Где очевидно могло сохраниться больше всего от догреческого субстрата? Ну конечно, среди пастушеского простонародья. Ни ахейцы, ни дорийцы в ходе своих завоеваний геноцидом-то в собственном смысле этого слова не занимались; да и технологий у них таких не было. Это означает, что знать и городское население сменилось, доминирующий язык сменился, культура развитой части общества сменилась сильно - а вот на окраинах и в глубокой сельской местности прекрасно продолжали жить старинные образы, культы и обычаи.
Пастушеская Аркадия только в позднейших поэтических опытах воспринималась как символическое блаженное место; для классических греков она скорее была архетипической глушью, забытой богами. Ну как. Большей частью богов она и впрямь была забыта. Именно поэтому там сперва выжил, а потом и пошёл оттуда распространяться по остальной Греции культ Того Самого Рогатого.
Пан - очевидный и явный древний верховный бог. Собственно, как его звали, мы тоже не знаем. Его эпитетное наименование означает "Всеобщий, Всехний" или попросту "Всё". Он настолько же природное божество, как Деметра (с её тоже очень общим и очень статусным именем) и он совершенно органично становится с нею в пару. Богоматерь отвечает за природу окультуренную, возлюбленную и возделанную; Всебог отвечает за природу дикую, вольную и бродячую. Деметра учит земледельцев, живущих у своих садов и пашен; Пан пасёт пастухов, уходящих со своими стадами далеко от дома, в дикие поля и предгорья с овцами и козами, в дремучие леса со свиньями. Конечно, он и сам изрядный скот по всей своей внешности и манерам; рога, копыта, шерсть, буйный и весёлый нрав.
Пану нравится всё, что связано с путешествиями и дикой землёй, он любит, когда бродячим людям хорошо. Он же и вдохновляет простую музыку флейты и барабана у походного или пастушьего костра; он же и любит простонародные танцы; он же и ненавидит разбой и грабёж (во время оно пойманных разбойников пастухи, царского суда не дожидаясь, резали на его алтарях, и ему было вкусно).
Но - ясное дело - лик, обращённый к людям, есть лишь один из его ликов. С другой своей стороны Пан - это сама Дикость, ему нужно время от времени уходить от людей в Лес и быть там Хозяином Леса. Тогда его голос меняется, его музыка становится атональной, и пробуждается та его суть, что жила здесь до того, как первый пастух приручил первую козу. Этот Пан - страшен. Когда из леса или ущелья раздаются в ночи или средь бела дня невыразимо пугающие звуки - просто сиди тихо, замри, замолчи, дай древнему богу побыть собою. Потом он вернётся и снова станет договороспособен; но если увидишь его вблизи, когда он Тот, Другой - сойдёшь с ума вернее, чем от дионисова опьянения.
С Дионисом Пан, к слову, дружен, и зачастую делит с ним веселье. Но он, конечно, гораздо добрее сам по себе. Хотя путями Вакха нередко ходят многие из его изначального народа.
А изначальный его народ - вообще не люди. Сами греки считали, что ещё до завоёванных ими пеласгов, до минойцев, до любого человека аборигенами и автохтонами Греции были истинные дети Пана, созданные по его образу и подобию. Фавны, конечно же, они же сатиры, они же паниски. Долгоживущие, невероятно музыкальные и танцевальные, скрывающиеся от людей в холмах и пещерах, крайне искусные любовники и страшные враги, если их разозлить - владеют тем же навыком насылать "панический" ужас. Иногда они подбирали детей, вынесенных в лес в голодные годы, и воспитывали их; иногда даже крали детей у смертных; такие себе греческие эльфы, просто с копытами. Самое позднее свидетельство о встрече с фавном относится ко временам римского диктатора Суллы. Его легионеры поймали фавна в лесу; но он категорически отказался разговаривать с римлянами, и пришлось выпустить его на волю.
Как и некоторые иные природные боги, Пан имеет потребность время от времени умирать и воскресать. Его положено искренне и громко оплакивать, а затем радоваться его возвращению. Умирает он обычно поздней осенью, и ненадолго: воскресает к жизни с первым весенним окотом скота. В тёплые годы может и остаться в живых - это, знаете, как спячка у медведей.
А ещё Пан и его дети неплохо вложились в формирование внешнего образа христианского Дьявола, но это уже совсем другая история, однако.
Отсюда
