Раздел первый. Участие евреев в формировании современного народного хозяйства
Глава шестая. Коммерциализация экономики
II. Торговля ценными бумагами
2. Биржа
...По крайней мере, когда речь заходит о торговле ценными бумагами, нет никакого сомнения, что «спекуляция» увеличивает рынок спекулятивных бумаг и повышает вероятность заключения реальных, действительных сделок. Причины этого (они не всегда с должной ясностью излагаются сторонниками такой точки зрения, равно как о спекуляции как созидательнице рынка в отношении производимой ею корректировки цен, всегда говорится весьма нелестно, хотя она по меньшей мере и тут так же значима) доходчиво излагает уже Исаак де Пинто), рассуждение которого я привожу здесь дословно, потому что всегда интересно послушать, как много лет назад осмыслялись и выражались те или иные истины. Итак, он пишет:
«1) Возможность продать свои бумаги на какой-то срок и получить на них же какую-то разницу заставляет многих вкладывать в это дело свои деньги, с которыми они никогда не расстались бы, если бы не эти выгоды;
2) в Англии и Голландии много богатых людей, которые не хотят вкладывать деньги в какие-то новые бумаги, не желая подвергать себя риску во время войны. Но что они делают? Они вкладывают по десять, пятнадцать или двадцать тысяч фунтов стерлингов в аннуитеты, которые продают на срок биржевым спекулянтам, в результате чего получают большой процент со своих денег, не переживая той неопределенности, которая выпадает на долю этим спекулянтам; они проделывают это годами, и счет идет на миллионы...
Таким образом, английское правительство благодаря такой игре вымело деньги не только тех, кто хотел этих бумаг, но даже все деньги тех, кто вовсе к этому не стремился».
И далее:
«...Обращение, которое создает такая игра, огромно, и просто невозможно представить, насколько она облегчает возможность в любой момент сбыть с рук эти ценные бумаги, причем на весьма значительную сумму. Именно той легкости, с которой частные лица избавляются от этих фондов, Англия, например, обязана столь же легкой возможностью делать огромные займы».
...Огромное количество одинаковых бумаг, внезапно появившихся в обращении, широко распространившаяся страсть к игре, высокие проценты, которые с самого начала связывались с этим предприятием, нестабильная прибыль и обусловленные этим колебания в настроении и неопределенность решений,— все это, по всей вероятности, способствовало тому, что на хорошо подготовленной почве Амстердамской биржи спекуляция акциями быстро расцвела буйным цветом. За какие-то восемь лет она распространилась так широко, что власти стали воспринимать ее как явное зло, как нарушение общественного порядка, которому надо было положить конец на законодательном уровне: постановлением Генеральных Штатов от 26 февраля 1610 г. запрещалось продавать акций больше, чем их было в реальном наличии (надо сказать, что такие запреты в дальнейшем издавались не раз (в 1621, 1623, 1677, 1700 гг.), но каких-либо существенных последствий не имели).
...Главными посредниками в деле оформления первых английских кредитов были евреи. Они помогали советами Вильгельму III, а один из них, богатый банкир Медина, ежегодно платил ему 6000 фунтов стерлингов, получая взамен свежую информацию о ходе военной кампании. Для Медины день победы английской армии стал днем получения прибыли, для английского оружия — днем славы. Приемы игры на повышение и понижение, ложные сообщения с поля битвы, мнимые курьеры, тайные биржевые котировки, тайный механизм работы золотого тельца,— все это было хорошо известно пионерам биржи и сполна ими использовалось.
...Государственный долг воспринимался как нечто постыдное, на что государству не следует идти. Лучшие умы воспринимали непрестанную государственную задолженность как тяжелейшее зло, которое надо устранить всеми имеющимися средствами. В этом отношении практики и теоретики были едины. В торговых кругах самым серьезным образом размышляли о том, как можно кассировать государственный долг, и задавались вопросом, не следует ли стремиться к добровольному банкротству государства как к его последнему спасению. И все это происходит в Англии во второй половине XVIII в.!. Давид Юм называет государственные займы «безусловно губительной практикой», а Адам Смит, как известно, употребляет самые сильные слова, выражая свое недовольство тем, что задолженность государства постоянно растет. У него мы читаем о «губительной практике финансирования», о «пагубном средстве постоянного финансирования», которое «постепенно ослабляет всякое государство, к нему прибегающее», об увеличении и без того «огромных долгов, которые уже сейчас подавляют и в перспективе, наверное, погубят все большие европейские государства».
Будучи зеркалом складывающейся ситуации во всех прочих отношениях, Адам Смит и здесь дает точное отображение того, как складывалась экономическая жизнь его эпохи. Ничто так не характеризует все своеобразие тогдашнего народного хозяйства (хозяйства эпохи раннего капитализма в противоположность нашему), как тот факт, что в величественном здании, каковым явилось экономическое учение Адама Смита, для ценных бумаг, биржи и биржевой торговли не нашлось, так сказать, даже каморки. Он построил целую систему национальной государственной экономики, в которой о бирже не было упомянуто ни единым словом!
...То, что сегодня нам кажется вполне естественным, а именно интернациональный характер кредитного обращения, в начале XIX в. вызывало крайнее изумление, если такое на самом деле случалось. Когда в 1808 г. во время войны Англии с Испанией Ротшильд оплатил расходы на содержание британской армии в самой Испании, это было воспринято как нечто неслыханное и весьма способствовало упрочению и росту его авторитета и влияния. До 1798 г. существовал один дочерний банкирский дом во Франкфурте, однако, как известно, в 1798 г. сын старого Майера Амшеля основал филиал в Лондоне, в 1812 г.— в Париже, в 1816 — в Вене, в 1820 г.— в Неаполе. Таким образом, появилась возможность размещать займы других стран как внутренние, и население привыкло вкладывать свои деньги и в чужие ценные бумаги, так как проценты и дивиденды оно получало у себя дома в своей валюте. Один писатель начала XIX в. как о чем-то крайне важном и имеющем далеко идущие последствия сообщает о том, что «каждый обладатель государственный ценных бумаг может... без каких-либо затруднений получать проценты там, где это ему удобно: банкирский дом Ротшильда во Франкфурте выплачивает проценты применительно к нескольким правительствам, парижский банкирский дом Ротшильда платит проценты австрийских металлургических предприятий, неаполитанскую ренту, а также проценты по англо-неаполитанским облигациям в Лондоне, Неаполе или Париже — по желанию клиента».
...Однако мы только тогда поймем столь сильно изменившееся отношение банкира к бирже и общественности, когда вспомним, что в те времена, о которых идет речь (то есть в эпоху Ротшильдов), в коммерческой жизни произошла новая кристаллизация, возникла новая форма деятельности, новая форма сделки, утверждавшая самостоятельную форму экономической жизни и выдвигавшая новые, самостоятельные требования — эмиссия.