На втором году службы в гарнизоне Переяславка Краснознаменого Дальне-Восточного округа я чуть не помер от непонятной болезни.
Запас здоровья, полученный в Рижском ВВАИУ, не позволял болеть простудными заболеваниями даже в условиях хабаровского климата, сорокоградусных морозов, необходимостью периодически работать на технике на открытом воздухе и прочих радостей службы. Пару раз, правда, случалась какая-то странная хворь - накатывала температура под 40, причем, без всяких насморков и кашлей.
Первый раз это произошло в, опять-таки, первую мою дальневосточную зиму, в пятницу, во второй половине рабочего дня. Начальник группы разрешил мне не участвовать в субботу в ПХД* (выходной в полку был один - воскресенье), так что я отвалялся два дня дома, а в понедельник, огурцом, практически, уже готов был вновь крепить обороноспособность Родины.
Второй такой случай произошел следующей зимой и среди недели, так что пришлось идти за освобождением в санчасть. Впрочем, это не совсем верная формулировка. Как вы думаете, кто дает военнослужащему освобождение от выполнения служебных обязанностей по причине заболевания? Врач? Неа.
Его непосредственный командир. Врач лишь пишет после приема болящего в его медицинской книжке: "Ходатайствую об освобождении..."
От так вот, малята. Понятно, конечно, что командиры особо не вредничали и, если была такая запись - не тащили больного на службу. Как правило.
Ну и, поскольку я был все ж таки офицером - мне могли разрешить домашний режим, но тут они что-то перепугались из-за недавнего смертельного случая в соседнем полку от дальневосточной лихорадки и сказали: "Давай, в лазарете полежишь пару-тройку дней, ночевать домой будешь ходить (от санчасти - до моего дома было метров сто), понаблюдаем тебя, полечим, если все нормально будет - еще дня три дома потом побалдеешь". Предложение заманчивое, пришлось соглашаться.
Но нормально не получилось.
Меня начали усиленно лечить.
Мне кололи пенициллин каждые четыре часа, витамины В1 и В6, вытяжку из алоэ и хлористый кальций (от которого мгновенно бросало в жар) в вену. Я терпеливо сносил все опыты над своим организмом. Кстати, при поступлении в санчасть, в моей медкнижке, той самой, на титульном листе которой в третьей сверху графе было написано: "Член ВЛКСМ" - да, такой вот печальный факт моей биографии, не сподобился я носить высокое звание коммуниста; так вот, в анамнезе тогда было написано среди всего прочего, русским по белому: "Дыхание везикулярное, чистое" - это важная деталь.
Кстати, всем интересно, почему я такой взрослый лейтенант, а ходил в комсомольцах? Да просто разгильдяем был, чо уж тут скрывать. А таких не берут в космонавты, а уж, тем более - в партейные.
Что самое смешное, в нашем подразделении таких разгильдяев-комсомольцев было раз-два и обчелся, после высшего училища я единственный, после средних - еще человек восемь офицеров и отдельные несознательные прапорщики и сверхсрочники, ну и, понятное дело - бойцы, т.е. военнослужащие срочной службы. Так что через месяц после моего прибытия в полк я, очень неожиданно для себя стал секретарем комсомольской организации ТЭЧ полка - по причине отсутствия наличия более достойных кандидатур.
Моя головокружительная карьера на этой стезе оборвалась внезапно года через два, когда я обезглавил комсячейку, подав заявление о выходе из дружных рядов ВЛКСМ. Но это уже отдельная история.
*ПХД - парко-хозяйственный день - хороший повод занять военнослужащих в субботу какой-нибудь деятельностью, не связанной с работой на технике, шоб особо не расслаблялись, напоминает субботник, длится, как правило, до обеда, после чего желающие компенсируют моральный и физический ущерб от работы в, вообще-то, выходной день употреблением алкоголя, чем так же сходен с субботником.
Он худел... Он мрачнел...
И никто ему по-дружески не спел...
Через несколько дней усиленного лечения мое дыхание перестало быть таким же чистым, как в той записи при поступлении, появились какие-то хрипы, которые постепенно усиливались. Самое страшное начиналось ночью: я не мог лёжа спать, хрипы перерастали в какие-то свисты и клокотание, появлялось удушье. Через некоторое время, впрочем, нашелся компромисс: я засыпал полусидя в кровати, опираясь на спинку - в таком положении было легче дышать. Домой я теперь ходил только вечером, ночевать не рисковал - боялся, что ночью совсем прихватит, хотелось верить: в лазарете, если что - помогут.
Когда я сейчас рассказывал про эту былую веселуху своей хорошей знакомой, врачу-пульмонологу, она только ошарашенно качала головой.
Я стал старожилом лазарета, народ поступал и выписывался, я находился там уже две недели, начал худеть (всего за это время, за месяц, до моего поступления в госпиталь я потерял около 15 кг), анализы крови становились все хуже и хуже. Врачи на ежедневном осмотре стали как-то отворачивать в сторону глаза. Хорошо хоть температура спала и держалась на субфебрильных 37,3.
И тогда меня повезли на санитарной "таблетке" в Хабаровский окружной госпиталь на консультацию. Врач легочного отделения, старая еврейская женщина, что-то бормотала, читая записи в моей медкнижке. Послушала легкие и сказала: "Они тебя залечат, хочешь жить - отказывайся от уколов. Они тебе весь иммунитет отрубили". Назначила разрешенный тогда еще Солутан и от приступов удушья - Беротек - сильное бронхорасширяющее средство в аэрозоли. С ним стало жить намного веселее. На прощанье написала в медкнижке огромными - на всю страницу - печатными буквами: "НЕ ЛЕЗЬТЕ В ВЕНУ!!!"
Я вернулся в лазарет и заявил, что отказываюсь от их лечения. Мне сказали: пиши расписку. Или рапорт? Чай, военные все люди были - и я, и они. Не помню, в общем, что-то такое, снимающее с них ответственность.
Я написал.
После этого в санчасти я стал появляться только утром, на обход и анализы, которые, увы, продолжали ухудшаться. С "другом" беротеком ночи стали не столь кошмарны, да и вообще жизнь как-то налаживалась. Если бы не анализы, потеря веса и постоянные хрипы в легких. Мне даже стали лезть в голову какие-то мрачные мысли про новомодный (шел 89й год) СПИД. Когда я поделился своими мыслями по этому поводу с женой - она, конечно убедила меня, что все это ерунда, но сама как-то призадумалась.
Когда закончилась четвертая неделя моего "лечения", я намекнул капитану, начальнику санчасти: "Что мне тут у вас делать? Солутан я и дома могу принимать. Выписывай меня на домашний режим". Он даже как-то обрадовался, но сказал, чтобы лечащий врач - гражданская женщина - написала бы заключение в медкнижке.
Гражданская женщина-врач, когда я передал ей указание её непосредственного начальника, покрылась пятнами и ответила, что пойдет к нему, чтобы уточнить, как правильно это оформить.
Я слышал, сидя под дверью, их перепирательства у него в кабинете, никто не хотел брать на себя ответственность за мою жизнь (или ее печальный финал). В итоге капитан вышел в коридор и буркнул: "Отправляем тебя в госпиталь. Завтра у нас туда "санитарка " идет, поедешь". Я не знал - радоваться мне этому или огорчаться. Если честно - ехать было как-то лениво. Но вариантов не было.
В госпитале мне впервые за все это время диагностировали левостороннюю очаговую пневмонию. Взяли кучу анализов, выяснилось что пенициллин мне вообще - никак. Назначили какой-то другой антибиотик, оставили назначенные бронхорасширяющие. И вот тут я почувствовал, что вроде как начинаю выздоравливать.
Как я уже писал, все отделение состояло из таких же, как я, бедолаг, залеченных гарнизонными коновалами. Они уже тоже испытали радость возвращения к жизни в пульмонологическом отделении и, конечно, старались делиться с новеньким приобретенным опытом.
В частности, про Беротек мне было сказано следующее:
"Если сейчас с него не слезешь - подсядешь на всю оставшуюся. Так что терпи, пока сможешь, его - только, если уж совсем тяжко будет".
Я внял совету. Как ни удивительно - приступы удушья стали постепенно проходить и через какое-то время я даже уже спал спокойно.
Правда, опять-таки, моя нынешняя знакомая - пульмонолог, услышав о такой "терапии", вновь покачала головой и сказала, что вообще это было опасно, но - раз помогло - значит, помогло, что уже теперь.
Через две недели меня выписали, дав еще неделю домашнего режима. Больше в жизни у меня проблем с легкими особых не было, ну, разве что - периодические бронхиты.
