Серия «Россия_личное»

Серия Россия_личное

Знакомство с бабушкой и бабушкин конкурс2

— Бабушка, дедушка, идите с девочкой познакомиться!

Дедушка, шаркая тапками, опираясь на деревянную палку, вышел из комнаты первым. Глянул на нас своим единственным зрячим глазом, пожал руку мне и своему внуку Евгению – моему будущему мужу. Сказал короткое:

— Здоровья, главное, и живите в мире.

Ушёл в зал, сел на диван слушать радио.

Бабушка вышла через несколько минут. Оглядела меня со всех сторон, потрогала каждую из двух моих косичек, ткань платья, щёку, бусы. Села рядом с внуком. Мне не сказала ни слова, но я слышала, как она громко шепчет ему в самое ухо:

— Хороша девка, хороша, не то, что другие…

Так я познакомилась с бабушкой Любой и дедушкой Колей. Через несколько месяцев мы с Евгением поженились и бабушка с дедушкой уже сделались не только мужниными, но и моими тоже. Наши бабушка с дедушкой.

Они жили в деревне, мы в городе, но мы к ним частенько приезжали. Приезжали сажать картошку, тяпать картошку, копать картошку, перебирать картошку, спускать в погреб картошку, есть картошку. Нам не особенно нужна была эта картошка, но она очень нужна была дедушке и, особенно, бабушке. Бабушка контролировала каждый картофельный этап, включая спуск в погреб и поедание картошки. Мы всё делали не так. Особенно ели мы картошку неправильно, категорически. Бабушка выхватывала из наших рук тарелки, начинала сама копаться в кастрюле, накладывать каждому, приговаривая себе под нос:

— Надо ж глядучи накладать-то, вот синеглазку положь, вот белу, вот красненьку…

Мы не отличаем и никогда не отличали вкус синеглазки от белой, но едим и нахваливаем синеглазку – бабушку надо уважить, её любимая картоха.

Через три года после свадьбы мы приехали не на картошку. Приехали хоронить дедушку – помер, опухоль мозга. Ходили с мужем на кладбище, глядели, как копают могилу в мёрзлом месиве: слой земли, слой льда, слой глины, вода, снова слой земли… Ходили к местным умельцам, договаривались об оградке и чтоб песку привезли, посыпать вокруг, всё ж таки суше будет. Ходили в церковь, слушали отпевание.

Бабушка не плакала. Бабушка говорила мёртвому дедушке:

— Коленька, как же так я одна тут со всем управлюсь…

А потом пришла новая весна, уже без дедушки Коли, но всё с теми же картофельными циклами. После каждого этапа бабушка говорила, что сил её больше нет на этот картофельный огромный огород. Потом вспоминала, что мы без её глазу всё протяпаем неправильно и оставалась жить ещё на месяц. А потом ещё на один. И ещё на один. Всякий годя клялась, что в последний раз сажала картошку и новой весной не будет сажать. И каждую новую весну сажала снова, все десять полос. Через три года после смерти дедушки мы продали огород, думали угомониться бабушка, опасно ей так активничать в её возрасте. Тогда бабушка стала ходить на погреб, следить, чтоб мальчишки с крыши его не катались, рубероид не рвали салазками да обувью. Не счесть, сколько раз падала она по пути к погребу – льдисто там на тропе к нему, всякий год льдисто и ничего не поделать с этим. Продали и погреб.

Сейчас бабушке Любе девяносто три года и она уже совершенно решительно собирается помирать. Строго говоря, она уже пятый год собирается, сразу после ухода дедушки начала поговаривать, что пора ей. Но в последнее время от слов к делам перешла.

Переехала со своей высокой кровати с матрасом и подушками, покрытыми кисеёй. Переехала на дедов диван старый. Теперь спит там, сидит днём тоже там. Вместо одеяла укрывается старым рваным пальто, которое дедушка на скамейку в огороде стелил, чтоб не на мокром сидеть. Кровать не расстилает даже, вообще её не касается, разложила на ней вещи упакованные в целлофановые пакетики с картинками – похоронные вещи. По ночам громко разговаривает: то сама с собой, то с дедушкой. Объясняет, что пора уже, устала.

А потом наступает утро. А потом день. Бабушка всё не помирает и у неё есть целых три веских причины этого не делать.

Во-первых, на кладбище топко. Она не хочет в топкое ложится. Помнит, как клали дедушку в жидкое льдисто-глиняное месиво, переживала очень, не понравилось ей. Она ждёт, пока кладбище просохнет, пока вода с него сойдёт, чтобы сухо и тепло было.

Во-вторых, у неё есть цель – помереть самой старой бабкой на деревне. Для этого ей нужно дожить до девяноста четырёх с половиной, как минимум. Пока что самую старую жительницу деревни схоронили в девяносто четыре ровно. С её похорон бабушка Люба и объявила нам про свой конкурс. Ждёт теперь своих девяносто четырёх с половиной, а лучше ещё чуток побольше, с запасом, чтоб наверняка, чтобы людей стыдно не было.

В-третьих, скоро Пасха. К каждой всякий год Пасхе бабушка намывает потолок, сама, лично. Каждую Пасху она клянётся, что сил у неё никаких больше нет и моет она потолок в последний раз. Каждую новую Пасху она снова лезет на табурет, а с него на стол и намывает белое до ещё большей белизны. Потому что мы намоем точно плохо. Она не знает, как именно плохо, потому что ни разу не позволила нам помыть самим. Но как-то очень плохо. Нет у неё к нам доверия в этом вопросе. Руку тут сломала, в гипсе ходит, а мыть всё одно собирается, не унять. Ну, не потолок же нам продавать, в конце концов-то. А пока потолок есть, мыть она его будет, точно будет.

В общем, не помереть ей с нами, до того мы дурацкие. И кладбище это ещё негодное. И выиграть, выиграть по возрасту ей непременно надо. Сама себе конкурс придумала, теперь мается, но живёт. Надо выиграть. Бабушка в жизни ни в чём и никому не проигрывала и при смерти тоже не собирается.

Показать полностью 14
Серия Россия_личное

Только став взрослой смогла назвать мать – мамой

Что-то сегодня засыпали интернет-пространство снимками своих самых лучших матерей (ох, простите меня, сушку чёрствую – мамочек, конечно же мамочек). На большинстве снимков – женщины со счастливыми лицами в обнимку с не менее счастливыми, липнушими к ним разновозрастными детишками. Нет, вы не подумайте, я вообще не против, дай Бог здоровья всем, как говорится. Но всё же какая-то однобокая картинка с этим счастьем материнства, хочется её подразбавить.

Женщину, которая родила меня, я очень долго не считала матерью. Ну, так уж сложилось. Нет, ничего прямо плохого она мне не сделала, не подумайте. Её просто как бы не было в моей жизни. Физически она присутствовала, конечно, и то не всегда, а когда и да – была не со мной. Не помню, чтобы она делала что-то материнское именно мне. Помню, что главной моей целью много лет было – не быть похожей на неё.
Я зубами выгрызла свой красный диплом о высшем образовании, не то что она.
Я ни разу не поссорилась с мужем и не родила ни одного ребёнка, тоже не как она.
Я научилась вкусно готовить и даже полюбила это дело, ну, чтоб наверняка.

Нет, я не то чтобы в обидках каких-то своих копаюсь, ни к чему это, да и откопалась уже, если честно. Было и прошло. В какой-то момент я повзрослела (не по годам, а по мозгам). Повзрослела и поняла, что эта женщина, как и любой родитель вообще делала то, что умела. Делала то, что казалось ей лучшим именно в тот момент. Не всё у неё отлично получалось, но, тут уж ничего не поменять. В конце концов, родить девятерых детей и каждому из них уделить время – задачка не просто со звёздочкой, а хрен пойми с чем вообще. На неё вряд ли верный ответ существует.
А ещё, повзрослев, я увидела, что чем-то похожа на неё. Как минимум, мои бёдра, мой варикоз, мой рост – это точно от неё, от матери.

Только в этом году я впервые сознательно смогла назвать её мамой. Даже в телефоне теперь она у меня записана не “Елизавета”, а “мама моя” (ну, я замужем просто, у меня ещё “мама наша” есть, чтобы не путаться). Такие вот дела. Как вы понимаете, до мамочки нам ещё, ой, как далеко.
По крайней мере, теперь у меня тоже есть мама. У меня есть мама, она красивая и я могу сегодня поздравить её с днём матери. Уже неплохо.

Показать полностью 7
Серия Россия_личное

Недружелюбное животное кошка Шарлотта

Кстати, об энтой животине Шерище. Точнее, простите, о королевишне нашей вечно недовольной кошечке Шарлотте британского происхождения. С ней у нас отношения устанавливаются куда как медленней, ещё неспешней, чем с бабушкой даже. Если честно, временами мне думается, что и вовсе у нас к дружбе дело не движется, так мне ощущается. Правда, потом факты говорят, что улучшения всё же есть.

По первости, когда я восемь с лишним лет назад впервые появилась в доме, Шарлотке уже около четырёх годиков было. По человеческим меркам – пустяк, а по кошачьим меркам уже совсем взрослая она была. Её когда-то мой муж будущий маме своей завёл, собираясь жениться (не на мне, что характерно, мы тогда ещё знакомы не были). Завёл, чтобы мама в одиночестве не скучала, когда квартира опустеет. В итоге, всё пошло не по плану, а по одному месту, как часто бывает в жизни. Он тогда не женился и остался жить с мамой и кошкой. А потом и меня к ним пригласил жить.

Шерища меня невзлюбила категорически с первого дня. И дело не в том, что она не подходила ко мне, не ласкалась, не позволяла дотронуться… Нет! Этих-то вольностей она вообще никому не позволяет, даже своей признанной хозяйке – маме. Кажется, от неё за всю её кошачью жизнь никто ни единого мурканья не слыхал. Нет, я не про проявления любви, на них расчёта не было. Я про выживание меня из квартиры, которым занялось это злое и толстое животное.

Она выбрасывала с сушилки именно мои вещи. Уж не знаю, как она отличала их, ведь все одним порошком стирались, но на пол падали только мои. Она выжидала, когда я встану с кровати и в ту же секунду мчалась, влезала под одеяло к мужу и сверкала оттуда на меня своими грозными жёлтыми глазищами. Это при том, что до моего появления  в доме, вход в комнату мужа был для неё под строжайшим запретом, который она соблюдала, но с моим появлением  почему-то сама себе отменила это правило. Она садилась в коридоре, внимательно следила за моими сборами на работу и, дождавшись момента, когда я надену капроновые колготки – безошибочно попадала когтистой лапищей по ноге. Дырка, стрелка по всей ноге, колготки в мусорку… Ох, сколько колготок она мне изнахратила в хлам таким манером, страшно посчитать.

Я наивно полагала, что нам с ней просто нужно время на привыкнуть друг к дружке. Что там говорят в народе, стерпится – слюбится? Ну, как-то не слюбилось у нас с кошкой. Вещи с сушилки она выбрасывать перестала года через два совместной жизни. Зато стала постоянно шипеть на меня драконьим шипом. Ну, и драть мои руки и ноги своими когтищами – это всё также с нами, это осталось по сей день.

В общем, сейчас Шерище уже двенадцатый год от роду, а моему знакомству с ней девятый год пошёл. Шипит и царапается, зараза шерстяная, лютует по-прежнему. Максимум тепла от неё – это недавно позволила разок лобик погладить и даже не разорвала насмерть за это. На большее от этой кошки я даже отчаялась уже рассчитывать, такая эта животина недружелюбная, с бабушкой дружить и то легче.

Показать полностью 9
Серия Россия_личное

Моя брезгливость и моя дружба с бабушкой1

К слову о дружбе с бабушкой. Девятый годок уж мы с ней друг дружку знаем. Сама она объявила, что между нами дружба только прошедшей весной, не так-то давно уж. А я как-то ещё медленней раскачиваюсь, я вот только по той осени разобралась, что у нас и в самом деле дружба, да не шуточная какая-нибудь, а настоящая, крепкая.

Как разобралась-то? Да само собой вышло, как и всё в моей жизни, почитай. Мы просто с ней ели вместе, ужинали творогом с булкой, как обычно…

Тут стоит оговориться, что я брезглива до жути. Причём брезгливость у меня не очень внятная, не всегда логичная даже. Ну, то есть, если у людей обычно всё чётенько: вонючее там, гнойное какое, слюнявое – это фу, это гадость стало быть, а постиранное, проветренное, сухонькое – это красота, это приятное, это к себе подпускаем с удовольствием. Так вот, у меня не совсем так оно работает. Я преспокойным образом могу на пропахшем мочой матрасе рядом с бездомным сидеть и беседы беседовать не морщась. Я могу яблоко с ветки сорвать, о рукав куртки потереть и слопать, ничтоже сумняшеся. Я могу в хостеле останавливаться с неизвестными и спать спокойнёшенько, ровно дома в собственной кровати.

В общем, вы поняли. Со стороны может показаться даже, что чувство брезгливости мне вовсе не свойственно, не живёт оно у меня. Но, нет, живёт. Я невероятно брезглива в вопросе совместной еды. Мало с кем могу с одной чашки пить. Ненавижу, когда кто-то свои пальцы в мою тарелку запускает, пусть даже и ягоды там или печенье – всё равно не люблю. Ни за что не стану есть надкусанное кем-то до меня. Ну, и так далее. Правда, брезгливость эта распространяется только на чужих. Со своими я могу: и с одной чашки, и с одной тарелки, и кусать по очереди. А дальше самое интересное – своих мой мозг определяет не по логичному принципу родства или долгого знакомства. Своих он определяет интуитивно, каким-то нутряным потайным счётчиком.

Помню, в никарагуанском чикенбусе мы с одним парнем сначала попили водичку из одной бутылки, потом дожевали галеты из одного пакетика, а после уже познакомились только. И ничего, даже мысли не было поморщиться брезгливо. На работе тоже с коллегами было, что с кем-то с первых дней знакомства могли кофе дегустировать из общей чашки. А с кем-то и через два года совместной работы стаканы делили на твой-мой, потому как не хотелось с одного пить, никак.

Так вот, про бабушку. Родня мы с ней, вроде как, с 2016 года родня, как за внука ейного я вышла замуж, с того самого дня и породнились. Но такого, чтобы есть из одной посудины с ней – мысли не было. Если с мужем мы с лёгкостью можем друг у друга что-то потырить из тарелок, если с мамой его мы спокойненько можем кусочками обменяться надкусанными или кофейку хлебнуть с общей посудины, то с бабушкой никак не могла, никогда. Даже если не доедала она чего, даже если с вкусное очень – нет. Всё недоеденное ею за столом – оно либо в помойку уходило, либо в холодильник до следующей еды – ей же чтобы, не кому-то из нас.

А тут вон оно как повернулось… Ужинаем мы с бабушкой на кухне (ну, нам-то вдвоём большой стол несподручно в комнате двигать, в кухоньке помещаемся, нам места много не надобно). Ужинаем уютно. У каждой творожок со сметанкой в блюдечке свой собственный накладен: ейный песочком посыпан, мой солью. Посрединке стола ещё одно блюдце – с двумя кусочками булки, обжаренной в разболтанном с молоком яйце, вкуснятина, бабушка очень даже оценила. Чинно-благородно, жуём творог, посмеиваемся, отщипываем кусочки от булки, жуём. Я отламываю сразу половинку от своего куска булки, мажу творогом, как пастой – так ещё вкуснее. Бабушка повторяет, себе тоже намазывает, кивает и смеётся – вкусно. Берет вторую половинку, тоже намазывает и… кладёт на мою тарелку.

— Я чегой-то не хочу сегодня много ись-то, ты доешь за меня, доченька.

Я съедаю положенный ею кусочек, встаю плехнуть нам чайку. И понимаю, что я впервые за восемь с лишним годов съела что-то, соприкасавшееся с бабушкой. Съела не через силу, а в радость, легко, как само собой разумеющееся, как своё собственное.

Выходит, у нас с ней не просто дружба. Дружба – это само собой, это да. Но выходит, мы с ней ещё и родня теперь, совсем родня. Такие дела вот.

Показать полностью 6
Серия Россия_личное

Бабушкина свадьба: дровни, еда и пляски

Из того, что сейчас показывают в телевизоре, бабушке совершенно неожиданно приглянулось телешоу «Четыре свадьбы», которое временами по телеканалу «Пятница» показывают. Неожиданно, потому что, строго говоря, в нашей семье его никто не смотрит обычно. У мамы свои любимые сериалы есть, она их ни на что не променяет, ни в жизни. Мы с мужем телевизор и вовсе почти не смотрим, разве только по нему какое-то кино из наших любимых показывают – тогда глядим. Но как-то включилось про эти свадьбы однажды, по случайности. И бабушка прилипла к экрану.

Слышать она, понятное дело, ни слова не слышит. Но рассмотреть всё пытается, даже с дивана встаёт, вытаскивает стул на середину комнаты и с него глядит. Первые минут двадцать глядит молча, а потом начинает воодушевлённо комментировать происходящее на экране:
— Ох, девка-то худюща, а ничего, тоже в замуж берут, глянь-ко! Видно хозяйка хороша, да? Не знаш, не сказывают про хозяйство чего?
— Господи, голые девки вси-то, как они не замёрзнувши с голым плечам-то?!
— А бабка-то невестина така хорошенька, весёленько платьишко навздевши и отплясыват, хорошо до ей чего, охохоюшки!
— Пляшут хорошо-то так, мы тоже так-то плясавши в деревне. И сами плясали, и с парнями, бывалоча встанем – ноженьки не держат, до того доплясавши.
— Едят чегой-то, это чего у них, глянько-ко, пироги аль не? Прелесть кака, гляди, всего наставивши, полон стол. Видно, мамушки хороши у девки и у парня ейного, наготовивши всего вон как, кошка не влезе, до того наставивши-то, молодцы.

Конечно же, больше всего внимания бабушка обращает на вещи, которые ей понятны, на вещи, о которых она переживает и заботится более всего: еда и одежда. Что едят и во что одеты – это она комментирует в первую очередь, комментирует сурово и пространно, непременно сравнивая с тем, как было в её молодости и стем, как мы сами готовим и одеваемся сейчас. Если её рекомендации о том, как мне следовало бы готовить и одеваться интересуют меня чуть меньше, то вот её воспоминания о том, как было в её да в дедушкиной деревне почти век назад – это интересует меня очень даже, всё пытаюсь побольше слов на эти темы из бабушки вытянуть. Получается обычно плоховато, так себе получается:
— Расскажи, какая у тебя с дедушкой свадьба была?
— А чего там рассказывать-то? Придумаш тоже мне. Как у всих свадьба наша была, как у людей, так и у нас: ни хужей, ни лучшей. Свадьба была, как у всих, жизнь тоже была, как у всих, чего там сказывать. Когда худей жили, когда хорошей. Всяко жили, как вси вокруг.
Вздыхает, утыкается обратно в экранную свадьбу.

Но я не сдаюсь. Я продолжаю крупными печатными буквами писать на листках разные вопросы, стараясь сформулировать их так, чтобы бабушка поняла, на её языке и про интересное ей. Про еду вот:
— А что на твоей свадьбе было наговлено, чем гостей ты угощавши?
— Ооо, у меня-то всего было, всего наготовивши, стыдить меня свекровке нечем было, ни на каплю, так-то! Пирогов у меня не один, да не два было, а пять ли, шесть ли, уж позабывши. И с ягодам двумя пироги, и с потрохам, и с капусткой кисленькой, с картохой, и с грибам… Ой, со всим было, с одним чортом не было пирогов! Это только в моей избе, а потом мы переодевши и на дровнях с цветастым ковром, как бояре каки в Коленькину деревню поехавши, так в его-то избе тож пирогов облопавшись вси были. А потом дядюшка ещё рыбёх нам приволок, большущих, так я их в печи запёкши до того хорошо – кости ни единой вот не встретивши во рту, как ели – все кости растаявши до единой, до того жарища в печи была, так-то.

Ну, и про пляски тоже спросила:
— А плясали вы на свадьбе? Ты плясала сама-то?
— Как же не плясать-то, вси плясали и я, ох, пущей всих плясала! Как не плясать-то, напоследок? Потом-то, как оженивши мы уже не до плясаний мне было, потом-то к свекровке я жить ушодши, а дедка-то, Коленька мой, он в армию ушодши. А мы с ейной мамушкой на хозяйстве оставши, не до плясавок нам, женщинам. На свадьбе и наплакавши, и насмеявши, и наплясавши надо быть, так-то.

Бабушкина свадьба: дровни, еда и пляски Деревня, Бабушка, Истории из жизни, Свадьба, Воспоминания, Ленинградская область, Старость, Бабушки и дедушки, Судьба, Память, Телешоу, Душевно, Благодарность, Длиннопост

P. S. Увидела тут, что после последних постов с бабушкиными историями, некоторые из вас прислали донаты. Это было совершенно неожиданно, ведь я эти сюжеты для книги записываю, с вами просто так делюсь, вообще без ожиданий каких-то. Это было так трогательно и душевно (не деньги, а те сообщения, которые вы к ним писали!!!) – спасибо вам огромное, просто невероятно поддерживает, спасибо.

Я дважды купила бабушке цветы (она очень восхищалась и выспрашивала, где я нашла их среди зимы), купила ей к чаю профитроли (она обожает "энти махоньки булки с беленьким внутри"), купила конверты – буду писать ей печатными буквами письма, когда я не рядом с ней. И, да, спасибо не только от меня – я сказала бабушке, что это подарки от людей, которым нравится читать про её жизнь, она велела благодарить всех и кланяться до земли, до того восхитилась. В общем, спасибо вам за душевность, мы с бабушкой очень порадовались.

Показать полностью 16
Серия Россия_личное

С бабушкой не только уютно, но и сложно

Что б вы не думали, что с бабушкой у нас сплошная тишь, да гладь, да хиханьки, да хаханьки, да чаёк с блинками. Нет, не только так всё у нас. Бывает и сложно. Бывает временами сложно настолько, что орать дурным голосом хочется, ну, или мысли всякие недобрые да нехристианские вовсе даже в голову приходят, случается.

Бабушка умеет доконать. Чего стоит одна только её привычка ворошить всю мою одежду после каждого прихода с улицы. Ворошить, щупать, залезать в карманы, трясти, перевешивать в укромное место… Она считает, что заботится так, естественно. Что без ейного догляду одёжу сырую я не просушу в свои двадцать семь годков. И ботинки не просушу. И в кармане куртки у меня ключи непременно по её мнению заржавеют, потому что без пакетика я ношу их и в кармане же храню, страх какой, ну, вы подумайте.

После каждого такого случая я нервно бегу искать вытряхнутые бабушкой и закопанные куда-то в газеты да кулёчки свои ключи. Потом по всем углам разыскиваю куртку. Бабушка при этом бегает за мной, трясёт за рукав и велит ничего не трогать, положить всё на место. Я в ответ потрясаю найденной курткой и ключами, тыкаю пальцем в коридорную вешалку и пытаюсь донести до неё, что именно здесь им место.

А холодильник. Чего стоит мне один контроль бабушки и холодильника! Дело в том, что электричество в нашей деревне отключают частенько. Бабушка замечает это по потухшим окнам в соседских домах. Сразу же с оханьям топает она в кухню, открывает холодильник и начинает причитать, как же в нём всё сгниёт теперича. Я бегу за ней следом, закрываю холодильник, пишу ей на бумажке, что в холодильнике достаточно холода и, ежели его не открывать, то ничего не сгниёт. Бабушка недоверчиво качает головой. Минут через двадцать снова бежит к холодильнику, снова открывает и причитает внутрь. Я снова бегу закрывать и отвлекать бабушку. Только отвлекусь сама – нате, пожалуйста, холодильник снова распахнут. Сложное.

Мытьё, опять же. Мыться для бабушки с её-то слабостями старческими непросто, ясное дело. Для неё каждое купание приравнивается к великому празднику и к героическому подвигу одновременно. Ну, понять её можно очень даже, небось, на десятом десятке жизни со всеми такая слабость будет, ежели доживём ещё. Бабушка, как искупается – всякий раз невероятно счастливая несколько дней ходит, радуется.

Но ведь она не просто сама редко купается. Она и мне запрещает! Всякая моя попытка проскользнуть в ванную бдительно контролируется бабушкой и её указаниями:

— Воду-то чего так шибко пустила? Потише сделай, тоненько что б!

— Ты чего, ванну целую наливать хочешь? Давай я тебя полотенцем оботру!

— Мыться идёшь? А чего ты так рано, неделя ещё не прошла же, в субботу помоемся с тобой, куды сейчас-то!

Конечно же, я закрываюсь в ванной изнутри и моюсь так, как считаю нужным. Всё время, покуда я намываюсь, бабушка скребётся у двери, ровно котёночек, громко охает и причитает по поводу воды вылитой зазря и стен, этой самой водой испорченных. После моего выхода из ванны, она долго трёт стены и саму ванну тряпочками, досуха трёт.Потом уходит к себе в комнату и сидит, ухватившись за сердце – не разговаривает со мной пару часов, в наказание за мои вольности.

В общем, много такого всякого тяжкого в жизни с бабушкой есть. На первый раз может смешным и даже забавным показаться. На второй – уже напряжно. А на третий и далее уже как-то и злость берёт, и недовольство копится. Сложного много, как у всех.

С бабушкой не всегда, ой, как не всегда весело да тепло. Но я нашла несколько способов, которые помогают и бабушке чувствовать, что всё по её происходит и меня защищают от сумасшествия окончательного.

Во-первых, я соблюдаю бабушкин график, стараюсь. Хочет она кофе в семь утра, кашу в восемь, а молиться в девять – Христа ради, пусть. Подаю ей кофе, сама иду подремать ещё минут сорок. Варю кашу, завтракаем, снова иду чутка подремать или поработать, смотря какой день недели. Тоже самое с обедом, ужином и перекусами – всё подаю ко времени. Бабушка радуется и чувствует себя спокойнее, сидит на диванчике и высчитывает, сколько часов осталось до следующего события.

Во-вторых, я даю ей адекватную информацию. Бабушка не слышит вообще ничего и видит тоже плохо, поэтому много думает. Слишком много думает. Мысли её временами такие дикие обороты принимают, что триллер и хоррор снимать можно, такие страсти. Чтобы она меньше придумывала, я показываю ей фильмы из её молодости, фильмы, в которых показывают привычную ей атмосферу деревенского быта. Получается неплохо. Опытным путём проверено – если включить бабушке кино «Иван Бровкин на целине», то можно успеть помыться и даже уничтожить все следы преступления, ничего не будет замечено, бабушка на пару часов вся там, в картине. И после просмотра, что особенно хорошо, она не придумывает никаких страшных сюжетов себе про наше будущее, а делится воспоминаниями о своём прошлом, сказывает про совхоз, про подруг, про еду из печки, про всякое интересное. Ещё есть определённый плюс в глухоте – из-за неё кино бабушке можно включать без звука и вместо мытья поработать пару часов в тишине, тоже хорошо, она даже тряпку под жопу совать в это время не будет, потому что занята.

В-третьих, я позволяю бабушке участвовать в моих делах и участвую в её. Мы много чего делаем вместе с ней. Вместе перебираем яблоки, вместе пылесосим и моем пол, вместе молимся, вместе вытираем пыль, вместе глядим некоторые фильмы. В такие моменты она чувствует себя нужной, похоже. По крайней мере, всякий раз хвалится, как мы с ей хорошо всё удилали и какая красота у нас теперича по всему дому. Ну и после активного дня она приустаёт посильнее, чем когда просто на диване сидит, а приуставшая спит крепче, не путешествует по темноте почти даже.

В общем, сложно бывает с бабушкой, как у всех. Но с этим можно справляться. Нужно справляться, у нас же с нею дружба всё ж таки.

Показать полностью 9

Молитва за кошку и хохот до колотья

— Ох, доченька, тяжело раньше вси жили и мы, как вси тоже тяжело. Но хорошо было, смеялись часто, до колотья аж, вот до чего, так-то насмеявши и жили вси.

Мы с бабушкой тоже сегодня насмеявши живём, два раза целых насмеявши, изо всех сил, до того самого колотья во всех местах.

Первый раз поутру Шери нас насмешила чутка что не до смерти. Бабушка между утренним кофе и завтраком всегда молится: сперва у себя в комнате перед иконами за родителей своих, потом в общем зале перед сервантом за дочку, за внука, за меня, потом снова в своей комнате, но уже перед портретом дедушки – за всех усопших молится, поминает по имени каждого.

Так вот кошка что-то около неё нонешним утром тереться удумала. Покуда бабушка за родителей молилась, кошатина рядышком у ног лежала. Как бабушка в зал перешла молиться, Шеря тут, как тут, притащилась следом. Шарашилась вокруг, поналу только хвостом о полы бабушкиного халата обтиралась, а потом что-то не рассчитала на повороте – носом прямо в ногу ткнулась.

Бабушка остановила молитву:

— Чего тебе, чего мешаш, засранка? Что, за тебя тож надо помолиться?

Кошка уселась на жопку, вытаращила глаза в сторону голоса. Бабушка истолковала её взгляд на свой лад:

— Ну, ладно, помолюсь, за кошку не грешно молиться-то.

Повернулась к иконе Николы Угодника, притаившейся в уголку серванта:

— Дай, Господи, здоровьица, энтой животине, Шер…

Замерла, глянула на кошку, словно подбирая нужное слово. Подобрала:

— Дай здоровьица Шерищи, что б не пакостить ей ночами, что б не блевать кажной день, что б птиц каких углядеть ей с окна, дай, Господи.

Тут-то чего-то внутрях меня лопнуло и разорвалось, как шарик. Хохотала я до того громко, что бабушка даже почуяла, хоть и глухая. Оглянулась и тоже стала хохотать, да так, что присесть пришлось, на ногах не устоять ей было. До слёз насмеявши с кошки, пошли завтракать.

Второй раз днём уже, машина стиральная нас довела до смеху. Ну, не совсем чтобы сама машина, строго говоря, а результат стирки. Я вещи светлые пособрала наши: сорочку, полотенечко для рук, футболок пару, наволочки. Сложила в машину, не поспела запустить стирку, отошла в комнату на звонок ответить. Вернулась, запустила. Машина отстирала, я вынаю бельё-то, а оно всё до единого с голубизной – отлиняло на него что-то. Вижу – махровое клетчатое полотенечко, которого я не клала! Клеточки чёрные, синие, жёлтые… Они всё и окрасили, больше нечему. Видать, покуда я отвлеклась на телефон, бабушка, хитрюга, в машину его всунула тихонечко, а я тоже хороша, дурья башка, даже не проверила перед запуском стирки, балда такая.

Ну, что же, не вешаться ж нам теперича из-за белья отлинявшего. Вешаю всё на веревочки в коридоре, пущай сохнет. Бабушка ходит вдоль, подносит к глазам каждую тряпицу, рассматривает под разными углами:

— Охо-хоюшки, всё окрасивши в синь-то! Иль это в глазах у меня синит сослепу? Глянь-ко ты, окрасивши аль не?

Киваю утвердительно, всё окрасивши, не отвертеться. Жду бабушкиного гнева.

Бабушка разглядывает ещё по разу каждую вещицу, убеждается, что не в глазах у неё синит, а всё белое и взаправду небесно-голубым сделалось. Присаживается на табуретку под веревкой, причмокивает губами, взглядывает на меня и изрекает:

— А красиво окрасивши-то, ровнёхонько! Денег не плочено, а новенько теперь есть у нас. Красиво, скажи?

От облегчения и от такого неожиданного перехода, я начинаю хохотать до икоты, сползая по стене до плинтусов. Бабушка тоже трясётся вместе с табуретом, колотится плечом о стену, пытается смахнуть кулаком выкатившиеся слезинки, но они снова текут. Минут через пять мы поуспокаиваемся, обнимаемся.

— Насмеявши мы с тобой за весь год, до колотья насмеявши, доченька. Лежать пойду, продохнуть надо.

Показать полностью 8

Новая соревновательная игра на Пикабу

Нужно метко прыгать по правильным платформам и собирать бустеры. Чем выше заберетесь, тем больше очков получите  А лучшие игроки смогут побороться за крутые призы. Жмите на кнопку ниже — и удачи!

ИГРАТЬ

Кошка-засранка и шкафы бабушкины

— Шеря! Кыш!!! В репетья произвела квартиру. Страх подумать, как помру, будете тут без меня словно рестантской жить, всё изведе, засранка этака.

Кошка прекращает точить когти об угол одного из шкафов, презрительно дёргает усами, забирается на стол и обиженно пялится в окно, якобы на птичек, которых там нет вовсе. За стол не влетит ей, она знает. Стол был неприкосновенным при дедушке, царство ему небесное, стол дедушка всегда оберегал пуще всего. Всякий раз, когда мы приезжали на праздники и выволакивали большой семейный стол в центр комнаты, дедушка Коля первым приходил, усаживал на диван и докладывал:

— Вы все плошки таскайте, а я за котом буду глядеть, штоб на стол не совалси!

Даже, когда дедушка под конец жизни шибко заслабел и стал совсем худо видеть, всё равно, всякий раз углядывал первые поползновения кошки к запрыгиванию на запрещённый плацдарм и кричал:

— Шиш! Кота уберите, опять на стол метит, поганец!

Если мы не слыхали его зов или услыхав, не шибко быстро прибегали согнать кота, то дедушка сам вставал, шаркал к столу и выдавал кошке шлепка газетиной.

Пока дедушка жив был, кошка до последнего его дня твёрдо помнила – за стол влетит, нельзя на стол. Ни сидеть, ни лапку класть на краешек, ни миски нюхать: ничегошеньки нельзя, строго-настрого. А, как не стало дедушки – распоясалась совсем, плюшка шерстяная. Стола в доме три, ну, так она на всех ни по разу на дню посидит непременно: и на обеденном общем, и на бабушкином прикроватном, и на кухонном. Везде поспевает, только гонять успевай. Да и, правды ради, никто уж не гоняет шибко. Так, иногда разве, шикнет мама или я для приличия, Шеря ухом одним дёрнет недовольно и продолжает посиживать с наглющим взглядом своим.

Столы были дедушкины, уж не знаю, почему так сложилось, но только он их блюл, боле никто. А вот, что касается шкафов, то шкафы в доме – исключительно бабушкины, все они в её строжайшем ведении, все семь. Справедливости ради, стоит оговориться, что не все они прямо шкафами должны бы зваться – среди них и комодики есть, и тумбочки, ну, и настоящих платяных шкафов пара. Но бабушка все их зовёт шкафами, без разбору, ей так легше, ну, пущай.

Кошка же до невероятности любит точить когти обо все деревянные предметы в доме. Ножки столов да стульев, спинки кроватей, дивана да кресел, шкафы вот – ничего-то без его отметин не осталось, всё подрала по многу раз. Когтеточки ей не хватает, видите ли, скучно ей одну и ту же деревяшку точить. Вот она и обдирает всё, до чего дотянется, а бабушка страдает невыносимо от этого.

Шкафы для бабушки – это что-то сродни священному. Там у ней все ейные богачества разложены и упорядочены. Шкафы эти никому нельзя открывать без спросу, ни одну дверцу нельзя. Тем более строго-настрого запрещено перекладать вещи на другие полки, всё складно должно быть, а складно – это так, как сегодня считает бабушка. Сколько раз бывало, возьмём какую тряпицу, попользуем да вернём на то самое место, с какого взяли – не так!

У бабушки на этот случай цельный сценарий продуман. Во-первых, громко охать, хвататься за сердце и голосить, как у ней хорошо все складено было и как мы растрепали ей всё, силов нет. Во-вторых, уйти в шкаф с ногами и с головой, выгрести из него всё содержимое, несколько часов раскладывать тряпки по кровати да дивану, периодически выходить в общую комнату и заставлять кого-то из нас примерять что-то несуразное. В-третьих, позаворачивать всё вынутое в пакеты да в газетины старые метровые, начать укладывать обратно внутрь шкафа, позабыть – в каком свёртке что, поотогнуть уголки у всех, вспомнить, разложить в каком-то ей одной ведомом порядке. Ну,а потом сесть и вздыхать, как она уморивши вся до смерти, убиравши всё.

А, ещё у бабушки есть особые шкафы, в них лежит что-то для событий определённых, которые она сама себе назначила, мы даже не про все в курсе, думаю.

Полочка с похоронным, для смерти своей – ну, это вот правильно, это у всех должно быть припасено, с каждым когда-то приключится, что называется. Эту полочку она нам частенько показывает, напоминает где чего лежит, что и как именно навздеть на неё после смерти, ну, и ежели поменяла что в вещах тоже показывает.

Комодик с малышковыми вещицами, для рождения правнуков приданое. В нём крохотные шерстяные носочки, миниатюрные шубки (словно с игрушек снятые!), валеночки серые да белые, шароварчики, свитерки… Всякого навалом, короче, доверху комодик. Сейчас всё реже, а в первые годы после свадьбы нашей – ой, как частенько бабушка показы оттудова нам устраивала. Выймет всё, разложит вокруг себя и рассказыват, да не просто про вещь – какая она и из чего сделана, а истории ими прожитые:

— Ох, помню в энтой шубейке-то Женюшка маленький по снегу так и бегит, так и бегит вдаль! И упаднет, а не плаче, вскоче и снова бегит.

— Кофтёнку-то эту до чего не любил он, шибко не любил. Кричит мне, не хоче навздевать, колюча говорит. А ничего она не колюча, тёпла-то кака, тронько!

— Валеночки вона, не прохудивши даже нисколечко, а энти вовсе новёхоньки. Сберегла вам бабушка, гляди-те ко, для маленького вашего всё есть у ней, всё.

Шубейка смешная, сложно представить, что мужчина под два метра ростом когда-то влезал в неё, до того махонька. Говорят, влезал, вот чудеса! Кофтёнкой можно пятки скоблить да сковороды от гари, не удивительно, что дитё сопротивлялось и отказывалось носить такое, хоть бы и тыщу раз оно тёпло. Валеночки тоже крохотны, ровно на куклёнка, такого маленького детёныша у нас уж точно не будет, если вообще кто-то будет. Бабушке нашей, ясное дело, мы ничего про эти вольнодумства нашенские не говорим, молча сидим, киваем головами и послушно трогаем всё, что она велит трогать.

Ещё один шкафик у неё есть для особых случаев, подарочных. Не в том смысле, что на всякий праздник она оттуда что-то дарит, а немножко иначе, на свой лад у ней с этим шкафчиком всё организованно. Из этого шкафчика бабушка вынает чего-нибудь и одаривает за какое-то особо хорошее поведение или поступок какой значимый, по настроению своему, не по календарному поводу.

Давеча вот я весь день напролёт вела себя примерно. Как солнце выглянуло из-за туч – так я сразу же занавески задёрнуло, без напоминания бабушкиного, я уж запомнила, что она смертельно боится выгорания обоев и мебели. Искупаться её заставила, помогла в ванную влезть, спину потёрла, вылезть помогла. После ванной усадила чай горячий пить со свежинапечёнными тонюсенькими блинками, любимыми ейными. Сама вещи её все грязные пособрала да постирала. Бабушка такая довльная мной была, ни разику не выбранила, а залезла в свой особый шкафик и рубашку мне оттудова голубенькую задарила.

Или вот, ещё к примеру. Бранила она меня как-то, что молока в чай мужу не лью за завтраком. Уж и я ей писала, и муж жестами махал, и мама горло сорвала кричавши – все пытались ей донести, что не пьёт он с молоком чай, не любит особо. Но она всё одно мне выговаривала, без молока в чае не завтрак по её мнению, что ж. Настрого велела лить молоко. Ну, я кивнула, что б не спорить шибко. Мы уехали. А, как приехали на другой раз, так уж случилось, что муж сразу после стоматолога был, с пломбой свежей на которую чай чёрный в первые сутки нельзя, чтобы попадал. Ну, и договорились, что с молоком он на ужин да на завтрак попьёт чай, так и быть, пломбу не окрасить важно. Бабушка заприметила, что чай я с молоком подаю мужу теперича, на первый раз покивала одобрительно головой, на второй раз подошла, поцеловала меня в макушку. Снова пошла, пошуршалась в своём тайном шкафчике и вынесла пакет с постельным бельём:

— Нако, вам с им спать сгодится. Только сразу-то не стели, побереги, пусть подольше ново будет! Я вот сберегла для вас-то. И молока ему лей, лей всякий день, тогда я тебя любить буду крепко, так любить буду, на всю жисть, так-то.

Ну, в общем, вы поняли, что за шкаф, поощрительный он. То мне чего вручит оттуда, то внуку своему, то на общий стол скатёрку тканую постелить даст. Особый шкаф, для особых случаев, бабушкой назначенных.

Показать полностью 8
Отличная работа, все прочитано!