Во рту пересохло. Старик попытался приподняться на кровати и не смог. Он знал, стакан стоит где-то рядом, надо лишь собраться с силами и дотянуться. Алекс всегда оставлял воду, но специально ставил стакан сбоку, чтобы старик не мог его видеть.
Однажды он плюнул в кувшин. Старик потом не пил весь день, проклиная свою память, что не давала забыть такие мелочи, в то же время скрадывая целые куски жизни. Может быть там, в одном из отрезков времени, который старик забыл, существует ответ на вопрос: за что Алекс так его мучает?
Старик протянул руку вправо, хватая пальцами воздух, в надежде найти стакан. Горло саднило от жажды, сейчас он бы выпил кувшин слюны, и сказал бы спасибо. Рука дрожала от слабости и нетерпения, последние силы ушли на поиски стакана и вот он ощутил прохладные грани стекла. Неловко сжав руку, старик почувствовал, как стакан выскользнул из непослушных пальцев и упал. В хрустальном звоне разбитого стекла растаяла надежда утолить жажду.
Старик беззвучно заплакал, трясясь на узкой железной кровати. Спина болела, кости, которые прежде скрывали мышцы, теперь выпирали, впиваясь в тонкий матрас, постеленный на фанерное дно.
— За что мне это? — вопрошал старик, прикрыв мутные глаза. — Алекс, за что?
— Пить, — шептал старик, с трудом разлепляя губы.
Алекс неторопливо переоделся, убрал стекло, и принялся мыть старика. С каждым днём тот становился всё легче, Алекс свободно перекладывал его на пол на клеенку и мыл губкой, бережно оттирая грязь. Затем массажировал его, чтобы не было пролежней, перестилал кровать и укладывал старика обратно. Только потом он кормил его тягучей смесью бульона, овощей и мяса, перемолотых в блендере. Немного, только чтобы старик не умер с голоду, и давал воды.
Сегодня старик не раскрыл рта, когда Алекс попытался его накормить. Пришлось зажимать ему нос и вливать смесь силой. Старик закашлялся, захныкал, как ребёнок, тогда Алекс легонько шлепнул его по губам.
— Не шали, — с улыбкой погрозил он старику. — Ты же знаешь, еду надо беречь!
"Еду надо беречь!" — слова вспыхнули в памяти старика. Вот он сидит за столом, перед ним тарелка наваристого супа, сверху плавают кругляши жира, при виде которых его тошнит. Папа сидит справа и внимательно наблюдает за ним. Его лицо сосредоточенно, губы растянуты в улыбке, но Саша знает эту улыбку, она совсем не добрая.
— Ешь, Саша! Знаешь, сколько мне приходится работать, чтобы ты не голодал?
Саша кивает и послушно зачерпывает ложкой ненавистный суп. Жир застывает пленкой во рту, и, не успевает он его проглотить, как рвотным позывом выплевывает всё обратно в тарелку.
Мальчик смотрит на отца, сжимаясь на стуле, и прикрывая голову руками. Тяжелая отцовская рука со шлепком опускается на затылок, давит носом в тарелку, Саша втягивает суп ртом и носом, в мозг впивается тысяча игл, он бьётся под отцовской рукой, пытаясь выбраться и вдохнуть, но не может.
— Еду надо беречь! — кричит отец. Он уже стоит над ним, вдавливая Сашу в тарелку. И вдруг отпускает.
Перекошенное лицо вмиг становится добродушным. Он берет полотенце и вытирает руки. Садится на свое место и, как ни в чем не бывало, берет кусок хлеба и ложку.
Саша сдерживает слезы и кашель, напрягая челюсть изо всех сил, пока не становится больно. Берет ложку и ест остатки супа, стараясь не вдыхать носом и не смотреть на отца.
— Вспомнил? Вижу, вспомнил, — довольно произнес Алекс. — Ничего, потихоньку всё вспомнишь. А пока ешь.
Старик послушно открывает рот и глотает тёплую смесь.
После Алекс наполняет пластиковый стакан водой и ставит его где-то за головой старика.
— Пожалуйста! — шепчет старик. Алекс улыбается.
— Что? Хочешь, чтобы я поставил воду ближе? Хочешь пить?
— Вода это ценность. Её нужно заслужить, — выставив указательный палец, с улыбкой говорит Алекс, и задвигает воду подальше.
"Воду нужно заслужить!" — новая искра разгорается в памяти, тянет за собой другую сцену, забытую в далёком прошлом.
Саша заперт в своей комнате. Он наказан. Из-за его шалости в ванной забился слив, случился потоп и теперь папа ремонтирует квартиру соседей. Тётя Лена совсем не ругалась, но папа всё равно делает ей ремонт. А Саша сидит дома.
В комнате жарко, из окна без занавесок льëтся яркий свет.
Однажды Саша принёс домой хомяка, посадил его в большую стеклянную банку, которую выставил на балкон, чтобы папа не увидел. Хомяк провёл под солнцем весь день, а вечером, когда папа его нашел, был уже мёртв. Саша чувствовал себя виноватым, он не подумал, что хомяку нужна вода или ему будет жарко. Он думал только о том, как бы спрятать зверька от папы.
А теперь он сам сидит в своей комнате, под обжигающими лучами, без воды и еды.
Он забился за кровать, в кусочек тени, и сидит там, рассматривая грязь на пальцах ног, и стараясь не думать о воде.
Папа вернулся поздно. Саша подбежал к двери и замолотил в неё кулаками, вымаливая воды. Дверь открылась, папа усмехнулся и протянул ему стакан.
— Вода это ценность. Ты понимаешь? Её нужно заслужить! — выставив указательный палец, с улыбкой говорит папа.
Саша кивает, жадно глотая прохладную воду. Он понимает.
— Кто ты? — спрашивает старик у Алекса, когда тот собирается уходить.
— Я? — Алекс хмурится. — Ты снова забыл?
Не дождавшись ответа, он выходит. А старик снова остается один, бездвижно лежать и смотреть в потолок, слушая собственный желудок и держа рот закрытым, чтобы подольше не мучиться от жажды. Тело совсем ослабело, ему ни за что не достать стакан. Он ждёт последний день. День, когда он превратится в ничто, и больше никогда не вспомнит эти дни, наполненные голодом и жаждой. День, когда Алекс нигде его не найдёт.
Пока же он лежит, а из глаз стекают слезы.
"Из мальчика должен вырасти мужчина, а не баба" — новая фраза взрывается в памяти. Саша кусает губы, чтобы не разреветься, спина болит от отцовского ремня. Перед глазами красное марево и визг, ужасный визг, от которого скручивает внутренности и хочется биться головой о стену.
В яме щенки. В руках у Саши лопата. А в ушах отцовский приказ:"Руби!".
Саша всхлипывает и просит:"не надо!", но папа неумолим. Им не нужен новый выводок, а Саше пора взрослеть, ему уже девять. "Руби! Слабак!".
Саша неловко тычет лопатой в яму, руки трясутся, ноги подгибаются, а в голове шум, визг, и крик:" Руби, баба!" И он рубит, а потом складывается пополам и падает возле ямы. Отец вырывает лопату, слышится хлюпающий звук, хруст, и визг затихает. Остается только вой. Саша не сразу понимает, что воет он сам. Тело колотит, когда отец тащит его в дом. Он почти не чувствует удары. Он хочет перестать быть здесь. Перестать быть собой.
Старик открывает глаза. Кто-то стучит в дверь.
— Дед! Эй, дед! Открой дверь, что у тебя там?
Женский голос. Память услужливо подсказывает — соседка. Она кричит, но старик не в силах ответить. Он лишь шепчет:
К голосу соседки присоединяется голос Алекса.
— Всё в порядке, тёть Сонь, я за ним присматриваю. Да-да, не волнуйтесь. Нет, помощь не нужна. Он кричит, потому что от старости плохо с головой. Спасибо за волнение.
Дверь открывается и Алекс входит в квартиру. Старик шепчет, но соседка уже ушла.
— Папа, папа, — притворно вздыхает Алекс, — не будь бабой, будь мужиком.
— Будь мужиком! — слова вырываются из его рта. Саша лежит на животе, тело сотрясается от рыданий, а на спине расцветают багровые полосы. — Будь, мать твою, мужиком! — Старик замахивается ремнем и оставляет новую полосу на узкой мальчишеской спине.
— Папа, пожалуйста, — плачет сын, но старик не слышит.
— Папа, папа, — Саша/Алекс качает головой, — надо быть мужиком. Ты же сам меня учил, забыл?
Он достает ремень и хлопает по ладони.
— Ну ничего, теперь я тебе напомню.