Он вспомнил, как пара подошла к нему прямо на улице, недалеко от входа в НИИ. Высокий пожилой иностранец молча кивнул, протянув листок, на котором был написан адрес в гостинице и просьба о личной встрече. Гена решил, что разумнее всего будет спросить совета у старого приятеля, майора госбезопасности. От Гровина он узнал, что супруги прибыли из Англии, но в истинной цели визита пока не разобрался даже Комитет. Известно было лишь то, что странные туристы не первый год путешествуют по миру, крайне редко возвращаясь на родину. Честному советскому учёному предстояло «держать ухо востро» и, в случае чего, «сообщить куда следует».
— Та ещё головоломка, — задумчиво протянул майор. — Ты, кстати, не забросил это всё?
— Нет, конечно, — улыбнулся Гена. — Нужна иногда смена вектора, чтобы мозги не деревенели.
Свеклянский был широко известен в узких кругах как автор оригинальных головоломок. Большинство имело вид логических задач на бумаге. Отдельные воплощались в форме шкатулок, замочков и прочих механизмов. Славы кубика Рубика ни одно из творений пока не снискало, но узкие круги постепенно расширялись до границ всего Союза и даже прорывались за его пределы. Однажды об увлечении московского кандидата наук написали в чехословацком научно-популярном журнале.
При этом для самого Гены сложнейшими головоломками бывали простые житейские вещи. Лишь к тридцати шести годам он немного разобрался с загадкой под названием «женщины». И даже рискнул сделать предложение молодой лаборантке, из-за чего почти на неделю выпал из колеи. А съехаться с Аллой до свадьбы, несмотря на косые взгляды, было едва ли не самым смелым решением Гены за всю его жизнь.
Ароматный чай немного успокоил волнение и привёл мысли в порядок. Младший научный сотрудник сидел в удобном кресле напротив иностранца и старался не глазеть слишком откровенно на богатую обстановку двухкомнатного «люкса».
Мистер Грейберд имел вид породистого, но несколько потрёпанного аристократа. Этакий Воробьянинов из экранизации Гайдая. То же вытянутое лицо с выразительными складками, острый нос, тонкие губы. Казалось, что сейчас он заговорит низким каркающим голосом актёра Филиппова. Вопреки ожиданиям, тембр оказался мягким и приятным. Англичанин имел заметный акцент, но русским языком владел хорошо.
— Леди Грейберд передаёт свои извинения. Ей немного... нездоровится.
Последнее слово иностранец произнёс по слогам и покосился на дверь спальни с какой-то необычайной тревогой. Собеседники долго обменивались пустыми фразами о погоде и культурных различиях, пока разговор снова не вернулся к приболевшей супруге.
— Мы с ней большие... страстные коллекционеры. Ездили всюду, где было что-то для коллекции. Весь мир... Похоже, остались только вы.
— Что вы имеете в виду? — удивился Гена.
— Пазлы. Или как это у вас? Задачки для мозга...
Свеклянский почувствовал, как румянец заливает щёки и уши, горячо пульсируя в висках. Он ожидал, что диалог плавно свернёт к его работе в НИИ, но интереса к своему увлечению никак не предполагал. Может, англичанин таким образом втирается в доверие?
— Головоломки! — Грейберд широко улыбнулся, а в глазах загорелся искренний интерес. — В Европе о вас говорят. Не повсюду, конечно. Но в кругах... увлечённых... вы величина! Если я вас ни с кем не путаю.
Гена, которого переполняла приятная гордость, достал из внутреннего кармана пиджака небольшую блестящую штуковину и протянул иностранцу:
— Только верните. Памятная вещь.
Грейберд вертел в руках металлический цилиндрик, состоящий из нескольких разноцветных сегментов. Внутри что-то звонко перекатывалось.
— Это нужно как-то открыть? — с азартом спросил он и, не дожидаясь ответа, поспешил в спальню. Через минуту из-за двери послышался радостный женский смех.
— Фанатики... — прошептал Гена, качая головой.
Его никто и никогда не смог бы назвать амбициозным человеком. Оставаться младшим научным сотрудником в тридцать шесть было, пожалуй, стыдно. Но Свеклянский не торопил события, добросовестно выполняя свою работу. Все мечты о карьере и большой роли в обществе отступали на второй план. Гена грезил, что его когда-нибудь пригласят в другую страну, или даже на другой материк, на международный конкурс мастеров головоломки. Должны ведь такие мероприятия существовать? И в честной интеллектуальной борьбе он победит всех — американцев, европейцев, азиатов и даже своих соотечественников. Подобные фантазии казались его невесте наивным бредом, но таким уж был Гена. И что-то подсказывало ему, что первый шаг на пути к триумфу был только что сделан.
— А потом он предложил мне деньги. За долгосрочное сотрудничество.
Алла вытаращилась на будущего мужа с открытым ртом. В темноте Гена этого не видел, но был уверен, что так оно и есть.
— Только не говори, что отказался!
— Конечно отказался! Сама знаешь, какие в нашем отделе разработки ведутся. Брать деньги у иностранца? Кто мне поверит, что это за «какие-то игрушки»?
Гена не любил, когда его творения называли игрушками, но сейчас процитировал Аллу, чтобы доказать ей свою правоту. Девушка отвернулась к стенке, заскрипев пружинами кровати, и громко засопела.
— Дурак ты, Свеклянский, — сказала она тихо. — Так и сгниёшь в своём НИИ. У тебя же друг в КГБ. Неужели не прикрыл бы!
— Делай, что хочешь. А я сплю.
Гена в ту ночь уснуть так и не смог.
Утром он собрал с полок головоломки, которые не успел раздарить, явился в гостиницу к мистеру Грейберду и вручил ему сумку:
Англичанин порылся внутри, с интересом изучая разномастные механизмы.
— Two weeks... may be...*
Он отнёс презент в спальню. Через пару минут дверь открылась, на пороге возникла молодая женщина в простой домашней одежде. Вероятно, болезнь отступила не до конца: щёки были бледны, а под глазами явно отпечаталась бессонная ночь.
— Доброе утро, мистер Свеклянский, — произнесла она с вымученной улыбкой. — Спасибо вам за помощь.
Иностранка протянула гостю разноцветный цилиндрик и отдельно высыпала в ладонь три стеклянных шарика.
— Я справилась довольно быстро.
У леди Грейберд были не по-английски приятные черты, говорила она бегло и почти без акцента, из-за чего Гена заподозрил в ней восточноевропейские корни.
— Мы с Ричардом рассчитываем на вас и впредь.
Гость не находил, что ответить, глупо улыбаясь и поправляя очки. К счастью, из спальни вернулся супруг.
— Анджела, you must... — он посмотрел на гостя и из вежливости перешёл на русский. — Тебе лучше лежать, ты ещё слишком слаба.
Женщина молча кивнула и удалилась, прикрыв за собой дверь. Грейберд пригласил выпить по чашке чая и поговорить.
— Что насчёт нашего предложения? — спросил он, пристально разглядывая собеседника.
Гена выкручивался, как мог.
— А почему я? Почему вы не наняли кого-то на родине? Или в Америке?
— Нанимали, — печально ответил Грейберд. — Сперва всё идёт хорошо, а потом... Понимаете, все эти люди зарабатывают своим мастерством. Нащупывают успешную формулу и дальше делают... по шаблону. Такие головоломки решаются как...
Англичанин пощёлкал пальцами, не сумев подобрать нужного слова.
— А вы... Ваш ум — чистая гибкость и парадокс. Для вас это не коммерция, а страсть. Даже если мы будем платить, я уверен, что вы не сразу начнёте... по шаблону.
— Есть определённые сложности, — вздохнул Свеклянский.
— Да, в вашем положении... Слушайте, я готов предложить институту международный проект. Любой, какой хотите. У меня хватит связей и средств. Пока ещё. Вы его возглавите, сделаете карьеру и всё такое. Абсолютно открыто и легально.
— Боюсь, с нашим руководством не так просто договориться, — возразил Гена. — Да и времени у меня...
— Вы наша единственная надежда!
Грейберд так настойчиво уговаривал, словно речь шла не о простом хобби, а о чём-то жизненно необходимом. Гена, конечно, слышал о чрезмерно увлечённых личностях, готовых на многое ради своей коллекции. Похоже, одна из таких сейчас угощала его хорошим чаем, рассыпая щедрые предложения. В скромном интеллектуале зашевелилась несвойственная ему ирония.
— Простите, а не пора ли вам остановиться? Подвести итоги? Наверняка, ваша коллекция самая большая в мире. Откроете свой музей...
— Да нет никакой коллекции! — с горечью воскликнул вдруг англичанин, едва не разбив чайную чашку о блюдце.
Он встал и подошёл к окну, сунув руки в карманы брюк, тщетно скрывая нервную дрожь. Вся его высокая фигура выглядела сейчас ещё более тощей и ссутулившейся. В голосе послышались нотки безысходности.
— Ступайте, мистер Свеклянский. Головоломки верну через неделю.
— Ну что вы, это подарок...
Гена почувствовал себя очень виноватым, не понимая причины. Уже собравшись выходить из номера, он вдруг осознал услышанное и вернулся в кресло.
— Как нет коллекции? А для чего тогда это всё?
Грейберд долго молчал, разглядывая улицу. В неожиданно влажных глазах бегали солнечные блики.
— Хорошо, мистер Свеклянский, я расскажу. Либо вы мне поверите и поможете, либо сочтёте безумным. Мой университетский друг стал доктором медицины. Большим учёным. Очень смелые эксперименты. Представьте, он твердил много лет, что научился оживлять покойников.
— Но это же антинаучно... — не удержался Гена и тут же покраснел.
— Просто не хватало... как это... доказательной базы, — возразил Грейберд. — И вот она нашлась. Три года назад в нашем доме был пожар. Нам повезло не сгореть заживо. Но много дыма... Сильное отравление. Меня смогли реанимировать. Анджелу нет.
Англичанин замолчал, всё так же глядя в окно. Гена подумал, что дальше история пойдёт по пути лихо закрученного детектива с подменой тел и документов. Но при чём тут головоломки, оставалось неясным.
— Мой друг её мне вернул, — продолжил Грейберд. — Вернул из мёртвых. Не спрашивайте, как. Я не знаю. Но это Анджела, и она жива. Пока ещё.
Во рту у Свеклянского пересохло, несмотря на выпитый чай.
— Возможно, смерть констатировали ошибочно? — предположил он.
— Никаких сомнений, — покачал головой иностранец. — Она была мертва. Её мозг не работал много часов, а потом снова «включился». Но... Электрические импульсы стали нестабильны. Мозг жив, пока нагружен. Сложной работой. Читать — это слишком просто. Сочинять она не умеет. В математике или химии не смыслит. Учиться невозможно, разум и память больше не принимают новое. Остаётся логика и предыдущий опыт. Вот для чего головоломки, мистер Свеклянский. Как только не станет пищи для ума...
Повисла тишина. Гена пытался найти хоть какое-то рациональное объяснение услышанной истории. Британская медицина шагнула настолько вперёд? Но опыты по «воскрешению» мёртвых безуспешно проводились не одну сотню лет. Что такого нового мог открыть этот англичанин? Электростимулятор? Раствор катализаторов? В голову полезла совсем уж антинаучная чушь про «зомби» и «вуду», которыми стращали когда-то чернокожие сокурсники. А ещё мифы из курса научного атеизма.
— Она умрёт? — тихо спросил Гена.
— Снова. Но это не самое страшное, — ответил Грейберд и по его морщинистым щекам вдруг побежали слёзы. — Сначала она... потеряет себя. Однажды мы застряли в одной африканской стране. Какая-то лихорадка, карантин. Никаких головоломок. Первые дни начались перепады настроения. Агрессия, истерика, апатия. На третий день она стала путать слова. На пятый — плохо владела телом. Как инсульт, но гораздо хуже. Я метался по всей округе в поисках хоть чего-нибудь. Отыскал шамана с какими-то абсурдными загадками. Отвалил кучу денег переводчику. Кое-как протянули два дня до вылета. В Египте нашли спасение.
Мистер Грейберд тяжело опустился в кресло, словно выполнил трудную работу и теперь переводит дух. Он с тоской и надеждой посмотрел на Свеклянского:
— Сейчас ваша сумка продлила ей жизнь на пару недель. Плюс неделя угасания. А дальше? Дадите пропасть несчастной душе?
— В душу я, как советский учёный, не верю. Извините, но всё это звучит дико, словно вы меня дурачите. Однако... Не могу понять, для чего вам меня дурачить.
Из спальни послышался металлический щелчок и радостный женский возглас. Грейберд устало прикрыл глаза. Безумцы или нет, эти люди вызывали у Гены жалость и симпатию.
— А знаете, что? — заявил он неожиданно для самого себя. — Я вам помогу. Бесплатно.
Младший научный сотрудник возвращался домой, когда на улице уже начинало темнеть. Душа, в которую он не верил, пела. Впервые в жизни Свеклянский чувствовал себя по-настоящему нужным и полезным. В сказки про оживление он, конечно, не поверил. Но почему бы не помочь стареющему чудаку и его молодой супруге? Даром! Назло прагматичной Алле, у которой души уж точно быть не могло. Да и «чекисты» успокоятся, когда поймут, что к чему.
— И тебе не хворать, Геннадий. Чего случилось-то?
— Лёнька, ты... Ты охренел?!
Впервые со школьных времён Свеклянский назвал Гровина Лёнькой. Да ещё и наорал в его собственном доме. Майор схватил приятеля за шиворот и молча втащил в прихожую, захлопнув тяжёлую дверь.
— Так, не будем устраивать цирк для соседей.
Глянув на багровое лицо гостя с трясущимися щеками, он влепил ему затрещину. Это подействовало. Гена потёр скулу и, виновато потупившись, ушёл в ванную. Когда вернулся, с кухни разносился аромат бразильского кофе. Гровин сидел за столом, жестом приглашая присоединиться:
— Я тебе коньячку побольше плеснул. Успокоишься. А потом объяснишь.
— Зачем ты так? — отхлёбывая кофе, спросил Гена. — Ну иностранцы, ну психи, но безобидные же! Я им помочь хотел. Не за деньги. Просто это... гуманно...
— Ну так и помогай. Я-то каким боком? — удивился майор.
— Я половину отпуска всё это придумывал, собирал по винтику. Завтра отнести должен был. А теперь всё сломано...
Гровин сложил руки на груди и обиженно прищурился:
— И ты решил, что это я? Залез в квартиру, переломал твои игрушки?
— Ну... Алла сказала, что ваши всё равно устроят подставу. Посмотрят на реакцию иностранца. Что вы меня используете, как дурачка.
— Язык без костей у твоей Аллы! И деньги она слишком любит. Потому и ушла от тебя. Сама-то она не могла наворочать?
— Ну... Ключ у неё остался, конечно. Но зачем ей?
— Женщины... — иронично усмехнулся Гровин.
Гена вдруг почувствовал себя полным идиотом.
— Попей. Коньяка ещё много, и ночь долгая. А с иностранцами что теперь думаешь делать?
Утром Гена почувствовал тяжесть в голове и огромную, словно звенящую, пустоту внутри. Именно там, где бывает душа у тех, кто в неё верит. А ещё он понял, что лимит смелых поступков исчерпан на годы вперёд. Поэтому, вместо объяснений с англичанами, ближайшей электричкой уехал в деревню к родственникам. Тем более, что оставались ещё две недели отпуска.
Огород, грибы и рыбалка подвыветрили чувство вины, почти перестала накатывать тоска из-за расставания с Аллой. Домой Гена возвращался в приподнятом настроении, пока не увидел тёмную фигуру, ожидавшую на лестничной площадке. Хотя Свеклянский не верил в чепуху о воскрешении, леди Грейберд вызвала в нём чувство иррационального страха.
— Пригласите? — спросила она вместо приветствия.
Хозяин квартиры молча кивнул и зазвенел ключами. Из прихожей гостья, не разуваясь, прошла в зал. Под её туфлями захрустели детальки разбитых головоломок. Только сейчас Гена обратил внимание на траурную одежду и бледность лица.
— Вы ведь не сами? — спросила Анджела, разглядывая пол. — Кто же это сделал?
Свеклянский молча пожал плечами. Он мог ухватиться за эту соломинку и свалить всё на обстоятельства, на скандальный разрыв отношений, на характер бывшей невесты. Но бегства от своей ответственности это не оправдало бы.
Женщина протянула извлечённую из сумочки газету. На передовице располагалась заметка о недавнем несчастном случае в гостинице «Интурист». Гена почувствовал, что краснеет сильнее обыкновенного, а сердце готово выскочить из груди. Вероятно, мистер Грейберд решил, что его жена обречена, и, не в силах смотреть на её угасание, шагнул из окна.
— Спасибо вашему другу из органов, — тихо сказала вдова. — Леонид, кажется? Краткое расследование, ничего лишнего в прессе. Никаких шпионских теорий и пропаганды. Завтра увожу тело бедного Ричарда в Англию.
— Искренне соболезную, — выдавил Гена. — Я... трус... Я должен был...
— Не вздумайте извиняться! — резко перебила Анджела. — Это давно нужно было прекратить. Всю эту агонию, затянувшуюся на годы. Так что я вам благодарна. И вы далеко не трус. Наши страны не дружат, и трус не перешагнул бы порога нашего номера.
— Я должен был идти не к Леониду, — продолжал Гена. — В нашем НИИ есть кафедра психиатрии. Настоящие светила...
Женщина вдруг громко рассмеялась. На её щеках проступил лёгкий румянец, а лицо на минуту перестало выражать усталость и скорбь. «Всё-таки она довольно красива. И явно не англичанка», — подумал Гена. Анджела покачала головой:
— Вы не поверили! Да и кто бы поверил? А ведь Ричард совсем не солгал.
Вдова долго и пристально всматривалась в глаза Свеклянского. В её взгляде можно было прочесть что угодно, кроме лукавства. Но как такое может быть правдой? Гена предложил сделать паузу.
Через десять минут они уже сидели за кухонным столом и пили чай. Женщина вернулась в свою печально-отстранённую скорлупу, однако выглядела вполне живой и никаких признаков угасания рассудка не проявляла.
— Да, Ричард не солгал, — заговорила она, наконец. — Просто кое-что перепутал. По незнанию. Тот его друг, учёный, действительно изобрёл некий... метод... Но не имел экспериментального материала. Очень кстати у нас случился пожар. Я не раз думала, не сам ли он это подстроил? Теперь уже не важно. Мы действительно отравились дымом, и одного из нас реанимировали в больнице. А второго вернул к жизни эксперимент. Уже догадываетесь?
— Всё наоборот? — голос Гены дрожал от волнения.
— Именно так, — вдова кивнула, изящно опуская веки с длинными ресницами. — Ричард не читал ничего, кроме финансовых отчётов. Он был порядочным, но скучным управленцем. Не любил загадок. Не увлекался ничем... Кроме меня... Как нагрузить работой мозг такого человека? Игра на бирже? Коммерческие проекты? Всё это было для Ричарда рутиной.
— И вы стали его головоломкой...
Леди Грейберд грустно улыбнулась.
— Мы с «доктором Франкенштейном» договорились и водили несчастного за нос. Заплатили медикам, чтобы он очнулся в палате, а не в той жуткой лаборатории. Чтобы никто не задавал вопросов... Три года Ричард искренне верил, что спасает мне жизнь. Его разум работал день и ночь в поисках всех этих загадок, ребусов, игрушек... И он действительно жил этим, в прямом и переносном смысле. Только теперь я понимаю, сколько для него значила.
Анджела достала из сумочки носовой платок. Гена, совсем не умевший утешать, поспешно схватил пустые кружки и, удалившись к раковине, зашумел водой. Всё это казалось какой-то невероятной сказкой, ненаучной фантастикой. Но для чего сочинять такую мистерию и пытаться убедить в ней младшего научного сотрудника? Может, это какой-то гипноз, и его всё-таки завербовали? Была ли смерть мистера Грейберда самоубийством? Или всё намного проще, стоит только поверить?
Когда Гена закончил с мытьём посуды, гостья уже стояла в прихожей у двери.
— Знаете, — сказала она на прощанье, — мне нравится идея с музеем. Мы многое привезли из наших странствий. Ваши подарки займут почётное место. Когда-нибудь всё изменится, и вы сможете лично посетить экспозицию. Я буду ждать.
Закрыв дверь, Свеклянский ещё долго стоял в коридорчике, задумчиво вдыхая аромат изысканного парфюма. Гордости из-за того, что его творения будут демонстрироваться в Лондоне, почему-то не было. После всего произошедшего какое-то гнетущее чувство поселилось в душе. Или что там находится в этом месте, согласно науке? Та ещё головоломка...
* Две недели ... может быть ... (англ.)
