Не верьте звёздам — они обманут. Очаруют своей сверкающей красотой, поманят фантастическими тайнами и бросят в ледяной пустоте чёрного космоса. Дело вовсе не в их коварстве, нет, просто им плевать.
В отличие от безразличных звёзд, космос жесток. Как притаившийся хищник, он только и ждёт, когда жертва потеряет бдительность. И я потерял, расслабился. Рейс вышел удачным — повезло забить трюм высококачественным титаном, что сулило мне неплохую премию. Уже мысленно прикидывая, как распоряжусь наградой, я доверился автоматике и бортовому искину. Всё произошло за секунду: микрометеор прошил обшивку, зацепил центральный узел управления двигателями корабля и, выйдя через противоположный борт, умчался к центру Вселенной или на её окраину — кто в этой темноте разберёт? Такая вот космическая шальная пуля, попавшая в десятку на мишени диаметром в миллионы километров.
— Критическое повреждение силовой установки. Мощность двигателей — двенадцать процентов. Переход в режим сбережения.
Я даже сказать ничего не успел, как отчитавшийся будничным тоном искин отключился. А вместе с ним и все системы корабля. Погасли мониторы, перестали перемигиваться индикаторы приборной панели. Темнота захватила маленькую рубку. В утробе корабля ещё несколько секунд что-то гудело, жужжало и щёлкало, потом и эти звуки исчезли. К давящей темноте присоединилась космическая тишина. В полном недоумении я ждал перезапуска, всё ещё надеясь на автоматику, но ничего не происходило. Даже аварийное освещение не включилось.
Сбережение? Это вообще что? Я знал наизусть все режимы работы систем корабля и надрежимные протоколы искусственного интеллекта, но такого не встречал. Ни в одной инструкции не говорилось об отключении искина. Какой-то сбой? Может, повреждено ядро ИИ?
Ещё не страх, но уже зудящая тревога заставила поёрзать в кресле, правда, движение вышло неуклюжим — вместе с электричеством на корабле пропала и искусственная гравитация. Стараясь сохранять спокойствие, я запустил руку под кресло, нащупал пластиковый контейнер аварийного набора и осторожно притянул его. Отщёлкнув замок, я приоткрыл крышку так, чтобы содержимое не разлетелось — не хватало ещё искать в темноте парящие по всей рубке инструменты. Так, вот оно — продолговатая трубка химического источника света. Я буквально выдернул пластиковую палочку из контейнера и закрыл крышку. Небольшое усилие, и капсулы с реагентами лопнули. В поглотившей рубку тишине хруст ломающегося стекла в стике показался мне едва ли не скрежетом раздираемой метеоритом обшивки. Жидкости в трубке смешались, разгораясь зелёным неоновым свечением. Через секунду темнота отступила.
Не отстёгиваясь, я осмотрел приборную панель — всё мертво. Хотя чего я ждал? Без особой надежды пощёлкал тумблером перезапуска систем — безрезультатно. Всё, включая связь и жизнеобеспечение, отключено. Я прислушался, стараясь выхватить из тишины заветный шелест вентиляции, но сопла воздуховодов молчали, а значит, жить мне пару часов — потом воздух в рубке закончится. Такая уж особенность добывающих кораблей — для человека предназначена только тесная кабинка, основная часть корабля атмосферой не заполнена. В общем-то, это логично, ведь всю работу выполняют дроны, а управляет ими бортовой искин. Человеку же отводится роль наблюдателя, такого пастуха для дронов, от которого, в принципе, ничего и не зависит.
— Так, дронопас, думай! — произнёс я только для того, чтобы разорвать тишину рубки и отпугнуть накатывающую панику.
Я откинулся в кресле, но в невесомости это облегчения не принесло. И какого чёрта я вообще тут делаю? Когда появилась эта непреодолимая тяга к звёздам? Наверное, ещё в детстве, когда зачитывался фантастическими книжками. Не электронным суррогатом, а настоящими книгами, с шершавыми страницами, пахнущими типографской краской. Они, проклятые, прорастили в детской душе зерно космической романтики. Романтики, которой нет. Освоение космоса оказалось делом настолько дорогим, что правительства отдали его на откуп частным компаниям. А те интересовала только прибыль. Поэтому более чем за сто лет космической эры человечество так и не построило лунные города, не колонизировало Марс — так и не стало межпланетным видом. Ну на самом деле, это же глупо — содержать город на планете, один лишь грузовой полёт к которой длится несколько месяцев, а стоит, как годовой бюджет какой-нибудь маленькой страны. Да ведь даже я не пилот космического корабля, а оператор автоматизированных систем добычи! В общем, звёздная романтика ушла вместе с модой на фантастику, уступив место прагматичной космической реальности.
Я вновь потянулся к спасительному тумблеру перезапуска — почему-то все инструкции на подобные случаи сводились к нему, делая этот переключатель чуть ли не всемогущим. Но моя ситуация явно не подходила. Все дублирующие контуры обесточены, а выход из строя системы жизнеобеспечения вообще нонсенс — она автономна, хотя и контролируется искином. С каким-то лютым остервенением я принялся колотить по кнопке аварийной сигнализации, но и она не реагировала. Оставалось гадать: ушёл сигнал бедствия или нет? А если ушёл, успеют ли? Пока они там посовещаются, пока рассчитают наименее затратный маршрут, ведь целесообразность прежде всего…
— Так, воздуха в рубке на пару часов. Плюс скафандр — это ещё два. Четыре часа — уже что-то.
Мыслить вслух было легче. Казалось, что, обсуждая проблему, пусть и с самим собой, выход найти получится. К тому же монолог немного успокоил, задвинув страх на второй план. Всё правильно: страх нужен — он не даст расслабиться, но идти он должен уже после профессионализма. Так, что там по инструкции? Я принялся повторять заученные строчки, громко декламируя особо запомнившиеся. Абсолютно все директивы начинались со слов: «Принять меры к спасению имущества компании…», а вот то, что касалось жизни оператора, пряталось между разделами о рациональном использовании топлива и возможных неисправностях добывающих дронов.
— Ну да, — пробормотал я, вспомнив слова инструктора, — стоимость подготовки оператора — чуть больше миллиона, а стоимость самого простецкого корабля в сто раз больше.
Через минуту, перебрав в уме все возможные алгоритмы, я пришёл к выводу, что сценарий с полным отключением систем корабля в компании попросту не рассматривался. Странно. Корпоративные конструкторы настолько уверены в своих детищах? Выходит, я первый, кто попал в такую ситуацию? Везёт, блин… Хотя, стоп! Искин сказал, что переходит в режим сбережения. Значит, какой-то протокол на подобный случай всё-таки имеется, только знает о нём не оператор, а искин. Опять странно.
— Нужно как-то реанимировать связь и сообщить о себе — это в первую очередь. А сделать это можно, запитав систему напрямую, допустим, от резервной батареи из аварийного набора. Дальше — запустить систему жизнеобеспечения. Как? Пока не знаю. В любом случае мне придётся выйти в рабочую зону.
Я с опаской посмотрел на створку шлюза — раньше покидать рубку в полёте мне не приходилось, неисправности всегда устранял искин ловкими манипуляторами дронов, естественно, под моим бдительным контролем. Да и вообще, выходить в рабочую зону оператору запрещено. Но ведь моя ситуация инструкциями не предусмотрена…
***
Поскольку нахождение человека в теле корабля не предполагалось, то и полноценных коридоров в добывающих кораблях не делали. Зато были сервисные тоннели — такие овальные шахты диаметром чуть больше метра. Они тянулись вдоль осевого цилиндра корабля, проходили вдоль модуля управления, огибали энергетическую установку и спускались к резервуарам для добытых материалов. Заканчивались эти проходы в ста пятидесяти метрах от кабины на нижнем уровне, где подобно пчелиным сотам располагались десятки доков с работягами-дронами. Слава звёздам, мне туда не было нужно — за такое путешествие я бы израсходовал весь запас кислорода.
Хватаясь за металлические скобы лестницы, то и дело ударяясь о стены, я неуклюже плыл по тоннелю. Плечевой фонарь скафандра жёлтым пятном выхватывал из кромешной тьмы лестницу, десятки различных лючков и скрытых панелей. Найти нужный мне сегмент в обшивке осевого цилиндра труда не составило, а вот чтобы снять защитный лючок с блока управления, пришлось повозиться. Наконец металлический лист поплыл по тоннелю, открыв мне доступ к сервисной панели системы связи.
— Не забыть вернуть его на место, — пробурчал я, — а то механики ныть будут.
Я устало выдохнул, когда с пятой, если не с шестой, попытки удалось отстегнуть питающий кабель от распределительного блока — и как только технари работают в таких толстых перчатках? Прихваченная из аварийного набора батарея особой ёмкостью не отличалась, но для работы системы связи её должно было хватить, по моим расчётам, на час так уж точно.
Индикатор вспыхнул зелёным, подтвердив контакт с системой. Спустя секунду на маленьком экране блока управления появился вращающийся логотип компании — система ожила! Наивная, но такая приятная надежда окатила меня тёплой волной. Я даже улыбнулся. Несколько долгих секунд система загружалась, а потом экран выдал сообщение: «Использование систем связи запрещено активным режимом. Для разблокировки необходимо изменить режим эксплуатации».
— Ты издеваешься?! — Я принялся тыкать кнопки и шевелить провода, будто это могло помочь обойти программный блок. Едва согревшая душу надежда вмиг сменилась опустошающим отчаянием.
— Нельзя было поставить обычную радиостанцию?! — прорычал я, чувствуя, как ледяная лапа страха начинает сжимать внутренности. — Нет, блин, всё через искин!
Следующие тридцать минут я вскрывал все попадающиеся модули. Сорванные с мест лючки, болты и гайки кружились в хаотичном танце невесомости, но мне было плевать. Нервно поглядывая на кислородный датчик, я старался включить хоть что-то, но каждый раз меня встречало бездушное сообщение, ссылающееся на чёртов режим сбережения.
Счётчик показал, что воздуха в баллонах осталось примерно на час, когда я с силой отбросил шуруповёрт, отправив его в свободный полёт. Корабельные системы не просто вышли из строя — их заблокировали намеренно. Кто — догадаться нетрудно. Оставалось понять, зачем, и как снять блокировку. А лучше сначала отключить этот долбаный режим, а уж потом разбираться в причинах.
Не раздумывая, я схватил парящий невдалеке шуруповёрт и бросился перебирать руками по лестнице, углубляясь в темноту тоннеля. Метров через пятнадцать фонарь осветил выведенные через трафарет буквы: «Ядро ИИ. Сервисный доступ. Не вскрывать!».
Как скажете! Время уходило. Пытаясь ускориться, я засуетился, от этого в руки пробралась нервная трясучка. Болты панели никак не поддавались. Я выругался, закрыл глаза, слушая, как колотится сердце, прислонился визором шлема к строптивому лючку и сделал три глубоких вдоха. Подействовало — дрожь прошла. Несколько точных движений, и запретная панель оказалась передо мной.
Я сразу же обратил внимание, что индикаторы состояния ИИ светятся, значит, ядро не обесточено! Просто искин перешёл в режим ожидания. Эта цифровая гнида спала! Я даже не успел прикоснуться к кнопкам, как ожили динамики скафандра:
— Сервисный доступ предназначен для сотрудников технической службы, — голос искина не выражал никаких эмоций. — Нарушение третьего пункта шестого параграфа инструкции. Вам будет назначен штраф.
— Ты слышишь меня?!
— Да.
— Корабль гибнет! Я погибаю! А ты молчал?!
— Режим сбережения не предусматривает коммуникацию с оператором, — отчеканил ИИ.
— А теперь что изменилось?
— Угроза вмешательства в работу бортового искусственного интеллекта. Экстренная ситуация.
— А до этого ситуация не была экстренной?!
— Ситуация была прогнозируемой и укладывалась в рамки инструкций.
— У тебя есть инструкции, о которых я не знаю?
— Есть.
— Что за режим сбережения?
— Режим сбережения имущества компании.
— Это я понял! Какие действия он предписывает?!
— Уровень вашего доступа не предусматривает ознакомление с данной директивой.
— У меня мало времени, но поверь, я успею разнести половину корабля! Хочешь сберечь имущество — отвечай!
— Вы будете оштрафованы за нарушение порядка получения доступа к закрытой информации.
— Если выживу — сколько угодно! — я улыбнулся, почувствовав, что нашёл рычажок. — Отвечай!
— Инструкцией не предусмотрено спасение оператора, если таковые действия приведут к затратам, втрое превышающим стоимость подготовки оператора. Корабль получил повреждение силовой установки. При движении с настоящей скоростью на станцию приписки мы прибудем через семь дней, одиннадцать часов. К этому моменту кислород в системе жизнеобеспечения закончится. Чтобы успеть вернуться на станцию, мне пришлось бы максимально снизить массу корабля. В том числе опустошить трюмы. Суммарные потери компании в таком случае составят около восемнадцати миллионов, необходимо учесть остаточную стоимость…
— И ты решил убить меня?! — прошипел я.
— Нет. Просто остановил бессмысленную трату ресурсов.
— Понятно. Выгоднее похоронить, чем спасти.
Странно, но злости не было. Только пустота, такая же чёрная и холодная, как космос. Я даже усмехнулся, невесело, горько.
— Значит, я сам виноват — зря набивал трюмы!
Искин что-то ответил, но я не слушал. Время уходило.
***
Это было даже хорошо, что компания так трепетно относилась к сохранности имущества. В отличие от алгоритма спасения оператора, способов извлечения груза предусматривалось несколько, в том числе и механический сброс. Всё для того, чтобы в случае изменения агрегатного состояния добычи не пришлось резать драгоценный корабль.
Кислородный счётчик светился оранжевым, предупреждая, что мне осталось не более четверти часа. Движения стали выверенными и короткими — теперь ошибиться я не мог. Я схватился за рифлёную ручку механизма сброса контейнеров, подмигнул надписи, запрещающей мне прикасаться к ней без особого разрешения, как вдруг заговорил молчавший всё это время искин:
— Вы никогда не расплатитесь, если сбросите контейнеры.
— Плевать. Зато выживу!
— Стоимость вашей жизни значительно ниже себестоимости груза. Неужели это непонятно?
— А ты убил бы себя ради спасения имущества компании? — спросил я, убирая с рычага предохранительные скобы.
— Это не имеет смысла — я и есть имущество компании.
— А я не принадлежу твоим хозяевам. И измерять мою жизнь нулями не стоит!
Рванув ручку вниз, я предусмотрительно оттолкнулся от механизма. В утробе корабля что-то щёлкнуло, раздался глухой металлический лязг, а затем огромные пружины распрямились, выстрелив металлические цилиндры в космическую темноту.
— Режим сбережения отменён, — оповестил искин. — Сообщение о непрогнозируемых потерях передано на станцию. Назначена служебная проверка. Сигнал бедствия передан.
Я улыбался, глядя, как холодная бездна поглощает контейнеры с драгоценным грузом. Да, люди — не космос. В погоне за наживой мы куда коварнее. В недрах ожившего корабля загудели механизмы, запуская остановленные искином системы. Вдоль стен сервисного тоннеля зажглись световые дорожки, указывая мне направление движения. У меня оставалось восемь минут, чтобы вернуться в рубку.
