Итак, мы у антиподов, в Новой Зеландии. Ходим вверх ногами, голова немного кружится с непривычки, но пока с Земли не падаем, только высоко прыгать все-таки побаиваемся. Здесь желтое небо и красная луна. Говорят, из-за пожаров в Австралии. И пахнет неопознанной сладкой гадостью. В общем, все совсем не так, как у нас. Но вода все же сливается против часовой стрелки. Я дважды проверила.
Проснулись мы рано. Алеша, верный своей привычке – бегать всегда и везде, переобулся в кроссовки, поддернул спортивные шорты и рванул пугать спящий Окленд.
Те, кто спорт даже по телевизору не смотрят – то есть, оставшиеся мы, пошли медленно, с наслаждением пить утренний кофе с круассанами. Видите ли, это особенно приятно – знать, что в этот момент кто-то бежит, обливаясь потом, его мышцы напрягаются и болят, грудь пыхтит, встречные скунсы зажимают носы и шарахаются в ужасе, а ты сидишь в тепле, ловишь уголком глаза солнечный луч, пьешь ароматный свежесваренный кофе и лениво обсуждаешь антропологические особенности маори.
Тем не менее, мы громко повосхищались Алешиной силой воли (втайне подумав, что сидеть с чашечкой кофе было все же лучше) и, покормив бегуна, пошли кСкай-тауэр – местной Останкинской башне, чтобы обозреть город с высоты птичьего полета.
Ощущения от улиц странные. Вроде как Европа, но не совсем Европа. Исторических зданий почти нет; оно и понятно, Новая Зеландия – страна, прежде всего, фермерская, жизнь городская в ней началась относительно недавно. Тротуары очень чистые, деревья аккуратные, газончики и клумбочки выглядят максимально естественно. Несмотря на чистоту и разумность устройства, в Окленде не возникает чувства, что, если ты случайно нарушишь какие-нибудь местные правила или традиции, то за этим непременно последуют осуждающие взгляды разгневанных граждан. Все очень ненапряжно, но при этом цивилизовано и удобно.
Скай-тауэр – совсем невысокая, всего триста с лишним метров против пятисот с гаком Останкинской. Но виды красивые. Правда, Алеша как-то заметно скуксился – его начало слегка потряхивать. Мы пофотографировали, спустились вниз и уже готовились ехать в местный океанариум, когда наш бегун признался, что ему нехорошо.
- Все беды от спорта! – сказал Богдан.
Мы отправили Алешу в отель, наказали лежать в постели, пить чай и акклиматизироваться, а сами рванули смотреть пингвинов и прочих местных рыбозверей.
К «Подводному миру Келли Тарлтона» надо ехать на автобусе – он находится на особом полуострове. Этот самый Тарлтон был аквалангистом. И решил показать сухопутным лошпедонам то, что видит он сам, погружаясь в морские глубины. Только в более концентрированном виде. Выкупил старые огромные сточные баки, придумал, как вмонтировать в них акриловые прозрачные листы, чтобы получился длинный изогнутый подводный тоннель, сделал отдельные аквариумы для редких экземпляров – и готово. Турист пошел.
Пингвины, акулы, скаты, пестрые и незаметные рыбы – всего понемногу. Не самый лучший и разнообразный океанариум, но сходить можно.
Когда мы вернулись к Алеше, нас ждал сюрприз. Его реально трясло – температура была не меньше 39 градусов, и нурофен ее не сбивал. Термометр я не взяла, но все было понятно и без него. Богдан достал какие-то свои лекарства, но и это не помогало. Я пошла в местную аптеку.
По-английски я говорю на уровне «Хау мач вотч эт ёр клок?» - сколько ни пыталась выучить, без практики это – как по самоучителю начать танцевать сальсу.
Пройдя по паре улиц, увидела вывеску, зашла. Долго пялилась в незнакомые названия, потом отыскала знакомое – что-то типа терафлю. Видя мои мучения, индус-провизор вышел мне помочь. Я на английско-пальцевом объяснила, что у хазбенда высоченная темпреча, поэтому надо что-то столь же сильное, как Шварценеггер, только из мира таблеток. Он закивал, выложил на витрину какую-то пачку и объяснил, как по часам принимать порошки. Я уточнила, точно ли это самое ядреное?
- Ес, ес! – активно закивал индус. Он говорил еще что-то, я по скудоумию не поняла, поблагодарила и пошла вливать в несчастного Алешу снадобье. Положение было безвыходное: конечно, мы взяли с собой медстраховку, но пролететь полмира, чтобы лечь в больнице или в отеле на все время отпуска – так себе удовольствие.
Алеша был цвета пододеяльника и очень вписывался в черно-белый интерьер. Им можно было топить лед на Южном полюсе. Что за хвороба такая, у которой из симптомов – только температура?
Дальше я разводила порошки по инструкции – то каждый час, то раз в два часа. Он безропотно пил. И даже ночью мы вставали по часам, чтобы глотнуть горячее лекарство. Хорошо, в номере был чайник.
Я мало верила в адское зелье, если честно, но надо же было что-то делать…
Окленд – Хоббитон – Роторуа
Однако к утру Алешу отпустило. Он был слаб, температура все еще держалась около 37 с хвостом, но это было уже терпимо. Мне хотелось побежать и поблагодарить индуса, но пора было ехать.
Мы взяли машину в рентакаре и двинулись на юг. За две недели путешествия нам предстояло проехать всю Новую Зеландию.
Водителем сел Богдан – Алеша не отсвечивал и попивал свои порошки, а я категорически отказалась вести машину, у которой руль в неположенном месте.
По обеим сторонам дороги раскинулись бесконечные холмистые поля, пересеченные плетнями. Кое-где – островки деревьев. Их немного: для фермера главное – максимально занять свои площади полезными культурами. Да и овцы молодые деревца съедают. Сочетание полей, отдельных деревьев и волнообразного рельефа создает особый ритм, уводящий взгляд к самому горизонту. Такие пейзажи часто встречаются на картинах художников эпохи Возрождения.
«В земле была нора, а в норе жил хоббит».
Мне кажется, это одно из лучших предложений в мировой литературе. Так начинается «Хоббит» Толкина. И я никогда, никогда не думала, что буду стоять, смотреть на эту нору и понимать: ёлки-иголки, по-другому и не скажешь.
Это первый пункт нашего путешествия – Хоббитон. Деревня хоббитов, которую выстроили специально для съемок «Властелина колец», а теперь поддерживают в практически жилом состоянии. Боги, какое это все классное! Тут белье сохнет, маленькое, хоббичье, здесь какие-то мелкие топорики из бревна торчат, там табличка на двери «Ушёл ловить рыбу», а в соседнем садике корзина, до середины наполненная грушами, и лесенка маленькая к дереву прислонена – хоббита срочно жена позвала, но он сейчас выйдет из домика, ворча и покачивая головой от досады, что его оторвали по пустяку, и дособерет урожай. Все сделано так, чтобы создавалось впечатление: хоббиты здесь, просто ненадолго отлучились по делам и вот-вот вернутся. Как ни странно, деревня создает большую иллюзию существования маленького народа, чем сам фильм. Здесь все по-настоящему – и забытая метелка, и дымок из какой-то трубы, и запах хлеба, и бегающие по лужайке крольчата. Захотелось остаться до вечера и подождать, когда придут постояльцы домов, сесть с ними у костра с чаркой душистого эля и послушать истории о Гендальфе, троллях и покорении Мордора.
«Входная дверь в нору, круглая, точно люк, со сверкающей медной ручкой посредине, была выкрашена в зеленый цвет». И правда, кругленькая, уютненькая, а перед домом – садик с цветочками, дорожка мощеная, калиточка аккуратная… А выше, над норой Бильбо Бэггинса – огромный дуб. Настоящий великан. И это единственное, что здесь не натуральное. Не было в округе такого дерева, да и не пересадишь его. Поэтому заказали искусственное, которое обошлось в миллион долларов. Мы долго смотрели на дуб в поисках «десяти отличий», но так ничего и не обнаружили. Дерево как дерево. Разве что большое. Рядом растет похожее, только поменьше, но при этом бесплатное.
А вот все остальное: домики хоббитов, мельница, скамейки, фонари, кафе – сделано для фильма и осталось таким, каким было во время съемок. Режиссер Питер Джексон путешествовал по Новой Зеландии и искал место для деревни Шир. Нашел красивую ферму с хорошим рельефом: луга, овечки, группки деревьев, пруд. Выкупил землю. И начал строить реальную деревню – он не хотел делать компьютерные декорации, ушел бы уютный дух старины. В работу включилась армия Новой Зеландии: солдаты выстроили дорогу, мост, сделали четыре десятка хоббичьих нор. А потом пришла другая армия – декораторов. Они создавали двери и окошки, состаривали доски и экстренно проращивали мох на камнях, чтобы все выглядело обжитым. Ландшафтные дизайнеры мастерили садики и живые изгороди, рельефные дорожки и скамеечки. Всенастольно детализировано, как будто создатели увлеклись и начали играть в сотворение реального мирка.
Я готова была остаться работать уборщицей у хоббитов. Или садовником. Судя по лицам, большинство из нашей группы – тоже. Но вот проблема: норы – это муляжи. Двери открываются только у некоторых, за ними – небольшая пещерка, и все. Хотя садовники здесь все же есть, они реально ухаживают за посадками.
Ходить здесь, кстати, можно только с экскурсией. Но это не мешает, времени достаточно.
Внизу у пруда – мельница и бар «Зеленый дракон», в котором наливают хоббичий эль, детям – безалкогольный. Мы отведали эля, сели на берегу пруда… и так грустно нам стало. Уезжать не хотелось, аж комок к горлу подступил. Я не фанат Толкина, но мне захотелось остаться здесь и провести лет десять. А потом уйти вместе с гномами к эльфам.
Хоббиты умеют жить и любят жизнь: у них и дома, такие уютные и соразмерные, и отношения, такие добросердечные и милые, и мечты, такие светлые и созидательные, и еда, такая вкусная и обильная. Разве можно по доброй воле уехать из почти рая, где каким-то неземным спокойствием и тишиной проникнуто все вокруг. Тропинки, речка, круглые двери и окна, зеленые лужайки в теплых пятнах предвечернего солнца, даже облака, которые здесь будто другие, по-хоббитовски домашние – все это почти сразу становится родным и еще очень долго не отпускает, напоминая о том, что, вопреки козням разных троллей, можно создать на земле островок настоящего счастья. (продолжение следует)
