И ещё она знала, что камера в приёмной давно не работает, а починить всё недосуг, потому что в фирме беготня круглые сутки, да и секретарша на что?.. На ночь включали в коридорах и у всех дверей – парадной и чёрной, а больше – кому они нафиг нужны, они же «айтишники», а не банк.
И ещё она знала, что пачка эта выпала из рюкзака того лохматого мужика, что утром сидел в приёмной, а рюкзак его прислонён был к стенке. Он в нём всё рылся-рылся, а пачка-то, видать, наверху была. А потом он пошёл к директору без рюкзака. А рюкзак съехал на пол, набок завалился, она видела, когда полки протирала.
Она вообще-то не видела ничего плохого в том, чтобы варить детям каши и борщи мужу. Стирать, уют наводить, сказки на ночь читать мальчишкам. Была у неё одна только мечта, не мечта даже – мечтишка. Домик в деревне, да чтоб участок побольше. Чтоб дети на свежем воздухе росли, чтоб сливы и яблоньки свои, чтоб речка рядом.
Ну, вот такая вот мечта – не шибко амбициозная, как и сама Маша.
Маша оттянула руку с намертво зажатым в ней целлофановым пакетом подальше от себя, словно держала она не пакетик, а дохлую крысу. За окном шумно плеснуло дождём, как-то мрачно стало вдруг, посерело всё. Только лампы в офисе горели холодным, каким-то мертвенным светом.
Маше показалось вдруг – это что-то, да значит.
Если так подумать – она снова болезненно покосилась на пачку – вот он, её домик в деревне… сам в руки прыгнул. Она не считала, сколько там купюр, но откуда-то знала – хватит, и ещё на мебель кой-какую останется. И пацанам отложить тоже. И прощай-прости полотёрство до рези в мышцах и скрюченной по утрам спины. Уж лучше в огородике своём ковыряться да пособие получать. В деревне проще…
И прощай, выживание на грани нищеты и отданные детям ношеные вещи от подруг и родственников, и прощай красотка-соседка с лестничной площадки, фыркающая насмешливо каждый раз, как мимо проскакивает, оставляя лишь шлейф дорогих невесомых духов…
Рука устала и мелко противно задрожала, но купюры, зараза, не выпустила. Уж очень необычно и приятно ощущалась эта стопочка дорогой резаной бумаги.
Будто «Маша-свари-кашу» уже осталась где-то в прошлом, растворилась в серой пелене дождя, а на её место выступила вдруг стиляжная такая красотка, пусть и пухловатая слегка, да кого это теперь волнует – у нас ведь теперь сплошной бодипозитив!.. И вместо швабры и ведра стояли рядом лыжи беговые и палки углепластиковые, и пахло зимней сосной, и даже вроде морозцем дохнуло, приглашая весёлую румяную Машу прокатиться с ветерком по сосновому бору вместе со счастливыми мальчишками.
А рядом, кто знает, густым таким баском, смеялся бы широкоплечий крепкий мужчина с бородой такой аккуратной. Лохматый такой, копна соломенная…
И пачка вдруг выпала из деревянной руки.
Маша осела грузно на пол и заплакала.
Не за себя заплакала – увиделся вдруг ей мужик этот, турист с рюкзаком, копна соломенная… С расширенными от ужаса глазами, выворачивающий нутро несчастного рюкзака и горлом пересохшим воющий от лютого отчаяния.
Маша держалась за швабру, не давая себе совсем уж на полу распластаться – но до того её проняло нарисовавшейся в воображении картиной, что трясущаяся её рука еле удержала телефон.
- Сан Андреич, добрый вечер, это уборщица ваша, Мария Колокольцева… Сан Андреич, у вас сегодня посетитель был, на походника похож, лохматый такой, не помните?.. Да, да, у него из рюкзака тут вещь выпала, я мыла тут, да вспомнила, что тут рюкзак его стоял – неоткуда больше-то ей взяться. У вас телефон его есть?.. Ага, ага… давайте. Я ещё с полчаса тут побуду, пусть подъедет.
Маша нажала отбой и вытерла со лба холодный липкий пот. Задышала глубоко и сильно.
И с каждым вздохом словно выползала она из-под сырой и холодной могильной плиты.
А потом так легко стало, что она засмеялась даже. А потом вскочила, будто не четвёртый десяток разменяла, а едва второй, да как пустилась по приёмной плясать, со шваброй в роли партнёра!.. Чуть не сшибла здоровенную монстеру в две косых сажени и только тогда опомнилась. И даже спина ведь на пискнула, гнулась, как молоденькая берёзка.
Маша фыркнула и вновь взялась за швабру.
А едва домыла пол, как постучали в дверь.
Здоровенная фигура сиротливо мокла под дождём, с капюшона текло, но даже через размытое стекло отчаянно светились надеждой глаза.
- Зайдите, зайдите, не надо мокнуть, - весело сказала Маша. – За пропажей пришли?
- Точно, - мужчина откинул капюшон, - сумму назвать? Или так поверите?..
- Не считала, - со спокойным достоинством ответила Маша. – Чужого мне не надобно.
Ага-ага, ухмыльнулся кто-то глумливо на задворках сознания, но Маша мысленно погрозила ему кулаком. И протянула мужчине деньги.
Тот, замявшись, посмотрел на пачку, потом на Машу, покрасневшую отчего-то до кончиков кудрей. Нерешительно взял, заглянул внутрь, но пересчитывать не стал. Снова поднял на неё посветлевшие глаза.
- Я инструктор по туризму. Вячеслав, - он протянул ей крепкую лопату-ладонь, и Маша робко её пожала. – Эти деньги моя группа собрала, больше десяти лет мы каждый год куда-нибудь выбираемся... В этом июне на три недели выезжаем на Алтай. Здесь и билеты, и брони на базе, и снарягу докупить кое-какую. Год собирали, - он подкинул на ладони пачку. – И прикинь, как я всё это чуть не про…любил… Как морок какой-то нашёл, чесслово. С директором вашим одно дело всё уладить не могли, издёргался весь, голова квадратная… В общем, ты не представляешь… зовут-то тебя как, красавица? - он вопросительно взглянул на неё и улыбнулся.
Ох, и хорошая у него была улыбка – широкая, да с щербинкой между крупных белых зубов. Простая, добрая…
- Маша, - смущённо шепнула она. Нашёл, тоже, красавицу!..
- Ты не представляешь, Маша, что ты для нас всех сделала! Век тебя благодарить буду!..
И вдруг заключил её в медвежьи объятия. И даже от пола оторвал. И смачно поцеловал в щёку – аж ухо загорелось, как наждаком натёртое!..
Маша пискнула придушенно, и он сразу выпустил её.
- Прости, Машенька, - смутился он, - я вот манерам не обучен. В деревне вырос, да там и живу. В город только по надобности. Я тебе вот что предлагаю – айда с нами в поход. Я тебе всё соберу, всё подберу как надо. И отпуск, если надо, с директором договоримся – должен он мне кое-что, проблем не будет. Побываешь на Алтае, ты такой красоты в жизни не видала, слово даю!
Маша слегка осоловела, прижала ладони к пылающим щекам.
- Ну что вы…зачем… Я же просто… Да я бы с радостью, Вячеслав, - к её ужасу заметелил вдруг язык. – Да проблема есть. Я сама… проблема ходячая. Дети у меня, двое. Простите, но не могу. Пристроить их некому. Да и какая из меня походница… - она неловко одёрнула рабочий халат, будто это могло сделать её стройнее. - Спасибо, Вячеслав, я ведь на вознаграждение не рассчитывала, не надо мне ничего…
Боже, кто б её остановил. Что она несёт?..
- Дети не могут быть проблемой, - перебил её тот, нахмурившись. – Сколько детям? А муж есть?
- Десять и двенадцать… Мальчишки… А мужа, - она отвернулась, боясь, что сейчас, будто ей мало позора, похожа на переспелую помидорину, - мужа нет. Разведёнка я…
Вячеслав вдруг рассмеялся густым таким баском.
- Ну так чего тогда и думать, Маша? Мальчишкам-то за счастье в такой поход сходить, они у тебя уже почти подростки – да у нас там и лошади с телегами будут, можете хоть всю дорогу ехать! Зато впечатлений – на всю жизнь! В общем, я тебя и слушать не стану. Давай адрес и забей давай телефон, диктую. А второго июня ждите, заеду. А то… - он подмигнул ей весело, - а то и раньше заеду, с пацанами познакомлюсь.
… Холодом тянуло с рассветной воды, серебристой, словно ртуть. Замерли в тумане силуэты елей, птичий хор только распевался, готовясь встречать великое светило... Спали без задних ног мальчишки в палатке. Пофыркивали у коновязи лошади, сипела маленькая газовая плитка, на которой грелась турка с кофе, внося странный, но уютный диссонанс в таёжное утро.
Маша сидела у озера на складном стульчике, пряча в куртке зазябшие ладони и старалась не спугнуть всеобъемлющее, странное, глубокое чувство покоя.
Она думала раньше – жизнь похожа на коробочку – тесную такую, квадратную. А она – маленький зверёк в этой коробочке. Обед по расписанию, зарплата в конце месяца. Крути своё колесо, мышка, корми и расти своих мышат.
А теперь, глядя на озеро и зубчатые ели и небо, с разливающейся по нему утренней зарёй и силуэты близких и переполненных древней силой гор, она остро, до боли ощущала, что коробки больше нет.
Был только покой, только жизнь, только Вечность. Где-то там остались коробки и зверьки. И Маша понимала, что больше туда не вернётся. Она ещё не знала, как, но не вернётся!..
Чувства настолько переполнили её, что она встала со стульчика, потянулась руками к небу.
- Я свободна… Я сама выбираю, как мне жить. Сама!..
Услышав шаги за спиной, она обернулась, и Вячеслав увидел сияющие глаза молодой красавицы.
- Алтай, он такой, - понимающе улыбнулся он и робко коснулся её щеки. – Место силы. А ты… такая красивая…
Мужчина и женщина, держась за руки, вместе встречали рассвет.
Выбирая амбиции – выбираешь пустоту.
Выбирая душу – выбираешь Вечность.
Узнавайте первыми о новых рассказах на моём ТГ-канале
