которой я не буду оглашать из соображений коммерческой тайны, четверо героев отправились вглубь архангельских лесов к заветному клюквенному болоту. Путь предстоял неблизкий, поэтому, пройдя километра три-четыре, компания решила отдохнуть в живописном перелеске, тем более что в коробе одного из путешественников заманчиво побулькивала огненная жидкость в пол-литровой таре.
Расслабившись у костра, мужики завели один из тех разговоров, что ведут все мужики вдали от жён, семьи и начальства. Как-то совсем незаметно разговор свернул на медвежью тему, и тут один из четверки задал вопрос:
- Мужики, а что бы вы сделали, если бы медведя встретили? Я б, наверное, на дерево влез.
- Хрень какая-то! – возразил другой. – Медведи по деревьям лучше лазают. Достанет он тебя там. Я бы ему что-нибудь из одежды бросил, а сам бы сбежал.
- Фигня! – ответил третий персонаж. – Ему надо в глаза смотреть, медведи взгляда боятся.
- А я бы орать начал, говорят медведи громкие звуки не любят, - задумчиво сказал четвёртый.
Посидев ещё чуток, компания двинулась дальше к своему клюквенному Клондайку. Неожиданно идущий впереди товарищ резво скинул короб и метнулся в сторону.
- Медведь! – заорал идущий следом за ним.
Мужики, буквально пять минут назад рассуждавшие о том, что они будут делать при встрече с медведем, тут же рванули в разные стороны, позабыв обо всех своих грандиозных и гениальных планах. На бегу они скидывали с себя ставшие неожиданно тяжёлыми и неудобными короба и штормовки. Вполне возможно, что именно в этот день был поставлен мировой рекорд по бегу в болотных сапогах по пересечённой местности.
Вдоволь набегавшись по окрестным лесам и болотам, мужики всё же встретились неподалёку от той поляны, где они жгли костёр и перекусывали. Правда, только втроём – среди собравшихся не было того, кто первым убежал в лес. «Неужели медведь добрался?!» - крутилось у всех в голове. Медленно и с опаской они двинулись в сторону разыгравшейся катастрофы.
Там, возле брошенных вещей, их ожидал тот самый товарищ, вполне живой и очень даже недовольный.
- Вы где были? – возмущённо спросил он мужиков. – Я тут, как дурак, вас битый час дожидаюсь.
- А где медведь? Какой он? Куда ушёл? – набросились на него мужики с вопросами.
- Какой медведь? – удивился товарищ, - Вы о чём вообще?
- От которого ты в лес убежал!
- Так это я за зайцем рванул! Думал – поймаю. Обратно вернулся, а тут нет никого и барахло по всему болоту разбросано…
Кажется, морду ему не набили, и даже клюквы набрали, тем более что ягодные места, бегая от виртуального медведя, заприметили. Что-то там сумели заработать и чуть-чуть заначить от своих жён. Ну а моя копилка пополнилась ещё одной историей, рассказанной непосредственным участником событий – тем самым, который от медведя хотел на ёлку залезть.
А вы зайца не видели?
P.S. Очередная короткая зарисовка из жизни. Как вам такой формат? Пишите, ругайте, комментируйте - пообщаемся!
Братья Рыбины не были ни близнецами, ни даже двойняшками, но любой встретивший их сразу распознал бы в них родственников, настолько похожи были их вечно унылые лица и не менее унылые долговязые фигуры. Лето и зиму они работали топорабочими в Новодвинской геофизической экспедиции, а в межсезонье болтались по Новодвинску или Архангельску, пропивая заработанное за сезон, включая выданную в поле одежду и обувь. Поэтому на очередные полевые работы они выезжали одетыми в самые неожиданные наряды: запросто могли приехать летом в валенках с галошами, а зимой – в тренировочных штанах и тапочках. В общем, были они самыми настоящими бичами, не особо умными, но работящими. Правда, ровно до той поры, пока в воздухе не начинало пахнуть спиртным. При виде любой спиртосодержащей жидкости братья тут же теряли волю и остановить теперь их не смог бы ни один начальник. Работать Рыбины старались в разных полевых отрядах. То ли надоели друг другу ещё в детстве, то ли из-за каких-то конфликтов во взрослом возрасте: сами они об этом не рассказывали, а лезть к ним в душу с расспросами никто не спешил.
Летом 1989 года братья работали в топоотряде на Зимнем берегу Белого моря. Работали они, как водится, в разных бригадах, километрах в пяти друг от друга. И вот однажды у одного из братьев – Валентина, закончились сигареты. Совсем. Работать без курева Валентин не хотел, поэтому попросил своего начальника, топографа Саню Филиппова, отпустить его к брату за сигаретами. В гости друг к другу из лагеря в лагерь народ, бывало, хаживал, так что начальник с лёгким сердцем отпустил нашего героя в гости.
Зимний берег Белого моря – край суровый. На многие километры растянулись здесь болота с рассыпанными тут и там редкими островками леса – колка́ми. В таких местах можно легко заблудиться, случайно пойдя не к нужному перелеску, а соседнему – очень уж схожи между собой эти болотные острова.
Классический колок справа на фотографии. Вид из окна вездехода.
Валентин выбрал не тот коло́к.
Не дождавшись Валентина из гостей, на вечерней связи Саня Филиппов по радиостанции спросил у соседей, дошёл ли до них Рыбин.
— Нет, не приходил, – «обрадовали» его соседи.
Дело принимало скверный оборот, Валентин умудрился заблудиться где-то на болотах. Контрольный срок в таких случаях – сутки. Через сутки, когда Рыбин не вышел ни к соседям ни домой, была объявлена поисковая операция. С Архангельска прилетел поисковый вертолёт с Александром Николаевичем, начальником Зимнебережней геофизической партии, возглавившим поиск пропавшего рабочего. Из обоих отрядов вышли на поиски пропавшего работяги поисковые отряды. Искали его три дня. Обшарили, как всем казалось, практически все мыслимые и немыслимые места, облетели на вертолёте все окрестные болота. Даже спрашивали про него у начальника нашего геофизического отряда, в котором я тогда трудился на производственной практике. Правда, мы в то время были примерно в 70-80 километрах от места событий, но очень внимательно следили за ходом поисков по рации.
Всё без толку - Рыбин как в воду канул.
На третий день вертолёт закончил свою работу – время, отведённое на поиски, закончилось и лётчики, извинившись, вернулись в Архангельск. Начальник партии, сидя на пороге палатки Сани Филиппова выводил прутиком на земле замысловатые узоры. Топограф, стоя за его спиной, задумчиво затягивался папиросой.
— Ну вот и где его теперь искать? – ни к кому особо не обращаясь, буркнул начальник.
— Ха! А вот ты сам у него спроси! – неожиданно ответил Саня.
Александр Николаевич поднял глаза. По болоту к лагерю брела знакомая долговязая фигура. Рыбин! Тот, которого сбившись с ног, третьи сутки разыскивала вся партия, спокойно возвращался домой. После ругани, матов и радостных воплей начальник всё же решил узнать, где же всё это время носило виновника торжества. И вот что он рассказал.
О том, что он заблудился, Рыбин понял только когда к вечеру первого дня вышел к какой-то незнакомой речке. Между его лагерем и лагерем соседей никакой речки быть не должно – это Валентин знал твёрдо. Переночевав на берегу, наутро, закусив свежей морошкой, работяга отправился, как ему казалось, обратно. Но к вечеру следующего дня неожиданно вышел на берег моря, которое находилось в 50 километрах от места работы. Естественно, Валентин этого не знал, но он точно знал, что их лагерь не стоит на берегу моря, а значит ушёл он довольно далеко. Развернувшись, Рыбин отправился обратно и снова вышел на какую-то речку, где встретил рыбаков, у которых он попросил закурить, после чего отправился путешествовать дальше.
— Придурок! – заорал в этом месте начальник. – Ты почему не сказал им, что заблудился?!
— Неудобно было, - пожав плечами, ответил горе-путешественник.
Уйдя от рыбаков, Рыбин заночевал на каком-то колке, после чего снова отправился искать свой лагерь. По пути он ел ягоды, которыми в середине лета богаты архангельские болота. Видел он и вертолёт, летающий над болотами, но так и не догадался, что он летает по его душу. Проведя ещё одну ночь на свежем воздухе, он всё же умудрился наткнуться на один из профилей, который сам же и рубил несколько дней тому назад. Вешки на болотах видны очень далеко. Так что теперь он точно знал, как дойти до лагеря.
Самым пострадавшим в этой истории оказался, естественно, начальник партии, который, собственно, и рассказал мне эту историю за вечерним чаем с ландо́риками (пресные оладьи – самая распространённая выпечка в поле) в балке́ на Верхотинских озёрах.
— Вот же зараза! – возмущённо говорил Александр Николаевич, проглотив очередную оладушку. - Дали ему леща, да и всё, а меня премии лишили за год, да ещё и выговор накатали. Ладно хоть с начальства не сняли. Дай-ка ещё ландорик, люблю горячие.
P.S. Написан очередной рассказ из моей жизни. Не стесняйтесь, пишите комментарии: ругайте, хвалите, спрашивайте - мне очень нравится с вами общаться. Для тех, кто наткнулся на мой пост впервые - в своих постах я рассказываю о своей жизни и работе в геологии и геофизике. И не только об этом :-) Стараюсь писать не реже одной истории в неделю.
Ну а если кто захочет поддержать автора, то автор возражать не будет (зелёная кнопочка с буквой Р внизу), но и не настаивает.
Вот как так бывает? Живёшь себе, живёшь здоровым 35-летним мужиком, заглядываешь в интернет, а там: «Сегодня исполнилось 40 лет со дня выхода Светланы Савицкой в открытый космос!» … Так, стоп! Какие 40 лет! Я же вот только-только на Байконуре отслужил! Я ж своими глазами видел, как «Союз Т-12» с этой самой Савицкой с космодрома взлетает!
Закончив первый курс геологического факультета Пермского университета в 1984 году, наша группа отправилась на учебную практику по топографии. Топографией, если честно, занимались спустя рукава, поскольку большинство парней к этому времени уже получили повестки и ждали призыва в армию. Преподаватель на это безобразие тоже смотрел снисходительно, потому что не хуже нас понимал, что студентам сейчас явно не до учёбы, гоняя только тех, кто повестку ещё не получил.
Теодолиты у нас были знатные, с двуглавыми орлами и ятями.
Я как раз оказался в числе этих самых «счастливчиков»: повестку я не получал и надеялся, что в армию пойду осенью, а то и вообще не призовут. Не то, что бы я совсем не хотел идти в армию, но мало-ли что - может же моё дело завалиться куда-нибудь за шкаф? Не завалилось…
Повестка ко мне пришла 27 июня, и уже 29 июня за мной закрылись ворота призывного пункта. И пусть вас не смущает такая поздняя дата: я был в числе студентов, попавших в летний спецнабор Министерства Обороны. На призывном пункте я быстро нашёл своих одногруппников, которые явно не ожидали меня здесь встретить. Ну ещё бы, всего три дня назад мы распрощались на два года, а тут вдруг снова встретились! Правда ненадолго: довольно быстро практически всех призывников, в том числе и моих одногруппников, разобрали приехавшие из войск «покупатели». Только наша команда из 30 постриженных налысо парней, сопровождаемая майором-артиллеристом (если судить по пушкам на петлицах), отправилась в путь поздним вечером. Где мы будем служить, майор толком не говорил, сказал только, что везёт нас в Кзыл-Орду.
Кзыл-Орда! Город где-то в Средней Азии, а там, между прочим, Афган совсем рядом! Неужели?! Всё же в 1984 году про войну в Афганистане не слышал разве что какой-нибудь эвенк из отдалённого стойбища и риск попасть туда был совсем не нулевой. Жару в огонь добавили дембеля из Афгана, встреченные нами в Челябинске.
- Вас куда? В Кзыл-Орду? Ну точно в Афган! Парни, крепитесь, мы выжили и вам может повезёт!
«Ободрённые» подобными напутствиями мы ехали дальше к пункту назначения. Хвойные леса сменились лиственными рощами, которые с каждым километром становились всё реже и реже, пока окончательно не пропали под натиском бескрайней степи. Из окна вагона я с удивлением разглядывал редкие старые мазары, верблюдов и глинобитные домики, мимо которых мы проезжали. Азия… Наш поезд проскочил мимо Аральского моря и высадил нас на неприметной станции со странным названием Тюра-Там. Построив команду на перроне, майор вышел вперёд и сказал:
- Видели это название? А теперь забудьте о нём на два года! Поздравляю, вы будете служить на Байконуре, но сообщать об этом никому не должны!
Интересно, это такая шутка военкома была - послать меня, родившегося 12 апреля, служить на Байконур? Но в любом случае, получилось очень красиво :-)
Взвод погрузили на какой-то паровоз, и вот наконец-то мы добрались до воинской части. Наша учебка располагалась на площадке, примыкающей к одной из самых знаменитых стартовых площадок Байконура – площадке № 31, с которой до сих пор летают в космос космонавты. Сейчас эта информация ни разу не секретная, да и Байконур уже давно находится на территории другого государства, но в то время секретность была просто дичайшая: нам запретили упоминать в письмах, что мы служим на Байконуре, запретили писать про запуски ракет и уж тем более запретили иметь при себе фотоаппараты.
Хорошо, хоть карандаш не отобрали. Первые попытки рисовать портрет и автопортрет.
С учебкой нам повезло: те, кто служил на Байконуре, наверняка слышали про неё. Это была образцово-показательная часть. Нас одели в тщательно подобранную по росту форму, в столовой мы ели из фарфоровых тарелок и пили из фарфоровых кружек настоящий чай, а не верблюжью колючку, которую нам давали потом в боевой части. Точнее, верблюжью колючку мы тоже пили, но только один раз в день.
Отвар верблюжьей колючки обладает прекрасными антимикробными свойствами и особо хорош, как средство от дизентерии. На вкус он очень сильно напоминает чай из шиповника. Хотя может быть это просто мне казалось.
А ещё каждый вечер нас водили в душ! В части, где я служил после учебки, душ бывал раз в неделю, да и то задерживаться в нём надолго не разрешали – вода для него нагревалась под солнцем в огромном баке и была строго лимитирована для каждого подразделения. С какой же ностальгией я вспоминал о душевых в учебе!
Ну а в остальном: учебка, как учебка. Две недели наш взвод и два взвода украинцев, прибывших из Сумской области, гоняли как сидоровых коз с плаца в учебные классы, из учебных классов на плац или на спортплощадку. Конечно, ни о какой дедовщине речи не шло, очень уж всё было жёстко и строго. Но и служить с непривычки было тяжко.
И вот, к концу второй недели моего курса молодого бойца по площадке разнёсся слух, что скоро в космос должны запустить очередной «Союз», на котором полетят Светлана Савицкая, Игорь Волк и Владимир Джанибеков. Вот это новость! Неужели я своими собственными глазами увижу, как взлетает космический корабль?! Перед сном я представлял, как увижу садящихся в ракету космонавтов, а может быть даже попаду в какой-нибудь кадр с ними. Реальность оказалась гораздо прозаичнее. За час до старта нашу часть эвакуировали с площадки. Проще говоря, мы пешком ушли в степь километра за три от стартовой площадки, предварительно нагрузившись термосами с верблюжьей колючкой и противогазами.
Примерно за неделю боевой подготовки наши организмы, не привыкшие к постоянным нагрузкам, начали требовать еду. Много, много еды! Народ потихоньку начал кусочничать. То один, то другой утаскивал из столовой куски хлеба, а потом съедал их где-нибудь в укромном уголке, поскольку подобное действие не поощрялось ни на каком уровне. Так случилось и в этот раз: один из бойцов прихватил с ужина кусок хлеба в надежде на то, что в вечерней степи его можно будет совершенно спокойно съесть. Пока народ, разинув рты, пялился на освещённую прожекторами ракету, стоящую на стартовом столе, боец откусил кусок хлеба и…
В этот самый момент нашему сержанту захотелось разнообразить нашу вечернюю прогулку, поэтому он громко скомандовал:
- Рота! Газы!
Натренированные за две недели подобными командами, мы резко надели противогазы. Надел его и боец с куском хлеба во рту. Вот вы никогда не пытались есть в противогазе? В нём и дышать-то тяжело, но наш боец мужественно начал жевать хлеб прямо в надетом на голову противогазе. А противогазы у нас были довольно необычные – не классические «слоники» с длинным хоботом, ведущим к фильтрующей коробке, а с коробкой, закреплённой на левой стороне маски и с переговорной мембраной в районе носа, которую за весьма характерный вид называли «поросячьим носом».
Вот практически точно такой, только банка сбоку.
И вот этот самый пятачок у бойца стал шевелится в такт движения челюстей. Туда-сюда, туда-сюда. Не выдержав подобного зрелища, мы начали ржать. Сержант, заметив подобное непотребство, хотел сказать что-то суровое, но неожиданно фыркнув, сам рассмеялся вместе со всеми. Боец, поняв, что его план раскрыт, начал жевать быстрее, поэтому поросячий носик его противогаза начал двигаться ещё потешнее. Народ от хохота начал падать на землю. Не знаю, чем бы закончилось всё это безобразие, но неожиданно раздался громкий взрыв, и ракета, стоящая на стартовом столе, окуталась клубами дыма.
Какое же это было прекрасное зрелище – взлёт ракеты! Вот она оторвалась от земли и медленно и величаво пошла ввысь. Постепенно нарастающий гул ракетных двигателей заполняет, кажется, всё окружающее пространство. Звук настолько мощный, что начинает давить на барабанные перепонки, заставляя затыкать уши. Ракета уходит в небо всё выше и выше, сопровождаемая мощными лучами прожекторов, пока, наконец, не превращается в яркую звёздочку. За два года службы я повидал множество пусков, как гражданских, так и военных, но этот был самым красивым из всех, виденных мной.
Конечно, найти фото взлёта "Союз Т-12" нереально, но это фото тоже замечательное. И, что самое главное, с той же стартовой площадки.
Бойца, всё же успевшего под взлёт ракеты дожевать хлеб, особо не наказывали – сложно наказать человека, ещё не принявшего присягу. В наряд его не поставить, работать не заставить, так что отделался он устным выговором от сержанта, да ухмылками от сослуживцев. А ещё через несколько дней мы приняли присягу и отправились служить на разные площадки огромного полигона Байконур.
Другие мои армейские истории можете почитать в серии постов: Армейские истории
А можете и не читать, я не настаиваю )))
P.S. Знаю, что вы, мои читатели, ждёте историй про геологию, но мне-то хочется не только про неё рассказывать. Так что, прошу прощения, но время от времени я буду писать и другие истории, в том числе про армию. Всё же армия разделила мою жизнь на две части: детское до и взрослое после. Слишком много дала она мне, правда, понял я это гораздо позже.
А следующий рассказ будет про геологию, поле и моих любимых работяг )))
В Москве я впервые побывал ещё в 1977 году. В то время Москва мне понравилась очень сильно: яркая, красивая, чисто-вымытая и нарядная. Хотя в возрасте 10 лет всё вокруг интересно и играет яркими красками.
Беляш с чаем, что может быть вкуснее!
Фонтаны на ВДНХ!
Люди, конечно, там были не шибко приветливые, но их можно понять - все вокруг куда-то спешат, всем некогда. А те, кто готовы были помочь, обычно сами неместные.
Если честно, даже и не помню, где этот кинотеатр "Экран" находился.
В следующий раз в Москву я попал в январе 1981 года, когда ездил по путёвке на Украину. В Николаев из Перми напрямую не проехать, только через Москву, а там у нас вышло целых шесть часов свободного времени. Нет, нам, конечно же, предложили экскурсию на Ленинские горки, но мы с другом от неё отказались. Тем более, что я то в Москве уже был - Красную площадь и Детский мир найти мог, а что ещё нужно в возрасте 15 лет? Классно всё же пройтись по Москве самостоятельно, а не в сопровождении взрослых, особенно когда удаётся найти что-нибудь необычное: хитро запрятанную и очень дешёвую столовую у самой кремлёвской стены, гибкую пластинку "Бони-М" и даже магазинчик, в котором продают настоящую пепси-колу!
Хотя москвичи в то время оставались всё такими же неприветливыми и мненекогдажными. Ну спешат и спешат, мы особо и не спрашивали.
Одни из первых моих самостоятельных фотографий
Но когда после довольно долгого перерыва я вновь приехал в Москву в начале 90-х годов, то был ошарашен: куда делась вся столичная красота? Стихийные рынки возле каждого входа в метро, торговые палатки на Красной площади и огромное количество каких-то мутных личностей, бегающих с криками: "Доллары, ваучеры, золото куплю дорого!" И грязь, очень много грязи вокруг. Если честно, то подходить к людям с какими бы то ни было вопросами не хотелось от слова совсем. Последний раз, как мне тогда казалось, я съездил в Москву в 2000 году за сканером. Вот же времена были: дешевле было сгонять за ним из Перми в Москву, чем купить тот же сканер в самой Перми! Вдоволь намесивши ногами январскую грязь со снегом, я зарёкся ездить в Москву.
Гулять по ТАКОЙ Москве не хотелось совершенно.
И только через 15 лет, в 2015 году, после очень долгих уговоров жены я всё же снова решился съездить в Москву. Как же она похорошела за 15 лет! Пропали рынки у метро и торговые палатки вместе с мутными личностями. Пропала грязь, а самое главное - впервые в жизни москвичи стали отзывчивыми! Понятно, что не все, поскольку ритм жизни в Москве до сих пор не изменился: всё так же, как и 50 лет назад, москвичи всё время куда-то спешат и торопятся, но при этом практически всегда останавливаются, чтобы подсказать и помочь. И улыбок на улицах стало значительно больше.
Сейчас сын ко мне на шею уже не залезет, а в то время это было его любимое место!
После это в Москву мы ездили не один раз, и каждый раз открываем для себя что-нибудь новое, например, в 2022 году побывали в Музее техники Вадима Задорожного - офигенный, прямо скажу, музей, особенно панорамы.
Вот такой рассказик неожиданно написался.
P.S. Меня выгнали из топовых авторов, поскольку не пишу регулярно. Не больно-то и хотелось, хотя, конечно, немножко обидно. Ну да и хрен с ними )))) Главное, что вы, мои подписчики, со мной остались, а пишу я всё-таки для вас, а не для администрации Пикабу.
P.P.S. Вроде отдохнул. Работы, конечно, меньше не стало, но зато могу снова продолжить писать свои истории про жизнь и геологию. Так что ждите в ближайшее время новые истории.
Году этак в 1992-93 Новодвинское телевидение (маленькое такое местное телевидение для маленького города Новодвинска Архангельской области - кто там был, тот запах целлюлозно-бумажного комбината в жизни не забудет) решилось показать эротический фильм. Фильм, может быть и не самый эротический - "9 с половиной недель", но сам факт! Показывать его решили после полуночи, чтобы дети не мешали взрослым наслаждаться тлетворным творением запада. Естественно, что к 12 ночи Новодвинск вымер: весь народ прильнул к своим телевизорам в предвкушении встречи с высоким искусством.
И вот началось... Смущающийся и краснеющий диктор срывающимся голосом сообщил, что сейчас они, т.е. работники Новодвинского телевидения, в экспериментальном порядке продемонстрируют жителям любимого города эротический фильм, который будет сопровождать комментарий сексопатолога Иванова (назовём его так). Этот самый Иванов отнёсся к своей роли очень серьёзно: как только на экране дело подходило к горячей сцене, как вместо неё появлялся этот самый специалист и объяснял, что в этой сцене происходит и как на это смотрит наука сексопатология, наука психология и все местные венерологи. Заканчивал же он свой рассказ ровно тогда, когда в фильме всё интересное уже заканчивалось. Следующая же эротичная сцена точно так же перекрывалась специалистом, грудью встававшим на защиту моральных ценностей жителей города Новодвинска. Причём Иванов умудрялся вещать на фоне звуков из фильма, что стало особой изюминкой показа.
На первой сцене я малость завис, потому что ждал то я чего угодно, только не сексопатолога Иванова! На второй - моё удивление начало перерастать в полное изумление, зато на третьем выходе специалиста по расстройствам половой сферы я начал ржать во весь голос. Это был просто шедевр!
На следующий день вернулся с продуктами Вовка, и мы начали обустраивать свой быт, ведь нам предстояло прожить на новом месте не меньше двух недель. Причём вдвоём, поскольку меня назначили старшим рабочим, т.е. взвалили всю ответственность по работе на участке.
Биг босс! Цветная плёнка у меня к этому времени уже закончилась, осталась только чёрно-белая.
Мой напарник Вовка Бабич, не смотря на все свои шуточки по этому поводу: «Я не бич, это у меня фамилия такая – Ба! Бич!»; был классическим бичом. Родом из Белоруссии, он исколесил практически весь Советский Союз от Мурманска до Владивостока, нигде надолго не задерживаясь. Довелось ему поработать в похоронном бюро, откуда его выгнали, когда он с товарищами, украсив гроб красной материей и надписью «Да здравствует 1 мая!», попытался сходить на первомайскую демонстрацию. Поработал истопником в психбольнице и сторожем в детском саду, собирал папоротник на Дальнем Востоке и кедровые шишки в Сибири. Подзаработав денег, он, как перекати-поле, срывался с места и ехал дальше, пока не добрался до Кызыла, где и застрял на три года. Работать в геологии ему неожиданно понравилось: то ли свободная жизнь в поле его привлекла, то ли хорошие заработки, но вот уже третий сезон он исправно ездил копать шурфы. За свою жизнь я встретил много подобных работяг, не желающих трудиться и живущих от одного полевого сезона до другого. Причём в поле они работают очень даже хорошо, но в городе… В городе они работать не хотят совершенно, предпочитая какие-нибудь быстрые подработки, вроде разгрузки вагонов или сбора бутылок, металла или того же папоротника с морской капустой.
Бабич.
Практически в первый же день мы с Вовкой набили целую гору кедровых шишек, благо стоял наш лагерь в настоящем кедраче. Правда, орешки в шишках оказались ещё неспелыми, молочными, а сами шишки очень и очень смолистыми: пока выколупаешь из неё орешек – весь в смоле измажешься. Поэтому шишки мы закидывали в костёр: в костре смола с них вытекала, да и орешки вкуснее становились. Сколько-то шишек съели, а остальные сложили в мешок, да и закинули его на ночь в палатку.
Самый простой способ набить шишек. Не только с дерева, но и на лбу.
Утром я проснулся от того, что в палатке кто-то активно шуршал и носился. Голову поднял, а из палатки бурундук выскочил.
— Вовка, - говорю напарнику. – У нас гости!
— Какие гости, - бурчит. – Спать охота!
— Какие-какие. Бурундук в палатку заходил.
— Какой такой буру… ШИШКИ! – заорал Вовка и выпрыгнул из спальника.
Поздно. Все шишки из мешка были вытащены и аккуратно вычищены. Ни одного орешка не осталось. Долго ещё Вовка гонялся за бурундуками по кедрачу, да разве их догонишь! Они носились по упавшим деревьям, ныряли в густой мох, как в воду и похоже было, что веселились они ничуть не меньше меня, наблюдающего за всей этой катавасией. Шишек мы потом ещё набрали, вот только наученные горьким опытом, мешок с ними подвешивали уже повыше – нам тоже орешки нравятся.
Я богат, я супер богат! Вот только ещё не знаю, что это уже не мои шишки.
А ещё через пару дней прямо напротив нашей палатки навалил здоровенную кучу медведь. То ли мы заняли его место, то ли просто настроение у него плохое было – кто знает? Только больше мы его следов не видели. Видимо перешёл на другое место, благо шишек вокруг была тьма, а мишки это дело очень даже уважают.
Работа нам досталась не слишком сложная: три канавы, расположенные вдоль склона, да пара расчисток.
Расчистки – такой тип горной выработки, когда коренные породы залегают очень близко к поверхности и копать там практически негде. Проще содрать дёрн с камней, чтобы геолог мог осмотреть обнажение. Считаются они уже не метрами, как шурфы, и не кубометрами, как канавы, а площадями – чем больше сумели расчистить, тем больше заработали.
Копать на новом участке было сущее удовольствие – песчанистая почва легко поддавалась лопате, и мы практически перестали пользоваться кайлами. Одно настораживало: канавы подрезали довольно крутой склон, который мог легко съехать вниз вместе с нами. Но пока ничего страшного не происходило, разве что один раз я выкопал старую бурундучью нору, из которой высыпалось не меньше полкилограмма орехов. Грызть подобные орехи я побоялся – мало ли какую заразу можно подцепить – и сложил орехи горкой возле канавы. На следующий день их там уже не было – то ли хозяин объявился, то ли ещё кто полакомился.
По вечерам, приходя с работы, мы занимались хозяйством: один пёк лепёшки, а другой готовил обед. Лепёшки стряпать приходилось ежедневно, потому что хлеба не было, а есть суп или кашу без него довольно скучно и не очень-то сытно. После ужина мы сидели у костра, болтая и выколупывая орешки из кедровых шишек – надо же было из тайги домой хоть какой-нибудь гостинец привезти, а тащить шишки целиком очень накладно. Вовка стал расспрашивать меня про учёбу. Пообщавшись со мной, он всё же надумал остепениться и получить какую-нибудь геологическую специальность. Правда, геофизика его не очень-то привлекла, зато заинтересовался бурением.
Как же вкусны только что испечённые лепёшки, да ещё и с земляничным конфитюром!
По утрам стало подмораживать, так что каждый раз приходилось заставлять себя вылезать из спальника. Очень, знаете ли, неприятно одеваться в палатке при температуре воздуха чуть выше нуля. Поэтому кто первый вставал, тот и обязан был растопить печку. Естественно, что вставать первым не хотелось никому: и так-то холодно, а ещё и с печкой возиться нужно. Естественно, что лежали оба до тех пор, пока сигнал «гидробудильника» не поднимал кого-нибудь из спальника. Тогда неудачник пулей вылетал из палатки под радостный вопль другого:
— Печку растапливай!
Как-то раз, выскочив из спальника и сделав свои дела, Вовка повозился у печки и быстренько забрался обратно в спальник. Я, посмотрев, что в печке играет огонёк, тоже встал. Воздух в палатке нисколько не прогрелся, хотя в печке явно что-то горело.
— Дровишек подкинь! - посоветовал Вовка, высунув нос из спальника.
Я открыл печку и заглянул внутрь. В печке стояла горящая свечка!
— Надул, зараза! – я рассмеялся.
— Твоя очередь печку топить! – заржал Вовка.
Кинув в него шишкой, я растопил печь. Всё-таки и завтрак нужно разогреть, и чайник вскипятить. Работа на свежем воздухе, она калорий много требует.
Вовка на расчистке.
Как-то, копаясь в очередной канаве Вовка неожиданно подозвал меня к себе. Таинственно улыбаясь, он вытащил из кармана камень.
— Это что? – спросил он, протягивая его мне. Камень в солнечных блестел и переливался золотым блеском.
— Пирит, - ответил я, сразу же разглядев кубические кристаллики «золота дураков».
— Точно пирит? – Вовка, в своих мечтах уже явно купивший яхту, машину и пиджак с отливом, скривился, - А может обманываешь, студент?
— Да на фига мне тебя обманывать, - ответил я – Пирит это. Золото дураков. Выглядит красиво, а ничего не стоит. А вообще, ты на что-то стоящее наткнулся, глянь сколько его в породе. Может ты вообще месторождение открыл?
— Месторождение… - протянул Вовка. – Лучше б золото нашли. Ладно, пошли обедать. А точно не золото, студент? Ты погляди повнимательнее.
Мутный я на своей расчистке.
А ещё через день Вовку засыпало в канаве съехавшей со склона землёй. К счастью, всего лишь по пояс. Повезло. Правда, пришлось откапывать его мне, поскольку сам он выкарабкаться не мог, а все его инструменты тоже завалило. Вечером по рации я сообщил о происшествии.
На следующий день к нам в лагерь пришёл Володя Байцев, осмотрел канавы, расчистки и Вовку Бабича, после чего предложил мне завершать практику и возвращаться домой. Всё же на дворе стоял уже сентябрь, пора было ехать на учёбу.
О том, как я выходил в жилые места у меня уже был пост. Чтобы не писать два раза, кидаю ссылку на него: Странная погоня
Вместо эпилога
В Кызыл-Таштыге я нашёл главного геолога, в доме у которого и прожил пару дней. За это время съездил с ним за кедровыми шишками, которые сбивали с деревьев очень необычной колотушкой: здоровенной чуркой, закреплённой на двухметровом шесте. Нижнюю часть шеста приставляли непосредственно к кедру, а верхней частью с поленом били по кедру: удар получался такой сильный, что нас осыпало дождём из шишек. Но при этом кора дерева не страдала от ударов – кедры нужно беречь, очень уж они долго восстанавливаются. Набили мешков пять шишек, из которых ещё нужно было добыть орехи. Поэтому на обратном пути мы заехали в какую-то охотничью избушку, возле которой стояла шишкодробилка: здоровенный деревянный лоток поперёк которого закреплено полено, утыканное гвоздями. Это полено раздавливает шишку, орехи из неё высыпаются вниз по лотку в подставленный мешок, а шишки остаются наверху – простейшее приспособление, очень сильно упрощающее жизнь добытчику кедровых орехов. В общем, стал я обладателем ещё пяти килограмм замечательного лакомства всех сибиряков.
А ещё через день я уехал в Кызыл с попутной машиной. Там меня снова заселили в общежитие геологоразведочной партии, чтобы было где перекантоваться до отъезда в Пермь. Уволили меня практически на следующий день, выписав справку в трудовую книжку и понаставив печатей в дневник по практике. Пора было собираться домой.
Заработал я около 1200 рублей за два месяца – бешеные деньги по тем временам! Правда, дались они мне очень большим потом и кровью: ещё месяца два в университете я не мог толком держать ручку в руках – пальцы, привыкшие за два месяца к лопате и кайлу, никак не хотели сгибаться.
В общаге геологоразведочной экспедиции. Бороду уже сбрил, оставив только усы. Они, правда, тоже долго не продержались. Надоедает мне растительность на лице, ничего с этим поделать не могу.
Этой же ночью в комнату ко мне ввалились только что вернувшиеся с поля Андрей с Шуриком! В общем, спать мы уже не ложились – историй за лето у всех накопилось огромное количество. Я щедрой рукой насыпал ребятам кедровых орехов – там, где они работали, было очень много гор и очень мало кедров. Зато в горах они насобирали мумиё, которым не менее щедро поделились со мной. А утром, выдув то ли второй, то ли третий чайник чая на кухне общежития, мы отправились в контору экспедиции, где ребят рассчитали и уволили. Попробовали узнать что-нибудь про Валеру, да только без толку. «Работает ещё» - ответили нам в партии.
Ну раз работает, то ждать его, видимо, бесполезно - решили мы и отправились покупать билеты в аэропорт. Как это ни странно по тем временам, но билеты на Ту-134, летящий рейсом Кызыл-Свердловск, мы купили сразу же. То ли мало было желающих летать из Тувы на Урал, то ли просто повезло. С билетами на самолёт в те времена было довольно сложно: стоили они недорого, поэтому желающих куда-нибудь лететь всегда было очень много.
На обратном пути в общагу решили заскочить в магазин с замечательным названием «Тысяча мелочей», вдруг да какую мелочь себе прикупим. Интересно, жив-ли этот магазин сейчас, очень уж название у него замечательное! Так вот, заскакиваем в магазин, а там надпись во всю стену: «В отделе «Обувь» в продаже имеются финские сапоги». Финские сапоги! В то время финские зимние сапоги по популярности мало чем уступали джинсам – естественно, мы тут же рванули в обувной отдел! Как же мне хотелось купить замшевые сапоги, вот только размера моего не нашлось, так что мы с Шуриком купили себе обычные кожаные, правда очень высокие сапоги, как раз по тогдашней моде. А замшевые достались Андрею – у него лапища здоровенная. Вечером, разглядывая сапоги, мы обнаружили что «финские сапоги» пошиты в Кунгуре! Вот же блин! Стоило ехать через всю страну, чтобы купить обувь из своей же области – хотя, если честно, то сапоги были сшиты на совесть и таскал я их лет пять, если не больше. Долго потом не мог подобрать приличный аналог.
А этим же вечером приехал с поля Валера. На следующее утро он чуть-ли не бегом побежал увольняться, чтобы успеть улететь с нами на самолёте. Успели к самолёту буквально за час до вылета. Повезло дважды: и в экспедиции Валеру не задержали, рассчитали очень быстро, и билет ему на наш самолёт сумели купить.
Так и закончилась наша летняя практика. Правда, вместо изучения геофизики, мы два месяца занимались геологией и геохимией, а Валера вообще мыл золото – так что по приезду в Пермь, нам пришлось пройти экспресс-курс по работе с магнитометром и гравиметром, совмещая его с уборкой свеклы на колхозных полях родного Прикамья. Зато на курсе по горному делу я получил твёрдую пятёрку, а геохимию сдал вообще автоматом.
Ну вот и закончилась история про мою летнюю практику 1987 года. Надеюсь, что всем понравилось. В общем: читайте, критикуйте, спрашивайте и комментируйте - у нас с вами получаются замечательные беседы! Ну и как всегда каюсь, что историю про бурундуков в палатке я повторил - но без неё рассказ был бы неполным.
П.С. В ближайшее время не планирую писать про геологию, хочется уже немножко отдохнуть, да и боюсь "исписаться" - я же в жизни столько не писал, даже в школе и универе))) тем более что про сезон 1988 года у меня есть несколько постов. Тут надо обдумать, то ли повторить их,только на новом уровне, то ли вообще про этот сезон пока не рассказывать, хотя он был ну очень интересный.
Для тех же, кто захочет меня поблагодарить за рассказ материально - внизу есть кнопочка со знаком ₽. Можете на неё нажать, а можете и не нажимать - я не настаиваю )))
П.П.С. Вовка Бабич после этого сезона выучился на буровика и даже женился. Знаю об этом, потому что пару раз писали письма друг другу. А через пару лет, уже работая в Архангельске я случайно наткнулся на газету (то ли "Труд", то ли "Известия"), в которой на первой странице была размещена фотография бригады буровиков на Нижней Тунгуске, под руководством Владимира Бабича. И сам Вовка во всей красе. Правда, уже не Вовка, а Владимир. Да и ряшку к тому времени он отъел неплохую.
Выкопав и закопав за собой шурфы на участке с труднопроизносимым именем Мюнь-Кюль, мы с напарником отправились на новый участок с гораздо более благозвучным названием – Маралий. В качестве транспорта нам были выделены две лошади: мерин Васька неизвестной породы и монгольский конёк с двойным именем Таракан Янычар - на нём ехал наш проводник Хавалыкин, которого сопровождал пёс по кличке Угрюм.
Юра Конев позирует на Ваське, а Таракан просто стоит рядом.
Лошадок загрузили инструментом и продуктами, после чего проводник забрался на Янычара, я – на Ваську, а Вовка никуда не забрался, поскольку лошадей было всего две. Наш караван отправился в путь. По пути мы с напарником и проводником менялись местами: кто-нибудь шёл пешком, а двое других ехали на лошади. Поначалу я переживал, что лошадям сложно тащить на себе и груз и седока, но глядя на флегматично семенящего Янычара да резвящегося Ваську понял, что им в общем-то не так уж и плохо, как могло показаться. Разве что Хавалыкин время от времени ругал Ваську за то, что он лентяй, на что тот отвечал разве что презрительным фырканьем.
Вовка Бабич на Ваське
Самым необычным в нашем караване был, конечно же, наш монгольский конёк. Он шёл какой-то смешной, семенящей походкой, при этом довольно быстро и ходко. Явно чувствовалось, что идти так он может очень и очень долго. Зато ехать на Янычаре было одно удовольствие: никакой тряски, только лёгкое покачивание, которое за пять минут вгоняло меня в сон. Но спать в седле – не самая лучшая идея, в чём я убедился довольно быстро, проснувшись в полёте из седла в болото, когда Таракан, заметив болотину, очень резко затормозил. Вытершись и высказав коню всё, что я о нём думаю, я отправился пешком, уступив место довольно щурившему глаза проводнику.
Болоты-Хем, ещё одна река, с которой я познакомился в Туве. Кстати, вполне возможно, что сейчас эти реки и озёра называются по-другому. В 90-х годах многое переименовали.
На полпути мы заехали в лагерь геохимиков, занимающихся «дятлоскопией» - сбором проб коры деревьев специальным пробойником и молотком. Да-да, в коре тоже могут содержаться химические элементы, которые деревья вытягивают из почвы вместе с водой и питательными веществами. Так что, изучая кору, можно найти целое месторождение!
Все работяги были на работе, а нас встретил геолог Володя Байцев. Белокурый, молчаливый и очень накачанный Володя («Истинный ариец», - как говаривал Юра Конев) должен был отправиться с нами, чтобы задать работу на участке. Про него поговаривали, что он таскает в рюкзаке гирю, чтобы всё время иметь возможность подкачивать свои и без того крупные мышцы, спит на земле, укрываясь лёгким одеялом и… О! Ужас! - каждое утро делает зарядку. Насчёт гири и зарядки сказать не могу, а вот то, что он действительно спал под полиэтиленовым навесом на лапнике в лёгком туристическом спальнике несмотря на то, что в палатке вполне хватало для него места – это точно.
Когда мы подъехали к лагерю, из палатки выскочила мелкая собачуха и радостно бросилась навстречу Угрюму. Смотрелась эта парочка очень комично: суровый и сдержанный Угрюм, а рядом с ним мелкая Сойка, умильно крутившая хвостом.
— Брат и сестра встретились! – улыбаясь, сказал проводник.
— Да ладно! – изумился я. – Они же совершенно разные!
— Точно говорю, - степенно ответил Хавалыкин. – Угрюм первый, Зойка последний. Совсем хотел Сойку выкинуть, да Володя не дал, себе забрал.
Я только головой покачал в изумлении. Если Угрюм был настоящей лайкой, причём очень крупной, то Сойка была классическим двортерьером: мелкая, худая, хоть и с характерным чёрно-белым окрасом. Но в паре она была явной заводилой, а Угрюм молча и безропотно подчинялся ей. Про эту парочку ходило множество самых разных историй, одну из них рассказал нам Хавалыкин, пока мы пили чай в палатке геохимиков.
Как-то раз в лагерь привезли здоровенный кусок сливочного масла. Его торжественно водрузили на стол, чтобы разделить масло между несколькими отрядами, стоящими в разных местах. Неожиданно за палаткой раздался лай собаки.
Он подхватил ружьё и выскочил из палатки, а следом за ним из палатки выскочили и другие геологи. Угрюм, лая, удалялся всё дальше от лагеря. Охотники устремились вслед за ним: охотничий азарт – страшная штука! Потаскав геологов по лесу, Угрюм неожиданно замолк и стремглав рванул к лагерю. Когда же раздосадованные неудачной охотой мужики вернулись в лагерь, то оказалось, что за то время, пока Угрюм таскал их по лесу, Сойка пробралась в палатку и стащила масло. Операция была проведена безупречно: масло так и не нашли, зато собаки ходили счастливые и довольные, хоть и старательно пытались принять виноватый вид.
— Хитрый Сойка, - заключил проводник, допивая очередную кружку чая.
Отдохнув, наш караван двинулся дальше. Если до лагеря геохимиков мы ехали практически по лугам и сухим болотам, то теперь нам предстояло идти напрямик по лесу. Так что ни о какой поездке верхом речи уже не шло - только пешком, ведя лошадей под уздцы. Вообще ходить с лошадью по лесу весьма нелёгкая задача: этот урок я освоил ещё в свой первый полевой сезон. Как же мне пригодился опыт вождения лошади! Если человек может легко продраться сквозь кусты или перейти через поваленное дерево, то лошадь с грузом всенепременно придётся обводить вокруг всех кустов и лежащих лесин. И даже мимо близко стоящих деревьев: это я тоже уяснил после того, как мерин Васька застрял вьюками меж двух молодых кедров. Да так сильно, что пришлось снимать с него вьюки и седло. Правда, глядя на радостную Васькину физиономию, я решил, что сделал он это вполне осознанно. Лошади тоже не любят напрягаться. Даже за кусок хлеба с солью.
Таракан и Васька.
Но вот, наконец-то мы дошли до места будущего лагеря. А место было просто шикарным: небольшая поляна, выстланная слоем мха таким толстенным, что казалось, будто мы ходим по очень мягкому ковру. В какие-то давние времена тайга здесь выгорела, о чём напоминали обгорелые пни, торчащие то тут, то там. Но с тех пор всё вокруг заросло молодыми кедрами, невысокими, зато с шишками практически на каждом дереве. А метрах в двадцати от лагеря протекал ручей с хрустально-чистой водой. Чистое, светлое место с таким вкусным воздухом, что хотелось есть его ложками.
Разгрузившись, проводник с моим напарником Вовкой и лошадьми отправились за продуктами на базу, Володя Байцев пошёл задавать для нас канавы и расчистки, а я остался ставить палатку.
Вот что меня больше всего удивляло в Туве, так это совершеннейшее безразличие к навыкам и умениям. Надо инструмент? На тебе рубанок и топор – делай себе инструмент сам. Нужно палатку поставить? Бери и ставь. Всё легко и просто и никого не волнует, умеешь ты что-нибудь делать или нет. Наверное, это может показаться очень плохим, но подобный подход быстрее всего учит самостоятельности.
Палатку я поставил по-уральски. На крепкое основание с настоящими нарами и столом, а не с брошенными на землю тремя жердями, укрытыми сверху лапником. Правда жерди под нары и стол пришлось обстругивать топором, чтобы сделать их хоть немножко более плоскими, зато теперь мы с напарником могли спать на нарах, а не на земле, тем более что в конце августа это становилось более чем актуальным. Вернувшийся с участка геолог помог мне натянуть палатку на основание – в одиночку натягивать её не так сподручно - после чего занялся собственным лежбищем: воткнул в землю под углом две жерди, натянул на них кусок полиэтилена, после чего закинул в получившийся навес пару охапок пихтового лапника и расстелил на них туристический ватиновый спальник. Как радушный хозяин, я пригасил его переночевать его в палатку, но Володя отказался, молча помотав головой. Честно говоря, собеседник из него оказался никакой. За весь день я услышал от него не больше трёх фраз: «Есть пойдём!», «На участок – по зарубкам, там увидите» и «Где учишься?» Даже с Сойкой он общался жестами. Настоящий индеец.
Наша палатка на участке Маральем.
Поужинав, мы разошлись по своим спальным местам. С утра Володя сводил меня на участок, молча показал, где копать канавы, а где - расчистки и всё так же молча отправился назад, в лагерь геохимиков, оставив меня одного ожидать Вовку Бабича с продуктами.
П.С. Потихоньку моя история приближается к завершению, ещё пара постов и всё. Пишите, комментируйте, критикуйте - люблю общаться с вами.
А если кто захочет отблагодарить материально, то лично я против не буду.
