Поздняя осень 1941 года. Крым. Наша дивизия не смогла удержать Перешеек и Турецкий вал. Отступили к Ишуни. Немец давил и подавлял нас с воздуха, где у него было абсолютное превосходство.
Потери страшные. В итоге – прорвался с флангов. Приказ – отступление, теперь в Севастополь. Одесса и Киев под фашистами. Красная Армия отходит на восток.
Мы проходим Бахчисарай, идёт мелкий дождь. Двигаемся в арьергарде (хвосте) войск, немцы идут по пятам, команда «воздух» и налёты каждый час. И тут я увидел Михаила Ивановича, он был в своей бессменной тельняшке с пулемётом «Максима». Его второй номер копошился у колодца, который стоял на пересечении дороги, ведущей в село Эски-Юрт, по которой проходили уставшие красноармейцы, техника, подводы с ранеными и беженцами. Им не было числа.
По обочинам лежали лошади, разбитые машины и повозки, лежали убитые солдаты, которых уже не было времени хоронить. Михаил Иванович смотрел на нашу, завершающую отступление колонну сапёров усталым взглядом, увидел меня, поздоровался и подозвал. Когда я подошёл, то попросил помочь придержать его – ему надо было укрепить мостки внутри колодца, а его второй номер был хлипковат. Рассказал мне, что их расчёт вызвался добровольцами задержать немцев и дать нашей дивизии отступить. Попросил меня взять его документы и передать «куда надо». Они были перевязаны тесёмкой. Свернул самокрутку и пока курил, рассказал мне свою короткую историю.
Михаила Ивановича я знал с начала войны, мы вместе закончили пулемётную школу и воевали под Одессой. Среди нас он выделялся дюжей силой, ему гвозди в косичку заплести или подкову разогнуть было плёвое дело. Как-то удивил, разогнув звено корабельной цепи, чемпиона мира, борца Заикина, когда тот был в родном городе Михаила – Николаеве.
Потом нас перебросили в Крым, держать Перекопский Перешеек и какое-то время я его не видел. Михаил Иванович успел поработать директором швейной фабрики и главным редактором газеты. В 1937 году был осужден за какую-то публикацию, но вскоре был оправдан. Показал мне справку из суда и характеристику из лагеря. Все это он собирал, рассчитывая восстановиться в партии, из которой его исключили, но видно, уже не судьба. В то сложное время невыполнение приказа грозило расстрелом на месте, потому я ему помог приспособить на верёвках пулемёт, который теперь мог подниматься и опускаться, чтобы фашисты не сразу заметили героев, тогда они смогут подпустить их поближе, и побежал догонять своих.
Не успели мы отойти с километра два, как услышали пулемётные очереди «Максимки». Стали слышны взрывы, но «Максим» не умолкал. Потом всё затихло. С пригорка было видно, что немцы спешно отступили. Я рассказал командиру, что задумал Михаил Иванович и попросился к нему на помощь. Командир дал согласие добровольцам вернуться к колодцу. Из строя вышли трое, включая меня и мы двинулись обратно. Темнело. Дождь прекратился. Мы пробрались лесом к перекрёстку дорог и увидели, что колодец Михаила Ивановича повреждён близким разрывом мины, а на подступах лежит несколько перевёрнутых мотоциклов и с пять десятков убитых и раненых гитлеровцев, которых мы сразу добили. Колодец был из толстых брёвен, ни пуля, ни осколок не возьмёт, вот с этого укрытия он и положил всех, кого мы увидели. Сам Михаил Иванович был весь в крови, но живой. Второй номер был убит. Его могилой стала вода в колодце. Мы перевязали его, положили на плащ-палатку и ускоренным шагом направились к своим...
По прибытию в Севастополь я доложил начальству о увиденном и передал его документы, самого же героя определили в медсанбат. Уже позже, когда я навещал в госпитале Михаила Ивановича, он рассказал мне, что наблюдал, как фашистская разведка промчалась мимо и не заметила его, потом часть мотоциклов осталась неподалёку, а один уехал докладывать, что перекрёсток чист. И вот ускоренным маршем, предполагая, что дорога уже без наших войск, к колодцу вышла строем, как на параде, немецкая пехота во главе с офицером. Подпустил Михаил Иванович завоевателей поближе, нажал на гашетку, да и поводил стволом пулемёта влево-вправо... С двадцати шагов «максимка» фрицов пять-шесть, в зависимости от их упитанности, спокойно насквозь прошьёт, потому и добивать пришлось только тех, кто возле околицы остановился, остальные в решето... Выжившие немцы ретировались, потому как потери уж больно большие получили, а раненых не забрали, выглядели они, как убитые, и шевелиться начали только после нашего прибытия...
И вот началась героическая оборона Севастополя. Осень, зима и весна прошли в боях. Редкие транспорты могли прорваться в бухты Севастополя, чтобы привезти боеприпасы и забрать раненых, детей и женщин, большую группу которых в мае 1942 года было поручено нам сопроводить из подземного Инкермана. Их было много, потому до рассвета мы не успели, и когда колонна стала видна с воздуха, по нам начала бить артиллерия.
После обстрела гитлеровцы пошли на нас в атаку – с целью на плечах женщин и детей ворваться в город. Ситуация складывалась сложная, потому решение приняли единственно верное: Михаил Иванович и я заняли небольшие возвышенности и прицельным огнём пулемётов остановили фашистов. Но тут появились бомбардировщики, которые раз за разом заходили на наши позиции. Мой пулемёт получил серьёзные повреждения, тогда я под огнём перетащил свои коробки с патронами к Михаилу Ивановичу. У него была рассечена осколками шея и нога. Сапог был полон крови, но богатырь не обращал на это внимания. Атака фрицев шла одна за одной. Мы старались менять позиции.
Я отполз рыть новый окоп, но тут удар –сверкнул огонь, и я полетел в бездну. Когда пришёл в себя, была ночь. Полная луна освещала всё своим бледным, мёртвым светом. Взлетали и гасли осветительные ракеты, вдалеке слышалась канонада. Я был оглушен, но, к счастью, не ранен и тут же пополз в сторону окопа Михаила Ивановича. То, что я увидел мне не забыть никогда. Повсюду валялись тела гитлеровцев, Михаил Иванович был без одной ноги. В руках он сжимал ствол винтовки, приклад которой был разбит, видимо о головы фашистов. Тело его было сплошь в крови от ранений пулевых и осколочных.
Я принял решение похоронить героя в его окопе, чтобы враги не смогли надругаться над его телом. И под утро приполз к своим. Там я узнал, что транспорт дождался всех, кого мы сопровождали из Инкермана и ушёл под покровом ночи. Я, в свою очередь, рассказал об увиденном на поле боя, где сражался настоящий советский, русский воин. Один против тьмы. Остался этот и другие подвиги, в той кутерьме обороны, безвестными, потому как командование приняло решение сдать город и отдало приказ эвакуировать на подводных лодках только старших офицеров и политработников. Армию же бросили без управления и боеприпасов, большая часть которой погибла, а оставшиеся попали в плен, и лишь немногие прорвались к партизанам. Но с нашей памяти подвиги таких героев, как Михаил Иванович, не стереть.
Закончится война и я обязательно напишу об этом, и о других подвигах наших солдат, чтобы на веки вечные запомнили это потомки тех, кто сражался за Родину и приближал Победу, одну на всех, мы за ценой не постоим....
П.С. Поставили нашему Михаилу Ивановичу Дмитриченко памятник сразу после войны те, кого он спас. Вернулись в родной город и поставили, и надпись сделали, какой Человек здесь лежит.
От автора. Те, кто знает эту историю, всегда приходит сюда поклониться Михаилу Ивановичу и не только 9 мая, потому тропа не зарастает никогда.
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 2 – "Без вести погибшие"
Сброшу всем желающим пикабушникам на электронную почту абсолютно безвозмездно
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете. Предыдущий пост из этой серии
