После катастрофы вокруг атомной электростанции очертили так называемую "тридцатку" — тридцатикилометровую зону отчуждения, вход в которую до сих пор запрещен. Первым делом должна объяснить, что Чернобыль и Припять — два совершенно разных города, но их часто путают те, кто здесь не был. Припять была построена в 1970 году как город-спутник атомной станции, а в 1986-м была полностью эвакуирована, и с тех пор стоит совершенно пустой. Чернобыль же древний город, которому в этом году исполнится 826 лет. Он стоит в непосредственной близости от АЭС, и здесь живут люди. Да-да, город обитаем!
Здесь много пустующих квартир, но городом-призраком Чернобыль назвать язык не повернётся. Есть магазины, кафе, отделение почты, ходит прямой автобус в Киев и в другие сёла области. Всё это примерно для 1,5 тысяч человек, живущих в городе вахтовиками. Эти бесстрашные ребята занимаются ликвидацией последствий аварии и до недавнего времени возводили “арку” над разрушенным четвёртым энергоблоком. В основном, здесь живут и учёные, и вахтовики, и сотрудники полиции, которые ловят нарушителей, нелегально посещавших Зону, и конечно же, самосёлы - люди пожилого возраста, которые вернулись в родные края. Именно о них и пойдёт речь в данной статье.
И, хочу сразу же предупредить, что в Чернобыле и Припяти никаких мутантов типа семилапого лиса, котопса иль двухголового оленя не водится - это всё раскрученные анекдотами и компьютерными играми байки, которые вообще не следует в здравом уме воспринимать всерьёз. А вот редкие виды краснокнижных животных вполне встречаются. Та же лошадь Пржевальского, например. После аварии на Чернобыльской АЭС природа как бы залечивает раны, нанесённые неумелыми человеческими действиями. Постепенно на улицах Припяти, где навсегда застыло советское время 1986 года, вымахал лес, и потрескавшиеся со временем дома буквально утонули в зелени. Зона Отчуждения превратилась в заповедник.
Напомним, ночью 26 апреля 1986 года на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел взрыв. Авария на Чернобыльской АЭС считается крупнейшей в своем роде по количеству жертв и объемам загрязнения. От прямых последствий взрыва погибло порядка 50 человек, еще 134 человека из числа ликвидаторов получили острую лучевую болезнь. После аварии из близлежащих городов было эвакуировано около 115 тысяч человек, эти города и поселения превратились в зону отчуждения. В ликвидации аварии участвовало около 500 тысяч человек со всего СССР. Точное количество жертв среди ликвидаторов аварии до сих пор не известно.
Двадцать шестое апреля
В ночь, когда разрушился реактор четвертого энергоблока, сын Галины Волошиной провожал друга в армию — гуляли в селе Залесье, что в паре километров от Чернобыля. Возвращаясь домой, молодой человек увидел сквозь редкий сосновый лес зарево в Припяти. Галина Федоровна вспоминает, как сын ее разбудил: "Станция горит". Это было в полтретьего утра. Мать отмахнулась: "Ложись спать, мало ли что там". Утром руководителей всех организаций Чернобыля (Волошина была заведующей детсадом) собрали в райкоме партии и велели отправить сотрудников на погрузку песка — им тушили четвертый энергоблок с вертолета.
То, что случилось, осознавали постепенно. Евгений Маркевич 26 апреля вместе с коллегами был "на картошке" — работал в совхозе на полпути между Чернобылем и Припятью. Он видел, как к АЭС мчатся пожарные машины. Особого значения этому не придал и не испугался, поскольку по опыту знал: на любом крупном предприятии периодически что-нибудь да происходит. То бочка какая-нибудь взорвется, то разлитое масло воспламенится. В 1986-м ему было 49, он работал учителем труда в местной школе. В Чернобыль приехал после войны вместе с семьей: "В Киеве была разруха-голодуха, мама решила перебраться на родину, в дедушкину вотчину". Здесь, в старом доме, пенсионер живет до сих пор.
А нынешний настоятель местного Свято-Ильинского храма архимандрит Сергий (в 1986-м — инженер Николай Якушин) утром 26 апреля отправился на рынок. Была Великая суббота — канун Пасхи. Чернобыль — райцентр, люди старались заранее закупиться к празднику, пока продукты не смели с прилавков. "От Киева шли колонны в химзащите и противогазах. Мы были в недоумении, но не паниковали. После обеда узнали первые подробности — от тех, кто работал на АЭС. Чернобыль стоит на холме. Если спуститься к реке, было прекрасно видно станцию и огромный столб дыма над ней. Я хорошо помню — ветер дул в сторону Белоруссии. Стало страшно за детей", — рассказывает отец Сергий.
Эвакуация
Радиацию, которую нельзя увидеть или ощутить, услышали — трещали счетчики Гейгера. Если Припять эвакуировали уже на следующий день, 27 апреля, то в соседнем Чернобыле тянули до мая. Райцентр попал в 30-километровую зону отчуждения вместе с десятком других городов и сел. "В первых числах месяца велели собираться, предоставили машины, — говорит Маркевич. — Чернобыль — маленький городок над рекой, большинство домов — частные. Все пришлось бросить: худобу (скот. — Прим. ред.), собак. А в селах же у каждого хозяйство: куры, телята, коровы, свиньи. Куда их девать? У меня был мотоцикл с коляской, погрузил самое ценное, остальное закрыл в доме. Поехал в поселок Буча под Киевом — там бывший сослуживец. У него двое маленьких детей, а я привез на себе всю эту заразу — тогда ведь никто ничего не понимал".
Николай Якушин еще до эвакуации переправил детей к сестре, сам с женой задержался в Чернобыле. По его словам, людей вывозили несколько дней, в любое время можно было сесть в автобус или на речную "ракету". Разрешали взять с собой запас на три дня.
Возвращение
Большинство самоселов — те, кто эвакуировались, но на чужбине не прижились. Устроились ликвидаторами и вернулись в собственные пустующие дома. В них в городе проведены все нужные коммуникации, есть вода, электричество, отопление и даже проводной интернет! Но Чернобыль совсем не похож на современный украинский город: никакой рекламы, переполненных машинами дворов и железных дверей. Квартиры выдают по принципу общежития, только на время работы, они не в собственности и людям нет смысла вкладываться даже в ремонт. А так, на вид — совершенно нормальный провинциальный город. Разве что без стеклопакетов, кондиционеров и вот ещё различие — все теплотрассы проложены над землёй, как на Крайнем севере. Потому что там земля вечномёрзлая, а здесь заражённая. Лучше лишний раз не копать.
Так, Евгений Маркевич получил место учителя в другом городе, однако не захотел там оставаться и устроился в Чернобыле. "Познакомился с руководством станции дозиметрического контроля, — объясняет он. — Попросил, чтобы меня взяли на работу. Был слесарем, наладчиком аппаратуры и инструментов. Мы делали "луноходики" — радиоуправляемые зонды для обследования четвертого энергоблока. Жили на теплоходах. У нас недалеко есть село Страхолесье, в верховье "Киевского моря". Туда с Дона, Волги, Днепра и Днестра пригнали массу пассажирских теплоходов. Так людей хотя бы на ночь изолировали от излучения. Вечером нас проверяли: обычно все приезжали очень "грязные", "светились". Выдавали новую чистую одежду".
Дорога из Страхолесья в Припять — через Чернобыль. Однажды Маркевич решил: "Поселюсь в своей хате". На теплоходе он не высыпался: кто-то болтал, кто-то выходил покурить, грохотала железная палуба. Подъезды в Чернобыле опечатали, но Евгений пробрался домой "по-партизански".
"Храм моего деда"
Николая Якушина из зоны отчуждения не эвакуировали — он работал в сельскохозяйственном управлении, которое обслуживало колхозы всего района.
Спасали технику: машины обрабатывали и вывозили. Слишком "грязные" уничтожали. Он жил у себя дома в Чернобыле, а через год получил работу под Киевом и уехал. Вернулся спустя десять лет — пожалел родной разрушающийся Ильинский храм, в котором служил еще его дед. Николай все ждал, когда в церкви снова появится настоятель — в епархии предлагали приход нескольким священнослужителям.
Однако, никто не соглашался — боялись радиации. Тогда Якушин окончил семинарию и сам пришел в Ильинский храм уже как отец Сергий. "Меня радиация не пугает, я работал ликвидатором, — говорит он. — Это мой храм, храм моего деда. Промысл Божий, точно знаю. Поехал, по сути, в неизвестность. Бросил работу — даже не на что было заправить машину по дороге. Но поддерживала мысль: "Если ты служишь правому делу, Бог поможет".
Чернобыль сегодня
За круглосуточный радиационный мониторинг в "тридцатке" отвечает Государственное агентство Украины по управлению зоной отчуждения. По данным этого ведомства, сейчас мощность дозы в Чернобыле — 207 nSv/h (нанозиверт в час), при этом в Припяти, рядом с АЭС, доходит до 5810 nSv/h. Допустимой считается доза 0.3 mkSv/h (то есть 300 nSv/h). Для сравнения: в Москве радиация — около 0.1 mkSv/h, или 100 nSv/h. В Чернобыле постоянно живут около 200 человек, всего в зоне отчуждения могут находиться до нескольких тысяч. Как правило, это вахтовики, которые занимаются дезакцивацией отходов, консервацией зданий АЭС, мониторингом радиационного воздействия, собирают пробы почвы и флоры, проводят противопожарную опашку. Местным выдают пропуска на четыре года — у самоселов проблем с въездом и выездом не бывает. В частных домах печное отопление, но в многоквартирных — вода и электричество. За ЖКХ в зоне отчуждения рассчитываются, как и везде, по "платежкам".
Большинство самоселов уже не работают — возраст. Так, Евгений Маркевич говорит, что "живет как обычный пенсионер": рыбачит, занимается мелким ремонтом.
Галина Волошина, отработав 25 лет в местной газете "Вестник Чернобыля", тоже вышла на пенсию. Вместе с ней живут двое сыновей с невестками. "Раньше и внуки тут были, потом они повзрослели и уехали в Киев. Все у нас нормальные, и правнучек хороший родился. У меня в 72 года здоровье отличное. Ни одного больничного листа не оформила за 35 лет после аварии", — не без гордости замечает Волошина. Для кого-то Чернобыль — радиоактивная территория, для кого-то — родина, добавляет она. Пенсионерка надеется, что "тридцатку" скоро отменят. И будет здесь не зона отчуждения, а просто город над рекой. Чернобыль.
