Опричнина – это жизнь. Опричнина – это любовь. Именно с этими словами царский гонец Константин Поливанов явился в недоумевающую Москву после отъезда Ивана IV в Александровскую слободу. Начиналась она, конечно, за здравие – с обещаний порешать боярский произвол. А кончилась за упокой – Новгородским походом и разочарованием в системе. Но все равно было весело.
Известно, что первые опричные казни начались вскоре после возвращения царя в столицу. Уже в феврале 1565 года за разные измены и прочие нелицеприятные дела в сторону царя были казнены князь Александр Борисович Горбатый, его сын Петр, князья Д.А. Шевырев, И.И. Сухов-Кашин и окольничий П.П. Головин. Однако на этом все, вроде как, и закончилось?
Да, в отдельных работах можно прочесть, что официальные памятники просто перестали упоминать все прочие казни, ведь они стали "обыденным явлением". Однако помимо группы уже упомянутых казненных никаких серьезных опал в 1565 году с последующим отсечением головы не случилось. Зато случилась казанская ссылка – событие, вокруг которого развернулась здоровенная дискуссия о причинах, задумках и назначении опричнины. Ведь не просто так царь переселяет с одного конца страны на другой целую кучу уважаемых князей с устоявшимся набором вотчин. Ведь так? Непонятно.
В "Разрядных книгах", фиксирующих перемещение князей в 1565 году, читаем: "Тово же году послал государь в своей государской опале князей Ярославских и Ростовских и иных многих князей и детей боярских в Казань и в Свияжской город на житье и в Чебоксарской город".
Что за князья и с чего бы вдруг их переселять? По тексту памятника все понятно – опала. За что? Тут уже приходится думать, то и дело поглядывая в сторону свидетельств Андрея Курбского и досужих домыслов заезжих иностранцев. Иных интерпретаций нам не завезли, а потому имеем, что имеем.
Сразу стоит сказать, что пострадавших оказалось действительно много. Опалы коснулись ярославских, суздальских, стародубских, ростовских князей, а также целой кучи нетитулованного боярства и детей боярских в придачу. Целая россыпь фамилий, испомещенная в Поволжье должна была принять на себя нелегкое дело обороны пограничной территории и приведения ее в порядок после череды русско-казанских войн. Кто-то из опальных получил на новом месте солидные воеводские и наместнические посты. Однако кому есть дело до Казани, когда политика творится в Москве?
Вопрос о причинах казанской ссылки очень плавно вписывается в куда более машстабную и непонятную проблему – смысл и назначение опричнины как таковой. Отсюда в нашей историографии сложились два подхода к тому, как воспринимать высылку уважаемых и не очень князей к черту на рога. Лучше всего разные подходы к казанской ссылке 1565 года прослеживаются у двух отечественных классиков – Александра Александровича Зимина и Руслана Григорьевича Скрынникова.
Не стоит забывать, что в реалиях, когда творили оба ученых, вопрос о существовании борьбы между "центром" в лице царя и не очень готовой к преобразованиям и укреплению этого самого "центра" княжеско-боярской прослойкой вообще не стоял. Он был данностью, в рамках которой исследователи работали и строили свои предположения.
В случае с А.А. Зиминым нужно оговориться, что он делал упор на борьбу Ивана IV со Старицей, Новгородом и церковью, как все еще независимой от государя институцией. И пусть локальные задачи были решены после смерти Владимира Андреевича Старицкого, Новгородского похода 1569-1570 гг. и перебора митрополитов, основной задел опричнины по А.А. Зимину – победа над княжеско-боярским землевладением – одержана не была. А потому появляется вопрос. А был ли в этом смысл с самого начала и не преследовала ли опричнина гораздо более скромные цели, чем приписывали ей ученые?
В случае с казанской ссылкой А.А. Зимин приходит к вполне рабочим выводам. Вся затея была устроена не с целью подорвать саму конструкцию княжеского землевладения. И даже не с целью избавиться от возможных претендентов на царский стол. При всем уважении к правителям Ярославля и Суздаля – шансов у них не было. Основной мотив казанской ссылки – подорвать политический потенциал у старицких князей, простое существование которых могло вызвать у Ивана недовольство.
Изрядная часть высланных в район Поволжья именитых князей успела поучаствовать в событиях 1553 года, когда Иван IV слег с непонятной болячкой, а добрая половина его двора решила не присягать малолетнему сыну, поддержав вместо этого князя Владимира Старицкого. Конфликт, понятное дело, был улажен. Да и вопрос о том, хотел ли сам Владимир становиться царем тоже не совсем решен. Однако причины опасаться повторения ситуации у царя были. И вот опричнина дает ему карт-бланш на изничтожение изменников, которым Иван Васильевич пользуется без зазрения совести. Тем более, что повод для высылки наиболее неугодных у него был.Так, например, ссылка ярославских княжат была связана с побегом Андрея Михайловича Курбского, которому Иван IV пенял за желание стать ярославским удельным князем. Ростовские княжата поплатились за то, что один из их числа – Семен Васильевич Лобанов-Ростовский в 1553 году был инициатором выдвижения кандидатуры Владимира Старицкого в качестве наследника Ивана IV. Вместе с другим князем – Андреем Ивановичем Катыревым – он в 1554 году неудачно пытался бежать за рубеж, что как бы намекает.
По сути своей, в первый год существования опричнины правительство Ивана IV своим основным политическим противником считало старицкого князя и тех влиятельных представителей аристократии, которые могли быть его опорой. А все мероприятия по перетасовке земель и людей были нацелены лишь на одно – на продолжение Ливонской войны, одобрение которой потребуется Ивану IV в следующем – 1566 году – на большом Земском соборе.
К тому же изрядная часть опальных уже в 1566 году начала получать свои же земли в Центральной России обратно вместе с воеводскими назначениями и местами в служилой иерархии. Да и сам "перебор людишек" не предполагал лишения знатных фамилий земель вообще. Те уделы, что попадали в опричнину, конечно, изымались. Однако всем пострадавшим полагалась компенсация в виде новых земель в районе Ярославля, Белоозера, Поморья и Поволжья. Причем раздачи производились также и среди тех, кто в опалу не попал, но чьи владения стали частью царского владения.
Совсем иной взгляд на казанскую ссылку сложился у Р.Г. Скрынникова, подход которого к опричнине хоть и схож с видением А.А. Зимина, но отличается в том, как представлялись ученому события 1565-1572 годов.
Все дело в том, что с самого своего начала опричнина была нацелена на "боярскую олигархию" – ту прослойку общества, что мешала Ивану IV свершать необходимые преобразования. Основной способ борьбы с помехой был прост – стравить элиту в борьбе за привилегии через разделение её на опричнину и земщину. Понятное дело, что ни с какой удельной системой царь не боролся и вряд ли мог бы себе это позволить. Однако первый этап опричнины был исключительно антикняжеским мероприятиям – попыткой обозначить разрыв царя с наиболее отъевшейся "старой гвардией" и последующими точечными репрессиями против старомосковского боярства и верхушки дворянства.
Основная мысль, которую проводит Р.Г. Скрынников в связи с казанской ссылкой – это продолжение земельной политики царя начала 1560-х годов. Уберем княжескую и боярскую оппозицию – значит внесем разлад в ряды Боярской думы. Внесем разлад в нее – не будет противоречий по иным направлениям политики, в том числе и по Ливонской войне. Тем более, что начало земельных конфискаций положило "Уложение о княжеских вотчинах", изданное в 1562 году, а последующие опалы лишь добили родовое землевладение ростово-суздальских, ярославских и стародубских князей.
Другое дело, что Р.Г. Скрынников, говоря об опричнине, считает, что ее введение ознаменовало собой "крушение княжеско-боярского землевладения", что не смогли исправить ни амнистия 1566 года, ни возвращение земель. Может оно и так, но вопрос о княжеском землевладении в правление Ивана IV все же решен – никуда оно не делось и не собиралось деваться. Тем более, что трансформация бояро-княжеской аристократии в дворянско-служилую прослойку займет еще много времени.
Что же касается оппозиции, то Земский собор 1566 года наглядно показал царю, что дело вовсе не в ростовских и не в ярославских князьях. В самый разгар обсуждения вопроса о Ливонской войне, когда торговый и служилый люд Новгорода, Пскова, Торопца и Великих Лук "за его государское дело обещали покласть своя животы и головы, чтоб государева рука везде была высока", совершенно неожиданно выступила та самая оппозиция, которая потребовала от царя отменить опричнину и прекратить все казни служилых князей и бояр. После этих слов в боярском поезде начался сущий кошмар.
Не то что бы старомосковское боярство хотело скинуть царя – подтверждений этому нет. Пусть даже царь и мог воспринять открытое неповиновение, как свидетельство заговора. Все было гораздо проще – земщина не хотела платить за опричнину. Ей мало того, что нужно спонсировать войну, так еще и отдельное государство в государстве обеспечивать надо. Вот бояре с князьями и возбухли.
В этот раз никаких почетных ссылок не случилось. Всех недовольных банально похватали в "железа", а ряд наиболее рьяных казнили. Большую часть благо успел отмолить митрополит Филипп, добившись у царя права "печаловать" за изменников в обмен на уступки по опричной политике.
Вот сиди теперь и думай, что в этой казанской ссылке такого. Был ли это сокрушительный удар по княжеским родовым владениям, после которого никто из бывших удельных правителей не мог и подумать о том, чтобы претендовать на престол? А может и не планировал никто из них лезть в большую политику, а вся заморочка с переселением – лишь превентивный шаг против повторения кризиса 1553 года. Истина, как всегда, где-то рядом. Ну или в других статьях и монографиях, которые ученые продолжают писать в попытке разобраться, к чему это все и зачем.
Зимин А.А.Опричнина Ивана Грозного. М., 1964.
Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб, 1992.
Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 1999.
«Бои за Историю» в Телеграме: https://t.me/com_pour_his
