xorro

• уверенность в том, что мы — хуже остальных, мы виноваты перед теми, кто делал то же самое или даже намного худшие вещи;

• искреннее «это другое», когда речь идёт о том, что разные стороны делают одно и то же, или, как вариант, нежелание признавать правомерность отсылки к тому, что наши оппоненты делают то же самое («не уводи разговор в сторону, речь не о них, а о нас»);

• мнение о том, что щелчок по носу будет нам только на пользу, более того, даже искреннее желание, чтобы люди испытали то или иное унижение, потеряли то, что ценят;

• мнение о том, что то, что мы ценим, то, чем мы гордимся — это во вред нам;

• негативное отношение к своей культуре;

• негативное отношение к традиционной религии;

• определённое презрение к народу («глубинный народец» и т.д.);

• рассказы о неудачах даже там, где их со всей очевидностью нет;

• уверенность в том, что страну ничего не связывает, и она обязательно развалится;

• уверенность в том, что страна в принципе не может быть хорошей, и борьба за всё хорошее возможна только в виде борьбы с ней как таковой.

Не всегда это вот так прямо ярко выражено, скорее даже наоборот, обычно это вот прямо так не говорится, но, если человек придерживается подобных взглядов, периодически он будет высказывать мысли, которые соответствуют этому набору принципов, и которые, конечно, удивят большинство россиян. И вот этих людей называют «либерастами», только ни к либерализму, ни к демократии это вообще не имеет никакого отношения. Либерализм и демократия вообще не про это, к ним эти идеи имеют не большее отношение, чем, ну, скажем, к балету.

В разное время я пытался дискутировать с такими людьми, задавать вопросы, и какое-то время думал, что это всё именно что провокаторы, которые стремятся дискредитировать оппозиционное движение изнутри. Только вот сейчас все они в эмиграции. Тогда как объяснить ситуацию, кому и зачем это было нужно, если это делалось не для того, чтобы дать противникам оппозиции аргументы против неё?

Можно предположить, что произошло следующее: Запад, стремясь финансировать оппозиционные движения в России, выбирал естественно тех кандидатов, которые придерживались наиболее удобных для него идей (ну кто бы поступил иначе?). Например, вряд ли финансирование могло достаться тем, кто придерживается взглядов, что Россия должна быть технологически и индустриально развитой демократической страной, должна стремиться сократить экспорт сырья, в идеале вообще его прекратить. Гораздо больше шансов было у тех, кто считает, что Россия в принципе плохая страна, что она должна отказаться от защиты своих интересов, и так далее. В результате антипатриоты, получив финансирование, оказались в выигрышном положении и, во время всплеска оппозиционной активности, смогли занять ведущие позиции и развалить этим оппозиционное движение изнутри (что не планировалось, но стало закономерным итогом — кто выйдет на митинг, рискуя многим, если некоторые из лидеров говорят про Россию странные вещи?).

Но также возможно, что есть определённая долговременная стратегия с целью ослабления России изнутри через внедрение в общественное сознание идей, которые будут этому способствовать. То есть, антипатриотизм мог продвигаться независимо от того, началось бы или не началось оппозиционное движение в 2011 году. Смысл в том, что, если человек не уважает свою страну, то он не будет её защищать, не будет за неё бороться когда потребуется. Склоняюсь в пользу этой версии, потому что в своё время лично общался с человеком, который подобные идеи продвигал, ещё наверное в 2011 году, когда начались первые митинги. Он постарался стать одним из организаторов местного оппозиционного движения (в Петрозаводске), и довольно ярко выделялся среди остальных: продвигал идеи раздела страны на регионы, играл с темой фашизма, но не для того, чтобы его как таковой пропагандировать, для него (по его словам) это было способом развенчивания советской и российской пропаганды. Идея откровенно неудачная для борьбы с системой, я его даже провокатором одно время считал, ну слишком уж удачное сочетание идей для критики: и страну хочет развалить, и фашизм обелить, но потом и у других людей я видел подобные высказывания, что в стране идеологически всё держится на победе над Гитлером, и, если это убрать, то всё развалится — то есть, выглядит так, что действительно велась борьба с тем, что связывает страну воедино, что заставляет граждан её ценить. И да, он не провокатор, потому что эмигрировал и до сих пор пишет для одного известного западного издания.

В общем, говорить, что демократы и либералы ненавидят Россию — это в корне неверно. Есть отдельная идеология антипатриотизма, приверженцы которой по сути маскируются под либералов и демократов, как вариант — они могут быть либералами и демократами, но ассоциировать себя не с Россией, а с западными странами, и то, что хорошо, а что плохо для них определяется тем, что хорошо или плохо для США и Европы. И конечно это не значит, что идеи демократии и либерализма плохи. Они замечательны, они помогают построить наиболее развитое общество, потому что в демократических странах государство в максимальной степени зависит от граждан, и в максимальной степени работает в их интересах (совсем не обязательно на 100%, но даже если, условно говоря, на 40%, то в государствах других типов этот условный «коэффициент полезного действия» будет намного ниже). И вот антипатриоты сильно виноваты перед нашей страной, поскольку дискредитируют эти идеи, и отодвигают то время, когда Россия сможет стать развитой демократической страной.

Другой вопрос — это существование сознания. Под сознанием мы, вообще говоря, неявно понимаем две разные вещи. Первая — это достаточный уровень интеллекта, позволяющий обладать информацией о собственном существовании, о существовании окружающего мира и т.д. Но это не всё, что мы под этим понимаем. Для нас очевидна разница между живым человеком, который реально чувствует радость и боль, и машиной, которая может быть достаточно сложной и имитировать в той или иной степени поведение и реакции человека, но для нас понятно, что её реакции — это не чувства, это просто выполнение сложной программы. И мы сами именно чувствуем радость, боль и так далее, это никак не объяснить взаимодействием клеток, химическими реакциями и так далее, мы не биокомпьютеры, которые выдают некие реакции на входящие воздействия (пусть и очень сложные), мы что-то большее. И если представить такой мысленный эксперимент: взять человека, уничтожить его, а потом воссоздать точно такого же, с идеальной точностью, будет ли это тот же человек? Наверняка большинство не согласились бы на такой эксперимент, потому что не были бы уверены в том, что в результате получились бы именно они же, а не кто-то другой, с той же внешностью и памятью. Явно или неявно, но мы понимаем, что мы не сводимся к взаимодействию клеток, молекул и т.д., что есть что-то ещё. Что-то ещё, что религия назовёт душой. И, возможно, религии существуют именно потому, что люди чувствуют, что не являются просто некими сложными биомеханизмами, и ищут этому объяснение. «Очень сложный, но бездушный механизм» — мы ведь сразу поняли смысл фразы? А если бы мы были очень сложными, но бездушными, механизмами, мы бы не увидели разницу между этим описанием и собой.

И если мы в конечном итоге не можем дать научное объяснение абсолютно всему (не можем объяснить свойства той или иной первоосновы), если мы неявно, но понимаем, что не являемся бездушными существами, то религия становится вполне рациональным выбором.