В этой завершающей части цикла о строительстве первой очереди Московского метрополитена мы с вами продолжим изучать жизнь метростроевцев, сосредоточившись на сей раз на их быте и отдыхе, ведь это не менее важная часть той важной работы, которую они выполняют.
Часть 1.
Часть 2.
Часть 3.
Часть 4.
Часть 5.
Часть 6.
Часть 7.
Уютный квадратный метр
Ещё один демотивирующий фактор, осложнявший жизнь метростроевцам (особенно молодым), после подчас не лучших отношений на стройплощадке - мягко говоря не лучшие бытовые условия. Об условиях на рабочих местах я говорил ранее, но ведь метростроители и дома не находили облегчения. Существовавший в то время в стране дефицит жилья не обошёл и Москву. Метрострой, как и любое предприятие в стране, был обязан сам позаботиться о своих сотрудниках, для чего в декабре 1931 года получил в своё распоряжение 56 га земли близ платформы Лось, которая тогда была за границей города, а сейчас примыкает к МКАД. Место было выбрано не просто так - рядом железная дорога и крупное шоссе, идущее в город, огромный лес для досуга рабочих. Метрострой долго ругался с Северной ж/д за это место, но всё-таки выбил его себе вместе с льготным проездом для строителей, но только после вмешательства вышестоящих инстанций.
Платформа Лось в 1933 году
Планировалось к 1 октября 1932 года построить в общей сложности 133 барака, из которых 72 - у Лося, а остальные - вдоль трассы метро (на улицах Остоженка, Мясницкая и Каланчёвской площади) и на окраинах города (в Филях, Черкизово и Сокольниках), также планировалось сдать 7 домов по 100 квартир и 7 домов по 12 квартир и заселить в эти помещения суммарной площадью 38 тыс. м2 13,7 тыс. рабочих (то есть 2,8 м2 на человека). Планы эти не были выполнены до конца, в основном по причине недостаточных поставок со стороны производивших бараки артелей. Пришлось обращаться к Моссовету, который предоставил Метрострою несколько барачных посёлков в Дорогомилово, Сокольниках, Алексеевском, а также в Хамовниках, Ростокино, на Лужнецком переулке близ Новодевичьего монастыря. Таким образом, к февралю 1935 года жилое хозяйство Метростроя состояло из 500 объектов, из которых 140 - двухэтажные дома квартирного типа, примерно половина объектов размещалась в посёлках, а остальное раскидало по городу. Но что это было за жильё?
В основном - бараки, причём далеко не лучшего качества. В лучшем случае в таких бараках была комната на 6-10 кроватей, бывало, что помещение делилось на несколько зон по 25 кроватей, но не редкостью были однокомнатные здания на 100 кроватей. А ведь были и семейные рабочие, для которых так жить было совершенно неприемлемо. Для них, а также для инженерно-технического персонала, предоставлялись посёлки на Мазутовском проезде (сегодня улица Павла Корчагина) и в Ростокино, где были или бараки с комнатами, или по крайней мере коммуналки, ну если уж совсем никак не получалось, то зону семьи временно отделяли шторами. В 1934 году так расселили 600-750 семей, но на этом никто не останавливался, и в 1935 году запланировали строительство дополнительных стандартных домов. Техникам, инженерам и служащим старались выделять условия получше, но и здесь всё было несладко - многие инженеры могли быть довольны комнатой площадью 9,5 квадратов на семью из четырёх человек, а около 720 инженеров не имели и этого - их поселили в специально построенном Доме метро на Мясницкой, а то и вовсе в гостиницах, пока Каганович и Хрущёв выбивали жильё (это касалось особо ценных работников).
Жилые дома в посёлке Метростроя
Фильм «Есть Метро». Несвижский городок молодого ударника
В бараках обстановка была при этом удручающей и улучшалась очень медленно даже не смотря на административное вмешательство. В 1932 году доходило до того, что при проверках состояния бараков ограничивались хотя бы тем, чтобы у рабочих было достаточно деревянных лежаков и мешков с соломой, лишь бы никто не спал на полу, что уж тут говорить про какие-то там столы и тумбочки, бывшие роскошью, даже постельного белья на всех не хватало.
По рассказам строителей метро, в первое время не было одеял и простыней, и им приходилось вспарывать мешки с сеном и забираться в них, так что только голова торчала наружу. «Условия в бараках были кошмарные, люди спали в мешках, часто просто на полу». Другие жили ввосьмером на 8 кв. метрах или месяцами ночевали в душевой, так как не могли получить постоянного спального места. Так как в поселках метростроевцев — кроме немногочисленных «красных уголков» с газетами, шахматами, шашками и домино — не было возможности увлекательно проводить свободное время, то драки и пьянство в переполненных бараках являлись постоянным пунктом повестки дня. Вследствие переполнения бараков и нехватки санитарного оборудования распространялись вши, блохи и клопы. Количество построенных в поселке Лось бань еще в конце 1932 г. было столь недостаточным по сравнению с числом жителей, что рабочим зачастую приходилось ездить в Москву, чтобы помыться.
Д. Нойтатц
Карикатура из газеты «Ударник Метростроя», 1934 год. Текст: В бараке повсюда такая грязь, какая во сне и то не приснится, а комендант заявляет, смеясь: — Чего вы хотите, у меня не больница
Карикатура из газеты «Ударник станции Библиотека Ленина», тот же год. Подпись: «Что есть и чего не должно быть»
Не лучше была и ситуация и в других посёлках (Фили) и в центре - на Остоженке. Никуда не деться и от инфекционных заболеваний, особенно с учётом того, что бараки не были нормально утеплены и не всегда нормально топились. Такая ситуация сложилась на начало 1933 года. В течение весны в работу вступил коммунальный отдел Метростроя, а одновременно в дело вступили комсомольцы. Начался ремонт, а комсомольцы, возмущённые мягко говоря неудовлетворительными условиями проживания, участвовали в нём, штукатуря стены, помогая обустраивать дезинфекционные камеры, ведя “походы за культурный барак”, заставляя рабочих наводить порядок по мере сил, и даже обустраивая библиотеки и ленкомнаты. Но даже эти меры дали очень ограниченный успех - многие бараки так и не подготовили к зиме, не утеплив, а часто даже и не остеклив. Как считается, причина кроется в двойном подчинении - за бараки несли ответственность и коммунальный отдел метростроя, и начальники конкретных шахт, как результат, коменданты часто вообще отказывались выполнять какие-то требования, а начальники перекидывали вину друг на друга. Дело вышло на уровень Кагановича, который приказал Абакумову и секретарю парткома Метростроя Старостину лично проверять состояние бараков и принимать необходимые меры.
А это неизвестно чей, но тоже образцовый, у жильцов есть даже такая роскошь, как железные кровати
В 1934 году была проведена генеральная санация бараков - их оштукатурили, начали заменять лежаки на железные кровати с двумя комплектами постельного белья, подушкой и одеялом, а на окна стали вешаться занавески(!), зеркала(!!) и даже ночные лампочки(!!!). Сажались деревья, асфальтировались дороги, даже ставились радиоточки, строились бытовые здания - бани, парикмахерские, детсады и школы (это в отдалённых Лосе и Ростокино), котельные и бойлерные, магазины. Однако состояние посёлков сильно различалось, если на Лужнецком проезде царил, можно сказать, образцовый порядок, то например на Мясницкой или в Лосе встречались ещё, например, кучи мусора около жилых бараков или редкие смены белья. Но по сравнению с 32 годом это, конечно, мелочи.
Улица Лосевская, 18. Здесь была школа. Здание построено скорее всего уже после завершения 1-й очереди, но вблизи метростроевского посёлка
Улица Лосевская, 5с1. Бани, построены в 1937
ДК Метростроя на улице Проходчиков, 1938 год постройки
Хромало на обе ноги и продовольственное обеспечение стройки. Во-первых, в посёлках метростроя существовали подсобные хозяйства, где выращивались овощи, в Лосе до кучи пытались разводить свиней и кроликов. В подмосковных Бронницах предприятию выделили 55 гектаров для собственного совхоза. Не заладилось. Урожай 1932 года не оправдал ожиданий, а кролики ввиду неумелого разведения довольно быстро передохли. А ещё их расхищали, да. В итоге совхоз расширили до 800 га, поменяли руководство, но кардинально лучше не стало ни в 1933, ни в 1934.
Плохо было и в столовых. Регулярные обвесы, низкое качество еды, антисанитарные условия - классическая ситуация для метростроевских столовых, организованных близ строек. Ситуация была настолько печальной, что жалобы публиковались даже в прессе - просто не было смысла что-то скрывать. Только в столовой шахты №22 в течение одного месяца 1933 года сменилось 11 руководителей(!!!).
«Для столовой № 11 типичны: пьянство, воровство, обвешивание, антисанитарная обстановка. Еда всегда плохая, несвежая и холодная, обслуживание плохое. Рабочие по часу сидят за столом. Главный повар Чижов вместе с буфетчиком Хохловым устраивает попойки, закуску для которых достают из столовой. “Лёгкая кавалерия” (состоящий из добровольцев-комсомольцев контрольный орган - прим. АС) составила множество актов о малых порциях отпуска хлеба, мяса и сахара. Буфетчика уличили в воровстве колбасы, сыра и булочек. Заместитель директора столовой Федотов пьяница, разбазаривающий продовольствие, угощает своих друзей в столовой. 12 декабря он появился с компанией своих собутыльников и приказал их хорошо накормить. Все это происходило на глазах рабочих. Федотов и Чижов являются членами партии. Хохлов комсомолец. Речь идет о переродившихся пособниках классового врага, всеми средствами пытающихся саботировать питание рабочих и не страшащихся того, что могут отравить пищу: они бросали грязный неочищенный картофель в еду. Санитарной службой зарегистрировано 70 случаев острых желудочных заболеваний. На днях был составлен акт о несъедобном супе. Персонал столовой Федотов набирает с улицы, без паспортов и документов. […] Таких Федотовых и чижовых немало в столовых Метростроя, следует сорвать с них маски»
Ударник Метростроя от 11 января 1934 года, №11 с.3, цит. по Д.Нойтатцу.
Всё тот же «Ударник Метростроя»
В 1934 году руководство Москвы и Каганович с Хрущёвым лично взялись исправлять ситуацию. Так, был выделен специальный, 15-й трест Моснарпита, обеспечивающий едой только стройку. К апрелю Метрострой имел 45 столовых на 5775 посадочных мест, при этом удалось сократить время стояния в очереди до 15-20 минут и тем самым обслуживать до 18 тыс. рабочих за час. Был заменён весь персонал столовых, а в самих общепитах провели санобработку и наконец-то были в полной мере обеспечены столовыми приборами и посудой в полном объёме. Удалось повысить энергетическую ценность питания вдвое - с 400-500 калорий до 900-1000, при этом значительно улучшив рацион, учитывая потребности разных категорий рабочих. Мясо теперь выдавалось (в идеале) 19-20 раз в неделю, а рыба - 4-5 раз, рабочим полагалось по 3 кг мяса в месяц, а кессонщикам - 9 да ещё и молоко в придачу. Работавшие под землёй помимо обеда могли получить и тёплый ужин. Расширился и ассортимент буфетов непосредственно на участках - к чаю, сахару и хлебу добавились молоко, бутерброды (сыр, рыба, колбаса), салаты, картофельные оладьи, даже каши и макароны, а главная изюминка - так называемые “метростроевские” булочки, коих каждые сутки выпекалось по 100 тыс. На деле, конечно, ситуация была отнюдь не идеальной, но постепенно улучшалась.
На помощь!
Как ни странно, но с медицинским обеспечением ситуация обстояла не так плохо, во всяком случае с учётом тяжелейших условий работы, хотя, конечно, оставляла желать. Уже в январе 1932 года в Лосе был организован медпункт, постепенно выросший в небольшую амбулаторию (там был даже свой зубной), при этом по всей линии метростроевцы имели право на медпомощь в близлежащих поликлиниках, при этом на всех участках были и свои медпункты. В конце 1933 года строители получили свою поликлинику в Сокольниках, так как имеющиеся в распоряжении Метростроя медучреждения не справлялись с растущим потоком новых работников. Она стала базовой для предприятия, будучи способной принимать 1200-1300 пациентов ежедневно и оснащённой всем необходимым (даже рентген-кабинетом), но и этого было мало, так что в августе 1934 года у Большого каменного моста близ Кремля был открыт филиал для тех, кто работал на южной части линии.
Метрострой как мог пытался бороться за соблюдение техники безопасности и снижение производственного травматизма. Получалось так себе, но, естественно, с ходом времени ситуация постепенно улучшалась. Если в начале 1932 года из всех необходимых элементов было лишь электрическое освещение, да конные помпы, то в конце стройки предприятие располагало своей пожарной частью. Со статистикой несчастных случаев (а их было очень много) ситуация сложная. Более-менее однозначные данные есть на 1932 (116 случаев, двое погибших) и первые четыре месяца 1933 года (292 случая, 4 тяжелых пострадавших и 164 легко раненых). Дальнейшие данные, полученные Нойтатцем на основе экстраполяции статистики шахты №47 на остальные объекты я приводить не буду. Что касается количества погибших, то здесь тоже нет однозначной сводной статистики, однако на основе приводимой Нойтатцем статистики можно говорить примерно о 15-30 жертвах стройки. Известно, что в основном производственный травматизм возникал в связи с поражением током, ожогами, прорывом грунтовых вод и плывунов, обрушением или повреждением канализационных, водопроводных или газовых трубопроводов.
В то время, как рабочие на участках, сооружаемых по открытому методу, мерзли зимой и поочередно бегали на один из вокзалов или в другие здания, чтобы отогреться, в шахтах и зимой было жарко и душно от пара, прежде всего при бетонных работах, когда бетон начинал сохнуть и отдавать влагу. В шахтах работали по большей части обнаженными по пояс. Хуже всего приходилось кессонщикам: при температуре 40 градусов мужчины работали в спортивных трусах. К этому добавлялось высокое давление воздуха, затруднявшее работу сердца и легких. Почти на всех участках рабочим приходилось трудиться в грязи и слякоти. Не только при прорыве грунтовых вод им приходилось работать, стоя в жидком месиве или на коленях. «Бывало, вылезешь из этой калотты не как человек, а как куча грязи», — описывал один комсомолец работу в своей шахте. На строительных объектах уже в 1933 г. были сооружены душевые, где рабочие могли помыться после смены.
Д.Нойтатц
Тяжёлые условия вкупе с неудовлетворительной санитарной обстановкой в домах и плохой пищей наносили соответствующий вред здоровью строителей. Вплоть до осени 1934 года снабжение спецодеждой и обувью было неудовлетворительным. Доходило до того, что даже в конце стройки ещё были работавшие босиком (!). Уходившие с Метростроя люди забирали с собой сапоги и комбинезоны, чтобы потом продать на чёрном рынке.
Условия работы были плохие: не хватало спецодежды, было мало сапог. Дело доходило до того, что одна смена вылезает из шахты, а другая ждет, пока первая вылезет, и тут же надевает ее сапоги. Сапоги были рваные и постоянно мокрые. Работа мне сначала очень не понравилась, всюду грязь и вода, и я первые дни все думал о том, чтобы сбежать, но все-таки удержался. Первые пять дней я все ходил и думал — не то работать, не то бросить, потом решил работать и здорово взялся за работу.
Из стенограммы беседы с комсомольцем Ребровым, цит. по Д.Нойтатцу
Жертвы же возникали, видимо, в основном при пожарах, которых было много, но в абсолютном большинстве своём мелких. Самой тяжёлой аварией стал пожар 24 сентября 1934 года в шахте №12 под Театральной площадью в кессоне. Причина - короткое замыкание, двое погибших - водитель английского проходческого щита и проходчик, 11 человек отравились угарным газом. Для тушения Абакумов принял решение сбросить давление в кессоне. Результат - прорыв плывуна объёмом 250 кубометров и кратер 10 метров в диаметре и 5 в глубину на Театральной площади, а также обрушение трёхэтажного дома. Это, а также ряд похожих происшествий приводили к циркуляции слухов по городу о том, что метро - это братская могила, и там гибнут целыми сменами, что, конечно, истине не соответствовало.
Поход за культурой
На Метрострое работал разный контингент - это и городские жители, и приехавшие из деревни крестьяне (в том числе и кулаки), и даже высокопоставленные служащие (они в туннели лезли, конечно, далеко не каждый день, но и без них не обходилось). Поначалу всем было более-менее наплевать, однако с массовой мобилизацией комсомольцев и коммунистов началось планомерное приведение ситуации к городскому порядку. Учитывая, что мобилизованные партийцы в основном выходили из города, им было проще ввести селян в городскую жизнь.
Газета «Ударник Метростроя». Подпись сверху (внизу вроде разборчиво): «Прогулы и текучесть захлёстывают дистанцию №2. В итоге прогуляли 85 человек»
По Марксу бытие определяет сознание, так что молодые (и не очень) коммунисты в своём “окультуривающем походе” начинали с приведения в порядок быта метростроителей. Они массово выдвигались в бараки, где старались привести санитарную ситуацию в норму. Так, например, в 1934 году рабочие корреспонденты (сиречь строители, писавшие в газету) “Ударника метростроя” и “лёгкая кавалерия” совершали ночные рейды по баракам, и если находили там рабочих, спящих в спецодежде (особенно грязной), то оставляли возле них записку с предупреждением о том, что если ещё раз такое повторится, то неряха окажется в газете. Помогало. Кроме того, комсомольцы (подчас не без сопротивления) заставляли рабочих тщательно следить за собой - регулярно мыться, носить нижнее бельё, не плевать на пол. Были и более системные меры - комсомольцы облагораживали бараки и территории возле них.
Газета «За качество туннеля»
Кроме того, не забывали и об устройстве досуга. В бараки заказывались шахматы, шашки, книги и газеты, обустраивались красные уголки и даже выдавались музыкальные инструменты. Собственно, это нужно было не только для образования и ликбезов, но и для борьбы с драками, пьянством, курением, азартными играми. Здесь злостное злоупотребление вело к товарищеским судам, а то и выселению. Отдельно боролись с матом и, как модно нынче говорить, харрассментом. Ситуация на этом фронте обострилась в 1933-34 годах, когда на стройку массово пошла молодёжь, среди которой было немало девушек. Брань, скабрезности, а то и откровенные домогательства в очереди на спуск в шахту доводили их до неловкости, а то и слёз. Впрочем, женский пол мог и огрызнуться, да и крепким словцом, бывало, не брезговал. Так или иначе, борьба за воспитанность имела смешанный эффект, особенно учитывая, что под конец строительства первой очереди она несколько ослабла. Мат изжить не удалось, зато более-менее уверенно боролись с попойками и отсутствием элементарной гигиены.
Кадр из фильма «Есть метро», жительница Несвижского городка образцового ударника. Есть там в фильме и ещё более пикантные кадры, но я их вам не покажу ;)
Фильм «Есть Метро». Самодеятельность музыкальная
Фильм «Есть Метро». Самодеятельность музыкально-танцевальная
Параллельно шла ликвидация безграмотности. По данным на начало лета 1932 года, в Лосе проживало 19% неграмотных и 20% полуграмотных рабочих. Собственно, с этого и началась работа по образованию рабочих. К концу 1932 г. на Метрострое имелся рабочий клуб, пять «красных уголков», заслуживающих такого названия, один «радиоузел», обслуживавший громкоговорители в бараках, и передвижная киноустановка для демонстрации фильмов. Проблема была в том, что работа по организации образования шла неравномерно и в основном с политическим уклоном.
В начале июля 1933 г. в барачных поселках Метростроя действовали 5 «баз культуры» и столько же рабочих клубов, 26 «красных уголков», 78 «красных столов», три радиоузла, в 60 бараках были установлены радиорепродукторы, 18 стационарных библиотек с общим фондом в 7850 томов, 45 передвижных библиотек, три передвижных киноустановки и стационарный пункт демонстрации кинофильмов в Лоси. Клубы, впрочем, походили скорее на сараи, чем культурные учреждения, и были настолько грязны и неуютны, что едва ли кто из рабочих заходил сюда. В «красных уголках» недоставало литературы, имеющиеся в наличии газеты были старыми. «Красные столы» вообще практической ценности не имели. Культурная работа в бараках почивала во сне, поскольку профком стройки неверно направлял работу «культтроек» в бараках. «Ударник Метростроя» требовал от культурного сектора профкома Метростроя, организованного в марте 1933 г., активизировать наконец культурно-массовую работу{.
Д.Нойтатц
И потихоньку эта работа организовывалась. Так, за тот год профком провёл по московским музеям 450 экскурсий, которые посетили около 6 тыс. рабочих, а заодно обучил 22 профсоюзных деятелей для работы культоргами. Теперь работа хотя бы шла, пусть и неравномерно. Например, в Филях в метростроевском городке были оборудованы мощный красный уголок с хорошим подбором литературы, кинотеатр, даже пианино, губная гармоника и существовал ансамбль балалаечников, а комсомольцы поголовно выписывали газеты. В то же время на Потешной улице хотя и было оборудование, но работа шла предельно вяло.
Фильм «Есть Метро». Худ.кружок в Несвижском городке
Рисуем лучшую бетонщицу 15 шахты Зою Острецову
Особое оживление придало массовое прибытие комсомольцев на стройку, для них организовывали вечерние школы, кружки массового просвещения и прочие образовательные мероприятия. На ряде шахт для желающих были открыты кружки по математике, физике, географии или изучению немецкого языка. В августе-сентябре 1934 г. на шахтах 12 и 21 открылись «культурные университеты», где в интересной и доступной форме метростроевцам рассказывали о новых научных и технических достижениях, рабочих знакомили с произведениями классической литературы. Видные политики и известные ученые выступали здесь с докладами. Отдельно шло политическое просвещение - политдни, коллективные читки газет и прочие агитмероприятия, в том числе специально организованные для представителей нацменьшинств, не владевших русским языком. Впрочем, эффективность этих мероприятий варьировалась, так как она зависела от того, насколько хорошо работали агитаторы, от усталости строителей (многие из которых после очередной смены хотели только спать). Так что уровень просвещения каждого конкретного рабочего был разным.
Зато высокой (относительно) популярностью пользовались кружки самодеятельности. Здесь прогресс пошёл с 1933 года, когда новое руководство профкома Метростроя осознало важность культмассовой работы. Стали организовываться литературные кружки, музыкальные коллективы. В их работе участвовали профессиональные трудяги культуры - музыканты, писатели, художники.
Во второй половине июня 1934 года на всех шахтах и дистанциях прошел смотр художественной самодеятельности. Комиссии предстояло выявить скрытые таланты среди метростроевцев. Свое умение представили 730 певцов, исполнителей на музыкальных инструментах, чтецов-декламаторов, акробатов, жонглеров, комиков, звукоподражателей, поэтов и танцоров. Во второй тур прошли 205 лучших. Победители же третьего тура были отобраны для участия в общемосковском конкурсе художественной самодеятельности.
Смотр талантов выявил удивительные достижения: среди 205 участников промежуточного тура оказалось 60 певцов. Токарь Васильев исполнил арию из оперы «Дон Джованни» Моцарта, слесарь Шалыкин спел арию из оперы «Князь Игорь» Бородина, инженер Шпис исполнял фрагменты также из «Князя Игоря» и опер Россини. Уборщица Гурова удостоилась похвального отзыва как «весьма одаренная певица и танцовщица». 40 метростроевцев декламировали стихи, 19 выступили с собственными литературными произведениями. Слабее были представлены исполнители на музыкальных инструментах. За исключением 11-летнего Миши Рагозина, который блестяще исполнил на баяне «Музыкальный момент» Шуберта, ни один из баянистов не оказался на должном уровне. Слесарь Лизаковский проявил необходимые на строительстве метро талант импровизации и умение выдерживать рекордный темп: когда незадолго до выступления у него украли самодельную скрипку, он в течение двух дней смастерил новую.
Хотя соревнование в целом прошло успешно, выявились и определенные недостатки: многие участники смотра были весьма одаренными людьми, но им недоставало квалифицированного руководства.
Д.Нойтатц
Не забывали и о спорте. За него профком также активно занялся только в 1933 году, когда в Лосе решились на строительство собственного стадиона, были сформированы секции со спортивными инструкторами по футболу, легкой атлетике, теннису, волейболу, баскетболу, гребле и плаванию. Уже в следующем году футбольная команда Метростроя представляла свою организацию на уровне Москвы. В посёлках стали массово оборудоваться спортивные площадки как для летних, так и для зимних видов спорта, однако пользовались ими не слишком активно. Всего к маю 1934 г. регулярно занимались спортом 2,5 тыс. метростроевцев. 857 сдали экзамен по нормам ГТО и получили значок.
Члены метростроевского аэроклуба, обратите внимание, что в основном это девушки
При этом на Метрострое культивировались и такие сложные виды спорта, как планеризм, парашютные прыжки и даже был организован аэроклуб. Не отставала и военная подготовка. Ещё в 1933 году осуществлялись боевые манёвры - скрытное выдвижение на позиции, атака, оборона. Метростроевцы не освобождались от воинской обязанности.
Заключение
Общая сумма, затраченная на строительство первой очереди метрополитена, составила 853 млн рублей, из которых почти 140 млн - инвестиции для второй очереди. В процессе строительства сметы постоянно росли - от 74 млн по первым прикидкам Роттерта от 1931 года через 277 млн 1932 года (смета на основе проекта и железнодорожных технологий), 441 млн 1933 года и 557 млн 1934 года. Такой большой скачок в 1935 помимо инвестиций во вторую очередь объясняется и значительно выросшими объёмом и сложностью работ (чего стоят 8 (!) дополнительных кессонных шахт), и непредвиденными обстоятельствами, и ростом зарплат, и спекуляциями смежников. В конце концов, это была новая для страны стройка, неизвестное оборудование и технологии. И что самое характерное, не без огрехов (в том числе серьёзных), страна с ней справилась, явив миру если не самый лучший метрополитен, то по крайней мере заложив основу для будущего столицы. Метрополитен стал одной из визитных карточек Москвы, до сих пор поражая своей красотой многих туристов, пусть большая часть этой красоты была построена всё же после 1935 года, не менее героически и тяжело. Миллионы москвичей и гостей столицы не могут представить без него своей жизни. Так что слава метростроителям! Даёшь метрополитен!