Боря не понимает бабушку. Но запоминает её ответ.
— Вставай, Боренька, нам уже на следующей выходить.
Очутившись на улице, Боря оглядывается — будто он впервые тут. Троллейбус в этих краях тоже чужак. Трусливо поджимая рога, тихонько отъезжает, оставляя Борю с бабушкой одних.
Рядом высится бетонно-кирпичная громада какого-то важного завода, подставив небу великанскую миску радара на плоской крыше. Рядом — одноэтажные домики, трубы дымят, пахнет дровами и углём. Вроде бы уже не город, но ещё не деревня.
Боря помнит дорогу, потому что нарисовал карту. Шесть клеточек прямо, потом три клетки направо. Вот красный дом — квадратик с острым треугольником, рядом собака на цепи. Злая собака!
Ещё через четыре клетки развилка. Что налево, Боря не знает, но предполагает — в сущности, всё что угодно. Саблезубые бегемоты, львы, тигры и медведи, и зелёный попугай. Или дорога в другой город, где все ходят на головах и совсем не пьют молока на завтрак. А что же они тогда пьют? Кефир? Кефир задом наперёд? “Рифек”? Боре нравится это название.
Направо уводит тропинка между двумя заборами. Один — покосившийся, дырявый, и тишина за ним какая-то неприятная. Зато другой забор — новенький, из белого кирпича. Идёшь мимо — и пахнет жареным мясом и чем-то ещё, и женский голос поёт на незнакомом языке. Но это летом. Сейчас тут тихо, никто не поёт и мясом не пахнет. Пройдёшь между заборами, свернёшь ещё раз направо — и окажешься у ворот дяди Коли.
Он, дядя Коля, уже ждёт. Смотрит с прищуром. Дядя Коля большой, очень большой, и борода у него тоже огромная. Словно какой-то усталый шерстяной зверь обнял когда-то дядю Колю за толстую шею — так и уснул на широкой груди.
Бабушка говорит, что дедушка Володя был такой же большой, как дядя Коля. Даже немного больше. Всё-таки старшим братом ему приходился. Так-то дядя Коля, конечно, никакой Боре не дядя, а тоже дедушка, только двоюродный. Но это долго и не очень понятно.
Дядя Коля и бабушка друг друга знают очень давно. Наверное, сто лет. Обращаются на “ты”, но очень уважительно. Когда они с бабушкой заводят свой взрослый разговор, Боря остаётся предоставлен сам себе. Главное — далеко не уходить! Но иногда так хочется.
Участок у дяди Коли большой — много соток. Что за сотки такие, Боря не знает, но понимает — это много, это хорошо. В этих сотках всего понемногу: и яблоневый сад, и заколоченные теплицы, и сараи, и ряды грядок, и колодец, и кудахтающий курятник, и деревянная кабинка туалета — в дальнем углу, но Боре туда не надо.
Бабушка с дядей Колей уже поговорили, и дедушкин брат куда-то скрылся. Ненадолго — вот он уже идёт, неся два бидона молока. Нет, два бидончика — в его-то больших руках. Ставит их рядом с Борей, и бидончики сразу становятся бидонищами!
Но это ещё не всё. Борода дяди Коли хитро топорщится. Он садится на корточки перед Борей, чтобы не казаться таким огромным.
— Ну что, Борис, поможешь мне в курятнике?
Подмигивая, дядя Коля кивает в сторону, и борода его заостряется стрелкой, указывая Боре на чуть покосившийся домик для курочек. Бабушка улыбается и кивает.
Внутри темно, тепло и пахнет не очень приятно. Курочки озабоченно кудахчут. Боря помогает дяде Коле аккуратно отложить снесённые наседками яйца в лотки. Два десятка, он посчитал!
Снова улыбнувшись, дядя Коля опускает руку в карман своего мохнатого полушубка и достаёт ещё одно яичко. Не простое, а золотое! И в тёмном курятнике как будто становится светлее.
— Держи, Борис. Подарок от меня. На ёлку повесишь.
В самом деле, к золотому шарику приделана такая же золотая верёвочка. Ёлочная игрушка!
— Спасибо, дядя Коля! А яичко волшебное?
— Ну конечно, оно волшебное! Только это, Борис, наша с тобой тайна! — дядя Коля хитро подмигивает.
Улыбаясь, Боря кладёт подарок в карман курточки, а потом серьёзно пожимает большую руку дяди Коли. Как взрослый.
И вот теперь уже Боря идёт впереди, торжественно неся пузатый бидон. Полный! Боре тяжело, но нельзя показать слабину перед бабушкой. При виде бабушкиной улыбки хочется думать о манной каше с клубничным вареньем и о горячем какао. И о дороге домой...
В декабре темнеет рано. День только недавно начался, ещё столько надо успеть!
Дома бабушка делит принесённое молоко и яйца на две части. Одна — для дома, вторая — на продажу.
— Дефицит! — значительно поднимает бабушка палец. Боря уже знает, что “дефицит” — что-то довольно плохое, но именно сейчас — скорее хорошее.
Потом бабушка удаляется на кухню, возиться с холодцом для праздничного стола. Боря устроился в комнате на тахте, ожидая мультиков. В телевизоре — “Новости”, лысый дяденька с пятном на голове, что-то рассказывает другим дядям в пиджаках. Скучно.
Пульта у старенького бабушкиного телевизора нет, а вставать, чтобы выключить другую программу, не хочется. К тому же ручка переключения каналов крутится очень уж туго. Бабушка поэтому и не переключает каналы, всегда смотрит один-единственный, первый.
Вот была бы тут мама, она, наверное, уже давно бы включила что-то другое — ей “Новости” совсем не нравятся. Но мамы нет, она прилетит только завтра, к праздникам.
— Тяжело ей мотаться… — обычно приговаривает бабушка. Боре от её слов неприятно и неуютно. Он понимает, что кто-то в этом виноват, но не понимает кто. Ну не папа же, который служит в другом городе? Он моряк, плавает на военном корабле. “Море одно, а страны теперь разные”, — эти бабушкины слова Боре тоже пока непонятны.
На кухне звонит телефон. Дзииинь! Дзиииинь! Наконец, бабушка берёт трубку. Из-за телевизора Боря не слышит, с кем она говорит. Но уже через пару минут в коридоре слышны торопливые бабушкины шаги.
Бабушка, шаркая по ковру, подходит к “стенке”, открывает одну из дверей. Берёт с полки сине-красную коробку. Боря делает вид, что увлечён телевизором, но на самом деле не отрывает взгляда от коробки.
Бабушка достаеёт из коробки склянку, высыпает себе на ладонь какую-то конфетку и отправляет в рот.
— Хотя нет уж, не дождётесь! Зимой ни за что ни помру! Мёрзлую землю-то копать… Землекопов жалко!
Бабушка вдруг охает, ставит коробку на стол и поворачивается к Боре.
— Боренька, надо же ёлку нарядить! Ох, вот уж точно — будет у нас сегодня вечер сюрпризов!
Ёлку ещё утром привёз дядя Саша со второго этажа. Зелёная, не очень высокая, пахнущая лесом, она теперь стоит на журнальном столике. Ждёт, когда её укутают гирляндами, увесят игрушками. Но всё это сперва надо достать.
Бабушка, кряхтя, ставит рядом с антресолью стремянку. Эта любимая Борина часть. Теперь ему надо ловко забраться наверх, под потолок, и снять с антресоли две коробки с игрушками. И одну с гирляндами. Бабушка осторожно принимает коробки, стоя внизу.
Потом, когда все коробки расставлены на диване и открыты, можно наряжать ёлку.
Вот только бабушка не собирается в этот раз помогать Боре. Она уже шебуршит чем-то в прихожей.
— Справишься сам, Боренька? — она заходит в комнату, уже в пальто, и забирает из коробки какие-то бумажные квадратики.
Боря утвердительно кивает, вдруг чувствуя себя совсем-совсем взрослым.
— Боренька, у меня там на кухне холодец варится, ты выключи его через два часа! Только не забудь! Не забудешь? Я на рынок!
Хлопает дверь, проворачивается ключ в замке. Боря остаётся в квартире совсем один.
Сначала он просто сидит рядом с коробкой игрушек, болтая ногами. Боря теперь отвечает и за ёлку, и за холодец. И может переключать каналы на телевизоре — хотя и не хочет. Он тут главный.
Потом, подтянув колготки и заправив в них связанный бабушкой свитер, Боря встаёт и идёт на кухню. За табуреткой.
Наряжать ёлку он любит, хотя никогда и не делал этого в одиночку. Боря залезает на табурет — и, привстав на цыпочках, водружает на одну из колючих веток смешную жёлтую птичку. Рядом — играющего на дудке клоуна. Вешает фиолетовую сосульку, сбоку — изумрудный шарик, припорошённый белым снегом. Боря дует на снег, но всё напрасно — снег не сдувается. Он ненастоящий. Но это почти не огорчает Борю.
Боря слазит с табуретки и с удовлетворением смотрит на ёлку, прикидывая, с какой стороны не хватает игрушек. Не забыть бы только повесить золотое яичко — подарок дяди Коли! Но это успеется…
Наряжать ёлку увлекательно, вот только Боря всё чаще посматривает на коробку, которую бабушка забыла убрать обратно в “стенку”. Ёлку-то можно нарядить, и когда бабушка вернётся с рынка, а вот в коробку при ней заглянуть точно не получится!
Коробка эта интересует Борю уже давно. Её привёз дедушка Володя из Германии. Много лет назад — Боря ещё был маленький. Дедушка Володя раньше ходил в море — до того, как заболел. И привозил много удивительных вещей.
Боря плохо помнит дедушку Володю. Про море и про коробку ему рассказывала уже бабушка. Называется коробка очень странно. “Адвент-календарь”. Но бабушка знает много странных слов. Она работала учительницей немецкого языка в школе.
Коробка из плотного картона похожа на домик. Совсем не такой, в котором живут сам Боря с бабушкой. Черепичная крыша, окошки разных форм, на стенах — всякие красивости, названий которых Боря даже не знает. Сверху — золотые буквы с завитушками и хвостиками, складывающиеся в слово. Боря, конечно, умеет читать, как и любой второклассник. Но это слово прочитать не может. Буквы совсем другие, иностранные.
Но он знает, как это слово переводится. “Щелкунчик”. Боря несколько раз смотрел мультик, а в прошлом году даже ходил в драмтеатр на спектакль. Вон он, сам Щелкунчик — стоит у двери домика. В красном мундире, с саблей на изготовку, со смешной своей квадратной улыбкой.
В домике много окошек, за каждым — сюрприз, конфетка или ещё что-то приятное. Точнее, так было раньше. Все конфетки уже давно съели. Боря тогда был совсем маленький, он ничего не помнит.
У каждого окошка — номер. Бабушка объяснила Боре, зачем так нужно. Одно окошко — один день; просыпаешься, открываешь новое окошко, достаёшь конфету. И так весь декабрь! Ну, чуть меньше — окошек почему-то двадцать четыре. Странно, ведь в любом месяце дней больше, даже в феврале. Что же есть последнюю неделю? Ну не холодец же?
Боре нравится фантазировать. Вот и сейчас он представляет такую картину: будто бы у каждого из дней за окошком собственная квартирка. Конечно же, им нравится жить по соседству! Можно, например, ходить друг другу в гости. Перелез из своего окошка в соседнее — и вот ты уже в будущем… или в прошлом!
Вчерашний день наверняка всегда опаздывает. Опаздывать — плохо! Лучше приходить пораньше. Ну, что с него взять, со вчерашнего дня…
Каждый день бывать в гостях — конечно, надоест. Можно и просто посидеть за своим окошком в одиночестве. Хорошо, если у них там тоже есть телевизоры. И в каждом — много каналов. Пять. Или даже десять! И пульт, чтобы переключать!
Улыбнувшись, Боря начинает открывать окошки. Бабушка никогда не разрешала этого делать, когда показывала коробку. Но теперь-то он один — никто не узнает! Он аккуратно. Может быть, там всё-таки завалялась последняя конфетка — сюрприз, который все эти годы ждал Борю?
И точно! Пусть за первым окошком лишь пустота, зато во втором обнаруживается клад! Монеты! Большая коричневая монета в пять копеек и вторая, совсем крохотная. Боря принимает её за однокопеечную, но потом читает мелкие буковки — “1 стотинка”. Смешное название! Боря таких никогда не видел.
Некоторые окошки куда больше остальных. Боря догадывается, что всё самое интересное наверняка припрятано именно там. Что же там у бабушки за сокровища такие, раз она никому не хочет их показывать?
Боря открывает самое большое окошко под цифрой “24”. Внутри сложены четырёхугольные пачки из плотной бумаги, бугрящейся ровными рядами кругляшей. Там же — стеклянная баночка, из которой бабушка брала свои конфетки. Но никакие это не конфетки, это таблетки. “Валидол” — читает Боря. И открывает склянку. В нос сразу бьёт резкий запах. Противно!
Тут же, под пачками — те самые странные бумажные квадратики. Боря берёт верхний и недоумённо вертит его в руке. “ТАЛОН на МАКАРОННЫЕ ИЗДЕЛИЯ. IV квартал 1991 г.”. Боря слышал про талоны. Они нужны взрослым, чтобы купить что-то нужное или важное. Наверное, затем бабушка и собирает эти бумажки.
Тут Боря смотрит на настенный календарь — и догадывается. Сегодня — двадцать пятое декабря, а вчера было как раз двадцать четвёртое! Что, если вот это всё бабушка и искала утром в сумке, когда они ехали троллейбусе? Выходит, эти таблетки и талоны из двадцать четвёртого окошка — бабушкин вчерашний день?
Но что-то всё-таки не сходится… Разве не должны в этих окошках храниться приятные вещи? Которые радостно найти, приятно достать? Что приятного в лекарствах? Боря помнит, однажды ему давали лекарство. Рыбий жир. Фу, ужасная гадость! Гораздо хуже “Валидола”.
С другой стороны, откуда Боре знать, чему радуются старые и немножко больные люди, такие, как бабушка? Может, для них талоны и противный “Валидол” — то же самое, что для него — шоколадки, и барбариски, и клубничная жвачка? И они делают бабушку счастливой: талонами можно обмениваться, как вкладышами, а “Валидол”... Ну, всем нравится разное. Вот Катька Семёнова с третьей парты вообще любит томатный сок, и ничего!
“Будет у нас сегодня вечер сюрпризов!” — сказала бабушка, уходя на рынок. И тут Боре начинает казаться, что он понял. Бабушка наверняка пошла купить ему подарок. А что же он? Ему даже нечего подарить в ответ. До Нового года ещё неделя, но когда ещё он успеет раздобыть подарок тайно? Так, чтобы это был действительно сюрприз?
Только сегодня, пока он один. Как взрослый.
Вырвав из школьной тетрадки листочек и схватив ручку, Боря принимается за дело…
Боря заходит в аптеку и испуганно озирается. Вдыхает аптечные запахи хлюпающим после морозной улицы носом. Пахнет почти так же мерзко, как из бабушкиной склянки.
“Отдел готовых лекарственных форм” — по слогам читает Боря вывеску над одним из окошек. Про себя, конечно, чтобы никто не засмеял. Хотя других покупателей нет.
— Мальчик, тебе чего? — продавщица в окошке внимательно наблюдает за ним всё это время.
— У вас есть “Валидол”? — уверенно, но быстро спрашивает Боря, тут же добавляя. — Мне для бабушки. У меня есть талон.
Он показывает тёте собственноручно изготовленный талон. Вырезал чуть кривовато, зато написано очень аккуратными печатными буквами: “ТОЛОН на ВАЛИДОЛ”.
— На валидол талоны, слава богу, пока не нужны, — смеётся продавщица, но потом снова смотрит на Борю недоверчиво и строго. — Это тебя бабуля отправила в аптеку? Одного? Ей нездоровится?
— Мы тут рядом живём! У бабушки всё хорошо, просто много дел!
— Ну ладно. Валидол без рецепта. Так и быть, продам тебе. Сколько?
— Мне двадцать четыре таблетки! — Боря уже всё продумал. Он спрячет по таблетке в каждое окошко!
— Поштучно не продаём. В баночке десять таблеток.
— Тогда мне… три баночки! — быстро считает в уме Боря, от этого очень довольный собой.
— Три сорок, — щёлкает счётами продавщица.
— Три рубля сорок копеек, — повторяет продавщица. — У тебя деньги-то есть?
Боря смотрит на продавщицу со страхом. Он совсем не знал, что нужны ещё и деньги, если уже есть талон. Но в кармане лежат монетки из окошка номер два, он достаёт их, кладёт на ладошку. Пять копеек и одна загадочная стотинка, найденные в коробке. Не хватит!
До боли закусив губу, Боря начинает медленно пятиться.
— Мальчик, ты чего? — продавщица смотрит на Борю уже не строго, а удивлённо.
Конечно, сейчас она всё поймёт! Поймёт, что у него нет никаких денег. А потом догадается, что и талон был ненастоящий! И вызовет милицию!
Боря разворачивается и быстро выбегает из аптеки. Не поймала!
На улице уже начало темнеть. От этого становится только обиднее. До слёз. День заканчивается, а он не купил бабушке в подарок её любимые таблетки. И не купит. Ведь у него совсем нет денег!
Боря кладёт бесполезные монеты в карман курточки… и рука нащупывает там кое-что ещё. Золотое яичко, подарок дяди Коли. Всё-таки забыл достать его, когда наряжал ёлку. А что если…
На углу за аптекой — маленький рыночек, где все торгуют всем. Обидно, конечно, продавать подарок дедушкиного брата. Но игрушек дома много, есть даже покрасивее. А “Валидола” — только одна скляночка. “Валидол” нужнее.
Но ведь подарки не передаривают и тем более продают! Это очень плохо. Тем более, яичко волшебное. Так дядя Коля сказал.
Боря вздыхает. Трудно выбрать. Ему уже совсем не весело. Но делать нечего. Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Бабушка так говорит всегда. А он дюж, очень даже дюж!
Хорошо, что Боря додумался взять ручку с собой. Правда, на морозе она замёрзла — надо постараться, чтобы снова её расписать. Наконец, он выводит на обратной стороне талона цифры. “3 рубля 40 копеек”. Настоящий ценник!
Боря находит себе местечко на бордюре. Кладёт прямо на снег золотое яичко, рядом — бумажку с ценой. Немного подумав, срывает с шеи шарф, который всё равно завязал кое-как, стелет его на бордюр и садится. Холодно.
Мимо спешат люди. Иногда они смотрят на Борю — кто-то с безразличием, но многие — с беспокойством и даже сочувствием. Какая-то бабуля в платочке, торгующая чем-то непонятным, показывает на Борю пальцем, что-то говорит своей соседке. Боре неприятно и беспокойно.
Но никто не подходит, чтобы купить игрушку. Боре уже начинает казаться, что цену надо снизить. Скажем, до трёх рублей. Но где тогда взять ещё сорок копеек? Ладно, тридцать пять — ведь пять копеек у него всё ещё лежат в кармане. Интересно, примут ли стотинку?..
— Малой, а ты чё тут торгуешь? Это наша точка! Понял? — хрипловатый голосок отвлекает Борю от подсчётов.
Над ним нависают две фигуры. Мальчишки лет двенадцати. Того, который в красной шапке, Боря, кажется, знает — он из дома напротив. Спортсмен.
— Ба-бабушки? Е-есть одна…
— Ты чё, тупой? Деньги есть?
Второй мальчишка кладёт тяжёлую ладонь Боре на плечо. Боря хочет что-то сказать, но слова в словно замёрзли во рту.
Вдруг спортсмен в красной шапке резко поворачивает голову в сторону.
Мальчишек словно ветром сдуло. Боря опять сидит на бордюре один. Посмотрев в ту же сторону, что и спортсмен, он видит двух милиционеров в серых шинелях и одну из бабушек-торговок, что-то им объясняющую. Первый милиционер говорит по рации, а второй смотрит на Борю.
Схватив игрушку и вскочив на ноги, Боря делает несколько нетвёрдых шагов в ту сторону, где его дом.
Боря ускоряет шаг. Быстро проходит через весь рыночек, поворачивает в соседний двор, пересекает его наискось, находит знакомую дыру в заборе, протискивается сквозь неё…
— Эй, малой! Слышь ты, стой! — а это снова хрипловатый голос спортсмена в красной шапке.
Вот теперь — бежать что есть силы!
Дворы, дорожки, фонари и кусты вертятся и кружатся перед глазами. За спиной — звуки погони, но скоро они становятся тише. Отстали? Оборачиваться нельзя, останавливаться — тем более. Боря бежит, бежит, хватая ртом обжигающий морозный воздух, пока бок под курткой не пронзает боль. Она становится невыносимой, но Боря не останавливается.
Он слишком поздно замечает ледяную раскатанную дорожку. Подошва касается ледяной глади — и в ту же секунду Боря взлетает. Сначала подлетает вверх, а потом падает куда-то назад и вниз, и всё это очень быстро.
Боря больно ударяется головой об асфальт. Хорошо ещё, что он в шапке, а то бы наверняка умер. Он кое-как встаёт, шатаясь. Потом отходит подальше от ледяной дорожки. Бежать он больше не хочет, да и не сможет.
Боря тяжело дышит, привалившись к стенке. Где он оказался? В каком дворе? Боря смотрит вокруг и не узнаёт это место. Не понимает, где очутился. Может, это из-за того, что он ударился головой?
С виду — самый обычный двор. Немного похож на двор Бори. Но свой двор Боря знает, а этот — нет. Потому что бабушка запрещает ему гулять в других дворах.
Уже стемнело. Открываются и закрываются двери подъездов. Дяди в высоких косматых шапках достают что-то из багажников своих машин. Дети гуляют с мамами и бабушками, радуясь почти наступившим каникулам, кто-то лепит снеговика, кто-то затеял игру в снежки.
В домах светятся окна. Там безопасно и тепло. Там в прихожих снимают куртки и ботинки с налипшим снегом. Там смотрят телевизор, варят макароны, заваривают чай. Как и в адвент-календаре, за каждым окошком — чья-то загадочная жизнь, чья-то малюсенькая тайна. Но не открыть, не посмотреть.
Не потому что неинтересно. Просто Боре сейчас дороже всех тайн и сюрпризов свет из окна бабушкиной квартиры. Дороги к которой он не знает. Потому что он потерялся. По-глупому, по-дурацки.
И тут Боря вспоминает. Холодец!
Два часа, наверное, уже прошли! Боря с ужасом представляет, как огонь начинает раскалять докрасна форму, в которой варится холодец. Как она плавится, как жидкий металл стекает вниз. И вот уже тлеет линолеум, загорается паркет, пылают любимые бабушкины занавески на окнах. Горит кухня, горит коридор, и антресоль, и комната с ёлкой! Вся квартира в огне! Пожар! И всё из-за него!
По лицу Бори текут слёзы — и сразу замерзают. Он мечется, бежит, не разбирая дороги, в соседний двор. Но и он как две капли воды похож на тот, из которого Боря только что выбрался.
В конце концов Боря берёт себя в руки. Дышит глубоко. Он ведь первоклассник, а не какой-то там сопливый детсадовец или девчонка. Он не будет больше плакать, нет. И найдёт на ближайшем доме табличку с адресом.
Вот и она. “Ул. Минская, 12”. Адрес Боре незнаком. Он знает название своей улицы, и тех улиц, где школа, и гастроном, и поликлиника, и “Детский мир”. А вот про Минскую улицу не слышал.
Что делать? Спросить кого-то из жителей? Но если Боря не знает, где находится их улица, с чего он взял, будто они знают, где его? Может, его родная улица неважная? К тому же он боится, что жильцы вызовут милицию. Или что из-за угла снова появятся старшие страшные мальчишки.
Боря сжимает в руке золотое яичко. “Оно волшебное”. Так ведь сказал дядя Коля? Может, оно исполнит Борино желание и вернёт домой? Хотя нет, вряд ли. Ведь он собирался его продать…
Боря закрывает глаза. Открывает, немного погодя. Нет, ничего не изменилось.
Белые снежные мухи кружатся в свете фонарей, голоса и звуки вокруг затихают, словно ёлочные игрушки, обмотанные в коробке ватой. Может, и не надо уже никуда спешить? Если дом их сгорит, зачем Боря будет нужен бабушке? А маме? Как она расстроится, когда прилетит завтра. Может быть, они заведут с папой себе нового сына. А про Борю забудут.
Но разве может мама забыть?
Боря вспоминает маму. Её тёплое серое пальто, её духи. Её лицо, её голубые глаза, в которых — вся известная Боре теплота и любовь.
Он вздрагивает — и открывает глаза. Тот же двор, кружится снег. И чей-то еле слышимый, но знакомый голос, зовущий вдалеке…
Он прислушивается, а потом торопливым шагом — нет, уже бегом! — устремляется на голос. Несётся, перепрыгивая через сугробы, обгоняя медленных людей, едва опять не поскальзываясь на льду, уворачиваясь от машин, санок, собак.
— Мама! — Боря не кричит, кричать уже не хватает дыхания, просто бормочет себе под нос. — Мама, мама…
И вот вырастает слева знакомый гастроном, у которого выстроилась очередь. Дальше, наискосок — детский садик и поликлиника. Он вспоминает эти места! Голос привёл его к дому.
Он протискивается в дверь родного подъезда, которую не успевает закрыть за собой соседка с третьего этажа, спешно здоровается с ней и, перепрыгивая через две ступеньки, бежит наверх, на четвёртый этаж. Находит в кармане ключ, открывает дверь...
Квартира цела, она не сгорела! На кухне горит свет. Бабушка сидит, прижав к уху телефонную трубку. Рядом с ней склянка из-под “Валидола”. Пустая.
— Боренька? Боренька! Ты куда пропал? Ты где был?
— Тебя все обыскались! В милицию звонили! Я вся извелась, думала, помру тут…
В зеркале прихожей отражается стоящая в большой комнате ёлка, так и оставшаяся наряженной лишь наполовину. И кое-что ещё, чего раньше не было. Чемодан. Тёмно-красный.
Вдруг в замочной скважине поворачивается ключ, входная дверь открывается…
— Мамуль, его нигде нет! Я охрипла кричать. Ты уже позвонила…
— Он тут, Света. Нашёлся!
В прихожей стоит мама. Её лицо красное — от мороза и от слёз. Не веря своим глазам, она смотрит на Борю.
— Боря! Ты что же это? Мы с бабушкой совсем…
Боря бросается в объятия мамы.
— Мамочка, прости! Я хотел подарок для бабушки! Я думал, это быстро! А денег не было! А потом мальчишки…
По коридору шаркают бабушкины тапочки.
— Ты меня прости, Света. Зачем я его одного оставила? Совсем ум за разум зашёл после твоего звонка.
— Да я и сама учудила, — с облегчением смеётся мама и гладит Борю по голове. — Это ж надо было дату вылета перепутать!
И точно, Боря совсем забыл: ведь мама должна была прилететь только завтра! Двадцать шестого! А теперь завтра — сегодня! Он совсем запутался…
— Хорошо ещё, в последний момент что-то дёрнуло, решила проверить. Вот бы я села в лужу завтра: приехала бы в аэропорт и узнала, что должна была улететь вчера…
— Главное, что прилетела! И Боренька нашёлся! Ладно, что же мы в коридоре стоим? Раздевайтесь скорее, я чайник поставлю. Вы ж замёрзли оба, поди! Света, раз такое дело, я коньяка бутылку открою — на Новый год припрятала, но сейчас… сейчас нужнее! — в голосе бабушки снова слышатся прежние нотки — здоровые, уверенные.
— Даже я не откажусь от рюмки, мамуль. Такая история — до следующего Нового года вспоминать буду!
— Да брось, Света! Всякое случается. Забудется, как вчерашний день! Что о дурном помнить? Надо о будущем думать. Лучшее — оно впереди!
Пока Боря радостно вертится вокруг мамы, бабушка гремит на кухне чайником.
— Вот только к чаю ничего нет. Как-то не припасли, — вдруг снова огорчается бабушка.
— А я же кое-что привезла, мамуль. Правда… это подарок. Но раз уж у нас сегодня все наперекосяк…
Мама открывает чемодан и извлекает оттуда коробку. Красно-синюю.
— Успела у нас купить, перед вылетом. Немецкие конфеты, но их как-то по-особенному открывать надо… Мне продавщица объяснила, но я так спешила, ничего не запомнила.
— Каждый день по одному окошку, мамочка, — улыбается Боря. — Мы с бабушкой тебе покажем!
Мама тоже улыбается. На плите начинает закипать чайник.
Боря вдруг понимает, что до сих пор сжимает в руке подарок дяди Коли. Золотое яичко. Действительно, волшебное.
И на душе у него становится светло-светло. Как никогда ещё раньше не было.
