Конкурс крипистори + Рассказ

Я обожаю море с детства, с первой встречи с ним. Это моя стихия, я чувствую себя...нет, не как рыба в воде - как нереида, хозяйка морского царства. Весной этого года мне предложили работу в нашем филиале на побережье на три года. Должность чуть выше, обязанности сложнее, а зарплата такая же. Наш директор думал, что я откажусь. Мое согласие, кажется, поставило его в тупик - кто в здравом уме согласится взвалить на себя кучу новых обязанностей за те же деньги? Но ведь к контракту прилагался бонус в виде моря!

От дома, где я поселилась, было не больше получаса пешком до моря. Я прилетела в начале июня, в пятницу, бросила чемодан, вытащив только купальные принадлежности, и отправилась на свидание с любовью всей моей жизни. Мне повезло - день был солнечный, море отливало бирюзой и ласково набегало на берег, чайки кричали громко, как и положено, а вдали белели паруса множества лодочек и яхт. "Вот оно, счастье," - думала я, лежа на спине в море и считая редкие белые облачка. Потом я долго плавала, сидела на берегу, перебирая камешки, и опять плавала. К вечеру мне захотелось есть и я пошла к набережной, где наверняка было много всяких кафешек. Одевшись, я шла босиком, шлепая по воде. Счастье плескалось у меня под ногами, хотелось смеяться, плакать и петь от радости. Вдруг за моей спиной раздался шумный вздох. "Дельфин!" - И я быстро обернулась, ожидая увидеть около берега лоснящийся серый нос. Но вокруг не было ни души. "Это море вздыхает," - подумала я, наклонилась и погладила воду: "Я приду завтра." Меня никто не видел, да если бы и видел - что мне до того, есть только я и море, и нет мне дела до чужих пересудов.

В субботу я пришла на море рано утром, когда большинство отдыхающих еще спали. Впрочем, я надеялась, что мне удастся избежать общества горланящих компаний и орущих детей, ведь место, где я обосновалась, было усыпано галькой и крупными камнями. Прошло уже часа два со времени моего прихода, я вволю наплавалась и вылезла на берег, чтобы немного попить и почитать, и тут услышала за спиной: "Не думал, что мое место понравится кому-то еще."

- Этот участок пляжа принадлежит вам? - Я начала спрашивать и поворачиваться одновременно и увидела мужчину, по виду немного старше меня, который весело мне улыбался. Согласна, что мои слова прозвучали грубо, но я была ужасно расстроена его появлением.

- Нет, конечно, просто я всегда сюда прихожу, и еще никогда никто не разделял моего пристрастия к камням, все стремятся на теплый песочек.

- Я хотела найти уединенное место...

- Прекрасно вас понимаю, сам такой. Я не буду вам мешать. - Он разложил свои вещи за несколько камней от меня и лег загорать. "Ты будешь мне мешать самим фактом своего присутствия," - с тоской подумала я. "Придется завтра посвятить день поиску другого подходящего места". Время шло, но мой нежелательный сосед не шел купаться, и это было странно. В конце концов я выкинула мысли о нем из головы. Войдя в воду, я тихо шепнула: "Вот и я". Ответом мне был такой же шумный вздох, как и накануне. С этого момента, пожалуй, все и началось.

Я плавала уже очень долго и решила, что надо бы, пожалуй, заново нанести крем, чтобы не сгореть, когда что-то холодное схватило меня за ногу. "Скат или медуза, надо скорее плыть к берегу", - я развернулась и поплыла к камням, однако холодное прикосновение продолжалось. Оно уже не было похоже на хват, скорее на легкое прикосновение, и тем не менее, я испугалась - мало ли что или кто там, в глубине. Счастье мое, что я предпочитаю отплыть от берега метров на двадцать, а потом плавать параллельно ему, так что гальку под ногами я почувствовала очень скоро. И в тот момент, когда я встала на камни ногами, холод прошел, а море снова издало тот самый шумный вздох. "Видимо, какая-то акустическая особенность этого места," - подумала я. В море все было нормально, но при выходе из него мою правую ногу, за которую меня "укусили", резко свело судорогой. В воде справиться с этим легко, но я-то шла по камням и точно рухнула бы на них, если б не молниеносная реакция моего соседа. Видимо, он посматривал на меня все это время, потому что успел подхватить и помочь сесть.

- Судорога? - Спросил он.

- Да, странно, что уже при выходе из воды. Когда я плавала мне показалось, что меня кто-то укусил.

- Покажите. - Он произнес это так требовательно, что я подчинилась и рассказала о своих ощущениях. Все это время он внимательно осматривал мою ногу и осторожно массировал ее.

- Не вижу никаких следов укуса, вообще ничего. Вставайте.

Я встала. Судорога прошла, нога не болела.

- Спасибо, вы очень профессионально размяли мне ногу.

- Пожалуйста. Я массажист. Макс - и он протянул мне руку.

Я назвалась и он вздрогнул. На секунду мне показалось, что ему хочется уйти.

- Я работаю в салоне. - Начал рассказывать он. - Летом у нас сезон, поэтому у меня только один выходной в неделю. Я прихожу сюда, потому что обычно тут никого нет, чтобы хоть немного отдохнуть от людей. Тут недалеко есть неплохое кафе, пойдемте пообедаем? По времени уже пора.

Так я познакомилась с Максом и мы стали встречаться. У него было очень много работы, я тоже начала работать и мы могли видеться только по вечерам. Макс никогда не купался - он вообще не подходил к воде. Пока я плавала, он сидел или лежал на берегу. Однажды вечером я спросила его:

- Макс, а почему ты никогда...

- Не сейчас! - Он перебил меня довольно грубо и сразу же извинился: - Прости. Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Я расскажу тебе потом. Когда-нибудь потом. Настаивать я не стала. Мало ли почему человек не купается - может быть у него аллергия на соленую воду? Или он однажды тонул и теперь боится? Таких "или" могло быть множество. Наши отношения развивались и я не хотела портить их своей настырностью.

Недели две спустя Максу удалось вырвать себе два выходных и мы решили осуществить мою мечту о ночном купании. Это была наша первая ночь вместе - только море, небо, звезды и мы. Потом мы сидели, прижавшись друг к другу, и Макс вдруг начал рассказывать:

- Несколько лет назад я встречался с девушкой. Мы встречались три месяца, я видел, что нравлюсь ей, но дальше поцелуев и объятий дело не шло. Сначала я намекал, потом сказал открытым текстом и получил в ответ какой-то бред о девственности, замужестве, первом мужчине и так далее. Она мне очень нравилась, и я нравился ей, но я не собирался жениться так рано, а ее слова казались мне простыми отговорками, эдаким "набиванием себе цены". Я сказал, что мы расстаемся. Она плакала и упрашивала меня не бросать ее. Да я и сам не хотел. Мы продолжали встречаться, но мне все труднее было сдерживаться. А через неделю произошел взрыв. Мне и раньше было тяжело быть с ней рядом, целовать, обнимать и не получать больше ничего взамен, а за ту неделю я просто сошел с ума. В конце концов я взрослый здоровый мужчина с нормальными потребностями. Мы пришли сюда, так же, как сегодня с тобой. И я не сумел себя сдержать. Сначала она пыталась сопротивляться, потом сдалась. Я ожидал слез и истерики, но все закончилось довольно мирно. Я проводил ее домой и поцеловал на прощанье. А на следующий день она утопилась на этом самом месте.

На минуту мне показалось, что я ничего не вижу. Мне надо было задать ему какой-то вопрос, какой-то очень важный вопрос, но я забыла, какой. Вместо этого я спросила:

- Как ее звали?

- Марина. Как тебя. И давай больше никогда не будем об этом говорить, хорошо?

- Марина значит "морская", - тихо сказала я и море вздохнуло в ответ так громко, что Макс вздрогнул. Он услышал. - Что это было?

- Не знаю, - я пожала плечами. - Пойду поплаваю.

- Осторожнее, а то вдруг опять судорога, как в тот раз. - И Макс растянулся на покрывале, закрыв глаза.

Я вошла в море. Мне было так мерзко , что хотелось смыть с себя каждую частичку Макса, его прикосновения, его ласки. И до слез было жаль Марину. И ту, другую, и себя. Я плавала, а в голове билось: "Насильник. Мой парень - насильник." В конце концов я поняла, что впервые море не помогает мне и вышла на берег. Макс спал. Я села у кромки воды, обняв колени руками. Мне надо было подумать. Собственно, думать особо было не о чем. Я решила поплавать еще немного, одеться и тихонько уйти, чтобы больше никогда не встречаться с Максом. Зайдя в воду до колен я вспомнила, о чем хотела его спросить, и остановилась. Я не спросила, сколько лет было Марине. Почему-то в голове билась мысль о том, что она была намного моложе его.

- Марина, - тихонько сказала я и отпрянула назад, потому что из моря навстречу мне встала волна. Так не могло быть, вода не может стоять вертикально просто так, и, тем не менее, волна стояла и смотрела на меня. Смотрела? Да, я вгляделась в морскую синеву и увидела глаза. Немигающие глаза смотрели на меня, но я уже не чувствовала страха.

- Марина? - Спросила я и волна обрисовала лицо, искаженное яростью и мукой. Мокрые волосы прилипли ко лбу, рот раскрылся и море прошелестело:

- Отдааай!

Голос был глухой, похожий на то, как морская волна перекатывает камешки, когда набегает на берег, и, в то же время, похожий на человеческий стон.

- Отдать? Что отдать?

Волна упала мне под ноги и я увидела, как узкий язык моря вытянулся в сторону спящего Макса. Это было похоже на то, как человек тянет к чему-то руку и не может дотянуться. Потом она снова поднялась передо мной и прошелестела:

- Не могууу...Помогиии... Отдааай...Он мооой...

Я посмотрела на Макса и подумала, что я сплю сейчас рядом с ним, а все это - сон, кошмар, который снится мне из-за его рассказа. Я ведь возвращалась на берег, видимо тогда и уснула. Я уйду как только проснусь, но тут, во сне, я могу устроить ему свидание с Мариной, пусть ублюдок посмотрит ей в глаза. Я взялась за край пледа, на котором спал Макс, и потянула его к воде. Тащить было легко - берег плавно понижался в сторону моря, но я удивлялась, что Макс не просыпается от этой тряски по камням. Я дотащила его до воды и сказала:

- На, забирай, он твой.

Не знаю, чего я ждала. Наверное того, что волна отрастит тонкие руки, которые станут бить Макса, или того, что она обрушится на него и встанет перед ним, когда он вскочит на ноги, но все произошло иначе.

Злобно усмехнувшись, волна упала на то место, где лежал Макс и завертелась бурунами. Все произошло так быстро, что я не успела даже нагнуться, чтобы схватить его. Впрочем, это все равно сон. Я пошла к камням, где лежали мои вещи, споткнулась и больно ударилась ногой. И тогда поняла, что не сплю.

- Мооой! - Услышала я и огромная волна встала посреди моря. Засверкали молнии, загремел гром, вода в море потемнела и на берег обрушился дождь. Я схватила вещи и побежала домой. Ноги скользили в лужах, а позади меня грохотал шторм.

Теплый душ и горячий чай с коньяком не помогли. Меня бил озноб. Не помогли и два одеяла. В ту ночь я так и не уснула. На следующий день какая-то сила погнала меня на обычное место. Я сопротивлялась этому желанию, но ноги шли сами. "Будь что будет" - и я пришла к "своим" камням. Стихия за ночь поработала отменно - некоторые камни были сдвинуты, а галечный пляжик весь завален обломками дерева. Никакого следа вещей Макса и его самого. "Все-таки мне все это привиделось. Сказалось сильное эмоциональное потрясение," - подумала я. "Макс ведь вырос на море и наверняка хорошо плавает. Конечно, оказавшись в воде, он пришел в себя. Наверное, его отнесло отбойным течением. Он выплыл, собрал вещи и ушел домой. Никогда больше не буду плавать в этом ужасном месте."

Так прошла половина июля, две недели море было спокойным и ласковым, а потом задули ветра. Волнение моря один балл...два балла...три балла - вещало радио. Три балла - максимум, при котором можно купаться. Народа на пляже стало значительно меньше, семьи с детьми переместились подальше от берега. Я не боялась волнения, мне нравились волны и ветер, и я ходила на море каждый день, потому что знала, что при четырех баллах купаться запрещено и опасно и придется ждать улучшения погоды.

В тот день опять объявили три балла, но ветер усиливался и я понимала, что это сулит мне расставание с морем на несколько дней. Купались только мужчины, да пара женщин прыгала на волнах около берега. Когда я вошла в воду, раздался громкий вздох. Передо мной поднялась волна, прошипела: "Нашлаааа", - и тут же упала и поспешила к берегу с другими волнами. Сердце заколотилось, как бешеное. "Не приснилось, не приснилось! Уходи!" - Кричало мне шестое чувство, а разум твердил: "Это бред. Возможно, тебе стоит сходить к врачу. Наверное, это галлюцинации из-за сильного потрясения." И разум победил. В конце концов я взрослая, образованная, самостоятельная женщина, не верящая в мистику и подобную чепуху. Я дала себе твердое обещание сходить к врачу, тем более, что у меня будет полно времени, когда погода совсем испортится.

Волнение на море усиливалось, а я все еще плавала. Очередная волна приподнялась передо мной и прошипела:

- Дааай!

- Да что тебе надо! - Не выдержала я. - Уходи, ты получила, что хотела!

- Хочу еще! - Простонала очередная волна. - Дааай мнеее!

Я развернулась и поплыла к берегу. Каждая набегающая волна кричала мне:

- Ещеее!

- Дааай!

- Хочу ещееее!

Я гребла изо всех сил, но берег приближался медленно, наконец ноги коснулись дна. Очередная волна ударила меня сзади, швырнула на песок. Вода попала в уши, нос и рот. Кое-как я поднялась, двое мужчин бросились ко мне и помогли выбраться на берег. Завернувшись в полотенце и плед, я сидела на берегу, грелась чаем из термоса и смотрела на беснующееся море. В каждой волне я видела искаженное злобой мертвое лицо Марины, пустые глаза и синие губы, стонущие:

- Дааай ещеее, ещееее...

Я сидела, как загипнотизированная, и только дождь вывел меня из этого состояния. Дождь был соленым. Мне пришлось вызвать такси, чтобы доехать до дома. Сил не было, но надо было что-то приготовить, чтобы поесть. Я поставила на плиту кастрюлю с водой, а когда собралась класть в нее макароны, увидела в пузырьках кипятка ненавистное лицо. У меня еще хватило сил выплеснуть воду в раковину и выключить газ, а потом меня накрыла истерика. Смутно вспоминаю, что я каталась по полу, выла и ревела. Не знаю, сколько все это продолжалось. Придя в себя, я отправилась в душ. Вода была соленой. Творилось что-то невообразимое и мне казалось, что я схожу с ума. Попытавшись выпить вина прямо из бутылки, я фонтаном выплюнула его на пол - вино тоже было соленым. Мне казалось, что я схожу с ума и надо срочно бежать к врачу.

Психиатр оказался мужчиной, скорее даже дедушкой, врачом еще той, советской, школы. Я рассказала ему почти все, не упоминая имени Макса и подробностей о его утоплении. Он долго и подробно расспрашивал меня, потом сказал, что выпишет мне успокоительное и снотворное и назначил кучу всевозможных обследований и анализов.

За таблетками я поехала на другой конец города, чтобы не встретить никого из знакомых. Пошел дождь и я задремала. Очнулась от того, что кто-то похлопал меня по плечу:

- Выходим, конечная.

Находясь на последней ступеньке, я уже подняла ногу, чтобы ступить на тротуар, когда из лужи на меня глянули знакомые глаза. Губы растянулись и прошипели:

- Дааай ещеее...

В аптеку я почти бежала, высоко задрав голову и стараясь не смотреть под ноги. Первую таблетку я приняла сразу же, как только вышла за дверь. Врач сказал, что мое состояние улучшится через пару недель. До этого времени мне не следовало ходить на море, наливать куда-либо воду, пить из стаканов и чашек и есть суп. Любая жидкая поверхность могла призвать Её. Пока я шла, погрузившись в свои мысли, не видя никого и ничего, налетел шквал и на город обрушился ливень. Деревья гнулись и ломались, рядом не было ни машин, ни людей и спрятаться мне тоже было некуда - в этом месте автобусный маршрут проходил по пустынной дороге, окруженной горами, поросшими густым кустарником и деревьями. Соленая вода хлестала меня, а из каждой лужи вставала небольшая волна с лицом Марины и кричала:

- Дааай ещееее...

- Малооо, мне малоооо...

- Дааай!

Я закрыла лицо руками, но это не помогло, со всех сторон слышался голос, требовавший новую жертву.

- Отстань от меня! - Заорала я во весь голос. - Оставь меня в покое!

В этот момент глубокие лужи как будто подобрались, собравшись в одно целое, и передо мной встала волна.

- Я волнаааа...- Прошелестела она. - Не достать самой... Надо еще...Дааай...

Она рассыпалась на тучу мелких брызг. Вокруг меня были только лужи, обычные лужи, и тишина. Дождь кончился. Я стояла посреди дороги, сжимая в руке пачку таблеток, а передо мной, как в кино, разворачивалась сцена убийства. Вот я стою и разговариваю с Волной. Вот она пытается достать до спящего Макса - и не достает. Вот я хватаюсь за край пледа и тащу спящего человека к воде. И его засасывает в море. Это я. Я сделала это. Я убила Макса. Я, а не Волна. Он насильник и должен был бы ответить по закону. Но он не убийца. Он не убивал Марину. Она жертва, но она покончила жизнь самоубийством. А убийца тут один.

Я.

Я посмотрела на таблетки в своей руке и зашлась смехом. Упаковка полетела в кусты. Нет, я не больна. Это наказание. Наказание за убийство. Она хочет еще? Ей нужна еще одна жертва? Она ее получит. Я пойду к ней. Прямо сейчас.

***

Человеческая память почти покинула меня. Я смутно помню, как пришла к морю, как позвала Марину, как предложила ей забрать меня. Волна встала передо мной, ласково обняла:

- Я ждала тебя, - прошелестело море. И я умерла. Точнее, умерло то тело, в котором я жила. Теперь я -  волна, я море, я шторм и буря.

Марина...Я не помню, кто это и куда она пропала, помню только имя. Мне все равно. Я волна, я море, и я хочу убивать. Каждый раз, когда усиливается ветер, я радостно поднимаю белый гребешок и спешу к берегу. О, я обожаю эти дни ярости и гнева. Сколько сил придает мне ветер, как я люблю черные мрачные тучи! В такие дни я могу всё - крушить строения на берегу, топить корабли и людей. Людей я люблю больше всего. Не знаю, почему. Мне нравится хватать их в свои объятия, тащить на глубину, вертеть и крутить. Мне больше не нужны помощники - я все могу сама. Я достаю их где угодно на берегу и сметаю в море. Некоторые глупцы приходят сами. Я - Волна, и я убиваю.

На конкурс сообщества CreepyStory  Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на июль

Сейчас так дорого купить себе новый автомобиль. Я долго рыскал по сайтам производителей и понял, что где-то придётся сэкономить. Тогда и родилась свежая идея: купить машину с пробегом до 5000 км. И если кто-то не разбирается в авто, то это почти новая машина. Трудно сказать, почему её решили продать, но вот она, почти нетронутая, не прошедшая ни единого технического осмотра. Говорит: «Купи меня на 20% дешевле, чем новую!» Эта идея казалась вполне уместной и разумной. Даже когда я выяснил, что владелец машины умер.

— Дед всю жизнь на что-то копил. И вот к семидесяти решил взять себе эту красотку, – машину мне продавала его внучка. Она всё время куталась в шарф и кашляла. Кажется, волновалась.

Я спросил:

— А что случилось?

— Ничего. Машина в полном порядке, ни царапины. Можете по базе пробить, я не вру…

— Нет, с вашим дедушкой. Просто, старость?

— Раз вам интересно… ну, да, вроде как старость. Как-то с утра уехал в лес собирать грибы. Там и нашли. Он мобильником никогда не пользовался. Муж подсказал поискать по GPS. А здесь как раз дорогая сигналка установлена. Эта малышка и помогла его найти. Машинка, и правда, очень хорошая. Дедуля её так любил и заботился, – после этой фразы она ещё глубже зарылась в шарф и шмыгнула носом, – Жаль, что не успел, как следует накататься. Зато вам повезло…

— А почему не вам?

Она снова раскашлялась и отмахнулась:

— Знаете что… покупателей полно. Если не хотите, то…

— Хочу-хочу! Простите, не хотел лезть в душу. Просто, вы такая…

— Какая же?

— Разбитая. Знаете, я посмотрел несколько машин с маленьким пробегом. И все они оказались битыми. А тут вот… разбитая хозяйка.

— Ну, знаете, как-то двусмысленно звучит по отношению к девушке.

— Да я не то хотел сказать. А что вы, собственно, подумали?

— Ничего. Брать будете?

— Буду.

И стал ездить на «почти» новом автомобиле. Нареканий, и правда, не находилось. Никаких. Разумеется, чешская машина, для неё 5000 – это, считай, обкатка. Катался и катался. Радовался жизни. Пока со мной не заговорил он:

— Не газуй так, малохольный, сцепление сожжёшь! На глаз себе надави, а педаль ослабь, остолоп!

Впервые это случилось в городе. Я толкался в пробке по дороге с работы. То и дело дёргался из полосы в полосу. Думал о бестолковости своей нынешней должности. В тот раз дед не показался, а только подал голос. Он заворчал откуда-то из багажника. Чуть приглушённо, но всё же отчётливо. Особенно мне врезались в память эти «остолоп» с «малохольным». Не припомню, чтобы кто-то ещё меня так называл.

Я протиснулся через ряды усталых автомобилистов и съехал на обочину. Уходил август и уже стемнело, поэтому остановился под фонарём. Вышел из машины и открыл багажник. Никого. Заглянул даже под коврик: только запаска, домкрат и ключ. Тогда я решил, что переработался. Написал заявление на отпуск и рванул к родителям в Нижегородскую область.

Вскоре он заговорил со мной на трассе. Я ехал ночью, чтобы не тратить время в пробках. Дорога тянулась мрачной серой лентой. Поля сменялись лесами. То и дело меня обгоняли какие-то тролли на внедорожниках, а сам я развлекался редкими обгонами фур. Хотелось спать и говорить. После расставания с девушкой всё время хотелось с кем-то говорить. Но никого не было.

— Ты в Нижний намылился, что ли? Куда там тебе, бурундуку такому?

В тот раз дед показался впервые. Он сидел на переднем пассажирском сидении, бурчал проклятья себе под нос, почёсывая левый глаз. Он выглядел, как обычный пожилой человек. Не было в его образе чего-то мистического и отталкивающего. Разве, что глаз как-то неприятно поскрипывал.

— Дед, ты кто? Я что, помер? – я тогда не подумал, что с ума сошёл, потому что этого совсем не хотелось. Столько проблем, и жизнь вся кубарем. А вот помереть, это можно. Работать потом не надо и девушку новую искать.

— Не ты помер, а я, дурында! На дорогу смотри, а то угробишь мою душечку-литрушечку!

— Литрушечка? Вроде бы, двигатель один и два?

— Вот ты занудливый какой, поганец, а?

— Подождите, так я жив?! А вы старый владелец? Почему вы здесь? Как мы можем общаться?!

— Знамо как! Губами да словами! Не такой я и старый. А впрочем… Дедом меня называй. Ну или Дед-Всевед. Мне так нравится. Хороший персонаж. И на «ты» давай, у нас с тобой много дел впереди, тщедушненький ты мой.

— Ясно. Дед-Всевед. Всё понятно. Помер. Много дел. Так. Так. Что-то курить захотелось…

— Машину тормози и кури, сколько влезет… на улице.

Я без вопросов тормознул. Сзади тут же появилась ревущая фура, пронеслась сияющей громадой. Настала темнота с шорохами леса. Я вышел и закурил. Дымил и таращился на луну. Думал о том, что всё-таки схожу с ума. О том, что в машине никого не может быть. Что я сейчас докурю, сяду туда и поеду в радостном одиночестве. Курил-думал. В лесу что-то беспрестанно шуршало, а потом сквозь это шуршание продрался шёпот: «Лё-ё-ё-шенька-а-а! Верни-и-ис-с-сь!»

Я подумал, что это, конечно, совсем странная галлюцинация. Потому что я совсем не Лёшенька. Я Антон. Но решил, что в жизни теперь точно что-то надо менять. Сигарету не докурил, бросил. Сел в машину и тапок в пол.

— Не газуй, кому сказано?! – мёртвый дед сидел всё там же. Ещё и курил. Правда, табаком в салоне совсем не пахло. Я сначала подумал, что из-за перенесённого короновируса, наверное, не чувствую запаха, а потом только вспомнил, что это дед-призрак. Или даже плод моей больной фантазии. С минуту кидало меня в мыслях из стороны в сторону, а потом я спросил:

— Дед, а тебя Лёшенькой звать?

— Какой я тебе Лёшенька, сопляк ты эдакий?! Постой-ка! Откуда узнал?! Внучка машину со своего имени продавала! – он так встрепенулся, что даже выронил сигарету из зубов. Она, конечно, тут же пропала, как и положено призрачной сигарете.

— Вот ты говоришь, Дед-Всевед, а сам не знаешь, что в договорах купли-продажи автомобилей ФИО всех собственников прописывают!

— Ох ты, мать твою! Фия! Брешешь ты! Да и видал я, как ты эту Фию глядел. Подписал, не читая!

Я помолчал минуту, обдумывая:

— Ты что и это видал?

— Знамо дело! Из душечки-литрушечки мне всё видать!

— Понятно! А кто тебя по лесам-долам ищет, не знаешь? Шепчет в тишине: Лё-ё-ёшенька! Верни-и-ись!

Теперь минуту молчал дед:

— Ну-у, есть такое. Краля одна! Смерть это или что, леший её разберёт. Увязалась за мной, когда я грибы собирал, не отстанет никак.

— Нет, это какой-то бред. Я не верю в такое…

— Поверишь ещё, плюгавенький!

— И хватит меня всеми этими идиотскими словами называть! Я Антон!

— Дай Бог, без рифмы обойдёмся. Ладно-ладно! На деда не лезь с кулачишками-то! И так уж помер. Ты, знаешь что, воротайся-ка назад. Я лесок-то прощёлкал, пока с тобой ля-ля. А ты, спасибо Господи, курить вышел, где надобно. Стало быть, неспроста ты дедушку-то видишь. Связала нас c тобой какая-то ниточка. Воротайся-воротайся в лесок.

— В смысле?! Я к маме с папой еду!

— Доедешь ещё! Там недолго. Только корзинку одну забрать. Тебе содержимое понравится. Вот увидишь!

— Да в смысле?..

Несколько минут я препирался с дедом-призраком и всё больше склонялся к мысли, что схожу с ума. Поэтому, я уверил себя, что, видимо, это моему больному сознанию зачем-то нужно вернуться в тот лес. Какой-нибудь незакрытый гештальт или ещё какая-нибудь хрень, произрастающая, разумеется, из детства.

Я вернулся туда.

Вообще, фонари редко встречаются в лесах на трассе. И там, куда приехал я, фонарей тоже не было. Я поставил машину фарами в чащу и включил дальний свет. Решил также включить фонарик на мобильнике. Дед-Всевед ещё в салоне по дороге назад поведал мне, как искать заветную корзинку. Я спокойно выслушал, убеждая себя в том, что всё это рождает мой мозг. И если я найду какую-то корзинку в такой глуши, то она вряд ли будет настоящая.

Светить мобильником ночью в малопроходимом лесу – это затея безумная. Даже дальний свет фар запутался в этой беспроглядной тьме метров через пять, а я всё не сдавался. К тому же, я шёл на голос, который звал Лёшеньку. Вскоре, голос начал подхихикивать. По морде мне то и дело били ветки, а один раз я даже напоролся яичками на какую-то корягу. Дальше шёл с ракушкой из ладони. Изодрал всю куртку, когда, наконец, вышел на опушку. А там под луной светился крест. Посреди леса кто-то организовал могилу. Рядом с крестом бродило ещё одно порождение моей израненной фантазии: женщина в белой сорочке. Как и ожидалось – подхихикивала, поглядывала на меня и манила рукой.

Я решил, что это, конечно, ещё одна мёртвечиха, а иначе кто? Но и добавил про себя, что бояться тут нечего. Как домой вернусь, то сразу к доктору, а пока терпи, Тоха. Осознание проблемы – первый шаг к её решению.

Женщина спросила:

— А где Лёшенька? – она это сказала с диким зловещим шипением, естественно.

— В машине ждёт, – просто ответил я, – а где тут корзинка?

— В п…де, – неприятно выругалась моя собеседница, всё также злорадно шипя.

Тогда я обошёл могилу и увидел здоровенную корзину. В ней лежали заветренные грибы, несколько из них источали червей. Признаюсь, что по спине бегали мурашки и руки тряслись. А потом выяснилось, что часть волос у меня поседела. Так что червивые грибы от хороших я отделять не стал. Но взял корзину и пошёл обратно. Эта плетёная дрянь сильно оттягивала руку. Девушка в сорочке уже не шептала, а прямо-таки выла. А я шёл-шёл. Вскоре показался свет фар. Бросив корзину в багажник, я сел за руль, глубоко вздохнул и тронулся.

Деда в салоне не было. Одиноко болтало радио. Тогда у меня в голове родился дурацкий каламбур: «тронулся с места, но пока ещё не тронулся умом». Я посмеялся, а потом открыл окошко и закурил. Конечно же, тронулся. И умом, и всем подряд. А иначе что это?

Доехав до родителей, я тут же лёг спать и провалялся до полудня. Про выдуманную корзинку мне напомнил отец. Он первым полез разбирать сумки:

— Антох, а ты чего червивых-то набрал? Гляди-ка! – он волок эту корзинку обеими руками и едва справлялся, – Как это ты её такую дотащил, сын? Кирпичи там, что ли?!

— А давай поглядим, – спросонок я сразу и не сообразил, что корзинка получалась невыдуманной, а я, вроде как, не сумасшедшим. Мы быстро раскидали грибную верхушку и увидели сундук с пятью миллионами рублей. В тот момент я, конечно, ещё не знал точной суммы, а узнал, когда прочёл письмо, приложенное к сокровищу. Дедовское завещание: «Старшенькой внучке на лечение – 4 миллиона рублей, как самой нуждающейся. Оставшийся миллион передать Младшей вместе с автомобилем и женихом по адресу».

Там и адрес был написан, и все имена, фамилии, номера телефонов. Казалось, дед вписал туда всю свою жизнь, будто знал, что так вот помрёт в машине на обочине. Там даже фотка была, где они стояли вчетвером: дед с дочкой и две внучки-сестрёнки. Счастливые и вместе с тем грустные. В дочке я узнал ту женщину в белой сорочке. Кем она была при жизни? Почему дед похоронил её в такой глуши? Об этом в завещании ничего не говорилось. Я решил, что обязательно узнаю об этом у одной из сестёр.

Я не жадный. Четыре миллиона отправил переводом на следующий день, потому что отлично знал реквизиты. Удивился, конечно, что «Старшенькая» даже не перезвонила, но особого значения не придал. Спустя несколько дней мама сказа мне, что я седею, а ещё через пару дней сказала ехать к врачу. Я поехал, но не к врачу, а к «Младшей» с миллионом. Не знаю, почему не сделал этого раньше, ведь её адрес был тоже в Нижегородской области. Ехать чуть больше часа. По дороге у меня зачесался глаз. Я чуть надавил рукой и услышал неприятный скрип, напомнивший мне о Деде-Всеведе.

Тогда он появился снова, но уже в зеркале заднего вида. Не в смысле, что он сидел позади. Дедом-Всеведом стал я сам. Это открытие заставило меня в очередной раз усомниться в ясности собственного рассудка. И всё же, я доехал до пункта назначения. Дверь открыла девушка, как две капли воды похожая на ту, в белой сорочке. Только эта была в разы моложе и улыбалась не так зловеще. Она крикнула:

— Дедушка, ты жив! – и прыгнула мне на шею. Что-то скрипнуло во мне. На этот раз не глаз. Я пошатнулся и упал вместе с внучкой. Спина загудела от боли, и я отключился.

Проснулся я на диване, покрытый тёплым пледом и с подушкой под головой. Рядом сидела «Младшая». Она сказала:

— Привет, Антон! Ты теперь Лёшенька. Не переживай, я уже во всём разобралась. Ты проверку на денежки прошёл! Молодец! А то не проснулся бы. Извини только, пришлось порыться в твоих вещичках. В общем, ты ни о чём не парься. Лежи себе и лежи. А как машина снова продастся, то ты мне понадобишься. Сварганю тебе тельце помоложе. Я тоже всё это умею, как и мама с сестрой. У нас это потомственное. Только тебе недельку придётся в могилке полежать… ну, в той, лесной. Я тебе покушать приготовлю и вот, если хочешь тетрадочку дам для заметок. Может, книжки какие-нибудь? А как новый клиент ту могилку кругом обойдёт, то тебя и вытащим.

Так что, я лежу тут, ни о чём не парюсь. А что? Август месяц тёплый. Еды полно, книжки интересные, воздух через трубку какую-то приходит. Мои новые родственники, они хоть и колдуны, но инженеры тоже матёрые. Даже биотуалет сюда установили. И главное, я теперь уверен, что не сумасшедший. Всё стало так понятно и логично в жизни. А придёт время – кто-нибудь купит нашу душечку-литрушечку. У неё пробег чуть больше 5000 км. Если кто не понял – почти новое авто. Так что: обязательно купят.

Вы, кстати, поинтересуйтесь. Сильно сэкономите. А там, глядишь, и поболтаем.

Лёнька Сгинь

На конкурс от сообщества CreepyStory

- Блядь, жарко-то как…

- И не говори... – окурок щелчком в окно. Я согласен со Славиком, хоть ответ ему особенно и не требуется. Как еще может быть, если это мало того, что самое жаркое лето в этом грёбанном двадцать первом веке, так еще приходится сидеть в этой сраной «семерке», да не просто сидеть, а сидеть на солнце, в форме и в бронике – Ва-аще капец…

- Может, сныкаемся куда-нибудь? – Славик, ты хоть и выглядишь бравым милиционером, как с картинки, но все-таки редкостный тунеядец. Прям таки редкостный. Любой шанс проебаться от службы использует на все сто двадцать процентов. Вот что значит Военно-морской флот - элита проебщиков. Зашариться на вызове, затупить после развода, сойти с маршрута и поспать в гаражах или зачифирить в опорнике – самые твои популярные мероприятия.

- Куда? Под инспекцию попасть, как Витька с Чертковым попали? – вздыхаю, вспомнив о двух самых деревянных коллегах, умудрившихся встать поспать во дворе начальника инспекции по личному составу хорошо, если б РОВД, так нет – областной управы! – Не ссы, сейчас вызов будет, с ветерком не так душно…

- Опять Бангу включил? – усики твои тонкие пивного цвета делают тебя похожим на белогвардейца из кино, да и чуб, вот только девять классов и два года на флоте пробиваются сквозь образ, стоит только тебе рот открыть.

- Вангу, Славик. Вангу… Бабку ту звали…

- Полста-восьмой – Агату!.. Полста-восьмой – Агату!

- На приеме Полста-восьмой! – что ж связь такая хреновая, так зажмут где-нибудь и подмогу не вызвать…

- Примите… Рабочего ополчения, 67… Семейник.

- Принято, выдвигаемся… - ненавижу семейники, но куда деваться…

- И как ты так делаешь?

- Да хер его знает. Только на вызовы и прокатывает - ни взъеб, ни премия не ловятся… - Как-как… Если б я знал! – Рули давай, адрес слышал.

Сейчас бы действительно прикорнуть в теньке, да кто ж даст? Сейчас окажется, что мужик ведро только собранной клубники на флакон поменял, как в том году, или уснул в ванной, пока она на рынок моталась, как вчера, вот и весь семейник. Хули им в такую жару неймется - орать, кричать, посуду бить? Я б до осени бы потерпел, только записал бы где-нибудь…

Спать… Или пивка бы! Хотя не, спать. Книжка та увлекательная, конечно, только после нее мало того, что не выспался совсем, так еще и всю короткую ночь всякие культисты и ритуалы снились. Крайний раз в армии такая херь была, от Кинга, прочитанного глухой ночью на тумбочке. Вообще тогда спать не хотелось потом…

- Агат – Полста-восьмому!

- На связи Агат!

- Уточните квартиру по Ополчения!

- Без квартиры, Полста-восьмой! Во дворе!

- Принято – отжать тангету, повесить микрофон – Совсем народ ебанулся…

- Так жарко же!

- И это тоже… Шестьдесят седьмой дом это общага, что ли? Или просто пятиэтажка?

- Вроде общага…

Ну, не тупи, Слава, ты же местный! Это я приезжий. А ты тут вырос, адреса эти должен как родные знать. С молоком матери и самогоном бабушки впитанные… Сука, вроде и рукой подать, а только ехать хрен знает сколько – вокруг гаражного кооператива, где вчера трое по синьке угорело, по посту через овраг, там в прошлом году бабу убили, так собаки труп сожрали вместе с дубленкой… И укачивает… А глаза закроешь – там этот Лавкрафт… Вот интересно, если Варкрафт - это ремесло войны, то Лавкрафт – ремесло любви?.. Да, так себе шутка. Хотя Славяну, вот, понравилась бы. Если б он знал хоть одного из двух… Укачивает… Спать…

- Закончим – трупы спрячем…

- Чё? – нихуя Славик пизданул! Или тоже жара?

- Разбудил? Закончим тут, говорю, трубы смочим – палатку с квасом проехали… А то сил больше нет… Ты вчера что, опять по бабам шлялся?

Не, это не Славик, это я пизданулся уже… Аж еще сильнее в пот бросило, вообще весь теперь мокрый, вместе с броником. Какая сука усиление объявила, а? Не, определенно, так больше нельзя. Или пусть дождь пойдет, или в «клеточники» переводиться – в ИВС всегда холодно…

- Неа, просто не выспался – выспишься тут, как же… То соседи песни поют, то под окнами бомжи собаку жрут… - Как ты спишь в такую жару?

- Я?

Нет, блядь, Слав, я! Дал же бог такого напарника… Зато в драке надежный, не ссыт, потому, что не понимает…

- Ну а кто? Тут больше никого, а я знаю, как я сплю – херово и мало…

- Я у реки, ты ж знаешь. Там дует. Мать занавески водой поливает – ночью вроде и ничего…

- Хорошо тебе! – хули, у реки, третий этаж, деревья вокруг. А тут на седьмом и окна на юг – весь день солнце, от окна можно прикуривать. А ночью духота страшная, как будто кто-то душит… Если водой что-то полить, о вообще загнуться не долго – чисто парная выйдет.

- И не говори! После смены в деревню рвану, там низинка и речка быстрая, выше двадцати пяти в этом месяце и не было!

- Еще слово про холод и тебя пристрелю! – рули уже молча, деревенский ты наш. Сейчас опять тупить начнешь, как приедем. О, кстати…

- Долго еще ехать? – гаражи какие-то, блин… Только что же вдоль многоэтажек ехали и поле было с другой стороны.

- Не, сейчас кооператив проедем, потом сквозь пруд, на горку и там за трубопроводом! – охренеть, вот это маршрут. Как у пиратов с сокровищами – три шага от камня, там сто шагов влево до скелета, оттуда двести шагов на север, там пещера с трупом… Что-то одни трупы сегодня на уме. Завтра сменимся – книжку в руки не возьму, надо отоспаться.

- То есть ты знаешь, как ехать, а общага это или пятиэтажка, не знаешь?

- А чо? Она мне нужна? Стоит там за деревьями, кто-то в ней живет – и хуй с ней…

Тут ты категорически прав… Если там так много деревьев, то там тенек, значит, можно постоять там, типа местных опросить, а до того к соседям зайти, пусть скандалистов охарактеризуют, заодно и водички попросим… Холодной…

Ага, вот и пруд… Одно название – зарос весь и коровами засран. Вон, одна в нем и стоит… Насыпи, правда, ничего, под грузовики насыпали и даже с ограждением. А то слетим – потом год смеяться будут на разводе. Нихрена, «там, за путепроводом» - до него метров восемьсот, наверное, его еле видно… Что это за район такой?

- Слав, что это вообще за район и как здесь улица такая длинная образовалась хоть?

- До войны здесь деревня была, ее немцы с жителями сожгли. Потом хотели щебзавод строить, но перенесли, сам знаешь куда. Потом «химия» была, не помню, что делали, бати моего участок был, он его ненавидел. Потом в начале восьмидесятых, еще до моего рождения, там по пьяни этих химиков человек пятнадцать померло, не то траванулось, не то током убило, в общем темная история, хорошо, батя тогда уже на том берегу участковым был…

Блядь, да что за день такой – одни трупы? Так, не дай бог, и на теплотрассника вызовут… Или на старика в квартире… Брр… Славика отправлю! Или участкового будем ждать до последнего…

- В общем, в восьмидесятые Рабочего ополчения начали строить, с той стороны, от завода. А там роща большая, хотели ее сделать парком, поэтому после нее дома строить только начали. Один – как раз шестьдесят седьмой, выстроили. Второй – напротив – начали, даже фундамент вырыли. Но потом там кого-то убили на стройке, а потом Союз развалился и все пошло по…

- Задолбал страшилки травить! Повеселее ничего нет? – сука ты, Славик, вот как специально. Надо вообще заняться нервами – валерьянки, там, попить, или просто водки… Хотя, с похмела я тоже тревожный… Но не так, как сегодня!..

- А я чо? Ты сам спросил… Все, подъезжаем… - во, надулся уже… Чего все такие, блядь, ранимые, а? Только мне все должно быть нормально? Вот сейчас пока из этого корыта выберусь, да еще и с автоматом, семь потов сойдет – и молчу же!

Ага, от и они – в прогале видно. А тут действительно тенисто – и тополя вдоль улицы сидят, и ивы во дворе. Старые какие – как только дом так близко построили и не сгубили?

- Слав, ты давай мужичком займись, я бабой – походу, тут мужик жертва. Он и выглядит терпилой – треники, шлепки, сам тощий, рожа сто пудов пропитая будет. А бабень с меня ростом, если не выше…

- Ясно. Я с такой и не справлюсь! – шутник, ха-ха… Блин, в бронике хер согнешься, двери узкие, автомат еще поперек, цепляется, надо было его в городе снять… Не, лучше выговор, чем я шлем одену, ну вас нахер…

- Граждане, милиция… Что случилось, кто вызывал?

- Я и вызывала! – еще бы! По тебе и видно – ты скандалистка номер один тут! Рожа шире, чем у комбата нашего и такая же красная. Бухаешь? Трепанет по такой жаре и все, приплыли.

И что у вас случилось? – а мужик-то ожил, выпрямился, а то стоял конем шахматным.

- А он вот! Опять! – что, блядь, за лозунги? Что ты руками машешь? Сразу конкретно говорить не учили?

- Конкретнее, гражданочка! Что он? Что опять? Ворует? Пьет? Бьет? – ага, не нравится? Морду-то как скривила! И зрители заржали… Их кстати, надо…

- Граждане! А вы чего стоите просто так? Формулируйте рассказ, все свидетелями будете!.. – теперь ты, родной. Угадал ведь, испитой мужик, причем основательно. Что ж так тебе не хорошо, аж трясет всего, болезного. Страшно или похмелиться не дали? – А вы гражданин, что скажете?

- Да я… Я… Ничего… Я только… А она опять… И… А я… – очень понятно… Ему если сейчас не накатить, он загнется – Слав, возьми в машине аптечку, поднимитесь с гражданином в квартиру, дай ему таблеток и паспорт заодно найдите.

- Хорошо! – молодец, сразу понял. Иваныч, царствие тебе небесное, какой же ты опыт имел, что с тех крох, что мы успели перенять, столько пользы. Сколько раз эта чекушка жизни спасала? Про раскрытия я же и не говорю…

- Итак, гражданочка, давайте по порядку. Фамилия ваша, имя, отчество, гражданин кто такой, кем вы друг другу приходитесь, и чего он такого сделал, что вы нас вызвали? – хорошо, народ подрассосался - с ментами-то западло общаться – осталось только две такие же кандидатки в хронические, как и заявительница… Писать на капоте неудобно, но внутрь я не полезу. Там не сильно удобнее, но тут хотя бы ветерок дует хоть какой-то…

- В общем, всю ночь они орали, к утру утихли… И вот он за еще побежал. Я его тормозить, а он меня на хуй послал…

- Оскорблял, то есть, нецензурной бранью, в ответ на замечания? – хули нам-то передали? Это участкового тема. Ни драки тебе, ни скандала…

- Да, именно так! – вы-то чего закивали? Гадом буду, вы его просили поделиться, он посла – вы и кипишь подняли… Блин, достали…

- Итак, претензий, кроме как нарушения порядка в ночное время, у вас к гражданину нет? – вроде все записал, теперь надо, чтобы все расписались… Главное, чтобы все расписались… А то потом начнут мозги сушить – а все все подписали, все со всем согласны…

- Неа… - что ты мычишь? Нет бы у нас, как в Америке, за ложный вызов штраф сделать? Вот зачем ей милиция? Где тут правонарушение? Пить у себя дома никто пока еще не запрещал.

- Тогда подпишите вот тут и вот тут – не надо читать, не надо – ты и так со всем согласна… Читаешь? Ладно, читай… Мне не жалко. Где там Славика носит? Тоже, что ли, решил причаститься?

- Все нормально? Вот и хорошо. А какая квартира у гражданина, который с моим товарищем ушел? – пойду, Славика потороплю и хоть из-под крана попью, все одно холодная...

- Там квартиры-то и нет!.. Все расселились. Там только он и остался! Третий этаж налево коридор!

Хрена себе, пассажир в райских условиях живет – там комнат восемь, наверное, и кухня общая. Так можно всем районом у нег бухать…

Лестница, кстати, довольно чистая – не обоссанная, по крайней мере. Бабы моют? Или просто не ссут? Хотя, если у него весь этаж его, зачем ему на лестнице ссать? Дверь открыта… Гадючник, без вариантов. Мебели не будет, вещей тоже…

Угадал… Двери в комнаты нараспашку, везде хлам всякий… И духан какой-то… Закусь недобитая гниет?

- Славик! Ты где есть? – оглох, я же ору громко – Я закончил, давай этого опишем и пусть с ним учик разбирается!

Шебуршатся в конце коридора… Или он по соседям пошел? Нахера?.. Оп!

- Стоять! – а клоун этот очухался… - Стой!

Где Славик, мать его? В комнатах вообще нет ни хера, только пыль и газеты… И Славика нет. Этот нырнул вот сюда…

Ебать…

- Лежать! Сука, лежать! Брось нож, убью ведь!.. – так, два щелчка вниз, один верх, нахер мне одиночный… Вот чего они орали-то всю ночь… - Лежать!

Он в конец съехал… Ой, Славик, как же ты так умудрился… Хотя, мог и сбоку пропустить. Тварь, псих, а понял, что броник ножом не пробьет… А Славик пытался ствол достать, вон, рука под животом до сих пор кобуру держит… Чего ж ты не левой шею зажал? Глядишь, жив бы…

- Лежать, сука! Стрелять буду! – до трех считаю и валю его нахер… Раз… Что ты шепчешь? Глаза у него пиздец… Вообще… Даже у тех торчков не такие были… Просто все черные…

- Лежать! – блин, ну давай, или туда, или сюда. Или нападай или ложись! Два!

- Когда приведу пятерых! – что ты несешь? Пятерых? Трое его кентов... Славик… А вот хуй тебе! – Хозяин меня заметит!

- Стреляю! – молодец, шагнул. Двадцать-два… Блядь, даже не покачнулся… Убитый чем-то, что ли? И идет… Двадцать-два… А сука, рука!.. На!

- Хозяин меня простит! Хозяин… Меня… - а, хрипишь… Блядь, теперь автомат мешает… Больно-то как… Где ты так научился? Точно за ворот броника… Но и тебе конец – весь рожок я в тебя положил…

- Хозяин… Меня… Вернет!..

А вот тут ты не прав… Как ты еще не сдох-то? У тебя ж полтела вообще нет… А глаза черные свои пучишь… Никто не вернется… И я тоже… С утра самого одни трупы… О, автомат упал… Это руки уже не слушаются? Быстро…

Жалко, не хотелось так вот… Среди алкашей… И Славика жалко… Дурак он, а жалко… Все, глюки пошли, сейчас отъеду… Славик шевелится…

А черт этот сдох, кажись… Не помог ему хозяин его… Не, Славик снова шевелится… Уже и не больно почти… Только дышать совсем нечем и…

О опять шевельнулся!

Просто ранен был?.. Да не, там крови ведро под ним… Но встать пытается!

- Ссс… - сука, сил нет…Славик, давай, повернись ко мне…

Повернись!.. Рация же у тебя! Я тут! Повернись и вызывай подмогу!

Вот… Давай…

Славик!.. А что глаза такие черные?..

Аааа!..

- Блядь, холодно-то как!..

07/2021

– У меня есть две новости, Петь. Хорошая и плохая.

Утро тогда вообще не было добрым, и я был рад тому, что какая-то хорошая новость меня ожидала. Кошка наблевала на кровать. Я понял, что не купил и не приготовил ничего на завтрак. Я ударился головой об открытый кухонный шкафчик. Я рассыпал кофе. Я наступил на кошку. Я не мог найти ключи. Я стоял на остановке и не мог вспомнить – выключил ли я плиту. Я возвращался и опоздал на автобус, а следующий исчез в провале пространства и времени. И вот, я успеваю. Семь минут до открытия магазина, где я нёс верную службу уже семь лет. Семь лет продаж резиновых, латексных, силиконовых и виниловых изделий, удовлетворяющих различные плотские желания клиента. Я никогда не жаловался на работу – хорошая зарплата, хорошее начальство, мощная сеть, которая не планирует разваливаться. Я жаловался и жалуюсь на прокачку моей удачи, скорее так. Кажется, все очки опыта я периодически вкладываю куда-то не туда. Даже если мне кажется, что мне везёт, то потом это выходит боком. Так вот. Залетаю я за три минуты до открытия, пытаюсь открыть входную дверь, но не выходит. И тут понимаю, что я не снимал дверь с сигналки. А это и не требуется. Потянув ручку вниз, я осознал, что дверь и вовсе открыта. Сразу куча мыслей, как я вчера забыл тут всё закрыть, как цыгане вынесли кассу, как дворовые собаки растащили резиновые члены по району, как бомжи поселились в примерочной. Но нет. Просто начальник решил зайти в гости, и сделал он это крайне рано. Во всяком случае, если судить по пустой пачке печенья и двумя грязным кружкам с остатками кофе. И дальше не «здрасьти», не чего-то ещё. Сразу вот – две новости у него.

– Здравствуйте, Василий Петрович, я вас внимательно слушаю.

– Помнишь, Петь, мы тебя отправляли, как лучшего нашего сотрудника, в командировку. Думаю, тебе тогда понравилось.

Мне НЕ понравилось. Какой-то слёт производителей секс-кукол в отеле под Питером, где два дня обсуждали ПВХ-материалы. Два, сука, дня.

– Да, конечно помню.

– У нас для тебя новое предложение. Думаю, тебе будет интересно.

– Вы, главное, вместо меня опять Свету на эту точку не сажайте, а то после её отчётов я тут ни х… полная неразбериха.

– Посмотрим. Так вот, Петь. Мы отправляем тебя в Японию, слушать лекции крупного производителя от индустрии игрушек для взрослых.

Он махнул рукой в сторону витрины, которая была выделена именно под этот бренд. Почти все товары были похожи не на то, чем они являлись. Скорее, на всякие термосы и тостеры.

– Но, Василий Петрович, я же не знаю японского, как мне их слушать?

– Я пробил за этот момент. Всё окей. Там будут табло, где будет идти текст на английском. Ты же знаешь английский? У тебя ж там какой-то интер-миди-ат, да?

У меня был именно что «ынтер-миди-Ат», но зачем расстраивать старика? А стоило. Сейчас бы не было чудаковатой фобии, которую я привёз в качестве сувенира. Кто-то из Азии привозит работу для КВД, а кто-то я.

– Ну, вот и порешили. Собственно, тут тебе и хорошая, и плохая. Поедешь, посмотришь там всё. Но поедешь на работу, ха-ха.

Ха-ха, ага.

Казалось бы, живи и радуйся. Когда ещё ты полетишь в Японию не за счёт своего бюджета? Который бы, если и потянул такое путешествие, то надорвался. Что ж. Хорошая часть новости оказалось миниатюрной, что азиатка, и постепенно таяла, будто жировые прослойки говядины вагю. Но мне ещё предстояло раскрыть эти особенности моего путешествия.

До моего вылета была неделя. Всё это время я, естественно, продолжал ходить на работу, рассказывая и показывая. Пожалуй, единственным минусом моей работы было то, что она была скучная. Ко мне приходили люди за сорок, я им проводил экскурс в специфику различных устройств и субстанций. Они кивали, оставляли деньги, будто купили ноутбук, и уходили с непрозрачным пакетом за дверь. Конечно, были и поехавшие всех мастей, но обычно это никак не было связано со спецификой работы. Таких персонажей я бы повстречал, даже торгуя шаурмой. За оставшуюся неделю тоже они были. И хлеб спрашивали. И требовали пять тысяч с утра поменять. И ФСБ мне грозили. Но я уже на них меньше рефлексировал, ведь голова была занята. Неделя. Неделя, чтоб пристроить кошку в адекватные руки, с учётом, что все знали – кошка сложная. И это ещё мягко сказано. У неё было довольно бурное детство, пара операций, и всё прочее. Это несколько сказалось на кошачьем чердаке, где поселились голуби безумия. В итоге, отозвалась полузнакомая девушка, которая в своё время промышляла аптечным ковбойством, а на момент нашей переписки страдала программированием. Она успешно воспитывала мини-пига, так что мы оба решили – кошка не проблема.

Неделя прошла. Кошка привыкла спать на свинье тридцатикилограммового хряка, я купил чемодан, мне дали билеты. И вот я лечу в Токио. Девять с лишним часов, рыба или курица, конфеты, которые вызывают тошноту, и горячая стюардесса еврейского происхождения. В целом, всё шло от нормально до неплохо. Плохо оказалось на месте. Там я списался с шефом через мессенджер и получил адрес, который имел к Токио примерно нулевое отношение. Хвала ками, найти вай-фай было легко, он был стабилен, и я худо-бедно нагуглил в яндексе, как купить билеты, и всё прочее. Далее вот было хорошо. Или нет. Как посмотреть… Я бы наверно, с удовольствием, погулял этот день по Токио, или отвис в каком-нибудь баре в Саппоро, в которое я и направлялся. В итоге, я провёл энное количество времени в новеньком синкансэне, который придумали пустить через всю страну годом ранее. Будто бы ещё один самолёт, но всё же комфортнее, а за окном что-то кроме облаков. Очень даже что-то.

К утру я был на месте, как мне казалось. Благо, на улице было лето, потому что температура Токио и Саппоро всё же порядком отличалась. Я стоял, держал чемодан и неистово ковырял интернет – в поисках ответа на вопрос, что делать дальше? Разумеется, я не мог ни у кого это спросить. Ынтер-миди-Ат мне не очень помогал. Просмотр всех серий Стального Алхимика тоже. Вот именно тогда я, краем глаза, начал замечать что-то странное. Будто бы чей-то пристальный взгляд. Я отрывался от телефона, оглядывался по сторонам, но ничего не видел. Тыкаю по дисплею дальше, а кто-то продолжает пыриться. Я даже вспомнил все истории про извращенцев, но всё было цивильно. Люди куда-то спешат. Кто-то с чемоданами. Кто-то с атипичной пневмонией. Кто-то первый раз за пять лет вышел из дома. Всё было в порядке. Кроме моего дискомфорта от неведомого и невидимого взгляда. Пристального. Хищного. Я тогда решил, что просто где-то сидит кошка и охотится на мою ногу. Следом пришла мысль, что это тануки, и я даже посмеялся, напугав какую-то пожилую пару лет двухсот от роду. А потом мне интернет дал нужную информацию, и всё моё внимание сместилось туда, и было уже не до смеха. Место, которое мне было надо – это не что-то в Саппоро, а очень даже отдельный город. Шеф несколько напутал. Или ему кто-то не так сказал. Короче, я влетал на некоторые расходы. Благо, пустой я не полетел. Благо, вызывать такси можно было без знания языка. Благо, за его рулём был айн, который приехал из России лет двадцать назад. Он знал, куда меня везти, знал, где мой отель, знал, где проводится мероприятие, где поесть, и как решить все проблемы в мире. Давно, ни с кем не общался в полной мере, короче говоря.

И вот. Стою я, наконец-то, в точке B. Жопа мира. Тысяч 50 населения. Достопримечательности – какой-то завод и какой-то завод. Что загнало огромную адалт-корпорацию в такие дебри – не известно. И комнату мне, разумеется, забронировали не в отеле классического стиля, а в свежепостроенном сером здании. Конечно, я не был удивлён. Мы нефть не качаем. Спасибо, что не хостел. Но место проживания всё же вызывало тоску. Таксист меня предупредил, что в городе фиг кто будет принимать оплату картой, так что я сразу же пошёл снимать наличные. Ведь есть закон, что, когда будет надо срочно, единственный банкомат отойдёт в его машинную Вальхаллу. Да, его потом откачают, но это всё лишние нервы. А понятия «нервничать» и «спешить» были крайне неуместны в городе моего пребывания. Никакого муравейника, к которому я готовился. Вот и мой портье – молодой парень лет восьмидесяти – очень медленно брал мой загранник, записывал всё катаканой в огромную тетрадь (сверху вниз, справа налево), искал мой ключ, искал, куда отложил ручку, и всё прочее. Спустя две бесконечности, ключ был мной получен, и я, купив в автомате колу со вкусом чеснока, отправился спать. Следующий день был первым днём ивента, и я очень надеялся, что всё закончится быстро, ведь я хотел найти место, где можно нажраться. Я прям планировал, как это будет.

Я сделал вывод, что мой номер был самым-самым во всём отельчике. Да, внутри он был похож на мою комнату в общаге из времён студенчества. Благо без кроватей в три яруса и бухих околочеловеческих существ. Да, никакого кабельного и очень слабенький вай-фай. Да, пол мне явно забыли помыть. Но. НО. У меня у одного дверь была оббита материалом. Вроде кожзам или замша. Сложно сказать точнее, а спросить было не у кого. Плюс, моя дверь была явно самая толстая. Остальные были сделаны из тонкого и хлипкого материала. Вероятнее всего, ДВП.

Разумеется, я долго не мог заснуть на новом месте. За окном была тишина, абсолютно неестественная для меня. В самом отеле была тишина. Пойти ночью было некуда. Интернет, внезапно, отключился. Оставалось только читать книги. Тут выбор бы не велик. Либо Роберт Говард, которого я прихватил с собой. Либо Библия на английском, которая нашлась в тумбочке. Альтернативой книге был телевизор, где можно было смотреть что-то очень интересное, но абсолютно непонятное.

Вдруг грохот. Возможно, грохотни это у меня дома, я бы даже не заметил. Но тогда… это было громко. Это было так громко, что, как мне показалось, я подскочил с кровати во всю высоту двухметровой комнаты. Я подбежал к двери, с той стороны слышались какие-то крики, стук, беготня. Попытка выйти провалилась. Дверь заклинило или её кто-то подпёр. Я наклонился, намереваясь что-то разглядеть в щель снизу, и тут моя рука попала в липкую лужу. Кровь затекала в номер из коридора. Вдруг кто-то заорал у меня прямо под ухом, я отшатнулся и почувствовал удар. Открыв глаза, я понял, что не заметил, как уснул. Сражаясь с одеялом, я упал за кровать, боднув стену. Да ещё и колу пролил. Матерясь, я кинул одеяло с подушкой на пол и лёг спать уже осознанно. Это сработало. Остаток ночи я провёл в безмятежности.

Человек предполагает, а унылые конференции бесконечны. Нет, там всё было по высшему уровню. Я даже забыл, что я где-то очень далеко на севере, и что вай-фай ловить всё труднее. Раздавали бесплатные напитки, носили бесплатные бутербродики, иногда давали походить и посмотреть продукцию, но я предпочитал смотреть местный фуршетный стол, или как там его правильно обозвать? Вероятно, конференция была бы менее унылой, если б я её слушал, а не читал. Или если б я читал её по-русски. Или если бы я просто потусил в каком-то из крупных городов. Или даже в том вот, где я был. Но… бес-ко-не-чны. Я вышел на свет божий, когда его уже не было. Снова торговый автомат, снова никакого алкоголя, и я бреду к себе в номер.

Возле отеля на меня свалился подарок судьбы за все мои мучения. Будто лут с проблемного босса. Рай через страдания. Тот самый таксист сидел на ступеньках и приветливо махал мне. Я поздоровался, а он постучал по пакету, где что-то приветливо зазвенело. Откупорили мы первые бутылки, спрятавшись за мусорными баками отеля, под окнами номера, где был выключен свет, что давало надежду – номер пуст. Никто из нас не был уверен, можно ли вообще пить на улице в Японии. Но оба были уверены, что такой вечер идеален для вливания в себя пива и сакэ. Вернее, это было что-то из сакэ, разлитое в жестяные банки. Сложно сказать. Хоть было и лето, мы конечно начали мёрзнуть, и я, уже окосев, предложил подняться в номера. Так мы и пошли, позвякивая, мимо портье. Он что-то писал в свою толстую тетрадь, бормоча под нос с интонацией, которую я не смог воспринять, как что-то конкретное. То ли он так выражал задумчивость, то ли он нас проклял. В комнате мы продолжили возлияния и обоюдные жалобы на жизнь. Айн рассказал, как он переезжал в новую страну триста лет тому назад, а я поведал удивительную специфику торговли резиновыми пенисами. Жаль, что к утру я не помнил детали обоих сторон этого диалога. Или это было два монолога? А, да. Я же не помню.

Ночью опять что-то происходило. Это мне рассказал таксист, когда сам вызывал себе такси, чтоб доставить свою больную голову на станцию, и ехать куда-то там. Чего-то конкретного он не помнил, но точно слышал какую-то беготню, и как стучали во все двери на этаже. Он даже хотел открыть дверь и выглянуть наружу, но не смог этого сделать, ибо сила притяжения пола была самой мощной силой на планете. А я же ничего не слышал от слова совсем. Флаги упали, свет потух, и всю ночь я смотрел на забег гигантских красных зайцев, пока утром не проснулся от разрывного выстрела в голову. Мне тоже нужно было ехать. Предстоял следующий день конференции. Я немного прибрал объедки, доел чипсы, купил в автомате бутылку воды (известного мне бренда), и отправился выполнять свои рабочие обязанности.

День прошёл в одном целостном болезненном порыве. Я старался поспевать за субтитрами, теряя связь предложений и забывая-с вокабуляр-с. В перерывах бегал на поиски воды с лимоном. Не только в перерывах бегал в уборную, то освежиться, то ещё по всяким делам. Та штука из сакэ явно не пошла на пользу. Однако, к вечеру меня отпустило. Или подействовали таблетки, которые мне дала девушка, прибывшая откуда-то из Чехии, или просто случилась ирония от Вселенной. Вот. Всё. Ты полностью свободен. Иди, куда хочешь. Да-да. Да… В этот раз, я успел забежать в местный магазинчик с самообслуживанием, и там купить пару супов, которые не нужно было готовить. В отеле было что-то вроде общей кухни, где стояли чайник и допотопная микроволновка. И я был полон решимости этим добром воспользоваться. К супу взял ещё какие-то лепёшек. И пошёл, куда хочу. Прямо к себе в апартаменты. В уже родные десять квадратных метров.

Приготовил я всё. Сижу. Ем. Читаю книгу. Смеркается. Казалось бы, очередной унылый вечер, который медленно переползает в ночь. Медленно и уныло. Когда стало совсем уж темно, меня посетила мысль – а не сходить ли мне на набережную. Да, вот так внезапно я сообразил, что городок-то, вообще, стоит на побережье. Начинаю я вставать, и тут БАМ. И ещё, и ещё. Я сначала решил, что опять сплю, но от великой грации разлил на себя остатки еды. Пусть ужин был уже и холодным, но избавил от мыслей по поводу иллюзии происходящего. Грохот стал тише и разнообразнее. Я не мог понять, что происходит, и решил, что быстренько приоткрою дверь и посмотрю. Не тут-то было. Как и в моём сне, дверь заклинило. Да ещё и ручка дверная была горячей, словно по коридорам носился Кевин Маккалистер. Поднималась волна криков. Кто-то бегал мимо моей комнаты и кричал по-японски. Опять глухие удары. Я понял, что это стук биты. По стенам и, вероятно, по головам. Затем снова грохот, и тут до меня дошло, что это выстрелы. Тут же у меня отпало любое желание покидать помещение, и я постарался встать максимально не напротив двери. Вовремя. Две пули прошили полотно. Меня бы точно зацепило. Первая вышибла дверную ручку, вторая пробила косяк. Дверь всё ещё стояла, защищая меня от нападения неизвестных. Они попытались выбить её. Стучали по ней битами. Стреляли ещё несколько раз. Били по ней плечом и ногами. Всё бесполезно. Видимо, испробовав всё, они решили повторить приём Джека Торренса, но топор дополнили длинными ножами. Один удар, две-три попытки проковыряться лезвиями. Второй удар, снова ножи. Я уж решил, что всё. Найдут меня в паре чемоданов, но зато в Токио, как вдруг – тишина. Буквально на секунду. А следом прямо под дверью раздались очень эмоциональные японские крики. Затем об дверь ударялись уже не топоры, а чьи-то тела. Потом я услышал громкий и тошнотворный хруст. Один. Другой. Хруст потише, будто скалкой разминают. Другие нападавшие, крича что-то по-японски, похоже пытались убежать, но, видимо, у них не вышло. Их далёкие вопли становились ближе, и они тоже закончились на КХРРРЯ. Из-под двери текла кровь. Тёмное озерцо с какими-то кусочками. Меня вывернуло, и я отрубился.

На следующий день, меня пыталась допрашивать полиция, но у них не нашлось никого, кто говорил бы по-русски, а английский у нас у всех был ынтерчтототам. Кое-как я смог узнать, что стал единственным выжившим той ночью, если не считать тараканов. Банда отморозков, прибывшая из соседнего города, обожралась грибов, запив всё какой-то дрянью, и пошла требовать сервис получше. Требования выражались в стрельбе из не самых легальных стволов, да кромсания всех далеко не самурайскими клинками.

– И вот прикинь, – говорил я моему другу-таксисту – Они вот все тоже сдохли. Никто не может понять, что случилось. Как под фуру попали. Шеи у всех сломаны, ноги руки вывернуты, брюхо разодрано. Жуть. И все трое подохли прямо возле моей комнаты.

– Едрить, Пётр, ты счастливчик. Тут наверно бродил кто-то ещё более обдолбанный, чем они.

– Да меня дверь спасла. Одна нормальная дверь на весь отель. Только вот замок у неё клинит. Но если б нормально работал, то я б тогда вышел и посмотрел.

– Кстати… а ты как договорился, чтоб тебе такой сервис обеспечили?

– В смысле?

– Ну… мы тогда пили, у тебя была простая дверь. Как у всех. Доплачивал что ли?

– ЧТО?

– Что?

Мы повернулись в сторону входа. Кожаная обивка растянулась в улыбке.

Рассказ для июньского конкурса от сообщества CreepyStory на тему "Дверь"

История на конкурс Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на июнь

Вы Джон Рэй? – девушка положила сумочку на стойку рядом с собой.

Да, мисс Талбот? – мужчина сел рядом.

- Да.

Они оба замолчали. В пабе было пусто.

- Давайте сядем за столик? – Джон показал рукой на дальний угол паба: - Что Вам заказать? Вино?

- Имбирный эль. Я заплачу, - девушка попыталась открыть сумочку, из которой покатились фунтовые монетки.

- Не переживайте. Садитесь, я подойду через минутку.

Мужчина взял два стакана и аккуратно перенес их к столу.

- Итак, мисс Талбот, Вы решили нанять частного детектива, - Джон достал блокнот: - Сразу Вам скажу, что не Шерлок Холмс и не Эркюль Пуаро. И да, я сэкономлю вам время. Если вам кажется, что Вам изменяют, так оно и есть. Сэкономите пару тысяч фунтов прямо сейчас.

- Дело не в измене, - та взяла бокал двумя руками: - Мне кажется, что моего отца убили.

Бровь Джона поднялась вверх.

- Убийство? Должен сказать, что это не совсем мой профиль, мисс. Я… Скажем так, я могу найти человека. Я могу проследить за кем-то и сделать пару фото, сами понимаете. Но…

- Меня все отправляют в полицию, - женщина сделала несколько больших глотков: - Если бы полиция могла мне помочь, то я бы не искала детектива. Мне нужен человек, который докопается до сути. Я могу заплатить. Отец оставил мне наследство. Довольно большое наследство. И я вольна распорядиться им по своему усмотрению.

- Давайте так. Вы расскажете, что произошло. И я дам Вам совет, который обойдется Вам практически бесплатно. Идет? Если после этого Вы решите, что Вам нужны мои услуги, я готов их оказать. Сразу скажу, я не гарантирую результат. Вы платите только за время.

- Я понимаю, - женщина собралась с мыслями: - Мой отец был профессором в университете Рединга. Ему было 62. Его нашли мертвым в его доме 17 июня. Предположительно он умер 16 июня вечером или ночью.

- Заключение коронера?

- Сердечный приступ.

- Хм. Что Вас не устроило в этом заключении, мисс Талбот?

- Его нашли в шкафу, мистер Рэй. В его руках было сжато ружье. Он успел выстрелить четыре раза. Полиция считает, что приступ вызвал временное помутнение рассудка.

- А что считаете Вы?

- Я считаю, что его кто-то очень сильно напугал. Так сильно, что он разбил оружейный шкаф голыми руками, достал ружье, зарядил его и начал стрелять в кого-то, затем попытался спрятаться, но его сердце не выдержало.

- Занятно, - Джон усмехнулся: - Извините. Это профессиональное. Итак, допустим, в дом Вашего отца вломился грабитель в страшной маске.

- Нет, - женщина устало вздохнула: - Никаких следов взлома. Дверь была закрыта изнутри на щеколды. Знаете, такие штуковины в углу, сверху.

- Окна?

- Закрыты на задвижки.

- То есть у нас классическое убийство в закрытой комнате?

- Это смешно?

- Нет, мисс Талбот. Это не смешно, это интересно. Знаете, я склонен согласиться с коронером в данном случае.

- Совершенно верно, мистер Рэй. Я могла бы сказать, что мой отец был в здравом уме, не пил, а приступы не вызывают галлюцинаций, верно? Но это всего лишь мнение убитой горем дочери. Но есть еще кое-что. Неделю назад был убит его двоюродный брат. Адвокат Джереми Талбот, не слышали?

Детектив задумался.

- Это тот самый, которого задушили у себя дома?

- Задушили? Скорее, сломали шею и ударили головой об стену, мистер Рэй. Давайте будем откровенными. Труп нашли в закрытой изнутри ванной комнаты. Вы знали об этом?

- Нет, - детектив открыл блокнот: - Мои расценки таковы. Я беру 500 фунтов в день плюс расходы. Если я нахожу убийцу, Вы платите мне 10 000 сверху. Если нет, то нет. Сразу отмечу, что скорее всего я не найду ничего такого, чего не нашел бы Скотланд-Ярд. Но, по крайней мере, я посмотрю на все свежим взглядом.

- То есть Вы беретесь за дело?

- Да. Но сначала несколько вопросов, - Джон отпил пиво из бокала: - Если не возражаете.

***

Детектив потратил два часа на беседу с женщиной. Картина вырисовывалась странная: обе жертвы мужчины, в возрасте, с высокими доходами. Оба предположительно убиты у себя дома, без свидетелей. Оба принадлежат к условному высшему обществу, фамилия Талбот в Беркшире довольно известна и даже упоминается в Книге Вильгельма Завоевателя. Один женат, другой вдовец. Никаких проблем с законом, никаких угроз со стороны. Если бы не ряд деталей, то Рэй сделал бы однозначный вывод: один умер от инсульта в шкафу, а второй стал жертвой грабителя. Совпадение, обычное совпадение. Один на миллион. Но… Оба убиты в закрытых домах без следов взлома. Один из них стал отстреливаться, то есть видел нападающего в лицо. Труп второго со слов клиентки имеет следы сложных травм. Детектив взял телефон и нашел в списке контактов старый номер.

- Алло, да, привет. Нет. Ни в коем случае. Ты сильно занят? У меня вопрос по одному делу. Талбот. Да, которому шею сломали. Ты в курсе? Его племянница наняла меня. Без понятия. Мисс Талбот. Может, у него их много. Ага… «Роза и Корона»? Да, давай часа через три. Хорошо? Ну пока.

Рэй повесил трубку. Он давно ушел из полиции, но по-прежнему поддерживал хорошие отношения с коллегами. На всякий случай. И вот случай представился.

- Привет, мужик, - Коннорс, крепкий лысоватый полицейский лет сорока, похлопал его по плечу. Ты по-прежнему ловишь мужей в чужой койке?

- Как видишь, теперь я ловлю убийц, - Рэй рассмеялся: - Как ты?

- Как обычно. Ипотека, вторая жена, третья собака. И еще Сэнди хочет хомяка. В общем, я бы не отказался от пинты.

Мужчины взяли четыре пива и сели за столик. Вокруг быстро собирался народ. Обсудив общих знакомых и друзей, Рэй перешел к делу.

- Рассказывай, Коннорс. Только не версию для газет. Племянница говорит, что труп нашли в закрытой комнате?

- И да, и нет. В ванной было окно, оно было открыто. Но дверь была заперта изнутри на щеколду.

- Что с орудием убийства?

- Мы думаем, что оружия не было. Позвоночник сломан в двух местах. Далее его просто били об стены комнаты, раковину и ванну. Удары были лишними, но, тем не менее, коронер насчитал тринадцать переломов. Вокруг все было залито кровью. Псих какой-то.

- Что-нибудь еще?

- Ах да, следы босых ног от трупа до двери ванной.

- И?

- И все. Дальше следы прекращаются.

- Убийца был босиком? – Рэй отставил первый стакан и принялся за второй.

- Именно. Мало того, что он был босиком, он каким-то образом пересек весь пол, залитый кровью в сторону окна, и не оставил никаких следов. Эксперты два часа ползали с кисточками, Рэй. Мы не знаем, что и думать, если честно. Чертовщина какая-то.

- А что с первым Талботом? Профессором?

- Там у старика явно поехала крыша. Он разбил свой антикварный оружейный шкаф времен Кромвеля, попутно разрезав руку до кости, достал древнее ружье и стал палить во все стороны.

- Во все стороны? Куда конкретно, Коннорс?

- В двери, Рэй. Он стрелял в закрытые двери.

***

Детектив сел в машину и вставил ключ в замок. Дело становилось все интереснее. Хорошо, мужчины были убиты, но каков мотив? Он взял телефон.

- Алло, мисс Талбот? Хорошо. Да. Буду звать Вас Мэри. У меня вопрос: а сколько конкретно денег оставил Вам отец? Ого… Простите, а сэр Джереми Талбот? Так… Ясно. А есть какие-то общие наследники? Нет? Хм. Хорошо. Нет. Просто ищу мотив. Спасибо, спокойной ночи мисс Талбот. То есть Мэри.

Гипотеза была бы интересной, если бы не одно но. Большую часть денег отец Мэри оставил ей, часть ушла в фонды и трасты. Со смертью адвоката было все еще сложнее, наследство дробилось на несколько частей, большая часть которых шла его жене и дочери, часть же опять шла в различные фонды. Для убийства за наследство слишком сложно, т.к. общих прямых наследников у жертв нет. Он снова набрал ее номер.

- Алло, Мэри. Снова я. А сколько вообще Талботов? Есть кто-то, с кем я бы мог поговорить? Желательно такого же возраста, что и Ваш отец или его брат? С кем Ваш отец близко общался?

***

Рэй припарковал машину на кольце из гравия рядом с огромной старинной кирпичной усадьбой. Живут же люди, - подумал он. Детектив постучал в прочную деревянную дверь. Через несколько секунд она чуть приоткрылась.

- Слушаю Вас, молодой человек, - проскрипел старческий голос из темной щели.

- Мистер Лоуренс Талбот, меня зовут Джон Рэй. Я звонил Вашему секретарю. По поручению Мэри Талбот.

- Входите, молодой человек, входите, дверь распахнулась, впуская в темный холл летний зной. В лицо детективу пахнуло плесенью. Он вошел и огляделся. Просторная зала, парадная лестница, полутьма. Полы скрипели, ковер в холле был уже весьма потерт. Отличные декорации к фильму ужасов, - подумал он. Затем внимательно посмотрел на старика лет восьмидесяти с черными как смоль волосами. Нет, этот еле ходит и вряд ли смог бы сломать чью-то шею. И зачем ему парик?

- В библиотеку, пожалуйста, - хозяин показал на огромную дверь слева: – Не желаете ли выпить чего-нибудь?

Изящные фразы старого поколения, купающегося в деньгах.

- Я на работе, мистер Талбот.

- Это не ответ, молодой человек. Я тоже всю жизнь на работе. Скотч?

- Пожалуй, если не затруднит.

Старик налил два стакана.

- Торф здорово отбивает запах плесени, знаете ли, - он втянул запах из стакана: - Доктор запретил, но что они знают. Я на терапии, мистер Рэй, - он ткнул пальцем в свои волосы. Носить седой парик было бы глупо, – он закашлялся: - Итак?

- Ваша племянница считает, что ее отца убили. Не так давно убили Вашего кузена. Я хотел бы послушать Вашу версию происходящего, мистер Талбот.

- Вы пришли, чтобы посмотреть, мог ли я это сделать, мистер Рэй. И что Вы думаете? – старик сухо рассмеялся.

- Вы всегда могли кого-то нанять, мистер Талбот. И вы лишь отчасти правы. Я изначально подозреваю всех, но пришел сюда не за этим. Просто хочу понять, почему именно Талботы. Мотив денег сейчас кажется мне маловероятным.

- Деньги – это прекрасный мотив, детектив. Просто Вы мало в них понимаете, - старик поставил стакан на столик рядом с креслом: - Что Вы хотите узнать?

- Кто такие Талботы?

- Ха,- хозяин дома фыркнул: - Посмотрите на эти полки, детектив. Здесь стоит семь томов биографии наших предков. Мы славно служили Короне. Нас осталось не так много, как хотелось бы, но мы держимся, да. Старые деньги, старая кровь. Все старое, даже древнее. Потомки знатного рода. Мы богаты, занимаемся своими делами и не лезем в чужие.

- А как именно Талботы разбогатели?

- Табак, пожалуй, - старик задумался. Никогда не копался так далеко, но миллионерами нас сделал Иезекиль Талбот, мой далекий предок, который имел плантации в Вирджинии. Сейчас об этом много говорят. Возможно, Мэри даже придется извиняться за всяческие угнетения, которым ее далекий предок подвергал своих рабов.

- У Вашей семьи есть враги?

- Если только налоговая служба ее Величества. Он угробила больше Талботов, чем Первая Мировая.

- Чем Вы занимаетесь?

- Финансы, молодой человек. Я всю жизнь занимаюсь деньгами.

- Вы считаете, что Ваших кузенов убили из-за них?

- Вполне возможно, - старик поднялся и налил себе еще виски: - Я окружен деньгами с детства, поэтому всюду вижу деньги. Будь я моложе, то искал бы иные мотивы, наверное. Ревность, месть, революционеры Ирландии. Но других идей у меня нет. Я пока не вижу смысла в убийстве своих младших кузенов. У меня денег намного больше, но я жив.

- Может, убийца не верит в Ваше долголетие?

Старик засмеялся: - А Вы мне нравитесь, мистер Рэй. Возможно и так. Рак точит меня уже три года, но как видите, я все еще на ногах. Мне пора принимать свои пилюли, а Вам пора копать дальше. Можете поговорить с моим внучатым племянником по поводу истории моей семьи. Умный мальчишка, хотя занимается какой-то ерундой вроде антропологии. Он все детство провел в этой библиотеке, пока его папаша шлялся по борделям Азии.

- А где его отец сейчас?

- Умер. Идеальный подозреваемый для Вас, не спорю: самая паршивая овца во всем нашем стаде, но увы. Лет семь назад. Цирроз, гепатит и прочие причины. Есть еще один мой кузен, Генри Талбот. Он учитель в Борнмуте, если мне моя память не изменяет. Мы с ним не общаемся. Я попрошу секретаря дать его номер. До свидания, мистер Рэй.

Детектив задумался. Визит не дал никакой определенности. Если Талботов убивали по принципу личной неприязни, то выбор профессора и адвоката был неочевиден. Если причина в деньгах, то даже старый скряга не видит в этом смысла. Что ж, пора проехаться на море к Генри. Может быть, учитель поможет разобраться в вопросе.

***

Борнмут встретил детектива запахом моря и цветущих деревьев. Большой белый дом Генри Талбота стоял на утесе и был окружен пальмами, подъездная дорожка вилась зигзагами, огибая лужайки и дворы богатых землевладельцев.

- Добрый день, мистер Рэй, - сказал высокий загорелый широкоплечий мужчина, протягивая руку детективу. Он только что закончил поливать лужайку перед домом: - Прекрасная погода, не правда ли?

- Да, погода чудесная, - Рэй втянул в себя свежий морской воздух: - Где мы могли бы поговорить?

- В гостиной. Жена и дочки в Испании, а я тут занимаюсь делами понемногу, - Генри открыл белую стеклянную дверь и пригласил детектива внутрь: - Выпьете что-нибудь? У меня есть маргарита.

- Не откажусь.

- Если хотите, можем выйти на улицу. Намного свежее, чем здесь.

Мужчины вышли в сад, где детектив рассказал суть дела.

- Не знаю даже, чем вам помочь. Я не общался с ними уже несколько лет. Ну как не общался, мы поздравляли друг друга на рождество, один раз виделись на поминках. Пожалуй, все. Бедняжка Мэри. Сначала мать, потом вот отец.

- Как умерла ее мать?

- Рак, много лет назад. Мэри еще только в школу ходила. Неудивительно, что она пытается как-то рационализировать смерть отца.

- А что с Джереми Талботом?

Преподаватель задумался: - Тут я ничего не могу сказать. Наверное, грабители? Извините, детектив, что проделали весь этот путь впустую, но я действительно ничего не знаю.

- Можно я задам Вам несколько нескромных вопросов, Генри? – детектив поставил на столик бокал с коктейлем.

- Если это нужно для дела, я постараюсь ответить.

- Сколько стоит Ваш дом?

- Не знаю. Думаю, миллиона полтора. А что?

- Я заметил, что все Талботы довольно богаты. Даже простые учителя. Лоуренс считает, что причина происходящего – деньги. У Вас всех очень дорогие дома, наследство, оставленное Мэри довольно существенно. Я пытаюсь разобраться, о каких в итоге суммах идет речь.

- Я вижу, куда Вы клоните, Джон, - хозяин дома улыбнулся: - Ответ довольно прост. Талботы действительно богатая семья. Я всю жизнь получаю доплаты из трастового фонда, основанного одним из наших предков. Каждый месяц фонд переводит мне значительную сумму денег. Мой отец завещал мне достаточно средств, я смог купить дом здесь. Мне и работать не обязательно.

- Мэри Талбот тоже будет получать эти деньги?

- Нет, по условиям траста выгодоприобретателем может стать только мужчина.

- А если Мэри выйдет замуж и родится сын?

- Тогда он будет получать выплаты, полагаю. Вам лучше спросить Лоуренса. В нашей семье именно он финансист.

- Хм… А что произойдет, если Вы умрете?

Лицо Генри застыло:

- То есть как это?

- Все просто. Если кто-то последовательно устранит всех молодых Талботов, а Ваш кузен Лоуренс умрет естественным путем, что станет со всеми деньгами?

Хозяин дома побледнел.

- Если честно, мне это в голову не приходило. Я не знаю. Вы считаете, это возможно? Думаете, кто-то убивает нашу семью?

- Для этого меня и наняла мисс Талбот. Она вовсе не пытается справиться с горем, Генри. Она пытается найти правду. Вы знаете, кто основал траст?

- Думаю, Иезекиль Талбот. Больше некому.

- Что Вы знаете о нем?

- О, довольно много, если разобраться. Моя мать любила рассказывать о нем всякое. Это был плантатор, его владения были где-то в Вирджинии. Несколько сотен рабов, табак. Он основал торговую компанию со своим партнером, крупным землевладельцем. Когда тот умер, компания перешла в его распоряжение. Предку очень повезло с акциями в свое время, если я правильно помню рассказы. Из обычного мелкопоместного дворянина он стал крупным финансистом за считанные годы. Род Талботов и ранее был довольно знаменит и восходил еще к норманнским завоевателям, но богатыми нас сделал именно он.

- Что-нибудь еще?

- Да, старик под конец жизни потерял рассудок, в семье об этом не очень любили распространяться. Незадолго до смерти он объявил, что не может больше жить в своем доме и стал спать в парке в беседке. Терпеть не мог закрытые двери или окна, каждую ночь обходил весь дом с ружьем. Его чудачества лихвой окупались сотнями тысяч фунтов в золоте. Да, в Вирджинии с ним явно что-то произошло. Но то, что случается в Америке, остается в Америке, не так ли? Где-то в библиотеке могли остаться записи, конечно, если Вам интересно, но не думаю, что это как-то связано с сегодняшними убийствами.

- Возможно. Но также возможно, что какой-то псих хочет наказать всю Вашу семью за то, что произошло сотни лет назад или за успехи Вашего прапрадеда. Поэтому чем больше мы знаем об этом, тем лучше.

- Понимаю. Я постараюсь узнать больше. Свяжусь с Лоуренсом. Терпеть не могу этого скрягу, но что поделать, это его библиотека.

- Есть еще какие-то родственники, о которых я должен знать?

- Не думаю, - Генри покачал головой. – Нет. Джозеф умер несколько лет назад, его жена умерла чуть позже, а сын, Арчи, вроде живет где-то в Африке, он антрополог. Мне стоит предупредить свою супругу об опасности?

- Думаю, да. У Вас есть оружие?

- Да, старое ружье Холланд. Это часть семейной коллекции. Даже не уверен, что оно стреляет.

- Держите при себе. И запирайте на ночь двери. Если что, звоните в полицию, затем мне. Любой подозрительный человек, что-то, что не вписывается в Ваш обычный распорядок: новые знакомства, новый сосед, разбитое окно. Что угодно.

- Хорошо. Спасибо Вам. Надеюсь, Вы не правы.

- Я ненавижу быть правым, Генри. Но чутье меня подводит редко.

***

Детектива разбудил звонок.

- Алло, Джон? Это Генри. Черт возьми, Вы меня здорово напугали сегодня. В общем, я начал проверять двери и окна вечером. И увидел следы. Грязные отпечатки ног на своем паркете, прямо в доме, Джон. В собственной гостиной!

- Где Вы?

- На трассе М3. Еду в сторону Лондона.

- Следы босых ног?

- Да, но как…

- Послушайте, Генри. Остановитесь и выйдите из машины. Прямо сейчас. Вышли? Включите аварийку. Посмотрите на заднее сиденье.

- Пусто.

- Багажник?

- Вы параноик, Джон. Что происходит?

- Багажник, черт вас дери, откройте багажник!

- Пусто.

- Отлично, садитесь в машину и езжайте прямо ко мне, адрес я пришлю в сообщении. Я встречу Вас. Нигде не останавливайтесь.

Детектив повесил трубку и набрал телефон клиентки и повторил инструкции.

Первой приехала Мэри. Они дождались Генри, который был взвинчен донельзя.

- Дерьмо, вот дерьмо. Рэй, это чьи-то шуточки, а?

Детектив проигнорировал тираду мужчины, молча налив ему полпинты виски. Он вопросительно посмотрел в сторону Мэри. Та покачала головой и налила себе воды.

- Выпейте. Можно залпом. Нам нужно поговорить. Итак, теперь расскажите все сначала. Вы нашли следы босых ног. Где? И как именно?

- Я был в гостиной, смотрел телевизор. Потом пошел в сад. Немного поработал там, открыл пиво. Стало темно. Зашел, увидел следы и сразу выбежал наружу. Я не герой, детектив.

- А это не были твои следы, Генри? – спросила Мэри.

- Очень смешно. Нет, это были чужие следы. Я был в обуви.

- Откуда шли следы?

- Просто от порога. Я не понимаю. Это меня так испугать хотели? Это шутка такая, а? – Генри истерично хихикнул.

- Нет. Следы босых ног были у Джереми Талбота в ванной комнате. Ровно до порога.

- Но что это все значит?

- Не знаю. Я не знаю, что происходит. Мне нужно поговорить с Лоуренсом. Затем мне нужно найти этого самого Арчи. Он единственный, с кем я еще не беседовал.

- Но он в Африке или еще где-то там, изучает местные традиции.

- Вот это мне и предстоит выяснить. Вполне возможно, что он здесь. Если он, конечно, жив.

- Черт, черт… Мэри. Черт, как вообще такое могло произойти, а? Почему мы? – руки Генри мелко дрожали.

- Я думаю, Вам лучше остаться у меня сегодня. А сейчас пора спать. Я постелю Вам в гостиной.

***

- Сколько займет анализ? – Рэй грыз карандаш.

- Думаю, пару суток. Но это точно кровь, Джонни.

- Спасибо, Коннорс. Постарайся ускорить. Если это кровь Джереми Талбота, то это важная улика.

- Ага. Чрезвычайно важная. Осталось понять, как, черт возьми, кровавые следы убийцы из Беркшира оказались в долбанном Хэмпшире в доме его кузена. Мы очень близки к разгадке, Джонни, мы прямо таки идем к ней полным ходом.

- Тебе легко говорить, ведь они спят у меня дома. Талбота весь вечер трясло как осинку.

- А девчонка?

- Держится. Если тебе не трудно, пришли пару людей ко мне, хорошо? Я должен съездить кое-куда. И еще, постарайся найти Арчибальда Талбота, ему около 30, антрополог, жил в Африке. Может, он вернулся в Англию.

- Думаешь, он замешан?

- Не знаю. Вполне возможно, он уже мертв. Он был бы логичной первой жертвой. В Африке и не такое случается. Еще нужно поместить под охрану жену и детей Генри Талбота, когда они вернутся.

- Не думаю, что смогу это устроить официально, но могу попросить шефа. У нас до сих пор одно странное убийство и немного непонятный инсульт, Рэй. Сам понимаешь.

***

Детектив поднялся по ступенькам усадьбы и позвонил в дверь. Он услышал шаркающие звуки ходьбы. Иду, иду, - проворчал кто-то. Дверь приоткрылась.

- Ах, снова Вы, мистер Рэй, заходите! – Лоуренс отошел от двери: - Узнали что-то новое?

- Да. Убийца приходил к Генри.

- Боже ты мой, Генри мертв?

- Нет, Генри вовремя вышел из дома, видимо это его и спасло.

- Где он сейчас?

- Возможно, покупает билет на самолет в Новую Зеландию. Собственно, я не за этим. Я ищу Арчи Талбота. Вы знаете, где он может быть?

- Нет. Он собирал этнографический материал в Африке некоторое время назад. Прислал открытку на Рождество. Собственно, все. Мы с ним не особо общаемся, если Вы понимаете, о чем я. С тех пор как его отец умер, Арчи занимался всякой ерундой. Я предлагал ему работу, он отказался. Нам не о чем разговаривать.

Детектив что-то записал в блокноте: - И еще вопрос, мистер Талбот. Генри сказал, что он получает выплаты из траста. Вы, как я полагаю, тоже. Что случится с трастом, если все Талботы умрут?

Рэй заметил, что лицо Лоуренса дернулось.

- Полагаю, что траст будет расформирован. Никогда не интересовался этим трастом, если честно. Суммы выплат из него для меня ничтожны. Для Генри, полагаю, это существенная прибавка к его доходу, но… Иными словами, детектив, я не знаю, что произойдет.

- Вы упомянули, что Арчи много времени проводил в библиотеке. Он интересовался чем-то конкретным?

- Сложно сказать. Он долго изучал биографию Иеремии Талбота, читал дневники его супруги. Та была не совсем в себе в последние годы, опий. Я могу показать Вам секцию, - Лоуренс прошаркал в библиотеку: - Вот здесь. История поколений, так сказать.

Рэй осмотрел несколько полок:

- Здесь явно не хватает нескольких книг.

- Вполне возможно, - Лоуренс поморщился: - Мальчишка никогда не ставил их на место. Я могу чем-то еще помочь, детектив?

- Нет, спасибо. Если Арчи свяжется с Вами, попросите его перезвонить мне.

- Конечно. Кстати, не могли бы Вы мне дать Вашу карточку? На всякий случай? Я бы предпочел не вмешивать в эти дела своего секретаря.

Рэй вынул из бумажника визитку и передал старику.

- Благодарю Вас, детектив. Если я что-то узнаю, то сразу же Вам позвоню.

***

Рэй отправил Мэри и Генри в разные отели. Если убийца захочет их найти, ему придется попотеть. Коннорс сообщил, что Арчи не въезжал в Британию, но он попытается найти его контакты через посольство в Гане, куда тот отправился, судя по последним купленным билетам. Если он убийца, то вернулся в Британию нелегально. Зачем убийце оставлять кровавые следы на полу? Запугивание жертвы? В чем смысл убийств? Его мысли прервал тихий звук, как будто кто-то царапает дерево когтями. Звук был еле слышим. Соседский кот? Детектив вышел в прихожую. Входной двери в ее прежнем понимании больше не было. В середине двери красовалась голова и рука. Это было бы похоже на статую, словно выходящую из мрамора. Детектив видел такую в одном музее, но в отличие от статуи существо из двери двигалось, медленно выбираясь наружу: уже показались плечи, обе лапы, вооруженные большими когтями, и часть ноги.

- Господи Иисусе, - Рэй бросился назад в комнату, лихорадочно соображая. Убийца. Сердце мужчины бешено стучало. Адреналин замедлил все происходящее до тягучести патоки. Так не бывает. Этого не может быть. Возможно, мне дали наркотик? Это галлюцинация? Если это и была галлюцинация, то она выглядела до ужаса реальной. Теперь Рэй видел все существо целиком. Похоже на человека, но не человек. Существо окружала черная дымка, глаза были красными как горящие угли. Может, я сплю? – подумал Рэй. Тварь зарычала. Детектив последовал базовому инстинкту и бросился в окно, вышибив своим весом старую раму. Кусты внизу немного смягчили падение. Твою мать, а… Мужчина попытался подняться. Похоже, рука сломана. Сердце колотилось. Рэй побежал по дороге, придерживая руку. Не останавливаться, только не останавливаться. Оно не тронуло Талбота на улице. Боковым зрением он увидел, как меняется дверь соседского дома. Черт, черт… Мысли бились в голове как мошки вокруг фонаря. Дверь, оно использует любую дверь. Но он на улице спального района. Тут везде двери… Иезекиль… Спал в парке. Точно, парк! Вот только до него больше мили. Рычание приближалось. Он оглянулся: тварь преследовала его большими скачками, оставляя за собой клочки вязкой темноты. Беги, беги… Неудивительно, что сердце старика не выдержало. А если бы выдержало, его бы разорвали на кусочки. Вот дерьмо. Последний раз он бегал милю в полиции. Рычание затихло. Он оглянулся, тварь сидела на земле, скрестив лапы. Темнота обволакивала ее, медленно стекая на асфальт. Внезапно она прыгнула в бок и растворилась в одной из дверей. Детектив сел на землю, придерживая руку. Что ж, теперь он знает, как выглядит убийца. Правда, ориентировку подать не получится. Эй! – закричал он: - Вызовите полицию! В доме напротив зажегся свет. Я из дома 38, вызовите полицию, на меня напали! – заорал Рэй еще громче.

***

- И кто это был? – Коннорс поставил чашку с чаем на стол перед Рэем.

- Ты все равно не поверишь. Следы в моем доме нашли?

- Нашли, но довольно нечеткие. Если бы не УФ лампа, ты бы их и не заметил. Так говоришь, этот мужик бежал за тобой по улице?

- Я не говорил, что это мужчина. Мои анализы пришли?

- Да, ты чист как младенец.

- То есть никаких галлюциногенов, ядов, алкоголя?

- Я же говорю, ты чист. Так что рассказывай.

Коннорс внимательно слушал историю, не перебивая.

- Ты хочешь, чтобы я эту ахинею шефу пересказал? Ты в своем уме? За тобой гнался демон в черном облаке?

- В целом да. Я не уверен, что это демон, если что. Сначала я подумал о галлюцинации. Это было бы прекрасным объяснением, но сейчас я уже так не думаю. Объяснения у меня нет. Зато эта версия прекрасно вписывается в общую канву. Он выходит из дверей, Коннорс. И он не живет в нашем мире. Поэтому в Генри на полу были кровавые отпечатки. Он убил Джереми Талбота и ушел в дверь. Затем он появился из двери у Генри и зашел обратно. В третий раз он появился у меня, крови на ногах почти не осталось, поэтому пол чистый. Он не может отойти от дверей далеко, несколько десятков метров максимум. Возможно, если он пробудет здесь слишком долго, то сдохнет. Я не знаю, Коннорс, - детектив проглотил обезболивающее: - У меня жутко болит рука. Хорошо, что сломана левая.

- И что теперь?

- Нужно предупредить Генри Талбота и Мэри. Где они?

- Талбот здесь, в участке. Девчонка в отеле. Как мы можем остановить демона, который использует любую дверь, Джонни?

- Есть вопрос лучше: почему Талботов стали убивать сейчас? И еще один, более важный: почему демон ищет Талботов у меня дома?

Рассказ для конкурса.

Тот, Кто Забирает Детей, сегодня не придёт.

Челюсти двигаются. Доволен, доволен.

Те, Что Следят За Нами, заняты тем, что чистят наш мир. Они зачем-то копаются в земле, по которой мы передвигаемся.

Надо прям рылом, а не вот этими ветками. Рылом оно лучше выходит. Да и нечего там рыть – всё уже давно проверено.

Челюсти двигаются. То же, что и всегда, и, как всегда – ем первым.

Остальные смотрят, боятся. Ждут, когда наемся.

Молодцы. Слушаются.

Боятся Того, Кто Забирает Детей.

Верят, что я смогу защитить. Особенно – после произошедшего… Когда?

Поднимаю глаза. Вижу одного из Тех, Кто Следит За Нами.

Они работали вдвоём одну тьму назад. Передвигались на своих двоих, пользовались своими ветками.

Сегодня он один.

А где второй – он не знает.

И хорошо.

Снова опускаю голову.

Доволен, доволен.

***

Генерал – большой, уверенный в себе, заросший жёсткой, тёмной щетиной, что-то лениво пожёвывал, глядя на меня.

Его подопечные собрались рядом, похожие на него, как соль – на сахар, почтительно ожидающие, когда Генерал подпустит их к общему котлу.

Еды становилось всё меньше, но никто не и не думал начать какое-то разбирательство из-за этого – Генерал то и дело водил своим рылом из стороны в сторону, цепляя тяжёлым взглядом из-под набухших век кого-то из окружающей толпы. Он чавкал, и, казалось, даже похрюкивал от удовольствия.

Для завершения образа грузного, жёсткого главнокомандующего, слово которого было для окружающих приказом, а не законом, не хватало только не положенного ему мундира.

От черенка лопаты, на которую я опёрся подбородком, уже начала ныть челюсть.

Генерал вдруг поднял глаза от своего хрючева – и глянул на меня, исподлобья, и мне показалось – на какие-то доли секунды, что он меня помнит. Странная, конечно, мысль. Людей вокруг него полно, меняются они часто… Чует он меня, что ли, нутром своим звериным?

Может, запомнил? Да, вполне возможно. Я-то тут уже уйму времени. Другие меняются, я остаюсь.

Хлопок по спине прервал эти мысли. Я дёрнулся, черенок, захватанный ладонями, отлип от подбородка и рухнул, расплескав месиво, доходившее мне до щиколоток.

- Чего стоим, Новиков? – грубо спросил меня зоотехник. – Дерьмо само себя не уберёт.

Я просвистел что-то сквозь зубы, но всё-таки перехватил лопату, и продолжил выкидывать содержимое загона наружу, в тележку.

Генерал, глядя на это, захрюкал часто-часто, будто смеясь над двуногими, убирающим загородку со свиньями, одну из многих на ферме.

Зоотехник продолжал, опираясь на ограду, что-то записывать, то и дело поглядывая на меня.

Лопата потяжелела от налипшей на неё грязи, которая с неохотой отправлялась, порция за порцией, наружу.

- Слушай, а ты же не один работал тут? – зоотехник почесал кончиком ручки затылок, хотел прикусить его – но передумал, как только опустил глаза.

Он не заметил, как я кивнул – я отряхивал лопату, и движение головы можно было принять за продолжение движения тела.

- Эй, дерьмодемон, я у тебя спрашиваю – второй где?

- Дома, видимо.

- Дома? У вас что, график свободный? Вы всё это должны за два дня перекидать. Или ты тут будешь днём, а он ночью? – зоотехник был моложе меня (точно), умнее меня (вероятно) – и оттого наглым и пытающимся самоутвердиться за счёт за счёт других. – Так вы и вдвоём не успеете за два дня. А свиней сюда запустить нужно.

- Нужно.

- Нужно, нужно. – ворчливо отозвался зоотехник. – Блин, вот скажи мне кто-нибудь, что я, дипломированный специалист, буду по щиколотку в дерьме свинячьем стоять, и думать, как его перекидать побыстрее – вот что я бы сделал? Да бросил бы вуз этот, конечно, тут же. Пошёл бы, как мама хотела, на химика, или на врача обычного, но нет, решил, что с животными попроще. – он зацепил планшетку за что-то выступающее из ограды, сунул ручку в кармашек своего рабочего костюма, ещё раз обозрел поле битвы за чистоту загона, вздохнул и пошёл к шкафу с инструментами. – Решил, что они молчать будут, да поглядывать на меня умными глазами. – я перевёл взгляд на небольшую площадку, на которую временно загнали свиней из этого загона. Генерал (так я его окрестил, свиньям обычно имени не давали) устроился в одном из углов, но так, чтобы всё время держать нас с зоотехником в зоне видимости, и лениво двигал челюстями, словно доедая самые вкусные остатки.

Лопата вошла в месиво под ногами, подняла ком грязи – и отправила за ограду, в тачку.

- Ты спишь или работаешь? – спросил меня зоотехник, орудуя лопатой.

Я вздохнул, выловил черенок из месива под ногами, оббил его об ограду, и принялся за работу.

Так прошло минут двадцать. Зоотехник работал с огоньком, споро – то ли хотел закончить побыстрее, то ли правда пытался получать от такого занятия удовольствие, не знаю. Он много брал, далеко кидал и отдыхал, пока летело. Я сам немного загорелся, и начал работать активнее.

Тачка уже была наполнена, и я предвкушал, как мы вывезем её, а потом вернёмся и продолжим, но перед этим передохнём от этого запаха – привычного, но тяжёлого.

В этот момент лопата зоотехника встретилась с чем-то твёрдым. Он сам, казалось, удивился, и оттого, наверно, отпустил черенок, упавший прямиком в дерьмо под ногами.

- Чёрт! – выругался мой собрат по несчастью, зацепил деревяшку ногой и перевёл на меня брезгливый взгляд. – Там что-то есть.

- Видимо, да.

- Никонов, удобный ты человек. Что ни скажи – со всем согласен! – зоотехник вытер пот со лба, ухватил лопату самыми кончиками пальцев, после чего выковырял её из содержимого загона. – Блин, вот как так-то, а? Всё, к чёрту! А на практике не было такого! Там говорили… - он что-то продолжал, про собак с родословной, про все эти династии животных, будто сошедшие с гербов древних родов, обитых конским волосом и звериным мехом, а я не слушал.

Я смотрел, как Генерал перестал жевать и уставился на нас, не моргая. Он смотрел исподлобья, смотрел внимательно. Ждал чего-то.

Видимо, знал, обо что лопата ударилась.

- Никонов! Ты меня слушаешь вообще? Или ты из тех, кто сто грамм с утра – и весь день свободен?

- Во-первых, не Никонов, а Алексей. Лёхой можно, но тебе - нельзя. Да ты и не будешь. - я, даже не смотря на зоотехника, знал, что он поперхнулся на вдохе – и от этого перехода на «ты», и от моего тона – отстранённого, не обращающего на моего собеседника никакого внимания. – Во-вторых, ты отошёл бы, да отвернулся. Тут сейчас будет смертельный номер.

Я обернулся и увидел, как пунцовый от злости зоотехник хватает ртом воздух. Наконец у него получилось, и он выдал:

- Чего-о? Какой смертельный номер, Никонов? Ты совсем с дуба рухнул, или что?.. – пока он говорил всё это, я подошёл к нему, наклонился – и нырнул рукой прямиком в месиво под ногами, примерно в том месте, куда угодило остриё лопаты, нащупал то, во что она воткнулась – и выворотил, вытащил на свет божий.

Это была чья-то ладонь. С хрустом она отделилась от кости, которую зоотехник – и тут я вспомнил его фамилию – Лапочкин, точно, Лапочкин – которую зоотехник надрубил, и которая только и ждала возможности зажить своей жизнью, и теперь я держал её в руке, как держат обычно руку любимого человека – запустив пальцы между пальцами.

Лапочкин ещё договаривал - договаривал, осознавая, что происходит, поэтому голос, которым он обещал мне кары небесные, сдувался, как облако в ветреный день, съёживался, как снеговик в день солнечный.

Я вцепился глазами в его лицо и улыбнулся.

- Ты глянь, здоровается! – я потряс находкой в воздухе, туда-сюда.

Видимо, где-то здесь пролегал предел. Лапочкин закатил глаза – и рухнул ничком в жижу под ногами. Только нос торчал наружу из грязи. После громкого шлепка раздалась ещё парочка звуков потише, а возле того места, где должен был быть рот, надулся и лопнул шар грязи.

- Вот примерно так это и происходит. А потом вылавливай их, спасай их… - я вздохнул и дёрнул на себя лежащего зоотехника. Тот не сопротивлялся, обмяк, и, разумеется, задохся бы, не окажись меня рядом.

С другой стороны, не будь меня рядом – он бы и не упал в обморок посреди загаженного загона для свиней. Так что будем считать, что я исправлял свою ошибку.

Лапочкин весь был покрыт тем, что убирал буквально пять минут назад. Кое-как я расчистил ему лицо, проверил, дышит ли он, опёр его на загородку, сходил до умывальника, с наслаждением вымыл руки, вытер их об стену, которую держала только штукатурка, да и та уже шла трещинами, набрал воды в ведро, вернулся к пострадавшему и плеснул ему в лицо.

Лапочкин фыркнул, хватанул воздух – раз, другой, и испуганно посмотрел на меня.

- С-спасибо, Алексей. – он покивал головой. – Я, пока падал, испугаться успел, что вы меня, как его…

- Так, Лапочкин, тебя как звать?

- Валя. Валентин.

- Лёша. – я протянул ему свою руку. Он дёрнулся было её пожать, но взглянул на свою конечность, покрытую толстым слоем нечистот, и кивнул в ответ. – Так вот, Валя, я мокруху на рабочем месте не устраиваю. Оставляю тем, чья работа – валить кого-то. Уяснил? – Валя кивнул. – Хорошо. Теперь рассказываю, что произошло. Сеня, напарничек мой, подскользнулся, а может – просто равновесие потерял, он брезгливый был, сапоги рыболовные таскал, которые до пояса, а в них тут упасть – раз-два и готово…

***

Те, Кто Следит за Нами, нашли того.

Плохо. Плохо. Думал, не получится так.

Но не страшно. Тот, Кто Забирает Детей, не приходит за взрослыми. А за мной – так тем более.

Недаром я у них главный. Боятся меня. И эти, Следящие, тоже.

Тот, что устоял на ногах, прям с опаской смотрит.

Правильно. Правильно.

Другой Следящий вот не боялся – и получилось вот так.

И до этого я доберусь.

Потому что они сообщают Забирающему Детей, когда настаёт черёд.

Больше этого не повторится.

Не должно.

***

- А с ним что делать? Надо же как-то по-человечески, сказать кому-то, сообщить. А то не по-людски как-то, его тут оставлять.

- А мы его тут оставлять и не собираемся. – я повернулся к тому месту, где, как древнее ископаемое, под слоем пустой породы, лежал Сеня. – Но это уже мой головняк, Валя. Я сам скажу, что случилось, а ты иди пока, отмойся.

- А душ-то работает?

- На удивление, но ещё работает. Слив не забей только.

Валя двинулся в сторону душевой, пытаясь отряхнуться. Впрочем, зря – его синий халат, да и все остальные вещи под ним, явно не подлежали стирке.

Я же повернулся к Сене и покачал головой.

Сеня, Сеня. Ведь было же говорено.

Холодный уже. Конечно, он сутки лежит. Меня вчера на работе не было, а он был.

Холодный и скользкий.

А жижа-то это не отпускает его, гля. Словно обратно втягивает, отдавать не хочет. Крепко его приложило, конечно.

А главное – знаю я, кто это сделал. Генерал, конечно.

Он у них заводила. Смотрит вечно из своего угла. Думает, думает.

От свиней людям можно пересадить органы. Может, и с мозгами так же?

Хотя нет, конечно.

Рука Сени, та, что осталась нетронутой, шлёпает меня по спине при каждом шаге.

Форму стирать придётся сразу после работы. А не хотел, думал, до вечера протяну, до хутора доберусь, и там уже. А нет, всё-таки тут.

Одно радует – порошок импортный, стирает хорошо.

Всё импортное. Свиньи только свои остались. Да и то – сейчас все больше по окорочкам куриным, по ногам, у которых лапу отрубили. Вон, как у Сени.

Ноги вязнут, но я привык. Не первый год здесь.

Говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься. А я вот со свиньями вожусь.

А первый раз я хорошо помню. Это те времена, когда план выполнять нужно было. Михалыч его звали, да. Мутный тип был, с другого хутора. В колхоз наш как-то попал, в лучший в районе. Свиноферма образцовая.

И дерьма по середину голени, не по щиколотку, потому что свиней больше было.

И нашли мы со старшим Михалыча в один день вот в таком же виде, как Сеню. Повезло, что никто из начальства раньше не заметил.

Во, полегче стало. Тут под слоем грязи – пол бетонный, тут опора у ноги покрепче.

Вот, значит.

Да прекрати на моём плече елозить. Как был скользким, так и остался, Сеня.

Вот, значит.

И старшой берёт и говорит, мол, что тут это нормально. Что два человека минимум в год на свиноферме – минус. Один, говорит, в дерьме свинячьем тонет.

А второй?

А второго свиньи прибирают. И лучше уж в дерьме утонуть.

Почти пришли, Сень. Ты не дёргайся. Нормально всё будет.

Ты ж свиней-то любил? Любил, любил. Своих-то точно, которых ещё поросями видел. А они вот так тебе.

Я ж уверен, что кто-то из них тебя придавил. Ты ж мужик сильный был, сколько раз при мне падал – но вставал, матерился, отряхивался – и дальше работать.

А тут один раз без присмотра упал – и всё, и кирдык.

Эх, Сеня, Сеня.

Знаю, кто тебя придавил. Генерал это. Запомнил, как ты его поросей считал, да взвешивал. И как потом за ними манипулятор опускался.

Ох, Сеня, вот раньше было проще. А теперь техника эта. Раньше поросей в отдельный загон – и пошло-поехало.

Раньше они нас боялись.

А теперь – кого им бояться?

Сзади раздался крик.

Я дёрнулся, Сеня не упал – соскользнул с моего плеча в грязь – и снова скрылся под слоем нечистот.

Кричал Лапочкин.

- Валя! Вааа-ля!

- Какой дебил ..оменял мест… рукоятки? На меня ..йчас кипят… плеснуло! – донёсся до меня крик зоотехника, который порывы ветра срывали куда-то в сторону.

Я постоял, пожал плечами, дёрнул из грязи своего напарника, после чего понёс дальше.

Загородка со свиньями была всё ближе.

Ты, Сень, не переживай. Ты ж работу свою любил? А как её не любить-то, одна у нас работа тут. Из-за свинофермы, считай, и живы. Другие деревни, что подальше, уже пустеют помаленьку.

Одни только дома престарелых остались. Кто в город, кто – в могилу.

Время такое.

Так ты, Сеня, говорю, работу свою любил?

Его голова бьётся об мою спину.

Кивает, видимо.

Ну вот и останешься тут.

Я остановился возле временной изгороди, опёр на неё Сеню, вытер лоб, и посмотрел на свиней.

Все они занимались какими-то своими делами, кроме Генерала. Тот продолжал смотреть на меня, вести взглядом, как ведут цель снайперы.

***

Вот этого я помню.

Он давно тут.

Остальные меняются, а этот – давно тут.

Хорошо, хорошо.

Он так уже не первый раз делает.

Видимо, Следящие тоже между собой спорят, кто главнее.

Если я тут главный, то у них – он главный, конечно.

Второй Следящий, тот самый, которого я придавил вчера, стоит у забора.

Его туда поставили.

Хорошо, хорошо.

Я даже знаю, что будет дальше. И знаю, что делать дальше.

***

Сеня зацепился за огородку одним из сапогов.

Я огляделся – быстро, нервно, а потом всё-таки перебросил тело свиньям.

Те поглядывали на своего старшего.

Он, на удивление быстро, вскочил на ноги и трусцой направился к телу.

Генерал подобрался к Сене, а потом – забрался на него, придавил, спрятал под слоем нечистот.

Что-то неприятно оттягивало карман, царапало по бедру. Я сунул туда руку – и наткнулся на пальцы.

Сенина ладонь была там – я запихнул её туда, когда вытаскивал из грязи зоотехника.

Мне даже показалось, что она потеплела.

Я размахнулся – и швырнул её куда-то к свиньям.

Генерал вдруг дёрнулся – и поймал её на лету, ещё до того, как рука коснулась поверхности.

Раздался хруст, похожий на гром.

Я обернулся, чтобы проверить – не увидел ли кто.

Нет, никого вокруг не было. Только доносились какие-то распевы и еле-еле слышный плеск воды.

Валя принимал душ.

Вот так тебя, Сеня, и отпели.

Я попробовал отряхнуть плечо, но безуспешно.

Постирать надо.

Интересно, поверил Валя - или нет.

Поверил, пока что. Сейчас, может, стоит под душем и думает.

Ну, ничего.

Он молодой, конечно, горячий. Может начать проверять, сказал я кому или нет. Свои мужики не сдадут, понимают, мол, скандал будет, расследование – а как тут работать? И ферма закрыться может, а это всё, финиш. Так хоть какая-то работа есть, а так – никакой не будет. Как обычно всё – видели, мол, рыбачить шёл, или купаться, а там речка непредсказуемая, а Сеня-то за воротник большой был любитель заложить… Концы в воду, одним словом. В нашей речке – что ищи, что не ищи. Зря это.

А начальство побольше – им же на нас плевать, лишь бы работали, да лишь бы свиньи росли.

Я снова оборачиваюсь и смотрю на Генерала.

Тот уже закончил жевать и теперь что-то нахрюкивает под нос.

А если Валя начнёт что-то кому-то рассказывать, так я ему скажу, что на свиноферме каждый год – минус два.

Сеня был первый.

Второго съедают свиньи.

А если не поверит…

Генерал снова смотрит на меня, теперь уже, как мне кажется, панибратски, мол, свои люди.

Что ж, генералам тоже нужно чем-то питаться, верно?

______________________________________________________________________

Доброго времени суток, с вами @SilverArrow.

Иногда случается так, что идея долго крутится у вас в голове, вы о ней забываете, иногда возвращаетесь, но в итоге она ждёт какого-то... Прозрения, что ли. Последнего кусочка пазла.
Недавно я ехал с работы и услышал в разговоре людей в автобусе фразу: "На свиноферме каждый год минимум двое - того. Один в дерьме тонет, а второго свиньи съедают".
Не знаю, так ли это на самом деле, но фраза пришлась по душе. Тем более, она очень хорошо ложилась в одну старую идею.

И не забывайте - у вас всегда есть возможность оставить комментарий для критики, подписаться, если вы желаете сразу узнавать о публикации моих новых рассказов, ну и зайти в мой профиль - там вас ждут ещё истории (пусть и не очень страшные)).

С уважением, ваш @SilverArrow.

Рассказ на конкурс для сообщества CreepyStory

______________________

Альпийская горка

Первая запись в дневнике Марии Петровны от 17 апреля.

«Решила по советы Зины вести дневник. Говорит, он память тренирует. И потом читать весело, потому что забываешь, чего было, а после словно книжка получается. Ну с Зиной понятно, ей, склеротичке, записи недельной давности интересны, не сомневаюсь. Я вроде бы на память не жалуюсь, но решила попробовать, все равно занять себя нечем. Хотя про что писать? О погоде? О паскуде Кадушкиной? Про Чарлика? Про телевизор? Ладно, попробую.

Ходила сегодня гулять с Чарликом, настроение хорошее, погода солнечная, только Чарлик, паршивец, сильно испачкал лапы, и пришлось отмывать его в ванне. Всю ванную загадил мне, собака такая. Влез в грязь. Про грязь сейчас отдельно напишу.

Во дворе возятся рабочие, разворотили всю клумбу, ироды, весь тротуар в земле, потому и лапы грязные получились. Гомонят что-то, на месте клумбы здоровенную яму вырыли. Подошла к ним, сказала, что думаю. Стали орать «пошла на … бабка, и шавку свою забери». Куда катится мир? Чарлик не шавка, он пудель! А я не бабка, мать свою бабкой называй, недомерок! Никакого уважения к пожилому человеку. Спросила, чего они тут делать собираются. Не твоего ума дело, отвечают. А всё-таки? Горку, говорят, альпийскую. Программа благоустройства. Кому оно надо, благоустройство ваше? Весь тротуар в грязи. Полчаса лапы мыла».

Вторая запись в дневнике Марии Петровны от 20 апреля.

«Два дня писать было не о чем. Приборка, готовка, телевизор смотрела, только фильмы все дурацкие, а передачи глупые. По РЕН-тв снова про инопланетян, такая ерунда, что не досмотрела, выключила.

Благоустройство продолжается, теперь в грязи не только тротуар, но и подъездная дорога. Яма стала еще больше, а внизу вроде какой-то короб бетонный. Кажется, у нас получается альпийская яма, а не горка вовсе. Боюсь, повредят они нам или трубы, или провода. Спросила, чего так глубоко вырыли? Они поспокойнее в этот раз были, говорят, что так им по проекту рыть сказали. Позвонила в управу, да, отвечают, будем вам, бабушка, альпийская горка, а так глубоко надо для корней растений. Баобаб они там что ли сажать собрались? Три метра яма! И бетон внутри какой-то старый. И за бабушку обидно было. Какая я им бабушка? Вот Кадушкина действительно, бабка бабкой. Неопрятная, злющая, весь подъезд довела до белого каления. А я не бабка, я опрятная, модно одеваюсь, и со всеми вежлива».

Третья запись в дневнике Марии Петровны от 25 апреля.

«Снова в записях получился перерыв, а всё из-за того, что смотрела через интернет сериал, и никак не могла оторваться. «Теория большого взрыва» называется. Боже, как я смеялась! Сто лет так не смеялась. К черту телевизор, буду смотреть любимые фильмы через интернет. Подарить, что ли, телевизор Кадушкиной? У нее для этого уже достаточно мозги протухли. Хотя нет, много чести. Отвезу на дачу.

Теперь новости про нашу альпийскую яму. Как я и подозревала, так и получилось. Они все-таки пробили этот самый бетон, а под ним какая-то дырка и пустота. То ли коллектор, то ли провода. Идиоты!!! Сказали, что дырку заделают, и ведь заделали, правда, кое-как. В доме всё работает, так что не повредили вроде ничего. Спросила, когда засыпать будут. Сказали, что вот прямо завтра. Ну, посмотрим, а то надоело мне Чарлику каждый раз мыть и лапы, и пузо. Чарлик на дырку в бетоне рычал, дурак старый. Наверное, подумал, что это нора. Хороша нора, толстый мужик запросто в такую нору поместится.

Кадушкина снова нахулиганила. Намазала почтовые ящики, простите, каким-то дерьмом. А всё почему? Да потому что у нее среди ночи орал телевизор, и кто-то ей замечание сделал, что громко очень, а она позабыла кто, и отомстила всем».

Четвертая запись в дневнике Марии Петровны от 29 апреля.

«Снова долго не писала, но по уважительной причине. Хотя, если вдуматься, перед кем я оправдываюсь? Этот мой дневник всё равно никто не прочитает. Когда хочу, тогда и пишу, своя рука владыка.

У нас снова хулиганит Кадушкина. Вызвала полицию на день рождения соседа сверху, каков подарочек. Снова мстит за телевизор, не иначе. Время восемь вечера, да и музыка у него была совсем даже и негромкая. Кадушкина на полицию орала громче, чем играла эта музыка. Полицию мне было жалко, бедные мальчики. Такие вежливые! Они даже голос не повысили, когда послали Кадушкину на три буквы, и пообещали ей штраф за ложный вызов. Я всё видела, потому что собиралась как раз вывести Чарлика, пописать на сон грядущий… Хотя кого я обманываю? Я вышла с ним только потому что на лестнице был скандал, и мне стало интересно. Милый дневник, ты же не расскажешь об этом никому, правда? И мне весело, и Чарлик лишний раз пописал.

Теперь про нашу альпийскую горку. Привезли баобабы. Целую кучу баобабов всех размеров и расцветок, и целую груду камней. И гравия два КАМАЗа. Позвонила Зине, спросила, есть ли у них такое благоустройство. Ничего у них нет, только детскую площадку разнесли. Говорит, нам везёт, будет красиво. Надо мне это красиво, надоело Чарлика мыть три раза в день».

Пятая запись в дневнике Марии Петровны от 2 мая.

«Завтра поеду на дачу, но прежде – наши новости. Про яму и так называемую горку. Они стали засыпать яму гравием, сказали, что это дренаж. Гравий тяжелый, и место, которое они заделали, провалилось. Чего ему не провалиться, когда заделано было кое-как? Сказала им, чтоб переделали, но они же хитрющие, выбрали время, когда начальства нет, выходные же, и быстренько накидали сверху побольше гравия, авось не заметит никто. А кому замечать, когда выходные? Получилось, что гравий в том месте, где дыра, просел, как воронка образовалась, но они подсуетились, и туда еще гравия сыпанули. Вроде не проседает больше, и ладно. Халтурщики! Завтра воткнут туда самый большой баобаб, и вообще ничего не будет заметно. Всё у нас тяп-ляп делается, всё кое-как.

И чего я привязалась к этим баобабам? Они привезли туи, одну большую, и десяток поменьше, какие-то кустики, и, кажется, сосенки, хотя я не разглядела. Но главное другое: грязь убрали, наконец. Вот спасибо, люди добрые, как раз мне на дачу ехать пора, очень вовремя.

Зина говорит, что к Кадушкиной деменция, поэтому она так и куролесит, а я думаю, что ничего у нее нет, просто характер мерзкий. Ужасная баба. Не хотела про это записывать, но все-таки запишу. Мой дневник, что хочу, то и пишу. В общем, Кадушкина из машины соседа Димы сперла пакет. Он на дачу ехал, таскал сумки и пакеты от подъезда к машине, а жена его, Танюша, видимо, дома ребенка в дорогу собирала. Ребенок у них маленький. Так эта стерва старая подкралась к машине, подождала, когда он отойдет, схватила пакет, и скрылась за углом. Пропажу он не заметил. Сказать им я не успела, они быстро уехали. Наверное, придется сказать, как вернутся.

Перечитала, что написала. Боже мой, кажется, я написала детектив».

Шестая запись в дневнике Марии Петровны от 9 мая.

«Вернулась с дачи, 9 мая мой любимый праздник. Завтра съезжу на могилки к семье, всех поздравлю, отец воевал, мама на заводе всю войну работала. Спасибо скажу за мирное небо, много лет так делаю.

На даче было хорошо, только холодно, и Чарлик снова пачкался, конечно, но там хоть лапы мыть три раза в день не нужно. Посеяла укроп и посадила семенами кабачки, мне это всё не особенно и нужно, не люблю копаться в земле. Природа просто дивно хороша! Птички поют, трава молодая, листики уже пробиваются. Благодать, одним словом. Рада, что выбралась.

Теперь про наши новости. Удивительно, но пока меня не было, они доделали горку! Получилось неплохо, хотя, конечно, аляписто, и местами кривовато. Можно и получше постараться, но, видать, к празднику торопились закончить. В общем, посредине, где яма была, теперь груда камней, и туя торчит, а вокруг тоже камни, и там-сям насажены сосенки, травка какая-то, где-то корой засыпано, где-то гравием. Ладно, сойдет, хотя бы не яма, и хотя бы нет грязи. На том спасибо.

Чарлик у этой горки сперва примерился пописать, но потом отскочил, и снова рычать начал. Дурак дураком, а ведь считается, что пудели умные. Может, чьи-то и умные, но мне вот дурак достался. Правда, добрый. Постоял он, порычал, и домой меня потащил».

Седьмая запись в дневнике Марии Петровны от 11 мая.

«Приехали соседи с ребенком, рассказала про пакет. Дима пообещал оторвать Кадушкиной её кадушку, в пакете было детское питание, которого они недосчитались, и поблагодарил меня от всей души. Обещал накачать мне фильмов из интернета, которые я не нашла, в благодарность. Сделал комплимент – мол, прекрасно выгляжу, и вообще красавица.

Кадушкина просто свинья! У маленького мальчика, сына этого славного соседа, аллергия, а эта старая дура украла его специальную еду, которую они покупают за немалые деньги. Они за городом еле сумели найти подходящую. Дача у них далеко, не то что у меня, за один день туда-сюда не съездить. Дима сказал «спасибо, что не лекарства». И как эту Кадушкину земля носит за такие дела?

Уже устанавливается теплая погода, и я решила, что пришла пора одеваться в летнее. На сезон определила себе все оттенки синего и голубого, очень идет к седине, и подчеркивает стиль. Прошлое лето у меня получилось зеленое, и к концу сезона цвет мне поднадоел, но в этом я решила стать лазурной дамой. Надо будет попросить соседа, чтобы пару раз сфотографировал меня в синем на фоне новой горки. Потом покажу фотографии Зине, она обзавидуется».

Восьмая запись в дневнике Марии Петровны от 14 мая.

«Что у нас делается! Сосед Дима, тот, у которого Кадушкина сперла пакет, устроил этой старой ведьме показательное порицание при всем честном народе, прямо во дворе. Подговорил людей, встретили ее, когда она из магазина перлась, и при всех потребовал вернуть украденное. Как она орала! Стекла дребезжали. И ничего она не брала, и сам он вор, и не нужно ей это детское питание, потом что оно пресная гадость, приходилось соль и перец в него сыпать, чтобы хоть как-то пролезло, и вообще, что им пенсионерке сраных банок жалко (pardonne). Дима ей в ответ показал запись с камеры, которая висит у нас над подъездом, и на видео хорошо видно, как Кадушкина удирает с пакетом. Вот уж не думала, что эта камера работает. В общем, придется Кадушкиной теперь отдавать Диме за эти банки, а там сумма ого-го, оказалась, почти три тысячи, у Димы и чек есть. Еще Кадушкина пообещала наслать на нас всех порчу, видимо, потому что три тысячи ей подарить им было жалко. Я лично в порчи не верю, лишена предрассудков. Пусть насылает. Но прежде пусть деньги вернет.

Альпийская горка наша, конечно, радует глаз, но, не смотря на камеру, две сосенки с краев уже утащили, а центральная часть слегка просела, и между камнями образовались щели, где побольше, где поменьше. Думаю, гравий в дыру всё же проваливается, не засыпалась она целиком. Вот будет смешно, если вся горка там окажется. Купить, что ли, телефон с фотоаппаратом, чтобы это потом сфотографировать? Надо узнать, сколько стоит какая-нибудь надежная модель, которой удобно пользоваться».

Девятая запись в дневнике Марии Петровны от 16 мая.

«С помощью Диминой жены Танюши нашла в интернете подходящий телефон. Танечка такая милая! Обещала, что научит обращаться с аппаратом, похвалила, что я умею пользоваться интернетом, сказала, что с телефоном будет еще проще. Не понимаю, что меня останавливало раньше от покупки? Убеждение, что люди в моем возрасте должны пользоваться телефонами с кнопками? Какая же я была глупая, что в это поверила! Обязательно научусь, и ещё утру всем нос, правда-правда.

А вот с горкой какая-то ерунда творится. Туя, которая самая высокая, сильно просела, но, кажется, кроме меня и Чарлика этого никто не заметил, все ходят мимо, словно ничего не случилось. И щели между камнями стали шире, чем были позавчера. Люди постоянно куда-то торопятся, и ничего вокруг себя не замечают на бегу, но я-то уже точно своё отторопилась, и поэтому могу смотреть на мир внимательными глазами, и замечать то, чего другие не видят. В старости есть своя безусловная прелесть. Молодость прекрасна порывом, а старость вниманием к мелочам. Так вот, мой милый дневник, я напишу сейчас нечто очень странное, и мне даже жалко, что никто не прочтет.

Сегодня Чарлик особенно сильно рычал на горку. Я подошла поближе, и, клянусь, увидела, что в щели между камнями что-то мелькнуло. Сначала я подумала на крыс, но ведь крысы не бывают такого цвета. То, что мелькнуло, было словно бронзовое, и с синим отливом. Или с блеском. Я не знаю. Но это точно была не крыса. Может быть, змея? У нас живут змеи в коллекторах?».

Десятая запись в дневнике Марии Петровны от 17 мая.

«Там был глаз. Я шла из магазина, была без Чарлика, уронила пакет рядом с горкой, присела, чтобы собрать яблоки, и случайно посмотрела в щель.

И на меня оттуда тоже посмотрели.

Господи, с кем посоветоваться? Зина решит, что я сошла с ума на старости лет, и скажет, чтобы я шла к психиатру. Танечка и Дима будут жалеть, что добрая соседка свихнулась. В полицию звонить – вообще бред, что я им скажу?

Какие-то страшные догадки роятся в голове. Вдруг эти рабочие там своего коллегу зарыли, и это он смотрел? Да нет, ерунда какая-то, если бы там был кто-то мертвый, он бы уже… боже, что я пишу? Пишу, и самой страшно делается. Это надо такое вообразить – труп под альпийской горкой?

Вот что, дорогой дневник. Я пока что буду наблюдать. Во-первых, мне никто не поверит, если я расскажу. Во-вторых, мне страшно, но это же интересно. В-третьих, у меня есть верный Чарлик, который, в случае чего, предупредит меня об опасности. Не такой он и дурак, оказывается, не просто так рычал. Завтра курьер привезет мой телефон, и я буду фотографировать горку каждый день, на всякий случай.

Вот же отыскала себе развлечение, право слово. Жаль, рассказать некому».

Одиннадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 18 мая.

«Телефон просто чудо! Не зря я залезла в свои гробовые деньги, и купила его. Какая разница, в каком платье лежать в гробу? Можно нацепить на меня что-то попроще, а телефоном я буду пользоваться сейчас, да и умирать в ближайшее время я точно не планирую. Дама я крепкая и подвижная. Лазурная дама, подчеркну. Танечка отдала мне две пары своих джинсов, и, о чудо, они мне прекрасно подошли, правда, пришлось слегка подкоротить. Посмотрела на себя в зеркало сегодня – и не узнала. Джинсы голубые, блузка темно-синяя, в руке блестящий телефон в синем корпусе. Ну красотка! Нужно найти в шкафу синюю сумочку, и образ получится… как принято говорить? Обалденный.

Горка сегодня себя ничем не проявила, ни движения, ни взгляда. Правда, туя просела еще больше, и сейчас торчит из камней примерно на две трети своей высоты, не более. Уже треть скрылась в яме. Почему никто не видит? У нас что, все люди во дворе разом ослепли, что ли? Чудеса, да и только».

Двенадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 19 мая.

«Мама!!! Господи, мамочка, это чуть не сожрало Чарлика!!! Не могу писать, попозже напишу, у меня руки дрожат……

………

Фу, вроде успокоилась. Сейчас напишу всё по порядку. Удивительно, но я нашла в серванте коньяк, оставшийся с позапрошлого года, и он не выдохся. Две рюмки выпила, уже полегче, сердце не так колотится.

Вышла в девять вечера, подышать воздухом, и лишний раз прогулять Чарлика. Бродила по двору, потом пошла на собачью площадку, где его можно отпустить, чтобы побегал. Как набегался, пристегнула рулетку, и пошла домой, чтобы позаниматься с новым телефоном. Когда проходила мимо горки, заметила словно бы веревку с каким-то утолщением на конце, которая одной частью лежала на асфальте, а другой на горке, ну, мне так показалось. Я подумала, что это дети играли, и забыли прыгалки, нагнулась, чтобы поднять, но Чарлик меня опередил, он дернулся вперед, зарычал, и схватил эти прыгалки зубами. И… я сперва подумала, что они зацепились за что-то, Чарлик рычал и тянул, и всё никак не мог их вытянуть, а потом он перестал рычать, и стал визжать, но как-то глухо, я наклонилась, и увидела, что эти прыгалки обмотались несколько раз вокруг его мордочки, и что это не Чарлик их тянет, нет, это они его тянут, а он упирается всеми лапками, и визжит, я схватила с горки камень, и стала бить эти прыгалки, куда придется, они дернулись раз, другой, отпустили мордочку, и рывками, извиваясь, вползли куда-то в камни……

Маша, Маша, успокойся, ты в порядке, Чарлик в порядке, мы дома, дверь заперта на все замки, окна все закрыты, но боже мой, что же это было…….

Маша, еще раз – успокойся, вот что я себе постоянно повторяю. Дура старая, тебе 72 года, ты же всегда умела брать себя в руки, вот и сейчас не распускайся, а лучше подумай. Просто вот посиди спокойно, и подумай.

Обратиться не к кому. Но я же должна предупредить хотя бы Диму с Танечкой, чтобы они не пострадали от этой штуки, которая прячется под горкой! Даже не знаю, что это такое может быть. Может быть, это что-то жило себе в канализации, и никого не трогало. Ело, например, каких-нибудь крыс, или что-то еще добывало в коллекторе, а потом появилась дыра, и оно вылезло.

……………….

Дописываю за сегодня. Сходила еще раз, постояла на хорошем отдалении от горки, и заметила, что рядом с ней валяются птичьи перья. Кто-то там съел голубя, и очень хочется верить, что это была ворона, а не та штука».

Тринадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 20 мая.

«Это не ворона. Снова перья, и больше, чем вчера. Туя просела еще глубже, это наконец-то заметили. И что же? Пришел дворник, слегка ее выдернул, и припер камнем. И всё! Когда он залез на горку, у меня аж сердце заколотилось, но ничего не произошло, вообще ничего. Может быть, эта штука днём спит, а охотиться выбирает только в темное время суток? Но как же тогда перья? Птицы ночью прячутся, насколько мне известно. Раннее утро? Надо посмотреть, но боязно.

Я так много пишу про горку и эту тварюгу, и совершенно позабыла написать про другую тварюгу, которая вполне себе реальная, и отравляет нам жизнь практически ежедневно. Милый дневник, потерпи, говорят, бумага и не такое стерпит. Эта мерзавка Кадушкина и не думает успокаиваться! Она посыпала пшеном машину Димы и Танечки, и машину загадили недоеденные тварью птицы. Она попыталась облить моего беленького Чарлика зеленкой, за то, что я рассказала Диме о краже пакета с малышовой едой. А еще она ночью расписала неприличными словами все почтовые ящики в нашем подъезде, приводить тут эти слова я, конечно, не буду.

Говорит, что мы тут все у нее еще попляшем. Дима написал заявление в полицию, но, боюсь, это ничего не даст».

Четырнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 22 мая.

«Сегодня, когда утром гуляла с Чарликом, подошли двое разнорабочих, и спросили, не видела ли я Фаруха. Фарух – это наш дворник, очень вежливый и умный уже немолодой человек, у себя там работал учителем, но жизнь сложилась так, что он оказался у нас тут в дворникам. Всегда мы с ним здоровались, говорили о погоде, о всяком разном. Он пропал. Оказывается, его ищут со вчерашнего дня, а один из ребят, которые спросили, его сын. Боже… я даже боюсь думать о том, что могло произойти. Хоть бы всё обошлось.

Туя снова провалилась, уже больше чем до половины. Перьев не видела. На всякий случай сфотографировала сегодня горку – Танюша научила и снимать, и смотреть фотографии. В меня всё отлично получается, Танюша говорит, скоро интаграм и ток-тик освою. Или правильно тик-ток? Разберусь. Танюша жаловалась на Кадушкину. Эта тварюга испортила их коляску! Сломала обе оси, видимо, била ногой. И откуда у нее ключи от колясочной? Кадушкина сказала Танюше, что она их из дома выживет обязательно. Я сказала, что перебьется Кадушкина, пусть Дима пишет еще одно заявление в полицию».

Пятнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 23 мая.

«Сбываются мои самые ужасные подозрения. Рядом с горкой сын Фаруха нашел его шапочку, всю в каких-то пятнах и рваную. Бедный, бедный… зашла сегодня в храм, поставила свечку на канон, помолилась за Фаруха. Бог един для всех, какая разница, кто и где молится, правда? Поплакала. Какая страшная судьба: лишиться всего на родине, и так страшно погибнуть на чужбине.

Туя провалилась почти совсем, видна только верхушка.

Сегодня скажу Танечке, чтобы не подходила близко к горке, особенно вместе с Дениской.

Мне страшно.

…………………

Чертова проклятая сука старая Кадушкина!!! Снова дописываю. Она облила нас с Танюшей… о, боже… своей мочой, вылила на нас огромный пакет, видать, долго собирала. Попало на всех – на Танюшу, на Дениску в коляске, на нас с Чарликом. Я еле отмылась, вещи придется долго отстирывать. Пыталась ударить палкой, кричала, что ей ничего не будет, у нее, мол, справка есть из психушки, что она двинутая, и её не тронут.

Теперь мне страшно вдвойне. Потому что ей действительно ничего не будет, а прийти в голову ей может что угодно, и никто не в силах ей помешать. Боже мой, что же делать, что делать…….»

Шестнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 27 мая.

«Не писала несколько дней, потому что была занята. Милый дневник, ты видишь меня такой, какая я есть на самом деле, а не такой, какой видят другие. Что они видят? Чистую, опрятную, хорошо одетую старушку, с модным телефоном, с белым пуделем, весьма бодрую и законопослушную. Ведь так? Конечно, так. Собственно, так и есть, однако теперь появилось несколько новых аспектов моей безупречной личности. Аспектов, которые я могу доверить только тебе, дорогой дневник.

Ведь никто не узнает о том, что эти несколько дней я исследовала и прикармливала то, что прячется там, под камнями. Я потратила почти тысячу рублей на акционную свинину, и, надо сказать, свинина этой штуке пришлась весьма по вкусу. Я выходила рано утром, в четыре, в полпятого, «прыгалки», которые на самом деле щупальца, прекрасным образом цапали куски мяса, на которые я подманивала штуковину, и я даже сумела пару раз их сфотографировать. Они похожи на щупальца осьминога, только без присосок, зато с такими, как бы сказать, коготками, вроде кошачьих. Вчера попробовала привязать мясо на веревку, и сделала вывод, что эта штука очень сильная – она так рванула кусок, что веревка обожгла мне руку, и ее пришлось отпустить. Рука теперь болит, и не только сустав, как обычно, но и ладонь, на которой остался след от веревки.

Тварь большая, и дыр в камнях она понаделала много. Я бросала по 2 и по 3 куска мяса одновременно, и каждый из них хватало своё щупальце. Причем два из них были не тонкие, как то, что пыталось поймать Чарлика, нет, они были в руку толщиной.

Мне нужно подумать. Очень хорошо подумать».

Семнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 29 мая.

«Вчера во второй раз поговорила с Танечкой, а затем и с Димой. Сперва они мне не поверили, а потом я показала фотографии, и они признали, что это не похоже на фотошоп (себе – узнать, что это такое). Сегодня они сходили со мной, и всё увидели сами. И щупальца, и то, как тварь таскает мясо. Я не знала, что Дима может быть таким бледным. Прямо до синевы. Танечка, и та держалась лучше, храбрая девочка. Мы посовещались, и решили никому не звонить, это бесполезно, нас сочтут сумасшедшими. И мы – не Кадушкина с ее липовой справкой. Дима может потерять работу, у Танечки могут возникнуть проблемы, да и ребенок… лучше я возьму всё на себя. Уж как сумею. К тому же еще и Кадушкина лютует снова, даже писать не хочу про новые гадости.

Я им сказала, чтобы они уезжали – у них ребенок, им не нужны неприятности, да и опасность ни к чему. Уговорились, что послезавтра возьмут Дениску, и поедут на дачу, Диме дали вроде бы отпуск на две недели. Очень хорошо. Пусть едут. А тетя Маша тут как-нибудь сама управится.

Эти люди мне никто, но я почему-то хочу защитить их. Наверное, потому что они милые и добрые, потому что они хорошие соседи, и у них чудный Дениска, который так хорошо и светло мне улыбается каждый раз при встрече.

Свет к свету, тьма к тьме».

Восемнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 30 мая.

«Поверила, тварь проклятая. Жадность, она многим глаза застит. Хорошо. Очень хорошо. Завтра, всё будет завтра».

Девятнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 1 июня.

«Это, наверное, будет последняя запись в моем дневнике, мне расхотелось его вести — вот так, в старом блокноте, на листочках ветхой бумаги. Через час за мной придет машина, я заказала социальное такси, которое отвезет меня, Чарлика, и вещи на дачу. На всё лето. Я не хочу тут оставаться. Мне не по себе, даже давление прыгает.

Но я должна рассказать всё по порядку, рассказать, чтобы потом не забыть.

В тот же день, как Дима с Танюшей уехали, я подстерегла Кадушкину у подъезда и сказала ей, что Дима хочет от нее откупиться, и просил передать ей, Кадушкиной, информацию что он хочет дать ей некую сумму, чтобы она оставила его семью в покое. Как же загорелись ее поросячьи глазки! Спрашивает – какую сумму? Я отвечаю – сто тысяч. Ну и где же они, мои денежки? Отдавай, старая швабра – это мне, ну, разумеется. Нет, говорю. У меня нет ничего. Дима, говорю, их спрятал, сама заберешь, а я чужие деньги трогать не приучена. Заставила я ее подергаться, а под конец сообщила, что Дима прикопал пакет в камнях, на новой альпийской горкой, под туей, которая большая. Она вознамерилась срочно туда бежать, но я ее притормозила. Дура старая, говорю, хочешь, чтобы тебя с деньгами все увидели? А что они подумать могут? Может, ты что-то запрещенное там или откапываешь, или закапываешь. Или деньги твои отберут, не докажешь ничего и никому. Иди, говорю, или ночью, или под утро, когда люди спят, чтобы тебя не увидели.

И она пошла. Земля ей стекловатой, сволочи.

Я посмотрела то, что было дальше. На фильм ужасов похоже, только всё быстрей в разы получилось, Кадушкина даже заорать не успела, так, чего-то крякнула, да и всё. Как только она влезла на горку, из-под камней появилось сразу с десяток, наверное, щупалец, и они одновременно впились в Кадушкину, увлекая вниз и её, и тую, и камни покрупнее. Кадушкина была баба крупная, далеко за сотню кило, дородная, жирная, поэтому после ее исчезновения образовалась здоровенная дыра, в которую всыпалось следом полгорки, только то, что по краям торчало, осталось, да и то всё перекошенное. Большая яма, прямо кратер.

Вот этот кратер я сфотографировала, причем несколько раз. Танюша научит, как отправить эти фотографии ей, а они с Димой уже через районную группу разовьют деятельность, чтобы этот кратер залили поскорее бетоном к чертовой матери. Ну, под благовидным предлогом. Чтобы те же дети, играя, не провалились черти куда, например. Или чтобы наш дом в эту чертову дыру случайно не рухнул. Надеюсь, бетона туда нальют много. Очень много. Чем толще будет слой, тем лучше.

Не знаю, есть кому искать Кадушкину, или же нет. Может, и некому. Но, в любом случае, мавзолей у нее будет такой, что любой фараон обзавидовался бы. Да, без имени, но кому они нужны, имена эти. Фаруха вот жалко, привезу потом с дачи цветочков, положу там рядышком тихонько, как с Чарликом гулять буду. Хороший был человек.

Я спрячу этот дневник на чердаке, надеюсь, никто его не найдет. Да и некому искать, детей нет, всю жизнь работала, жила небогато, всего-то и нажила, что свою однушку, да сараюшку на шести сотках. Когда меня не станет… а какая мне будет разница, что произойдет с моим сараем, когда меня не станет, скажите на милость? Да и дневник – скажут, что, мол, свихнулась с ума бабка, да и придумала эту фантазию про какую-то тварь со щупальцами под альпийской горкой. Или вообще, пила бабка, ну и вот. Ой, надо взять с собой коньяк, и ту бутылку вина, которую Зина подарила на Новый год! Раззява старая, а еще лазурная дама. Склероз подкрался, не иначе.

………………..

Черт! Черт, черт, черт, черт!!! Зачем они вырыли такую глубокую яму рядом с помойкой, и что там за бетон?! Это же дача, для чего копать?! Поставь рядом с дорогой контейнер, какая бетонная подушка, с такой подушки ракета может стартовать, какую они собираются сделать».

Двадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 4 июня.

«Позвонила Танюшке и Диме, спросила, сложно ли в наше время купить ружье, сколько оно может стоить, и что для этого надо сделать…………..»