Это мрачная сказка о мести и силе, которая приходит с высокой ценой. История о предательстве и прощении, где каждый поступок неизбежно требует своей платы. Глубокая психологическая драма, исследующая судьбу, выборы и расплату за них.
Утро обманывало своей кажущейся тишиной. Солнце лениво пробиралось через мутные стекла хрущёвок, цеплялось за облупленные фасады и мягко плавило липкий асфальт. В палисаднике соседки ожесточённо спорили. Одна требовала больше воды для своих гераней, другая яростно защищала право сухой земли «дышать».
Воздух был влажным, насыщенным запахами сирени, скошенной травы и едким дымом старого «Жигуля», который пыхтел, будто выдыхал последние силы.
На кухне Аня сидела, крепко сжимая чашку с остывшим кофе. Воспоминания кружились в голове, как обрывки старой киноплёнки: её радостный поход к Лере, лучшей подруге, чтобы шёпотом обсудить предстоящую свадьбу. Но вместо улыбок она столкнулась с предательством.
Дверь у Леры оказалась не заперта. Аня вошла, и её шаги замерли у порога спальни. На смятых простынях, в тесных объятиях, лежали двое — её жених и подруга. Слова путались в голове, обрывками цеплялись за остатки здравого смысла. Три года вместе, совместные планы, выбор кольца... Всё это внезапно обернулось пустотой.
Теперь кружка обжигала пальцы, но тепло не проходило дальше кожи. Казалось, что оно такое же пустое, как отражение в мутной поверхности кофе — рыжеволосая девушка с растрёпанными волосами, в растянутой футболке и яркими веснушками, которые она всегда ненавидела, смотрела на неё из черной глубины напитка.
«Ты слишком драматизируешь, Ань», — голос Леры звучал так, будто это она была вправе обижаться. Её взгляд оставался таким же уверенным, как и всегда. — «Мы же не специально. Просто так получилось».
Так получилось. Два простых слова, словно осколки битого стекла, впились в сердце Ани. Она стояла, вцепившись побелевшими пальцами в дверной косяк, и смотрела на них — таких знакомых, но будто совсем других людей. Михаил, ерзая на краю кровати, избегал её взгляда. Лера нервно кусала губы, прижимая к себе простыню, будто прячась не от Ани, а от собственной совести.
Она спускалась по лестнице, будто механическая кукла. Каждый шаг отзывался гулким эхом в пустоте её груди. Выйдя из подъезда, Аня зажмурилась от яркого солнца, которое беспощадно било в глаза. Оно больше не согревало — только выжигало, как расплавленный металл, пытаясь испарить последние капли надежды.
Горячий ветер трепал волосы, швырял их в лицо, напоминая о новой реальности.
Квартира встретила её холодной, гулкой тишиной. Фотографии на стенах, парные чашки в шкафу, его рубашка на спинке стула — всё это теперь казалось декорациями из прошлой жизни.
Её вещи скромно жались в углу — старый рюкзак, пара футболок, потёртые джинсы и плетёная сумочка с горсткой монет на дне. Всё её прошлое вдруг уместилось в этих ненужных предметах, как засохшие цветы в давно забытой вазе.
Тишина комнаты наваливалась, давила на виски. Каждое мгновение здесь казалось бесконечно долгим. Собирая вещи, Аня двигалась механически, как сломанная кукла. На всё ушло меньше получаса. На самом деле, ей было нечего брать из этого места, где каждая мелочь шептала об утраченном счастье.
Автобус замедлял ход, ныряя в зелёный коридор высоких елей. Узловатые ветви стучали по стёклам, словно пытались заглянуть внутрь. Лес окружал дорогу, поглощая её своей густой тенью.
Аня сидела, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Пейзаж за окном расплывался в мутное зелёное марево. Ничто вокруг не казалось реальным. В голове гудело от мыслей, сердце билось в груди, как пойманная птица.
— Ну что, в гости али насовсем? — раздался хриплый голос водителя.
Старик за рулём чуть ухмыльнулся, не отрывая взгляда от дороги. Его седые волосы торчали из-под видавшей виды кепки, а руки крепко держали потрёпанный руль.
— Не знаю, — ответила Аня, не отрывая взгляда от мелькающих за окном теней деревьев.
— Все сюда так едут. Кто от долгов, кто от тоски, — продолжал водитель, переключая передачу. Металл скрипнул, как будто жаловался. — Тут вам, городским, только тоску заливать и остаётся.
Аня промолчала. Слова звенели в пустоте, не достигая сознания. В голове билась одна мысль: «Так получилось».
Автобус высадил её на перекрёстке. Грунтовая дорога петляла между покосившимися домами. Заборы скрипели на ветру, шаги гулко отдавались в деревенской тишине.
Ветер шелестел в траве. Местные жители прятались за занавесками, но Аня чувствовала их пристальные взгляды. Приглушенный шепот складывался в мелодию страха.
Несколько минут она брела под невидимыми взглядами, пока, наконец, не услышала то, что они пытались скрыть.
— Ведьмино отродье, — прошептала старуха за забором, будто ядовитый шип.
Когда Аня подошла к дому, в воздухе повис запах полыни и сырости. Дом возвышался над травами угрюмым стражем - покосившиеся ставни, прогнувшаяся крыша, растрескавшаяся дверь. Пустые окна смотрели на неё, как глаза старого зверя.
Дверь открылась со скрипом. Внутри воздух был тяжелым от сырости и запаха старых трав. Стены, покрытые пылью, хранили следы прошлого. Проведя пальцами по стене, Аня оставила тонкий след. Запахи леса, древесной гнили и трав напоминали о жизни, далекой от городской суеты.
Она была здесь только раз, когда ей было пять. Воспоминание вспыхнуло внезапно, острое, как опасная бритва: мать кричит на бабку, голос дрожит от ярости и страха. Слова эхом доносятся из прошлого:
— Моя дочь никогда, слышишь, никогда не будет такой, как ты!
Маленькая Аня тогда ничего не понимала, но отчётливо запомнила, как мать стиснула её за руку, затащила в машину и, захлопнув дверь, удерживала, не давая выйти. Они уезжали, не оглядываясь, а бабка так и осталась стоять на крыльце, маленькая и неестественно хрупкая в закатном свете.
С тех пор они сюда не возвращались. Бабка исчезла из их жизни, оставив за собой только этот покосившийся дом и воспоминания, слишком тяжёлые и страшные, чтобы к ним возвращаться.
Теперь, стоя в этом доме, с липкой от пота кожей и сердцем, колотящимся где-то в горле, Аня ощутила, что её возвращение — не случайность. Эти старые стены скрывали что-то большее, чем просто пыль и воспоминания. Они таили ответы, которые манили её, пугая одновременно.
Внезапно мысли унеслись в прошлое. Перед глазами вновь встали образы Михаила и Леры — их смех, их близость, их предательские глаза. Казалось, она слышала их голоса, произносящие те слова, которых не хотела слышать. Дрожь прошла по телу, словно ледяной ветер проник под кожу.
Мысли о конце, о возможности суицида начали возвращаться всё чаще. Предательство резало по-живому, как свежая рана, оставляющая шрамы не только на теле, но и в душе.
Аня стояла перед зеркалом. Отражение начало расплываться, и из мутной дымки проступила другая фигура - женщина с резкими чертами, угольно-черными глазами и седой тяжелой косой. Её пронзительный взгляд, казалось, проникал в самую душу.
— Ты что удумала, дура малохольная? — раздался хриплый голос, словно прорезая эту мучительную тишину.
Аня вздрогнула. Её голова дёрнулась, она огляделась, но комната оставалась пуста. Только воздух стал густым и неподвижным, будто наблюдал за ней.
Аня сделала шаг назад, инстинктивно зажимая рот рукой, чтобы сдержать крик. Её взгляд приковало лицо в зеркале, она не могла отвести глаз, даже если бы захотела.
— Кто… вы что такое? — голос её дрожал, почти теряясь в тишине.
— Кто? Да прабабка твоя, кто ж ещё. Ганна, по материнским корням. Не помнишь меня? Помнишь, — старуха криво усмехнулась, обнажив редкие, пожелтевшие зубы. Её глаза были ледяными, тяжёлый взгляд словно пробирал до самых глубин души. — Мамка твоя, дурёха, родство отрицает, вот и молчит. Всё бегает, свечи в церквях ставит, думает, что так изменить судьбу можно. Ха, зря старается. Сила в нашем роду — великая.
— Какая… какая сила? — спросила она, заикаясь. Ноги отказывались двигаться, будто сковал страх, а воздух в комнате становился всё тяжелее.
— Видишь сама — через зеркало говорить могу. И не только это, — старуха чуть подалась вперёд, её лицо почти коснулось мутного стекла. Казалось, оно сейчас выльется наружу, как густая тень. — Отомстить хочешь?
Аня замерла. Дыхание застыло в горле. Перед глазами всплыли образы прошлого, как чёрные лоскуты, разрезанные и сшитые неровными швами. Её отражение, перекошенное болью и страхом. Воспоминания, пульсирующие в висках: Михаил и Лера, смятые простыни, их голоса, полный отчаяния смех. Гнев и боль били, как резкий порыв ветра.
— Вижу, хочешь, — старуха сузила глаза, её взгляд стал пронзительным, острым, как нож, готовый разрезать любой страх на мелкие кусочки.
Старуха медленно протянула руку сквозь зеркало. Её пальцы напоминали корявые, узловатые корни дерева, бледные и сухие, как старый пергамент. Между костлявыми пальцами поблёскивал небольшой пузырёк с мутной, почти чёрной жидкостью. Она держала его с такой уверенностью, будто это было оружие или ключ к чему-то неведомому.
Аня не отрывала взгляд от пузырька. В глубине тёмного стекла что-то медленно двигалось, словно жило своей собственной жизнью, будто в сосуде была заключена чужая, пульсирующая сущность.
— Если выпью... что будет? — её голос был едва слышен, слабый, как последний шёпот. Руки мелко дрожали, пальцы почти не слушались.
— Заново родишься, — старуха ухмыльнулась, обнажив ряды редких, жёлтых зубов. Её глаза вспыхнули насмешкой. — Всё, что было, исчезнет. Всё, что тебя держит, растворится. Но... — она сделала паузу, будто смакуя момент. — Не забывай, девочка. Всё имеет свою цену.
Аня сглотнула, но оторвать взгляд от пузырька не смогла. Её рука потянулась вперёд, несмотря на внутреннее сопротивление. Стекло было тёплым, почти горячим, будто сосуд был живым. На его поверхности плясали слабые отблески света, переливаясь ртутными пятнами.
— Помни: ничего просто так не бывает, — голос старухи звучал где-то вдалеке, как эхо в огромной пустоте.
— Я... я согласна, — прошептала Аня. Её голос был сдавленным, словно что-то сдавило грудь и не давало нормально вдохнуть.
Пузырёк был наполнен густой, маслянистой жидкостью, которая переливалась тёмными волнами. От него тянулся запах болотной гнили, прелых листьев и сырой земли. Запах становился всё сильнее, пробиваясь в сознание, как колкий, удушающий яд.
Она закрыла глаза и решительно опрокинула пузырёк. Вместе с запахом болотной тины во рту разлился привкус влажной земли, гнилых листьев и чего-то удушающе-приторного.
Холод стремительно распространился по животу, волной поднимаясь выше. Аня почувствовала, как тело начало сжиматься, становиться чужим и неуправляемым. Ноги подкосились, и она рухнула на кровать, выгибаясь дугой под нестерпимыми судорогами.
Первый приступ рвоты заставил её опуститься на колени. Пол под ладонями был ледяным, а холод будто проникал прямо в её кожу. Из горла вырывались грязные потоки, смешиваясь с веснушками, которые, словно смытые краски, стекали с её лица. Мутная лужа под ней казалась олицетворением всего произошедшего — хаоса и разрушения.
Слипшиеся волосы липли к лбу, их пряди падали на глаза, мешая видеть. Она судорожно отмахивалась, но они продолжали цепляться за лицо, как будто тоже были частью этого кошмара. Попытка закричать закончилась глухим хрипом. Её горло сдавливало, будто невидимая рука изнутри лишала её возможности дышать. Каждый вдох давался с трудом, как если бы воздух стал плотным и неподвижным.
Суставы скручивало, кости будто застывали в неестественных позах, а мышцы горели. Пот струился по её лицу, стекая на пол и застилая глаза, оставляя лишь мутные образы вокруг. В этом расплывчатом мире единственным реальным звуком оставался громкий, оглушающий стук её сердца, словно оно пыталось напомнить, что она ещё жива.
Она упала на деревянный пол, чувствуя, как его шершавая поверхность царапает голые колени. Тело свело судорогой, словно невидимые цепи тянули её вглубь пропасти боли. Она обхватила себя руками, пытаясь удержаться, но силы утекали, оставляя её совершенно беспомощной.
Спазмы внутренностей сжимали её, не позволяя ни вдохнуть, ни пошевелиться.
— Вот и всё, — мелькнуло в сознании.
Она ясно понимала, что умирает, но ничего не могла сделать, чтобы этому помешать. Время словно остановилось, растворяясь в этой непреодолимой агонии.
Когда она очнулась, за окном уже сгущались сумерки. На полу вокруг неё осела пыль, словно даже воздух в комнате избегал прикосновения к её телу. Целый день прошёл в забвении. Каждое движение отдавалось тупой болью, но Аня медленно поднялась, опираясь на стену.
Мир вокруг казался нереальным, как если бы она находилась в сне, из которого невозможно проснуться. Она подошла к зеркалу, держа руку на груди, словно пытаясь унять боль, всё ещё звенящую в её теле. Но её взгляд застыл, когда она увидела своё отражение.
В зеркале её встретила незнакомка. Чёрные волосы, словно поглощавшие свет, струились до пояса, гладкие и тяжёлые, как ночная тень. Кожа её была бледной, почти прозрачной, как лёд, подсвеченный изнутри, и, несмотря на это, излучала пугающую холодную силу.
Но самым страшным были глаза — чёрные, абсолютно лишённые белков, пустые, как глубокие бездонные колодцы. Она смотрела в эти глаза и одновременно узнавала в них себя и теряла остатки той, прежней Ани, которая когда-то жила в этом теле. В этих глазах не было ни чувств, ни эмоций — только абсолютная тьма, сгущающаяся, словно готовая поглотить всё вокруг.
Захваченная ужасом, она не могла оторвать взгляда, не могла дышать. В её груди что-то переворачивалось, сжималось, будто её собственное сердце начало отказываться принимать эту новую реальность.
Лера сидела за столом, обложенная бумагами, каталогами и ленточками. Она подбирала имена для списка гостей, скрупулёзно проверяя каждую строчку. Её взгляд на мгновение задержался на одном имени — Аня.
Она коснулась его пальцем, будто колебалась, стоит ли его оставлять. Слишком многое осталось недосказанным за эти три года, слишком многое было сказано тогда, в один момент.
"Это просто жест примирения," — подумала Лера, и её лицо приобрело решительное выражение.
В гостиной царило оживление. Большой стол был завален всем, что только могло понадобиться для подготовки к свадьбе: образцы тканей, каталоги с украшениями и бумажные приглашения. Михаил, устроившись в кресле с чашкой кофе, лениво листал журнал с вариантами ресторанов.
— Ты только посмотри! — вдруг воскликнула Лера, поднимая взгляд от фотографий. Она ткнула пальцем в изображение арки из белых роз. — Это будет идеально!
Михаил взглянул на снимок поверх её плеча, улыбнулся.
— Красиво, — сказал он. — Но стоит ли оно того, чтобы потом экономить на медовом месяце?
Лера хмыкнула и закатила глаза.
— Медовый месяц может подождать. А вот арка из полевых цветов? — Она показала другой снимок, на котором всё выглядело проще, но уютнее.
Михаил усмехнулся и, подойдя ближе, приобнял её за плечи.
— Лер, я уверен, что с твоим вкусом даже арка из лопухов будет выглядеть шикарно.
— Отлично, тогда давай всем гостям ещё и венки из лопухов раздадим, — подмигнула она. — Особенно тёте Наде. Пусть будет чем заняться — жаловаться на "дешёвку".
Они оба рассмеялись, и смех, казалось, наполнил комнату светом. Лера потянулась к Михаилу, коснулась его руки.
— Я так рада, что мы всё-таки решились, — сказала она, улыбаясь. — У нас будет самая счастливая жизнь. Всё будет идеально.
— Конечно, будет, — ответил он, целуя её в лоб.
На мгновение в его взгляде мелькнула тень, но Лера, занятая списком, не заметила этого. Она вернулась к своим записям, перечёркивая лишние имена и добавляя новые.
— Ты уверена, что она придёт? — неожиданно спросил Михаил, присаживаясь рядом.
— Кто? — Лера подняла глаза.
— Аня, — его голос был спокоен, но лёгкая пауза между словами всё же сделала его вопрос чуть более значительным.
Лера, будто стараясь не придавать этому значения, пожала плечами.
— Она через маму передала, что приедет.
Михаил кивнул, вновь уводя взгляд куда-то за пределы комнаты.
— Да, — медленно произнёс он. — Главное, чтобы всё прошло без скандалов и истерик.
Лера не ответила, лишь слегка улыбнулась, опуская ручку на стол. Её внимание снова сосредоточилось на списке, а Михаил молча откинулся на спинку кресла.
Комната снова ожила, наполненная ритмом подготовки, их смехом и шутками.
Лера сидела на кухне, наблюдая, как дождевые потоки стирают очертания улиц и топят город. Телефон в её руке задрожал, и, когда на экране высветилось имя Ани, её сердце на мгновение замерло. Она не ожидала звонка. Но, приняв вызов, услышала спокойный, уверенный голос, который моментально поставил её в тупик.
— Привет, Лер, — голос был мягким, словно между ними ничего не изменилось. — Я приехала в город. Хочу встретиться. Ты не против?
Лера застыла, не сразу осознавая смысл слов. Всё звучало настолько естественно, что казалось, будто разрыва между ними и не было. Будто не было боли, предательства, трёхлетнего молчания. Слова Ани вызывали у неё одновременно тревогу и необъяснимое облегчение.
— Ты… в городе? — дрогнувшим голосом переспросила она. — Так ты на свадьбу приехала или… к родителям?
— Да, на свадьбу, — подтвердила Аня, её голос звучал ровно, почти бесстрастно. — Решила приехать пораньше, заодно посмотреть на город. И да, хотела бы увидеть вас с Мишкой.
Лера почувствовала, как внутри поднимается волнение. Голос Ани был слишком спокоен, словно все их прошлые обиды растворились без следа. Её слова, её интонация — всё в этом звучало чуждо, но в то же время странно гипнотизировало.
— Ну, раз ты решила… — пробормотала Лера, пытаясь скрыть растерянность. — Давай встретимся. Хотя, честно говоря, я немного удивлена. Ты ведь всё это время…
— Да, мы не общались, — перебила Аня, не давая договорить. — Но разве это важно?
Что-то в этом разговоре казалось неправильным. Это была не та Аня, которую она знала. В её спокойствии было что-то ледяное, что-то, от чего хотелось поскорее сбежать.
Когда Аня подошла к столику и безмолвно опустилась напротив Леры, та вновь испытала на себе тяжесть перемен, произошедших с бывшей подругой. Три года отделяли их от последней встречи, но между тогдашней Аней и женщиной, сидящей перед ней, не осталось почти ничего общего. Её манеры стали безукоризненно спокойными, движения — плавными, словно за этими жестами скрывалась невидимая сила.
Лера невольно отметила её волосы: глубокий чёрный цвет, блеск, напоминающий змеиные чешуйки, мягко переливающиеся при малейшем движении головы. Когда Аня сняла пальто, ткань её одежды уловила свет так, будто сама его излучала. Её взгляд заскользил по лицу подруги, пытаясь найти в нём хоть что-то знакомое.
Перед ней сидела совсем другая женщина.
— Ну что, как тебе мой новый образ? — Аня первой нарушила молчание. Её голос был мягким, бесстрастным, словно её действительно интересовал ответ, но без всякого намёка на эмоции.
— Ты… изменилась, — произнесла Лера, её голос звучал неуверенно, дрогнув в середине фразы. — Ты стала… другой.
Аня ничего не ответила. Её губы тронула лёгкая улыбка, но в этом жесте не было тепла. Лишь в глазах мелькнула едва уловимая искра, как отблеск далёкой молнии.
— Да, — спокойно произнесла Аня, склонив голову, словно разглядывала своё отражение в чашке кофе. В её голосе звучала уверенность, подкреплённая невидимой силой. — Жизнь в деревне многое мне дала. Удалённая работа, спокойствие, внешность вот поменяла… Думаю, наконец-то я нашла себя.
Лера чуть наклонила голову, задумавшись, прежде чем задать вопрос, который не выходил у неё из головы:
— И… ты совсем не скучаешь по прежней жизни? По Москве? По людям, которых ты знала?
Аня ответила без колебаний. Её голова качнулась в лёгком отрицательном жесте. Проведя пальцем по краю чашки, она сказала:
— Нет. Совсем наоборот. В Москве был только шум. Шум людей, их ожиданий, их постоянного давления. Я поняла, что мне нужно было избавиться от этого всего, чтобы действительно стать собой.
Она ненадолго замолчала, как будто что-то обдумывая, а затем добавила, будто мимоходом:
— И спасибо тебе за то, что избавила меня от Михаила. В деревне я наконец поняла, что он совсем не мой человек. Это было… как снять груз с плеч. Мы всё равно не были бы счастливы.
Лера на мгновение почувствовала, как тревога отступает. Но вместе с облегчением её охватило новое беспокойство. Аня говорила с таким спокойствием и уверенностью, что это казалось одновременно правдой и маской.
— Ну что ж, — с лёгкой, но напряжённой улыбкой проговорила Лера. — Я очень рада, что ты нашла себя и нашла в себе силы отпустить Михаила и простить нас обоих.
Аня слегка улыбнулась, в её глазах мелькнул странный блеск.
— Мы все меняемся. И ты тоже, — произнесла она медленно. — Не переживай, всё идёт так, как должно.
— Думаю, нам с тобой ещё многое предстоит осмыслить, — произнесла Аня, её голос вновь стал тёплым, будто ничего не произошло.
Лера кивнула. Но глубоко внутри её засел скрытый страх, вызванный мгновением.
Ночь перед свадьбой принесла Лере неспокойный сон. Весь день она провела в напряжении, стараясь скрывать своё беспокойство за улыбками и формальными беседами. Но стоило опуститься темноте, как сны начали заволакивать её сознание.
Ей снилось, что она сидела в кафе с Михаилом и Аней. За окном стояла густая темнота, будто весь мир за стеклом перестал существовать. Аня выглядела неестественно спокойно.
Слова Ани звучали тихо, но каждое отзывалось в сознании Леры, будто эхо:
— Ты думала, что всё можно забыть? Что прошлое просто исчезает? — голос Ани становился всё ниже, превращаясь в глухой рёв, напоминающий далёкий рокот грозы. — Нет, Лера. Оно всегда здесь. Оно ждёт.
Лера попыталась что-то ответить, но её голос застрял в горле. Она чувствовала, как всё её тело налилось свинцом, а руки и ноги перестали слушаться. Казалось, что её приковали к креслу невидимыми цепями.
Внезапно она заметила, что Михаил начал меняться. Его лицо становилось всё более бледным, кожа покрывалась серым налётом, а глаза постепенно пустели, как у сломанной куклы. Он пытался поднять руку, будто хотел что-то сказать, но его движения замедлялись, становясь мучительно тяжёлыми.
Лера смотрела на него, не в силах пошевелиться, пока голос Ани продолжал звучать:
— Всё всем возвращается, Лера.
Михаил окончательно замер, его лицо застыло в болезненной гримасе. Его пустые глаза смотрели прямо на неё, как будто искали спасения, но Лера могла только наблюдать, как жизнь уходит из его тела. Её собственное дыхание становилось прерывистым, а в груди росло чувство ужаса, будто с каждым мигом что-то приближалось, готовое разрушить всё вокруг.
Она проснулась от собственного глухого вскрика, чувствуя, как страх сковал её грудь. В голове всё ещё витали обрывки сна, наполненные мраком и неясной тревогой. Будто какая-то сила подходила всё ближе, приближаясь к тому, чтобы шагнуть за грань и вторгнуться в реальность. Лера больше не могла отличить свои тревоги от реальной угрозы.
Михаил тоже не находил покоя.
Его внимание привлекло отражение в окне. В нём был он, но что-то неуловимо искажало его лицо. В глазах мелькнул странный свет, почти неуловимый, будто огонёк свечи в чёрной ночи. На мгновение ему показалось, что за его спиной стоит кто-то ещё — невидимый, но ощутимый. Он вздрогнул и отвёл взгляд. Ощущение чужого присутствия не проходило, будто за ним всё ещё наблюдали из тёмного угла комнаты.
Когда Лера и Михаил добрались до загса, нарастающее волнение стало почти ощутимым. Снаружи всё выглядело безупречно: белоснежное платье Леры сияло в лучах утреннего солнца, гости радостно улыбались, звучали поздравления и смех. Казалось, этот день был создан для счастья.
— Она не пришла? — тихо спросила Лера, стоя у дверей загса. Её голос был спокойным, даже чуть облегчённым, как будто сама мысль о её отсутствии сняла с души тяжёлый груз. Внутри что-то отпустило, тяжесть, терзавшая её на протяжении всей подготовки к свадьбе, вдруг исчезла. Ей казалось, что с этого момента всё наконец станет проще, привычнее.
— Не знаю... — ответил Михаил, внимательно оглядывая собравшихся. Но нигде не было видно её рыжих волос, ни одной знакомой черты.
Лера ощутила, как внутри разливается странное чувство облегчения. Её здесь нет. Всё идёт своим чередом, как и должно было быть. Может быть, это и есть правильный ход событий.
Продолжение читайте в следующем посте и не забудьте написать комментарий, и нажать на зелёную стрелочку, если рассказ зашёл))))
