ЧАСТЬ 1: "ТРЕЩИНА"
— Ты выбрал её, а теперь вернулся, потому что она тебя бросила? — с презрением спросила Марина, стоя у окна их просторной кухни. Вечерний свет причудливо играл на её лице, подчёркивая желваки, ходившие от сдерживаемой ярости.
Виктор замер у дверного проёма, не решаясь войти. Галстук, который он машинально теребил, окончательно сбился набок.
— Господи, Марин, ну что за бред? Мы просто случайно встретились в "Брусникине". Я даже не знал, что она вернулась в город.
— Случайно? — Марина резко развернулась, её каблуки отбили дробь по паркету. — Значит, ты "случайно" сидел с ней два часа? "Случайно" заказал её любимый чизкейк с лавандой? Я всё знаю, Вить. Люда видела вас.
"Чёртова Людка", — пронеслось в голове у Виктора. Подруга жены вечно оказывалась не в то время не в том месте.
— Мам? — в кухню заглянул взъерошенный Кирилл, по привычке дёрнув себя за отросшую чёлку. — Я это... к Сане пойду, у него новая приставка...
— Никуда ты не пойдёшь, — отрезала Марина. — Уже девятый час.
— Блин, мам! Мне шестнадцать вообще-то! — Кирилл с досадой стукнул кулаком по дверному косяку.
— А я вообще-то твоя мать! — голос Марины предательски дрогнул. — И пока ты живёшь в этом доме...
— Пусть идёт, — тихо сказал Виктор. — Нам надо поговорить.
Марина смерила мужа взглядом, от которого у него засосало под ложечкой. Такой взгляд у неё был перед тем, как она выставила за дверь своего бывшего — сто лет назад, ещё до их знакомства.
— Вали, — бросила она сыну. — Только к одиннадцати чтоб дома был.
Кирилл, не веря своему счастью, испарился за две секунды. Вместе с ним исчез последний буфер между супругами.
— Ну и? — Марина скрестила руки на груди. — Рассказывай. Как там Алина? Всё так же красива? Всё так же смотрит своими оленьими глазами?
— Слушай, хватит! — Виктор наконец-то вошёл в кухню, плюхнулся на стул. — Ты ведёшь себя как пацанка. Да, мы встретились. Да, поговорили. Она развелась, вернулась из своей Америки. Ей одиноко, она...
— О-о-о, ей одиноко! — Марина всплеснула руками. — Бедняжка! Может, приютим её? У нас как раз диван в гостевой свободный!
— Да перестань ты паясничать! — Виктор с силой ударил по столу. Чашка с недопитым кофе подпрыгнула, по скатерти расползлось коричневое пятно.
— Это твой любимый кофе, между прочим, — как-то обречённо сказала Марина. — Который я варю тебе каждое утро пятнадцать лет. Пятнадцать лет, Вить. А ты... ты просто...
Она осеклась, закусила губу. Виктор знал: сейчас она изо всех сил старается не заплакать. Марина терпеть не могла показывать слабость.
В кухне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только тиканьем часов — старых, ещё от его бабки. Тик-так, тик-так. Словно отсчёт до взрыва.
— Помнишь, — вдруг сказала Марина каким-то чужим голосом, — как ты сделал мне предложение? В том дурацком походе, когда у нас палатка промокла, и мы ютились под тентом. Ты сказал...
— "Давай будем мокнуть вместе. Всю жизнь", — машинально закончил Виктор. Сердце кольнуло.
— А знаешь, что я подумала тогда? — Марина подошла к раковине, принялась остервенело оттирать чашку, хотя та была чистой. — Я подумала: "Боже, как я люблю этого придурка. Этого несуразного, нелепого, самого лучшего мужика на свете".
— Не перебивай! — она с грохотом опустила чашку. — Я всё думаю: что в тебе изменилось? Когда? Может, это я постарела? Растолстела? Уже не та веселая девчонка, что прыгала с тобой под дождём?
Виктор поднялся, сделал шаг к жене:
— Ты говоришь ерунду. Ты прекрасно выглядишь, ты...
— Не подходи! — Марина выставила руку, словно защищаясь. — Просто ответь: ты спал с ней?
— Что?! Нет, конечно! — он осёкся, понимая, что ответил слишком быстро. Как будто оправдывался.
— Но хотел бы, — это прозвучало не как вопрос. Утверждение.
Виктор молчал. Что тут скажешь? Соврёшь — она поймёт. Скажешь правду — всё рухнет окончательно.
— Знаешь что? — Марина вдруг успокоилась, только желваки всё ещё ходили. — Делай что хочешь. Только потом не скули, что тебя "попутал бес" или там "помутился разум". Ты взрослый мальчик, Витя. Сам выбирай — или пятнадцать лет жизни, или твоя Алина с её оленьими глазами.
Она направилась к выходу из кухни, но у двери обернулась:
— И да, можешь сегодня лечь в гостевой. А лучше — к своей Алине.
Виктор остался один. В голове крутилось дурацкое: "Как я люблю этого придурка". Тик-так, тик-так. Бабушкины часы отсчитывали время, словно бомба замедленного действия.
Он вытащил телефон, открыл сообщения. Последнее — от Алины:
"Спасибо за встречу. Может, повторим?"
Большой палец завис над экраном. "Удалить диалог?"
ЧАСТЬ 2: "ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО"
Кофе в "Брусникине" был паршивым. Виктор отодвинул чашку, искоса глянув на часы. Полвосьмого. Марина должна быть на своём очередном объекте — загородный дом какого-то банкира. "Срочный проект, милый. Не жди меня к ужину".
— А помнишь, как мы сидели в этом кафе после выпускного? — Алина подалась вперёд, и её каштановые волосы мазнули по столешнице. — Ты тогда сказал...
— Не помню, — оборвал её Виктор.
Врал. Помнил, конечно. Каждое слово помнил, каждый жест. Как она крутила в пальцах цепочку с кулоном-сердечком — его подарок. Как пахли её духи — сирень и что-то ещё, неуловимое.
— Врёшь, Витька, — усмехнулась Алина. — Ты всегда паршиво врал.
"Витька". Чёрт. Никто его так не называл со школы. Даже Марина — только Витя или Вить.
— Ладно, — он потёр переносицу, — зачем ты здесь, Аль? Зачем эта встреча?
— Может, соскучилась? — она склонила голову набок, как раньше. Тот же жест, те же глаза. Но что-то неуловимо изменилось. Или это он изменился?
— По мне? Через пятнадцать лет? — Виктор хмыкнул. — После того, как укатила в свою Америку с этим... как его?
— Джеймсом, — она поморщилась. — Боже, какая же я была дура.
— Ой, не надо, — Алина махнула рукой. — Я же вижу: сидишь тут, весь такой правильный, положительный... Прям как твой отец когда-то. А в глазах — тоска волчья. Что, Витька, не об этом мечтал?
Он промолчал. Потому что да — не об этом. В двадцать пять казалось: вот-вот, ещё чуть-чуть, и начнётся настоящая жизнь. В тридцать думалось: ладно, сын подрастёт, тогда... В тридцать пять стало ясно: это и есть жизнь. Бизнес, дом, семья. Стабильность. Покой.
Зазвонил телефон. На экране высветилось: "Маринка". Виктор сбросил вызов.
— Жена? — понимающе кивнула Алина. — Красивая она у тебя. Я видела фотки в инстаграме.
— Ну так, краем глаза, — она пожала плечами. — Знаешь, сидишь там, в своём Сан-Франциско, пьёшь смузи... и вдруг накатывает. Всё вспоминается: школа, двор, наша беседка...
— Помнишь, как ты играл на гитаре? "Я хочу быть с тобой" — Бутусова. У тебя ещё пальцы все в мозолях были...
Виктор резко встал:
— Мне пора.
— Испугался? — Алина улыбнулась, но как-то грустно. — Ладно, не дёргайся. Я не собираюсь разрушать твою семью. Просто... может, встретимся ещё? По-дружески?
"По-дружески". Как же. С Алиной никогда не было "по-дружески". Либо всё, либо ничего.
— Я позвоню, — соврал он.
Домой Виктор приехал к десяти. Кирилл сидел в гостиной, уткнувшись в приставку.
— У бабушки, — сын даже не обернулся. — Психует.
— В прямом, — Кирилл поставил игру на паузу, развернулся. — Пап, ты что, реально с этой тёткой замутить хочешь?
Виктор поперхнулся:
— Ты о чём вообще?
— Да ладно, — сын фыркнул. — Я ж не слепой. Мать весь день ревела. Потом бабушке позвонила, наговорила там чего-то... Короче, я погуглил эту твою Алину.
— Ну а что такого? — Кирилл пожал плечами. — Она же типа известный фотограф. У неё куча подписчиков в инсте. И, это... классные фотки, кстати.
Виктор медленно опустился в кресло. Происходящее напоминало какой-то сюрреалистический сон. Его шестнадцатилетний сын гуглит его бывшую. Охренеть просто.
— Пап, — Кирилл вдруг стал серьёзным. — Ты это... не уходи, ладно? Мать с ума сойдёт.
— Господи, да с чего ты взял...
— Ну, по ходу, все взяли, — сын снова повернулся к экрану. — Даже Санёк сегодня спросил: "Чё, твои разводятся?"
В этот момент хлопнула входная дверь. На пороге гостиной появилась Марина — бледная, с покрасневшими глазами. За её спиной маячила Нина Степановна.
— Кирюша, — бабушка поджала губы, — ты бы к себе пошёл, милый.
— Да ну блин! — сын вскочил. — Вечно вы меня как маленького! Я имею право...
— Брысь отсюда! — рявкнула Нина Степановна с неожиданной силой.
Кирилл, бурча что-то себе под нос, потопал наверх. Его шаги громыхали по лестнице, как канонада.
— Ну что, зятёк, — Нина Степановна присела в кресло, по-хозяйски расправив юбку, — рассказывай.
— О чём? — Виктор почувствовал себя нашкодившим школьником.
— О том, как ты мою дочь решил на фотографшу променять. На эту... как её...
— Мама! — Марина дёрнулась. — Прекрати.
— А чего прекращать? — свекровь прищурилась. — Правду говорю. Я, Витя, тебя всегда уважала. Думала: вот мужик — и дом построил, и дерево посадил, и сына вырастил. А ты что? На старости лет в романтику ударился?
— На старости лет?! — Виктор вскочил. — Мне сорок всего!
— Вот именно! — отрезала Нина Степановна. — Самое время седину в бороду, бес в ребро. Классика жанра.
— Мама, хватит! — Марина закрыла лицо руками. — Уйди, пожалуйста. Я сама.
ЧАСТЬ 3: "НА КРАЮ"
Чемодан был старый, потёртый — ещё из той жизни, когда они с Мариной ездили дикарями на море. На дне валялись ракушки, застрявшие в подкладке.
— Может, всё-таки останешься? — Марина стояла в дверях спальни, кутаясь в махровый халат. — Поговорим...
— О чём? — Виктор запихнул в чемодан очередную рубашку. — Опять будешь допрос устраивать? Или мама твоя прибежит с очередной лекцией о семейных ценностях?
— А кто её впутал? — он резко развернулся. — Кто ей первым позвонил? Кто раструбил на весь город, что я...
— Что — ты? — Марина подалась вперёд. — Давай, договаривай. Что я наговариваю на тебя? Что ты не встречался с этой... с Алиной?
Виктор молчал, методично складывая вещи. Носки, трусы, футболки. Как будто в командировку собирался, а не уходил из дома.
— Знаешь что, — вдруг тихо сказала Марина, — катись. Только потом не скули, что тебя не так поняли.
В дверях она столкнулась с Кириллом. Сын стоял, засунув руки в карманы домашних штанов, и смотрел исподлобья:
— Значит, всё-таки уходишь?
— Да пошёл ты! — Кирилл развернулся и с грохотом захлопнул дверь своей комнаты.
"Отлично, — подумал Виктор, — теперь и сын меня ненавидит".
Гостиница "Турист" не изменилась за пятнадцать лет. Те же обшарпанные стены, тот же скрипучий паркет. И номера — такие же унылые.
Виктор бросил чемодан у кровати, плюхнулся в продавленное кресло. Телефон разрывался от звонков — Марина, мать, партнёр по бизнесу... Алина.
"Привет. Узнала, что ты ушёл из дома. Может, встретимся?"
Палец завис над клавиатурой. Вот оно — то, о чём мечтал? Свобода, новая жизнь, вторая молодость?
— Войдите, — буркнул Виктор, не поднимая головы.
Кирилл стоял на пороге — взъерошенный, злой.
— Да легко, — сын плюхнулся на кровать. — Ты всегда здесь останавливался, когда с матерью ругался. Она рассказывала.
— Слушай, — Кирилл подался вперёд, — ты реально думаешь, что эта тётка... ну, Алина... она типа твоя любовь всей жизни?
Виктор поперхнулся:
— С чего ты взял?
— Ну а что тогда? — сын пожал плечами. — Я в инете почитал. Такое часто бывает: типа кризис среднего возраста, мужик встречает бывшую и думает, что вот оно — счастье.
— Да уж побольше тебя! — Кирилл вскочил. — Ты хоть знаешь, что мать плачет каждую ночь? Что она похудела на пять кило? Что...
— Нет, это ты прекрати! — сын навис над креслом. — Знаешь, что самое поганое? Я всегда думал, что ты... ну, типа настоящий мужик. А ты...
Он не договорил, махнул рукой и вышел, громко хлопнув дверью.
Виктор достал телефон. Сообщение от Алины всё ещё ждало ответа.
"Прости, не могу. Мне нужно подумать".
Марина сидела в их — теперь уже её — спальне, перебирая старые фотографии. Вот они с Витей в походе, молодые, счастливые. Вот первые шаги Кирюшки. Вот...
Стук в дверь прервал её мысли.
— Мам, — Кирилл просунул голову в щель, — там это... К тебе пришли.
На пороге стояла Алина. Такая же красивая, как пятнадцать лет назад. Разве что морщинки в уголках глаз появились.
— Ты что здесь делаешь? — Марина медленно поднялась.
— О чём? — Марина скрестила руки на груди. — О том, как ты разрушила мою семью?
— Вообще-то, — Алина прошла в комнату, села в кресло, — я пришла сказать, что уезжаю. Насовсем.
— Я получила контракт в Париже. Фотостудия, своя галерея — всё, о чём мечтала.
— И зачем ты мне это рассказываешь?
Алина вздохнула:
— Знаешь, я ведь правда думала, что люблю его. Витьку. Пятнадцать лет прошло, а я всё не могла забыть. Вернулась, увидела... И поняла: это не любовь. Это... память о юности, наверное.
Марина молчала, разглядывая бывшую соперницу. Красивая, успешная, свободная. Всё то, о чём она сама когда-то мечтала.
— Он любит тебя, — вдруг сказала Алина. — Просто запутался. Знаешь, как бывает: сорок лет, всё устаканилось, живёшь как по рельсам... А тут я со своими историями, воспоминаниями...
— Зачем ты вообще появилась? — Марина почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— Не знаю, — Алина встала. — Наверное, хотела убедиться, что правильно сделала тогда. Что отпустила его к тому, кто действительно его любит.
ЧАСТЬ 4: "ПРОЗРЕНИЕ"
В "Туристе" было тихо. Только за стенкой кто-то храпел, да в трубах гудела вода. Виктор лежал на узкой кровати, глядя в потолок. На телефоне — три пропущенных от Марины и сообщение от Алины:
"Улетаю в Париж. Прощай, Витька. Будь счастлив".
Часы показывали три ночи. В такое время всегда накатывает — то ли тоска, то ли прозрение.
— Дурак ты, Витька, — сказал он вслух. — Старый дурак.
Вспомнилось вдруг, как Марина готовит по утрам кофе. Как морщит нос, когда что-то не нравится. Как смеётся — всем телом, запрокидывая голову...
Телефон завибрировал. "Кирилл".
— Алё, пап? — голос сына звучал встревоженно. — Ты это... приезжай, а? У мамы температура под сорок, бредит...
Виктор уже натягивал джинсы, путаясь в штанинах:
— Что с ней? Врача вызвали?
— Скорая приехала. Говорят, воспаление лёгких. Её в больницу увозят...
В приёмном покое пахло хлоркой и чем-то тяжёлым, больничным. Марина лежала на каталке — бледная, с запавшими глазами.
— Вить... — она попыталась улыбнуться. — Не надо было... Кирюшка зря тебя дёрнул...
— Помолчи, — он взял её за руку. Пальцы были горячими, сухими. — Где врач?
— Витя, — она крепче сжала его ладонь, — прости меня. Я не должна была...
— Это ты меня прости, — он наклонился, поцеловал её в горячий лоб. — Я такого наворотил...
— Потом поговорите, — медсестра решительно отодвинула его. — Больную надо в палату перевести.
Утро застало его в больничном коридоре. Кирилл спал, свернувшись калачиком на жёстком диванчике. Нина Степановна принесла термос с кофе.
— На, — она протянула стаканчик. — А то совсем никакой.
Помолчали. Потом свекровь вздохнула:
— Знаешь, Вить, я ведь тоже через такое прошла. Лет двадцать назад.
— Да был там один... — она махнула рукой. — Бывший одноклассник. Встретились случайно, слово за слово... Закрутилось. Думала — любовь, страсть, вторая молодость. А оказалось — так, блажь.
Виктор молчал, грея руки о стаканчик.
— Маринкин отец тогда не простил, — продолжала Нина Степановна. — Гордый был. Ушёл, другую семью завёл. А я вот до сих пор жалею. Может, если б не моя дурь...
— Зачем вы мне это рассказываете?
— А затем, — она посмотрела ему прямо в глаза, — что у тебя ещё есть шанс всё исправить. Не просирай его, зятёк.
В коридоре появился врач — молодой, встрёпанный:
— Родственники Марины Игоревны? Кризис миновал, температура спадает. Но...
— Что "но"? — Виктор вскочил.
— Нужно полное обследование. Похоже, не только воспаление лёгких. Она давно проходила диспансеризацию?
— Я... не знаю, — он растерянно посмотрел на Нину Степановну.
— В том-то и дело, — свекровь покачала головой. — Совсем ты, Витя, жену забросил. А она у нас гордая — ни пожалуется, ни к врачу сходит...
Кирилл заворочался на диванчике, открыл глаза:
— Пап? Что с мамой?
— Всё будет хорошо, сынок, — Виктор потрепал его по вихрастой голове. — Теперь всё будет хорошо.
Через неделю Марину выписали. Виктор вёз её домой, поглядывая в зеркало заднего вида — бледная, похудевшая, но глаза уже блестят.
— Слушай, — она вдруг повернулась к нему. — А помнишь, как мы познакомились?
— В парке, — он улыбнулся. — Ты каталась на роликах и чуть не сбила меня с ног.
— Ага. А ты ещё такой важный был, в костюме...
— Да какой важный! — он хмыкнул. — Только-только фирму открыл, понтов больше, чем денег.
— А я в тебя сразу влюбилась, — она прикрыла глаза. — Такой солидный, красивый... И глаза добрые.
Виктор припарковался у дома, заглушил мотор:
— Марин... Ты это... Прости меня, а? Я такого наворотил...
— Тш-ш-ш, — она приложила палец к его губам. — Знаешь, пока в больнице лежала, всё думала: вот помру, а ты так и будешь мучиться, себя корить...
— Да погоди ты, — она слабо улыбнулась. — Я к тому, что... Жизнь-то одна. И надо её прожить с тем, кого любишь. По-настоящему любишь, а не...
— Я тебя люблю, — он взял её за руку. — Господи, какой же я идиот...
ЧАСТЬ 5: "НОВОЕ НАЧАЛО"
Август выдался жарким. Марина стояла у окна их спальни, разглядывая сад. Яблони, которые они с Витей посадили пятнадцать лет назад, гнулись под тяжестью плодов.
— Мам, ты куда дела мой синий свитер? — Кирилл ворвался в комнату с привычным грохотом.
— В шкафу посмотри, — она обернулась. — Куда-то собрался?
— Ага, — сын плюхнулся на кровать. — С Санькой на великах покатаемся.
— Да ладно, нормально, — он замялся. — Слушай... А вы с отцом точно помирились? Ну, по-настоящему?
Марина присела рядом с сыном:
— А что такое?
— Да так, — Кирилл дёрнул плечом. — Просто... Санькины предки развелись. Он говорит, они тоже сначала типа помирились, а потом всё равно...
— Иди сюда, — она обняла сына. Господи, когда он успел стать таким высоким? — Мы с папой многое поняли. И многому научились.
— Разговаривать. Слушать друг друга. Знаешь, иногда люди живут вместе, но как будто порознь. Каждый в своём мирке...
В дверях появился Виктор — в старых джинсах, перепачканных краской:
— О чём шепчетесь?
— Да вот, — Марина улыбнулась, — сын беспокоится, не разведёмся ли мы снова.
— Мам! — Кирилл покраснел. — Я же не так сказал...
— Не разведёмся, — Виктор сел рядом, обнял их обоих. — Я, знаешь ли, не настолько дурак, чтобы дважды наступать на те же грабли.
— Кстати, — Марина высвободилась из объятий, — ты что там с забором делаешь?
— А, — он смущённо потёр нос, размазывая краску, — решил перекрасить. Помнишь, ты говорила, что серый цвет унылый?
— Три года назад говорила!
— Ну вот, — он улыбнулся. — Лучше поздно, чем никогда.
Кирилл закатил глаза:
— Ой, всё, пойду я. А то вы сейчас начнёте сюси-пуси разводить...
Когда сын ускакал, Марина повернулась к мужу:
— А ты изменился.
— Раньше бы ни за что не стал забор перекрашивать. Сказал бы: "И так сойдёт".
Виктор притянул её к себе:
— Знаешь, когда ты в больнице лежала... Я многое понял. Жизнь — она из мелочей состоит. Из этих самых "сойдёт" или "не сойдёт".
— Философ, — она ткнула его в бок.
— Не философ, а мудрый человек, — он поцеловал её в макушку. — Правда, мудрость далась дорогой ценой.
Зазвонил телефон. Марина глянула на экран:
— Нина Степановна звонит. Наверное, опять про воскресный обед напомнить.
— Возьми трубку, а то потом выговор получим.
Она ответила, включив громкую связь:
— Да, мам?
— Маринка! — голос свекрови звучал взволнованно. — Включи быстро телевизор! Там эта твоя... Алина!
Виктор напрягся, но Марина только рассмеялась:
— И что там?
— Замуж выходит! За какого-то французского фотографа. По всем каналам показывают!
— Мам, — Марина переглянулась с мужем, — нам как-то всё равно.
— Да? — в голосе свекрови послышалось разочарование. — А я думала...
— Всё, мам, — Марина прервала её. — У нас тут забор недокрашенный. Целую!
Виктор смотрел на жену с удивлением:
— А ведь раньше ты бы...
— Что? — она приподняла бровь. — Психанула? Устроила допрос с пристрастием?
— Знаешь, — Марина подошла к окну, — я тоже многое поняла. Нельзя держаться за прошлое. Ни за своё, ни за чужое.
Он обнял её сзади, уткнулся носом в шею:
— А за что можно?
— За настоящее. За тех, кто рядом. За наш дом, за Кирюшку, за этот дурацкий забор...
— Эй! Между прочим, я его крашу!
— Вот именно, — она повернулась к нему. — Знаешь, что я подумала? Может, обновим спальню? А то обои эти унылые...
— Нет, — она лукаво улыбнулась. — Сначала надо забор докрасить. И поцеловать маляра.
— Это можно, — он наклонился к ней. — А потом?
— А потом будем жить. Просто жить, понимаешь?
За окном просигналил Санькин велосипед. Кирилл, чертыхаясь, искал в прихожей кроссовки. На кухне закипал чайник. Обычный летний день. Обычная жизнь.
Но теперь они знали: именно в этой обычности и кроется самое главное. То, что нельзя потерять. То, ради чего стоит просыпаться по утрам, красить заборы, ссориться и мириться.
Любовь — она ведь тоже из мелочей состоит. Из утреннего кофе, из споров об обоях, из тихих "прости" и громких "люблю". Из умения отпускать прошлое и верить в настоящее.
Главное — вовремя это понять.
