В репетиторские времена я почти случайно придумал тест из 3-4 простых вопросов на русском, который с аккуратностью >90% определял способности человека к иностранным языкам. Особой необходимости в этом тесте нет: толковый преподаватель и без него всё понимает после одного-двух занятий. Но, во-первых, это красиво.
Во-вторых, даже я сам лишь годы спустя понял, как именно тест работает и что скрывается за этой простотой.
Под «способностями» и «талантом» в быту подразумевают природную одарённость с открытыми опциями практического применения. Безвестный гопник покачал как-то головой, наблюдая гитарную импровизацию моего товарища: «…, тебе бы щипачом..» [карманником стать]
Дело, однако, далеко не всегда в природных данных. Есть один чрезвычайно важный фактор, о котором посторонние просто не знают, а профессионалы ленятся формулировать.
На школьную программу ругаются: не пригодились, мол, ваши синусы-косинусы. Ещё как пригодились. Причём вот именно тем, кто ругался. Косинусы нужны не сами по себе, а как упражнения для формирования абстрактного мышления. При всех претензиях, школа учит работать с цифрами, сколько-то внятно связывать слова, хоть как-то писать. Знаем же, что творится в странах, где нет даже этого.
Время и внимание человека сильно ограничены, и он распределяет их в соответствии со своими представлениями о прекрасном.
Люди при должностях, серьёзных профессиях, при собственных блогах даже, искренне не видят проблем с предложениями типа «выйдя из леса передо мной открылась широкая гладь реки». Или «он выиграл меня в шашки на моё день рождения». Ошибки эти страшны даже не тем, что оскорбляют слух носителя. Это симптоматика, которая указывает на гораздо более неприятные штуки. В частности, на неизбежные проблемы в изучении иностранных языков: у человека с детства отсутствует внутренняя потребность строить предложения правильно, обращать внимание на то, как он говорит или пишет.
Есть абсолютно чёткая корреляция между качеством связывания слов в родном языке и «способностями» к изучению иностранных. (Чтения тоже касается: многобуков, говорили они. Нет картинок, говорили они.)
Даже у грамотной в целом части общества можно нащупать обширные серые зоны, провисания в понимании родного языка, которые неизбежно вылезут при изучении иностранного в профессиональном учебном процессе.
Например (ещё примеры), у многих не сформировано понятие «часть речи». Это не очень заметно, пока человеку в спокойной обстановке предлагают задать вопрос к проверяемому русскому слову: «Пела на какой вопрос отвечает? Значит, какая часть речи?». В иностранном языке часть речи приходится определять по косвенным признакам, и вот тут нагрузка становится запредельной – человек теряется. Особенно если некому подсказать, что от него требуется, в каком направлении надо подумать.
Не всех очевидно, что после предлогов должна идти какая-то сущность. Скажем, without («без») подразумевает без кого-то/чего-то. Значит, дальше пойдёт существительное (без ума) или чуть усложнённая конструкция вроде «не мог пройти мимо без того чтобы посмотреть на неё».
Не все задумывались, что любить можно или кого-то/что-то (Машу/море/музыку), или что-то делать (петь/читать/гулять). Поэтому глагол «любить» в большинстве языков требует после себя существительного или инфинитива.
Кривое понимание частей речи особенно наглядно в преподавании английского, в котором одно и то же слово бывает двумя-тремя, а иногда и пятью частями речи. И от того, как ты определил часть речи, зависит то, как ты понял всё предложение (у некоторых взрывается мозг).
И это история не про английский, русский или китайский. Это про тонкую материю – операционную систему, один и тот же категориальный аппарат, который лежит в основе любого языка. Эту материю нельзя потрогать, но без неё ничего не работает. В зародыше она есть у каждого носителя хоть какого-то языка. (Характер и способы ответов на те 3-4 вопроса, собственно, и позволяют быстро протестировать её состояние.) И если с ней правильно поработать, то «способности» к языкам внезапно проявляются почти у всех.
У кого-то эта материя вполне сформирована уже в раннеподростковом возрасте – из таких вырастают полиглоты. А в запущенных случаях человека натурально нужно провести через агонию для того, чтобы её прокачать.
Неприятность в том, что многие преподаватели языков сами не подозревают о существовании этой материи. (Да, она сейчас с нами в этой комнате.) А потом удивляются: я ж ему всё дал, почему не пользуется?? Пользоваться можно понятиями, а ты ему дал единицы информации.
И напротив: преподаватель, который способен дефрагментировать эту материю в голове студента, не может коротко объяснить, в чём разница между его уроками и бесплатными объяснениями на ютубе. Сам студент, конечно, почти никогда не понимает, что именно он получил. Он немедленно начинает считать, что полученное всегда было частью его личности, как те, кому «косинусы не пригодились».
(Некоторые студенты что-то подозревают и пишут потом преподавателям языков, что благодаря их урокам легко идёт второй иностранный.)
То, что называют «способностями к языкам», – это порой забытый подвиг какого-то учителя русского, который проявил где-то умение, где-то настойчивость и внедрил-таки в детский мозг эту операционную систему, категориальный аппарат для работы с языком. Чаще, конечно, дело в ближайшем окружении: оно формирует систему ценностей, которая потом уже просто вынудит тебя прокачать этот аппарат, приучив обращать внимание на то, как ты говоришь и пишешь.
Подозреваю, что многие иррациональности типа «золотые руки», «деловая хватка» и т.п. иногда объясняются не природными данными, а правильно поставленным базовым категориальным аппаратом, как бы он ни выглядел. А многое из того, что считается сложным, просто не с той стороны объясняют.
