За год своего присутствия здесь я убедился, что пикабу в общем и целом равнодушен к графоманам-стихоплетам и, кажется, совсем не понимает поэтический характер верлибров - стихов, свободных от регулярного ритма и рифм. Поэтому этот пост я не публикую в лиге поэтов, а предлагаю вам отнестись как к некоему не очень связному и отрывистому монологу под бульканье выпиваемого алкоголя.
Памяти бессловесных друзей моего детства посвящается.
Простите за многабукофф, коммент для минусов прилагается. И помяните своих питомцев, у кого они были.
I
Когда я на улице вижу
чёрно-бурого курчавого пса —
вздыхаю
и вспоминаю о трёх своих.
Самый первый случился со мной в пятом классе —
с большой родословной и длинной кличкой,
но я звал его Чип
(соответственно, сам был Дэйлом).
Иногда мы с ним ссорились
(он, ещё непослушный, далеко убегал, а я
сердито кричал и пытался поймать за хвост
потом стегал пару раз поводком — дурак).
А зимою нашей любимой игрой
было: я крепко держу поводок и кричу:
"Вперёд! Вперёд!" — он бежал
и тащил меня — в скользких ботинках по льду,
иногда
я давал "покататься" друзьям —
сам бежал впереди,
Чип за мной,
друг за ним, волочимый.
Но однажды,
когда после школы товарищ
просил: "Приведи пса, поиграем" —
Я ответить не смог ничего
и разрыдался.
Друг спросил: "Ты чего?",
Я сказал: "Не могу, он умер".
Какая-то тварь оставляла
на заднем дворе
куски мяса с отравой.
Чипу был год и два месяца.
Мы взяли вторую собаку
у тех же заводчиков,
на этот раз — суку.
Графиня Уэлси дэ Райлс,
для своих — просто Элси.
Первой её командой,
отработанной до почти
уровня безусловных рефлексов
стала "фу".
Но и это её не спасло,
отец, напившись, кормил
куриной костью,
ветеринар объяснил:
"Был пропорот кишечник".
Элси было два года и месяц.
Мы сменили заводчика,
взяли без родословной, на выбраковку,
но такого же буро-чёрного
и плюше-кучерявого.
Джек, кэптен Джек, капитан Лысый Джек
звал я его, когда два раза в год
мама состригала с него шерсть
(их надо тримминговать, но стричь было проще).
Я пел щенку колыбельные,
а когда он вырос —
мы спали с ним, свернувшись клубком и в обнимку.
Когда я ругался с мамой
(переходный возраст мой поздний),
я брал Джека на поводок
и мы уходили надолго,
бродили по городу,
шли по трамвайным путям
или железнодорожным.
У него были слабые бёдра
(вывихнул в детстве в неудачном прыжке)
и жуткие полипы в ушах
(дома дважды сожрал в одного,
стянув с противня,
сладкий пирог — ведь знал, что нельзя!).
А летом бродили по дачной степи,
цепляя клещей
и дивные виды
и пугая случайных дачников,
шедших на станцию,
грозным лаем
(у него неизменно была
потом довольная морда:
"мол, видал, как шуганулись?!").
Ещё он таскал
нашего же кота
за шкирку
(коту было пофиг, хотя
иногда он воображал себя тигром,
хотя ростом был — ну, мальчик-с-пальчик,
и звали его Маркиз,
он впадал в экстаз от огурцов
и гонял проходящих собак...
Так вот, когда Маркиз воображал себя тигром —
он обнимал Джека за шею
и нежно кусал туда —
где под жёсткой кучерявой шерстью
билась артерия),
когда кот пропал,
мы с Джеком грустили вдвоём.
А ещё
Джек дарил мне восторг изумления,
когда я мчался на велосипеде,
крутя педали изо всех своих сил,
а он —
неизменно с лёгкостью обгонял
и летел впереди
чёрно-бурым клубком мышц,
потом останавливался
и с фирменной своей усмешкой
меня поджидал.
Почти восемь лет
было Джеку,
когда врождённые недостатки
доконали его.
И когда я на улице вижу
чёрно-бурого курчавого пса —
вздыхаю
и думаю:
"Наверное, Бог не любит эрделей".
