Длиннопост с продолжением

Однако, ноги не слушались. Точно сделанные из ваты, они стояли на месте. Ни шагу вперёд сделать не удавалось, все движения были скованы неизвестной страшной силой.

– Нет тебя! Нет тебя! – пульсировал в ушах леденящий кровь грубый хриплый голос. – Возвращайся в своё время!

– Вася! Вася! Я умираю! – доносился издалека испуганный крик Анны. – А-а-а...

Милое личико, искажённое гримасой дикого ужаса, скрылось во тьме...

Тут грохнуло со страшной силой, яркая вспышка озарила всю комнату. Подскочив, как ушибленный, инженер мгновенно оказался на ногах, рядом с кроватью. Сон уже кончился, а в глазах всё ещё стояла та жуткая картина.

– Надо бежать, скорее! – проговорил Василий, на ходу собираясь.

Схватив фонарик, он наспех застегнул ветровку и выскочил на улицу. Резкий ветер едва не повалил мужчину с ног. Вокруг всё свистело и гудело, потоки воздуха носились взад-вперёд, поднимая с земли пыль и мусор, ломая ветки. Чёрное беззвёздное небо изредка озарялось яркими всполохами молнии, которым спустя пару секунд вторил своими басовитыми раскатами гром. Дождя ещё не было.

Не разбирая дороги и не жалея сил, Василий бежал по пустынным ночным улицам. Бежал к кладбищу, сам не понимая, зачем. В голове его мелькали обрывки этого жуткого сна. «Лавочки, фонари, дубы... – думал он. – Чего-то припоминаю. В детстве я видел точно такую же аллею. Так ведь это... Это же городской парк! Сейчас его не узнать, полно американских клоунов и всяких микки-маусов, а раньше он был именно такой, как в том сне!».

Резко свернув в сторону, мужчина направился было к парку, но тут же одумался. «Зачем? – подумал он. – Там я её не найду, она была там в прошлом. Сейчас она в другом месте... На кладбище...».

Около получаса, не щадя своих ног, Василий галопом нёсся в сторону кладбища. Порывы ветра пытались сбить его с курса, но ему всё было нипочём. Щурясь от потоков гонимой ветром уличной пыли, мужчина минует трамвайное кольцо и с ощутимой одышкой поднимается в гору. В жуткой темноте, налетая на кусты и края могильных оград, он поднимается до нужного места, суетливо рыская лучом фонаря в кладбищенском мраке, отыскивая узкую тропинку меж могил. И вот, свернув, он упирается в памятник Анны. Тут с последнего визита ничего не изменилось. Лишь только старый дуб-великан ожил, размахивая своими огромными ветками и сухо скрипя. Ветер проносил мимо потоки сорванных листьев, пыли. Замерев перед памятником, Василий жадным взглядом смотрел на фотографию женщины.

– Прости меня, Аннушка, милая! Прости, что тогда обещал, и не зашёл к тебе...

Зайдя за оградку и усевшись прямо на землю, мужчина коснулся ладонями земли. По правой щеке у него медленно покатилась суровая мужская слеза. В свете фонарика виднелась фотография на памятнике. Всё теми же грустными серенькими глазками Анна смотрела на Василия, а он сквозь нахлынувшие слёзы – на неё.

Вдруг громыхнуло где-то совсем рядом. Яркая змейка молнии проворно разрезала небо пополам. Затем тут же возникла другая молния, и всей своей мощью обрушилась на верхушку дуба. Сильная вспышка озарила всё вокруг, высветив каждый листик, каждую травинку. С адским грохотом и треском горящие ветки полетели вниз, ломаясь и сыпля искрами. Одна из веток падала прямо на Василия. Вовремя среагировав, инженер повалился на землю, буквально вжавшись в могильный холмик. Ветка звонко ударилась об ограду, и упала рядом, объятая пламенем.

– Помогите! – донёсся тут до Василия тоненький, нежный женский голос. – Помогите!

Вскочив, мужчина с испугом стал светить фонариком по сторонам. Всюду шевелились кусты, ветки деревьев. Ветер не давал покоя кладбищенской растительности. Оглядываясь, Василий искал бешеными глазами во тьме человека. Но никого не было. Ещё одна яркая вспышка молнии высветила всё кладбище. Поблизости не было ни души. Но тут крик раздался вновь. Наклонившись, мужчина прислушался.

– Помогите, пожалуйста, я задыхаюсь! – раздалось ещё раз.

Звук исходил... из могилы! Ошарашенный, Василий тут же заглянул за памятник. Но там никого. Только трава, как бешеная, полощется в потоках воздуха, то прижимаясь к земле, то вздыбливаясь снова. Не долго думая, мужчина хватается за памятник и что есть сил толкает его вперёд, вырывая из грунта. Но в узком пространстве между стенками никого и быть не могло. Оставалось последнее...

Отпрянув назад, инженер больно ударился спиной обо что-то острое. Обернувшись, он увидел ещё один памятник. Все надписи были стёрты, и лишь ржавый фото-овал болтался со скрипом на одном полусгнившем шурупе. Краска слезла, и изображения уже не различить. Сорвав этот овал с памятника, Василий бросился к холмику. Вгрызаясь ржавой железкой в каменистую, сухую почву, он, полный какого-то неистовства, вперемешку с леденящим ужасом и внезапно обуявшим чувством долга принялся копать. «Раз голос слышался, значит, она жива! – вклинивалась навязчивая мысль в его голову. – Надо её спасать, скорее!». Но тут же появлялась другая мысль: «Это невозможно! Прошло почти сорок лет, там ведь одни кости!». Третья мысль, сменяя вторую, молнией пронзала мозг: «А если это свежее, криминальное захоронение? Закопали кого-то вчера-позавчера, а человек этот не умер, вот и стонет...».

Но всё опровергала сама почва. И хоть земли, как таковой почти и не было, все камни, кусочки засохшей глины и песок были слежавшимися. Их явно никто не беспокоил с далёкого 1975 года. Между камнями обнаруживались небольшие пустоты, щели. Неистово разгребая землю фото-овалом, Василий отбрасывал в сторону сухой каменистый грунт, то и дело натыкаясь на большие камни. За какие-то пять минут, казавшиеся мужчине вечностью, была прокопана яма в полтора метра глубиной. И ржавый овал внезапно чиркнул по чему-то большому и прямому. Зажав фонарик зубами, Василий разгрёб руками песок с мелкими камушками и увидел крышку гроба. Тёмно-коричневая краска вспучилась, потрескалась, но дерево оставалось крепким. Ударив пару раз по крышке ребром железки, мужчина понял, что это бесполезно. Надо откапывать дальше.

Сбоку от гроба, под выступом крышки, обнаружилась внушительных размеров пустота. Чёрная каменистая щель уходила ещё глубже, в недра матушки-земли. Скорее всего, это было старое русло грунтовых вод.

Не щадя пальцев, ломая ногти и сдирая в кровь кожу, Василий продолжал выбрасывать из могилы землю. Пот градом струился прямо на гроб. Наконец, крышка свободна. Поддев её овалом, мужчина нажал на железку, и крышка с громким скрипом нехотя стала поддаваться. Видимо, гвоздей забили мало, только по углам. Увеличив щель, Василий просунул туда пальцы и рванул крышку на себя. Занозистая, облезлая деревяшка была отброшена прочь.

В свете догорающих веток и своего фонарика Василий увидел её... На пыльной серо-белой ткани с множеством складок, которой был устлан гроб изнутри, лежала целая, нетронутая тленом женщина. Никакого специального савана и белых тапок не было, на женщине оказалась лишь скромная ночная рубашка в мелкий голубоватый цветочек. Из-под копны рыжих, слегка припорошенных пылью и мелкими камушками волос на Василия дикими глазами смотрела та самая Анна с фотографии. Нерешительно пошевелившись, она привстала на локтях, испуганно смотря по сторонам.

– Где я, что случилось? – с испугом проговорила женщина тонким, нежным голосочком.

Василий же замер, как каменное изваяние, не в силах произнести ни слова. Но его глаза говорили о многом. В них была смесь страха с каким-то восторгом, с радостью и удивлением. Опомнившись, он дал Анне руку.

– Вставай, пойдём скорее отсюда, сейчас дождь начнётся – выпалил Василий, поднимая женщину из гроба.

Тоненькая, миниатюрная ручка Анны на ощупь была слегка шероховатой, но всё же тёплой. На шатающихся ногах женщина с трудом встала, подсознательно ища рукою опору. За другую руку её держал Василий.

– Давай, скорее, пошли...

– Ой, как голова-то кружится... Я упаду сейчас!

Но инженер не дал женщине упасть. Подхватив её как пушинку, он понёс Анну на руках. Женщина была не тяжелее ребёнка, килограммов сорок, не более. Крепко прижав её к себе, Василий бросился бежать меж оградок, к выходу с кладбища. И откуда только силы такие взялись!

Внезапно сплошной стеной на город налетел дождь. Обдав Василия и спасённую им Анну словно из ведра, ливень забарабанил по железным памятникам, столикам и лавочкам, неистово зашуршал листвой.

Практически на ощупь, едва не спотыкаясь, мужчина бежал сквозь стену дождя. Вот уже и остановка. Но трамвая, естественно, нет – ночь глубокая. Зато появились первые фонари, стало уже хоть что-то видно. Шлёпая по лужам, Василий причитал:

– Сейчас, моя дорогая. Сейчас, моя милая... Домой придём, я тебя согрею, накормлю...

Анна в ответ лишь дрожала и ещё сильнее жалась к своему спасителю. Мокрые волосы облепили её лицо, дождь смывал с женщины могильную пыль. А вот, наконец, и подъезд. Открыв домофон, Василий заносит Анну под крышу и ставит на пол, тяжело вздыхая. Что творилось в этот момент в его голове, просто не описать. «Я её нашёл, я её спас! – мысленно повторял мужчина, гоня все остальные мысли прочь. – Она теперь со мной, как же я счастлив!». С одышкой и внутренним ликованием Василий приглашает кладбищенскую гостью в квартиру. Мокрыми босыми ногами она аккуратно ступает на коврик, боязливо оглядываясь и соображая, что к чему.

– Ну вот, мы и дома, Аннушка! – радостно воскликнул Василий, глядя восторженными глазами на Анну уже при свете домашней люстры.

– А ты кто? Откуда ты знаешь, как меня зовут? – тоненьким голосочком проговорила женщина.

– Меня зовут Василий. Я всё тебе сейчас расскажу. Проходи, скорее! Ты же замёрзла. Идём, я отведу тебя в ванную.

– Кушать очень хочется, просто живот сводит...

– Сейчас, конечно! Я тебе супчик разогрею куриный, вчера сварил. Тебе полезно будет бульончик покушать после такого...

– После чего? – удивлённо спросила Анна. – Я не помню ничего...

– Ладно, всё потом, сейчас в душ, давай, быстрее.

Василий проводил женщину в ванную комнату, принёс ей свой белый рабочий халат – женской одежды у инженера не было. С лёгкой дрожью в пальцах Анна закрыла задвижку и включила воду.

«Как всё странно, – думала она. – Что-то тут не то. Сколько всяких баночек, тюбиков ярких, и всё не по-русски написано. Может, я за границу попала?».

Тем временем Василий, приплясывая от восторга, умылся на кухне, отмыл от кладбищенской земли руки, переоделся и взялся разогревать суп. «Не может быть! – думал он. – Это просто фантастика! Это моя любовь воскресила её! Как же здорово!». Но к восторгу всё равно ещё подмешивалось естественное чувство лёгкого страха. Женщина, почти сорок лет пролежавшая на кладбище, сейчас моется в его ванной... От одной только мысли жутью веет. Но Василий гнал прочь все нехорошие мысли. Ни в каких ведьм, ни в какую нечистую силу он не верил. «Всему есть своё объяснение, – думал он. – Я так понимаю, Анна просто была в состоянии летаргического сна. Молния, попавшая в дуб, привела её в чувства, ведь корни дуба уходят к самому гробу... Хорошо, что я оказался рядом! Как чувствовал просто!».

Пока Василий разогревал ночной ужин, женщина вымылась и вышла из ванной комнаты, укутавшись в белый халатик и засунув руки в карманы. Удивлённо озираясь и тихонько шлёпая босыми ногами, она робко вошла в кухню.

– Садись, скорее! Я налил тебе бульончик, без всего. Попей его просто, потихоньку. Сразу есть после такого длительного перерыва нельзя, иначе плохо может стать.

– Какой перерыв? – удивилась она. – Я вчера только ела, в нашей институтской столовой. Помню, сардельки с гречкой там были. Мы с парторгом отдела пообедали, и я пошла работать, за свой кульман...

– Вчера? – спросил Василий. – А какое число было вчера?

Анна, уже схватившись за кружку с куриным бульоном, задумалась, слегка наклонив голову.

– Если память не изменяет, восемнадцатое сентября. А что?

– Ну, допустим, сейчас май, – сказал мужчина.

– Май? А где же я была столько времени?

– Май, но и это ещё не всё. Поверни голову, вон туда. Посмотри календарик на двери.

С лёгким испугом, как-то недоверчиво оглянувшись, Анна увидела яркий, красочный плакат-календарь. В большой плетёной корзине лежала серая тигровая кошка, рядом сидел чёрный кот, поставив одну лапку на объёмные цифры «2012». Увидев эти цифры, Анна испуганно перевела взгляд на Василия, не в силах произнести ни слова от удивления.

– Две тысячи? Двенадцатый? – сказала она после длительной паузы. – Ничего не понимаю!

– Ты давай, пей бульончик. И постарайся вспомнить, что с тобой произошло тогда, 18 сентября 1975 года.

Анна сделала несколько глотков, опёрлась локтем о стол, задумалась.

– Да вроде ничего особенного. Всё как всегда. Встала утром, пошла на работу. Я в институте проектном работаю... Пообедала, потом снова работа... А затем я куда-то пошла... Постой-постой, надо вспомнить...

– Не в парк случайно? – спросил Василий.

– Да, точно! А ты как догадался?

– Я тебе потом объясню... – замялся мужчина. – Давай, вспоминай дальше. Зачем ты туда пошла? Что там произошло?

– Ну... Ещё с утра звонила тётка Раиса... Это моя приёмная мать... Она всё беспокоится, что я до сих пор одна, познакомить меня с кем-нибудь хочет. И, короче, она сказала, что нашла мне одного молодого человека... Он будет ждать меня в семь, в городском парке... По-моему, на центральной аллее, не доходя фонтана.

– И ты пошла туда?

– Да... – Анна задумалась. – Помню парк, как я вошла в ворота. Было уже темно, народу мало... Этот мужчина был не один, с другом. Я пошла с ними в сторону озера, по аллее налево от главного входа... Нет, не помню дальше...

– Ладно, не мучай себя, потом вспомнишь. Скажи, как ты себя чувствуешь? Не болит ничего?

– Голова кружится маленько...

– А живот не болит? Всё-таки так долго без пищи...

– Пока нормально... Скажи, я что, на кладбище лежала, да? – спросила Анна.

– Да... – тихо ответил Василий, отводя взгляд.

– Как всё странно... Значит, меня похоронили? Я умерла?

– Похоронили... Живьём...

– Ужас! – произнесла женщина. – Как же так?

– Я тем более этого не знаю... Надо поднимать архивы, искать твоих родственников, коллег. Расспрашивать... Ты с кем жила, кстати?

– Одна. У меня квартира двухкомнатная, на Коммунарной, 48. В центре.

– А как же приёмная мать?

– У неё своя квартира. Вернее, половинка дома, в Затоне. Там она живёт, с четырьмя детьми.

– А почему ты её к себе не взяла?

– Это отдельный разговор... Мне её опекунство поперёк горла было... Но тётя Рая – старая знакомая матери, разругаться с ней я не могу. Она помогла уберечь меня от детского дома, когда в семнадцать лет погибла мама...

– Как всё запутано... Давай по порядку. У тебя кроме этой тётки никого не было что ли?

– Да. Отец на фронте погиб, мать умерла от инфаркта. А тётка оформила опекунство... Да не я ей нужна была... Она хочет квартиру мою на себя переписать, своим деткам-бездельникам.

– Так вот оно что! Я, кажется, начинаю понимать, что к чему. Только мне казалось, в те времена не было такого...

– Ну, государство на моей стороне, ей квартиру никто не отдаст...

– Пока ты жива...

– То есть, это она пыталась меня убить?

– Да не пыталась, а убила. Вернее, думала, что убила. Только всё равно много неясного... Допустим, те самые ребята, с которыми ты встретилась в парке, были наняты этой тёткой, чтобы тебя убить. И, как я понимаю, они тогда на тебя напали. Но почему же потом, когда тебя нашли, врачи не определили, что ты жива?

– А я, наверное, знаю... Тётка Раиса ведь сама в больнице работает, в 1-й Советской. Она там заведующая каким-то отделением... Если всё это спланировано ею, то она наверняка позаботилась обо всём...

– Эх, узнать бы правду, что, да как... Пусть хотя бы через столько лет зло будет наказано.

– Даже не верится, что она была на это способна... Какой кошмар...

– Ладно, Аннушка, мы с тобой всё обязательно выясним. А теперь идём, я тебе постелю в зале на диване. Ночь ведь ещё...

Допив бульон, Анна встала и, слегка покачиваясь, пошла в зал за Василием. А за окном продолжался жуткий ливень, изредка сверкали молнии, гремел гром. «Как хорошо, что она теперь со мной. Дома, в тепле, а не там, на том страшном кладбище... Аннушка моя!» – думал Василий, любуясь молодой, красивой женщиной. Сейчас уже ничто не напоминало о кладбище, о той жуткой могиле. Анна выглядит совершенно нормально, естественно и молодо, будто и не было этих долгих лет летаргического сна. Волосы её приятно пахнут шампунем, а не могильной землёй.

Расстелив белую, благоухающую свежестью, простыню, Василий достал пододеяльник, подушку, бережно застелил диван. Пока женщина укладывалась, он принял душ.

– Спокойной ночи, Аннушка! – ласковым, полным любви и нежности, голосом сказал Василий.

– Спокойной ночи! – ответила она тихонько, укрываясь и поворачиваясь на бочок.

«Я надеюсь, мне это не снится, она правда ожила? Правда она теперь со мной? – думал мужчина, укладываясь в своей комнате на кровать. – Нет, это не сон, всё было наяву. Вот она, моя Аннушка, спит сейчас в зале на диване! И я тоже засыпаю, счастливым человеком!».

И действительно, впервые Василий заснул с улыбкой на лице. Он ещё не знал, как относится к нему сама Анна, симпатичен ли он ей. Но сам факт того, что он её спас, «воскресил» не мог не радовать.

На этот раз не снилось ничего. Словно провалившись куда-то, Василий крепко заснул, даже не включив будильник. Но уже утром, часов в семь, он внезапно подскочил с постели, словно ошпаренный. Проснувшись, мужчина вдруг подумал, а что если «воскрешение» Анны было временным, и она опять умерла? Ведь врачам он её не показывал, причина «смерти» и летаргического сна до сих пор неизвестна. С этими мыслями он пулей вылетел в зал. Под пододеяльником на диване угадывалась изящная, хрупкая фигурка Анны. Замерев, Василий смотрел на неё. Ткань пододеяльника слегка вздымалась, опускалась. Женщина дышала. Но для верности Василий подошёл ближе и потрогал её ручку. Ручка была тёплая, пульс прощупывался.

Облегчённо вздохнув, мужчина присел рядом, на краешек дивана, любуясь спящей женщиной. Словно младенец, она спала сладко-сладко, с умиротворённым личиком. И казалось, что во сне Анна даже немного улыбается. Тут чуточку дрогнули её реснички, и женщина открыла глаза, повернув голову. Слегка щурясь, Анна своим добрым, лучистым взглядом посмотрела на Василия.

– Доброе утро, Аннушка! – сказал он.

– Доброе утро! – ответила она своим ласковым, певучим голосом.

– Как спалось, что снилось на новом месте? – спрашивал мужчина.

– Да я не спала почти, не хочется. Всё думала о том, что же со мной произошло. Как вспомню про кладбище, так страшно становится, просто мороз по коже...

– Ну, всё уже позади, бояться нечего! А ты правда ничего не помнишь с того дня?

– Несколько раз я ненадолго приходила в сознание. В глазах всё пестрило, плыли какие-то круги, а вокруг была сплошная, глухая тьма. Но сил не было даже пошевелиться. Я чувствовала, что лежу на чём-то жёстком, что с боков меня что-то подпирает. Всё осознавалось как-то отдалённо, будто и не со мной происходило. А затем снова всё исчезало, и я чувствовала, что падаю куда-то глубоко-глубоко. Потом не было ни снов, ни кругов перед глазами. Ничего...

– Но ты так и не поняла, где ты?

– Я даже думать не могла. Лишь некоторые чувства едва-едва осознавались: что темно и жёстко. Мыслей никаких не было.

– А когда ты пришла в себя? Задолго до того, как я тебя откопал?

– Я не помню, сколько прошло времени. Меня словно током ударило, и я резко попыталась встать. Но что-то твёрдое, обёрнутое тканью, не пустило меня. Руками я ощупала всё вокруг себя и поняла, что нахожусь где-то в тесном пространстве. Про то, что это гроб, мыслей не было. Но стало очень страшно, и я начала кричать... Уже потом, услышав сверху какие-то скребущие звуки, я замолчала. Какой-то леденящий страх, ужас сковал всю мою душу... И только когда ты сорвал крышку, я поняла, что это был гроб. Я увидела чёрное небо, неистово качающиеся на его фоне деревья и твоё лицо в свете огня. А вокруг камни, земля... Поначалу мозг просто отказывался соображать, что к чему. Но страха уже не было. В тебе, в твоём голосе, тоже испуганном, было что-то такое... Что-то доброе, внушающее доверие. Я поняла, что ты пришёл, чтобы помочь мне. Только скажи, как же ты узнал про меня, про то, что я жива?

– Это сложно объяснить... Я сам не понимал, что со мной происходит, думал, что схожу с ума... Моя дача расположена чуть дальше кладбища, и по воскресеньям я туда хожу. Мимо кладбища. И однажды я случайно отошёл в сторону от тропинки, присел отдохнуть. И увидел твою фотографию на памятнике... То, что я почувствовал, было непередаваемым ощущением. Такая молодая, такая красивая и милая женщина, девушка, и вот так вот, безвременно ушла туда, в мир мёртвых... Некая смесь страха, жалости и лёгкой симпатии появилась в моей голове. И я стал навещать твою могилку, навёл на ней порядок, покрасил памятник. Позже пришло осознание того, что ты... Что ты мне нравишься. По одной только выцветшей старой фотографии, по твоим грустным серым глазкам, изображённым на ней, я в тебя влюбился... Мне самому было это странно, я ощущал, что буквально схожу с ума. Но эта любовь сжимала невидимым хомутом моё сердце всё сильнее и сильнее. И в ночь на прошлую пятницу ты мне приснилась, гуляющая по парку. Я увидел тебя, Анна, такой, как ты есть. В той же кофточке, что и на фотографии. Ты с волнением смотрела на часы, кого-то ждала. Я попытался с тобой заговорить, но тут предательски зазвенел будильник... А этой ночью мне приснилось продолжение. Тот же парк, только другое место. Какая-то узкая, неосвещённая аллея. И два ужасных то ли человека, то ли зверя тащили тебя во тьму... Проснувшись, я понял, что нужно тебя спасать, и побежал на кладбище...

Анна с лёгким румянцем на щёчках, опустив глазки, смущённо произнесла:

– А я раньше даже не верила, что существует любовь... Мне не везёт с этим никогда... А тут любовь человека, которого я никогда не знала при жизни, буквально оживляет и воскрешает меня. Всё-таки великая это сила!

– Да, косвенно это так. Но всё же к непосредственному твоему приходу в чувства больше имеет отношение молния, попавшая в дерево. Через корни разряд дошёл до тебя, и привёл в сознание.

– Просто фантастика, – с восхищением произнесла Анна. – Но как же я там не задохнулась за столько лет?

– Гроб был закопан неглубоко, и неплотно насыпанные сверху камни с кусками глины пропускали воздух. К тому же, прямо рядом с гробом я обнаружил щель. Скорее всего, это пересохшее русло грунтовых вод. Где-то там, глубоко под землёй течёт вода, и своим течением создаёт определённую тягу. Едва-едва, очень слабо и очень медленно, но воздух туда всасывался. А человеку без сознания много ведь и не надо...

– Это просто чудеса! Как представлю весь тот ужас своего положения, так страшно становится...

– Теперь обязательно надо показать тебя врачу. Твой летаргический сон ведь наступил не сам собой, тебя ведь чем-то ударили по голове. Возможно, нужна какая-нибудь операция, лечение...

– Когда я мылась у тебя в душе, я осмотрела всю себя. Никаких ран нигде нет. Зажило, наверное, за столько-то лет.

– Всё равно врачебный осмотр не повредит. Сейчас же мы с тобой и отправимся в поликлинику. Иди, умывайся, сейчас я приготовлю завтрак.

Анна встала, поправляя свой халатик, и отправилась в ванную комнату. Василий услышал, как зашумела вода.

«Ведь ей сначала одежду надо какую-нибудь купить, не пойдёт же она голая по улице... – думал он. – А с самочувствием Анны мои опасения не подтвердились. Выпитый бульон не вызвал никаких отторжений, теперь её можно очень аккуратно кормить. С этим всё понятно... Неясно другое – как же всё-таки Анна отнеслась к тому, что она мне нравится? По её смущению я понял, что ей это приятно... Но почему она молчит? Почему не говорит, взаимно ли моё чувство? Хотя, куда я так спешу? Бедная женщина итак в шоке, а я жду от неё каких-то ответов... Пускай... Время всё покажет... Но теперь, когда я увидел её живой, а не на фотографии, мои чувства стали во стократ сильнее. Я выстрадал эти свои чувства, эту любовь...».

Василий и Анна позавтракали свежеприготовленной яичницей, попили кофе. Гостья с аппетитом съела всё, похвалив хозяина за вкусный завтрак.

– Так, придётся мне идти в гараж, брать машину. Сегодня нам с тобой много дел предстоит сделать. Надеюсь, моя «Волжаночка» заведётся, давненько я её не беспокоил...

Пока Василий ходил за машиной, Анна приводила в порядок свои волосы, причёсывалась, параллельно вспоминая, что же с ней произошло в тот день, 18 сентября 1975 года.

«Этот Андрей, высокий, долговязый и даже немного горбатый, мне сразу не понравился. Грубый какой-то, неотёсанный, небритый. Значит, правда, Раиса подослала его с той страшной целью... Не зря же он с дружком своим пришёл. Тот вообще квазимодо какой-то: лицо умственно-отсталого, маленькие злые глаза, весь волосатый, как обезьяна. Зачем я только с ними пошла?.. Всё надеялась, дура, что счастье своё найду... Эх... А вот оно, счастье, само меня нашло. Хочется верить, что Василий не придумал ничего, про свои чувства. Да нет, он не может врать. Такое благородное, доброе лицо, искренние, правдивые глаза... Что-то родное в нём есть, притягательное. Я чувствую, что он так же одинок, как и я... Василий, Васенька...».

Тут под окнами плавно и бесшумно остановилась бежевая, слегка желтоватая «Волга» ГАЗ-2410. Хлопнув дверцей, из неё вышел Василий. В окне зала он заметил Анну. Помахав ей рукой, загадочно улыбаясь, Василий поднялся в квартиру.

– Я на базарчик заезжал, одежду тебе кой-какую купил! – сказал он, протягивая Анне сумку. – Иди, примеряй!

Со смущённой улыбкой женщина взяла пакет и скрылась в спальне. Спустя пять минут она вышла оттуда уже в красивом платье в мелкий красный горошек, в маленькой соломенной шляпке и в изящных красных туфлях-балетках. И даже подумать было невозможно, что эта милая девушка на самом деле 1940 года рождения. Выглядела Анна максимум на 25.

– Прелесть ты моя! – восхищённо произнёс Василий, слегка приобняв Анну и прижав к себе.

Застенчиво опустив глазки, она даже не попыталась отстраниться от мужчины. Василий почувствовал, что Анне было приятно его прикосновение. С неким благоговейным трепетом женщина замерла, предавшись ему, но не произнесла ни слова.

– Пошли, заедем сейчас в поликлинику, к дежурному врачу. А потом отправимся искать твою мачеху, тётку эту гадкую...

Тихонько заклокотав своим стосильным двигателем, «Волга» плавно тронулась. Миновав несколько кварталов, она свернула во двор поликлиники.

– А как же без паспорта-то? – спросила Анна.

– Ничего, эти формальности мы потом сделаем. И паспорт тебе новый дадут. А сейчас они тебя так осмотрят. Пойдём...

ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ПОСТЕ

Начало:
Воскресение (рассказ)

Василий неспешно шагал всё выше и выше, минуя старые захоронения и приближаясь к более новым. Тут и там, за пышной зеленью кустарника мелькали блёклые, выцветшие фотографии, имена, даты смерти. Но мужчина уже привык здесь ходить, и все эти зловещие спутники человеческой смерти его давно не пугали. Кладбище Василий воспринимал просто как некий парк. Частенько, устав от затяжного подъёма в гору, он присаживался на лавочку возле какого-нибудь памятника, переводил дух, пил водичку и шёл дальше. Вот уже и вершина, кладбище постепенно заканчивается, последние могилы растворяются среди леса. А там, в нескольких сотнях метров, уже виднелись заборы дач.

Извилистая тропинка, петляя меж поваленных деревьев и веток, выходит на главную улицу товарищества. Участок Василия расположился недалеко от леса, за самым первым перекрёстком дачных улочек, справа. Вдоль ровного, выкрашенного известью забора аккуратно высажены красные тюльпаны. Возле каждого растения ровная, круглая луночка. Рядом ни травинки, ни сорнячка. Во всём, в каждой мелочи, прослеживалась заботливая, умелая рука хозяина.

Достав из кармана ключи, Василий отпер калитку и деловито прошёл на свои шесть соток. Участок был словно вылизан языком. Тропинка, устланная мелким белым щебнем, вела к домику. Вдоль неё – разнообразные цветы, высаженные в порядке цветения. Те, что цветут раньше, находятся ближе к тропинке. Более поздние – подальше. Домик же и вовсе находился в тесных объятиях сирени; стенки сплошь поросли диким виноградом, а на окнах, на подоконниках внутри, стояли горшочные цветы. Сразу за домиком был тщательно вскопанный участок – огород. Уже совсем скоро на этот внушительный пустырь переселится огромная армия рассады, и жизнь дачи вновь забьёт ключом.

Для полива грядок на участке Василия предусмотрена целая система из шлангов, трубок, специальных брызгалок и фонтанчиков. Вся эта красота включалась автоматически, как только в трубы централизованно подавали воду. Хозяин предусмотрел всё, и даже в его отсутствие огород будет полит. Такая система очень удобна, особенно учитывая тот факт, что мужчина посещает свою дачу всего лишь раз в неделю, по воскресениям. Остальные дни он целиком посвящает работе.

Вот и сегодня, прохладным воскресным утречком Василий пришёл на участок, чтобы, отдыхая от городской суеты, погрузиться в чудесный садово-дачный мир. Взяв в руки мотыгу, он с головой окунулся в прополку редиски, попутно размышляя о своей жизни.

Кроме этой дачи, у Василия больше никого нет. Сорокалетний инженер жил один. Пожилые родители доживали свой век в деревне, в соседней области. С ними мужчина почти не общался. Были на то причины... А жены у Василия не было никогда, не сложилось как-то... Всю свою любовь, всё свободное от работы время мужчина отдавал даче, заглушая садово-огородными работами своё одиночество. Но это самое одиночество уже стало нормой, привычкой. Никакой острой потребности в общении Василий уже давно не испытывал. Много раз обжегшись на девушках, на женщинах, инженер окончательно расстался с бессмысленной затеей найти себе пару. Однако, где-то в глубинах его подсознания всё равно бушевал пожар. Время от времени чувство неудовлетворённости собой просачивалось наружу, но Василий нещадно глушил его прополкой грядок, поливом огорода, наведением блеска на своих шести сотках. Иного выхода мужчина просто не видел. «Никакой любви не существует, всё это выдумки» – говорил он.

«Хороших женщин на свете практически нет, – размышлял Василий. – Есть матёрые хищницы с жаждой половых отношений и жаждой денег. Для них мужчина – источник наслаждения и дохода. Ни о какой любви эти создания и слыхом не слыхивали. Сплошной расчёт, везде и во всём. И если ты беден, если ты не удовлетворяешь их потребностей, они и дня с тобой общаться не будут. А в сказки о бескорыстной любви, о самопожертвовании ради любимого я давно не верю. Женщины – это вообще не люди... И лучшее, что можно придумать, это жить одному, не питая бессмысленных иллюзий, не надеясь на счастье с призрачной «второй половинкой»...».

Каждый раз, убеждая себя такими мыслями в правильности своего выбора, Василий на какое-то время забывал о гнетущем одиночестве и просто наслаждался жизнью. Вот в саду звонко поют птицы, ветер шелестит молодой листвой яблонь! Нежные цветочные ароматы витают в воздухе, кругом покой и благоухание. Как хорошо жить! Жить для себя, наслаждаться свободой, безмятежностью. Казалось бы, никто не нужен для счастья! Хочется, конечно, иметь идеальную подругу, жену. Но эта мечта остаётся несбыточной, нереальной, как мечта о полёте в космос. И с мыслью об одиночестве приходится свыкаться.

За размышлениями и дачными работами время летит быстро, текут минуты, часы. Вот уже и полдень, солнце начинает ощутимо припекать. Пора собираться домой. Ещё раз обойдя своё небольшое ухоженное хозяйство, Василий берёт несколько пустых пластиковых бутылок и отправляется к роднику, что на другом конце массива. Налив воды, дачник закрывает калитку на ключ и неспешным шагом идёт обратно, к спуску с горы. Как и всегда, на середине спуска мужчина решил сесть на лавочку, передохнуть. Тащить с десяток бутылок родниковой воды тяжело даже под горку.

По правую сторону тропинки шли сплошные оградки, разномастные, высокие и не очень, ржавые и крашенные. Скамеек и столиков не было. Все они – на противоположной стороне, однако, там – солнце. А посидеть хочется в тени. И Василий, найдя брешь между оградками, решил немного углубиться в кладбищенский массив. Свернув, он прошагал с десяток метров и наткнулся на небольшую металлическую лавочку, прямо под старым развесистым дубом. Тенёк, прохлада – то, что надо. Поставив сумку на столик, мужчина аккуратно сел, переводя дух. Открутив пробку от одной из бутылок, Василий глотнул водицы, потянулся и громко устало вздохнул. Кругом была зелень свежей листвы, залитая ярким майским солнцем. Слабый ветерок шевелил ветки деревьев, покачивал бумажные цветы на могилках. Медленно обводя взглядом памятники и кресты, мужчина невольно наткнулся на фотографию какой-то женщины. Неописуемая грусть была на её молодом веснушчатом личике. Как-то нерешительно, с лёгким испугом и удивлением, смотрела она со старой фотокарточки под стеклом. И что-то в её лице было такое родное, такое близкое... Сам не понимая, почему, Василий всё глядел и глядел на эту женщину, не решаясь оторвать взгляд. Под фотографией была табличка: «Весельская Анна Ивановна, 24.05.1940 – 18.09.1975».

«Уже тридцать с лишним лет нет на свете этого милого личика, – с грустью думал Василий. – Могилка вся заросла, никто за ней не ухаживает, никто не приносит цветов. Лишь маленький, выцветший бумажный цветочек сиротливо болтается под фотографией. Никому оказалась не нужна Весельская Анна Ивановна... Аня... А ведь и она могла осчастливить кого-то, стать верной женой, доброй матерью. Но судьба сложилась так, что её не стало. Но почему? Что с ней случилось, от чего она умерла? Тут, на фото, она будто знает о своей скорой смерти. В какой-то нарядной кофточке, ещё далеко от этого страшного кладбища, ещё в мире живых, эта молодая женщина уже предчувствует нечто страшное... Бедная Аня...».

Василий ещё долго сидел возле памятника, не сводя глаз с фотографии. Внезапно нахлынувшая грусть комом подкатила к горлу, мужчина окончательно растрогался. Но что произошло, почему именно эта могилка так повлияла на Василия? Не в силах понять этого, мужчина подошёл к памятнику, коснулся тыльной стороной ладони холодного стекла над фотографией и тихо прошептал:

– Я ещё приду, в следующее воскресенье...

Развернувшись, он зашагал обратно, к тропинке. Грустным взглядом с фотокарточки Анна смотрела ему вслед. Василий в последний раз оглянулся, зачем-то помахал памятнику рукой и стремительно направился вниз по тропинке, к остановке трамвая...

И вновь начались трудовые будни: проекты, отчёты, проверки технической документации. И хоть предприятие, на котором трудится Василий, небольшое, работы всё равно выше крыши. Выполнение государственного заказа требовало предельной точности, строгости, соблюдения всех норм. И у главного инженера по той причине не было даже свободной минутки. В голове крутились всевозможные математические формулы, переменные, параметры и показания приборов. Постоянно приходилось пересчитывать полученные данные, держать в оперативной памяти мозга многозначные цифры. Непрерывные консультации, рабочие переговоры с коллегами... Тут уж не до одиночества, не до каких-либо иных мыслей. Всё подчинено производству. И вечером, приходя домой после ненормированного рабочего дня, Василий просто падал с ног от дикой усталости. В его маленькой двухкомнатной «хрущёвке» по обыкновению было тихо, чисто и уютно. Сорить и шуметь просто некому, и поддержание порядка сводилось лишь к субботней влажной уборке.

Незаметно, день за днём, трудовая неделя подошла к концу. В голове ещё мелькали обрывки каких-то параметров и формул, однако все эти ненужные сегодня мысли быстро улетучивались. Встающее утреннее солнышко, играя своими лучиками в хрустальном графине на подоконнике, уже возвещало о приходе дня выходного. Как и всегда, Василий посвятил этот день уборке, походу по магазинам и готовке еды на новую трудовую неделю. Всё шло как-то механически, автоматически. В восемь завтрак, в полдевятого – мытьё пола, затем протирание шкафов и полок от пыли, потом магазин... Все субботы проходили именно так. Одинаковые дела, одинаковые мысли. «Только чёткий план, чёткий ритм и распорядок домашних дел обеспечивают поддержание порядка, уюта, – думал Василий. – А стоит отклониться от графика, полениться, что-то не сделать или не доделать – и из этих недоделок вырастет целый ком проблем. Не помой один раз пол – и грязи будет в два раза больше».

Занимаясь на службе разработкой сложных систем, приборов, аппаратов, Василий и сам становился похожим на какого-то робота. Придумал для себя строгий распорядок дня, исключил все непродуманные действия, пустое времяпровождение. Самому себе мужчина объяснял такую дисциплину просто: для эффективного поддержания порядка дома и на даче, для эффективного распределения свободного времени. Но истинная же причина была иной. Она крылась в глубинах подсознания. Василий даже самому себе не мог признаться, что всплески неудовлетворённости собой, приступы дикого одиночества случаются всё чаще и чаще. Чтобы их не допускать, инженер и разработал такую вот схему – больше делать, меньше думать. Схема эта превратилась в привычку, и действовала уже сама собой.

Но вот, выйдя из магазина, Василий, погруженный в свои домашне-бытовые мысли, резко остановился. На углу дома, как и всегда, сидели бабушки, торговали зеленью, редиской, цветами. Обычная «городская массовка», наряду с прохожими, на которых инженер обычно не обращал никакого внимания. Серые, одинаковые, незнакомые, чужие. Но тут промелькнуло что-то, что заставило Василия «сменить пластинку» в своей голове. На картонной коробке, служащей прилавком у одной из бабушек, в банке из-под майонеза стояли бумажные цветочки. Точь-в-точь такой же цветочек Василий видел в воскресение, на кладбище. На могиле Анны Весельской...

Словно электрический разряд прошёл по телу инженера. Крепко отпечатавшийся в памяти образ давно умершей женщины снова ярко встал перед глазами. Не было видно ни кладбища, ни памятника – только её грустное, по-детски милое усталое лицо, испуганно-удивлённые серые глазки...

«Почему я её так хорошо запомнил? – удивлялся Василий, медленно бредя к своему дому. – Может, я знал её раньше? Да нет, не может быть. Мне лет пять было, когда она умерла. Странно, ужасно странно. Но что-то в ней есть, сам не понимаю...».

Хоть с «ритма» Василий и не сбился – переделал все намеченные дела, но и про таинственную покойницу не забыл. За домашней работой, за всеми своими нехитрыми делами инженер продолжал думать про эту загадочную Анну Весельскую. Её образ то и дело всплывал перед глазами, чётко прорисовываясь в памяти. Но понять, чем же эта женщина заслужила столько его внимания, Василий так и не смог.

День прошёл, и вот снова наступило утро. Утро воскресения. К удовольствию от традиционного похода на дачу подмешивалось ещё какое-то волнующее чувство. «Помню, лет в восемнадцать, когда я шёл на первое свидание с девушкой, было что-то похожее. Легкий приятный холодок в груди, какое-то особое волнение и даже трепет... – думал Василий. – Но почему возникло это чувство сейчас? Свиданий у меня не было уже много лет, и редкие женщины, с которыми я встречался, были нужны исключительно для технического удовлетворения определённых потребностей. Перед ними никакого трепета не было. Почему же он есть сейчас?».

Вот и гора, вот и кладбище. В утренней тишине изредка чирикала в зарослях какая-то птица. Ветерок, приятно обдавая прохладой, шелестел листвой, приветливо покачивал ветки деревьев. Солнце светило откуда-то сбоку, и свет его был ярко-оранжевым. Кладбище казалось совсем не страшным, будто и нет тут мёртвых, будто все живы и лишь отдыхают где-то там, в тени деревьев.

Василий, опираясь на свою походную палочку, быстрым темпом поднялся до того места, где необходимо было свернуть вглубь кладбища. Место это он запомнил хорошо – профессиональная память бывает полезной не только на работе. Пройдя меж высоких оградок и кустов, инженер уже издали видит знакомую могилу. Обычный, чёрный железный четырёхугольный памятник, расширяющийся кверху, со скошенным углом. Сейчас за травой и побегами деревьев его почти не видно. Неделю назад зелени было значительно меньше.

Отведя рукой ветку дуба с множеством молоденьких резных листиков, Василий увидел фотографию женщины. Всё тот же грустный взгляд, всё те же серые глазки.

– Здравствуй, Аня! – тихо прошептал мужчина. В ответ лишь негромко шелестели листья на старом дубе, да пели птицы, радуясь новому дню.

Вся сорная трава, вся поросль была немедленно убрана с могилки Анны. Маленькими аккуратными грабельками Василий взрыхлил пыльный каменистый холмик и посадил привезённые с собой цветы.

«Вот паразиты! – думал мужчина. – Ну что за родственники! Не могли даже землицы нормальной на холмик принести. Тут ведь камни сплошные, не растёт толком ничего, только всякая колючая гадость, да поросль от дуба...».

Верхний слой каменистой почвы был снят маленькой лопаткой, и на торчащие в камнях корешки цветов была насыпана нормальная земля. На дорожке, меж оград, как ни странно, земля была хорошая, и взять пришлось оттуда. Затем Василий выкрасил скромную низенькую оградку и сам памятник привезённой с собой краской, отломил дубовую ветку, чтобы не загораживала фотографию, и присел на лавочку.

– Ну вот, Анечка, теперь и у тебя тут порядок! – произнёс мужчина едва слышно, не сводя глаз с портретика покойной. А внутри у Василия что-то словно перемкнуло. Некая давящая, удушающая жалость подкатывала к горлу. Хоть он и не знал эту женщину, не знал, кем она была, как и от чего умерла, Василий испытывал к ней какие-то непонятные чувства. Чем-то родным, близким веяло от этой выцветшей фотокарточки под стеклом. Скромное, грустное лицо молодой женщины излучало некую доброту, притягивало всё сильнее. Что же в ней такого, в этой Анне Весельской, мужчина понять не мог...

Собрав все инструменты, аккуратно застегнув свой рюкзачок и подхватив ожидавшую его походную палочку, Василий направился к своей даче.

– Я не прощаюсь, Аннушка! Ещё загляну! – прошептал он, словно обращаясь к живому человеку.

Мысли о даче, о регулярных огородных делах не могли вытеснить из головы Василия образ Анны. Её лицо постоянно стояло перед глазами. Ни на минуту не забывая про эту женщину, инженер всё думал и думал о ней, пытался проанализировать свои чувства. «Что же со мной случилось, почему я не могу её забыть? – размышлял мужчина. – Я не знал её, никогда не видел и не мог видеть. Даже похожих на неё не видел. Память у меня хорошая... Так в чём же дело?».

Мысль о том, что это некая форма любви, посетила Василия уже по пути домой. Спускаясь с горы, он продолжал свои размышления: «Как же так получается? Неужели я... влюбился? Влюбился в женщину, которая умерла уже тридцать с лишним лет назад? Что за бред? Это невозможно! Но, по сути, это ведь так...».

Внезапно какое-то чувство сильного стеснения и даже стыда обуяло Василия. Сокрушаясь, как такое могло случиться, мужчина прежде всего подумал о последствиях: «Я же сгорю на месте, если кто-то узнает об этом или хотя бы получит какую-нибудь догадку...». И хотя тут, на безлюдном старом кладбище, увидеть его никто не мог, Василий решил не сворачивать с тропинки. Даже не отдыхая, он быстро спустился с тяжёлыми сумками к остановке и уехал домой. Только на этом навязчивые мысли отнюдь не закончились.

«Почему я к ней не зашёл, я же обещал?» – подумал Василий, уже ложась спать. Но тут другая мысль шурупом ввернулась в его мозг: «Кому я обещал? Памятнику, могиле? Она мертва, мертва! Анна Весельская – мертва... Ну почему она мертва?.. Несправедливо...».

Внутренние противоречия, война мыслей, не давали заснуть ещё очень долго. И на следующий день Василий пошёл на работу невыспавшимся. Впервые за многие годы его инженерской деятельности в голову не лезло абсолютно ничего. Формулы, цифры, буквы, словно горох от стенки, отскакивали от его сознания. Все мысли были только об одном, о ней... И мужчину словно магнитом тянуло туда, на кладбище, под старый дуб...

Дни потянулись ужасно медленно. Проблемы на работе, вызванные внезапным отключением ото всех рабочих мыслей, начали здорово угнетать. Сознавая то, что он катится в пропасть, Василий не мог ничего поделать. Его умнейшая голова отказывалась работать. В её недрах господствовало подсознание, оккупированное одной только мыслью. С отсутствующим видом главный инженер тупо сидел за своим столом, по десять раз читая одну и ту же строчку, не понимая ничего.

– Ты что, Воронин, влюбился что ли? – спросил его начальник, зайдя в кабинет.

Василий вздрогнул и даже, как ему показалось, немного подпрыгнул на своём кресле. Конечно, начальник не мог ни о чём догадываться, и это было простым предположением.

– Ну... – промямлил каким-то неестественным для себя голосом главный инженер. – Допустим...

– И когда свадьба?! – шутливо произнёс начальник.

Василий вздрогнул ещё сильнее, нервно оглядываясь.

– Не знаю... – произнёс он испуганно.

– Ладно, работай! А то я смотрю, у тебя совсем в последние дни работа не клеится.

Начальник ушёл, а Василий ещё долго сидел, глядя на закрытую дверь. «Что же делать, как мне вернуть всё, как было? – думал он взволнованно. – А может, я просто схожу с ума? От одиночества всякое случается... Ну не может быть такой странной любви. Если я вдруг полюбил бы своего начальника, я бы конечно застрелился – гомосексуализм для моего сознания неприемлем. Но, тем не менее, тут было бы всё понятно, такое бывает с людьми. Редко, но всё же случается. И к животным любовь бывает, от безобидной и до разврата. Но то, что случилось со мной, не лезет ни в какие ворота. Любовь к мёртвому человеку. Любовь чистая, светлая, добрая... Я тянусь к ней, к этой Аннушке, как к живой. Почему так?..».

Ответов не было. А гнетущее чувство продолжало нарастать. Прекрасно понимая, что ничего хорошего из этого не получится, Василий решил обратиться к психологу. А если не поможет – тогда уж и к психиатру. Но прежде инженер решил дождаться воскресенья и снова сходить туда, на кладбище. Попытаться на месте, самому, порвать эти невидимые путы, скрутившие его и подчинившие всю жизнь странной и бессмысленной любви.

Вернувшись с работы, Василий лёг спать. Воскресенье совсем скоро, завтра уже пятница, 22 мая. Невольно предвкушая очередной визит к Анне, мужчина немного успокоился и быстро заснул. Не успел он сомкнуть глаз, как тут же увидел её. На этот раз перед ним была уже не фотография.

Впереди была аллея какого-то парка. Несмотря на наличие больших круглых фонарей, от которых исходило какое-то неестественное, белое фосфорное свечение, в парке было довольно темно. Вдали угадывались неясные очертания предметов. Старые огромные скамейки округлых форм с изогнутыми чугунными спинками и массивными ножками, литые чугунные урны. Огромные дубы величественно покачиваются, сквозь их пышные кроны видно свинцовое вечернее небо. Людей почти нет, лишь вдали мелькают во тьме какие-то тени. И тут, прямо посреди этой загадочной мрачной аллеи стоит она – Анна. Во всё той же нарядной кофточке, что и на фото. Теперь Василий мог разглядеть женщину во весь рост. Она была изящна и стройна, кофточка аккуратно заправлена в чёрную волнистую юбочку до колен, на тонких белых ножках – серенькие туфельки на небольших каблучках и с закруглёнными мысками. Держа в руках маленький резной веер, Анна медленно прогуливалась по аллее, грустно глядя себе под ноги. Василий стоял, остолбенев как каменная статуя, слегка приоткрыв рот и не решаясь даже пошевелиться. Тут женщина сделала несколько шагов в сторону и медленно стала разворачиваться спиной к Василию. Затем она взглянула на наручные часы и, ускоряя шаг, уверенно направилась вдоль по аллее.

– Анна! – окликнул её Василий, стремительно догоняя женщину.

Она резко обернулась, и мужчина вновь увидел знакомые черты лица. На этот раз на лице Анны сквозь грусть пробивалась неясная, нерешительная улыбка. Женщина увидела Василия, симпатичного мужчину в расцвете сил, и очень робко, застенчиво улыбнулась ему.

– Вы не можете меня знать! – ответила она тоненьким, почти детским нежным голосочком.

– Постойте, Анна! – продолжал Василий. – Я должен вам кое-что сказать...

В этот момент раздался какой-то неприятный, оглушительный писк. Парк, аллея, фонари, женщина – всё в один миг растворилось без следа. Открыв глаза, Василий увидел свою уютную, чисто убранную комнатку. В окно заглядывало солнце, отблёскивая и переливаясь в графине с водой на подоконнике. Шустрые солнечные зайчики уже скакали по всем стенам, по полировке старого шифоньера и даже по постели. Прищурившись, мужчина посмотрел на часы. К тому моменту писклявый китайский будильник уже отключился, и в комнате воцарилась тишина.

– Ровно семь... – произнёс Василий. – Пора на работу.

И вновь очередной трудовой день закружился в потоке информации, цифр и формул. Сегодня работать было уже легче. Приятные воспоминания сегодняшнего сна нежно грели душу, даже немного окрыляя. Поднялось и настроение. То, что ещё вчера не лезло в голову, сегодня с успехом решалось, выполнялось. Написав три отчёта, составив большую сложную таблицу, Василий заслужил похвалы начальника.

– Ну вот, а говорил – не получается! – похлопал шеф главного инженера по плечу.

Рабочий день подходил к концу, впереди уже маячили выходные. Стрелки часов на стене в кабинете показывали пять. Всё, можно идти домой. Довольный, Василий собрал в дипломат какие-то бумаги со стола, щёлкнул замочками чемодана и заспешил к лестнице. Через пять минут шустрый трамвай уже мчал его к дому.

«Почему я такой радостный? – мужчина пытался проанализировать свои чувства. – Где-то глубоко-глубоко в подсознании появилось приятное, тёплое ощущение некоего близкого счастья, радости. Но где эта радость? Я видел всего лишь сон, это выдумка моего собственного мозга. Реальность ведь краше не стала...».

Мрачные мысли вновь опустили на землю окрылённого инженера. Но странное сладкое чувство всё равно продолжало просачиваться из недр сознания, питать израненную душу мужчины. Уже дома Василий поужинал, походил из угла в угол, теряясь в догадках, к чему всё это. И тут его осенило: «Сон! Всё дело в нём! Теперь Анна стала приходить ко мне во сне, и сегодня я снова увижу её! На земле встретиться нам не суждено, однако в мире грёз мы будем вместе!».

Радость переполняла. Приняв душ, Василий лёг в свою кровать, уютно укрывшись одеялом, закрыл глаза. Вот-вот, уже скоро, он увидит её! Но сна всё не было. Вертясь с боку на бок, мужчина никак не мог заснуть. В голову сами собой поползли разные мысли.

«Почему же не получается? – думал Василий. – Что-то тут не то. Может, вчера она увидела меня, и я ей не понравился?.. Да нет, не должно быть такого... А хотя, всё может быть... Ну, хоть сказала бы она что-нибудь: нет, мол, так и так... Душу бы хоть мою отпустила...».

Сон всё не шёл. Тьма за окошком постепенно рассеивалась. Желтоватый свет далёкого фонаря, отпечатывавшийся на занавеске, на глазах сменялся неясным, сероватым светом утра. Проецируемый на штору квадрат окна разгорался всё ярче. И вот уже он стал оранжевым. Встало солнце. Валяться в кровати дальше было бессмысленно. Отлежав все бока, помятый и не отдохнувший, Василий встал. И непонятно было, что тяготило его сильнее: отсутствие живительного отдыха, сна, или же неявка на виртуальное свидание Анны. Походив по комнатам, как потерянный, мужчина с явной неохотой взялся за свои обычные субботние дела. Перемыв все полы, вытерев пыль с полок и шкафов, он засобирался в магазин.

На улице тем временем стало прохладнее, на небе появились небольшие нерешительные тучки. Солнце уже то и дело пряталось за облаками, периодически угасая и наполняя город каким-то пасмурным, зловещим полумраком.

– Зря ветровку не накинул... – тихо произнёс Василий, ёжась от холода.

Добежав до магазина, он быстро, по списку, нашёл все необходимые, обыденные продукты, расплатился и пошёл домой с тяжёлыми сумками. «Окончательно погода портится, – думал он. – А ведь завтра на дачу...». Тут внезапно появилась вторая мысль, опережая первую: «Да что там дача, мне к ней надо в первую очередь, к Аннушке...».

Погода, конечно, была не помехой. Василий твёрдо решил идти завтра на кладбище, несмотря ни на какие капризы природы. Но прежде мужчина хотел попробовать навести справки об этой загадочной покойнице. Отнеся покупки домой, он оделся потеплее и отправился к своему приятелю, живущему на соседней улице. У приятеля был интернет, и Василий хотел поискать там какую-нибудь информацию об этой женщине.

– Здорово, Диман! – сказал он, когда дверь квартиры открылась.

– О, Васёк, здорово! – ответил крепкий, мускулистый мужичок небольшого роста. – Проходи! Как раз моя Люська пирожков напекла!

Раскрывать свою тайну инженер не стал. Его друг Дмитрий, бывший однокурсник, просто не понял бы. Поэтому Василий пошёл на хитрость. Он придумал несуществующую родственницу, которую якобы надо срочно найти, и попросил друга включить ему интернет. Дмитрий был не против. Усадив Василия в своей комнате за стол перед компьютером, он ушёл к жене на кухню. И вот, трясущимися от волнения пальцами мужчина стал набирать поисковый запрос: «Анна Весельская, 1940 года рождения». Шлёпнув по клавише, он напряжённо уставился в монитор. Однако, ничего подходящего не было. Обрывки каких-то анкет с современных социальных сетей, списки участников каких-то конференций. Полного совпадения имени и фамилии не встречалось. Но вот, глянув очередную ссылку, Василий нашёл такое совпадение, однако тут же разочаровался. Перед ним была очередная реклама липовой базы данных, составленной якобы на всех граждан страны и изобилующей всякими подробностями, включая наличие родинок на ягодицах.

– Тьфу, – выругался инженер. – Всё бестолку... Даже упоминаний о ней нет. Если только через милицию попробовать, архивы поднять. Кто такая, где жила, от чего скончалась... Сложно, долго, но осуществимо. Придётся заняться этим...

– С кем это ты тут разговариваешь?! – пошутил Дмитрий, заглянув в комнату.

– Да так, ни с кем... – устало произнёс Василий. – Не нашёл я её... Пойду, пожалуй, домой. Спать хочется...

Отказавшись даже от пирожков, испечённых женой Дмитрия, мужчина побрёл домой. Особых надежд увидеть желанный сон не было. От вчерашних радужных мыслей не осталось и следа. И даже виртуальные встречи в мире сновидений казались чем-то недоступным.

С тяжкими, полными грусти и печали думами Василий принял душ и упал на кровать. Двое суток на ногах напоминали о себе – продолжать размышления уже не было сил. Голова, словно свинцовая, буквально проваливалась в подушку. В висках сильно пульсировала кровь, отдаваясь в ушах громкими, мерными ударами. Накрыв голову руками, Василий уткнулся лицом в подушку. Головная боль плавно утихала, мужчина засыпал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ПОСТЕ

Следует, однако понимать, что не любое изменение трудовых обязанностей работника является изменением его трудовой функции. Если работодатель добавляет работнику отдельные обязанности или, наоборот, исключает их, не меняя при этом самой сути поручаемой работы изменением трудовой функции это не является, и такие изменения по инициативе работодателя возможны (при наличии обстоятельств и соблюдении порядка, которые зафиксированы в ст. 74 ТК РФ). То есть, например, если работодателю потребовалось поручить работу с новым типом договоров юристу, в обязанности которого их оформление ранее не входило, внесение соответствующих изменений в трудовой договор по инициативе работодателя может быть правомерным. А вот поручить юристу работу бухгалтера работодатель в одностороннем порядке не может.

Также необходимо отличать изменение трудовой функции от изменения наименования должности или профессии. Запрета на переименование должности (при сохранении сути поручаемой работнику работы) закон также не устанавливает.

2. Условие о структурном подразделении.

Сама по себе статья 74 ТК РФ возможности изменения условия о структурном подразделении не исключает. Однако же в силу ст. 72.1 ТК РФ изменение структурного подразделения, в котором работает работник (если структурное подразделение было указано в трудовом договоре), при продолжении работы у того же работодателя является переводом. При этом перевод на другую работу допускается только с письменного согласия работника, за исключением случаев, предусмотренных частями второй и третьей ст. 72.2 ТК РФ. Возможность перевода по инициативе работодателя в связи изменением организационных или технологических условий труда указанной нормой не предусмотрена.

Долгое время среди специалистов шли споры, о том, какая норма имеет приоритет: ст. 74 ТК РФ, допускающая возможность изменения по инициативе работодателя любого условия трудового договора, кроме условие о трудовой функции, или ст. 72.1 ТК РФ, не предусматривающая возможности перевода без согласия работника в тех случаях, о которых идет речь в ст. 74 ТК РФ. В итоге по этому вопросу вполне однозначно высказался Конституционный Суд РФ в  постановлении от 20.01.2022 N 3-П:

В порядке, предусмотренном статьей 74 Трудового кодекса Российской Федерации, работодателем не могут быть изменены не только трудовая функция работника (должность, специальность, профессия или квалификация, конкретный вид порученной работнику работы), что непосредственно установлено частью первой данной статьи, но и условие трудового договора, определяющее структурное подразделение, в котором работает работник.

3. Местность осуществления трудовой деятельности.

Возможность изменения данного условия по инициативе работодателя трудовым законодательством также прямо не исключена. Однако и тут в дело вмешался Конституционный Суд РФ. В своем постановлении от 27.04.2024 N 22-П судьи констатировали значимость конкретной местности, в которой протекает трудовая деятельность работника, как с точки зрения организации его социально-бытовой жизни, так и с позиций организации труда и его оплаты.

Изменение рабочего места на иное - расположенное в другой местности - неизбежно связано для работника с целым рядом организационных трудностей и финансовых затрат, обусловленных необходимостью переезда, перевоза имущества, смены места жительства и обустройства на новом месте. Изменение места жительства, в свою очередь, затрагивает не только трудовую деятельность работника, но и сферу его семейной жизни, социальной активности, реализации им и членами его семьи конституционных прав на образование, медицинскую помощь, участие в культурной жизни и тем самым его конституционно значимые интересы.

Это, по мнению судей, свидетельствует о том, что местность, в которой осуществляется трудовая деятельность (расположено структурное подразделение организации и (или) рабочее место) работника, хотя прямо и не отнесена законодателем к числу самостоятельных условий трудового договора, тем не менее обладает важным правовым значением.

В тех случаях, когда изменение рабочего места (в том числе когда оно определено в трудовом договоре) сопровождается изменением местности (населенного пункта), в которой должно осуществляться исполнение трудовых обязанностей, оно не может быть произведено без согласия работника. Иначе допускалось бы осуществление исключительно в интересах работодателя изменения жизненного уклада работника, затрагивающего важные сферы его существования в социуме.

КС РФ подчеркнул, что предоставление работодателю права изменять без согласия работника условие трудового договора о его рабочем месте в случае, когда новое рабочее место расположено хотя и по месту нахождения работодателя, но тем не менее в иной местности по отношению к той, где работник выполнял свои трудовые обязанности в соответствии с условиями трудового договора, не только нивелировало бы смысл и целевое предназначение законодательных норм, ограничивающих возможности работодателя по изменению условий трудового договора, но и влекло бы за собой выходящее за рамки конституционно допустимых ограничений прав и свобод ущемление конституционного права каждого на свободное распоряжение своими способностями к труду и - вопреки конституционным положениям о социальном государстве, достоинстве личности и уважении человека труда, а равно вытекающему из конституционных предписаний принципу справедливости и требованию о соблюдении баланса прав и законных интересов работника и работодателя - не обеспечивало бы надлежащую защиту работника, являющегося экономически более слабой в трудовом правоотношении стороной, от произвольных действий работодателя.

Таким образом, изменить местность, в которой работник осуществляет трудовую деятельность, работодатель также не сможет.

______________________

ТГ-канал автора - о трудовом праве.

Однажды Холодок увлеклась фольклором, Алин готов был вешаться, ведь всё понималось девушкой дословно. После односторонней ссоры ему пришлось очень быстро мириться и убеждать её, что он не обижен, а очень даже счастлив тому, что Холодок сдала его стражникам. А он, между прочим, украл взял во временное пользование те книги для неё. И Холодок, конечно, приняла их, но при первом же вопросе стражи вывалила всё как на духу. А как иначе? Ведь вранье — пустая трата времени. Правда возвращать отказалась, они ведь ей нужны. Когда, отбрехавшись и частично откупившись, оскорблённый Алин вернулся, она, уточнив обижен ли он, ушла. Чтобы вернуться с ведром воды. 

«На обиженных воду возят, а ты как раз обиделся, нужно соответствовать». 

Тяга к знаниям — страшная сила. 

Сейчас же его компаньонка, за «очеловечиванием и привыканием к людским устоям» которой, как сказали ему при выпихивании из привычного места службы, он должен был приглядывать и всячески помогать, методично осматривала несчастного Бернса. Не нащупав пульса на шее, она тыкала в запястье, недовольно хмурясь. Алин со вздохом направил её руку, удержав на одном месте. 

— Не надо тыкать куда попало, он всегда в одном месте. Что ты делаешь вообще? 

Рядом лежала раскрытая тетрадь, пол-листа уже покрывал мелкий почерк, заваливающийся влево и скачущий, как блоха, вверх-вниз. Пришлось сощуриться, чтобы разобрать хоть пару слов. 

— Ды-ш-ани-е, дыхание, — сообразил Алин, — пре-ры-вис-то-е, не-рав-ное. Через о пишется, кстати. Что тебе нужно от Бернса? Нам его ещё вместе с кристаллом живым и здоровым нужно вернуть на службу. 

Так и не отпустив руку Холодка, Алин читал записи, положив подбородок ей на плечо. Девушка не возмущается, а ему шею тянуть не нужно, удобно. Тяга к исследованиям у Холодка была неуёмная, порой слишком, а потому нужно быть начеку. Им уже лимит поставили на скандалы и «несчастные» случаи, и в этом месяце он исчерпался. 

— Делаю замеры. Как ведёт себя ваше тело, когда вы видите то, что вам нравится. Нужен эталон для сравнения. 

«Такой себе ты эталон выбрала», — со скепсисом подумал Алин, вспоминая, как Бернс чуть ли слюнями не истекал от одного лишь намёка на встречу с «непередаваемо красивой» иноходкой. 

— А без сознания он, потому что… 

Уже к концу второй недели их знакомства Холодок поняла, что такие предложения нужно заканчивать ей, объясняя происходящее. Небывалый успех — как считал Алин. Она пожала плечами, задев потерявшего бдительность Алина. Зубы звонко клацнули, чуть не прикусив кончик языка. 

— Я думала, это часть восхищения. Но, судя по замерам, он испугался, вот смотри. — Холодок перелистнула пару страниц и ткнула пальцем в верхние строки. — Дыхание, пульс, зрачок — всё сходится. Он испортил эксперимент. Мне нужен другой экземпляр. 

Алин только поблагодарил всех богов, в которых не верил, за то, что он почему-то в этот раз не подходит на роль подопытного. Поднявшись на ноги, Алин с хрустом размял спину, прокряхтев от удовольствия. 

— Будет тебе другой, только этого нужно в себя привести, а то ещё помрёт. А я копать могилу не пойду, потому что ты ни бегать, ни врать нормально не умеешь. 

Причитания продолжали литься, как вода из кувшина, Алин не особо думал о том, что говорил. И как-то пропустил момент, когда озадаченность на лице его компаньонки сменилась решимостью. А это очень плохой знак. 

— В целом достаточно тех показателей, что были заметны в первую минуту общения. 

Тихий голос Холодка сменился чавкающим звуком. «Не-ет», — простонал внутренне Алин, не решаясь повернуться. Это он слышал не в первый раз, но надеялся, что в последний. Чудесная способность Холодка. Крепко зажмурившись, Алин сбивчиво затараторил: 

— Так, ни слова, говорить с местным некро-врачом буду я. Ни слова, просто ни слова не должно слететь с твоих прекрасных губ. Холодок, у нас закончилось разрешение на твои «опыты». Боги, помогите, если вы есть. Держи то, что ты достала, а я потащу его и быстро, должны успеть. Как думаешь, у него отшибёт память или настолько нам не может повезти? 

Что-то пошло неправильно, совсем. Что-то мягкое и ещё пульсирующее в руках Алина не входило в его планы ни на сегодня, ни на ближайший год, ни в целом на всю его жизнь. 

«Говорила мама, иди в кузнецы, почему я её не послушал?» — последняя мысль затухла вместе с сознанием Алина, которое не собиралось свыкаться с человеческим сердцем в его руках.

***

Приходил в себя Алин нехотя, скорее даже цеплялся за небытие всеми конечностями, умоляя не возвращать его обратно. Там плохо, всё плохо: он с кровавыми руками и труп рядом — как будто бы нельзя сказать «это не то, о чём вы подумали». Первым, что он увидел, стала Холодок, она прижимала холодную ладонь к его лбу и хмурилась. Закрадывалась мысль, что девушка всё-таки не знает, зачем так делают люди, и просто повторяет. 

— Что… Где он?! — Алин подскочил, поняв, что Бернса нет, никакого: ни живого, ни мёртвого. 

— Дома. 

— Ты отнесла его тело домой? Холодок, это худшая идея в мире, у него старая мать. Боги, не говори, что на нас теперь два трупа? 

— Он живой дома. Всё, как ты просил, без слов притащила некро-врача, он всё сделал как надо. Бернс как новенький, только волосы почему-то белые. Это какая-то ваша реакция? Ты тоже так можешь? 

«С тобой я скоро так и сделаю». 

Хотелось удариться затылком об пол так, чтобы снова откатиться в чудное забытье, а может, и того, совсем, за грань, и пусть с ней мучается кто-то другой. 

— Я уродливая? 

— Нет! — опешил Алин, вопрос был совсем некстати. 

— Тебе не понравился подарок? — продолжала допытываться Холодок, всё сильнее хмурясь. 

— Какой подарок? При чём тут это всё, Холодок… 

— Сердце. Я отдала тебе своё сердце. Сначала забрала, чтобы оно было моё, потом отдала тебе, а ты разлёгся. Не понравилось? Ты же сам говорил, что вы, люди, отдаёте сердце тем, кто нравится. 

Осознание стучалось, но Алин не открывал. Его нет дома, приходите как-нибудь потом, никогда, например. Он точно не готов к таким потрясениям. Ему подарили сердце… Сердце… Человеческое сердце, демон побери этот мир, который сошёл с ума. Он открывал и закрывал рот, не находя нужных слов. 

— Или у меня плохой характер? 

Холодок смотрела на него, сжав ладони в кулаки, Алин подозревал, что его просто готовятся ударить. Как он пропустил момент, когда «очеловечивание и привыкание» прошли успешно? Счастливая улыбка расползлась на лице. Как же изменилась его жизнь, если такое признание уже не кажется ему чем-то диким и безумным. Это ведь просто Холодок, у неё всё не как у людей. 

— Нет, но, знаешь, если бы ты была принцессой, то храбрые рыцари шли бы спасать дракона. Но я бы спас тебя.