Думал, написать или нет. А то все пишут ответы и комментарии по двум темам: обожрался, теперь не ем или жили бедно, купить было не на что. А если просто негде взять хлеба?
Начиналось все постепенно. В сентябре 1992-го у меня родился сын. Я летёха, служу в Армении, жена родила в Новосибирске. Прям по-срочному пишу рапорт на отпуск и быстро в аэропорт Гюмри, куда, по слухам, прилетали военные АН-12 и вывозили офицеров с вещами из Кироваканской дивизии, имущество и вооружение которой передавали армянам. Вижу в аэропорту летчика, спрашиваю — все так и есть. Провел он меня через контроль, подвел к самолету — жди, скоро погрузка и полетим в Таганрог. Стою, жду, техник самолета подметает грузовой отсек метелкой на длинной палке и подметает он МУКУ. Подумал тогда ещё, зачем её возить самолётом?
Через дней десять тем же путем прилетел назад. Иду через центральный парк и думаю: зайду-ка я на хлебозаводик, хлебушка куплю свежего. Захожу, там пусто, увидел одного, спросил — не работаем. Ну бывает, подумал. Через некоторое время уже стало понятно, что идет какой-то не тот замес с мукой и хлебом. А времена были прикольные, срочники уволились, новых нет. Хожу в караул разводящим, прапорюги со сверчками часовыми. В карауле покормили, с обычной солдатской столовой. Хлеб странный какой-то, черный, его ножом режешь, а на ноже ворсинки остаются. Вид у этого хлеба как с кадров кинохроники из блокадного Ленинграда.
И в общем порядок был такой: дня 2-3 ходишь на службу, потом в караул — там кормят. Немногочисленных оставшихся срочников хоть и плохо, но кормили в столовой. Офицеры, по-умолчанию, питаются либо дома, либо в офицерской столовой. Но в 128 полку, в Гюмри, офицерская столовая к тому времени перестала существовать, как класс. Формально вроде бы и есть, но зайдешь к Грачику, а там ценник просто запредельный. В хлебное время нет проблем, вышел в город, поел хинкали, даже к тарелке с хлебом не притрагивался. А в голодные времена вышел в город — а не работает эта столовая. Да и Грачик не работает тоже. Нету муки, нету продуктов. Все Аллес. Приплыли.
Старшие офицеры имели побольше возможностей, а мы, летёхи со старлеями общажные просто реально голодом сидели. Чувство голодного отупения, от которого не знаешь куда деться — это страшно. Когда летит снаряд от градобойки, ты понимаешь, что это пустая болванка и упадет она где-нибудь метров за двести через пол-секунды и пофиг. С голодухой тема другая: жрать охота и это не снаряд, через пол-секунды не закончится, и неизвестно когда закончится. Не дай бог второй раз это испытать. Чувство страха — ничто, по сравнению с чувством голода.
Спасали караулы и наряды. В обычное же время не пойдешь в солдатскую столовую и не станешь же подходить к командиру полка: «Таарищ подполковник! Же не манж па сис жур.» Ну бред же. Да и насрать на нас было тем командирам, не единожды в этом убеждался.
Армяне тоже тогда жили впроголодь. Но чувство уважения к армянскому народу именно тогда у меня окончательно и закрепилось. В такие времена не скрысились, а стойко перенесли ту осень и зиму. На базар пришел как-то раз, подъезжает «копейка», открывает багажник, а там добрая такая стопка лаваша. Сразу толпа его обступила, я даже протиснуться не смог. Быстро раскупили, все что он привез. И никто не беспредельничал, платили деньги, да и он, видимо, ценник не заламывал. Мне ничего тогда не досталось.
В какой-то момент кто-то из офицеров по заказу своего знакомого армянина полетел за его деньги на Украину, купить и привезти нитки-мулине (запомнил же название). Перед вылетом обратно он зашел в хлебный магазин в Киеве и просто купил хлеба, много хлеба, целый чемодан хлеба, такой здааааровый советский, с пластмассовыми углами. Прилетел он тогда, открыл чемодан, взял я оттуда булку-плетёнку и просто ее съел.
По итогу:
- Длилась вся эта байда месяца полтора и закончилась к середине ноября 1992 г., офицерам начали выдавать хлеб, по паре буханок в день, нормального качества.
- Иногда покупаю хлеб с отрубями, но делаю это через силу и вспоминаю тот, черный с ворсинками.
- Всегда доедаю кусок хлеба. Всегда.
- Вкус той плетёнки помню до сих пор.
