Так как прошлый рассказ на тему деревенской мистики был довольно тепло встречен, хочу разместить здесь и свою повесть "Мизгирь". Она покрупнее, так что, в связи с лимитами площадки, будет опубликован в несколько частей. Посвящается всем арахнофобам, а заодно и любителям различных паукообразных созданий и историй про них.
Главный герой отправляется в сельскую местность для осмотра и выкупа земельных участков с целью последующей перепродажи своей фирмой. Но в глухих деревнях в это самое время разрастается вспышка загадочной болезни, истоки которой лучше даже не пытаться искать.
Влад Волков - Мизгирь
- «ВолкИ'», на «и» ударение, понял? – звучал в трубке голос начальника. - Ачитский округ, недалеко от западных границ нашей Свердловской области, - напоминал Сергей Степанович, сидя где-то там, в Екатеринбурге, в уютном кресле да внутри просторного кабинета руководителя отдела, пока я под хмурым небом ехал в машине и приближался к концу своего маршрута.
- Да помню я, - отвечал ему, нехотя, слишком уж сильно беспокоится.
- И я тебе ещё раз повторяю, никакого антуража захолустья и деревни нам не надо, к нам по каким запросам приходят, знаешь? Люди даже уже не «дачи» ищут себе. Нам нужны «коттеджи» и «таунхаусы», понял? Если есть ракурсы хорошие и дома крепкие, фотографируй в лучшем виде, - велел он. - Если совсем всё запущено, лучше снесём, да я строительную бригаду свистну. Приедут, составят там и из брёвен, и из камня. Ты мне, главное, всё разведай.
- Да, да, - отмахивался я от его назойливого внимания, вот жеж «типичный козерог», во все мелочи въестся, каждую деталь по сто раз напомнит…
И ведь всё равно потом, как обычно, будет чем-нибудь недоволен. Чёртовы перфекционисты! Только мешают жить обычным людям. Но начальство есть начальство, и это он ещё у нас не самый главный. Контора занимается продажей земельных участков обычно уже с готовыми постройками – дачные загородные дома, чаще всего круглогодичные, реже чисто летние, а при них: гараж для машины, сарай для инвентаря, банька обязательно, бывает цветники там, сады-деревья, детские площадки в виде песочницы да качелей, удобства разные, даже красивую будку для семейного любимца-пса под размеры оного могут сварганить, лишь бы клиент был доволен. А те и рады поменьше самим пристроек всяких ставить, легче заплатить за уже готовое. Понимаю, сам из таких, моя дача под родным Екатеринбургом между Курганово и Красной горкой, как раз благодаря работе и досталась по хорошей цене. По Полевскому тракту, в основном, добираться, так там километров под пятьдесят, а здесь-то все двести до этого Ачита!
Ну, точнее, до Ачита-то около ста семидесяти, но мне-то «Волки» нужны. А это ещё на каком-то там расстоянии. По крайней мере, расходы на бензин мне оплачивает контора. Это, пожалуй, самое главное. Да и ремонт, если прокол шины или ещё чего случится в пути, можно будет к ним счёт направить. Ну, а что? Нечего в глухомань посылать. Раньше Светку Рогозину отправляли по таким деревням вопросы улаживать, уж больно фотографии красивые делала, так она машину раз сломала, два сломала, завязла в какой-то грязище ещё как-то, было дело… По итогу вернулась к мелкой кабинетной работе, а меня повысили. Вот и езжу теперь по всякому «Кукуево», узнаю, чья земля, давно ли налог не уплачен, когда речь о заброшенных участках, вот в этот раз с Большеутинским сельским советом выяснять все эти вопросы предстоит как раз…
- На въезде в Ачит тебя встретит Паньков Георгий Владимирович, местный участковый, - бурчал в телефоне медвежий тембр руководителя. - Всё покажет, объяснит.
- Помню я, - приходилось отвечать, не вешать же трубку, имитируя проблемы со связью в такой глуши, хотя теми могут и сами по себе явиться. - Мужчина в форме тридцати двух лет. Вряд ли там целая толпа будет похожих, чтобы я не узнал.
- Это он тебя узнает по красному «пежо», - надрывался Степаныч.
- Хорошо хоть по «пе», «жо», а не наоборот, - отшучивался я, поглядывая на навигатор, марку благодаря логотипу и вправду легко узнать, впрочем, как и любой другой известный автомобильный бренд. - Почти на месте. Фотки пришлю ближе к вечеру, - пообещал я и таки сам закончил разговор.
Разумеется, болтать за рулём по телефону запрещается, опасно и для себя, и для пассажиров, коих сейчас при мне нет, и для пешеходов вокруг, да и для других автомобилистов, в которых можешь врезаться. Но когда речь про такую местность, где, словно и машин-то не видали, а до сих пор ездят на лошадях, запрягая летом в телеги, а зимой в сани, то и звонок начальства можно было принять. А вообще, по возвращении куплю уже себе эту гарнитуру. Наушник и микрофон, а то сам будто не с этого века, ей богу. Подъезжаю, так сказать, по адресу - вот уже и миниатюрная и красивая реконструкция знаменитой Ачитской крепости слева от дороги, а вон и въезд в сам нынешний посёлок. Ничего не перепутал, да и навигатор не наврал, слава технологиям.
Обещанный участковый и вправду был. Наглаженная форма, красивая фуражка, красующийся табельный пистолет в кобуре, всё как положено – грозный вид, да ещё пряжка на ремне с Российским гербом. Патриотичный мужчина, однако. На первый взгляд без бороды и усов, а, как вышел, заметил колючую небритость двух-трёх дней, которой он ради встречи с гостем из административного центра области решил даже не заниматься.
А я вот хорошо побрился перед встречей. Впрочем, может, отращивал бы вообще и бородку, и усы, как у Степаныча, моржовые в тон всему его облику дотошного начальника, да вот жена против. Касаться и целоваться Ленке не нравится, когда колюч, как еж. Да и дети тоже против, оба. По ним и определяю, что пора побриться. Если в прихожей, когда домой возвращаюсь, просто целуют папку в щёку, то нормально всё, а если начинается «у-у, колючий» - значит, завтра вставать минут на пять-десять пораньше и жужжать бритвой по лицу какое-то время. Кстати, её бы тоже обновить, купить посовременней. У Лены что ль попросить ко Дню Рождения, раз она так настойчиво спрашивает, что подарить, а я никогда не знаю, что.
Ну, вот что? Что можно подарить мужчине, у которого всё есть? Дача по скидке с места работы досталась, за полцены и всего в пятидесяти километрах от города. Даже у Степаныча за семьдесят три или семьдесят пять там, не помню, но он периодически рассказывает. Красавица-жена тоже при неплохой работе в компьютерной фирме, оказывающей услуги дизайна и рекламы, в общем, рисуют все эти «шапки», «баннеры», а она на связи с клиентами. Двое детей, у которых тоже и игрушки, и планшеты, и велосипеды. Надеюсь, счастливое детство. Мы по возможности и семейные походы в кино, и на пикник, и в парки с аттракционами устраиваем, стараемся уж жить полноценной жизнью. Машина вот есть не самая плохая. Чего ещё желать?
Вот и выходит на праздники какая-нибудь мелочёвка да ерунда – новая обувь, набор галстуков и рубашек, дорогой коньяк и ликёры, хотя я на самом деле больше люблю вино. Телефон и тот современный, три года назад всего куплен, я даже ещё не все его функции освоил, как мне кажется. Гарнитуру вот к нему да новую бритву, вот он, предел жизненных мечтаний. Да и зачем вообще эти подарки ко Дню Рождения? Лучше уж скопить вместе денег и рвануть в семейный отпуск. Прыжок на тарзанке-резинке с моста над пропастью всяко больше впечатлений даст за те же деньги, что и новая бритва. В наше время главное – уметь отдыхать. А то все сидят в этих своих скорлупках, скрюченные ракообразные и офисный планктон, работают, работают, работают что-то там себе вечно, домой приходят и снова работают, не с компьютера так с ноутбука, не с ноутбука так с планшета. Какой-то мир «типичных козерогов», кому не позвонишь в субботу – «Что делаешь?» - «Работаю» отвечает! О как! Ну, нельзя же так, люди! Сами себя что ли не любите? Надо ж меру знать, уметь расслабиться, отдохнуть хорошенько! Отвлечься от всего этого груза дел, ответственности, незаконченных проектов, висящих задач, домашних обязанностей… Превращаемся в каких-то роботов. Дом-работа, дом-работа, что это такое?!
Вот мы хотя бы полезным делом занимаемся – продаём загородный уют. Место, где можно и шашлыков нажарить, и картошку запечь, и по грибы в лесок сходить, да и черники набрать. Детям бассейн и площадка для игр, поляны для бадминтона всякого. А заодно и на речку ближайшую за рыбой выбраться можно, посидеть тихо с удочкой, красота! «Волки» эти как раз на левом берегу реки Ут удачно расположились! Сейчас разгребу будущий рай для семейных гнёздышек, отправки туда своих бабушек, а к ним детей и внуков на лето. И деревенька процветать начнёт, вздымаясь из захолустья в ухоженный цивилизацией посёлок, и мы при деньгах, все счастливы. Так и должно быть.
- Пётр Панкратов? Ильич? – спрашивал у меня, сверяясь, местный участковый. - Паньков Георгий Владимирович, старший участковый Ачитского городского округа, - медным тоном чеканил он приветствие на мой ответный кивок головы. - Здравия желаю и приветствую в наших краях.
- Ильич, да не «тот», - усмехнулся я. - Даже Пётр Ильич, а всё равно не «тот», - протягивал ему свой паспорт, дабы он убедился, что встретил того, кого надо.
Документы он сам не требовал, но это мне Степаныч велел всё ему показать, а приказы начальства, они обычно не обсуждаются. Паньков этот плечист, могуч, почти вдвое шире меня, подтянутый такой, прям пешком меж своими деревеньками словно бегает, в форме себя держит. По крайней мере, не вижу рядом ни его машины, ни служебного сопровождения с водителем-напарником, ни даже велосипеда какого-нибудь.
А вот табличка «Ачит» здесь совсем старенькая, её б тоже заменить неплохо бы в ближайшее время. Зато герб красивый, с лебедем. Впрочем, мне дома продавать не здесь, а в «Волках», с ударением на «а», как начальник просил. Так что главное, как там будет всё выглядеть, особенно на въезде. Если мы там из деревни «Садовое товарищество» устроим, то ещё и ворота с будкой-сторожкой возводить ребятам придётся, ограду, может, какую вправо-влево от входа, скорее для красоты. Нельзя ж всё ограждать, как люди в лес ходить будут и на речку, так символически всё оформить под опрятный вид, навести марафет.
- А по документам «тот», - не понял он, кажется, моих шуток про Ленина и Чайковского, возвращая паспорт. - Ну, что? Пожуём, перетрём немного и пойдём на «Волков» глядеть, - криво улыбнулся мне старший участковый, приглашая пройти на территорию посёлка.
- Перетрём? А случилось чего? Сразу деревню смотреть не поедем? – удивился я, шагая следом.
- Да напасть тут стряслась, болезнь какая-то, - показал он мне на переходившего с авоськами, в которых громыхали бутылки молока, мимо нас тощего пожилого прохожего, у которого на шее виднелся крупный красный нарыв, а вокруг ещё несколько волдырей поменьше.
- Эпидемия что ль? – не пожелал я даже идти дальше.
- Да вот чёрт её знает, Пётр Ильич, с неделю такое. Может, и раньше отдельные симптомы были, да теперь повально народ с язвами ходит. Точнее дома сидит, у нас карантин, ты гляди, как пустынно, - показывал он мне на улицы с редкими прохожими и людьми, стоящими возле своих домов где-нибудь во дворе или в огороде. - В магазин по одному ходят, - проводил он взглядом того бородача в шерстяной шапке и тёмно-бурой куртке, с сетками в руках, на волдырь которого пялился и я, слушая участкового.
- Вам бы с санэпидемстанции тогда кого-то, - был я всерьёз взволнован.
- Да приезжали уже, осматривали народ, оставили своих врачей, мажут там, следят, протирают… Легче пока не становится. Детей всех, кто ещё не заболел, решено в Екатеринбург увезти по интернатам, старики все опухшие, у многих взрослых тоже проявляется за эту неделю: на ногах, шее, чаще всего на спине вздувается, свитер не надеть, куртку не застегнуть, понимаешь? Ходят, как с горбом, бедолаги. Вот автобусы с социальными работниками приехали днём, ребятню собирают. Там ж визги-слёзы, у матерей дитя отбирать. Так ради их же блага! Взаимного! – рассказывал он. - И родители малышей не заразят, и те будут в безопасности, накормлены, ухожены. У вас ж там неплохие интернаты в центре, да? – обратился он ко мне, а я аж обомлел от вопроса.
- Ну, да… Наверное… - только и промямлил в ответ, мне-то почём знать вообще?!
Описанной им суматохи с истериками на въезде в город слышно особо не было. Всё происходило где-то поглубже, но какие-то стоны и вопли иногда доносились. Не факт даже, что от матерей, может то были поражённые недугом страдальцы. Тем более, если болезнь и вправду доставляет столько дискомфорта.
Где-то вдали увидел двух человек в больничной спецодежде и бледно-бирюзовых масках на лицах, стало как-то не по себе. Не люблю я врачей, сам не знаю почему. Наверное, это что-то из детства, боязнь уколов, забора крови и вообще любой боли, которую тебе причинили эти люди в белых халатах.
- О чём перетереть-то хотел, - остановился Георгий Владимирович. - За руку ни с кем не здоровайтесь здесь и в «Волках». Старайтесь не касаться, не обниматься с приятелями, если таковые есть. Все утверждают, и местные, и доктора из центра, что это всё проклятый Борщевик Сосновского, мерзкое растение, которое в солнечные дни обжигает до подобных волдырей. То ли споры его летают в воздухе, то ли у кого растёт тут. Но я сам не знаю, оно это или вирус какой. На всякий случай дистанцию держите от местных, чтобы через дыхание не заразиться, мало ли что. Врачи сейчас всё ещё выясняют, что такое да как передаётся, почему настолько острая аллергическая реакция у людей пошла. Скоро маски завезут, думаю, если что-то серьёзное, пока только сами в них расхаживают, даже мне и моим ребятам не выдали, сторожи, мол, покой селян, как хочешь! Я-то закалённый, ко мне всякая зараза обычно не пристаёт, - хвалился он. - Но глядя на вот это всё, - оглядывал он спину одного, сгребавшего граблями листву, человека, который уже и рубашку накинуть был, видимо, неспособен из-за нарывов, - Уже начинаю волноваться. Борщевик, не борщевик, чёрт его знает, Пётр Ильич.
- Я вернусь тогда, пожалуй, - не захотелось мне здесь задерживаться. - Раз у вас такое дело, то мы и строителей сюда вызвать не сможем, и дома продавать из «Волков» как? – риторически вопрошал я вслух.
- Дык то в «Волках», там ещё убедиться надо, какова ситуация. Мне туда ехать, потому и вас ждал, - гремел ответ его чеканным металлическим тоном, словно он теперь укорял меня в том, что я хочу свалить из такого места. - В «Волки» дорога через Ачит не лежит, - заявлял он, - Мы сейчас отъедем с пол километра да повернём направо. - принялся Георгий мне объяснять, - Там мимо Поедуг в Верхний Потам, деревенька такая, её насквозь проезжаешь, потом также сквозь Большой Ут и в Волки, мимо Лузенины. Везде глянем ситуацию, - буквально вынуждал он меня с ним проследовать.
Подводить человека было нехорошо. Заодно я мог кроме должной деревни осмотреть продающиеся или ничейные участки в трёх, если не в четырёх, которые мы будем проезжать по пути. Раз уж всё равно там останавливаться, я могу и сам побыть «типичным козерогом» и поработать втрое больше, чем должен, на благо конторы и ради собственного кармана. Глядишь, и премию ещё дадут за всё это. Лишь бы кроме Ачита болезнь эта более нигде не распространялась. Коли уж дело в борщевике, то он мог расти где угодно, так что только ли здесь такое творится или ещё где народ хворает, можно было лишь догадываться.
- Ладно, составлю компанию, раз уж договаривались, - Авось этот борщевик не повсеместный в ваших краях. - В конце концов, вернувшись напуганным вусмерть ожогами, даже не доехав до «Волков», меня точно не ждёт от начальство ничего хорошего. За трусость по головке не погладят.
- Да ликвидируют его, борщевик неладный. Сейчас доктора разберутся, что к чему, сорт такой, погода такая, ещё чего. У нас жара ж стояла, «бабье лето», это сегодня день хмурый выдался. Надеюсь, не ливанёт, - говорил он. - В общем, срежут или выжгут этот борщевик к хренам собачьим, как везде обычно, - уверял участковый, - Вернут через неделю детей в семьи и жизнь наладится. Всех мазями и компрессами вылечат. Из моих коллег вон никто ещё не пострадал, да и местное население где-то на треть лишь заразилось. Просто меры надо вовремя предпринимать.
Вот я б тогда через неделю лучше бы и вернулся, зачем сейчас с ним пошёл? Не хотелось подводить ждавшего слугу закона, ещё ведь не примет второй раз, если уеду. С таким ссориться не хочется, да и хорошим человеком хочется остаться, раз уж планировали посетить деревню, поедем посмотрим.
Мы отправились на моей машине, так как он явно ждал меня именно для этого. Экономил ли бензин на своей, поломал личную или казённую колымагу или ещё что – я даже спрашивать не стал. Может, врачи санэпидемстанции какое сопровождение попросили. Какое мне дело? Мне подбросить не жалко, да и мужик он, кажется, толковый, о здоровье моём волновался, советы давал, мол, никого не трогать, не касаться.
Покинув восточный въезд в город, мы двигались по дороге, с которой я и приехал, до крупной развилки. Помню её, где-то здесь как раз Сергей Степанович мне и позвонил, отсюда я уж тихо, километров под сорок скоростью, добирался до Ачита, болтая с ним.
А вот участковый попался не из болтливых. Может, моя растерянность на вопрос о жизни в Екатеринбурге, точнее его интернатах, его оттолкнула от дальнейших бесед, может, что-то там себе обдумывал по поводу случившегося. В общем, лишних вопросов не задавал, следил за дорогой да попросил повернуть на Марийские Карши, первую из встречных деревень.
Признаков болезни там, слава богу, не оказалось, хотя о вреде борщевика люди были наслышаны. Это меня весьма успокоило, так что, если и дальше вверх от Ачита по северной дороге никто ни о чём таком не знает, значит можно не волноваться и смело делать свою работу.
Особо задерживаться в этих Каршах мы, правда, не стали. Я узнавать про участки пока не решился, по пути немало других поселений всё равно встретится. Зато в деревеньке Артемейкова тоже всё, казалось, в порядке, что давало серьёзное облегчение.
Мой спутник пару раз спрашивал не голоден ли я, он ещё там, в Ачите, предлагал перекусить, но так и не довёл меня до кафе или куда там собирался. Так что участковый, походу, был голоден, а я вот после вида тех волдырей напрочь весь аппетит потерял.
В Русский Потам мы отчего-то не заезжали, хотя указатель поворота я видел. Может, сам Георгий проморгал или посёлок был слишком уж далеко от нашей дороги, чтобы сворачивать, я карту местности особо не изучал. Маршрут в навигаторе был вбит из Ачита в Волки, но чем севернее мы ехали, тем всё хуже и хуже становилась дорога.
Вот сквозь Верхний Потам проезжали уже с остановкой, видя вспышки местной тревоги. Есть у них такие случаи, что человек покрывался нарывами и волдырями. Особенно старики страдали, как нам рассказывали. Мы, естественно, смотреть ни на кого не поехали, не врачи и не специалисты же, поверили на слово, но дальше двигались уже с явной опаской.
Ну, а дорога всё шла и шла без остановок и поселений долгое время, обращаясь в совсем уж сельскую местность, без асфальта под колёсами, добираясь до села Большой Ут, сквозь которое та самая река и петляла. Там вот ситуация была не лучше, чем в Ачите. Редкие люди расхаживали по улочкам, все стонали, с крупными, с кулак, волдырями на шее, едва не кидаясь на участкового, чтобы вызвал им помощь. Как будто сами никуда позвонить не могут, ей богу.
Разумеется, Георгий Владимирович тут же позвонил врачам, а мне сказал, что ареал этого борщевика от деревни к деревне различен и надо во что бы то ни стало проведать теперь Лузенину и Волки. Он хотел бы, наверное, и дальше, этим всем его Ачитский округ далеко не ограничивается, но меня напрягать в этом смысле он не хотел.
Да и если бы попросил, я бы, наверняка, всеми правдами и неправдами отнекивался от такой задачки. У меня своё дело, земли для конторы отыскать. Водителем к местному участковому я не нанимался. Одно дело, если б так, по-человечески, ещё пару-тройку деревень дальше объездить – это да, но по другим дорогам здесь скитаться и возвращаться в Ачит я не стану ни за что на свете.
И без того тошно от увиденных ужасов. Мужчины с голым торсом на улицах ходят и чешутся, на спине меж лопаток пузыри алые надуваются. Мне аж привиделось, что на одном нарыв буквально пульсирует, а дальше такое, что ни в страшном сне рассказать. Аж головой затряс, вытряхивая прочь все безумные и сумасбродные мысли. От страха и паники человеку такое почудиться может, что потом ещё и сердце не выдержит. Однако же и сам участковый шибко дальше этих «Волков» направляться не желал.
- Дальше лучше пешком, - сказал он, вылезая с пассажирского сидения из машины.
- Не проедет? – спросил я уже снаружи, тоже покинув свою уютную кабину с подставками, иконками, кивающими игрушечными собаками и прочим декором, который сам себе и обустраивал для комфорта.
- Увязнуть может, - качнул тот подбородком, опасливо призадумавшись. - Погода вон какая, если ливанёт, так размоет там всё… Эвакуатор только вызывать. А тот тем более увязнет, ты представляешь, сколько он весит? Это ж грузовик-тягач сам по себе. Так засосёт, как болота в бегемоте, ой, то есть наоборот! – посмеялся он.
- Я, кстати, без зонта, не ожидал плохой погоды, - сообщил я сразу, так что в случае дождя мы с ним промокнем до нитки.
- Как видишь, Пётр Ильич, я тоже, - развёл он руками, словно желал продемонстрировать свою кобуру.
- Будем надеяться тогда, что дождя не случится, - вздохнул я, чтобы мы не стояли возле машины, теряя время, хотя с той же самой надеждой можно было бы сесть внутрь и попытаться поехать.
- Там бобры реку Ут иногда перегородить пытаются, - рассказывал мне по пути Георгий Владимирович. - На дороге ветки, палки, стволы берёз молодых могут лежать. Тут постоянно такое, до Лузенины не доехать. Потом места с грязью есть, да и вообще, дорога, как видишь, паршивая! Острый камешек или ещё какая острая хрень, проткнёт колесо, а запаска-то есть? – зачем-то спрашивал он, когда мы уже изрядно отошли от машины.
- Да, одна в багажнике, - ответил я, повернувшись к нему лицом, идя не сзади, а уже параллельно.
- Вот, одна! – задрал он вверх палец, как мудрец. - Так что если потом ещё какая беда, уже не выберемся.
Идти предстояло не близко, вокруг то степной пейзаж, то убранные поля, то наоборот деревья да кустарники всякие. А река была по правую руку, хотя потом, где-то как раз у деревеньки, должен быть мост, где она нам путь пересекает и уходит налево, и вот там уже вдоль неё после Лузенины должны быть проклятые Волки.
- Добираться до дачного посёлка надо в комфорте, - обмолвился я, - Так что нам надо будет проследить, чтобы Большеутинский совет вам тут дорогу хорошую сделал. Это сейчас там деревня, а мы облагородим, коттеджный посёлок сделаем для загородного отдыха, - рассказывал я о планах, уже не раз воплощавшихся в жизнь, - Естественно, двести километров от Екатеринбурга мало кто захочет ехать, но для жителей других ближайших городов будет хорошее место.
- Места здесь и вправду хорошие, - с улыбкой говорил участковый. - Скот пасут, урожай собирают, картошку выращивают… Лошадей на продажу ещё. Да, - кивал он мне, будто бы я высказывал какие-то сомнения или удивление на этот счёт, - Кормят, растят да продают потом. Кому в хозяйство, кому на бега и скачки, есть тут такие коневоды в наших краях.
- А это что за чертовщина? – скривил я брови, поглядывая на чучело огромного паука, появлявшегося из-за деревьев на территории небольшого убранного поля.
Конструкция с машину размером, без учёта лапок, а с ней так на целое столпотворение автомобилей, не знаю даже, с чем сравнить. Из соломы да смятой пожухлой травы, связанной отдельными элементами формировалось колоссальное членистоногое, где, несмотря на общую монотонность и даже сливающуюся с соответствующим выцветшим к осени фоном окраску, можно было выделить и выпуклости нескольких глаз, и отдельно поджатые эти ного-челюсти, хелицеры, если бесполезные знания по биологии ещё не покинули мою память. Всегда считал, что кроме точных наук остальные школьные предметы – та ещё ерунда для любителей кроссворды поразгадывать. Вот зачем мне столица Гвинеи? Я уже даже не помню, где она, в Африке или в Южной Америке, Гвинея эта…
- А, так это мизгирь, - сообщил мне участковый, словно мы уже с десяток таких повидали и я интересовался о чём-то настолько обыденном, словно то был не «мизгирь», а «снегирь».
- Что? – переспросил я, чуть сощурившись.
- Мизгирь, - отвечал собеседник. - Так местные называют пауков. Это здесь культ целый обрядный, сельская местность! Это вам не городские с их паникой перед каждым заползшим в дом насекомым!
- Пауки не насекомые, - тихо пробубнил я зачем-то вслух, больше в надежде, что он не услышит, как я его поправляю, только вот сдержаться всё равно не смог.
- От старославянского слова «мезгти» - сплетать, вязать. А мезга – это сеть, любая, - объяснял участковый. - Это ж из-за Райкина мы «авоськами» такие сумки называем, а до него-то мезга и есть мезга! А кто сети плетёт, тот мезгирь. То бишь паук. Вредителей ловит, дома в углу лад наводит, почти воплощение домового. Тут пауков чтят, - заявлял мне Георгий Владимирович. - Он и символ луны, и женское начало, ткачиха вон, как у Пушкина, самая популярная на селе работа. Одежды-то шить кому-то надо на всех. Портки, рубахи, сарафаны, платья, накидки эти всякие, платки. Тут край ткачих! – разводил он руками, имея в виду близлежащие деревни. - А до Христа на Руси знаешь, что было? – уходил участковый уже в какую-то теологию.
- Идолы, язычество, - отвечал я по курсу школьной программы.
- Именно. В каждом краю свои боги. Где рыбацкая деревня, там водяных всяких чтят, речных да озёрных чудищ. Где леса кругом, там лешие, где гадюшники рядом, там культ змея, дабы людей оберегали и не трогали, откуда по-твоему Горынич? Змей у нас на землях полным-полно, как таким не поклоняться. А где-то вот культ Паука-творца, плетущего весь наш мир, как паутину. Старые-старые допотопные верования. Местные любят за рюмашкой поделиться легендами предков, - объяснял он, откуда всё это черпает. - Паук в центре паутины был символом Солнца, ещё задолго до Сварога, Даждьбога и Ярилы. Паук был символом удачи, призывал дождь для урожая, защищал от бурь и сильных ветров, уводил грозы в сторону от деревень. Ну, так верили, - рассказывал он мне.
- И до сих пор возводят идолов из сена? – поравнялись мы уже с гигантским пауком из жухлой смятой травы.
- Как видишь, - усмехнулся тот. - Они тут повсюду расставлены. У кого солома есть, тот и мастерит. Иногда детишки шалят, иногда всей семьёй помогают. Обычно небольшие, этот и вправду прям крупноват, - поглядывал на конструкцию участковый. - Но всё равно там метра по три – по пять в лапках делают.
- Ох, и чего мастерят-то? Вот на Масленицу это я понимаю, чучело зимы сперва делают, а потом жгут. Тут-то чего? – интересовался я, а мы пошли дальше.
- А тут, как бы тебе сказать-то понятнее, сельские жители они, понимаешь? Тут не то, что телевизор не в каждом доме, а свет и холодильники не в каждой деревушке. Всё в погребах хранят по-старинке! – отвечал Георгий. - В лучшем случае газовый баллон и конфорка. В общем, творчество это такое народное, самовыражение, выказывание любви к своим почитаемым духам. Где гжель, где хохлома, а по всей стране вот такие скульптуры из соломы, - рассказывал он, видать, в газетах читал, или по тому же «ящику», не сам же по России всюду ездил.
- Додумаются же, - шли мы дальше, а я всё дивился. - Нет, ну, ни корову, ни коня «троянского», - усмехался на это всё. - Это ж надо столько сил и труда в членистоногое вбубухать.
- Вон ещё один, - показывал он мне уже на поле по левую руку, само весьма крупное, а фигуру паучка помельче предшествующей где-то на четверть, если не на треть в размерах.
- Жутко тут по ночам должно быть, - отметил я, хотя собеседник мой этого мнения не разделил, ему-то всё привычно и обычно, вырос где-то здесь, небось, местный.
- Идём, вон у яблони присядем, фруктов поедим, - предложил он мне определённо не от усталости, а от голода.
Я не против был перекусить, уже и на меня как-то наплывало ощущение пустоты в желудке, а дикорастущая недалеко от дороги яблоня и вправду плодоносила в самый свой сезон. Не так, чтобы прям вся устлана была плодами, многое уже собрали здешние сельские жители, но всё равно на ней красовалось ещё предостаточно румяных и спелых яблок, так что мы сорвали те, до которых смогли дотянуться, да присели, облокотившись спиной на могучий ствол, беседуя о еде.
Разговор как-то зашёл о сортах чая, о способах приготовления, мол, тут у многих до сих пор самовары вместо свистящих чайников, про любимые закуски, сушёную местную рыбу, которой советовал затариться в Ачите на обратном пути, вот только я туда всё равно ни ногой.
Яблоки были вкусные, сочные, слегка перезрелые, отчего уже рассыпчато разлетались во рту, а я такие и люблю больше всего. Даже жаль это деревце стало. Вот проложат здесь асфальт, понаедут машины в роскошный дачный комплекс… Его бы ещё переименовать, кстати. Это был мой первый пункт разговора с Большеутинским сельским советом после исследования местности и подходящих участков.
Ну, какие такие «Волки»? Куда ударение ни ставь, всё равно дичь какая-то! Даже коттеджный посёлок «Волково» и то не звучит, будто опасные дикие края. Надо мягко, как-то по-доброму. «Солнечный» там, «Сухарёво» - моя бабушка рассказывала, если в названии деревни есть что-то про сухари, значит, хлеба было вдоволь, что аж на сушку сухарей оставалось, жили припеваючи, получается.
- Ладно, отдохнули, - имел он в виду, видно, «перекусили», - пора и двигаться дальше, - приподнимался и отряхивал ладони, а заодно и брюки формы участковый. - Лузенина состоит из двух частей как бы. По юго-восточную сторону моста и, соответственно, по северо-западную ещё территория. Потому нам перед походом в Волки прогулка та ещё предстоит, надо и там, и сям опросить жителей, сторожей, к врачам, может, местным зайти. Хорошо бы вот они уже там всё выяснили про борщевик, жаркой осенью давший такую болезнь нам.
- Хорошо бы там никакой этой эпидемии не было вовсе, - проговорил я, надеясь всё-таки поработать, и вздрогнул, увидев, что едва ладошкой не накрыл проползавшего мимо серого крупного, с мою руку как раз, тарантула.
Продолжение (и весь хоррор) следует...
Группа автора: https://vk.com/vlad_volkov_books
