… Стоящий на стрёме вахтенный у трапа тремя звонками оповестил экипаж о прибытии командира корабля. Дежурный, с измятой во сне правой щекой, громко и с гордостью известил, что в отсутствие командира ничего не сгорело, не утонуло и не взорвалось. Будто это была его личная заслуга.
А корабль в это время пока еще мирно спал. Люди в три яруса под синими плафонами дежурного освещения. Механизмы – в темноте боевых постов и отсеков. При этом, и люди, и металл издавали звуки. Звуки спящего корабля. Кто-то храпел. Гудели трансформаторы. Трое старшин варили брагу и негромко бубнили о гражданской жизни. Камбузный наряд чистил картошку и тоже бубнил. Швартовы жаловались на свою напряженную судьбу, а ленивые волны плюхались в темноте кормового подзора. В гальюне журчала вода.
– «Тихо струиться вода в гальюне, служба на тральщике нравится мне» – вспомнился «Свату» флотский фольклор.
А еще запахи. Они как и звуки формируют особый, самобытный корабельный мир. Густой отвар нагретого железа, окрашенного в шаровый цвет, красные и белые трафареты нитро и кузбаслака. И соляр – один из основных компонентов корабельной палитры. Пять тысяч лошадей пахнут на флоте соляркой и человеческим потом. Камбуз, столовая команды, кают-компания и гарсонка так же делегируют свои запахи. Запахи кислого борща и еще чего-то съедобного. Море тоже имеет свое Генконсульство в этом королевстве – немного грустные запахи прелых водорослей и йода.
Как-то зимой «Сват» пришел домой засветло. У жены был день рождения и он, прикинувшись простывшим, оставил корабль на помощника. Не застав её дома, «Сват» накрыл стол нехитрой снедью, выставил бутылку венгерского вермута, торт и сел ждать. Чтобы встреча была сюрпризной, спрятал шинель, шапку и ботинки. Так вот, первое, что он услышал от вошедшей в квартиру жены
– Выходи, подлый трус! Супруга по запаху вычислила его засаду…
–Тащ кмандир, к нам комдив – доложил дежурный. «Вован», как взвод морпехоты, протопал по офицерскому коридору, влетел в каюту и деловито плюхнулся в кресло.
Еще с училища «Сват» заметил, что все командирские инициативы «Вован» начинал с «Так»
– «Так. Встречаешь лодку с боевой. Держи приказ – там координаты района ожидания, точка всплытия. Сопровождаешь немытых до входа в губу. На траверзе Маячного ждешь другую единичку. Уже из базы. Сопровождаешь ее в Саранную на дифферентовку. Затыкаешь вход в бухту. Ждешь. После дифферентовки сопровождаешь ее до нырка. Я в бригаду. Буду через час. Доложишь по людям, запасам и железу. Если чего не будет – убью! После доклада – «Приготовление к бою - походу. График полуторачасовой».
Задача на выход была поставлена разом, без пауз. Как смыв унитаза. Вован выдохнул её и вылетел из каюты. «Сват» вздохнул и поднялся на ходовой мостик.
Дежурный по кораблю почтительно сопровождал командира с дистанцией один метр на курсовом 135° правого борта.
– Значит так. Помоху, штурмана и меха - всех на верх. Потом к оперативному. Возьмешь карту погоды и метеопрогноз. Вахтенный журнал заполнишь до последнего события. Все. Вспорхнул и полетел!
Светильник над командирским креслом создавал уютный полумрак, в котором таился детально знакомый мир. Пока спящий. Но чутко. Огоньки «каштана», аппаратуры связи и других дежурных приборов жили своей дежурной жизнью, готовые взбудоражить корабль звонками боевой тревоги, наполнить его топотом тяжелых прогар по железу, пусковым возмущением главных дизелей, сизым газовыхлопом со сморканием воды из контуров охлаждения, а также ненормативной лексикой по «громкой»… Но пока было тихо.
– Тащ комдир – мичман налимом вскользнул в ходовую сквозь тяжелую дверь внешнего конура: «Офицеров разбудил. Вот карта погоды. Комдив прислал с рассыльным. Вахтенный журнал заполнил на момент вашего прибытия».
– Молодец. Журнал сюда. Свободен.
Непостижимым образом мичмана в ходовой не стало. Без движения воздуха и звука. В качестве доказательства своей реальности дежурный по кораблю оставил вахтенный журнал.
Истертая по углам обложка из синего дермантина, бирка под плексом на заклепочках. Витиеватый шрифт дембельского альбома с чайкой, якорем и флагом ВМФ СССР. Внутри этой красоты хранилось жизнеописание морского тральщика за последние 46 суток.
Еще с лейтенантского малолетства «Сват» всосал с молоком заботливых старших товарищей сагу о вахтенном журнале.
Нам не нужна хроника героического эпоса: «… пробоина в машинном отделении ниже ватерлинии». Или – «пожар в погребе артбоезапаса.» Лучше скучно и рутинно:
«00.00… Корабль стоит у пирса № 2. Отдан правый якорь. На клюзе 75 метров. Заведены два кормовых швартова…, … боеготовность повседневная…, запасы…и т.д.
07.15… Прибыл командир корабля…»
В этом месте сделаем стоп – кадр, а сами последуем по извилинам сватовской памяти в безмятежное курсантское прошлое. В 1973 год, когда он вместе с «Вованом» и сотоварищами стажировались после четвертого курса в бригаде противолодочных кораблей. В той самой, что грозила седьмому флоту ВМС США из залива Стрелок и бухты Абрек… Ну там, ещё недалеко поселок Тихоокеанский.
Да, да – Техас по – простому. Вспомнили? Молодца!
Снижаемся дальше. Сделали круг над горой Большой Иосиф. Входим по глиссаде на посадку. По курсу будка силикатного кирпича. Это КПП. Красная табличка «Войсковая часть…» Матрос с красной повязкой. Это вахта. Мичман с синей. Это дежурный. Не задерживаемся. Проходим! Комель пирса. Идем дальше. Слева грозные СКР 159 проекта. Корабли третьего ранга. Им названия не положены – только бортовые номера, любовно прорисованные славянской вязью на брезентовых отвесах по трапам. Один из таких трапов ведет на ют, где построены наши курсанты…
Старпом, которого за глаза называли «Тревога», мотается вдоль строя и натирает курсантам мозги, как Алладин свою лампу. «… Это вахтенный журнал! Документ строгой отчетности! Гриф «Секретно». Заполняется вахтенным офицером в море, дежурным по кораблю – в базе. Хранится вечно…» - в этом месте старпом поднимает журнал вверх и смотрит в сторону неба. Курсанты тоже закатывают глаза – обряд приобщения язычников к истинной вере. Даже безбожный вахтенный у трапа перестает ковырять в носу. Благоговейная тишина. Курсанты и Вечность. А между ними – «Тревога», с вахтенным журналом, торжественно вознесенным к небу, как крест Проповедника…
– … И этот …. изгадил журнал своими погаными грабками!!! – внезапный не формативный рык старпома поднял в воздух стаю бакланов. Грешник у трапа поняв, что опять наступила будничная рутина, продолжил изыскание в носу, а по курсантскому строю прошла легкая судорога.
Старпом не уточнял, кто «этот», изгадивший Священное писание, полагая, что имя злодея известно всему оскорбленному Человечеству.
А этим «инкогнито» оказался улыбчивый лейтенант, забритый на флот по окончанию Новосибирского электротехнического института. В личности его притаились две необычайности. Малозначительные на первый взгляд, они, как два айсберга, представляли навигационную опасность для всяких там Титаников. Во-первых, странное сочетание имени и фамилии – Кирилл Мефодьев. Во-вторых – постоянная улыбка. При этом Кирилл не был идиотом, которому пообещали мороженное. Создавая его природа чуть-чуть приподняла краешки пухлых губ и слегка прищурила уголки глаз. Это и определило пожизненную и загадочную улыбку на лице Кирилла – или Будда, или Джоконда. Воспитатели в детском саду, учителя в школе, преподаватели в институте – представляете, сколько людей корёжило свою психику об эту нарисованную улыбку?!
На одном курсе с Кириллом училась дочь военкома. Еще абитуриенткой девочка была знаменита своей гиперсексуальностью. В течение пяти лет её половые влечения на гормональном уровне пугали всех институтских мужчин – от лаборанта до ректора. Ну а студенты, всех курсов и факультетов, были для жрицы любви просто ритуальным кормом. Непонятно, как при такой сексуальной девиации дщерь военкома забеременела только на пятом курсе. Непонятно и то, что из десятков вероятных кандидатов, девочка обвинила в отцовстве одного Кирилла.
Щербато улыбаясь, военком пообещал юноше трехкомнатную квартиру и первую модель «Жигулей». Нежелание родниться воспринял терпеливо и два часа рассуждал о мужском долге, нравственности и отцовстве… Педагогическая поэма прервалась внезапно. В папе что-то лопнуло!.. Взрывной волной Кирилла швырнуло на Тихоокеанский флот, а над воронкой ещё долго стоял военкомовский крик – «На галеры !.. Он еще улыбается!!!».
Два года общего режима в бригаде противолодочных кораблей начались для юноши трудно. Каждое утро … , в 8-00 построение на подъем флага, политзанятия, занятия по специальности, проворачивание механизмов, собрания, подведение итогов, разбор учений, раздача взысканий… .
А где фортепьяно в кают – компании? Вестовой в белой крахмальной «голландке». Усы нафабрены и подкручены. Выправка гвардейская. А на серебряном подносе бокал мадеры. Где?! Где подвиг, наконец? Дымы японцев на горизонте, залпы главных калибров, недолет чужих снарядов, попадания своих?!...
Эй! Где вы Пикуль, Колбасьев, Соболев! Вы чё … ?!
И ещё он понял, что на флоте страшнее крольчихи от военкома это улыбка от Леонардо.
Что должен испытывать воинский начальник, когда в ответ на его дисциплинарные потуги, багровое лицо и ненормативную лексику подчиненный молча улыбается с тибетской мудростью? Правильно – начальник чувствует себя идиотом. А чем громче он начальствует, тем глупее себя чувствует.
Как показала практика, психика командиров истощалась, примерно за месяц. После чего у них срабатывал инстинкт самосохранения. Кадровик уносил домой банки со спиртом, а лейтенант Мефодьев переводился на другой корабль. За три месяца службы в списке жертв лейтенанта уже состоял старпом 141 СКРа и замполит с «Орловского комсомольца». В центре третьей звездочки на фюзеляже Кирилла стал проявляться мученический профиль «Тревоги».
– «Товарищ командир! Павел Алексеевич! – молил старпом. У меня семья, матери в деревне помогать надо… Черт с ней, с карьерой… Но ведь в психушку могу попасть! А если не вылечат?! Кем работать? Учебным пособием на кафедре психиатрии? Разрешите списать двадцать килограмм спирта.
– Почему двадцать? За перевод Мефодьева десять берут.
– Поднялась цена, товарищ командир. Прямо биржа сингапурская. Кадровик меньше, чем за пятнадцать и слушать не будет… А пять – политотдел запросил. Так что – канистра… Я уже и договорился. Особисту за свой счет пару пузырей поставлю, чтоб доложил по ихней линии – нельзя, мол, Мефодьеву на корабле постоянной готовности… да и стрельбы скоро на приз Главкома…
– Добро, старпом. Бери спирт – здоровье дороже. Кстати, ты заметил, что летёха со схода постоянно перегаром фонит? Дай команду дежурным отмечать в вахтенном журнале его пьянки. Если спирта не хватит, представим в штаб и политотдел выписки из вахтенного – дата, время, лейтенант Мефодьев прибыл на корабль пьяный…
– Есть, товарищ командир. Гениально!
Старпом побежал исполнять злодейство, а командир иезуитски улыбался ему вслед …
И вот однажды случилось так, что дежурным по кораблю поставить было некого. Только Мефодьев. Старпом вертел список офицеров и мичманов целый час. Не-ко-го! Хоть сам становись… . Инструктировал он летёху долго – знание корабельного Устава, командных слов, устройства корабля, действия по аварийной, пожарной, боевой… вплоть до действий в ситуации «Человек за бортом». Надо же! Знает, студент! Может же, когда захочет… .
Ночью старпом спал в полглаза. Дважды проверял ДВС. Улыбчивый лейтенант службу нес исправно, но тревога в душе оставалась.
Утром пришел командир, подняли флаг, развели личный состав по работам, «Тревогу» подхватила и понесла корабельная служба с Мефодьевым в центре этого плавдурдома. Лейтенант четко отрабатывал все вводные – разводил вахту, снимал пробу на камбузе, отправлял личный состав на работы и даже проявляя разумную инициативу, сам же доводил её до положительного результата.
Вечером старпом поделился своей тихой радостью – «Товарищ командир, Мефодьев – то встал на путь… вроде…» Надежды прибавил замполит – «Я тоже заметил, Алексеич… . Сегодня проверил конспекты по марксистко-ленинской… . У него все работы законспектированы. И XXIV съезд, и первоисточники, и речь Члена Венного Совета…».
Стук в дверь и четкое – «Прошу разрешения…» прервали замовы трели.
Мефодьев с новым дежурным по кораблю замерли у входа в каюту и вскинули ладони к фуражкам – «Товарищ капитан – лейтенант! Лейтенант Мефодьев дежурство по кораблю сдал! Лейтенант Кожемяко дежурство по кораблю принял! Замечаний нет». При этом, выпускник гражданского ВУЗа (на флотском слэнге – «Пиджак»), выгодно отличался от кадрового Кожемяки. Китель подогнан, снаряжение с пистолетом не топорщит его. Погоны не измяты. Выправка отменная... Красавец! А то, что улыбка хитрая, так это лицо такое, от природы.
Удовлетворенно хмыкнув, командир принял от дежурного вахтенный журнал. Пролистал его, готовясь утвердить своей подписью смену часовых у Вечного огня корабельной службы. Глаза скользили по красивому подчерку Мефодьева и знакомым фразам: «Широта…, долгота…, время…, корабль стоит у пирса №3…, боеготовность повседневная…, запасы…, произведен развод …». Сознание зацепило что-то инородное для вахтенного журнала… .
Командир вчитался и начал багроветь. Каллиграфическим подчерком в журнале было отмечено: «07.15. Прибыл командир корабля. «Трезвый». А дальше обыденно – «08.00. Произведен подъем военно-морского флага…»
Не отрывая взгляда от слова «Трезвый», командир засвистел через ноздри, будто всасывая кокаин. Только он и эта летёха знали причину командирского свиста. При этом летёха загадочно улыбался, а военком, в далеком Новосибирске, испытал вдруг резкое угрызение совести… .
– Старший помощник, вахтенный журнал заполнен с ошибками. Ошибки устранить. Виновных наказать. Срок – к подъему флага. Командир говорил тихо, но с металлом в голосе, не поднимая головы. Ему не хотелось видеть улыбчивую физиономию Мефодьева.
Здесь ошибку допустил старпом. Он две недели не был на берегу, и в мыслях о предстоящем сходе, просто не заметил командирского гнева. Пролистав журнал, «Тревога» не нашел в нем крамолы. Похвалил лейтенанта за аккуратный почерк и удовлетворился объяснением Мефодьева:
- Да, там одно слово исправить… .
– Давай исправляй, утром доложишь.
Через десять минут лейтенант доложил старпому об устранении командирского замечания и запросил добро на сход. Старпом добро дал.
В утренней текучке «Тревога» о журнале забыл, но на вопрос командира – устранено ли замечание – бодро ответил:
Рассыльный принес журнал, и командир побагровел снова.
– Самое хреновое, старпом, что слабоумие зеленкой не лечится.
– Вы о ком, товарищ командир?
– О тебе, дружище. О тебе!... .
Улыбчивый летёха старпома не обманул. Замечание было устранено. Крамольная фраза теперь выглядела следующим образом: «07.15. Прибыл командир корабля». Далее слово «Трезвый» было аккуратно, под линеечку зачеркнуто. Справа вверху стояла цифра 1, а внизу страницы сноска – «1) записано ошибочно».
На этот раз носом засвистел старпом. Приведя психику в относительно рабочее состояние, он оторвал взгляд от вахтенного журнала. Из глаз «Тревоги» высыпались монеты твердого курса – «Есть! Так точно! Сгною…» Растерянность, печаль и обида плавали в зрачках лейтенанта, но улыбка не сходила с его лица.
– Знаете, товарищ командир… не хотел говорить – да чего уж … он, ко мне ночью приходит…
Командир в это момент прикуривал. Остолбенел и поджег зажигалкой усы… .
– Да ты что?!. Ты понимаешь?!
– Павел Алексеевич! Это не то, что вы подумали… Он приходит ко мне во сне… Уже во сне достает… На той неделе снилось. Я Акопяна грелку жрать заставляю. Ну, когда ему в грелке чачу из Раздана прислали. Помните? А этот стоит на пирсе и улыбается… И вдруг я с Акопяном вместе грелку стал грызть. Плачу и ем… , а он улыбается. Вчера на сходе был. До двух часов с женой успокоиться не могли. Так вот, только уснул … он! Стоит в дверях и улыбка ехидная на губах! А рядом с ним военком с дочкой. Она в шинели, а военком в женском, розовом халате. Губы накрашенны и сигарета с длинным мундштуком… И этот, улыбчивый: «Познакомьтесь, будем дружить… семьями!»
Командир слушал весь этот бред и думал – признаться старпому или утаить – сегодня ему тоже приснился Мефодьев:
… Конференц – зал штаба флота. Полный. Командующий с трибуны комментирует вахтенный журнал СКРа 131 «… Командир, в журнале заполнено 96 листов, отражающих 35 суток боевой подготовки. За этот период вы только один раз прибыли на корабль трезвым. Что случилось? Кончились деньги? Спирт?.. Стоп! Все в норме. Ничего у вас не кончалось. Запись сделана ошибочно. Вы что, хроник? Боюсь, мы поспешили с академией и званием капитана 3 ранга…»
При этих словах командующего на огромном портрете Брежнева стали происходить некоторые изменения. Сначала кольчуга из орденов стала сжиматься до размера значка. Комсомольского. Затем погоны. Мохнатые огромные пауки маршальских звезд превратились в маленькие кляксочки, разделенные просветом, что означало звание лейтенанта. Но это не всё… Гораздо интереснее была антропологическая реконструкция. Просевшая в плечи голова старца вздрогнула и поползла вверх. Возникла шея. Бульдожьи брыдлы генсековых щек превратились в хорошо очерченные скулы, бликующие молодой здоровой кожей. Скорбный старческий рот стал улыбаться, седая грива волос сменилась уставной короткой стрижкой. Дольше всех сопротивлялась глазасто-бровастая группировка. Но сдалась и она. Вместо Верховного Главкомандующего с портрета улыбался лейтенант Мефодьев. Ну чисто Дориан Грэй! Только ехидный. Смотрел на потного командира и улыбался… .
Командир решил, что гуманнее скрыть от старпома ночные визиты летёхи по чужим головам. Но меры принять незамедлительно.
– Знаешь, старпом, спирт мы получим только послезавтра. Но ждать не надо. Беги по соседям. Бери в долг. Соглашайся на любые проценты. А вахтенный журнал надо просто переписать. Сколько листов заполнено? Девяносто шесть? Вот всё и переписать. И завтра, к подъему флага доложить.
На следующее утро «Тревога» обходил корабль, возбуждая дежурно-вахтенную службу. В машинном отделении, за трапом, в ранце пенообразователя он обнаружил брагу. В это время по «громкой» прозвучало три звонка. Прибыл командир корабля. Экзекуция над старшиной была перенесена. «Тревога» заспешил наверх, а приговоренный с брагой в руках семенил в кильватере. В ожидании репрессий его лицо приобрело грустно - лошадиное выражение. Вылитый Филиппов в роли шведского посла в комедии «Иван Васильевич меняет профессию».
– Здравия желаю, товарищ командир!
– И тебе здравия, старпом. Позор в вахтенном журнале смыл? Спирт назанимал? Летёху извел?
– Все указания вчера отдал. Исполнение сейчас проверю.
– Я сам проверю. Так, а это, что это за лошадь с пенообразователем?
– Старшина первой статьи Копытин, товарищ командир – четко доложил «шведский посол», истомленный предчувствием репрессий. Брага в бачке пенообразователя предательски воняла, но командиру было уже не до неё.
– Так, поставь эту лохань, я посторожу, Метнись за дежурным, вахтенным журналом и лейтенантом Мефодьевым. Вперед, летняя Олимпиада началась… .
Первое место завоевал дежурный. Серебро разделили Мефодьев и вахтенный журнал.
Командир полистал журнал, набычил взгляд и как вчера грозно засвистел носом. Старпом, заглянув в записи, создал с командиром зловещий дуэт двух кобр, исполняющих танец Смерти с раздутыми капюшонами.
Журнал, новый, неизмятый, аккуратно прошитый и скрепленный печатью секретчика был заполнен каллиграфическим почерком Мефодьева. С первого листа по девяносто шестой. 35 суток, судя по журналу, лейтенант, как забытый полк, бессменно нес то ходовую вахту, то дежурство…
«Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей!»
– Старпом, водевиль с вахтенным журналом идет уже третьи сутки. Мне вчера наш особист пересказал два акта: «Прелестно, Павел Алексеевич! Браво!.. Ждем-с продолжения!...» – и хохочет… Театрал. А услышал он эту историю от особиста 201 бригады. Ты врубаешься?! Уже Владивосток рукоплещет нашему бенефицианту… Не морщи репу, старпом. Бенефициант не матерное слово. Это автор водевиля. Постановщик. Знаешь, как его зовут? Правильно – Мефодьев! А знаешь, кто мы с тобой в его постановке? Правильно! Два придурка, танцующие канкан… Ноги задираем, задницами крутим, а флот хохочет. Как выясняется – вторые сутки. И ждут третьего акта. Сегодня утром Мефодьев его дописал – девяносто шесть листов. Всю ночь работал. Так вот! Я канкан люблю смотреть. А посмешищем на весь Тихоокеанский флот быть не хочу. Особенно, если в первых рядах Командующий со своим штабом. Они отхочут своё, да и напомнят, зачем на шинелях разрезы сзади. Посему!.. Тихо, без истерик, поручи курсантам переписать журнал разными почерками и ручками. Все! Занавес! Калоши в гардеробе! Пиво в буфете! Кстати, чего там Копытин тоскует у меня под дверью?
– Брага, товарищ командир. В ранце пенообразователя…
– Вот на Копытине и тренируйся. Мефодьев не твой вес…
Старпом вылетел из командирской каюты и напал на Копытина, выпустив когти. Ну, прямо как коршун на хомячка. Из коридора доносилось хлопанье крыльев и попискивание старшины.
– Что я брагу не знаю?... Провонял весь пароход!... Пей!
– Я не пью пенообразователь, тащ…
Командир поморщился и хотел было разогнать этот птичий базар, но крики внезапно стихли сами по себе. Правда, через минуту дверь командирской каюты распахнулась и в неё влетел старпом… Командир опешил. Изо рта «Тревоги» хлопьями валила пена, а из глаз слезы. Несчастный бормотнул «Прошу добро», отчего пена пошла сильней. Схватил графин, подскочил к умывальнику и стал полоскать рот. Пена повалила обильно. В коридоре корчились от смеха дежурный, старшина отделения трюмных с лошадиной фамилией и рожей. А Мефодьев улыбался. Загадочно и грустно…
В этом месте следует пояснить, что в качестве средств для подавления локальных очагов возгорания на кораблях применяются пеногенераторы. Это такой ранец с маслянистой жидкостью, к которому подводится пожарный рукав. При соединении с водой раствор активно превращается в пену, которая и тушит огонь. Ну, типа, большая шампунь. Именно её и глотнул старпом, утверждая, что это брага.
И когда только успели подменить пенообразователь. Помните, в «Джентльменах удачи» Краморов пускал пузыри? Так – то пузыри, а здесь багровый стокилограммовый огнетушитель в погонах c выпученными глазами… Водевиль достиг кульминации!
PS: автор - Валерий Старовойтов (c)
Материал был честно спизжен из открытых источников. Мне зашло, может и вам понравится.
