Довелось отпахать мне на заводе станочником. С одной стороны есть теперь, что вспомнить. Такой своеобразный опыт, который больше нигде не получишь.
С другой стороны - это ад. Это убивающая рутина. Пришёл утром, взял маршрутную карту на партию, забрал заготовки и пошёл работать. Один и тот же набор действий. Одни и те же операции. Типовые действия, снова и снова. Каждый день. Недели, месяцы, годы. Десятки, сотни и тысячи одинаковых деталей. Летом +40 и зимой -5 в цеху. Летом твоя роба белая от соли, зимой ты греешь озябшие пальцы о тёплую заготовку, с которой резец только что снял несколько миллиметров металла. Твои ладони вечно в порезах и ожогах, в кожу въелась металлическая стружка и особая, чёрная техническая грязь, которую ты каждый вечер безуспешно пытаешься оттереть каустической содой. От каустика любую царапину жжёт как огнём. Один плюс - после таких издевательств кожа на твоих руках не будет трескаться на любом морозе.
На следующее утро ты снова идёшь к своему цеху среди толпы таких же как и ты -невыспавшихся, потерявших интерес к происходящему вокруг людей. Зомби-апокалипсис на отдельно взятой территории в несколько десятков квадратных километров.
И снова станок, снова партия заготовок, которые должны превратиться из неуклюжих, покрытых окалиной, криво состыкованных цилиндров - в типовые и фасонные фрезы, развёртки, протяжки, комбинированные свёрла. На маршрутных картах в уголках подписи простой синей шариковой ручкой: "Изделие 476", "Т-50", "SSJ", "96-300", "96-400", "112В" "148". Для тебя это просто цифры и буквы. Ты не увидишь, что за детали будут создавать тем инструментом, что ты сейчас делаешь. Типовой конус Морзе №3 и №4, реже №2, совсем редко №1. Иногда попадается даже №5. С лапкой или резьбой. Технологический концевик, или нормативное центровое отверстие. Концевая фреза, конусная или дисковая. Радиус закругления. Технологический припуск 0,5 под шлифовку. Раздолбанный станок болотно-зелёного цвета, выработка станины даёт смещение центра пиноли задней бабки в 1 миллиметр примерно на 300 миллиметров. TOS SUI 32 и TOS SUI 40. Старичок 1К62 - ровесник полёта Гагарина и 16К20, который всего лишь на два года старше тебя самого. На 16К20 не работает пневматика. 1К62 реанимируется только частично. Станина восстановлению не подлежит, но на нём ещё можно выполнять черновые операции - у него самая жёсткая конструкция суппортов. Тормозные устройства не работают нигде - в нарушение всех правил ТБ рано или поздно ты, как и все, начинаешь притормаживать патрон ладонями. Это 3-5 секунд выигранного времени на каждой операции. Ещё в цеху есть чудом восстановленный гидрокопировальный станок, у которого даже не сохранилась табличка с номером и наименованием модели. Мужики восстанавливали его сами, за магарыч приглашая наладчиков откуда-то из цехов основного производства. Это чудо инженерной мысли и настоящее спасение - теперь ты можешь конус Морзе делать втрое или впятеро быстрее, чем на своём стареньком универсальном токарно-винторезном станке.
Здание твоего цеха на две трети заброшено. Рядом есть бывшее отделение порошковых сплавов - стоят, вывернутые наизнанку, гигантские аппараты для спекания твердосплавных вставок для экономии драгоценных высоколегированных материалов. Иногда тебя пробирает на нервный смешок, когда ты отправляешь в стружку очередные 40% заготовки из Р6М5К5. Руины высокоразвитой цивилизации - вот они, рядом. Стоит только протянуть руку. В отделении спекания висит плакат "Советские спекальщики - лучшие в мире!". Ещё там стоят пустые банки с реактивами и гидравлический пресс на усилие в 60 тонн. Пресс уже никогда не запустить - вся электрика разворочена, цилиндр может иметь скрытые повреждения после десятков лет простоя. Зимой рядом с прессом нарастают сталактиты и сталагмиты от капающей с протекающего потолка воды. В противоположном крыле цеха когда-то были помещения для переодевания персонала, какие-то кабинеты и даже душ. Теперь там пыль, разбитая мебель и обрывки старых документов. Люди ушли отсюда, и стараются больше не заходить. В цеху есть десяток станков с ЧПУ - производства конца восьмидесятых годов. Восстановить удаётся только один. Работать с ним умеет только один человек. И это уже везение - в цеху в целом удаётся поддержать в рабочем состоянии всего 30-35% оборудования.
Здесь повсюду свидетельства былого уровня размаха и мощи умирающего ныне предприятия. На задворках цеха спотыкаешься о кучу штампованных заготовок - каждая килограмм по 40 весом. Это заготовки для шасси сверхзвукового пассажирского самолёта. Они лежат здесь с тех самых пор, как его массовое производство было свёрнуто.
В твоём цеху работает чуть больше 20 человек. А когда-то тут работало больше двухсот.
Ты работаешь изо дня в день. Где-то там, за забором территории - кипит городская жизнь, успешные менеджеры успешно зарабатывают на успешную жизнь. Коворкинги, коучинги.
Ты ходишь сюда каждый день, пять дней в неделю, восемь часов у станка. Повторяющиеся изо дня в день действия. Технологические операции. Ты сам - технологическая операция. Исполнительный механизм в обломках техноимперии, рухнувшей под гнетом идей об изобилии и свободе. Вот оно - изобилие. Всё твоё - ржавчина, пыль и труха. Вот она - свобода. Свобода каждый день ощущать свою ненужность и бессмысленность твоих усилий. Эту машину не вернуть к жизни. Всю жизнь в неё вносили люди. А в людях горели идеи. Теперь этих идей нет, да и людей уже почти не осталось.
И так проходят пять лет твоей жизни.
Даже сейчас, спустя семь лет, мне иногда продолжают сниться сны. Иногда они нейтральны по настрою, иногда оставляют лёгкое ощущение ностальгии. А иногда мне снится, что я снова попал туда. Всё начинается заново. Это - мой персональный ад. Это - моя затаённая гордость. Это - моя несбывшаяся мечта о небе и авиации. Я был там, я помню, я знаю. Это была моя защита Отечества. Простите, что не смог больше.
Но теперь я полностью понимаю, что было вложено в этот эпизод из уже старого фильма:
Может и вам тоже станет понятнее.
