zuberst

Рабочих вывез местный пенсионер Пётр Борисович на своей лодке-чалдонке. В летний сезон он подрабатывал у нас лодочником, а зимой – сторожем. Правда, груза он с собой почти не брал, только вещи отъезжающих, поскольку в мелкой реке на перегруженной лодке легко можно остаться без мотора.

Преподаватель из Пермского университета Володя ушёл в Золотанку пешком, поскольку боялся опоздать к началу учёбы. 30 километров для бешеной собаки – не крюк, как любят говорить в геологии.

И остались мы в лагере вчетвером: начальница, я и двое рабочих. Грустно смотреть на покинутый людьми лагерь. Ведь совсем недавно здесь бурлила жизнь, в столовой рабочие играли в карты или гоняли вечерний чай под душевные разговоры, заливисто хохотала повариха, в палатке у начальницы бренчала гитара, а Саня Накоряков обучал студентов делать кру́жки из бересты. А сейчас, глядя на голые скелеты оснований, оставшихся от снятых палаток, и заброшенную столовую, начинаешь понимать: всё, ещё один сезон остался позади.

За день до отъезда мы с Саней накачали лодку, чтобы проверить её на «вшивость»: вдруг где-то есть дыры. Лучше уж найти проблему на берегу, чем столкнутся с ней на воде. Пару дырок нашли: резинки наши были весьма старыми, побывавшими во многих передрягах. Подлатав гондолы, мы загрузили лодку аппаратурой, проводами и прочими геофизическими мелочами вроде электродов и батарей – нам предстояло доставить их в Золотанку в целости и сохранности.

Последний вечер мы провели в воспоминаниях о закончившемся сезоне: вспомнили и неудачную переправу, и новые тёмные неудобные палатки, и мою ночёвку в лесу, и студента – самострельщика и диверсанта, который расцветил мою работу неожиданными красками. И даже произвели салют из ракетницы, чуть не спалив при этом рабочую палатку, куда неожиданно улетела ракета, срикошетив от ёлки. Хорошо, что палатка пропиталась сыростью настолько, что ракеты хватило только на то, чтобы прожечь дырку в потолке.

– Светлее будет, - философски заметила начальница, пряча ракетницу во вьючник.

Наступило утро, и мы с Саней стали собираться в плавание. Путь нам предстоял неблизкий, поэтому мы взяли с собой тушёнку со сгущёнкой, чтобы было чем перекусить по дороге и насыпали в карман карамелек, чтобы было не так скучно плыть по реке. С неба сыпал дождь вперемешку с мокрым снегом: не самая лучшая погода для сплава, но и медлить было нельзя – если ударят морозы, то придётся всё на себе выносить. Саня сел впереди навигатором, я на корме рулевым, и мы отчалили, дружно оттолкнувшись шестами от берега. Кутим и Улс – реки горные и мелкие, поэтому там ходят не на вёслах, а на шестах, отталкиваясь ими от дна реки. Ими можно даже немножко загребать в глубоких местах, хотя и не так успешно, как вёслами.

В нижнем течении Кутим довольно спокоен: нет ни крупных перекатов, ни больших отмелей, разве что прижим у скалы Екатерины способен был испортить нашу карьеру. Чуть ниже по течению от бывшего посёлка река делает крутой поворот и практически под прямым углом бьёт в скалу – весьма сложное место для прохода, тем более что скорость течения очень сильно возрастает. Если не успеем развернуть лодку, то можем оказаться размазанными тонким слоем по камням…

Мы прошли Кутимскую поляну, где когда-то давно стоял посёлок и подошли к повороту на реке. Если в самом начале нашего путешествия Кутим тёк медленно и величаво, ускоряясь только на перекатах, то сейчас скорость его течения чувствительно повысилась. Нам с Саней приходилось прилагать большие усилия, чтобы просто выравнивать свою тяжелогружёную посудину на реке – времени, чтобы сработаться у нас практически не было, приходилось надеяться разве что на свой опыт, которого у меня практически не было. Пару сплавов по молодости в расчёт можно было не брать. У Сани, по его словам, опыта было выше крыши, но поди проверь, так ли это на самом деле. Тем более что основная нагрузка ложилась на меня, как на сидящего на корме. Итак, мы приближались к прижиму.

Как только мы выскочили на прямой участок реки перед скалой Екатериной, лодка рванула вперёд, как лошадь, завидевшая родной дом. С какой-то дикой силой её тянуло на скалу: мы с трудом удерживали её, чтобы наш дредноут не развернуло поперёк течения – шест у меня в руках начал ощутимо прогибаться. Всё же удерживать на себе пару-тройку сотен килограмм груза довольно сложно. Екатерина, как и положено царственно особе, медленно, но неотвратимо приближалась. И вот мы практически встретились: Саня шестом отталкивал лодку от скалы, в то время как я старался развернуть её параллельно стене. Теперь затрещал уже не только шест, затрещали мышцы, но мне всё же каким-то неимоверным усилием удалось вытолкнуть нашу бандурину из прижима. Екатерина осталась позади, а впереди нас ждало устье Кутима.

До устья Кутима мы добрались уже без приключений, а когда вышли в Улс, то весёлый сплав неожиданно превратился в ужасно нудное плавание под мокрым снегом. Как назло, ветер дул нам в лицо, и наша лодка стала откровенно тормозить. Так что следующие 25 километров мы провели в борьбе с ветром и снегом. Хуже всего приходилось на плёсах: мало того, что в таких местах течение реки замедлялось, так ещё и лодка начинала плыть в обратную сторону под порывами встречного ветра, а глубина была такой, что шесты наши уходили в воду почти полностью. Доходило до того, что нас обгоняли фантики от конфет, нами же брошенные в воду. От постоянного ветра и снега мы начали активно замерзать, поэтому пройдя по Улсу километров десять, пристали к берегу какого-то островка, чтобы хоть немного согреться и отдохнуть.

Ничто так не согревает задубевшее на холодном ветру тело, как полбанки сгущенного молока, выпитого в прикуску к горячему чаю у жаркого костра. Быстрые углеводы практически моментально накачали наши усталые и замёрзшие мышцы энергией и теперь мы горы готовы были своротить! Всего каких-то 15 километров осталось! И мы отправились дальше.

По берегам начали появляться признаки жилья, а вскоре появилась и Двадцатка – заброшенная зона на берегу Улса. Поговаривали что именно здесь сидел Варлам Шаламов, когда отбывал срок в Вишерлаге.

От Двадцатки до Золотанки оставалось каких-нибудь три-четыре километра, вот только энергия, подаренная сгущёнкой, к этому времени уже успела истратиться и гребли мы на одном энтузиазме. Холод и снег довольно сильно выпили всю нашу энергию. Но вот появилась Золотанка – маленький посёлок на берегу Улса. Место, где заканчиваются дороги. Мы подплыли к базе партии, где нас уже встречал начальник партии во главе с геологами и рабочими. С лодки нас практически сняли, поскольку ноги отказывались нам служить, заледенев и задубев на ветру и холоде. А потом отпаивали чаем и даже отпаривали в бане, которую протопили к нашему приезду.

На следующий день Пётр Борисович привёз с Кутима начальницу, а меня с тремя рабочими отправили на попутном КАВЗике в Красновишерск, откуда мы на автобусе уехали в Пермь. Закончился очередной полевой сезон.

P.S. Вот и написан очередной пост про Кутимский сезон 1996 года. Как всегда пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень нравится с вами общаться.

– Слышь, Дим, - спросил Константиныч, когда мы отошли от лагеря. – Ты сегодня ночью ничего не слышал?

– Нет, ничего не слышал, а что случилось? – поинтересовался я.

– Да вот сидели нынче ночью с мужиками в столовой, болтали и вдруг свист какой-то. Ну мы на речку-то вышли, а по ней что-то чёрное пролетело. Быстро так и со свистом. А минут через 20 обратно пролетело. Вот ты не знаешь, что это может быть?

– Не знаю, - я пожал плечами. – Может, вояки что испытывают, ракету какую. Или НЛО пролетело.

В те годы разговоров про всякие аномальные зоны, да сверхсекретные разработки советских военных ходило очень много. Ну а наш лагерь вообще на полпути между Молебкой и перевалом Дятлова стоял. Поневоле во всякую чертовщину верить начнёшь. Особенно когда старый геолог Леонид Палыч на ночь про суседку рассказывает.

– Не, НЛО круглое и светится, а это чёрное и маленькое – поделился Константин своими знаниями в уфологии.

– Ну кто их знает, может это такое чёрное НЛО, специально чтобы людей воровать. Сопрёт нашу повариху и останемся мы без обедов.

– Валентина сама кого хочешь, сопрёт, – хмыкнул Константин. – Они с бабой Симой на Лыпье у геологов бочку бензина спёрли с вертолётной площадки. Да так, что никто до сих пор не знает, как они это сумели: ни одного следа не оставили. Как по воздуху перенесли.

Валентину, нашу крупную и шумную повариху, Константин Константиныч знал очень хорошо: когда-то они были женаты и Валентина приехала вместе с ним в Красновишерский район поварихой в геологическую партию. Да так и осталась на Вишере, когда Константин в очередной раз загремел на зону. И вот нынче на Кутиме они встретились снова - удивительные зигзаги выдаёт порой жизнь.

Так, за разговорами мы добрались до посёлка Кутим, откуда и начиналась наша работа. Когда-то, ещё до революции, посёлок был очень большим и богатым, в нём было даже своё ремесленное училище. Но когда хозяева Кутимского завода обанкротившись, взорвали домну, посёлок захирел, а впоследствии и вовсе вымер, оставив после себя развалины завода и большую поляну на месте поселения.

И если поляна была вполне обычной поляной на берегу реки, то развалины завода произвели на меня неизгладимое впечатление своими закопчёнными стенами и дверями, ведущими в никуда, торчащими посреди густого и мрачного ельника. Самое интересное, что по какой-то таинственной причине пропали все фотографии, которые я снимал на заводе. Даже на плёнке я их не нашёл, хотя точно помню, что фотографировал и стену рудного склада, и взорванную домну. То ли память меня подвела, то ли аномалия какая…

Но нынче на развалинах нам делать было нечего: наш путь лежал через Кутимскую поляну. Магнитометр прекрасно отбивал места, где когда-то стояли дома и проходили дороги: не зря же магниторазведкой пользуются археологи. Но геологам эти аномалии только мешают: создают ненужный фон, мешающий изучению глубинного строения земли. Пройдя через поляну мы углубились в лес и вскоре вышли к магистрали, а это значило, что первые два километра профиля уже отработаны; оставалось пройти всего каких-то два километра. Сущие мелочи для людей, бродящих по лесам вот уже несколько месяцев. Попив чаю и отдохнув, мы отправились дальше.

И вот тут-то нас поджидал сюрприз. Как оказалось, не каждые два километра в лесу одинаковые. На каждые сто метров чистого леса на пути попадались широкие полосы ветровала. У меня возникло ощущение, что лес причесали какой-то гигантской расчёской с редкими зубьями, и там, где по лесу прошёл зубец, получились завалы из поваленных стволов. Иногда небольшие, а иногда высотой в 5 деревьев, лежащих друг на друге. Что это было не знаю: может смерч, а может ещё какое природное бедствие, но по этому безобразию приходилось идти дальше и дальше, продолжая работу, которая превратилась в аттракцион «Русские горки»: вверх-вниз, вверх-вниз и так до бесконечности. Константин пытался прорубать хоть какое-то подобие тропы, но что он мог сделать со своим лёгким топориком? Разве что убрать наиболее мешающие ветви, для остального пригодились бы бензопила и трелёвочник. Да и мне приходилось несладко: штанга магнитометра, закреплённая на спине, хорошо исправляет осанку, но не даёт сгибаться. Так что приходилось мне преодолевать все препятствия, как гренадёру – грудью вперёд! Что, конечно, красиво, но очень неудобно: попробуйте-ка перелезть через упавшее дерево не сгибаясь. А передо мной лежали десятки поваленных стволов, которые нужно было преодолеть. Взбираясь на очередной четырёхэтажный завал, я с тоской видел перед собой всё тот же дикий пейзаж из поваленных и поломанных деревьев, раскинувших свои ветви во все стороны. Совершенно неожиданно это буйство природы закончилось, и мы с Константинычем вывалились на лесовозную дорогу.

– Уф, отработались! – скидывая рюкзак на землю, сказал Константиныч.

– Да уж, повезло с работкой! – ответил я, снимая с себя сбрую магнитометра.

Быстро разведя костёр, мы сели обедать. После такого маршрута даже осточертевшая за сезон тушёная баранина была съедена со скоростью звука. Что уж говорить о чае, этом божественном напитке: заваренный на костре с запахом дыма и леса, он и расслабляет усталые мышцы, и придаёт силы для новых подвигов.

Отдыхая, я задумался о том, как нам возвращаться в лагерь. Идти обратно по бурелому не хотелось совершенно, а по дороге – слишком большой крюк получался. Видимо, подобные думы посетили и Константиныча. Почесав бороду, он спросил:

– А куда эта дорога идёт?

– На Кутим выходит, только выше нашего лагеря. Там, где мы в брод переходили, когда восточный участок отрабатывали. Километров шесть лишних будет.

– Всего лишь? – радостно заулыбался Константин. – Да хоть десять! Иваныч, ты как хочешь, а я по дороге пойду, в эту хреновину обратно не полезу.

Немножко подумав, я согласился: лучше уж десять километров по плохой дороге пройти, чем два – по хорошему бурелому. К тому же я постепенно привыкал прислушиваться к Константинычу – его опыт работы в поле был, пожалуй, побольше моего.

Обратная дорога, хоть и заняла не меньше двух часов, но практически не утомила: за сезон мы привыкли ходить и на бо́льшие расстояния. И этим в очередной раз подтвердили истину, что в тайге прямая дорога не всегда бывает самой короткой.

Есть у меня и другие истории про этот сезон на Кутиме:
Ночёвка в лесу
Переправа, переправа...

P.S. Снова попал в топовые авторы. Так что теперь весь из себя такой топовый. Плюсов, правда, практически никаких - если честно вообще не очень понимаю, зачем эта топовость нужна, всё равно она никаких особых плюшек не даёт. Как говорили мои работяги, в кармане не шуршит и в стакане не булькает :-) Главное, что у меня есть вы - мои подписчики! Практически 4,5 тысячи - честно говоря, вообще не ожидал такого!

В общем, пишите комментарии, критикуйте, спрашивайте - у нас классное общение выходит каждый раз. Комментарии запросто можно читать, как отдельный пост!

Замечательное это было время! Бабуля по утрам поила нас козьим молоком и кормила козьим же сыром и творогом, а мы ходили на болото за клюквой, да заодно починили бабушке забор и накололи дров на зиму. В общем, отъедались и отсыпались после саратовской эпопеи.

А ещё через неделю, вернувшись из Грязово, я уехал в Пермь, в гости к родителям. Свалился я им, как снег на голову, но родители, конечно, были очень рады моему приезду. Особенно отец, поскольку нужно было готовить огород к зиме: перекапывать грядки с соломой и навозом, чистить погреб, убирать парники – лишние руки и плечи в таких случаях никогда не помешают. Особенно если на них можно свалить всю самую тяжёлую и грязную работу. Ну а по вечерам мы сидели и болтали за чаем и просмотром телевизора.

И вот в один из таких вечеров к нам в дверь позвонили. Я открыл дверь – в подъезде стоял милиционер. Поздоровавшись, он сказал:

– Поступил сигнал, что в сберкассе заложено взрывное устройство. Просим вас одеться, взять с собой паспорта и деньги и выйти во двор.

Надо сказать, что наш дом – классическая брежневка с магазинами на первом этаже. И сберкасса, в которой в то самое время медленно превращались в ничто мои три тысячи, заработанные в Нарьян-Маре, находилась практически под нашими окнами. И если там действительно было заложено взрывное устройство, то нам бы точно перепало по полной программе.

Тепло одевшись и захватив чемоданчик с документами, мы выскочили на улицу. Постепенно двор стал заполняться выходящими из дома людьми. Неожиданно из второго подъезда вышла… свадьба. С женихом, невестой, тамадой и толпой разогретых праздником гостей и родственников, спасавших самое ценное: вино и закуски.

Вечер из тревожного совершенно неожиданно стал праздничным. Заслышав призывные звуки баяна, к свадьбе потянулись скучающие у подъездов люди. Народу на свадьбе значительно прибавилось. Тогда под радостные крики тамады все родственники, гости, друзья гостей и просто проходившие мимо переместились от подъезда на детскую площадку, где на старом доминошном столике удачно разместились и выпивка, и тарелки с салатами. Ну а гости разместились, где придётся: на лавочках, на качелях и даже в песочнице под грибком. Тамада, видимо обрадовавшись новым зрителям, стал орать свои тосты так громко, что к свадьбе начали подтягиваться люди из соседнего дома. Кто забегал просто «на огонёк», а кто-то приносил с собой какую-нибудь закуску и выпивку.

Примерно через час народ уже практически позабыл, с чего, собственно говоря, всё началось, тем более что сберкасса всё никак не взрывалась, а значит, что переживать-то? И когда во дворе, наконец, появились сапёры и милицейский наряд с просьбой разойтись по домам, то был они встречены с большим удивлением:

– Так у нас свадьба! Лучше вы к нам!

– Не можем. При исполнении, - со вздохом и грустью в голосе ответили милиционеры и попросили не слишком-то шуметь. Всё же время близилось к полуночи.

Как оказалось, какой-то шутник засунул за батарею в сберкассе коробку в полиэтиленовом пакете, да и чёрт с ней, со сберкассой – так весело и масштабно свадьбу в нашем посёлке давно никто не праздновал!

P.S. Как-то неожиданно написался этот пост-продолжение Саратовской эпопеи.

Как всегда, жду от вас комментарии, критику, советы и вопросы - мы каждый раз замечательно общаемся!

Неожиданно ко мне подошёл начальник Мезенской сейсмопартии с предложением пойти работать к нему партию. Правда, для этого нужно было съездить в Саратов, на курсы оператора сейсмостанции «Прогресс-2». Недолго думая, я согласился, тем более что особых вариантов у меня всё равно не было. Ну не в камералке же сидеть, в конце концов. Туда меня тоже звали, но душа моя рвалась в лес, а не за клавиатуру какой-то там электронно-вычислительной машины «Искра».

И вот, в самом конце августа 1992 года мы с Жорой, бывшим начальником отряда Токшинской партии отправились на курсы операторов в город Саратов. Денег на поездку нам, правда, выдали только 5 тысяч из 20 обещанных, пообещав выслать остальные почтовым переводом. Купившись на это предложение, мы приобрели билеты на самолёт и уже через пару часов любовались Саратовом со смотровой площадки около аэропорта. Отсюда наш путь лежал на улицу Крайнюю, в новенькое и даже немножко недостроенное высотное здание «Геофизмаш», где и должны были проходить наши курсы.

Сдав документы, получив пропуска и уточнив начало занятий, мы пошли искать жильё на месяц, пользуясь классическим принципом: если есть город, то должна быть гостиница с таким же названием. И действительно, в городе Саратове обнаружилась гостиница «Саратов», куда мы и направились на дребезжащем трамвае. Уж не знаю, так это или нет, но в то время Саратов мне показался очень маленьким городком, как по площади, так и по высоте: в городе практически не было высотных зданий, зато в большом количестве были дома старинные, красивые и изукрашенные лепниной. Чего стоил один только Крытый рынок! А ещё удивила загазованность улиц. То ли неудачная компоновка города, то ли очень много машин, но на улице реально тяжело было дышать из-за выхлопных газов. «Как только люди здесь выживают в таком-то воздухе?» – подумал я, живший в этот самый период неподалёку от Архангельского целлюлозо-бумажного комбината. А в целом горд мне понравился: маленький, уютный и если бы не выхлопные газы да водители, не слышавшие про правила дорожного движения, то очень даже хороший.

В гостинице мы неожиданно встретились с другими геофизиками, тоже приехавшими на курсы то ли из Ханты-Мансийска, то ли из Нижневартовска. Собственно, ребята эти со станциями были знакомы не понаслышке, как мы, а вовсю на них работали. Так что их интересовали только удостоверения операторов, а не учёба на которую они, судя по стеклянному позвякиванию, доносящемуся из рюкзаков, решили забить. Поболтав с ними немножко в фойе, мы пошли к стойке регистрации.

— Осталось всего два номера, - сообщила нам девушка за стойкой. – Вам с телевизором или без?

— Нам с телевизором! – заорали тюменцы. Мы с Жорой успели только грустно вздохнуть: наших денег на такой номер, стоимостью в три раза выше, явно не хватило бы. Поэтому взяли самый обычный двухместный с развлечениями в виде сломанной радиоточки, висящей над дверями. Нефтяники тоже недолго радовались так как выяснилось, что от телевизора им достались только корпус с кинескопом, а всю начинку кто-то спёр в стародавние времена. Пришлось ребятам развлекаться народными методами, поэтому на учёбу они приходили опухшими и с трудом ворочающими языками, что, впрочем, не помешало им получить заветные корочки, поскольку практику они знали замечательно.

Ну а я в первый же вечер отремонтировал радиоточку, тем более что ломаться там особо нечему. Так случилось и в этот раз – у приёмника отвалился провод, который я тут же присобачил обратно на место. Работающий сетевой приемник ввёл пришедшую убираться в комнату уборщицу в глубокий ступор.

— Он же лет пять не работал! – пролепетала она, выйдя из ступора, - Как так-то?

— Починили, - гордо ответил я.

— Ой, а Вы не можете ещё отремонтировать парочку? – поинтересовалась уборщица.

— Да легко! – ответили мы с Жорой в голос.

«Парочка приёмников» оказалась горой сломанных радиоточек, высотой, чуть-чуть не дотягивающей до Эвереста, но явно повыше Эльбруса. Но за это нас по вечерам поили чаем и кормили печеньками очень довольные дежурные по этажу, а у меня появилось ежевечернее развлечение по ремонту мелкой бытовой техники.

В этот же день вечером мы сходили за билетами на самолёт на обратную дорогу, после чего направились на переговорный пункт.

— Это хорошо, что вы уже устроились, - радостно прокричал в телефонную трубку начальник партии, - Деньги мы вышлем. Через неделю. Наверное.

— А как же нам жить? – со слезами в голосе спросил Жора.

— Ну потерпите немножко, а там и деньги будут, - жизнерадостно ответил Николай Иванович. – Через две недели точно, наверное, вышлем!

Вот тут до нас с Жорой дошло, сколь опрометчиво мы согласились ехать, не получив на руки командировочные, поскольку полученные 5 тысяч к тому времени были почти все потрачены на жильё и билеты. Осталось придумать, как прожить две недели на оставшиеся деньги. В то время «Чайф» ещё не исполнил свою знаменитую песню «Оранжевое настроение», но исполнили мы её точь-в-точь. Каждый вечер после учёбы покупали две бутылки кефира и батон в ближайшем продуктовом магазине. Одну бутылку кефира и полбатона мы выпивали вечером, а вторую – утром, перед учёбой. В обед мы наслаждались свежим воздухом, прогуливаясь по Сенному рынку.

Видимо в какие-то в древние времена там продавали сено, но в 1992 году там торговали всяким китайским и турецким барахлом, которым в то время было завалено полстраны. Однажды, прогуливаясь по рынку, мы наткнулись на бабку, пытающуюся продать два ведра яблок.

—Почём яблочки, бабуля? – спросил Жора, мечтавший привезти в заснеженный Архангельск хоть каких-нибудь фруктов для своих детей.

— Так 35 рублей, сынок, - ответила бабка.

— Это за килограмм?

— Пошто за килограмм? За ведро!

Тут уже мы открыли рты, поскольку таких цен на яблоки мы не слышали со времён развитого социализма, а бабуля, видимо решив, что слишком много просит, добавила:

— Если возьмёте, с ведром отдам!

Ну вот этого мы уже не вынесли и купили у неё оба ведра яблок, даже накинув немножко денег, поскольку брать за такие копейки нам было очень неудобно. Зато теперь к нашей кефирно-батонной диете добавились яблоки. Интересно, курс по диетологии после этого можно преподавать?

Учились мы довольно плотно практически всю неделю, отдыхая только в воскресенье. Сидеть в комнате гостиницы довольно скучно поэтому мы уходили бродить по Саратову. Как-то раз мы заглянули в построенный ещё при царе Крытый рынок.

Не знаю, как сейчас, но в то время это было просто очень крутое здание: с мраморными столешницами в торговых рядах, с фонтаном и вывесками «Мясной ряд», «Рыбный ряд». В рыбном ряду я впервые увидел настоящего волжского сома с огромной головой и длиннущим, не меньше двух метров, телом. А затем мы зашли в мясной ряд… Мощный запах копчёностей буквально сбил нас с ног, заставляя захлёбываться слюной при виде десятков копчёных куриц и шматов сала. Наши организмы, закалённые кефирно-яблочной диетой, начали орать от такого изобилия мяса в разных видах! А ещё там был мёд: от практически белого до почти чёрного, густого и прозрачного. А колбасы, а сыры!!!

— Как только придут деньги, сразу же куплю курицу и съем её! – прохрипел Жора, когда мы, чуть не плача, выползли из мясного ряда. – Один!

— Ага! – только и сумел ответить я.

Мясной ряд нанёс нам просто сокрушительный удар. Чтобы смыть нахлынувшее горе, мы отправились на барахолку, которая располагалась рядом с рынком. Удивительная это была барахолка! По обеим сторонам узкой аллейки какого-то парка стояли продавцы со своим товаром, разложенным на картонках и газетках, а по самой аллее текла толпа народа настолько плотная, что даже приостановиться, чтобы что-нибудь посмотреть, было практически нереально. Задние тут же начинали напирать и приходилось идти дальше. Если честно, то я вообще не представляю, как там умудрялись хоть что-нибудь купить или продать. В конце аллеи мы с Жорой наконец-то выпали из толпы и отправились полюбоваться на Саратовский Арбат – пешеходную улицу, я уж и не помню чьего именно имени.

Учёба шла своим чередом, начались практические занятия. В нашей комнате скопилась целая куча пустых молочных бутылок, которые мы сдали, заработав на этой сделке денег ещё на пару дней кефирной диеты. Продавщица в магазине, завидя наши морды, ничего не спрашивая выкладывала на прилавок батон и пару бутылок кефира или снежка, а вечера мы с Жорой проводили в дискуссиях о книгах и писателях: оба мы оказались заядлыми библиофилами. И это увлечение сдружило нас даже больше, чем вся саратовская робинзонада.

Но вот прошли три недели и нам наконец-то пришёл перевод. В первый же день мы рванули в Крытый рынок и купили здоровенную копчёную курицу. Съесть мы сумели только полкурицы, несмотря на желание – отвыкшие от подобной пищи желудки отказывались принимать много мяса, поэтому пришлось отложить поедание второй части до утра. А ещё через день Жора потерял свою часть денег – то ли выронил кошелёк, то ли его стащили на Сенном рынке у книжного киоска, где он приобрёл книжку «Это я - Эдичка». С тех самых пор Жора лютой ненавистью проникся и к этой книге, и к самому Эдуарду Лимонову. Хорошо, что Эдуард Вениаминович об этом не узнал – он бы, наверное, очень сильно расстроился по этому поводу.

А ещё через пару дней мы сдали экзамены, получили заветные удостоверения оператора сейсмостанции и отправились обратно в Архангельск навстречу новым приключениям.

P.S. Нынешний пост не очень стандартный - не про геологию, а про замечательный город Саратов. Очень уж хотелось рассказать об этой поездке - надеюсь вам понравилась эта история.

Как всегда пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень нравится с вами общаться.

Ну а я помимо разговоров, занимался ещё и резьбой по дереву, а если точнее, то одной из её разновидностей под названием «лесная скульптура», т.е. старался изобразить что-нибудь симпатичное, при этом не сильно меняя форму найденной коряги или нароста на дереве. Началось моё увлечение с попытки вырезать солонку из берёзового нароста – капа при помощи заточенной отвёртки и плоскогубцев, а научил меня этому вездеходчик Володя Смирнов в далёком 1988 году. Это дело мне совершенно неожиданно понравилось, вместо отвёртки я обзавёлся набором резцов, стал таскать с собой в поле напильники, наждачную бумагу и обрезки войлока для полировки своих деревянных изделий: вазочек, пепельниц и прочих солонок, и сахарниц. Большую часть раздаривал по друзьям да знакомым, ну а что-то оседало дома на полках серванта и книжного шкафа.

В 2000-м году мой геофизический отряд работал в Красновишерском районе на севере Пермского края. Жили мы в спецпоселении Усть-Цепёл – жили в нём зеки, которых за примерное поведение ещё не освободили, но уже сделали бесконвойными, т.е. они могли совершенно спокойно ходить по посёлку и заниматься какими-то своими делами, с одним-единственным запретом – выезжать с территории посёлка. Зеки валили лес и варили пихтовое масло, ну а мы занимались геофизической съёмкой Цепёльской площади, которая в тех местах вообще никогда не проводилась. Вот такое белое пятно на геологической карте Урала, которое нам с геологом Александром Николаевичем Лычниковым довелось закрасить.

Расположились на постой мы в четырёхкомнатном доме, любезно предоставленном нам начальником спецпоселения, с верандой и шикарным видом на гору Кайбуш; удивительное по своей красоте место.

Ещё в начале сезона я заметил выброшенный весенним паводком на островок в устье реки Цепёл здоровенный кедр.  Давно я мечтал сделать что-нибудь из кедра, а тут такой подарок лежит практически под носом!

Но сезон в тот год выдался настолько сложный, что у меня никак не получалось добраться до него, и только в самом конце сезона, когда снег уже выбелил вершины гор, а работы на участке практически закончились, я наконец-то добрался этого кедра.

Ах, какие замечательные корни были у этого кедра! Чистые, высушенные на солнце до звона! Сколько замечательного материала для поделок. На радостях я напилил разных корней, что оказалось не самым лёгким занятием, всё же кедр – дерево твёрдое. В лагере работяги тут же выпросили у меня пару коряжек, ещё одну я оставил практически без изменения: очень уж она мне напомнила японский бонсай. С такими что-то делать – только портить. А ещё с одной, самой мелкой, решил повозиться – очень уж она мне приглянулась. По старой привычке, работал я, сидя и держа корень в одной руке, уперев его в колено ноги. Положение довольно удобное, но очень опасное как для рук, так и для ног.

Обрабатывая корень, я болтал с Александром Николаевичем и его рабочим, зашедшим к нам в гости. Неожиданно моя рука с резцом сорвалась, и я со всего маху воткнул резец себе в колено. Особой боли я не почувствовал, зато впервые увидел, как кровь может бить фонтаном. Честно говоря, как мне в тот момент удалось скинуть штаны и перекрыть артерию, зажав под коленом злополучный резец я совершенно не помню: видимо произошло это очень быстро, а я сам был в тот момент в шоке от произошедшего.

Не будьте такими дурнями как я: работайте за столом, или кладите на колени какую-нибудь защиту!

Дня два после этого я практически не мог ходить: колено болело и совсем не хотело сгибаться. В эти дни рабочие ходили делать магнитку без меня – на самом деле ничего особо сложного в этом нет, но последний-то профиль в сезоне мне хотелось сделать самому: достойно завершить полевой сезон. Поэтому на четвёртый день, немного расходившись, я всё же решился на последний в этом сезоне рабочий выход.

Магниторазведка, она же магнитка - один из самых простых способов геофизических исследований. Все породы намагничены по-разному, поэтому магнитка легко показывает границы различных пород, ну а месторождение - большими и красивыми аномалиями. Ну а магнитометр, наверное, самый простейший геофизический прибор. Состоит он из датчика, измерителя с жидкокристаллическим экраном и одной-единственной кнопки. В общем, идёшь по профилю, нажимаешь на кнопку, да результат в журнал записываешь. Проще пареной репы, любого рабочего обучить можно.

И всё бы ничего, но располагался профиль достаточно далеко от лагеря. Только для того, чтобы до него дойти, нужно было пройти пять километров по одной дороге, а чтобы вернуться – 13 километров по другой. И это не считая шести километров, которые нужно было пройти с работой. Весёлая такая пробежка на хромой ноге. Но, как говорится: любишь денежки – люби и на профиль ходить.

В напарники я взял Юру Новикова, с которым проработал уже три сезона и точно знал, что легко могу на него положиться в случае каких-нибудь проблем. Да и на магнитку мы с ним неоднократно ходили.

Как ни странно, но работа прошла довольно спокойно. Идти по лесу, уже практически полностью сбросившему листву, было одно удовольствие: лёгкий морозец сковал грязь и изгнал из воздуха мошку и комаров, так что управились с работой мы довольно быстро. Всего каких-то пару часов работы, и вот Юра уже выскочил по профилю на дорогу, по которой нам предстояло возвращаться обратно.

– Я уже на дороге! – радостно заорал он.

Как та самая лошадь, которая начинает бежать быстрее, почуяв дом, я ускорился и с размаху воткнулся пораненным коленом в какой-то дурацкий пенёк. Теперь я точно знаю, что значит фраза: искры из глаз. Я их видел!

– Экий вы, батенька, неловкий! – сказал я сам себе, с трудом переведя дыхание от боли.

После чего всё же собрался с силами, и выполз на дорогу вслед за Юрой. Хорошо, что тот был очень сильно увлечён приготовлением костра для чая и не обратил на меня никакого внимания: всё же негоже подчинённым видеть своего начальника ходящим на четвереньках. Я добрался до бревна, валяющегося на обочине дороги, взгромоздился на него и сказал:

– Юр, делай чай без меня. Что-то нога разболелась.

– Угу! – ответил Юра, колдуя с котелком и заваркой. – Чай покрепче сделать?

– Покрепче, - ответил я, крепко задумавшись о том, как же мне преодолеть оставшиеся 13 километров пути. Не на четвереньках же!

В общем, шли мы эти 13 километров ну о-о-очень долго, медленно и печально. Каждые пару километров я садился отдохнуть и успокоить саднившее колено. До лагеря дошли уже ближе к ночи, немало удивив окружающих. Колено, конечно, зажило, но опыт того, как не стоит делать при использовании режущих инструментов, запомнился мне намертво.

Искусство требует жертв – теперь я это точно знаю.

Кстати, про этот сезон у меня уже есть одна история: Когда пропала радиосвязь . Если интересно, то могу ещё пару историй про него рассказать.

P.S. Выкладываю очередную историю из своей геологическо-геофизической жизни на ваш суд. Пишите, комментируйте, ругайте, критикуйте - мне всегда интересно с вами общаться.