Итак, появился я на свет в Риге, в 1979 году. До трех лет я был толстым и истеричным, но потом заболел бронхитом и бесплатная медицина едва не залечила меня до смерти, самыми качественными лекарствами в мире по ошибочному диагнозу. Из больницы я вышел похожий на дистрофика и с больным желудком. Сказки я с детства терпеть не мог, особенно положительных героев и счастливые концы, за которыми мне мерещилась засада. Зато эпос революции меня пленил с ранних лет Маяковский, Блок, Багрицкий, Альтаузен. Так как я часто болел, мама прочла мне множество книг, и придя в школу, я сразу начал пугать учителей своей начитанностью. Песенная революция девяносто первого года окончательно меня разочаровала в учителях и вообще системе государственного образования, которую я начал бойкотировать.
В тринадцать лет у меня были проблемы с уголовным кодексом, который я принялся изучать нарушая его. Однако, столкновение с уголовным миром меня тоже сильно разочаровало, когда я понял, что государство и криминальная группировка отличаются только масштабами насилия и законами. Далее, я поменял школу, не смог влиться в новый коллектив, замкнулся на себе и чтении книг.
По окончании девятого класса, я сам принял решение стать пролетарием, начитавшись затхлой марксистской литературы о революционности рабочего класса. Уже в шестом рижском СПТУ, где меня окружали в основном умственно отсталые маньяки, которых сильно раздражал повернутый на литературе, политэкономии и истории высокомерный мальчуган. Так же, закончив школу, я впервые в жизни сел на велосипед и сразу начал на нем путешествовать, тогда только по Латвии, мечтая о кругосветном путешествии.
В силу того, что у моей мамы высшее образование, а папа хоть и оформитель, но художник, мне пришлось учиться там заочно и работать нелегально и за мизерную плату, которую революционный класс униженно выпрашивал у работодателя. Часто я работал круглыми сутками, пропивая и проедая зарплату, не сходя с рабочего места.
После получения диплома меня сразу загребли в первое рижское вагонное депо, где очень ценили в течении года работы. Я уволился оттуда как раз перед ликвидацией этого предприятия, польстившись на полулегальную работу в фирме, которая занималась сборкой и установкой жалюзи. Работал сутками на пролет, но получал весьма внушительную зарплату. Клубы, тусовки, свидания мне не очень нравились, потому я отправился к одной знакомой в отдаленный от Риги провинциальный городок, чтобы предложить руку и сердце. Я долгое время писал ей вместо одного коллеги письма, за скромное вознаграждение, конечно. Потом этот коллега забыл о своей любви в суете будней и пьянках на выходных. Я продолжал переписываться по привычке. В общем, так я оказался на съемной квартире с девицей восемнадцати лет, которую мамаша просто выперла из дому, только я приехал. Человеком я был тогда совсем мягким, и хронически усталым. Принимать алкоголь я перестал еще на железной дороге, в силу того, что работал крановщиком, курил только трубку. Невесте не нравилось во мне абсолютно все, начиная от бороды, заканчивая увлечениями и вкусами в музыке. Я пошел на компромисс, попытался ей понравиться, напялил дешевые тряпки с рынка, начал пить и курить гадкие сигареты, драться с ней и так далее. Этого требовали и мои тогдашние коллеги с начальством. От моих сбережений быстро ничего не осталось, внушительная зарплата так же пропивалась женой и часто без моего участия.
Через год совместного проживания я от всего этого смертельно устал и выпер свою невесту со съемной квартиры. Но она вернулась и сказала, что находится в интересном положении, и сделать уже ничего нельзя. Пришлось жениться, и продолжать выгибать себя по её лекалам. Когда родился сын я не выдержал, именно перед ним мне было стыдно за свое поведение. Я снова прогнал её, перестал пить и начал панковать. После развода, работать я стал слишком хорошо для той фирмы. Шеф задолжал мне слишком много, а я столько на себя взял, что пришлось долго искать себе замену.
Решив выбрать работу не по зарплате, а по сердцу, я устроился работать велокурьером. Однако там практически не платили денег, а я еще поступил на курсы дикторов. Именно там меня и поймала другая женщина, которая была на голову ниже меня, но зато по весу в два раза больше. Она думала, что она художница и сумасшедшая, но не была ни тем, ни другим, хотя иногда она была забавной. Проблема была в том, что зарабатывал я тогда не так много и не мог содержать её, и платить за съем жилья. Как и бывшая жена, она считала работу за деньги проституцией, недостойным занятием. Я сбежал от неё, когда она начала меня поколачивать и просить сделать ей лялю, с которой она захотела поиграться.
Потом началась довольно-таки мрачная страница моей биографии. За год я сменил больше десяти рабочих мест, ибо заработная плата там была совсем символической, условия труда нечеловеческими, а планы нереальными. После почти бесплатного изнурительного труда, я встречался с панкующей девушкой, мы ошивались в "Саксофоне". Тогда я начал публиковать в интернете свои первые литературные опыты, а так же ощутил потребность учиться рисованию на профессиональном уровне. Кончилось все как-то неожиданно. Я нашел приличную стабильную работу по специальности. Панкушка уехала в Европу бродяжничать.
Я поселился в разваливающемся доме недалеко от завода стоявшем на дальней окраине столицы. Удобства были во дворе, печку надо было топить. Заработная плата уходила на диски с панк-роком, книжки в стиле Лимонова, плееры и велосипеды. На той работе я познакомился с бывшим попом и врачом, который меня просветил относительно больничных и пособий по безработице. А так же читал мне лекции о вреде онанизма. Таким образом, я оказался в городе под липами, поздно вечером, и только подходя к дому, понял что приехал в гости к женщине, которая на двадцать лет меня старше. Я растерялся, а она этим жадно воспользовалась. Так я на какое-то время стал гражданским мужем бабушки, не будучи дедушкой. Во всем я старался искать положительные стороны. Меня радовало, что она не требует с меня денег и сама себя обеспечивает, в отличие от всех предыдущих подруг. С моей стороны это был прогресс. Тем не менее, я вздохнул с облегчением, когда она отправилась в Англию и стала звонить мне совсем редко.
Будучи то оплачиваемым безработным, то больным, я начал кататься уже по Европе на своем велосипеде с палаткой. Учиться на вечерних курсах рисунка, овладел новой профессией сварщика. Читал Ницше и Платона, с Кастанедой и Теуном Марезом, а так же неустанно долбил по клавишам, стесняясь кому-то показывать свои литературные потуги.
Потом я устроился на высотный кран в Литве, где мне платили больше, чем я мог потратить. Жизнь в командировке и нервная работа по двенадцать часов, иногда без выходных, а так же жуткое ощущение того, что за деньги невозможно купить того, в чем я действительно нуждаюсь, вынудили меня снова начать диалог с алкоголем, а так же, я начал общаться с женщинами легкого жанра. После года такой жизни, я не выдержал, уволился и отправился в путешествие на велосипеде вокруг Балтийского моря, через Норвегию, где я немного погостил у своего дяди.
Вернувшись в Ригу осенью, я застал экономический кризис, безработицу и долг на банковском счету. С долгом я разобрался, взяв больничный на год. В счет бывшей высокой зарплаты, больничный в несколько раз превосходил по своим размерам зарплату. В то время я посещал курсы для натурализации и рисования. Получив гражданский паспорт, я тут же улетел в Дублин к сестре. Она не хотела, чтобы я оставался рабочим, требовала, чтобы я писал картины и книги, и предлагала мне жить за её счет, не выдавая информации о том, как найти работу. Там я перевел много бумаги, рисуя портреты, которые никому были не нужны. Еще я написал очень длинный и занудный роман. А потом от праздной жизни в стране заборов и частной собственности, оголтелого католичества, у меня начала съезжать крыша. Сестра занервничала и отправила меня к дяде в Норвегию, словно багаж, выставив счет за дорогу и проживание.
Жить вместе с дядей и его женой, которую мне хотелось пришибить за сходство со своей бывшей женой было тяжело. Днем я работал, чтобы отдать долг сестре, а вечерами, то развлекал дядю, то делал множество разной работы по дому, вроде заготовки дров, мелкого ремонта по дому, сбора лесной ягоды и грибов.
Когда началась зима, меня привезли в Ригу, вопреки моему желанию остаться там. Денег я заработал там достаточно, чтобы прожить зиму в Латвии. Я, то искал работу, то печатал, то подрабатывал натурщиком в студии своей учительницы. Весной я практически без денег, сел на велосипед и поехал по Финляндии и Швеции, зарабатывая на пропитание и табак для трубки тем, что собирал тару вдоль дороги. Добравшись до шведской столицы я понял, что не знаю, куда ехать дальше. Тут мне позвонил дядя и предложил поработать сопровождающим его сына, который решил совершить путешествие на велосипеде от Стокхольма до Флисы. Мой двоюродный брат был похож на свою маму, но быть искренним в его отношении я не видел возможности. К тому же, норвежская деревня запомнила мое усердие и предложило множество халтурок на осень. Вслед за осенью наступила зима, и я получил постоянную работу до весны. По вечерам я учил норвежский вместе с беженцами из Африки и Ближнего Востока. Приятная, надо сказать, была компания. Мой дядя ненавидел этих людей и норвежцев. Ему хотелось постоянно доказать, что он не лыком шит. Это побудило его надавить на меня, чтобы я написал несколько пейзажей и устроил выставку в библиотеке коммуны. Картины всем очень понравились, журналист сельского вестника даже взяла у меня интервью и напечатала большую статью. Фермер, на которого я работал убедил меня начать публиковать свое литературное барахло в интернете. Я убегал от семьи, в которой жил то в социальные сети, то в леса и горы на выходных. Но иногда приходилось уважать хозяйку и пить за семейным столом. Дядя постоянно ругался со своей женой, а потом мирился, утверждая, что это я его спровоцировал. Фермер, на которого я работал вышел на пенсию и уехал в Америку. После очередного скандала, я молча собрал вещи и уехал.
Грустно было покидать полюбившиеся края, товарищей по курсам, норвежцев, на которых я батрачил. Но жить дальше со своими родственниками в одной деревне я уже не мог. Лежа в палатке на берегу реки, я листал в телефоне записную книжку, пока не наткнулся на номер той старушки. Кинул весточку, и она пригласила меня к себе в Англию, много чего обещала, и все бесплатно. Я понимал, что она, перед тем, как поможет мне там пристроиться жестоко надругается надо мной, но другого выхода не видел. Я до Эшьбьерга доехал на велосипеде, потом на пароме до Харуича, что стоило мне половины капитала. В Норуич я прибыл с тремя сотнями фунтов. И меня там опустили на самый низ. Она меня начала шантажировать тем, что не выдавала информации о том, где искать работу, получать страховку, дешевое жилье. Припахала в постели, по дому даже в качестве переводчика для своего английского любовника. Мой велосипед ей не понравился, и она навела воров. Но я знал, что все-таки, рано или поздно, она выдаст мне информацию о работе, потому был послушным и делал все по дому, приглядывал за её внуком и молчал, когда она говорила, что я должен на ней жениться, а для того, чтобы она согласилась, всеми силами стараться ей понравиться.
Мне повезло. Совершенно случайно оказалось, что одна из её подруг являлась моей дальней родственницей. Она за ценную информацию не взяла с меня слишком много. Я пару недель пил с ней вечерами, танцевал под эстрадный кал, который она врубала на всю громкость. Пару адресов в интернете и я получил номер национальной страховки, счет в банке, медицинскую карту и работу оператора на вегетарианской фабрике. Правда на счет жилья она жестоко молчала, требуя продолжения банкета. Но эту информацию мне выдал коллега по работе. Уже на следующий день я снял комнату в коммуналке. Соседями, как и коллегами были в основном литовцы, которых очень раздражали мои норвежские приколы и антипатия к алкоголю. Я попирал их ценности, отказываясь таскать продукты с фабрики и мыть через свой банковский счет грязное бабло. На работе я больше общался с курдами и англиками, в какой-то мере пренебрегая их обществом. С соседями по квартире я тоже общался только в крайних случаях, когда они меня принуждали шантажом.
Через год я там совсем освоился и узнал много интересного о том, как избежать общения с соотечественниками по совку, а так же, получил пособие по малой зарплате, встал на очередь за бесплатным муниципальным жильем, накопил денег на новый велосипед и год жизни без работы. Уже практически получил контракт на два года на фабрике. Муж у родственницы был курдом, и он предложил мне заключить фиктивный брак со своей соотечественницей, за приличное вознаграждение, конечно. Жизнь стала простой и скучной.
И тут пришло два известия из Риги. Умер мой дед, оставив наследство и бабушку, за которой надо приглядывать. А так же, что бывшая жена попала в психиатрическую больницу с хроническим алкоголизмом и шизофренией. Когда мы разводились, я пытался отвоевать у неё сына. Однако, на суде я повел себя глупо, наехал на судей, уличив их в несоблюдении закона. Да и не стал нарывать по совету адвоката компромат на неё. Хотя у меня и было пара записей телефонных разговоров, фотографии, но предъявлять подобное суду я считал ударом ниже пояса. В итоге суд постановил, что с ребенком я могу видеться только в её присутствии. Видеть её после всего пережитого с ней я её до сих пор не могу. В общем, я все бросил и приехал в Латвию, чтобы забрать ребенка из кризисного центра. Но сразу мне его отдавать не стали, сказали, что я для начала должен с ним познакомиться с ним, установить контакт, предъявить справку с места постоянной работы и о жилищных условиях. С жилищными условиями проблем не было, а вот работы я лучше не нашел, чем грузчиком в Максиме.
За два месяца там меня выжали так, что одним утром я просто не смог подняться и тут еще это известие, что внезапно выпустили бывшую жену и объявился её второй муж. Мол, я больше там ни к селу, ни к городу, если только для того, чтобы продолжать платить алименты и являться в выходные на пару часиков с подарками. Я пришел на работу словно зомби, и сказал, что хочу уволиться, но меня не отпустили, отработав, как всегда, шестнадцать часов, которые мне засчитали за восемь, без перекуров и обеда, в состоянии постоянного стресса, я на следующее утро отправился к врачу. На больничном я был ровно год. Сначала врач решил, что у меня артрит, от которого меня без всякого толку пару месяцев лечили, потом все же установили фибрамиалгию, а далее констатировали сенсорную полинейропатию и дали третью инвалидную группу, отправив лечиться к психиатру. С таким диагнозом я уже не могу работать ни сварщиком, ни крановщиком. Жить на семьдесят евро тоже возможным не представляется. Вот меня и направили в реабилитационный центр социальной интеграции инвалидов, где меня поселили в общежитии, кормят бесплатно и якобы обучают на работника прачечной. Все лекции, которых в программе мало - полная дребедень. Большая часть программы практические занятия, на которых мы просто работаем в прачечной этого большого заведения. Большая часть товарищей по группе инвалиды именно на голову, так что живу весело. Вот и все, в общих чертах, исключая многочисленные подробности.
Что же касается перспектив, то врач говорит, что расстраиваться я себе уже позволить не могу. В состоянии стресса я просто впадаю в ступор, отключаюсь от действительности. И при этом у меня начинаются жуткие боли в голове, руках и ногах. Это свидетельствует о повреждении, отмирании нервных окончаний. Вслед за этим следует атрофия, отмирание тканей. Так что длинна и качество оставшейся мне жизни зависит от моего морального состояния. Если депрессия, в которой я сейчас нахожусь не прекратиться, то я просто через пару лет сяду в инвалидное кресло. Весной снова пойду на комиссию, есть шанс получить вторую группу и пенсию немного больше нынешней. На счет работы, я не знаю, как у меня получится её найти в Латвии. В Англию и Ирландию возвращаться не намерен. Не могу я жить без дикой природы и возможности путешествовать на велосипеде с палаткой. Отношения с сыном не склеиваются. Ведь я в понимании его матери просто не имею права на существование. Его раздражает во мне все то, что раздражает его мать. Оставленный дедом дом требует ремонта, а квартира регулярной оплаты счетов. Хорошо в ней сейчас живет родственник и все оплачивает. Фирма, в которой работает мама главным бухгалтером, медленно, но верно банкротирует. Папа все, что зарабатывает в интернете пропивает, ухаживает за тещей, которая уже совершенно не ориентируется в пространстве, и требует, чтобы его хорошо кормили и платили за быстрый интернет и оплачивали ремонт компьютера. Он совсем оторвался от жизни, и практически не выходит из квартиры. Мама панически боится поиска новой работы, потому готова работать бесплатно и круглыми сутками, только бы не сидеть дома и не видеть бывшего мужа, которого хочет придушить, но не решается выкинуть на улицу. У сестры, вроде бы, все в порядке. Мотоспорт, друзья по интересам, постоянная высокооплачиваемая и не пыльная работа заведующей благотворительного магазина. Её устраивает Ирландия и она собирается купить там дом. Ей вполне понятно, зачем жить дальше. А я часто спрашиваю себя, какого черта я еще делаю в этом мире, просматривая фильмы в стиле арт-хаус. Иногда возникает необоримое желание поговорить с сыном, но это обычно кончается тем, что он напоминает мне, что я нудный придурок, которого скучно слушать, у которого нет денег на подарки, который не понимает счастья прожить всю жизнь в маленьком городке, где все просто и знакомо, где есть видео игры, телевизор с сериалами про бандитов и другой папа, который нормальный мужик, выпивающий водочку после работы, проигрывающий зарплату в автоматы, работающий на стройке.
В социальной сети меня обзывают жидом, извращенцем, толерастом, врагом великих держав, богохульником и требуют, чтобы я наконец прекратил печатать свои отвратительные тексты, в которых показываю свое мрачное видение жизни. В реальной жизни я общаюсь с другом, который медленно сходит с ума вместе со своей мамой, которая его никуда не пускает, или он сам не хочет никуда выходить из её огромного особняка. Он тоже сдвинут на литературе, сочиняет достаточно наивные и эпотажные рассказы с садомазохическим уклоном. А так же иногда впадает в транс и декламирует ультрасовременные стихи перед видео камерой. О том, как живет мой друг, которого я называю Доктором, рассказывать долго. Если вкратце, то можно сказать, что он сознательно опустился на самое дно, после того, как добился всего того, о чем мечтает серое большинство. Теперь он просто медленно убивает себя алкоголем и общением с падшими персонами, потому общаюсь я с ним редко. Алкоголь ведь принимать я практически не могу. После пары кружек пива мне становится так плохо, что хочется попросить бога остановить Землю, чтобы я вышел, по причине того, что меня укачало.
Женщины? Первый опыт много чего значит. Бывшая жена прогибая меня под свои запросы, сделала из меня просто жиголо ударника, для которого секс - это, прежде всего, ответственная работа. Во время этого я думаю в основном о том, как бы не сделать что-то, что может не понравиться ей, только бы она не начала кричать и упрекать меня в том, что я напорол косяков. Под конец своей сексуальной жизни, я докатился до того, что имитировал оргазм, хотя был от него чертовски далек. А что я мог чувствовать к женщинам, которые говорили мне, что хватит гнать всякую лубуду, пора и делом заняться, глядя на меня, как на кусок колбасы, который они бездумно проглотят, не прожевав. Им не понятно, какая мне разница, если у меня есть эрекция, если все-таки была эякуляция. Они убеждают меня в том, что нормального мужика должны возбуждать ягодицы, грудь, ноги и прочие части тела и предметы одежды определенного стиля на нем, или же поза этого тела, жесты и реплики из пошлых эротических фильмов и дамских романов. Их оскорбляло то, что я сам себе готовил есть, стирал и прибирался в жилище. По законам жанра я должен был их просить это сделать и обещать за это какое-то поощрение. И это относится и к сексу. Уговаривай женщину для приличия! После всего этого я пришел к выводу о том, что лучше никак, нежели так.
На уровне подсознания я понимаю, что у меня уже нет ни времени, ни сил на то, чтобы играть в мужья-жены на деньги. Иногда я смотрю на женщин, портрет которых я с удовольствием бы рисовал, но глядя вглубь их глаз, я натыкаюсь на ту стену, которой они оградили себя от жизни, которая не вписывается в их простенькое её описание. Мне тесен тот костюмчик, в который они пытаются меня засунуть. К их возмущению, он расползется на мне в лохмотья. Мне остается только домик с садом, в котором я должен сделать ремонт и довести этот шмат земли до ума. Почему? Не знаю. Просто терпеть не могу, после ухода с места жительства оставлять бардак...
