Красновишерский район

Рабочих вывез местный пенсионер Пётр Борисович на своей лодке-чалдонке. В летний сезон он подрабатывал у нас лодочником, а зимой – сторожем. Правда, груза он с собой почти не брал, только вещи отъезжающих, поскольку в мелкой реке на перегруженной лодке легко можно остаться без мотора.

Преподаватель из Пермского университета Володя ушёл в Золотанку пешком, поскольку боялся опоздать к началу учёбы. 30 километров для бешеной собаки – не крюк, как любят говорить в геологии.

И остались мы в лагере вчетвером: начальница, я и двое рабочих. Грустно смотреть на покинутый людьми лагерь. Ведь совсем недавно здесь бурлила жизнь, в столовой рабочие играли в карты или гоняли вечерний чай под душевные разговоры, заливисто хохотала повариха, в палатке у начальницы бренчала гитара, а Саня Накоряков обучал студентов делать кру́жки из бересты. А сейчас, глядя на голые скелеты оснований, оставшихся от снятых палаток, и заброшенную столовую, начинаешь понимать: всё, ещё один сезон остался позади.

За день до отъезда мы с Саней накачали лодку, чтобы проверить её на «вшивость»: вдруг где-то есть дыры. Лучше уж найти проблему на берегу, чем столкнутся с ней на воде. Пару дырок нашли: резинки наши были весьма старыми, побывавшими во многих передрягах. Подлатав гондолы, мы загрузили лодку аппаратурой, проводами и прочими геофизическими мелочами вроде электродов и батарей – нам предстояло доставить их в Золотанку в целости и сохранности.

Последний вечер мы провели в воспоминаниях о закончившемся сезоне: вспомнили и неудачную переправу, и новые тёмные неудобные палатки, и мою ночёвку в лесу, и студента – самострельщика и диверсанта, который расцветил мою работу неожиданными красками. И даже произвели салют из ракетницы, чуть не спалив при этом рабочую палатку, куда неожиданно улетела ракета, срикошетив от ёлки. Хорошо, что палатка пропиталась сыростью настолько, что ракеты хватило только на то, чтобы прожечь дырку в потолке.

– Светлее будет, - философски заметила начальница, пряча ракетницу во вьючник.

Наступило утро, и мы с Саней стали собираться в плавание. Путь нам предстоял неблизкий, поэтому мы взяли с собой тушёнку со сгущёнкой, чтобы было чем перекусить по дороге и насыпали в карман карамелек, чтобы было не так скучно плыть по реке. С неба сыпал дождь вперемешку с мокрым снегом: не самая лучшая погода для сплава, но и медлить было нельзя – если ударят морозы, то придётся всё на себе выносить. Саня сел впереди навигатором, я на корме рулевым, и мы отчалили, дружно оттолкнувшись шестами от берега. Кутим и Улс – реки горные и мелкие, поэтому там ходят не на вёслах, а на шестах, отталкиваясь ими от дна реки. Ими можно даже немножко загребать в глубоких местах, хотя и не так успешно, как вёслами.

В нижнем течении Кутим довольно спокоен: нет ни крупных перекатов, ни больших отмелей, разве что прижим у скалы Екатерины способен был испортить нашу карьеру. Чуть ниже по течению от бывшего посёлка река делает крутой поворот и практически под прямым углом бьёт в скалу – весьма сложное место для прохода, тем более что скорость течения очень сильно возрастает. Если не успеем развернуть лодку, то можем оказаться размазанными тонким слоем по камням…

Мы прошли Кутимскую поляну, где когда-то давно стоял посёлок и подошли к повороту на реке. Если в самом начале нашего путешествия Кутим тёк медленно и величаво, ускоряясь только на перекатах, то сейчас скорость его течения чувствительно повысилась. Нам с Саней приходилось прилагать большие усилия, чтобы просто выравнивать свою тяжелогружёную посудину на реке – времени, чтобы сработаться у нас практически не было, приходилось надеяться разве что на свой опыт, которого у меня практически не было. Пару сплавов по молодости в расчёт можно было не брать. У Сани, по его словам, опыта было выше крыши, но поди проверь, так ли это на самом деле. Тем более что основная нагрузка ложилась на меня, как на сидящего на корме. Итак, мы приближались к прижиму.

Как только мы выскочили на прямой участок реки перед скалой Екатериной, лодка рванула вперёд, как лошадь, завидевшая родной дом. С какой-то дикой силой её тянуло на скалу: мы с трудом удерживали её, чтобы наш дредноут не развернуло поперёк течения – шест у меня в руках начал ощутимо прогибаться. Всё же удерживать на себе пару-тройку сотен килограмм груза довольно сложно. Екатерина, как и положено царственно особе, медленно, но неотвратимо приближалась. И вот мы практически встретились: Саня шестом отталкивал лодку от скалы, в то время как я старался развернуть её параллельно стене. Теперь затрещал уже не только шест, затрещали мышцы, но мне всё же каким-то неимоверным усилием удалось вытолкнуть нашу бандурину из прижима. Екатерина осталась позади, а впереди нас ждало устье Кутима.

До устья Кутима мы добрались уже без приключений, а когда вышли в Улс, то весёлый сплав неожиданно превратился в ужасно нудное плавание под мокрым снегом. Как назло, ветер дул нам в лицо, и наша лодка стала откровенно тормозить. Так что следующие 25 километров мы провели в борьбе с ветром и снегом. Хуже всего приходилось на плёсах: мало того, что в таких местах течение реки замедлялось, так ещё и лодка начинала плыть в обратную сторону под порывами встречного ветра, а глубина была такой, что шесты наши уходили в воду почти полностью. Доходило до того, что нас обгоняли фантики от конфет, нами же брошенные в воду. От постоянного ветра и снега мы начали активно замерзать, поэтому пройдя по Улсу километров десять, пристали к берегу какого-то островка, чтобы хоть немного согреться и отдохнуть.

Ничто так не согревает задубевшее на холодном ветру тело, как полбанки сгущенного молока, выпитого в прикуску к горячему чаю у жаркого костра. Быстрые углеводы практически моментально накачали наши усталые и замёрзшие мышцы энергией и теперь мы горы готовы были своротить! Всего каких-то 15 километров осталось! И мы отправились дальше.

По берегам начали появляться признаки жилья, а вскоре появилась и Двадцатка – заброшенная зона на берегу Улса. Поговаривали что именно здесь сидел Варлам Шаламов, когда отбывал срок в Вишерлаге.

От Двадцатки до Золотанки оставалось каких-нибудь три-четыре километра, вот только энергия, подаренная сгущёнкой, к этому времени уже успела истратиться и гребли мы на одном энтузиазме. Холод и снег довольно сильно выпили всю нашу энергию. Но вот появилась Золотанка – маленький посёлок на берегу Улса. Место, где заканчиваются дороги. Мы подплыли к базе партии, где нас уже встречал начальник партии во главе с геологами и рабочими. С лодки нас практически сняли, поскольку ноги отказывались нам служить, заледенев и задубев на ветру и холоде. А потом отпаивали чаем и даже отпаривали в бане, которую протопили к нашему приезду.

На следующий день Пётр Борисович привёз с Кутима начальницу, а меня с тремя рабочими отправили на попутном КАВЗике в Красновишерск, откуда мы на автобусе уехали в Пермь. Закончился очередной полевой сезон.

P.S. Вот и написан очередной пост про Кутимский сезон 1996 года. Как всегда пишите, спрашивайте, критикуйте - мне очень нравится с вами общаться.

– Слышь, Дим, - спросил Константиныч, когда мы отошли от лагеря. – Ты сегодня ночью ничего не слышал?

– Нет, ничего не слышал, а что случилось? – поинтересовался я.

– Да вот сидели нынче ночью с мужиками в столовой, болтали и вдруг свист какой-то. Ну мы на речку-то вышли, а по ней что-то чёрное пролетело. Быстро так и со свистом. А минут через 20 обратно пролетело. Вот ты не знаешь, что это может быть?

– Не знаю, - я пожал плечами. – Может, вояки что испытывают, ракету какую. Или НЛО пролетело.

В те годы разговоров про всякие аномальные зоны, да сверхсекретные разработки советских военных ходило очень много. Ну а наш лагерь вообще на полпути между Молебкой и перевалом Дятлова стоял. Поневоле во всякую чертовщину верить начнёшь. Особенно когда старый геолог Леонид Палыч на ночь про суседку рассказывает.

– Не, НЛО круглое и светится, а это чёрное и маленькое – поделился Константин своими знаниями в уфологии.

– Ну кто их знает, может это такое чёрное НЛО, специально чтобы людей воровать. Сопрёт нашу повариху и останемся мы без обедов.

– Валентина сама кого хочешь, сопрёт, – хмыкнул Константин. – Они с бабой Симой на Лыпье у геологов бочку бензина спёрли с вертолётной площадки. Да так, что никто до сих пор не знает, как они это сумели: ни одного следа не оставили. Как по воздуху перенесли.

Валентину, нашу крупную и шумную повариху, Константин Константиныч знал очень хорошо: когда-то они были женаты и Валентина приехала вместе с ним в Красновишерский район поварихой в геологическую партию. Да так и осталась на Вишере, когда Константин в очередной раз загремел на зону. И вот нынче на Кутиме они встретились снова - удивительные зигзаги выдаёт порой жизнь.

Так, за разговорами мы добрались до посёлка Кутим, откуда и начиналась наша работа. Когда-то, ещё до революции, посёлок был очень большим и богатым, в нём было даже своё ремесленное училище. Но когда хозяева Кутимского завода обанкротившись, взорвали домну, посёлок захирел, а впоследствии и вовсе вымер, оставив после себя развалины завода и большую поляну на месте поселения.

И если поляна была вполне обычной поляной на берегу реки, то развалины завода произвели на меня неизгладимое впечатление своими закопчёнными стенами и дверями, ведущими в никуда, торчащими посреди густого и мрачного ельника. Самое интересное, что по какой-то таинственной причине пропали все фотографии, которые я снимал на заводе. Даже на плёнке я их не нашёл, хотя точно помню, что фотографировал и стену рудного склада, и взорванную домну. То ли память меня подвела, то ли аномалия какая…

Но нынче на развалинах нам делать было нечего: наш путь лежал через Кутимскую поляну. Магнитометр прекрасно отбивал места, где когда-то стояли дома и проходили дороги: не зря же магниторазведкой пользуются археологи. Но геологам эти аномалии только мешают: создают ненужный фон, мешающий изучению глубинного строения земли. Пройдя через поляну мы углубились в лес и вскоре вышли к магистрали, а это значило, что первые два километра профиля уже отработаны; оставалось пройти всего каких-то два километра. Сущие мелочи для людей, бродящих по лесам вот уже несколько месяцев. Попив чаю и отдохнув, мы отправились дальше.

И вот тут-то нас поджидал сюрприз. Как оказалось, не каждые два километра в лесу одинаковые. На каждые сто метров чистого леса на пути попадались широкие полосы ветровала. У меня возникло ощущение, что лес причесали какой-то гигантской расчёской с редкими зубьями, и там, где по лесу прошёл зубец, получились завалы из поваленных стволов. Иногда небольшие, а иногда высотой в 5 деревьев, лежащих друг на друге. Что это было не знаю: может смерч, а может ещё какое природное бедствие, но по этому безобразию приходилось идти дальше и дальше, продолжая работу, которая превратилась в аттракцион «Русские горки»: вверх-вниз, вверх-вниз и так до бесконечности. Константин пытался прорубать хоть какое-то подобие тропы, но что он мог сделать со своим лёгким топориком? Разве что убрать наиболее мешающие ветви, для остального пригодились бы бензопила и трелёвочник. Да и мне приходилось несладко: штанга магнитометра, закреплённая на спине, хорошо исправляет осанку, но не даёт сгибаться. Так что приходилось мне преодолевать все препятствия, как гренадёру – грудью вперёд! Что, конечно, красиво, но очень неудобно: попробуйте-ка перелезть через упавшее дерево не сгибаясь. А передо мной лежали десятки поваленных стволов, которые нужно было преодолеть. Взбираясь на очередной четырёхэтажный завал, я с тоской видел перед собой всё тот же дикий пейзаж из поваленных и поломанных деревьев, раскинувших свои ветви во все стороны. Совершенно неожиданно это буйство природы закончилось, и мы с Константинычем вывалились на лесовозную дорогу.

– Уф, отработались! – скидывая рюкзак на землю, сказал Константиныч.

– Да уж, повезло с работкой! – ответил я, снимая с себя сбрую магнитометра.

Быстро разведя костёр, мы сели обедать. После такого маршрута даже осточертевшая за сезон тушёная баранина была съедена со скоростью звука. Что уж говорить о чае, этом божественном напитке: заваренный на костре с запахом дыма и леса, он и расслабляет усталые мышцы, и придаёт силы для новых подвигов.

Отдыхая, я задумался о том, как нам возвращаться в лагерь. Идти обратно по бурелому не хотелось совершенно, а по дороге – слишком большой крюк получался. Видимо, подобные думы посетили и Константиныча. Почесав бороду, он спросил:

– А куда эта дорога идёт?

– На Кутим выходит, только выше нашего лагеря. Там, где мы в брод переходили, когда восточный участок отрабатывали. Километров шесть лишних будет.

– Всего лишь? – радостно заулыбался Константин. – Да хоть десять! Иваныч, ты как хочешь, а я по дороге пойду, в эту хреновину обратно не полезу.

Немножко подумав, я согласился: лучше уж десять километров по плохой дороге пройти, чем два – по хорошему бурелому. К тому же я постепенно привыкал прислушиваться к Константинычу – его опыт работы в поле был, пожалуй, побольше моего.

Обратная дорога, хоть и заняла не меньше двух часов, но практически не утомила: за сезон мы привыкли ходить и на бо́льшие расстояния. И этим в очередной раз подтвердили истину, что в тайге прямая дорога не всегда бывает самой короткой.

Есть у меня и другие истории про этот сезон на Кутиме:
Ночёвка в лесу
Переправа, переправа...

P.S. Снова попал в топовые авторы. Так что теперь весь из себя такой топовый. Плюсов, правда, практически никаких - если честно вообще не очень понимаю, зачем эта топовость нужна, всё равно она никаких особых плюшек не даёт. Как говорили мои работяги, в кармане не шуршит и в стакане не булькает :-) Главное, что у меня есть вы - мои подписчики! Практически 4,5 тысячи - честно говоря, вообще не ожидал такого!

В общем, пишите комментарии, критикуйте, спрашивайте - у нас классное общение выходит каждый раз. Комментарии запросто можно читать, как отдельный пост!

Ну а я помимо разговоров, занимался ещё и резьбой по дереву, а если точнее, то одной из её разновидностей под названием «лесная скульптура», т.е. старался изобразить что-нибудь симпатичное, при этом не сильно меняя форму найденной коряги или нароста на дереве. Началось моё увлечение с попытки вырезать солонку из берёзового нароста – капа при помощи заточенной отвёртки и плоскогубцев, а научил меня этому вездеходчик Володя Смирнов в далёком 1988 году. Это дело мне совершенно неожиданно понравилось, вместо отвёртки я обзавёлся набором резцов, стал таскать с собой в поле напильники, наждачную бумагу и обрезки войлока для полировки своих деревянных изделий: вазочек, пепельниц и прочих солонок, и сахарниц. Большую часть раздаривал по друзьям да знакомым, ну а что-то оседало дома на полках серванта и книжного шкафа.

В 2000-м году мой геофизический отряд работал в Красновишерском районе на севере Пермского края. Жили мы в спецпоселении Усть-Цепёл – жили в нём зеки, которых за примерное поведение ещё не освободили, но уже сделали бесконвойными, т.е. они могли совершенно спокойно ходить по посёлку и заниматься какими-то своими делами, с одним-единственным запретом – выезжать с территории посёлка. Зеки валили лес и варили пихтовое масло, ну а мы занимались геофизической съёмкой Цепёльской площади, которая в тех местах вообще никогда не проводилась. Вот такое белое пятно на геологической карте Урала, которое нам с геологом Александром Николаевичем Лычниковым довелось закрасить.

Расположились на постой мы в четырёхкомнатном доме, любезно предоставленном нам начальником спецпоселения, с верандой и шикарным видом на гору Кайбуш; удивительное по своей красоте место.

Ещё в начале сезона я заметил выброшенный весенним паводком на островок в устье реки Цепёл здоровенный кедр.  Давно я мечтал сделать что-нибудь из кедра, а тут такой подарок лежит практически под носом!

Но сезон в тот год выдался настолько сложный, что у меня никак не получалось добраться до него, и только в самом конце сезона, когда снег уже выбелил вершины гор, а работы на участке практически закончились, я наконец-то добрался этого кедра.

Ах, какие замечательные корни были у этого кедра! Чистые, высушенные на солнце до звона! Сколько замечательного материала для поделок. На радостях я напилил разных корней, что оказалось не самым лёгким занятием, всё же кедр – дерево твёрдое. В лагере работяги тут же выпросили у меня пару коряжек, ещё одну я оставил практически без изменения: очень уж она мне напомнила японский бонсай. С такими что-то делать – только портить. А ещё с одной, самой мелкой, решил повозиться – очень уж она мне приглянулась. По старой привычке, работал я, сидя и держа корень в одной руке, уперев его в колено ноги. Положение довольно удобное, но очень опасное как для рук, так и для ног.

Обрабатывая корень, я болтал с Александром Николаевичем и его рабочим, зашедшим к нам в гости. Неожиданно моя рука с резцом сорвалась, и я со всего маху воткнул резец себе в колено. Особой боли я не почувствовал, зато впервые увидел, как кровь может бить фонтаном. Честно говоря, как мне в тот момент удалось скинуть штаны и перекрыть артерию, зажав под коленом злополучный резец я совершенно не помню: видимо произошло это очень быстро, а я сам был в тот момент в шоке от произошедшего.

Не будьте такими дурнями как я: работайте за столом, или кладите на колени какую-нибудь защиту!

Дня два после этого я практически не мог ходить: колено болело и совсем не хотело сгибаться. В эти дни рабочие ходили делать магнитку без меня – на самом деле ничего особо сложного в этом нет, но последний-то профиль в сезоне мне хотелось сделать самому: достойно завершить полевой сезон. Поэтому на четвёртый день, немного расходившись, я всё же решился на последний в этом сезоне рабочий выход.

Магниторазведка, она же магнитка - один из самых простых способов геофизических исследований. Все породы намагничены по-разному, поэтому магнитка легко показывает границы различных пород, ну а месторождение - большими и красивыми аномалиями. Ну а магнитометр, наверное, самый простейший геофизический прибор. Состоит он из датчика, измерителя с жидкокристаллическим экраном и одной-единственной кнопки. В общем, идёшь по профилю, нажимаешь на кнопку, да результат в журнал записываешь. Проще пареной репы, любого рабочего обучить можно.

И всё бы ничего, но располагался профиль достаточно далеко от лагеря. Только для того, чтобы до него дойти, нужно было пройти пять километров по одной дороге, а чтобы вернуться – 13 километров по другой. И это не считая шести километров, которые нужно было пройти с работой. Весёлая такая пробежка на хромой ноге. Но, как говорится: любишь денежки – люби и на профиль ходить.

В напарники я взял Юру Новикова, с которым проработал уже три сезона и точно знал, что легко могу на него положиться в случае каких-нибудь проблем. Да и на магнитку мы с ним неоднократно ходили.

Как ни странно, но работа прошла довольно спокойно. Идти по лесу, уже практически полностью сбросившему листву, было одно удовольствие: лёгкий морозец сковал грязь и изгнал из воздуха мошку и комаров, так что управились с работой мы довольно быстро. Всего каких-то пару часов работы, и вот Юра уже выскочил по профилю на дорогу, по которой нам предстояло возвращаться обратно.

– Я уже на дороге! – радостно заорал он.

Как та самая лошадь, которая начинает бежать быстрее, почуяв дом, я ускорился и с размаху воткнулся пораненным коленом в какой-то дурацкий пенёк. Теперь я точно знаю, что значит фраза: искры из глаз. Я их видел!

– Экий вы, батенька, неловкий! – сказал я сам себе, с трудом переведя дыхание от боли.

После чего всё же собрался с силами, и выполз на дорогу вслед за Юрой. Хорошо, что тот был очень сильно увлечён приготовлением костра для чая и не обратил на меня никакого внимания: всё же негоже подчинённым видеть своего начальника ходящим на четвереньках. Я добрался до бревна, валяющегося на обочине дороги, взгромоздился на него и сказал:

– Юр, делай чай без меня. Что-то нога разболелась.

– Угу! – ответил Юра, колдуя с котелком и заваркой. – Чай покрепче сделать?

– Покрепче, - ответил я, крепко задумавшись о том, как же мне преодолеть оставшиеся 13 километров пути. Не на четвереньках же!

В общем, шли мы эти 13 километров ну о-о-очень долго, медленно и печально. Каждые пару километров я садился отдохнуть и успокоить саднившее колено. До лагеря дошли уже ближе к ночи, немало удивив окружающих. Колено, конечно, зажило, но опыт того, как не стоит делать при использовании режущих инструментов, запомнился мне намертво.

Искусство требует жертв – теперь я это точно знаю.

Кстати, про этот сезон у меня уже есть одна история: Когда пропала радиосвязь . Если интересно, то могу ещё пару историй про него рассказать.

P.S. Выкладываю очередную историю из своей геологическо-геофизической жизни на ваш суд. Пишите, комментируйте, ругайте, критикуйте - мне всегда интересно с вами общаться.

На нижних нарах прямо подо мной заливисто храпел геофизик Женя Носов, справа внизу ему вторил Саня, а через пару минут к дуэту присоединился спящий рядом со мной на втором этаже Андрей, образовав ночное трио с храпящими внизу. Я толкнул Андрея в бок.

- Ты чего, - сонно пробормотал он.

- Не храпи!

- А я и не храплю, - лёжа на спине, очень чётко и ясно ответил Андрей. – Я храплю, когда на спине сплю, а сейчас не храплю.

После чего захрапел снова.

Я спрыгнул с нар и вышел на крыльцо. Вход на базу как обычно загораживала спящая стоя Ласка (лошади вообще редко ложатся на землю), давно уже облюбовавшая навес над крыльцом в качестве стойла. Около столовой спали собаки, свернувшись краковскими колбасками. С берёз медленно и печально опадала пожелтевшая листва. Пора было собираться домой…

Август подходил к концу. Мы уже заканчивали промывать пробы на Дунье, как неожиданно в шлих в пробах попёр чернющий, тяжёлый – дело запахло чем-то откровенно аномальным.

Шлих – то, что остаётся после промывки пробы. Самое, так сказать вкусное. Вся лёгкая мелочь и наоборот самые крупные камни при промывке убираются и остаётся тонкий тёмный порошок. Вот это и есть шлих. Нам, конечно же хотелось, чтобы в шлих был золотистого оттенка, но вместо этого нарвались на совершенно другое месторождение. Впоследствии выяснилось, что мы нарвались на месторождение вольфрамовых руд и, честно говоря, сложно сказать, что было круче – вольфрам или золото. Так что под конец сезона мы всё же нашли месторождение, хоть и не совсем то, что искали!

К концу месяца на базу пришли геофизики во главе с Женей Носовым, очень весёлым и жизнерадостным начальником. Они-то и жили в лагере, который мы отгрохали на Среднем Ниолсе. Точно так же, как и мы, геофизики закончили свою работу и теперь тоже готовились к отъезду, собирая грибы и коптя хариуса: на берегу Ниолса была организована замечательная коптильня.

Саня ходил охотиться, правда, не очень успешно – за неделю подстрелил одного здоровенного глухаря, очень старого и очень жёсткого. Андрей, как заядлый рыбак, носился по Ниолсу, ловя рыбу на мушку, сделанную из Белкиной шерсти – очень уж нравилась хариусам белая шерсть. Белка. Кстати, она была совсем не против, потому что ей за это доставались рыбьи потроха.

И все мы вместе с удовольствием наблюдали за противостоянием Ласки и геофиз-рабочего Валеры Назарова. Чем уж он не угодил лошади не знаю: то ли говорил очень громко, то ли ругался сильно, но она не оставляла его своим вниманием. Если Валера шёл за водой, то Ласка умудрялась опрокинуть полные вёдра, а потом убегала, радостно иго-гокая под громкие маты пострадавшей стороны. Могла за плечо куснуть – не сильно, но чувствительно, а то и на ногу наступить мимоходом. То и дело слышалось:

— Саня, да уйми ты уже свою лошадь, а то я из неё шашлык сделаю!

Ну, шашлык-то ещё поймать нужно, а у Валеры это ни разу не получилось.

Дня за три до вертолёта мы с Андреем отправились на другой берег Ниолса за брусникой, которой на местных мшаниках видимо-невидимо. Но не успели мы и одну банку насобирать, как услышали ружейные выстрелы – нас звали на базу. Что могло случится? Мы с Андреем побежали обратно, поскольку игнорировать подобные призывы нельзя.

На базе мы застали какие-то шумные приготовления. На берег Ниолса вытащили большую резиновую лодку, знаменитую оранжевую геологическую трёхсотку (т.е. рассчитанную на 300 кг груза), которую сейчас дружно накачивали.

— Начальство попросило перегнать лодку в их лагерь на Вишере! – объяснил Саня. – Еду я с Валерой. Поехали с нами! В устье Ниолса банька стоит, в ней и переночуем, а завтра лодку отдадим да порыбачим на устье. Вдруг да тайменя поймаем?

— Так вроде вечереет уже, - спросил Андрей. Он уже в то время обладал изрядной долей рассудительности.

— Да фигня какая – за пару часов домчимся, - махнул рукой Саня. – Успеем ещё по свету добраться.

Ох уж эта мне Санина уверенность!

Прихватив с собой котелок из-под примуса с сахаром и чаем, мы загрузились в лодку и отчалили в сторону Ниолса. Саня расположился на носу лодки с ружьём в руках (в то время ружья ещё выдавали геологам), мы с Андреем и с шестами в середине композиции, а Валера – рулевым на корме.

Почему с шестами? Горные речки мелкие, на вёслах по ним ходить сложно, а вот шестами толкаться очень даже удобно. До устья Вишеры плыть нам было километров десять, так что настроились на сплав очень серьёзно. Не успели мы проплыть и километра как Валера с Саней устроили фотосессию с пачки сигарет «Охотничьи», (в то время их ещё называли «Смерть на болоте»): Саня изображал утку, а Валера – охотника.

Проплывая мимо крутого берега, с которого свешивался кустик ягод, затеяли спор, что это за ягоды. Валера настаивал, что это голубика, а Саня доказывал, что черника. Тогда Валера привстал и схватился за куст. Лодку течением тащило дальше, поэтому он чуть было не сверзился в воду, благо Андрей в последний момент успел схватить его за ноги. Так и повис Валера между берегом и лодкой. С большим трудом удалось подтолкнуть лодку обратно, чтобы усадить Валеру на место, а не в реку, правда, пока мы проводили спасательную операцию, потеряли один шест. Так что дальше шли уже на двух шестах вместо трёх. Зато спор выиграл Валера – ягоды действительно были голубикой.

Так мы доплыли до горы с красивым названием Дайка. Смеркалось. Плыть по реке, огибая торчащие из воды камни и обходя перекаты, довольно сложно, но плыть, ориентируясь лишь по звуку и бурунам – совсем «весело». Время от времени мы во что-то врезались, лодку разворачивало, после чего Валера радостно орал:

— Жопом едем!

Пару раз мы застревали в темноте на перекатах, а один раз выскочили на огромный плоский валун и застыли на нём, как памятник Ивану Федоровичу Крузенштерну, человеку и пароходу. С большим трудом снявшись с постамента, мы продолжили путь и в какой-то момент Саня, сидевший на носу в качестве вперёдсмотрящего, увидел баню на берегу.

— Прибыли! – радостно заорал он.

Пристав к берегу и похватав свои успевшие промокнуть насквозь пожитки мы отправились в баню. Нужно было её протопить, чтобы обсушиться после ночного сплава, да и подкрепиться чаем не мешало, поскольку ничего другого мы с собой не взяли, понадеявшись на рыбалку. В предбаннике нашлись дрова, и Саня начал разжигать огонь в каменке, а Валера, подхватив котелок, направился за водой.

— Аккуратнее, там ступеньки нет! – крикнул Саня ему вслед.

— Мать, мать, мать… - послышалось с лесенки.

Котелок с сахаром и чаем оказался полностью залит водой, и если для чая это не слишком страшно, то сахар растворился полностью. Так что пришлось нам пить чай, запивая его сахарным сиропом.

На следующее утро мы с Валерой и Андреем потащили лодку в лагерь к начальнику, а Саня остался рыбачить на устье Ниолса, в надежде на самую большую рыбу.

Лодку мы отнесли, а вот с рыбалкой не повезло – хариус не клевал от слова совсем. То ли у него наступила осенняя хандра, то ли ещё что – но за пару часов не было ни одной поклёвки. Плюнув на рыбу, мы отправились обратно.

Идти десять километров обратно – совсем не то же самое, что плыть по реке. Даже ночью. Тем более что особо хороших троп вдоль Ниолса нет – кроме геологов там почти никто не бывает, а они редко ходят без особой надобности. Так что до Ниолсовской базы мы добрались уже к вечеру, замаявшиеся и уставшие. Хорошо хоть в лагере промывальщиков нас немножко подкормили.

А ещё через пару дней вертолёт отвёз нас в Пермь.

Закончились наши с Андреем полевые приключения и началась студенческая жизнь. А Ласку и Белку забрали к себе Саня и Ирина, решившие заняться фермерством.

P.S. Вот и закончилась моя история про первый полевой сезон. Надеюсь, всем понравилось? Как всегда, спрашивайте, критикуйте, советуйте - мне нравится с вами общаться. Если сильно понравилось, то можете поблагодарить, но не настаиваю; это уж как хотите)))

P.P.S. Очень рекомендую посмотреть фильм Михаила Заплатина "В горах Урала" 1987 года. Там сняты практически все места, про которые рассказывается в моих постах: и Ниолсовская база во всей красе, и Дунья, и хребет Хомгинёл с останцами и даже работа на моём горячо любимом шейкере показана. Там даже Саня есть - в шляпе, очках и с ружьём за спиной. Меня там нет, я в 1987 году уже в Туве работал - шурфы копал. Не повезло немного. Или наоборот, повезло. Кто знает. Ссылку на фильм выложу в комментариях - здесь правила сообщества не позволяют.

P.P.P.S. Беру отпуск на недельку - отдохнуть надо от такого писательского марафона. Не теряйте. Обязательно вернусь с новыми историями. С уважением, автор.

Но в тот момент кроме нас на базе никого не было – все были на работе в самых разнообразных местах участка. Единственное, что доставляло очень большое неудобство – клопы, которых завезли в незапамятные времена вместе с огромным ящиком списанных журналов и книг из Горьковской библиотеки. Их травили дихлофосом, вымораживали морозами, пытались выкурить трутовиками и пижмой; клопы дохли сотнями, но через недельку-другую снова возрождались, как фениксы из пепла. Причём, обосновались они только в рабочем доме – ни в командирской мансарде, ни в бане их не было.

Собственно, обустраивать на базе было нечего, так что практически сразу мы начали работу на Дунье. Саня делал новую промывалку, а мы с Андреем ходили копать пробы по новой горной линии, проходящей вдоль ручья.

База совершенно неожиданно оказалась самым настоящим проходным двором: раз в два-три дня мимо нас проходили туристические группы. Стояла она на туристической тропе, ведущей из Свердловской области в Пермскую, по которой шли любители сплавов, чтобы сплавиться по Ниолсу и Вишере. Как-то раз попались даже велотуристы, вычитавшие в книге Торопова про «прекрасную туристическую тропу» и решившие проехать по ней на велосипедах, которые весь поход тащили на себе. В общем, попали мы практически в самую настоящую цивилизацию.

Работа шла своим чередом: опять мы копали пробы, свозили их на Ласке к промывалке, а потом отправляли её домой: на базе, в знакомом месте лошадь совершенно успокоилась. Она совершенно самостоятельно уходила на базу и там дожидалась нашего возвращения, а наши собаки часто сопровождали её до дома.

И вот как-то раз Ласка с Чмонькой и Белкой в очередной раз отправились домой – скучно им смотреть, как мы пробы моем.  Добив привезённые пробы, мы тоже отправились на базу. Подходим, а около базы очередная группа туристов сидит.

С выпученными глазами. Нас увидали – обрадовались.

— Люди! – кричат. – Ура!! А то мы уж подумали, что с ума сошли! Идём, видим – дома стоят и хозяев нет. Решили дождаться, пообщаться. Вдруг из леса чёрная собака выбегает – нас облаяла и в дом забежала (кухню мы обычно не запирали, чтобы в плохую погоду собаки могли в ней прятаться). Следом за ней – белая собака. Тоже нас облаяла и в дом убежала. А за ними – лошадь! Мимо нас прошла, фыркнула и на крыльцо встала. Ждём-ждём, а людей всё нет и нет! Теремок какой-то!

А Белка с Чмонькой уже крутились возле туристов, выпрашивая себе какую-нибудь вкусняшку и только Ласка сурово смотрела на них с крыльца базы.

За продуктами

Раз в неделю нужно было сходить за продуктами к промывальщикам: наша бригада числилась у них в отряде, поэтому и продукты получали от них. Правда ходить за ними приходилось километра за три в одну сторону. Первый раз за продуктами отправился я: прихватил свой старый, но вместительный станковый рюкзак «Ермак» и отправился в путь. Тропа шла по лесу вдоль Ниолса и только перед самым лагерем промывальщиков проходила через болото. В то время болота для меня были в новинку, ходить я по ним ещё совсем не умел. Поэтому шёл по строго тропке, проваливаясь в некоторых местах по колено, хотя рядом была вполне симпатичная травка: не растоптанная сапогами и лошадиными копытами. Начальник промывальщиков щедрой рукой отсыпал мне полмешка картошки и пару десятков банок консервов, напоил чаем и благословил в обратный путь.

Честно говоря, брести по болоту с набитым рюкзаком оказалось гораздо сложнее, чем порожнему. Особенно по разбитой тропинке, когда совсем рядом с ней вполне прилично выглядящее поле, хоть и покрытое мхом. «Почему бы не пройтись по нему, а не тащиться по тропе по колено в грязи?» - подумал я и свернул в болото. Мысль о том, что тропа не просто так проложена именно в этом месте, как-то не посетила мою светлую голову.

Пройти по чистому болоту я успел буквально шагов 20 или 30, после чего провалился в болотину почти по пояс. Согласно закону инерции, моё тело продолжило движение вперёд, игнорируя резкую остановку ног. Проще говоря, я очень резко нагнулся, продолжая прерванное движение, из-за чего рюкзак перелетел через голову и воткнулся в землю, заставив меня согнуться и воткнуться головой в болото. Пускать пузыри в болоте в мои планы не входило, поэтому я очень аккуратно вытащил руки из лямок рюкзака, после чего не менее аккуратно выбрался обратно на тропинку, после чего вытащил на неё рюкзак. На базе я о своём приключении не рассказывал, хотя народ ещё долго удивлялся, почему картошка выглядит так, будто её на болоте выкопали.

Когда я собрался в очередной раз за продуктами, то Саня спросил:

— А что один идёшь? Взял бы лошадь, да поехал.

— Вот так вот взять и поехать? Она же дурная!

— Да ладно, она сейчас уже совсем ручная стала, - ухмыльнулся Саня.

Ох, сколько раз я зарекался верить Саниной ухмылке! Оседлав Ласку, я взгромоздился на лошадь. Андрей, собравшийся по случаю выходного дня на рыбалку, взял Ласку под уздцы и провёл её вместе со мной до края поляны, на которой стояла Ниолсовская база.

Ласка шла так, как будто всю жизнь под седлом ходила. На краю поляны Андрей отпустил повод и пошёл к речке, а я на лошади заехал в лес, где устроила лагерь очередная тургруппа. Когда я проезжал мимо них, гордо восседая на Ласке, то туристы радостно выскочили на встречу мне, на ходу фотографируя: когда ещё им доведётся встретить всадника на лихом коне. А в том, что конь лихой, им пришлось убедиться довольно быстро.

Проехав лесок, мы выехали на берег Среднего Ниолса. По всей видимости эта речка для Ласки была чем-то вроде края ойкумены, границей, за которую нельзя переступать. «Здесь водятся чудовища» - как писали на древних картах. Встречаться с чудовищами Ласке совершенно не хотелось, поэтому она просто повернула назад, несмотря на мои попытки управлять ей с помощью поводьев. Проезжая мимо туристов я услышал:

— Ой, а Вы уже обратно едете?

Изобразив на лице некое подобие улыбки, я проскакал мимо лагеря. На другом конце леска мне всё же удалось развернуть Ласку, и мы снова проехали мимо туристов, бросающих на нас удивлённые взгляды.

Мы опять выехали к Среднему Ниолсу. Ласка начала скакать, пытаясь сбросить меня, но я вцепился в неё, как клещ. Не потому, что я звезда родео, а просто страшно было до жути! Тогда она развернулась и снова влетела в лес, где начала бегать под деревьями, пытаясь сбить меня какой-нибудь веткой потолще. Мне приходилось лихо увертываться от веток. Время от времени мы пролетали мимо лагеря туристов, которые уже ничего не спрашивали, а просто пытались побыстрее убрать свои вещи с нашего пути, поскольку Ласка носилась по лесу, не разбирая пути.

В какой-то момент мне всё же удалось загнать Ласку в речку, где она совершенно неожиданно успокоилась. Так мы с ней по воде и дошли - доплыли до самого лагеря промывальщиков, чем довольно сильно их удивили.

— А почему по речке? – спросил меня начальник лагеря.

— Жарко, - ответил я, стараясь придать голосу побольше уверенности.

— Ну да, ну да… - пробормотал начальник, кутаясь в телогрейку.

На обратном пути Ласка совершенно спокойно шла под седлом и весьма быстро довезла меня с продуктами до дома.

P.S. Вот и написана очередная серия моей эпопеи. Заходите, читайте, пишите отзывы - мне нравится общаться с Вами!