Катя не спеша выгребала на середину реки, стараясь чтобы течение сносило ее к другому берегу. Должен же он там быть… Катя старалась не думать, сколько ей плыть до него, и хватит ли сил. Пока они есть, нужно грести.
(пять дней назад)
Кап, кап… – это по доскам крыльца.
Бульк… бульк… – это из желоба в бочку и потом через край.
Дзиннь-дзиннь… – это дождь нашел перевернутое ведро и постукивает в него.
За три недели Катя изучила все звуки дождя. Дни проходили, будто в мороке, медленно и не торопясь. Дождь усыплял.
Они с Игорем валялись в постели почти до обеда, лениво любили друг друга, потом выползали что-нибудь приготовить. Овощи, картошка, тушенка… У Игоревой тетки в погребе запасов было года на три, и это было хорошо. В огороде все давно утонуло.
Потом Катя смотрела в окно или выбиралась на крыльцо, укутавшись икеевской шкурой, и слушала дождь. Это не надоедало. Она могла сидеть так часами, сонно глядя на реку, которая подступала все ближе, на мокрые деревья в палисаднике, на капли, падающие с края крыши. На шкуре оседала серебристая дождевая пыль.
Ничего не хотелось, только сидеть вот так и смотреть.
Когда становилось сумеречно, Катя поднималась, встряхивала отсыревший мех и шла обратно в дом, где Игорь бесконечно подкидывал в печку поленья, кипятил чайник и читал своего Булгакова.
Потом сидели при свечах – света давно не было. Игорь читал ей вслух, негромко и монотонно. Катя смотрела, как оплывает воск, пока в глазах у нее не начинало мерцать, и тогда Игорь отводил ее в постель, где она окончательно засыпала под стук дождя, лениво думая: «Завтра надо, наконец, поехать домой». И он снова пел ей эту дурацкую колыбельную.
(три недели назад)
С Игорем они были… нет, не парой. Дружба с привилегиями, в общем. Нормальный парень, но иногда раздражающий до скрипа зубов. Обстоятельный. Скучный. Приходилось объяснять ему шутки. Но вот уже полгода они были вместе – потому что он приходил и приносил яблоки, он звонил и звал ее куда-нибудь, ну, а больше никто не звал.
А в конце августа Катя сидела в хандре, и заказанный сценарий встал намертво, и лето кончалось по-дурацки, и тут Игорь спросил: хочешь съездить на выходные в деревню?
Они встретились на вокзале, потом долго ехали на электричке сквозь начинающие желтеть леса, и это было прекрасно. Солнечный день понемногу затягивался тучами, и когда они прошли два километра от платформы и перешли через речку к дому, начал накрапывать дождик.
Игорь сделал все, чтобы Кате понравилось и чтобы получались красивые фотки: притащил из города белую овечью шкуру, купил огромных красных яблок, сварил глинтвейн.
И Кате очень понравилось. Она выключила верхний свет, зажгла пару свечек и керосиновую лампу, которая нашлась у тетушки на кухне. Катя забралась с ногами в кресло и смотрела сквозь бокал на огоньки свечей, и нюхала яблоко, и не могла надышаться.
Потом оба стояли на широком крыльце и слушали, как стучит дождь.
– Так классно! – сказала Катя. – Остановить бы всё, как есть.
– А хочешь, завтра погуляем по лесу? – улыбнулся Игорь. Катя кивнула.
Потом они обнимали друг друга, и ее кожа была такой горячей, а его глаза – такими темными и серьезными… Катя задремала, а Игорь вполголоса напевал ей придуманную тут же колыбельную:
Баю-баю, дождь идет,
Чей-то сон с собой несет,
Словно кот на мягких лапах,
Он мурчать к тебе придет.
Долго будет дождь стучать,
Будешь сладко-сладко спать,
Никуда спешить не надо,
Только быть со мною рядом…
«Господи, ну что за пошлость», – подумала Катя, проваливаясь в сон.
Назавтра дождь не кончился, но это было даже хорошо. Можно было никуда не спешить, валяться в постели, слушать, как падают капли и вздыхает старый дом. В интернет лезть не хотелось, никому звонить тоже. Да и где был телефон, неизвестно, и искать его было лень. И даже читать было лень. Хотелось бездумно смотреть в окно и слушать, как печка потрескивает поленьями.
Игорь был таким сладко неторопливым…
И опять спел ей эту дурацкую колыбельную, и опять она уснула, не успев сказать, какая это фигня.
В понедельник она совсем было собралась возвращаться в город, но опять лил дождь, и так не хотелось выходить наружу. К тому же у нее был отгул, который она прибавила к выходным, чтобы отдохнуть по-настоящему. «Ладно, вернусь во вторник утром», – твердо решила она.
Они с Игорем опять варили глинтвейн, грызли яблоки из сада, Катя пошарила по книжному шкафу. Обычный набор советских подписных изданий – Пикуль, классики и современники, Булгаков…Ничего из этого ее не прельстило, Маргаритой она объелась еще на филфаке, и с тех пор считала ее голимой попсой. А вот Игорь этот роман обожал. Кажется, это вообще была единственная книга, которую он прочел, и она настолько его устроила, что он не видел нужды читать что-то еще.
Катя поморщилась, вспомнив, как он бесил ее цитатами из «Мастера…», взяла с полки сборник советской фантастики и читала в постели до полуночи. Игорь улегся рядом, обнял, и был такой теплый и домашний, что она на секунду поверила, что влюблена. И он опять принялся что-то напевать, но она уже не слышала.
Наутро она проспала на электричку, впрочем, дождь лил по-прежнему, и тут она впервые озадачилась: а какой сегодня день?
– Понедельник, – секунду подумав, сказал Игорь. – Ты не помнишь?
Катя с облегчением подумала, что можно будет уехать завтра, и провела день в неторопливых мелких занятиях. И следующий. И еще один…
А на крыльце стояло кресло, в котором так хорошо было сидеть, укутавшись в мех, и смотреть на дождь.
Иногда она слегка волновалась, что надо бы позвонить на работу, что мама, ее, наверное, потеряла, но беспокойство быстро исчезало. Телефон молчал, и можно было не думать, что там, во внешнем мире.
Да и сеть тут ловилась паршиво, чтобы позвонить, нужно было идти через мостик на правый берег, но снаружи был дождь… Лучше сходить завтра.
(три дня назад)
…Все получилось так странно, я, в общем, и сам не ожидал. Сначала мне круто повезло, что тетка Мария позвала меня присмотреть за домом. Сама она хотела надолго съездить к сестре под Ростов.
Теткин дом остался один по эту сторону речки, а вся остальная деревня – на другом берегу, через мостик.
Тетка уехала. Я неделю прожил у нее дома, освоился и вдруг понял, что очень хочу пригласить сюда Катю. Пусть только на выходные. Тихое место, красивая природа. И она будет только со мной, сеть тут не ловит почти.
Катя приехала, и ей так понравилось…
Я подумал – вот бы она осталась навсегда? Жила бы со мной, ходила бы в лес, а потом писала бы свои сценарии. И никакой суеты, тихо, спокойно. Мы за речкой одни, тут человека можно днями не увидеть.
Дождик шел, так уютно было. Она потом у меня на руках засыпала, а я ей колыбельную пел, как ребенку… Я просто дышать не мог от счастья. А ведь завтра все это кончится. Не хочу!
И я подумал – а пусть, пока дождь идет, она со мной будет. Ну куда в такую погоду в город ехать?
И дождь пусть не заканчивается. И я загадываю это теперь каждый вечер, и колыбельную ей эту пою. Чувствую, она тоже помогает дождь держать. Как это получается? А не знаю, да и наплевать.
И так мне хорошо, всё как я и мечтал. Она со мной, ну, сидит на крыльце – а я ж всё равно знаю, что со мной. А я книгу читаю и печку топлю. И чай теть-Машин травяной завариваю.
Свет отключили на третий день, может, в деревне генератор утопило? Не знаю. А при свечах еще лучше стало. Хорошо, что тетка у меня запасливая, свечей много.
Вот оно, счастье, думаю. Пусть все так каждый день и остается.
А еще, день на третий, когда я опять колыбельную Кате пел, чувствую, вроде как она спит, а вроде и нет, и морщится, что-то сказать хочет… Нет, думаю, ты мне всю песню испортишь. Прижался губами к шее, поцеловал и даже чуть прикусил от удовольствия… чувствую вкус крови и остановиться не могу. И песню сквозь зубы мычу. Слышу, обмякла, уснула, крепко так…
Теперь хорошо засыпает каждую ночь. А я уже не могу, так тянет к горлу этому тонкому припасть. В голову дает, как «кровавая мэри», не могу удержаться. Но я понемногу совсем, я ж не вампир какой-нибудь.
Потом засыпаю возле нее, и ничего мне больше не надо. Как в «Мастере и Маргарите» – домик, свеча, камин, любимая женщина рядом.
…Заметил, что в кладовой и погребе из стен начали прорастать какие-то желтые цветы. Сыро, понятное дело. Хуже, если это была бы плесень. Каждое утро выдергиваю их, пока Катя не видела. Мне почему-то не хочется, чтобы она их заметила. Бесят они меня, странные какие-то.
(день назад)
Кап, кап, – это по крыше…
Катя сидела на крыльце, смотрела на реку, плескавшуюся у самого забора (интересно, какая там глубина?) и вдруг увидела желтый граммофончик вьюнка, который поднимался из-за крыльца. Он был такой странно яркий среди серо-размытых красок, что Катя заморгала.
Стебелек поднялся над краем доски, выпустил усик, потом второй…
Катя, не отрываясь, смотрела, как очень медленно крыльцо оплетают мелкие желтые цветы.
– Что за хреново Макондо? – вслух сказала Катя и вздрогнула от своего хриплого голоса.
Спать хотелось по-прежнему, но в голове поселился звон, который постепенно разделялся на слова. Мама, работа, на тренировку давно не ходила, с девчонками на квест хотели… косметолог, записалась же…
Почему-то именно этот нелепый косметолог заставил Катю встать и двинуться к зеркалу.
Старое и облупившееся по краям, оно висело в бане, но Кате за все это время как-то не хотелось в него смотреть. Кто тут тебя видит? Все равно не выходишь никуда, какая разница. По утрам она небрежно плескала в лицо водой из умывальника и считала водные процедуры достаточными. Ну, ходила в баню несколько раз. Только в зеркало особо не смотрела, на что там смотреть?
…Из мутной глубины на нее выплыло отекшее лицо с сероватой кожей, тусклые волосы выбились из неряшливого пучка. Это она? Катя попыталась протереть пыльное стекло, и изображение стало четче. Но не симпатичнее.
Что-то еще было не так. Катя наклонилась поближе к зеркалу и увидела у себя на шее след укуса. Она машинально поскребла ногтем это место, и запекшаяся корочка сорвалась. По горлу потекла капля крови. Катя оторвала кусочек туалетной бумаги и приложила к ранке.
Теперь она знала точно – пора было ехать домой.
С Игорем это обсуждать не хотелось. Пока. Потом, наверное, придется – не будет же он ее здесь удерживать? И может, в сарае есть надувная лодка? На случай, если вдруг мостик унесло половодьем.
Катя сорвала желтый цветок, который вырос возле банного котла, и снова вышла на крыльцо.
Вода стояла совсем близко, за калиткой. Дом пока спасался на пригорке. Другого берега не было видно, мелкий дождь висел туманной завесой.
Да и был ли там какой-то мир, за этим невысоким забором? А вот этот старый дом – настоящий, а внутри печка, тепло, и книги, и стук дождя…
Катя встряхнулась. Нет уж, блин, хватит! Сколько времени она здесь провела? И что с ними происходит? Но при мысли об этом голову будто затягивал какой-то туман... «Потом разберусь», – подумала Катя и вернулась в дом.
– Игорь, а какой сегодня день? – спросила она, уже примерно зная, что услышит.
– Понедельник, – спокойно ответил тот. – Хочешь завтра домой поехать?
Этого ответа она и ждала. Потому что сейчас точно был не понедельник, а по меньшей мере третья пятница.
– Хочу… Может, дождь завтра закончится.
– Посмотрим, – все так же спокойно ответил он и подбросил полено в печку.
Если ничего не делать, завтра будет такой же день. Она почти пожалела, что откажется от всего этого, но тут вспомнила отражение в зеркале.
Начинало смеркаться, а может, так казалось из-за серости за окном. Катя вышла из комнаты и решила все-таки заглянуть в сарай, пока совсем не стемнело.
Лодки там не было, зато нашлось несколько пластиковых канистр из-под тосола. Она прихватила пару штук. В сенях нашла бельевую веревку и все спрятала у крыльца. Нашла швабру и поставила ее в коридоре у порога комнаты.
Игорь читал и казалось был полностью поглощен книгой.
Катя обняла его сзади, потерлась щекой, мурлыкнула в ухо:
– Кажется, мне завтра нельзя будет, но сегодня очень хочется. Только сначала мыться!
Игорь удивленно посмотрел на нее, потом, поняв, улыбнулся, развернулся, поймал, усадил на колено.
– Какая развратная у меня девочка… Подожди, я сейчас.
Подтолкнул ее в сторону кровати, встал и направился в туалет.
Едва щелкнула задвижка, Катя вскочила, подперла шваброй ручку двери, подхватила сумку и вылетела в коридор. Нырнула в свои легкие кроссовки, которые ни разу еще не надевала за это время.
Выскочив на крыльцо, она и его подперла поленом, на всякий случай. Схватила канистры, связала их ручки веревкой попрочнее, ремешок сумки повесила на шею. Шагнула к реке, которая все так же медленно текла возле ворот дома.
«Не успела куртку взять, ну и ладно. Все равно промокнет», – подумала Катя и вошла в воду. Она оказалась холодной, но не ледяной. Катя посмотрела туда, где стоял мостик, но его, конечно, не было. Такая вода смоет что угодно…
Она положила канистры на поверхность и легла на них грудью посередине. Если не будет ветра, вполне можно держаться на воде. Ногами оттолкнулась от берега.
Течение подхватило ее и понесло, не быстро, но уверенно. Кроссовки намокли и потянули вниз, одежда прилипла к телу. Катя не спеша выгребала к середине реки, стараясь плыть по течению и наискосок. В конце концов, там должен оказаться берег. Катя старалась не думать, сколько ей плыть до него, и хватит ли сил. Пока они были, и надо было грести.
Она гребла и гребла, и река казалась бесконечной. Катя отдыхала, обмякнув на канистрах, потом опять начинала двигаться. Становилось холодно.
В очередной отдых она вдруг увидела, что вода вокруг стала почти гладкой. Стало уже почти совсем темно, но вокруг ощущался простор. Катя неудобно повернувшись, повернула голову, насколько смогла, и посмотрела наверх.
В небе загорались первые звезды. Дождь кончился.
Она осторожно опустилась на свой ненадежный плотик и посмотрела влево, туда, куда двигалась уже неизвестно сколько времени.
Там в свете восходящей луны блестела полоса песчаного пляжа.
