Симбиоз
5 постов
Вы скажете - потому что это красиво?
Не-не-не, это так не работает.
Мы же знаем, что если что-то существует в природе достаточно долго и устойчиво, то это скорее всего полезно в эволюционном плане.
Не узкие талии красивы сами по себе, а мы их считаем красивыми, потому что... Кстати, а почему?
Данная статья - небольшой пример того, как эволюция меняет облик человека и его предпочтения.
В 1987 Бобби Лоу и ее коллеги из университета Мичигана попытались объяснить, почему у молодых женщин жир откладывается преимущественно в груди и ягодицах, а не в других частях тела.
Оказалось, что в этом отношении молодые женщины отличаются от всех остальных половозрастных групп: у женщин более старшего возраста, у девочек-подростков и у мужчин всех возрастов жир откладывается более равномерно. Если 20-летняя женщина поправляется, ее талия нередко оставается удивительно тонкой.
Лоу предположила следующее:
Двадцатилетние женщины находятся в расцвете своей плодовитости, и необычное распределение жира может быть связано с улучшением функции привлечения полового партнера или выращивания детей. Классические объяснения связаны как раз с последним обстоятельством: скажем, плохо, если жир конкурирует за место с плодом. Объяснение же Лоу связано с привлечением партнеров и привносит в вопрос отношений между полами черты гонки Черной Королевы.
Мужчина, выбирающий жену, происходит от мужчин, которые в женщине находили привлекательными две вещи (среди множества других): большие груди для кормления детей и широкие бедра для их вынашивания. До начала нашей эпохи изобилия детская смертность из-за нехватки материнского молока должна была быть довольно велика. Смерть матери и ребенка из-за слишком узкого родового канала тоже должна была быть обычным явлением. Родовые осложнения особенно часто случаются именно у людей, потому что размер головы новорожденного ребенка за последние пять миллионов лет увеличивался очень быстро.
Но зачем жир откладывается именно на груди и бедрах? Ведь грудь с большим количеством отложенного в ней жира не производит больше молока, а полные бедра не расставлены шире, чем худые с такой же костной структурой. Лоу считает, что женщины, которые накапливали жир в этих местах, могли вводить мужчин в заблуждение, заставляя их думать, будто их груди полны молока, а тазовые кости широки. Те на это повелись, поскольку цена умения отличить полную грудь от «молочной», а полные бедра от широкого таза была слишком большой, и возможности различить их просто не было. В этой ситуации мужчины, эволюционно говоря, контратаковали, в качестве доказательства малого количества подкожного жира «потребовав» предъявить узкие талии.
И женщины легко обошли это, оставляя их тонкими даже когда жир откладывался в других местах. Отношение окружностей груди, талии и бедер в шутку называют «жизненными показателями». Женщина, у которой эти параметры — 90 x 90 x 90, имеет избыточный вес, беременна или уже немолода. А та, у которой оно 90 x 60 x 90 — кандидат на разворот в «Плейбое».
Теория Лоу, возможно, неверна, о чем она сама первая и заговорила. Но эта гипотеза не менее логична или притянута за уши, чем любая другая. В нашем случае она интересна как пример того, что соперничество между нечестным продавцом (в данном случае — и это нетипично — самкой) и желающем честности покупателем необязательно заканчивается победой пола, требующего честности.
По книге М. Ридли "Секс и эволюция человеческой природы".
Странный вопрос, не правда ли?
Вроде бы ответ на поверхности, но когда пытаешься его озвучить, получается какая-то ерунда.
Потому что так устроен мир? Как бы - да. Но почему он устроен именно так?
Потому что это оптимальный вариант? Ну, а почему он оптимальный?
Потому что только так и может быть? Да нет, не только. Известно много других способов воспроизводства — не хуже полового: микроскопические животные размножаются простым делением, ивы вырастают из отростков, одуванчики производят семена, из которых вырастают точные копии родительского организма, девственные партеногенетические тли рождают партеногенетических деток, уже беременных другими партеногенетическими детками.
Давайте попробуем разобраться.
И начнём мы с более общего вопроса, который не давал покоя учёным с 1889 года, когда его озвучил Август Вейсман: "зачем вообще нужно половое размножение?"
Я пропущу рассказ о том, как возникали и менялись ранние гипотезы о причинах полового размножения, и перейду сразу к выводам.
Половой процесс — это рекомбинация и скрещивание одновременно. И, главное, во время него происходит перетасовка генов.
В ребенке объединяются (путем скрещивания родителей) тщательно перемешанные (путем рекомбинации) гены его двух дедушек и двух бабушек. Рекомбинация и скрещивание — ключевые моменты полового размножения, а все остальное — двуполость, выбор партнера, избегание инцеста, полигамия, любовь, ревность и т. п. — способы сделать скрещивание и рекомбинацию более эффективными или более точными.
В 1965 году математические модели Кроу и Кимуры подтвердили гипотезы Фишера и Мюллера начала 30х о том, что главное предназначение скрещивания и рекомбинации - возможность встречи в одном организме двух редких мутаций, полезных вместе, но малополезных поодиночке.
Виду, практикующему половое размножение, не приходится ждать совпадения двух редких событий в одном и том же индивиде, они могут комбинировать мутации из разных особей, а это очень ускоряет эволюцию.
Образно говоря, в мире полового размножения поезда ездят по рельсам, в то время, как в мире бесполого - паровые локомотивы буксуют на обычных дорогах, а лошади таскают телеги по железным.
Но эволюция сама по себе - не цель. Если это было бы так - достаточно было бы иметь высокий уровень мутаций, ведь именно они являются источником вариабельности. Но, как сказал Уильямс, все, что мы знаем о живых организмах, однозначно говорит: они пытаются сделать уровень мутаций настолько низким, насколько это возможно. Все стремятся к нулевому их уровню. Эволюция идет лишь потому, что им это не удается.
Более того, вид размножающийся половым способом, "платит за самцов": ресурсы они потребляют наравне с самками, но потомства не приносят.
Гены "бесполого размножения" при прочих равных создают свои копии вдвое быстрее, чем гены "полового размножения". Более того, если половой процесс хорошо складывает гены в удачные комбинации, то еще лучше он будет их разбивать.
Здравый смысл говорит нам, что эволюция должна уничтожить половое размножение, но раз оно существует, значит для чего-то оно всё-таки нужно.
В 1973 году Ли ван Вален предложил теорию Черной королевы, которая изначально не была воспринята как что-то значимое.
Суть этой теории в том, что мир все время возвращается туда, откуда он начал: изменение есть, прогресса — нет.
Возникновение полового размножения— это не адаптация к каким-либо абиотическим условиям, вроде увеличения размеров тела, защитной окраски, устойчивости к холоду или способности к полету. Это — адаптация к борьбе с врагом, который всегда даст сдачи.
Биологи постоянно переоценивают важность физиологических причин смерти до полового созревания, по сравнению с биологическими. Засуха, мороз, ветер или голод кажутся нам лютыми врагами.
Но очень редко бывает так, что именно физические факторы убивают животных или не дают им размножаться. Гораздо чаще костью в горле становятся другие живые организмы — паразиты, хищники и конкуренты. Дафния, голодающая в перенаселенном пруду — жертва не нехватки еды, а конкуренции. Хищники и паразиты прямо или косвенно вызывают большую часть смертей в мире.
Что убивало наших предков два века назад? Оспа, туберкулез, грипп, пневмония, чума, скарлатина, диарея. Голод или несчастные случаи могли ослабить людей, но убивала их инфекция.
Первая мировая война унесла жизни 25 миллионов человек за четыре года, последовавшая затем эпидемия гриппа убила столько же людей за четыре месяца. То была последняя из серии чудовищных эпидемий, бушевавших от зари цивилизации.
Корь опустошила Европу в 165-м году, чума — в 251-м, бубонная чума — в 1348-м, сифилис — после 1492-го, туберкулез — после 1800-го. И это — просто эпидемии. Эндемические заболевания тоже унесли жизни фантастического количества людей.
В объекте, который мы с гордостью называем «своим» телом, бактериальных клеток, возможно, больше, чем человеческих. А геном человека – лишь 1% от их суммарого генома.
Паразиты страшнее хищников по двум причинам.
Первая: их больше. «Над» людьми нет хищников, за исключением белой акулы и других людей. Но зато у нас много паразитов. Даже у кроликов, которых едят горностаи, ласки, лисы, канюки, собаки и люди, паразитов гораздо больше, чем «больших» врагов: блохи, вши, клещи, комары, ленточные черви и несметное количество простейших, бактерий, грибов и вирусов. Например, вирус миксоматоза убил гораздо больше кроликов, чем лисы.
Вторая причина, из которой вырастает первая: паразиты обычно меньше своих хозяев, а хищники — обычно больше. Это значит, что жизнь первых короче и за одно и то же время у них сменяется больше поколений, чем у их хозяина. За вашу жизнь в вашем кишечнике друг друга сменяет больше поколений бактерий, чем люди прожили с тех пор, как произошли от обезьян.
Паразиты и их хозяева слились в крепком эволюционном объятии. Чем успешнее нападают первые (чем больше хозяев он заразит или чем больше ресурсов он получит от них), тем в большей степени шансы вторых на выживание зависят от того, смогут ли они придумать хорошую защиту от паразита. Чем лучше хозяин обороняется, тем жестче естественный отбор у паразитов, у которых постепенно получается преодолеть защиту. Так что преимущество всегда переходит от одного к другому: чем страшнее ситуация для любой из сторон, тем яростнее она будет сражаться. Это самый настоящий мир Черной Королевы, в котором вы никогда не победите, а можете рассчитывать только на временную передышку.
В конце 70-х – начале 80-х Кертис Лайвли совместно с Робертом Вриенхоком провели серию экспериментов над видами, способными как к половому, так и бесполому размножению, которые убедительно подтвердили теорию Черной королевы. Введение в экосистемы паразитов резко увеличивало процент особей, размножающихся половым путем, а среди бесполых особей сильнее страдали от паразитов более многочисленные линии клонов.
Паразиты. Часть 12. И любовь, и война
Вы можете возразить мне, что я не подумал об иммунитете. И что нормальный способ бороться с болезнью — это не секс, а антитела, прививки или что-то в этом роде.
Но иммунная система — довольно недавнее, по эволюционным меркам, изобретение: она появилась у рептилий всего около 300 миллионов лет назад. А у лягушек, насекомых, омаров, улиток и дафний ее и вовсе нет.
И потом, есть одна оригинальная теория в стилистике Черной Королевы, объединяющая иммунную систему с половым размножением. Ее создатель, Ганс Бремерман, приводит в пользу этого удивительный довод. Он утверждает, что без полового размножения иммунная система не работала бы.
Гены гистосовместимости, играющие огромную роль в работе иммунной системы, очень полиморфны. В среднестатистической популяции мышей существует более сотни версий каждого гена гистосовместимости. У людей — еще больше. Каждый человек несет уникальную их комбинацию, поэтому органы, пересаженные от одного человека к другому (если это не однояйцевые близнецы), без принятия специальных препаратов всегда отторгаются. Такой высокий полиморфизм невозможно поддерживать без скрещивания.
У этой теории есть доказательства.
В 1991 году Эдриан Хилл с коллегами получили первое хорошее свидетельство в пользу того, что при распространении инфекционных заболеваний возрастает разнообразие генов гистосовместимости. Они обнаружили, что определенный тип такого гена — HLA-BW53 — встречается часто там, где распространена малярия, а в других местах — редко. Более того, у болеющих малярией детей, в основном, этого гена нет. Возможно, поэтому они и заболевают.
А согласно открытию Уэйна Поттса, домовые мыши выбирают в качестве половых партнеров только таких мышей, у которых гены гистосовместимости отличаются от их собственных. Они определяют это по запаху. Такие сексуальные предпочтения максимизируют генетическое разнообразие и делают мышат более устойчивыми к заболеваниям.
Объяснение паразитной теорией Черной Королевы полового размножения — прекрасный пример того, как в науке для решения одной проблемы приходится объединять вместе несколько разных подходов.
Ведь идея о паразитах и половом размножении возникла у Гамильтона и его коллег не на пустом месте. Они пользуются данными сразу трех исследовательских направлений, которые только недавно сошлись вместе.
Первое исследует, как паразиты контролируют численность и запускают в популяциях циклические процессы. Оно впервые обозначилось в 1920-х и было окончательно сформулировано в виде стройной теории в 1970-х годах.
Второе — открытие в 1940-х Холдейном и его коллегами высокого уровня генетического полиморфизма. Это интереснейший феномен, заключающийся в том, что почти любой ген почти у любого вида представлен несколькими разными версиями — но что-то мешает одной из них вытеснить все остальные варианты.
Третье — идея Уолтера Бодмера и коллег о генах защиты, работающих по принципу «ключ-замок».
Гамильтон объединил вместе все три направления исследований и пришел к выводу: паразиты находятся в состоянии постоянной войны с хозяевами, причем последняя ведется путем переключения с одного гена устойчивости на другой — отсюда и возникает батарея разных версий генов. Все это не работало бы без полового размножения .
Половое размножение — это средство от паразитов. Оно необходимо, чтобы гены хозяина на шаг опережали гены инфекции. Самцы в популяции — это не излишество. Они — страховка для самок, средство не потерять детей из-за гриппа или кори. Самки допускают сперматозоиды к своим яйцеклеткам — иначе получившиеся дети будут одинаково уязвимы для первого же паразита, который подберет ключи к их генетическим замкам.
Но, прежде чем начать радоваться своей вновь осознанной важной роли, пусть мужчины вздрогнут перед очередным вопросом о смысле своего существования. Пусть они вспомнят о грибах. Потому что многие грибы размножаются половым путем, но у них нет самцов. У них десятки тысяч разных полов, физически идентичных, спаривающихся с другими с одинаковой вероятностью, но неспособных к спариванию с самими собой. Даже многие животные — например, земляные черви — гермафродитны. Половое размножение не предполагает необходимости наличия самих полов — тем более, именно двух, да еще и таких разных, как у людей.
На первый взгляд, два пола — это самая дурацкая система, которую только можно придумать: она требует, чтобы целых 50 % встреченных особей не подходили вам в качестве половых партнеров.
А будь мы гермафродитами, нашим партнерами мог бы стать каждый. Если бы у нас было десять тысяч полов, как у обычной поганки, мы могли бы спариваться с 99 % популяции. Если бы полов было три, нам бы подходили две трети.
Ни одна из теорий, о которых мы говорили раньше, не объясняет, почему у нас два пола. Почему мы все не гермафродиты, которым не нужно платить за присутствие в популяции самцов — ведь последние одновременно являлись бы и самками? Почему даже у гермафродитов именно два пола? Почему бы особям просто не обмениваться пачками генов на равных условиях? Вопрос «зачем нужно половое размножение?» теряет смысл без вопроса «зачем нужны два пола?»
Чтобы получить ответ на этот вопрос, ученым пришлось погрузиться в исследование генов и взаимоотношений между ними.
Гены существуют не сами по себе, они собраны в команды – геномы. Ген сам по себе мало на что способен, а команда генов способна создать вокруг себя машину для выживания – клетку. Успешному копированию гена предшествует выживание клетки и всей команды генов, поэтому все гены заинтересованы в слаженной и плодотворной работе. Когда клетка делится и происходит копирование генов – тут тоже заинтересованы все. Но когда дело доходит до такого важного процесса, как половое размножение – эгоистичные интересы могут возобладать.
Если в результате какой-то особенности своего строения ген попадает именно в ту половую клетку, которая будет оплодотворена и даст начало новой жизни с вероятностью больше 50% - такой ген начнет распространяться в популяции.
Если таких генов становится слишком много в популяции, то низкое генетическое разнообразие ставит ее на грань гибели. Как ответ - в клетках есть процессы, этому препятствующие.
Это несколько упрощенное объяснение. Процессы в клетках сложны и сами по себе, и изучать их непросто. Но механизмов для жульничества там – море.
Гены могут заставлять организм менять поведение для своего распространения даже во вред самому организму.
Они могут создавать в клетке свои дополнительные копии;
вырезать себя из хромосомы и вшиваться в новое место — например, на другую хромосому;
ломать яйцеклетки и сперматозоиды, в которых нет копий этого гена;
проникать в уже оплодотворенную яйцеклетку и заменять там гены-конкуренты.
Они могут в конце концов просто покинуть организм, при процессе конъюгации, когда две бактерии соединяются друг с другом узкой трубкой и передают по ней некоторое количество копий генов.
В отличие от полового размножения, конъюгация не связана с репродукцией и происходит относительно редко. Но во всех остальных отношениях это — половой процесс: самая настоящая генетическая торговля.
Кстати, это явление не существует не ради пользы клетки, а ради пользы гена .
Главное здесь то, что у генов есть конфликт интересов. Все они заинтересованы в том, чтобы делать свои копии за чужой счет, но им не выгодно платить за чужой успех. Апофеоз этого конфликта приходится на мейоз – формирование половых клеток. А самый действенный метод борьбы с жуликами – кроссинговер – тщательная перетасовка генов при мейозе.
И как это нас приблизило к ответу на вопрос «почему полов — два?» спросите вы.
К ответу нас приведет путь исследования конфликтов интересов между наборами генов, ибо сама двуполость может оказаться частью клеточной бюрократической машины.
Самцы определяются как пол, поставляющий сперму или пыльцу — многочисленные маленькие и подвижные гаметы. Самки же производят несколько больших неподвижных гамет — яйцеклеток. Но размер — не единственное различие между женской и мужской гаметой. Гораздо интереснее для нас сейчас гены, которые потомок получает только от матери (т. е., лишь из яйцеклетки).
В 1981 году Леда Космидес и Джон Туби — по кусочкам собрали историю одного мощнейшего генетического восстания против «парламента генов», восстания, заставившего эволюцию животных и растений пойти новым, довольно причудливым путем. В конце него возникла двуполость.
До сих пор мы не обращали внимания на то, от кого из родителей приходят гены. Но это не совсем корректно. Когда сперматозоид оплодотворяет яйцеклетку, он передает ей всего одну вещь — полный генов мешок, называемый ядром. Все остальные его части в яйцеклетку не попадут — в том числе, и несколько отцовских генов, находящихся вне ядра.
Они расположены в микроскопических структурах — определенных органеллах. Существует два основных типа органелл, содержащих гены — митохондрии и хлоропласты. Первые используют кислород, чтобы получать энергию из пищи (у животных), а вторые (встречающиеся у растений) приспособили солнечный свет, чтобы делать пищу из воздуха и воды. Эти органеллы происходят от свободноживущих бактерий, которые поселились внутри клеток и были «одомашнены», поскольку их биохимические способности оказались полезны клетке-хозяину. Они пришли сюда со своими генами, многие из которых и у них по-прежнему работают. Человеческие митохондрии, к примеру, содержат 37 собственных генов. И спросить «почему полов — два?» это то же самое, что поинтересоваться «почему гены органелл (еще их называют цитоплазматическими генами) наследуются по материнской линии?»
Почему бы вместе с ядром в яйцеклетку не пустить и органеллы сперматозоида? Эволюция, судя по всему, сделала все возможное, чтобы избежать этого. У растений небольшое пережатие спермия предотвращает попадание отцовских органелл в яйцеклетку. У животных ядро сперматозоида перед входом в яйцеклетку проходит что-то вроде полного личного досмотра с раздеванием, в результате чего все органеллы остаются снаружи.
Для чего же это нужно?
Ответ нужно искать в исключении из этого правила: у водорослей Chlamydomonas есть два пола — «плюс» и «минус». Это вместо самцов и самок. У этого вида родительские хлоропласты ведут самую настоящую войну на истощение, в которой выживают всего 5 % из них. Они принадлежат родителю «плюс», который побеждает «минусы» в силу численного превосходства.
Эта война истощает клетку. Ядерные гены подобны шекспировскому герцогу из «Ромео и Джульетты», с горечью смотрящему на вражду двух своих подданных.
Ядерные гены матери и отца вступают в сговор, в результате которого внеядерные гены отца оказываются убиты. Ядру самца выгодно позволить убить свои органеллы и получить за это жизнеспособное потомство.
Владельцы более покорной версии органелл (пола «минус») хоть и жертвуют ими, но получают преимущество.
Если организм может выбирать, скреститься ли со «своим» типом, развязав войну органелл, или с другим, гарантировав мир, то любое отклонение в популяции от равного числа убийц и жертв (50:50) приносит пользу более редкому типу (он всегда найдет партнера, с которым не будут воевать его органеллы). В результате, соотношение двух типов в следующих поколениях само себя корректирует.
Так возникли два пола: убийца, передающий органеллы в следующее поколение, и жертва, не делающая этого.
Из всего вышесказанного следует, что двуполость — неизбежное следствие полового процесса, происходящего путем слияния двух клеток. Другими словами, если у данного вида половой процесс происходит именно таким образом, как у Chlamydomonas и большинства животных и растений, то вы обнаружите у него два пола. Если же он представляет собой конъюгацию — формирование трубки между двумя клетками и передачу по ней ядра без их слияния, то не происходит и конфликта между органеллами, и не нужно пола-убийцы и пола-жертвы.
И правда: у видов с половым процессом конъюгационного типа — ресничных протистов и грибов — существуют многие десятки полов. А у всех (почти без исключения) видов с половым процессом, идущим путем слияния клеток, полов — два. Убедительным примером в этой связи является ресничная инфузория отряда Hypotricha, у которой половой процесс может проходить обоими способами. Если он идет слиянием клеток, инфузория ведет себя так, словно у нее два пола, а в случае же конъюгации — будто полов много.
Пост с этим текстом уже был.
Уголовный Кодекс Российской Федерации. Опять недоглядели, блин?
Но собрат-пикабушник неправильно поставил теги, и пост ушёл в минуса.
Однако, я тоже возмущён беспрецедентным экстремизмом этого текста и считаю, что широкая общественность должна повлиять на то, чтобы его авторы не остались безнаказанными.
УК РФ.
Статья 353.
Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны
1. Планирование, подготовка или развязывание агрессивной войны — наказываются лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет.
2. Ведение агрессивной войны — наказывается лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет.
Комментарий к Ст. 353 УК РФ 1. Основной объект преступления — отношения по обеспечению мира и мирного существования государств и народов, построенные на общепризнанных международных принципах, обеспечивающих суверенное равенство, уважение прав, присущих суверенитету, мирное разрешение, урегулирование споров и конфликтов, неприменения силы или угрозы силой, невмешательства во внутренние дела, неприкосновенности и нерушимость границ, территориальной целостности государств. Дополнительным объектом выступают жизнь, здоровье, собственность.
Определение агрессии дано в ст. 1 Резолюции 3314 (XXIX) Генеральной Ассамблеи ООН, принятой 14 декабря 1974 г., под которой понимается применение вооруженной силы государства против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, не совместимым с Уставом ООН. Агрессивная война является преступлением против международного мира, влечет за собой международную ответственность.
Согласно ст. 2 применение вооруженной силы государством первым в нарушение Устава ООН является свидетельством акта агрессии, хотя Совет Безопасности ООН может в соответствии с Уставом ООН сделать вывод, что определение о том, что акт агрессии был совершен, не будет оправданным в свете других соответствующих обстоятельств, включая тот факт, что соответствующие акты или их последствия не носят достаточно серьезного характера.
В Конвенции об определении агрессии, заключенной в Лондоне 4 июля 1933 г., говорится о том, что нападающим признается государство, которое совершит одно из указанных в документе действий, в частности объявление войны другому государству, нападение, вторжение на территорию другого государства без объявления войны, морская блокада, поддержка вооруженных банд, организованных на его территории, вторгнувшихся на территорию другого государства.
Под войной понимается вооруженная борьба между государствами или группами для достижения определенных целей насильственными способами.
Устав ООН и IV Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 г. требуют от конфликтующих государств принятия всех мер по предотвращению войны. Если стороны не пришли к мирному соглашению, то должны быть предъявлены ультиматум или объявление войны.
Согласно ст. 18 Федерального закона от 31.05.1996 N 61-ФЗ «Об обороне» состояние войны объявляется федеральным законом в случае вооруженного нападения на Российскую Федерацию другого государства или группы государств, а также в случае необходимости выполнения международных договоров Российской Федерации.
С момента объявления состояния войны или фактического начала военных действий наступает военное время, которое истекает с момента объявления о прекращении военных действий, но не ранее их фактического прекращения.
Источник: https://stykrf.ru/353
Собрал в данном посте в одно место видеоролики о истории Земли и развитии жизни из группы "От приматов до автоматов"
https://m.vk.com/otprimatovdoavtomatov
Рекомендую всем. Очень кратко и ёмко.
Катархей
Архей
Протерозой
Кембрий
Ордовик
Силур
Девон
Карбон
Пермь
Великое Пермское вымирание
Триас
Юра
Мел
Мел-Палеогеновое вымирание
Палеоген
Неоген
Антропоген
Экосистема немного напоминает человека. В здоровом организме все части взаимодействуют так, как должны: легкие поглощают кислород, кишечник усваивает питательные вещества, кровь доставляет все это в ткани, почки удаляют отходы, а мозг обдумывает мировые проблемы или меню ближайшего обеда.
В больном организме некоторые части перестают правильно работать, и этот сбой подрывает деятельность всего тела, иногда вынуждая остальные его части тоже прекратить работу.
Экосистема может существовать тысячи или миллионы лет, потому что ее части хорошо работают вместе: черви насыщают почву воздухом, грибница, переплетенная с корнями дерева, снабжает их питательными веществами и получает взамен углеводы и т.д. Вода, минеральные вещества, углерод и энергия циркулируют по экосистеме, как кровь по организму. Мало того, экосистемы, оказывается, тоже болеют. Стоит ввести в экосистему паразита, убивающего древесного клопа Coleotichus blackburniae, и поражение разойдется волнами, как круги на воде, и может затронуть основу леса — деревья.
Врачи не ждут, чтобы пациент умер, прежде чем объявить, что с ним что-то не так. Они ищут ранние, легко определяемые признаки болезни, даже если пока не знают, о какой болезни может идти речь. Если где-то в теле пациента обосновалась потенциально опасная колония бактерий, не обязательно выслеживать эти микробы в буквальном смысле, достаточно измерить температуру пациента.
Экологи тоже хотели бы иметь верный критерий, по которому болезнь экосистемы можно было бы заметить раньше, чем поражение затронет все ее составные части и разойдется по паутине внутренних взаимоотношений. Ученые проверяли самые разные виды экосистем в надежде найти один, который мог бы служить чем-то вроде показателя температуры тела. Одни смотрели на муравьев и других насекомых, другие — на певчих птиц, которые гнездятся на лесной подстилке. По тем или иным причинам ни один из кандидатов не подошел. Сравнительно несложно заметить, что в упадок приходят хищники высшего звена, такие как волки — в конце концов это крупные животные, и их относительно мало. Но к тому моменту, когда результат какого-то экологического стресса поднимется по пищевой цепи до ее верхнего звена — волков, помочь экосистеме, вероятно, будет уже невозможно.
И этим индикатором, как ни странно, могут стать паразиты. До недавнего времени большинство экологов видели в паразитах всего лишь показатель экологического упадка.
Они рассуждали так: если какое-то загрязняющее вещество отрицательно влияет на иммунную систему местных обитателей, они становятся более восприимчивы к болезням. Судя по всему, в некоторых случаях так и происходит, но обобщения здесь были бы слишком простыми и неверными. На самом деле паразиты — признак нетронутой спокойной экосистемы. Так что, как ни странно это звучит, верно противоположное: если из среды обитания исчезают паразиты, экосистема, скорее всего, в беде.
Жизненный цикл паразита часто делает его уязвимым для отравления загрязняющими веществами.
Трематода, к примеру, вылупляется из яйца нежным существом, покрытым мягкими ресничками, похожими на волоски, и плавает в поисках улитки; через пару поколений церкарии выходят из улитки на поиски хозяина-млекопитающего. На обеих этих стадиях паразиту для выживания нужна чистая вода.
По крайней мере такова теория, но имеются и конкретные факты, ее подтверждающие.
Из-за расположенных с наветренной стороны угольных предприятий и загрязнения воздуха вода в реках Новой Шотландии приобрела повышенную кислотность. Канадские экологи добавили в исток одной особенно сильно пострадавшей реки известь и затем несколько лет отлавливали в ней угрей; этих рыб они сравнивали с угрями из другой, не обработанной известью реки, которая ниже по течению впадала в первую.
Угри из реки, где кислотность была погашена, несли в себе гораздо более многочисленных и разнообразных ленточных червей, трематод и других паразитов. Затем экологи расширили зону своего исследования на реки вдоль всего побережья Новой Шотландии и обнаружили, что самые свободные от паразитов угри водятся в самых пострадавших (т. е. кислых) реках.
Существует еще одна причина, по которой паразиты могут служить хорошими экологическими маркерами: они находятся на самой верхушке многих экологических сетей. Если вы сбросите в реку никелевые отходы, мелкие животные получат небольшую дозу яда и не слишком пострадают; но по мере того как никель будет подниматься по пищевым цепочкам — рачков съедят мелкие рыбешки, их в свою очередь съедят рыбы покрупнее, тех съедят птицы — загрязняющее вещество будет достигать все более высоких концентраций. Паразиты, которые живут даже в хищниках высшего звена, собирают в своих телах максимальные концентрации ядов. В ленточных червях может скапливаться в сотни раз больше свинца или кадмия, чем в рыбах-хозяевах, и в тысячи раз больше, чем в окружающей воде.
В отличие от свободноживущих организмов, паразиты за жизненный цикл успевают побывать на нескольких уровнях экосистемы и могут рассказать овстреченных в пути нарушениях. Каждый из промежуточных и окончательных хозяев паразита занимает в экосистеме собственную нишу. Теряя паразита, ты теряешь кусочек экосистемы.
Не исключено, что паразиты не просто служат индикаторами экологического здоровья; очень может быть, что они жизненно важны для него. Если скотоводы при выпасе коров и овец чрезмерно стравливают пастбища, экология региона может не выдержать. В этом месте формируется пустыня. Насколько известно экологам, такие изменения по существу необратимы, потому что пустынные кустарники так преобразуют почву, что травы не могут на ней расти. Очень трудно, в том числе и по политическим соображениям, принять решение о том, сколькоименно скота можно пасти на данном участке земли.
Как правило, скотоводы прививают своих животных лекарствами, стараясь максимально избавить их от кишечных паразитов, но не исключено, что как раз паразиты способны поддерживать тонкое равновесие между скотом и травой на пастбище. Личинки некоторых паразитов, чтобы попасть в хозяина, прикрепляются к травинкам. Оказавшись в кишечнике овцы, червь созревает и начинает отсасывать часть съеденной овцой пищи. Овца, вынужденная бороться с паразитом, меньше живет и приносит меньше ягнят. Так паразит уменьшает размеры стада.
Взлеты и падения численности характерны для любой экосистемы. Если скотовод выгоняет на полузасушливое пастбище слишком много овец, овцы плодятся, а травы приходят в упадок. Одновременно меняются и паразиты: когда вокруг полно овец, они плодятся в неимоверных количествах и буквально усеивают редеющие стебельки травы, т. е. вероятность заражения возрастает. Иными словами, истощение пастбищ автоматически запускает вспышку численности паразитов и уменьшает стадо, позволяя травяному покрову восстановиться. Вскоре численность овец тоже восстанавливается, но благодаря контролю со стороны паразитов она никогда не достигает уровня, при котором засушливое пастбище может превратиться в пустыню. Может быть, если бы скотоводы не пичкали своих животных противопаразитными лекарствами, а позволили бы паразитам контролировать численность стад, пастбища не превращались бы в пустыни.
Однако теория паразитической стабильности остается лишь теорией, потому что ученые мало что знают о жизни паразитов в природе.
Не исключено, что изучение этого вопроса
докажет, что паразиты способны гасить сильные колебания в экосистемах, а следовательно, что паразитов уничтожать не нужно.
Здесь можно невольно вспомнить о концепции Геи, которой придерживаются некоторые ученые. Они рассматривают био- сферу — верхние слои океана, сушу и обитаемую часть воздуха — как своего рода сверхорганизм. У него есть собственный обмен веществ, в процессе которого по миру перемещаются громадные массы углерода, азота и других элементов.
Фосфор, обеспечивающий свечение светлячка, после его гибели оказывается в почве, возможно, затем, чтобы попасть через корни в дерево и стать частью листа, а потом упасть в реку и уплыть в море, где он достанется сперва фотосинтезирующему планктону, затем «травоядным» рачкам, чтобы оказаться с их пометом в глубинах океана, быть подобранным какой-то бактерией и вновь попасть на поверхность океана, и так снова и снова, прежде чем наконец, много лет спустя, залечь в донных отложениях. Подобно человеческому телу, Гея сохраняет целостность и стабильность через метаболизм.
Мы, люди, живем внутри Геи, и наше существование полностью зависит от нее. Сегоднямы живем за счет использования ресурсов этого сверхорганизма. Наши фермы истощают верхний слой почвы, ничем его не заменяя; мы вылавливаем рыбу из моря и сводим леса.
Это мы — паразиты, а Земля — наш хозяин. Может быть, эта метафора не безупречна, но смысл в ней есть. Мы приспосабливаем физиологию жизни к собственным нуждам, добываем удобрения и покрываем ими поля, примерно так же, как оса-паразит меняет физиологию гусеницы, добывая нужную ей пищу. Мы используем ресурсы и оставляем позади себя отходы, как плазмодий, который превращает эритроциты в кучи мусора. Если бы у Геи была иммунная система, ее орудиями могли бы быть болезни и засухи, которые не позволяют ни одному виду живых существ завоевать мир. Но мы глушим эти защитные приспособления при помощи лекарств, чистых туалетов и других изобретений, и Гея позволила нам увеличить нашу численность до миллиардов особей.
Паразит, который не владеет саморегуляцией, вымрет сам и, возможно, погубит хозяина. Но тот факт, что большинство видов на земле ведет паразитический образ жизни, свидетельствует о том, что такое происходит нечасто.
По книге Карла Циммера "Паразит. Царь природы".
Предыдущая часть:
Паразиты. Часть 13. Вынужденное перемирие
Начало серии:
Помогите разобраться со следующим вопросом.
В одном из постов у меня вышел спор относительно фильма "Луна 2112".
Там главный герой свалил с Луны на Землю в транспортном корабле, перевозящем полезные ископаемые.
Понятно, что без систем жизнеобеспечения он бы живым не добрался, но спор вышел о другом.
Я посчитал, что при запуске ракеты без пассажиров экономичнее запускать её с большим ускорением, которое убьет "зайца" на борту.
А мне ответили, что запуск и так, и эдак - сжигает примерно одинаковое количество топлива. А может, и наоборот, высокое ускорение менее выгодно.
Кто прав?
Уверен, что при прочтении предыдущих частей, в голове у вас нет-нет, да возникали мысли, что всю эту погань надо сжечь в очищающем пламени.
Мысль вполне здравая и естественная. Долгие годы большинство учёных тоже так считало.
И долго прокатывало.
И на многих фронтах у нас есть победы.
Но всё хорошее рано или поздно кончается. Сейчас война на уничтожение всё чаще выглядит вот так:
До 1950-х гг. человека, заразившегося малярией в любой части мира, можно было вылечить несколькими дозами хлорокина — этот препарат вылечивал от малярии, превращая пищу плазмодия в яд.
Поедая гемоглобин в красных кровяных тельцах, плазмодий «откусывает хвостики» молекулы, оставляя богатый железом центр. Но это ядро опасно для паразита, так как оно может отложиться в мембране плазмодия и нарушить движение молекул внутрь и наружу. В норме паразит нейтрализует этот яд двумя способами: из части молекул он собирает безвредный гемозоин, а остальные обрабатывает энзимами до такого состояния, что они больше не могут взаимодействовать с мембраной. Хлорокин проникает внутрь плазмодия и связывается с ядром гемоглобина, прежде чем паразит успевает его нейтрализовать.
В своей новой форме это вещество не способно присоединиться к кончику гемозоиновой цепочки, и энзимы паразита на него тоже больше не действуют. Вместо этого оно встраивается в мембрану плазмодия и нарушает ее структуру. Паразит не может больше всасывать атомы (к примеру, атомы необходимого паразиту калия) и выбрасывать наружу отходы; через некоторое время он погибает.
Сегодня на громадной части земного шара распространена малярия, нечувствительная к хлорокину. В конце 1950-х гг. родились два резистентных к хлорокину паразита — один в Южной Америке, другой в Юго-Восточной Азии.
Исследователи не знают наверняка, что делает их устойчивыми, но подозревают, что у них появился протеин-мутант, который захватывает хлорокин прежде, чем тот успевает проникнуть слишком глубоко в тело паразита.
Вероятно, такие мутанты периодически появлялись на протяжении многих тысяч лет, но странные протеины, которые они производили, никому не были нужны. Скорее всего, они даже замедляли процесс питания, поэтому естественный отбор отбрасывал эти варианты.
Но начиная с 1950-х гг. любой паразит, способный отразить атаку хлорокина, мог не бояться конкурентов. У варианта, который прежде проигрывал своим собратьям, появился простор для расселения. Год за годом дети двух плазмодиев-мутантов распространялись все дальше и дальше от родных мест. Южноамериканский мутант захватил все малярийные регионы своего континента, а мутант из Юго-Восточной Азии стал настоящим «космополитом»: к 1960-м гг. он охватил Индонезию и Новую Гвинею на востоке, а в 1970-х гг. двинулся на запад через Индию и Ближний Восток. В1978 г. азиатская форма впервые была зарегистрирована в Восточной Африке, а в 1980-х гг. она уже захватила большую часть территории континента южнее Сахары.
Теперь остановить распространение малярии будет гораздо труднее, потому что другие противомалярийные лекарства гораздо дороже хлорокина; кроме того, для них тоже находятся резистентные формы.
Возрождение таких паразитов, как Plasmodium, заставило паразитологов вновь мечтать о вакцинах. Но, хотя вакцины неплохо работают против некоторых вирусов и бактерий, в продаже невозможно найти ни одной вакцины против эукариот. Ни одной! Проблема в том, что паразиты-эукариоты представляют собой сложные, неуловимые организмы.
При этом нельзя сказать, что паразиты по определению неуязвимы для вакцин. По-прежнему есть вероятность, что существует какая-то молекула, без которой они просто не могут жить и которую иммунная система сможет опознавать достаточно надежно, чтобы использовать в качестве маячка при атаках на паразитов.
Кроме того, вакцины несут с собой риск ослабить нашу заработанную таким трудом и жертвами способность вырабатывать иммунитет. Представим, что вакцина от малярии заработает и будет принято решение ввести ее миллионам детей по всему миру. И эта программма блестяще работает в течение нескольких лет. Теперь представим, что некая страна прекращает программу вакцинации, скажем, из-за гражданской войны или попросту отсутствия средств. Или появляется новый тип малярии, на который не реагируют Т-киллеры, настроенные вакциной. Люди окажутся беззащитными перед болезнью: они не смогут побороть болезнь и в таком случае вакцина принесет больше вреда, чем пользы.
А с некоторыми паразитами нам, возможно, вообще не стоит развязывать войну. Разумнее было бы поискать способы наладить с ними совместное существование.
Если говорить о том же шистосомозе, то взрослые особи кровяных сосальщиков не приносят нам особого вреда. Они так хорошо спрятаны от иммунной системы, что не провоцируют серьезных атак, да и крови пьют не слишком много. Проблема в их яйцах, поскольку иммунная система формирует вокруг них в печени громадные шары рубцовой ткани. Среди множества химических сигналов, которыми обмениваются клетки иммунной системы, есть и такой, который может отменить их реакцию на яйца трематод и предотвратить появление этих гранулём.
Ученые выяснили, что, если ввести мышам, зараженными шистосомозом, дополнительную дозу этого вещества, иммунная система прекращает разрушать их собственную печень. Не исключено, что подобное лекарство могло бы спасти и нас — не от паразита, а от самих себя.
Еще одна возможная стратегия — не позволять трематодам спариваться. Ученые обнаружили, что самки привлекают самцов при помощи химического сигнала. Если людей можно было бы вакцинировать таким образом, чтобы иммунная система уничтожала это вещество, то любовь трематод не могла бы осуществиться, и вредоносные яйца перестали бы появляться в нашем кровотоке.
Кроме того, мирное сосуществование с паразитами стало бы возможным, если бы нам удалось приручить их. Тяжесть вызванной паразитом болезни в значительной степени определяется его эволюционными возможностями. Если для вируса наилучшие шансы на выживание связаны с быстрым убийством хозяев, он, вероятно, разовьется в смертельно опасный штамм. Но верно и обратное: если вирусу приходится дорого платить за смертоносность, эволюционную гонку у него выиграют более мягкие штаммы.
Классификация паразитов с точки зрения расширенного фенотипа.
Уже более десяти тысяч лет мы сами в какой-то степени управляем эволюцией, выращивая растения и животных с нужными нам качествами — послушных коров, к примеру, или сладкие яблоки.
Одомашнить паразита совсем не трудно. К примеру, в тропиках органы здравоохранения нередко раздают населению защитные сетки для окон и постелей, чтобы помешать малярийным комарам добираться до людей во время сна. Такие кампании спасают жизни людей не только тем, что не дают комарам кусаться, но и тем, что вынуждают плазмодии в комарах эволюционировать в направлении более мягких форм. Когда паразиту становится все труднее путешествовать от одного хозяина к другому, ему становится невыгодно — в эволюционном смысле — убивать своего хозяина.
А устранение паразитов может даже привести к возникновению новых болезней.
В настоящее время язвенным колитом и болезнью Крона страдает миллион американцев. В обоих случаях собственная иммунная система человека оборачивается против него самого и с яростью набрасывается на слизистую оболочку кишечника. Возникающее при этом воспаление настолько мешает перевариванию пищи, что иногда хирургу приходится даже вырезать пораженный кусок кишки. Обе болезни способны мучить человека всю жизнь, и до сих пор ни от той, ни от другой нет никаких лекарств. Сегодня эти болезни распространились достаточно широко, однако до 1930 г. не было известно ни одного случая заболевания ими. Первые случаи были зарегистрированы в состоятельных еврейских семьях Нью-Йорка, и доктора сначала даже считали эти болезни наследственными. Но затем эти болезни стали встречаться и среди белого нееврейского населения. Доктора по-прежнему думали о наследственном характере заболеваний, поскольку чернокожие этими болезнями практически не болели. Но в 1970-х гг. стали болеть и чернокожие. Если же посмотреть за пределы США, можно заметить еще одну любопытную закономерность. В странах победнее такие недуги практически не известны. А вот в Японии и Корее, резко шагнувших от бедности к богатству, в настоящее время наблюдаются настоящие эпидемии язвенного колита и болезни Крона.
Некоторые ученые считают, что распространение этих болезней было вызвано устранением кишечных глистов. Эта гипотеза точно укладывается в схему происходящего. В США болезни появились сперва среди состоятельных горожан: иными словами, среди тех, кто, по логике, первым избавился от ленточных и других червей во внутренностях. Позже, когда чернокожие начали подниматься из бедности и переезжать в крупные города, они тоже стали болеть. В большинстве стран мира кишечные паразиты и сейчас широко распространены, но там, где от них избавлялись, за этим вскоре следовали вспышки колита и болезни Крона. Даже домашние животные, которых лечат от глистов ивермектином, начинают болеть этими болезнями.
Вероятно, прежде люди не болели ими благодаря взаимодействию между их иммунной системой и кишечными паразитами. Паразитологи выяснили, что глисты способны перестраивать иммунную систему и переводить ее с яростной и весьма токсичной реакции на более мягкую и спокойную. В этом новом состоянии иммунная система по-прежнему способна держать в узде бактерии и вирусы, а вот червей-паразитов практически не тревожит. Такое «соглашение» полезно и для хозяина. Если червей в организме много, то постоянные атаки на них могут быть опасны. Но затем вдруг — в мгновение ока по эволюционным меркам — несколько сотен миллионов людей избавились от своих паразитов. И теперь без их смягчающего воздействия иммунная система у некоторых не может удержаться от того, чтобы не атаковать собственное тело.
В 1997 г. ученые из Университета штата Айова проверили эту идею на практике. Они выбрали семь человек, страдавших язвенным колитом и болезнью Крона и не получавших облегчения ни от каких традиционных методов лечения. Этим людям скормили яйца кишечного червя, который обычно обитает в животных и не вызывает заболевания у человека (название вида держится в секрете до окончания исследований). Через пару недель, когда личинки вылупились из яиц и выросли, у шести из семи пациентов наступила полная ремиссия.
Не исключено, что избавление от паразитов связано с резким подъемом и других расстройств иммунной системы, таких как аллергии. До 20% населения развитых стран страдает различными аллергиями, тогда как в других частях света эту болезнь отыскать трудно. Поскольку обобщения в данном случае делать трудно, был проведëн подробный анализ закономерности распространения аллергий в одной стране — Венесуэле.
Среди богатых горожан, живущих в домах с водопроводом и канализацией, аллергиями страдали 43%, а кишечными червями—всего 10%, причем в легкой форме. У бедняков в трущобах аллергии встречались вдвое реже, зато глисты—вдвое чаще. А у венесуэльских индейцев, живущих в дождевых лесах, эта закономерность проявилась еще ярче: 88% индейцев были заражены паразитами, зато аллергия у них не встречалась вовсе.
Возможно, без смягчающего влияния паразитических червей наша иммунная система склонна к излишне резкой реакции на безвредные частицы кошачьей перхоти и плесени.
Для успешной борьбы с этими болезнями нам, может быть, придется признать свой давний союз с паразитами. Это вовсе не означает, что больным колитом надо есть яйца трихинеллы— если, конечно, они не хотят долгой и мучительной смерти, когда паразит доберется до их мышечных тканей. Но химические вещества, при помощи которых паразит манипулирует нашей иммунной системой, могут обеспечить нам защиту от «прелестей» современной жизни. Возможно, когда-нибудь дети вместе с вакциной против полиомиелита будут получать протеины паразитов, которые будут тренировать иммунную систему и учить ее держаться в рамках. Это был бы великолепный завершающий штрих в совместной истории паразитов и людей. Может быть, удастся доказать, что паразиты — это не обязательно причина болезни. В некоторых случаях они могут быть и лекарством.
По книге Карла Циммера "Паразит. Царь природы".
Предыдущая часть:
Паразиты. Часть 12. И любовь, и война
Начало серии: