MaxMaximov86

Черная Вселенная старше нашей вселенной на триллионы триллионов лет, и в ней давно погасли все звезды. Там нет ни одного естественного космического источника излучения - этот мир погружен в вечную тьму.
Ведущие космические державы Земли – Россия, США и Китай отправляют в Черную Вселенную исследовательские станции. Там, спустя несколько лет полета, люди высаживаются на планете, поверхность которой полностью состоит из зеркал. Первыми прибывают американцы, но вскоре перестают выходить на связь. Российская экспедиция, прилетевшая через три месяца после США, принимает решение найти американских коллег в этом враждебном черном мире, фундаментальные законы физики которого отличаются от законов нашей вселенной.

Глава 1.

1. В Черной Вселенной вас ждет лишь ужас и смерть.

Попытка понять Вселенную — одна из вещей, способных приподнять человеческую жизнь над уровнем фарса и придать ей черты высокой трагедии (Стивен Вайнберг, лауреат Нобелевской премии по физике).

***

В вашей статье предполагается, что во время инфляционного расширения, от вселенных ответвляются другие вселенные, и этот процесс тянется из бесконечного прошлого к настоящему моменту времени.

- Да.

- Вы считаете, что не может существовать “ничто” и всегда было “что-то”?

- Да

- И после нас будет бесконечность? Бесконечно долго будет существовать “что-то”?

- Да

- А позади нас уже лежит бесконечность? Бесконечное количество вселенных появлялось и исчезало до вот этого нашего разговора? Бесконечное количество времени уже прошло?

- Все верно.

- Объясните тогда мне следующее: если позади нас на шкале времени лежит бесконечность, то как мир смог преодолеть эту бесконечность и дойти до этого самого момента времени, в котором мы сейчас находимся? Чтоб оказаться в текущем моменте, кому-либо или чему-либо надо пройти по шкале времени предыдущие годы, а если их там бесконечно в бесконечном числе по очереди возникающих вселенных, то как эти годы смогли оказаться пройдены? Это невозможно. Значит, должно быть “начало” всего.

- Тут нет ничего парадоксального. Например, перед нулем существует бесконечное количество отрицательных целых чисел, и что? Ноль не имеет право на существование из-за этого? Мы возникли в какой-то момент этой бесконечности времени, а потом исчезнем, и нет тут логического парадокса. Никакого “начала” быть не может, потому что тогда возникает закономерный вопрос – а что запустило это “начало”? Что было до “начала”?

- Числовая шкала плохой пример, ведь чтоб нам оказаться в точке ноль, не надо вести пальцем по числовой прямой слева из бесконечности направо к нулю бесконечно долго. А чтоб нам попасть, к примеру, в наш год, нам, или не нам, а чему-либо, надо было пройти по шкале времени предыдущие годы, которых бесконечно много. Если свести разговор к его сути, то выходит, что до нас была бесконечность по шкале времени, которая к текущему моменту пройдена, а если она пройдена, то это не бесконечность, а значит было начало.

- Стоп! Вы оба неправы и оба правы одновременно! Не могло быть начала, потому что, как было сказано выше, возникает вопрос – “Что подтолкнуло мир к его началу? И что было до начала?” и не могло быть до нас бесконечного пройденного времени, потому что в таком случае, оно никакое не бесконечное, раз пройдено. Проблема заключается не в одном из двух ваших утверждений, а в обоих сразу: мир не мог существовать вечно, и не мог существовать не вечно. Вот он настоящий парадокс.

***

Если бы они знали... если бы они только могли знать…

В Черной Вселенной вас ждет лишь ужас и смерть…

Тихая Гавань – ближайшая от прохода в Черную Вселенную планета. Планета с полностью зеркальной поверхностью: с зеркальными, будто алмазными скалами с бесконечным числом граней и ребер, с зеркальными равнинами и расщелинами. Космический корабль Гефест прибыл на Тихую Гавань час назад. Вместе с экипажем из тридцати семи человек, он принес огонь в этот мир темноты.

Полусфера рассеянного света исходила из Гефеста, стоящего позади только что ступивших на чужую планету троих людей, одетых в оранжевые комбинезоны. На лицах у всех были кислородные маски, закрывающие рот и нос, головы их прикрывали обтягивающие капюшоны, за спинами висели кислородные баллоны.

Стоя в круге света корабля посреди вечной ночи Черной Вселенной, командир экспедиции, сорокапятилетний Максим Храмов, с тревогой смотрел вдаль. Дождь бил по зеркальному плато и в свете прожекторов этот ненастоящий пейзаж выглядел как рисунок импрессиониста – будто водная гладь, переливающаяся широкими мазками желтой краски.

Купол света Гефеста был радиусом не более ста метров, а за его границей - лишь тьма, таящая в себе неизвестность. Тьма уходила далеко за пределы планеты и тянулась практически на бесконечное количество световых лет во всех направления.

По форме Гефест напоминал консервную банку диаметром тридцать пять метров, крышка которой была в виде конуса. Выглядел он словно сплюснутая ракета высотой двенадцать метров. В космосе корабль вращался вокруг своей оси и создавал искусственную гравитацию.

Дождь шипел ровным звуковым тоном. Звук этот был хоть и ниже звука дождя на Земле из-за большей плотности местного воздуха, но на слух эта разница практически не ощущалась. Звезд на небе не было видно, и не из-за нависшей тучи, а из-за того, что никаких звезд в этой вселенной не осталось. Последнее поколение звезд закончило свою жизнь триллионы лет назад став черными дырам, вокруг одной из которых и обращалась Тихая Гавань, делая один оборот чуть менее, чем за семьдесят пять земных лет. Эта вселенная была настолько старая, что осознать ее возраст человеку не представлялось возможным: что такое триллионы триллионов лет? Эти величины времени не получится сопоставить ни с чем, что бы окружало нас в нашем мире. Черная Вселенная была стара как сама бесконечность.

Под ногами космонавтов шевелятся искаженные в кривом мокром зеркале отражения их самих, и образы эти выглядят зловеще, будто искусственные человеческие копии ходят они по ту сторону поверхности в мире зазеркалья и повторяют действия настоящих людей, словно передразнивают. Отражения тут повсюду, на каждой грани. В мире Тихой Гавани негде спрятаться от оживших рисунков с неправильными пропорциями, разве что полностью выключить свет, и только тогда, погрузившись в непроглядную темень, уродливые двухмерные изображения уйдут обратно в небытие.  

Слева от Максима Храмова, задрав голову и сморщив лицо из-за падающих капель воды, рассматривал черное беззвездное небо Альберт Иванович Еврин - старый ученый космолог, лауреат нобелевской премии по физике. Невзирая на температуру воздуха минус пятьдесят семь градусов по Цельсию, вода в этой вселенной оставалась в жидком состоянии. Вернее сказать так: вода в этой вселенной всегда остается в жидком состоянии, потому что температура ее замерзания ниже значения температуры здешнего реликтового излучения (то есть температуры открытого космоса), которая равна тут минус шестидесяти трем градусам по Цельсию и нет в этом мире места, где было бы холоднее. В нашей вселенной температура реликтового излучения составляет минус двести семьдесят градусов.

Альберт Иванович поправил кислородную маску и смахнул холодные капли со лба ладонью. Еврин огляделся и впервые спустя год и восемь месяцев полета ощутил страх из-за осознания того, что находится в том месте, в котором он не был создан. В месте, с которым он причинно-следственно не связан в прошлом. В месте, где все работает не так, как дома.  

- Что ожидать от параллельной вселенной? – думал Еврин, - Какие тут могут быть неведанные нам законы природы? Что может произойти здесь с нами? Это так удивительно и одновременно жутко.

Фундаментальные параметры Черной Вселенной были не такие, как те же параметры нашей вселенной, поэтому и атомы здесь были немного другие, а следовательно, и молекулы основного газа на планете отличались от их аналогов и представляли собой что-то среднее между азотом и углеродом. Ученые на данный момент смогли найти отличия лишь в атомной массе. Основной газ атмосферы Тихой Гавани назвали другой азот. Собственно, все газы, которые были ранее обнаружены спутниками в Черной Вселенной, назывались так же, как и газы таблицы Менделеева, только к их названию добавлялось слово “другой”.

Прежде, чем послать на Тихую Гавань людей, туда были отправлены картографические и метео зонды, а также тридцать шесть навигационных спутников, по которым можно было бы ориентироваться находясь на поверхности планеты. Атмосфера Тихой Гавани состояла на 99% из другого азота. В оставшийся процент входили более легкие газы, такие как другой гелий и другой аргон. Воздушная среда была прозрачная, на 11% плотнее, чем на Земли и в полтора раза толще. Давление равнялось одной целой и двум десятым атмосфер. Диаметр планеты был почти в два раза больше земного, но гравитация тут ниже на 19%, что прямо свидетельствовало либо о низкой плотности материи, из которой состояла планета, либо о меньшей гравитационной постоянной этой вселенной, а может, верны оба тезиса. В любом случае, что скрывалось под слоем зеркал – один из важнейших вопросов экспедиции. 

Обнаружить планету во вселенной в которой нет практически никакого излучения задача сложная. Тихую Гавань и черную дыру, вокруг которой она вращается, нашли с помощью гравитации: в проход между вселенными были запущены спутники и по их отклонениям от прямой траектории вычислили положения небесных тел.

Анатолий Звезда был в пяти метрах позади Храмова и Альберта Ивановича. Толя являлся геодезистом-картографом и было ему пятьдесят три года. Коллеги по этой экспедиции шутили над Толей, мол, в этой беззвездной вселенной, Толик, единственная звезда, это ты.

Взгляд Толи метался между планшетным компьютером с выведенной на экран картой места посадки и окружающей местностью, а именно, того небольшого участка, видимого в свете Гефеста.

- Ничего не понимаю, - бубнил Толя, - бред какой-то.

Опытный картограф Анатолий, работавший на Луне и Марсе, никак не мог сориентироваться на местности. Звезда был уверен, что они приземлились не по тем координатам, которые прислала им пропавшая здесь экспедиция из США. Американский корабль Спейс Игл прибыл на Тихую Гавань раньше российского на три месяца и четыре дня и практически сразу американцы перестали выходить на связь. Китайская экспедиция стартовала с Земли позже и будет на планете через полтора месяца.

Толя, нахмурившись посмотрел налево на зеркальный скалистый хребет, иссеченный вертикальными ребрами граней. Хребет находился метрах в восьмидесяти на границе света и тьмы и не было видно ни начала его ни конца. Даже верхушка этой гряды была скрыта в черноте за куполом света. В этом рельефном образовании отражались лучи нагрудных фонарей людей и прожекторов Гефеста, а также и сам корабль, который в отражении был весь изрезан, изломан ребрами огромной кристаллообразной стены.

- Нет этих гор на карте, - произнес Толя, тихо сам себе, - нет…

Подробные карты Земли, Марса, Луны и многих других небесных тел Солнечной системы создали благодаря фотоснимкам со спутников, что возможно только при освещенности поверхностей снимаемых объектов. Но в Черной Вселенной не было света. В таких условиях можно было создать только карту рельефа, используя георадар, подобно тому, как создавали карту Венеры из-за ее непрозрачной атмосферы. Но от идеи георадара отказались в пользу лидара. Такая карта имела очень мелкий масштаб и считывались с нее лишь крупные элементы линейным размером более тридцати метров. Толя понимал, что горная цепь, которую он сейчас наблюдает, должна быть на его карте, но вместо цепи гор карта показывала относительно ровное плато.

Расстояние от прохода между вселенными до Тихой Гавани составляет четыре световых месяца. Современные ионные двигатели позволяют разогнать космический корабль до двадцати процентов от скорости света. Когда русские поняли, что команда США пропала, они сразу же отправили сообщение об этом в сторону прохода, к Земле, но учитывая огромное расстояние, сигналу требуются те самые четыре месяца, чтоб дойти до адресата, и дойдет он до Земли лишь через месяц относительно текущего дня. После чего в земном центре управления примут какое-то решение и пошлют сигнал обратно на Гефест и идти он будет тоже четыре месяца. Максим Храмов, не дожидаясь ответа с Земли, самостоятельно принял решение продолжить исследовательскую миссию. Все члены экипажа поддержали эту идею. Командир китайского корабля “Чанчжэн” (Великий поход) Сяолун Ли спустя неделю узнал о происшествии и тоже не стал менять курс. 

И вот сейчас приземлившись, как утверждает геолокация, возле американского корабля, выясняется, что никакого корабля тут нет, а местность эта совершенно не соответствует местности на карте.

Растерянный Толик, приподняв брови, смотрел в свой планшет и чесал затылок. Дождь стал сильнее.  

Храмов прошел несколько метров вперед, шлепая ногами по луже.

- Это точно то место? –  командир спросил по рации, встроенной в кислородную маску.

- Судя по координатам, да, - ответил Толя, - но на карте черти что показано. Карта говорит, что тут равнина сплошная, и никаких хребтов нет.

- Если на карте гора, а на местности равнина, значит мы не там, где надо, тут и думать нечего, - Храмов повернулся к Толе и Альберту Ивановичу. Командир прищурился из-за слепящего света Гефеста. Все трое отбрасывали длинные тени по направлению от корабля. 

- Я думаю, нам прислали не те координаты, - произнес Толя, вытирая капли с лица.

- Чтоб сориентироваться по спутникам, нужно учитывать фундаментальные параметры вселенной, - сказал Еврин, - такие, как скорость света и теорию относительности.

- В программе это все было учтено, - сказал Толя, - здесь скорость света выше на семь с хвостиком процентов, и это все закладывалось в вычисления. Если бы была какая-то ошибка, то мы, когда были на орбите, увидели бы ее.

- Увидели бы… - тихо произнес Храмов.

- Как бы вы увидели ошибку? – спросил Еврин. Ученый оттопырил кислородную маску и почесал седые усы.

- Что значит как? – важно начал Толя. - Чтоб посадить Гефест по координатам, нам необходимо было определить его место положения на орбите относительно спутников. И если бы была какая-то ошибка в ориентировании нашего корабля, то эту ошибку моя программа бы показала. А ошибки не было. Мы прекрасно сориентировались относительно системы координат Тихой Гавани.

- А далее ты внес координаты посадки американского корабля, так? – спросил Альберт Иванович.

- Да. И вот мы сели по этим координатам.

- Толя, а ты можешь сейчас определить наше местоположение? – спросил ученый.

- Так оно определено же.

- А можно как-то заново переориентироваться?

- Можно, но зачем?

- Сделай пожалуйста, есть у меня одна гипотеза.

Толя принялся тыкать пальцем в сенсорный монитор. Он сбросил спутниковое ориентирование, созданное, когда они были на орбите, и вновь запустил поиск спутников. Спустя несколько секунд приемник обнаружил четыре спутника и выдал ошибку при определении своего места положения.

- Ого, - Толя сдвинул брови, - вот это да. Ну-ка, еще разок.

- Что там? – спросил Храмов.

- Погодите...

Толя снова сбросил ориентирование и запустил его заново.

- Ошибка сто семнадцать километров, триста двадцать метров, пятьдесят три сантиметра, - произнес картограф.

Анатолий посмотрел на Еврина, а потом на Храмова. Вид у Звезды был растерянный.

- Это точно не по моей вине, - начал оправдываться Толя, - а то сейчас начнется: намерил не пойми что, Толик криворукий… Это все эти ваши поломанные законы физики виноваты. Все тут с ног на голову в этой вселенной, все наперекосяк.

Еврин залез рукой под маску и снова почесал усы, задумчиво глядя сквозь Толика.

- Знаю я вас, - бухтел Толя, третий раз пробуя сориентировать приемник, - как тогда, на Марсе, когда точки под геологию разметили не там… сразу во всем был виноват Звезда…

- Как работает теория относительности в этой вселенной мы знать не могли, - задумчиво произнес Еврин, - для этого необходимо было проводить измерения еще и возле массивных небесных тел.

- Что вы имеете в виду? – спросил Храмов, - что время тут искажается по-другому?

- Похоже на то, - ответил ученый, - это объясняет тот факт, что когда мы были на орбите, сориентировать наше местоположение по спутникам вышло точно, а сейчас, когда мы на поверхности планеты, где время течет иначе, приемник выдает ошибку в сто семнадцать километров. На Земле тоже есть такой эффект, и он учитывается при спутниковой навигации.

– Да, - кивнул Храмов, - учитывается: вводится поправка, без нее навигаторы выдавали бы ошибку в два-три метра. Я думаю, подобная ошибка предполагалась и тут, и плевать на нее все хотели, ведь нам не нужна такая точность. Но чтоб сто семнадцать километров...

- Значит, Спейс Игл сел где-то в радиусе ста семнадцати километров, - произнес Альберт Иванович.

- Н-да… - протянул Храмов, - во тьме на его поиски уйдет много времени.

- Круг радиусом сто семнадцать километров соответствует площади сорока трем тысячам квадратных километров, - сказал Еврин. - Площадь Москвы чуть больше одной тысячи квадратных километров. Это я говорю, чтоб вы понимали масштаб бедствия.

- И свет у них выключен, - сказал Храмов, - иначе мы бы увидели их, когда садились.

- А можно как-то использовать картографический спутник? – спросил ученый. - Если его запрограммировать пролететь над предполагаемым местом посадки Спейс Игла и отсканировать это место, а потом на снимках искать корабль?

- Идея хорошая, но разрешение не позволит увидеть корабль такого размера, - сказал Толя, - но мы поступим иначе, мы отснимем всю эту площадь лидаром с коптера.

- Сколько это займет времени? – спросил Храмов.

- Точно скажу позже, но на вскидку, может, неделю, - ответил картограф, - а может нам повезет, и мы наткнемся на них сразу.  

Все трое разбрелись по сторонам, но далеко не расходились, оставались в зоне света Гефеста и в зоне видимости друг друга: Толя неспеша прошел метров двадцать в сторону скал и замер, разглядывая эти фантастические кристальные наросты на теле планеты, Альберт Иванович остался практически на месте, разве что сделал пару шагов к трещине длинной метров пять и шириной полметра, заглянул в нее и ничего кроме воды там не обнаружил, а Храмов ушел дальше всех, дойдя до размытой границы света и тьмы, врезался в эту границу лучом своего нагрудного фонаря и осветил небольшой сектор за ней. Максим сделал несколько шагов во тьму. По левую руку продолжалось ровное плато, а по правую Храмов увидел нечто напоминающее торосные гряды Арктики - нагромождения обломков льда высотой несколько метров. Тут, конечно же, это был не лед, а все те же неизвестные науке рубленные и отшлифованные местной природой множественные структуры, которые уходили за пределы видимости фонаря. Динамика игры света в этих гранях-зеркалах была огромная: все переливалось и сверкало, свет преломлялся и двигался по каждой грани, отражался и попадал в глаза Храмову, на мгновенье ослепляя его, потом снова смещался в сторону и снова попадал в глаза. За ореолом света в отражении покачивались десятки кривых изображений Храмова. Стоя вдали от людей, Максиму стало не по себе от вида множества своих копий. Он попятился, не решаясь повернуться спиной к двойникам. Храмов был высокообразованным человеком - закончил Московский Авиационный Институт, получив специальность летчик-космонавт, и потому являлся сто процентным “технарем” и прекрасно понимал, что отражение в зеркале — это лишь сформированное на сетчатке глаза и переданное в мозг представление об объекте, и нет на самом деле на гранях никаких оживших рисунков, но сейчас животный страх взял верх, и потому, Храмов все пятился и пятился, пока не оказался вновь в круге света Гефеста, выйдя из вязкой черноты.  

- Какие у вас тут еще есть способы ориентирования, кроме спутникового? -  раздался из рации голос Альберта Ивановича. Храмов развернулся и бодро зашагал в сторону коллег.

- Спутники пока что отпадают, - начал перечислять Толя, - магнитного поля нет, поэтому магнитные компасы мы сюда и не брали, по звездам тоже не сориентироваться, остается только гироскопический компас.

Толя и Храмов подошли к Еврину.

- Гирокомпасы встроены в каждое транспортное средство? – спросил Альберт Иванович.

- А-то! – Толя кивнул, - конечно в каждое. У нас этих гирокомпасов тут навалом. Хоть магазин открывай!

***

Если бы они могли представить, какая беда их ждет уже совсем скоро…

Если бы они могли представить, что эти отражения… нет, это не монстры, не демоны, которые вылезут из зеркал… если бы это были монстры, если бы это были демоны…

…если бы они знали, они, вероятно, стартовали бы с Тихой Гавани прямо сейчас, позабыв о своих научных задачах и никогда бы больше не сунулись в Черную Вселенную, в которой человеческому сознанию грозит… 

Книга бесплатно тут https://author.today/reader/371120/3428813

Глава 1

Тихая Гавань – ближайшая от перехода в параллельную вселенную планета. Планета с зеркальной поверхностью: с зеркальными, будто алмазными горами с бесконечным числом граней и ребер, с зеркальными равнинами и расщелинами.

Космический корабль Гефест прибыл на Тихую Гавань несколько часов назад. Вместе с экипажем из тридцати семи человек, он принес огонь в этот мир темноты.

Полусфера желтого рассеянного света исходила из Гефеста, стоящего позади только что ступивших на эту планету троих людей, и была она радиусом не более ста метров, а дальше - лишь тьма, таящая в себе неизвестность. Тьма уходила далеко за пределы планеты и тянулась практически на бесконечное количество световых лет во всех направления.

Под ногами космонавтов шевелились искаженные в кривом мокром зеркале отражения их самих, и образы эти выглядели зловеще, будто искусственные человеческие копии ходили по ту сторону поверхности в мире зазеркалья и повторяли действия настоящих людей, словно передразнивая. Отражения были повсюду, на каждой грани. В мире Тихой Гавани негде было спрятаться от оживших рисунков с неправильными пропорциями, разве что полностью выключит свет и тогда во тьме уродливые двухмерные изображения уходили в небытие.  

Стоя в круге света корабля посреди вечной ночи Черной Вселенной, командир экспедиции, сорокапятилетний Максим Храмов, с тревогой смотрел вдаль. Дождь бил по зеркальному плато и в свете прожекторов этот ненастоящий пейзаж выглядел как рисунок импрессиониста – будто водная гладь, переливающаяся широкими мазками желтой краски.

Слева от Храмова, задрав голову и сморщив лицо из-за падающих капель воды, рассматривал черное беззвездное небо Альберт Иванович Еврин - старый ученый космолог, лауреат нобелевской премии по физике. Невзирая на температуру воздуха минус пятьдесят семь градусов по Цельсию, вода в этой вселенной оставалась в жидком состоянии. Вернее сказать так: вода в этой вселенной всегда остается в жидком состоянии, потому что температура ее замерзания ниже значения температуры местного реликтового излучения (то есть температуры открытого космоса), которая равна тут минус шестидесяти трем градусам по Цельсию и нет в этом мире места, где было бы холоднее. В нашей вселенной температура реликтового излучения составляет минус двести семьдесят градусов, а тут всего-то каких-то минус шестьдесят три.

Дождь шипел ровным звуковым тоном. Звук этот был хоть и ниже звука дождя на Земле из-за большей плотности воздуха, но на слух эта разница практически не ощущалась. 

Альберт Иванович поправил кислородную маску, которая закрывала рот и нос, и смахнул холодные капли со лба тыльной стороной ладони. Звезд на небе не было видно не из-за нависшей тучи, а из-за того, что никаких звезд в этой вселенной уже не было. Последнее поколение звезд закончило свою жизнь триллионы лет назад став черными дырам, вокруг одной из которых и обращалась Тихая Гавань, делая один оборот чуть менее, чем за семьдесят пять земных лет. Эта вселенная была настолько старая, что осознать ее возраст человеку не представлялось возможным: что такое триллионы триллионов лет? Эти величины времени не получится сопоставить ни с чем, что бы окружало нас в нашем мире. Черная Вселенная была стара как сама бесконечность.  

Альберт Иванович огляделся и впервые спустя год и восемь месяцев полета ощутил страх из-за осознания того, что он находится в том месте, в котором он не был создан. В месте, с которым он причинно-следственно не связан в прошлом. В месте, где все работает не так, как дома.  

- Что ожидать от параллельной вселенной? – думал Еврин, - Какие тут могут быть неведанные нам законы природы? Что может произойти здесь с нами? Это так удивительно и одновременно жутко.

Фундаментальные параметры Черной Вселенной были не такие, как те же параметры нашей вселенной, поэтому и атомы здесь были другие, а следовательно, и молекулы местного основного газа на планете отличались от их аналогов и представляли собой что-то среднее между азотом и углеродом. На данный момент смогли найти отличия лишь в атомной массе. Основной газ атмосферы Тихой Гавани назвали другой азот. Собственно, все газы, которые были ранее обнаружены спутниками в Черной Вселенной, назывались так же, как и газы таблицы Менделеева, только к их названию добавлялось слово “другой”.

Прежде, чем послать на Тихую Гавань людей, на планету были отправлены картографические и метео зонды, а также двенадцать навигационных спутников, по которым можно было бы ориентироваться находясь на поверхности планеты. Атмосфера Тихой Гавани состояла на 99% из другого азота. В оставшийся процент входили более легкие газы, такие как другой гелий и другой аргон. Воздушная среда была прозрачная, на 11% плотнее, чем на Земли и в полтора раза толще. Давление равнялось одной целой и двум десятым атмосфер. Диаметр планеты был почти в два раза больше земного, но гравитация тут ниже на 19%, что прямо свидетельствовало либо о низкой плотности материи, из которой состояла планета, либо о меньшей гравитационной постоянной, а может, верны оба эти тезиса. В любом случае, что скрывалось под слоем зеркал – один из важнейших вопросов экспедиции. 

Обнаружить планету во вселенной в которой нет никакого излучения задача сложная. Тихую Гавань и черную дыру, вокруг которой она вращается, нашли с помощью гравитации: в проход были запущены спутники и по их отклонениям от прямой траектории вычислили положения небесных тел.

Анатолий Звезда был в пяти метрах позади Храмова и Альберта Ивановича. Толя являлся геодезистом-картографом и было ему пятьдесят три года. Коллеги по этой экспедиции шутили над Толей, мол, в этой беззвездной вселенной, Толик, единственная звезда, это ты.

Взгляд Толи метался между планшетным компьютером с выведенной на экран картой места посадки и окружающей местностью, а именно, того небольшого участка, видимого в свете Гефеста.

- Ничего не понимаю, - бубнил Толя, - бред какой-то.

Опытный картограф Анатолий, работавший на Луне и Марсе, никак не мог сориентироваться на местности. Звезда был уверен, что они приземлились не по тем координатам, которые указаны в навигационной карте Гефеста. Координаты эти прислала им пропавшая здесь американская экспедиция. Американцы прибыли на Тихую Гавань раньше российской команды на три месяца и четыре дня и практически сразу перестали выходить на связь. Китайская экспедиция стартовала с Земли позже и будет на планете через полтора месяца.

Толя, нахмурившись посмотрел налево на зеркальный скалистый хребет, иссеченный вертикальными ребрами граней. Хребет находился метрах в восьмидесяти на границе света и тьмы и не было видно ни начала его ни конца. Даже верхушка этой гряды была скрыта в черноте за куполом света. В этом рельефном образовании отражались лучи света нагрудных фонарей и прожекторов Гефеста и сам Гефест – по форме напоминающий консервную банку диаметром тридцать пять метров, крышка которой была в виде конуса. Выглядел он словно сплюснутая ракета высотой двенадцать метров. В космосе Гефест вращался вокруг своей оси и создавал искусственную гравитацию. В отражении корабль был весь изрезан, изломан ребрами огромного кристаллообразной гряды.

- Нет этих гор на карте, - произнес Толя, тихо сам себе, - нет…

Подробные карты Земли, Марса, Луны и многих других небесных тел Солнечной системы создали благодаря фотоснимкам со спутников, что возможно только при освещенности поверхностей снимаемых небесных тел. Но в Черной Вселенной не было света. В таких условиях можно было создать только карту рельефа, используя георадар, подобно тому, как создавали карту Венеры из-за ее непрозрачной атмосферы. Такая карта имела очень мелкий масштаб и считывались с нее лишь крупные элементы рельефа – каньоны, горы. Толя понимал, что горная цепь, которую он сейчас наблюдает, должна быть на его карте, но вместо цепи гор карта показывала относительно ровное плато.

Расстояние от прохода между вселенными до Тихой Гавани составляло четыре световых месяца. Современные ионные двигатели позволяли разогнать космический корабль до двадцати процентов от скорости света. Когда русские поняли, что команда США пропала вместе с их кораблем Спэйс Игл, они сразу же отправили сообщение об их пропаже в сторону прохода к Земле, но учитывая огромное расстояние в четыре световых месяца, сигнал этот будет идти те самые четыре месяца и прибудет лишь через месяц относительно настоящего времени. После чего на Земле примут какое-то решение и пошлют сигнал обратно на Гефест и идти он будет тоже четыре месяца. Максим Храмов, узнав о пропаже команды Спэйс Игл самостоятельно принял решение продолжить исследовательскую миссию. Командир китайского корабля “Чанчжэн” (Великий поход) Сяолун Ли, узнав спустя неделю о происшествии, так же не стал менять курс. 

И вот сейчас приземлившись, как утверждает геолокация, возле американского корабля, выясняется, что никакого корабля тут нет, а местность эта совершенно не соответствует местности на карте.

Растерянный Толик, приподняв брови, смотрел в свой планшет и чесал затылок.  

================

Черная Вселенная https://author.today/work/371120

Попытка понять Вселенную — одна из вещей, способных приподнять человеческую жизнь над уровнем фарса и придать ей черты высокой трагедии (Стивен Вайнберг, лауреат Нобелевской премии по физике).

***

1. Суть парадокса Вселенной.

В вашей статье предполагается, что во время инфляционного расширения, от вселенных ответвляются другие вселенные, и этот процесс тянется из бесконечного прошлого к настоящему моменту времени.

- Да.

- Вы считаете, что не может существовать “ничто” и всегда было “что-то”?

- Да

- И после нас будет бесконечность? Бесконечно долго будет существовать “что-то”?

- Да

- А позади нас уже лежит бесконечность? Бесконечное количество вселенных появлялось и исчезало до вот этого нашего разговора? Бесконечное количество времени уже прошло?

- Все верно.

- Объясните тогда мне следующее: если позади нас на шкале времени лежит бесконечность, то как мир смог преодолеть эту бесконечность и дойти до этого самого момента времени, в котором мы сейчас находимся? Чтоб оказаться в текущем моменте, кому-либо или чему-либо надо пройти по шкале времени предыдущие годы, а если их там бесконечно в бесконечном числе по очереди возникающих вселенных, то как эти годы смогли оказаться пройдены? Это невозможно. Значит, должно быть “начало” всего.

- Тут нет ничего парадоксального. Например, перед нулем существует бесконечное количество отрицательных целых чисел, и что? Ноль не имеет право на существование из-за этого? Мы возникли в какой-то момент этой бесконечности времени, а потом исчезнем, и нет тут логического парадокса. Никакого “начала” быть не может, потому что тогда возникает закономерный вопрос – а что запустило это “начало”? Что было до “начала”?

- Числовая шкала плохой пример, ведь чтоб нам оказаться в точке ноль, не надо вести пальцем по числовой прямой слева из бесконечности направо к нулю бесконечно долго. А чтоб нам попасть, к примеру, в наш 2085 год, нам, или не нам, а чему-либо, надо было пройти по шкале времени предыдущие годы, которых бесконечно много. Если свести разговор к его сути, то выходит, что до нас была бесконечность по шкале времени, которая к текущему моменту пройдена, а если она пройдена, то это не бесконечность, а значит было начало.

- Стоп! Вы оба неправы и оба правы одновременно! Не могло быть начала, потому что, как было сказано выше, возникает вопрос – “Что подтолкнуло мир к его началу? И что было до начала?” и не могло быть до нас бесконечного пройденного времени, потому что в таком случае, оно никакое не бесконечное, раз пройдено. Проблема заключается не в одном из двух ваших утверждений, а в обоих сразу: мир не мог существовать вечно, и не мог существовать не вечно. Вот он настоящий парадокс.

Фрагмент моей новой книги "Черная Вселенная" https://author.today/u/id306406414/works

Страх окутывал всех четверых непрошенных гостей этого города. Сейчас, пройдя по улице почти километр, стоя в окружении десятков, а то и сотен людей-манекенов, капитан озвучил вопрос, который давно висел в воздухе:

- Что мы будем делать, если они все оживут? – Сергей Петрович крутился, светя по сторонам, наводясь лучом то на одно оцепеневшее существо, то на другое. Повсюду стояли эти фантомные сущности. Не живые, не мертвые. Бессмысленные. Капитан фонариком вычленял из тьмы этих обездвиженных уродцев, счету которым не было конца – вот несколько в машине, вот один на тротуаре в паре метров, вот на противоположной стороне дороги трое, кто-то на траве сидит, кто-то возле дома, - везде, куда ни посвети, стоят эти зловещие восковые фигуры. Понимание того, что тут творили с живыми людьми, вводило в еще большее состояние трепета перед этим поганым местом.

- Я надеюсь, что они тут как декорации стоят, - сказал Кошкин, рассматривая ближайшее существо на вид мужского пола, без видимых дефектов тела.

- Тот, в машине, сначала разговаривал с нами и двигался, а потом резко отключился, – сказала Алёна, – но те, в доме, двигались, когда другие были обездвижены. Старухи на первом участке тоже не оказалось, выходит, она ушла.

- Значит, одни не впадают в эту… как её назвать… в спячку, - рассуждал Федя, - а другие впадают.

- А что, если ночью они спят? – произнес Вася, но тут же поправил себя, - хотя нет, в тот раз мы зашли - был день, и все равно все в городе стояли, не шевелились. Ну... кроме тех… в доме.

- Какие-то являются декорациями, а какие-то - действующими лицами, если провести аналогию с театром, - предположила Алёна.

- Получается, что сейчас в городе полно вот этих вот… только не спящих, - сказал Федор, суетливо озираясь.

- Это факт, - сказала Алёна, - потому что тот, в подвале, до сих пор орёт, пока другие не шевелятся.

- Пойдемте уже, - произнес Ласкин, сделав пару шагов в сторону круга.

- Друг от друга не отходим и смотрим по сторонам, - скомандовал Федя, - когда идем, не болтаем, а держим ухо востро. За мной.

- Ну команди-и-ир, - произнес Сергей Петрович, покачивая головой.

Пройдя круговое движение, они вышли на Первомайскую улицу, являющуюся продолжением улицы Машиностроителей. Сам круг разделял две эти главные в городе улицы, но по факту это всё была одна длинная дорога, пронизывающая Потерянное насквозь. По Первомайской улице необходимо было пройти километр, потом свернуть на улицу Ломоносова, и далее сойти на улицу Кирова, где и находился дом Ласкиных. Идти до него от первого круга полтора километра.

Вася старался отгонять связанные с сыном трагичные мысли и образы, которые лезли ему в голову. Сделать это было непросто, и у него постоянно возникала перед глазами сцена с истекающим кровью Мишкой, зовущим отца на помощь. Вася твердил себе, что Миша в их доме, что все будет хорошо. Они зайдут в квартиру, заберут мальчика, и они той же дорогой вернутся домой. А потом Вася с сыном уедут из Потерянного. Он продаст квартиру, и они переедут в другой город, чтоб навсегда забыть это гиблое место. Мысленно Ласкин успокаивал себя, но в горле стоял горький ком, а чувство безысходности готово было вот-вот завладеть разумом отца и растоптать его. Ласкин еле сдерживал слезы.

Первомайская улица уходила вниз под небольшим углом и тянулась по прямой линии. В настоящем Потерянном с этого места, где они сейчас шли, если смотреть по ходу улицы, вдали, в двух километрах, можно было увидеть кромку леса, сразу за последними одноэтажными домиками. Кроме этого, если повертеться, то с этой точки, в разных направлениях, где нет пятиэтажек, тоже просматривался лес. Сейчас вокруг была лишь зловещая непроглядная тьма, которой, казалось, не будет конца… но конец тьме наступил внезапно…

Вдали, и непросто вдали, а очень, очень далеко, будто за лесом, по ходу направления Первомайской улицы, над домами, над деревьями появилась красная точка, тускло осветившая алым цветом всё! Сложилось ощущение, что точка эта висит на высоте нескольких километров и увеличивается, превращаясь в пятно на небе.

- Восход? – удивленно спросил Федя и остановился. Оказался он возле очередного псевдо-человека. Федя уже не обращал внимания на этих застывших существ, коих тут было бесчисленное множество. Обходил их, как, собственно, и остальные члены группы. Четверо путников застыли, глядя на краснеющие небеса.

- Высоко как-то, да? Будто из-за гор встаёт, - сказал Ласкин, смотря вдаль. Лица людей окрасились в багряный цвет. Алое пятно постепенно расширялось, подобно Солнцу, медленно поднимающемуся из-за морского горизонта. Расширялось и ползло вверх. Пятно превратилось в полукруг. Улица, уходящая вдаль, вся стала алой. Сотни созданий, стоящих на дороге и тротуарах, отбрасывали длинные тени на асфальт. Багровый восход с каждой секундой все сильнее окрашивал город в цвета крови. Это неправильное Солнце, будто говорило – бегите, красный – это цвет тревоги, опасности! Искаженные дома, небрежно налепленные на это нечистое место, в таком цвете казались еще уродливее.

- Это не Солнце. Это та Лампа, о которой говорил водитель, – предположила Алёна.

- А что это за преграда, из-за которой она восходит? – спросил капитан, - как будто горная цепь, хребет. Только уж больно ровный. Да?

- Да-а-а, - с удивлением протянул Федя.

- Вершина хребта, будто линия прямая, - добавил капитан.

Красное светило уже вышло наполовину. Угловой диаметр Лампы был чуть больше Луны. Вставала она не из-за леса, а из-за чего-то, что находится гораздо дальше. И этот барьер был в десятки или сотни раз выше любого дерева.

- Похоже на какую-то стену, - сказал Федя,

-Да! – воскликнул капитан, - эта красная штуковина из-за стены восходит!

Действительно, барьером были не горы, а что-то, явно созданное искусственно. Преграду вдалеке, напоминающую гигантскую стену, стало видно силуэтом на фоне алого свечения. Тянулась эта стена влево и вправо, насколько хватало видимости и насколько могли достать лучи восходящего светила. Алый свет бил сквозь облака, через которые свет далеких звезд пробиться не мог.

- Стена? – удивленно произнесла Алёна, – стена высотой несколько километров?!

- А что за стеной? – произнес Федя.

Одно из существ, стоящее возле них, сделало глубокий вдох с хрипом и медленно повернуло лицо к красному небесному фонарю. Все четверо людей машинально отскочили от ожившей фигуры, но смысла в этом было немного: оглянувшись по сторонам, им стало понятно, что всё вокруг начинает оживать. Каждый человеческий силуэт сейчас был приведен в движение неизвестной силой. Длинные тени на дороге, отброшенные по всему городу уродливыми тварями, шевелились, копошились, будто черви. Псевдо-люди разминали затекшие конечности. Со всех сторон начались мельтешения и шевеления, сопровождаемые звуками - хрипами, стонами, криками, фразами.

- Что нам делать?! – выкрикнул Ласкин. Смотрел Вася на Фёдора и ждал какую-нибудь реакцию от него.

Кошкин наставил пистолет на ближайшего псевдо-человека. Молчал.

- Федя, - с испугом произнесла Алёна, озираясь.

Существо, выглядящее как обычный тридцатилетний мужчина, одетый в джинсы и футболку, повернулось к Кошкину.

- Здравствуйте, - произнес псевдо-мужчина и сделал шаг вперед.

- Стоять! – крикнул Фёдор, - руки подними.

Лампа полностью вышла из-за стены. Вокруг всё горело алым.

Существо подняло руки, сделало еще шаг и произнесло:

- Вам придется вести себя как дома. Вам придется подчиняться. Вам придется учить меня.

- Еще один шаг и я выстрелю! – сказал Федя.

- Смотри, - существо вытянуло руку ладонью к Феде, - концов пять. Как и у вас.

Со всех сторон к ним рванули ожившие фигуры.

- Федя, твою мать! – закричал капитан, - бежим!

Когда псевдо-человек сделал еще шаг, раздался выстрел – Кошкин выпустил пулю ему в лоб. Тот упал замертво на спину, а из отверстия во лбу брызнула струя крови, сливаясь по цвету с окружением. Фёдор принялся стрелять в ближайших существ, бегущих на него. Алёна с капитаном стреляли в созданий с противоположной стороны улицы, оттуда, где был круг. Обойма из восьми патронов у Кошкина закончилась за несколько секунд. Все восемь пуль Федя выпустил существам четко промеж глаз, а после грозно скомандовал:

- Бегом! За мной!

Медлить никто не стал.

За мгновенье до команды Кошкина, Алёна успела сделать четыре выстрела, два из которых попали в голову и тут же умертвили существ, одна пуля вошла в грудь, отчего псевдо-человек упал на спину, но тут же принялся подниматься, а четвертая пуля пролетела мимо. Капитан, будучи с трясущимися от похмелья руками, вообще ни разу ни в кого не попал. Длилось всё это буквально секунд пять – вот копии людей с двух сторон бегут, чтоб атаковать; мгновенно раздаются выстрелы из трёх стволов; часть противников падает замертво, заливая струями крови из пулевых отверстий в головах асфальт; и вот уже Кошкин, Алёна, Ласкин и капитан бегут перпендикулярно направлению улицы к первому попавшемуся зданию.

Вася, который никогда не был в эпицентре перестрелок, пока бежал пятьдесят метров до строения, успел осознать, что все, произошедшее за эти секунды, воспринялось им как более длительный временной интервал и виделось в памяти сейчас, будто в замедленном воспроизведении. Выстрелы Кошкина, который восемь раз успел сменить мишень, падающие один за другим создания, выстрелы Алёны и капитана - всё это было как во сне.

Зданием, к дверям которого они подскочили, была копия городской поликлиники. Ста двадцатикилограммовый Федя на скорости врезался в стеклянную раздвижную дверь, которая, конечно же, тут не раздвигалась, и вышиб её, сам чуть не упав. Балансируя руками, он восстановил равновесие, залетая в холл. Остальные заскочили следом. Не успев разглядеть, что там вокруг, что это за место и куда они вообще ворвались, все четверо рванули по инерции дальше. Впереди все так же летел Кошкин, который, продолжив прямую траекторию, выскочил на лестницу и побежал вверх. Когда они оказались на втором этаже, Федя, не останавливаясь, врезался плечом в первую попавшуюся деревянную дверь. Та с грохотом распахнулась. Четверка заскочила в красную, как и всё вокруг из-за света Лампы, комнату. Кошкин моментально захлопнул дверь и уперся в нее всей своей массой. Когда с другой стороны на дверь надавили, Федя чуть отъехал. Дверь приоткрылась, но ненадолго – капитан, Алёна и Ласкин навалились на Федю. Щель из комнаты в коридор уменьшалась, пока не исчезла полностью. Давление с той стороны не прекращалось. Все четверо людей изо всех сил упирались, сдерживая противоположный напор.

- Надо чем-то подпереть! – кричал Федя, - долго мы так не выстоим!

Кошкин оглянулся и увидел краем глаза в зловещем красном сумраке кровати, расположенные в ряд. За ними письменный стол, а возле стен - ряды стеллажей и шкафов. У каждой кровати стояло что-то наподобие штатива под камеру. Из штатива тянулись провода, а может веревки. В этом мире не было смысла давать точные характеристики предметам, потому что все предметы здесь не обладали положенными им функциями, а лишь изображали что-либо. Всё здесь лишь форма без содержания. Всё - обман, всё - фальшивка.

- Надо забаррикадироваться! Тащите мебель! – кричал Фёдор.

- Если мы отойдем, они продавят дверь! – ответил Ласкин, подпирая Кошкина.

- Сколько у вас патронов?! – спросил Фёдор.

- Четыре! – надрывно произнесла Алёна.

- У меня столько же, - крикнул капитан.

Кошкин, упираясь левым плечом в дверь, протянул обе руки в сторону.

- Давайте мне оружие. Их там немногим более чем нас, иначе мы бы не удержали!

Алёна и капитан, не переставая нажимать на Федю, отдали ему свои ПМ.

- На счет три отбегайте назад! - произнес Кошкин.

- Один! Два!.. Готовы?!

- Да! – практически хором ответили все трое.

- Три!

Алёна, Ласкин и капитан отскочили от Феди.

Могучий Кошкин еще несколько секунд удерживал дверь, медленно отъезжая назад, скользя по полу, а потом отлетел на пару метров и упал на спину. В дверной проем хлынули демонические человекоподобные образы. Кошкин, лежа на спине, в обеих руках держа пистолеты, сначала спустил курок левой рукой.

БАХ! – раздался грохот выстрела! Существо упало прямо на Фёдора, лицом к лицу. Кровь из простреленного лба создания струей толщиной с указательный палец залила Феде глаза, рот, нос. Кошкин отклонил голову в сторону, и, выглядывая из-за лежащего на нём трупа, поочередно спускал курки пистолетов.

БАХ! БАХ! БАХ! БАХ!.. - раздавались оглушительные выстрелы, отбрасывая эхо. Каменные стены звенели от грохота, а твари падали возле порога в помещение… БАХ! БАХ!

Фёдор сделал семь выстрелов. Пустой пистолет он откинул. Не переставая целиться в сторону дверного прохода, Кошкин одной рукой стащил с себя труп и поднялся с пола. Вытирал рукавом лицо от крови, но в итоге просто размазывал ее по себе. Одно существо осталось живо - лежало с простреленными ногами и, задрав голову, смотрело на Федю. Кошкин, перешагивая тела, подошел к двери. Выглянул в коридор – никого.

- Баррикадируем! – приказал Фёдор, - тела надо выволочь отсюда. Все, кроме этого, - он указал на раненого псевдо-человека.

Вся книга "Я мыслю, значит, я существую" тут https://author.today/reader/297438/2703976

Аннотация:

Изувеченные необъяснимым образом тела находят в окрестностях провинциального городка, окруженного лесом. Полиция зашла в тупик, пытаясь найти маньяка и объяснить происходящее. Жители города уверены, что убийцей является сам дьявол. Но всё оказывается гораздо страшнее... Главных героев ждет долгое путешествие в мир ужаса, откуда практически нет шансов вернуться живыми.

Человек из будущего стоял в гостиной загородного дома возле трупа десятилетнего мальчика и рассматривал окровавленный нож в своих руках. Сквозь щель между занавесками в комнату просачивался тусклый свет, кромешную тьму превращая в полумрак. В таком сумраке кровь, растекшаяся по полу из горла ребенка, казалась черной. Мужчина сел на корточки и проверил пульс мальчика, приложив пальцы к его пока еще теплой шее. Мертв. Человек из будущего взял свой портативный кислородный баллон, до этого лежавший на полу, и приложил маску баллона к лицу. Сделал несколько глубоких вдохов, а потом положил сосуд обратно.

Тишину нарушил грохот от удара – полиция выломала замок, входная дверь распахнулась и стукнулась о стену. Человек из будущего подскочил и обернулся к полицейским, выронив нож.

Месяц спустя

На смену очередной мучительной ночи пришел рассвет. Николай проснулся на заднем сиденье своей машины. Он лежал, ощущая прохладу осени, проникающую под одежду. Когда мужчина попытался, облокотившись на сиденье, подняться, в груди кольнуло так, что пришлось снова лечь и еще с минуту не шевелиться, делая неглубокие вдохи. Спазм, вызванный межреберной невралгией, отступил, и Николай медленно сел, уставившись воспаленными глазами в зеркало заднего вида, в котором отражался он – человек, измотанный и замученный, выглядевший в свои сорок лет на все пятьдесят, а то и старше. Возможно, дело было в щетине, возможно в мешках под глазами, а возможно, в кошмарах, паранойе, бессоннице и панических атаках, которые много лет мучили его, Николая – врача‑психиатра, заведующего психиатрическим отделением. За покрытым капельками дождя тонированным окном припаркованного автомобиля, служившего Николаю местом для ночлега, шаркал метлой дворник, сметая опавшие золотые листья. Николай тер пульсирующие виски, опустив голову, и глядел на свои кожаные ботинки, стоявшие возле ног на пыльном резиновом коврике. Немного придя в себя, он обулся и вышел на улицу. Застегнул «молнию» на куртке до конца, но было поздно: озноб уже пробежал по телу, заставив Николая возненавидеть это утро, а заодно и всю вселенную. Мужчина зашагал к подъезду, глядя на мокрый асфальт под ногами.

Николай открыл дверь в свою квартиру, наполненную густым сумраком раннего утра. На мгновение он застыл в прихожей, размышляя, можно ли уже зайти домой или еще слишком рано? Организм не стал противиться, и Николай сделал робкий шаг, потом еще один и снова застыл. Открытая входная дверь придавала ему уверенности, и он, собрав волю в кулак, прошел на кухню и включил свет.

«Если что, выбегу», – подумал он, сев за стол.

«Нет, все же еще слишком рано, надо подождать, пока совсем рассветет», – мелькнула мысль, и Николай уже хотел вернуться обратно в машину, но его отвлекла вибрация телефона в кармане куртки, отчего мужчина вздрогнул. Достав телефон, он увидел новое сообщение: «Николаич, доброго. Прости, что в выходной. Ох, у нас сегодня дела! Вчера вечером прибыл новенький. Очень необычный. Ты сегодня нужен. Перезвони, как проснешься».

Николай недовольно вздохнул и набрал номер главврача больницы, в которой работал.

– Да, Андрей Семеныч, – сказал он хриплым голосом.

– Привет, не рассчитывал, что ты сразу перезвонишь. Я думал, ты дрыхнешь, – раздалось в ответ.

– Бессонница, старею, – вяло произнес Николай.

– Хах, – усмехнулся главврач, – в общем, подробности сообщу на месте. Если коротко, то вчера вечером, как ты уехал, прибыл новый пациент.

– И что? До понедельника не ждет?

– Ты должен это видеть, это очень необычный человек.

– А у нас бывают обычные?

– Коль, на пару часов приезжай, пожалуйста.

– Ох, Семеныч, башка и так квадратная, я скоро сам в пациента превращусь, в необычного.

– Николаич, приезжай. Я не шучу, дело совсем не простое.

– Приеду, приеду. Сейчас только чайку…

– Давай, ты удивишься, когда увидишь его. Это не вписывается в рамки здравого смысла.

– Ох, да кого я только не видел за эти годы.

– Таких не видел.

– Ладно, ладно, Семеныч, давай… фух… только вот проснулся, сейчас… мальца с мыслями соберусь, чаю бодрящего наверну и жди.

– Все, добро.

– Ага, ага… добро… – недовольно пробурчал Коля.

Звонок начальника отвлек Николая от ужасных созданий, прячущихся в стенах его дома, под кроватью, в шкафу, да и просто постоянно стоящих за его спиной. От тварей, из‑за которых он боялся смотреться в зеркало, закрываться шторкой в ванне, когда мылся, даже если на дворе был день и дома была Маша. От тварей, желающих схватить его за ногу, когда та свисала с кровати или просто вылезала из‑под одеяла (не свисала и не вылезала она по вышеуказанной причине).

Коля быстро позавтракал и выехал.

* * *

Николай работал в закрытой психиатрической больнице, куда отправляли людей на принудительное лечение. Обитателями этой больницы были исключительно мужчины, как персонал, так и пациенты.

Коля миновал двухметровый железобетонный забор с колючей проволокой, махнув рукой охранникам на КПП, и направился к главному входу второго корпуса. В первом корпусе – строгого режима – содержались самые опасные члены общества, в основном убийцы. Находились там люди в палатах, постоянно запертых, под серьезной охраной. Больные сидели по двое, но особо буйных держали в одиночках. У некоторых пациентов в палате не было ничего, кроме матраца. У санитаров там всегда с собой в кармане была кнопка вызова вооруженной охраны, пост которой располагался на первом этаже. Второй корпус, где Николай работал заведующим отделением интенсивной терапии, менее строгий, да и публика там спокойнее, но кнопка вызова охранников у санитаров и врачей тоже была. По сути, из всех двадцати пациентов второго корпуса убийство совершили только двое, остальные или просто буйные хулиганы, или насильники.

Николай зашел в здание, поздоровался с очередными охранниками, прошел по холлу приемного отделения и поднялся по бетонной лестнице на второй этаж. В коридоре Коля встретил двоих санитаров – Сашку и Женьку.

– Адам, тебе придется зайти в палату, – вежливо, но настойчиво произнес Сашка, глядя на пациента, который, очевидно, вздумал своевольничать.

– Конечно, Александр, конечно, – надменно произнес пациент, – ты же просишь. Я сделаю, как ты просишь. Сделаю, потому что могу себе позволить так сделать. Если бы не захотел, мог бы стоять тут, сколько мне надо.

– Адам, ты опять у нас выкрутасничать вздумал? – спросил Николай, остановившись возле коллег.

На самом деле Адама звали Юрий Сергеевич и было ему тридцать восемь лет. Младший научный сотрудник какого‑то НИИ. Попал он сюда за убийство жены, которая, как он убежден, искушала его. Из‑за нее же он и его дети были выгнаны из Эдема и помещены в полуразвалившуюся четырехэтажку на окраине города. За что женщина и поплатилась ударом шестнадцатикилограммовой гири по затылку.

– Да, что‑то пошаливает, – сказал Женька, сурово глядя на Адама.

– В строгий корпус хочешь? – спросил Коля у пациента.

– Нет, Николай, что вы, – ответил Адам.

– Для тебя я Николай Николаевич, – строго произнес заведующий отделением, – если хоть одна жалоба на тебя мне поступит, отправишься в строгий. Тебе понятно, что я говорю?

– Да, Николай… Николаевич, – недовольно произнес Адам.

– Иди.

Адам зашел в палату, из которой за этой сценой с любопытством наблюдали еще пятеро пациентов и медбрат.

Николай зашагал по старому обшарканному паркету, вдоль зеленых стен, к концу коридора, где находился кабинет Андрея Семеновича.

В кабинете главврача первым, что всем бросалось в глаза, был огромный Т‑образный стол для совещаний, занимавший половину помещения. На фоне желтого потрескавшегося потолка, местами отслоившейся белой краски на стенах кабинета и старых дешевых стульев монументальный дубовый стол смотрелся инородно. Андрей Семенович, сидящий во главе своего стола, оторвал взгляд от ноутбука, когда услышал негромкое «Здрасьте».

– Забор покрасьте, – улыбнувшись, сказал главврач и добавил: – Садись, – указав рукой напротив себя.

Когда Николай присел, начальник все с той же с улыбкой спросил:

– Коньячка?

– Уф… не, Семеныч, – с отвращением ответил Коля, – ты давай завязывай с такими предложениями. Еще и с утра…

– Да ладно, чего ты? – настаивал руководитель.

Коля, глядя в морщинистое пухлое лицо своего, видать, уже подпившего шефа, молча помотал головой.

– У меня у внучки день рождения сегодня, вот я с утра и начал, чтоб время не терять.

– Поздравляю. Сколько ей?

– Четыре.

– Здорово, но пить я все равно не буду.

– Ну как хочешь, а я вот… – Главврач вытащил из выдвижного ящика стола бутылку и сделал глоток из горла.

– Ай, хорошо, – сказал он, расплываясь в улыбке, и закусил долькой мандарина, очевидно, лежащего в том же ящике.

– Ты меня обманом вызвал в выходной, чтобы выпить с тобой? – спросил недовольно Коля.

– Что ты, родной, это было бы подло. Нет, конечно. – Андрей Семенович убрал бутылку и задвинул ящик. – Приехало, значит, к нам вчера вечером такое чудо, что даже я диву дался.

– Ну рассказывай.

– Значит, так, – начал главврач, – к нам он прибыл по невменяемости и…

– Убил кого? – спросил Коля.

– Ты не перебивай старших… – Главврач закашлял в кулак, а потом продолжил: – Прибыл, значит, по невменяемости. Да, убил. Убил ребенка. Перерезал горло. Острый случай. Шизофрения, сопровождаемая массивным систематизированным бредом, – утверждает, что прилетел из будущего.

– Это, по‑твоему, удивительно? – Николай усмехнулся.

– Это нет. Удивительно, что в полиции не нашли по нему вообще ничего.

– Нет документов?

– Нет вообще свидетельств его существования до того, как он был пойман на месте преступления. Ни паспорта, ни свидетельства о рождении, никаких следов в соцсетях, ничего и нигде. Отпечатков пальцев в базах тоже нет.

– И что? – со скепсисом произнес Николай. – Это говорит о том, что он жил вне нашего социума, вне системы. Как странствующий цыганский табор, об участниках которого ты также не найдешь информацию.

– Он знает много языков.

– Моя бабушка тоже знала много языков.

– Сколько?

– Сколько? Не знаю, много. Штук семь точно, может, шесть…

– Колян, когда встретишься с ним, не забудь про языки спросить. Просто спроси у него любое слово на любом языке или фразу.

– Ладно, спрошу. А как вы поняли, что он знает языки?

– По радио играла песня на итальянском, он начал ее переводить нам. Ну я и спросил, какие он еще знает языки, он сказал, что любые. Потом началась игра в переводилки – сотрудники и пациенты говорили ему предложения, а он переводил их на разные языки.

– А вы уверены, что он не от балды произносил слова на манер какого‑нибудь языка, как бы имитируя его, а вы и поверили?

– Нет, я проверил через онлайн‑переводчик некоторые фразы.

– И все же языки можно выучить.

– И еще! Он ходит со своим кислородным баллоном. В зале суда у него его отняли, и он спустя сколько‑то часов, я не уточнил сколько, потерял сознание. Врачи подтвердили, что это была не симуляция. Его привели в чувство и вернули баллон, он подышал из него и полностью оклемался.

– Он сказал, зачем убил того мальчика? – спросил Коля.

– Нет.

– По сути, знание огромного количества языков – единственная необъяснимая странность?

– Да.

– Семеныч, из‑за этого ты так переполошился и вызвал меня в субботу утром?

– Просто пообщайся с ним, и ты сам поймешь.

– Хорошо. Он не буйный?

– Нет, наоборот – вежливый, учтивый.

– В какой он палате?

– В седьмой.

– Ну что ж, пойду тогда пообщаюсь. – Николай уже собрался встать из‑за стола, но Андрей Семенович поднес к уху телефон и произнес:

– Погоди… Санька, – спустя несколько секунд сказал в трубку главврач, – Санечка, дорогой мой, приведите с Женькой мне в кабинет нашего нового гостя из будущего… Ага, добро, – добавил руководитель и выключил телефон.

Николай с недоверием смотрел на своего начальника, который, казалось, сиял от радости, предвкушая, как должен удивиться его младший товарищ. Солнце к этому времени поднялось, и лучи сквозь оконное стекло падали на сторону главврача, будто разделив комнату на светлую, пьяную, сияющую половину, во главе которой находился пожилой жизнерадостный круглолицый Андрей Семенович, и на мрачную – с сидящим в тени Николаем, угрюмым, серым, оскверняющим своим недовольным видом прекрасное осеннее утро.

– Имя у него хоть есть? – спросил Коля и, почувствовав, как тяжелеет его тело, ссутулился, облокотился на стол и подпер кулаком щеку.

– Анс, – ответил главврач.

– Анс? – удивился Николай.

– Да, он сказал, что его зовут Анс.

– А фамилия, отчество?

– Он сказал, что у них нет фамилий и отчеств.

Через несколько минут, в течение которых Андрей Семенович успел еще разок приложиться к коньяку, в дверь постучали.

– Да, да, – произнес главврач.

Николай успел представить себе Анса крепким, сурового вида человеком, способным на убийство ребенка, пусть и в невменяемом состоянии. Но спокойным и учтивым со слов главврача. Представление Коли рассеялось, когда щуплый, невысокого роста пациент зашел в кабинет. Сутулый, лысый, с большими детскими карими глазами и смуглой кожей, Анс неловко улыбнулся. В руке он держал небольшой кислородный баллон. Одет новый обитатель психиатрической больницы провинциального городка был в черные брюки и серую водолазку. На вид ему было лет сорок. Слева и справа от Анса стояли санитары – Сашка и Женька, оба на голову выше пациента и шире его раза в два.

– Присаживайтесь, – сказал Андрей Семенович.

Анс прошел по кабинету и сел за Т‑образный стол напротив Николая. Сашка и Женька остались стоять, прислонившись к стене возле двери.

– Это Николай Николаевич, – главврач указал рукой на Колю, – заведующий отделением и ваш лечащий врач.

– Очень приятно, меня зовут Анс. – Мужчина кивнул, а потом сделал вдох из баллона.

– А это вам для чего? – спросил Коля, рассматривая баллон.

– Для насыщения крови кислородом, во избежание слабости и потери сознания, а впоследствии и смерти. – Анс произносил каждое слово четко, делая необходимые паузы в тех местах, где должны быть запятые. Голос его показался Николаю чуть ли не дикторским.

– Вам мало кислорода в помещении? – спросил Коля.

– Мало.

– У вас гипоксия?

– Нет.

– Почему же вам тогда не хватает кислорода?

– Потому что в моем времени атмосфера Земли имеет другие соотношения кислорода и азота. В вашей атмосфере примерно двадцать процентов «о два», в моем же времени его чуть более тридцати процентов.

– И из какого же года вы к нам прилетели? – спросил Николай.

– По нашему календарю из тринадцать тысяч тридцать пятого. Но наше летоисчисление никак не связано с вашим. Объективная разница между сегодняшним годом и годом, из которого я отбыл, составляет более пятидесяти тысяч лет.

– Зачем вы прибыли в наше время?

Анс попытался сказать что‑то, но из его уст вылилось лишь нечленораздельное мычание. Казалось, его начало подташнивать.

– С вами все в порядке?

– Да.

– Тошнит?

– Нет.

– Так зачем вы прибыли сюда из будущего?

– Я не смогу сказать, даже если захочу.

– Почему?

– Очевидно, потому, что эта информация, попав к вам сейчас, в дальнейшем создаст какой‑то парадокс.

Николай переглянулся с Андреем Семеновичем.

– Анс, как вы думаете, у вас есть какое‑либо заболевание? Как вы вообще себя чувствуете?

– Не считая того, что меня держат тут насильно, и не считая того, что ваша атмосфера мне не совсем подходит, я чувствую себя хорошо. И еще очень неудобно просыпаться ночью, чтоб подышать из баллона.

– А вы понимаете, где вы находитесь?

– Да, в психиатрическом стационаре закрытого типа.

– Вы можете рассказать о себе? Кто вы по профессии?

– Путешественник во времени.

– Это такая профессия?

– Да.

– И в каком же вузе готовят таких специалистов?

– Вузе?

– Да, вуз – высшее учебное заведение, институт, университет. Вы заканчивали что‑то по вашему профилю?

Анс снова попытался что‑то сказать, но челюсть его неестественным образом съехала чуть набок, и он запнулся.

– Не получается. Значит, нельзя, – произнес человек из будущего.

– Нельзя сказать? – спросил Николай.

– Да. Обо всем, что связано с путешествиями во времени, говорить нельзя.

– Вам кто‑то не дает ответить на мой вопрос?

– Да.

– Кто?

– Вселенная.

Николай вздохнул:

– Анс, а как бы вы описали свою работу? В чем смысл путешествий во времени?

– Создание будущего.

– В каком смысле?

– Совершая поступки в прошлом, мы меняем будущее.

– И вы путешествуете по временам, меняя прошлое?

– Да.

– Зачем вы к нам прибыли – вы не хотите говорить?

– Дело не во мне, дело во вселенной.

– Она не дает вам сказать?

– Да.

– А можете поподробней рассказать, как и почему она не дает вам говорить?

– Попав в прошлое, я не могу делать многие вещи. Абсолютно разные и не связанные между собой. Сама вселенная не позволяет. Это ее фундаментальный закон. Например, попав в недалекое для себя прошлое, я не смогу подойти к своему отцу и убить его, ведь тогда я не появлюсь на свет. Убийство отца вызовет парадокс. Вселенная не позволит мне совершить это. По такому же принципу я не могу рассказать вам, зачем я тут, очевидно, в будущем это вызовет какой‑то парадокс. Я не могу знать, какой именно, ведь у каждого действия, совершенного в прошлом, огромное количество исходов в будущем. Парадоксы вселенная исключает, влияя на нас, путешественников во времени.

– Когда вы так заикаться начинаете, это вселенная вам не позволяет что‑то рассказать нам?

– Да.

– А если вы совершите какое‑нибудь движение, которое вызовет парадокс? Ну например, облокотитесь на подоконник, случайно столкнете в окно цветочный горшок, который упадет на голову вашему отцу и вы не родитесь. Как вам вселенная помешает столкнуть горшок?

– Я просто упираюсь в невидимый барьер, в невидимую стену, и она не пускает меня к горшку, который может упасть на голову моему отцу или какому‑либо другому предку.

– А если в это время вас сзади кто‑то толкнет на эту стену, вы так же будете упираться в нее?

– Я не знаю, таких случаев не было.

– Если вы родились спустя пятьдесят тысяч лет относительно нашего времени, то сейчас, очевидно, по земле ходит куча ваших предков?

– Именно так.

– И если кто‑то из них умрет по вашей вине, вы измените будущее, создадите парадокс, подобно тому, как если бы вы сами, вернувшись в прошлое, убили своего отца или деда?

– Да. Или прадеда, или прапрадеда, или прапрапрадеда, или прапрапрапра…

– Я понял, хватит, – перебил пациента Николай, – значит, вселенная рассчитывает ваши действия в нашем времени, не давая совершить что‑либо, что может в итоге привести к смерти одного из ваших предков и тем самым создать парадокс?

– Вы все верно поняли.

– Анс, если вдруг вы наткнетесь на такую невидимую стену, о которой вы рассказали и которая не пускает вас, позовете меня? Я был бы рад увидеть, как это все происходит.

– Конечно.

– Анс, а вы понимаете, почему вы тут?

– Да. Ваше правосудие считает, что я убил ребенка. Меня признали сумасшедшим.

– А вы его не убивали?

– Я не могу ответить.

– Про языки! Про языки спроси, – задорно произнес подпивший Андрей Семенович и потер ладони, невзирая на то, что разговор давно перетек в серьезное русло.

– Анс, мне сказали, что вы разговариваете на всех языках? – спросил Николай.

– Не на всех, но на многих из вашего времени, – ответил пациент.

– Анс, – вмешался в диалог Андрей Семенович, – скажите нам, пожалуйста, как будет по… – главврач задумался, – по‑тайски фраза: «Я съел свои башмаки».

– Кон кин ронтао хонг кон, – тут же произнес Анс.

– Вот! Вот смотри, Николаич. – Андрей Семенович протянул Коле смартфон с фразой «Я съел свои башмаки» в переводчике в графе «русский язык». Слева от фразы на русском Коля прочитал тайский вариант в виде транскрипции – как раз то, что произнес Анс.

– Ну ты видел? А? Во дает! – не скрывая детского восторга, сказал главврач и попытался достать бутылку коньяка из ящика стола, но вовремя остановился, осознав, что при санитарах пить не стоит.

– А давай‑ка по‑японски… сейчас, придумаю… – продолжал Андрей Семенович, – давай‑ка такое: «Это лето оказалось паршивым». Анс, переведите, будьте любезны.

– Коно ка ха осоматсу датта, – сказал Анс.

Андрей Семенович забил эту фразу в переводчик и снова сунул телефон под нос Николая.

– Ну да, – спокойно произнес Коля, – знает, знает.

– Он даже на маори переводил нам! – сказал главврач.

– Анс, сколько языков вы знаете? – спросил Николай.

– Сейчас сорок четыре, – ответил необычный пациент.

– Сейчас? Вы надеетесь еще выучить?

– Я ничего не учил.

– А откуда знания?

– Перед путешествием сюда мне загрузили в память основные языки вашего времени.

– На маори у нас мало кто говорит. Это редкий язык. Зачем он вам?

– Возможно, маори случайно попал в пакет языков. Наши сотрудники тоже совершают ошибки. Все мы люди…

– Какие сотрудники?

– Сотрудники нашей организации.

– Организации по путешествиям во времени?

– Да.

– И много у вас сотрудников?

– Много. Несколько тысяч.

– И чем они заняты?

– Каждый своим делом. Кто‑то вычисляет исходы изменений прошлого. Кто‑то путешествует, меняя реальность. Кто‑то обслуживает технику. Кто‑то занимается организацией и бухгалтерией.

– Все прямо как в наших структурах современных, – подметил Семеныч.

– А вы знаете, как вычисляют исходы изменений прошлого? – спросил Коля.

– Нет. Знаю только, что в этом участвует сложнейший квантовый компьютер. Человек – лишь оператор.

– А много таких, как вы, путешественников в вашей организации?

– Человек двадцать.

– Так мало.

– Основные силы и люди идут на вычисления изменений.

– Анс, вы прибыли сюда, чтобы убить того ребенка и как‑то изменить будущее?

– Я не смогу ответить, вселенная не даст.

– Вы не можете ответить на конкретно этот вопрос, но, может, я задам какие‑нибудь другие, наводящие?

– Попробуйте.

– Смерть мальчика изменит будущее?

– Да, любая смерть или рождение изменяют будущее.

– Вы хотели изменить будущее, как‑то используя этого мальчика?

– Да.

– И у вас не вышло?

– Да.

– Вы хотели спасти мальчика?

Анс на мгновение напряг лицевые мышцы.

– Не получается сказать, я бы хотел ответить, но она не дает, – произнес пациент.

– Какой парадокс может появиться, если мы узнаем правду?

– Я не знаю, надо вычислять. Мы не вычисляем каждые блокировки вселенной. Мы покорно принимаем их. Если вселенная не дает совершить какие‑то действия, значит, так надо. Нет смысла пытаться понять.

Анс положил руки ладонями на стол, и Николай заметил, что у пациента отсутствуют ногти. И их не вырвали. На том месте, где должна быть ногтевая пластина, не было шрамов. Очевидно, как подумал Николай, Анс родился с таким дефектом.

– Что с вашими руками? – спросил Коля.

– А что с ними? – Анс с непониманием принялся рассматривать свою руку.

– У вас нет ногтей.

– А зачем они? – спросил человек из будущего.

– Зачем? – Николай на мгновение задумался. – Эволюционно так сложилось. Наши предки активно пользовались ногтями.

– По той же причине у нас их теперь и нет, – ответил Анс, продолжая рассматривать свою руку.

– Вы хотите сказать, что они исчезли у вас в результате эволюции?

– Ногти, аппендикс, зубы мудрости, волосы на голове и гениталиях – всего этого нет у современного мне человека, – произнес Анс, и Николай впервые увидел его белоснежную улыбку.

«Виниры. Фарфоровые или керамические. Настоящие зубы не могут быть такими белыми», – подумал Коля.

– Анс, а сколько вам лет? – спросил Николай.

– Сто семьдесят три, – ответил гость из будущего.

– Николай, – снова вмешался Андрей Семенович, – давай дальше наедине продолжим, вы с Ансом еще не один час проведете за беседами.

– Да, хорошо, – сказал Коля.

– Ребятушки, – обратился главврач к санитарам, – проводите, пожалуйста, Анса в его палату.

– Приятно было познакомиться, Николай Николаевич, – сказал Анс.

– И мне тоже. Можете называть меня просто Николай, без отчества.

Как только Анс вместе с санитарами покинули кабинет, Андрей Семенович тут же приложился к бутылке с коньяком, сделав два больших глотка.

– Вот такой вот пациентик. Хоть что‑то интересное, а то все одно, все одно – скука, – сказал главрач.

– Семеныч, вам шестьдесят лет, а все как… – оборвал свою фразу Николай.

– Что «как»?

– Да как ребенок, ей‑богу, – усмехаясь, сказал Коля, – вот не мог после работы пить начать?

– А я большой ребенок. Кто мне что скажет? А? Никто. Скучно мне, Коленька, жить. – Андрей Семенович осоловевшим взглядом смотрел куда‑то сквозь собеседника.

– Как его поймали?

– Кого?

– Меня! Кого, кого, Анса, конечно.

– А… иди‑ка сюды. – Семеныч уставился куда‑то под стол. – Мандаринка, – сказал тихо главврач, отрывая дольку, – мандаринка, прыгай в рот… Так… поймали как? Полиция поймала на месте преступления.

– А кто их вызвал?

– Вызвал? Соседка. Вообще я не знаю подробностей, я разговаривал с Иванычем, так он мельком рассказал, на рыбалке когда сидели, что соседка услышала крики ребенка и в окно увидела, как Анс… то ли убивает, то ли уже убил, то ли держит ребенка, я не помню, да я и не вникал. Это их дела судебные, не мои.

– Бред слишком структурированный у него, – произнес Коля.

– У Иваныча?

– У Анса! Семеныч, ты давай завязывай, тебя заметят и накатают жалобу.

– А мне плевать, Коленька, я вообще уже на пенсию хочу. Устал я тут, утомился за годы. Уйду на пенсию и поеду путешествовать, искать приключения на свою задницу седую.

Андрей Семенович снова вытащил из ящика бутылку.

– Если бы не признали его невменяемым, то что грозило? – спросил Коля.

– Высшая.

– Высшая? Ого… даже не пожизненно…

– Высшая, высшая, – главврач отпил из горла, – на органы бы пошел. А что, думаешь, обманул он всех?

– Нет, не думаю, – ответил Коля.

В две тысячи тридцатом году все цивилизованные страны вернули смертную казнь для особо опасных преступников. Донорские органы казненных моментально разлетались по миру нуждающимся людям.

– Может, все же выпьешь?

– Нет.

– Знаешь, Коля, я должен признаться тебе кое в чем.

– В чем?

– Я виноват перед тобой.

– Виноват? В чем?

– Я понимаю, что я не самый лучший руководитель и не лучший товарищ. Я понимаю, что, что я…

– Семеныч, давай прямо, что такое?

– Я тебя вызвал на самом деле, чтоб выпить вместе. Прости. Но! Анса показать я тоже хотел! Но выпить все же в первую очередь.

– А я так и знал.

– Ну раз уж ты тут, то на… – Главврач протянул бутылку Николаю.

– Семеныч, я тебе еще нужен сегодня тут? Роль собутыльника не рассматривается, – серьезно сказал Коля.

– Лечение надо назначить, но, наверно, можно и в понедельник… а! И ознакомиться с историей болезни… хотя с чем знакомиться‑то, его же не было… он же прилетел, – запинаясь, сказал главврач.

– Я пока не совсем понимаю картину, слишком он адекватно бредит. Список анализов напишу, за выходные сделают все, в понедельник будем разбираться. Мне надо сегодня в автосервис переобуться и к зубному по записи.

– Ну ладно… – Семеныча, похоже, к этому моменту совсем развезло, – давай, дружище, отваливай, отваливай, бросай старика одного в беде…

Николай ничего не сказал. Лишь махнул начальнику, выходя из кабинета.

Вся книга тут https://author.today/reader/249135/2240443