Авторский рассказ + Любовь

Горький привкус правды

— А помнишь, как она тогда быстро собралась и уехала? — донеслось из приоткрытой кухонной двери. — Мы все думали, что Андрей заподозрит...

— Тише ты! — зашипел второй голос. — Стены имеют уши.

Андрей замер у дверного проёма, сжимая в руках бутылку вина, которую хозяйка дома попросила принести из гаража. Праздничный гул гостиной отдалился, словно его накрыли толстым одеялом. В ушах зашумело.

— Да ладно тебе, всё уже в прошлом, — продолжал первый голос, принадлежавший, кажется, Ирине, жене его старого институтского друга. — Они развелись, жизнь продолжается. Просто до сих пор не могу поверить, что Марина умудрялась скрывать это больше трёх лет.

Бутылка в руках Андрея дрогнула. Три года. Три года из их пятнадцатилетнего брака его жена жила двойной жизнью. И они знали. Все знали.

— Не начинай, — в голосе Тани, хозяйки дома, звучала тревога. — Мы тогда решили, что это не наше дело. У всех семьи, дети...

— А я до сих пор помню, как она плакала у меня на кухне, говорила, что запуталась, что любит обоих...

Андрей прислонился к стене. Ноги вдруг стали ватными. Перед глазами всплыла та осень, когда Марина вдруг "увлеклась йогой". Уходила три раза в неделю по вечерам, возвращалась посвежевшая, с мокрыми после душа волосами. А он радовался, что жена занялась собой, что перестала хандрить...

— Представляешь, она ведь хотела всё рассказать Андрею ещё тогда, — продолжала Ирина. — Это мы её отговорили. Зачем рушить семью, думали...

Звон разбившегося стекла заставил обеих женщин вскрикнуть. Бутылка выскользнула из рук Андрея, осколки брызнули по кафельному полу, тёмно-красные струйки побежали по белым плиткам.

— Андрей! — Таня побледнела, схватившись за щёки. — Ты... ты давно здесь стоишь?

Он смотрел на них, таких знакомых и вдруг ставших чужими. Ирина, крёстная его дочери. Таня, с которой они дружили семьями с институтских времён. Сколько вечеров провели вместе, сколько праздников отметили...

— Значит, все знали, — его голос звучал хрипло, будто простуженный. — Все эти годы... знали и молчали?

— Андрюша, мы не хотели... — начала Ирина, но он перебил её взмахом руки.

— Не надо. — Он сделал шаг назад, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. — Просто... не надо ничего говорить.

Из гостиной доносился смех, звон бокалов, музыка. Там, за стеной, сидели их общие друзья. Пары, с которыми они вместе отмечали Новый год, ездили на дачу, делились радостями и горестями. Андрей вдруг с пронзительной ясностью понял, что каждый из них знал. Каждый смотрел ему в глаза, улыбался, похлопывал по плечу — и молчал.

— Андрей, постой! — Таня шагнула к нему, осторожно обходя лужу вина. — Давай поговорим...

— О чём? — он криво усмехнулся. — О том, как вы все жалели меня? Обсуждали за спиной, делали ставки — узнаю или нет?

— Всё было не так! — в глазах Ирины блеснули слёзы. — Мы просто не хотели разрушать...

— Что разрушать? — его голос зазвенел. — Мой брак? Так он уже был разрушен, только я один этого не знал! Или вашу чудесную компанию, где можно годами врать друг другу в глаза?

В дверном проёме появилось встревоженное лицо Димы, мужа Тани.

— Что случилось? Я услышал...

Его взгляд метнулся от осколков на полу к бледному лицу Андрея, к виноватым лицам женщин, и что-то в его глазах изменилось. Он всё понял.

— Старик, — начал он, делая шаг вперёд. — Давай выйдем, поговорим...

— И ты, — Андрей покачал головой. — Конечно. Как я мог подумать, что ты не знал? Лучший друг, с которым мы...

Он не договорил. В горле встал ком, мешая дышать. Пятнадцать лет брака. Десятки совместных вечеров, походов в кино, барбекю на даче. Сотни разговоров по душам. И всё это время они знали, смотрели, как он живёт в своём уютном мирке неведения, и молчали.

— Передайте остальным... — он сделал паузу, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Передайте, что я им желаю и дальше жить в их маленьком уютном мирке взаимной лжи. У вас отлично получается.

Он развернулся и широким шагом пошёл к выходу. Позади раздались встревоженные голоса, кто-то окликнул его по имени, но он уже захлопнул входную дверь. Свежий вечерний воздух ударил в лицо, и только тогда он понял, что задыхался там, внутри.

Сев в машину, Андрей не спешил заводить мотор. Руки дрожали, и он стиснул руль до побелевших костяшек. В голове звенели обрывки подслушанного разговора. "Три года... любит обоих... мы её отговорили..."

Телефон в кармане завибрировал. Дима. Потом Таня. Потом снова Дима. Андрей смотрел на экран, пока тот не погас. В тишине салона было слышно только его тяжёлое дыхание.

Говорят, что правда освобождает. Но иногда она оставляет после себя выжженную пустыню там, где раньше цвёл сад иллюзий. И стоя на пепелище своей дружбы, Андрей почувствовал, что процесс развода, казавшийся таким мучительным, был только началом. Настоящая боль пришла сейчас, когда он понял, что потерял не только жену, но и всех, кого считал друзьями.

Он завёл машину. В зеркале заднего вида мелькнули встревоженные лица, выглядывающие из окон. Когда-то родные, близкие лица. Теперь — чужие маски с печатью предательства.

Нажав на газ, Андрей вырулил со двора. Впереди была пустая ночная дорога и долгие часы наедине с горькой правдой, которая наконец настигла его спустя столько лет.

Осколки прошлого

Андрей сидел в полутёмной кухне, глядя на стоящую перед ним бутылку коньяка. Часы показывали три ночи. Телефон давно разрядился – он не стал его заряжать, устав от бесконечных звонков и сообщений.

— Ну что, будешь меня осуждать? — спросил он у фотографии на холодильнике. С неё улыбалась вся их компания – прошлогодний Новый год на даче у Димы и Тани.

Взяв фотографию, он вгляделся в лица. Вот Марина прижимается к его плечу, счастливо улыбается. А через два человека от неё – Сергей, друг Димы, с которым она... Андрей резко отбросил снимок.

Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Три часа ночи – кого принесло? Звонок повторился, настойчивее.

— Андрей, открой! Я знаю, что ты дома, — голос Димы звучал глухо через дверь. — Нам надо поговорить.

— Нам не о чем говорить, — крикнул Андрей, не двигаясь с места.

— Я не уйду, пока ты не откроешь. Хочешь – вызывай полицию.

Андрей чертыхнулся. Дима славился своим упрямством – мог и до утра простоять. Пошатываясь, он добрел до двери и распахнул её.

— Ого, — Дима окинул взглядом помятую рубашку друга и бутылку в руке. — Может, кофе сварить?

— Может, пойти к чёрту? — беззлобно отозвался Андрей, но отступил, пропуская гостя.

Дима прошёл на кухню, привычно достал турку. Сколько раз они вот так сидели, варили кофе, говорили обо всём на свете... Андрей почувствовал, как к горлу подступает горечь.

— Знаешь, — начал Дима, не оборачиваясь, — я каждый день собирался тебе рассказать.

— Но не рассказал.

— Не рассказал, — согласился Дима. — И теперь не знаю, что хуже – та трусость или вот это всё сейчас.

Он поставил перед Андреем чашку с дымящимся кофе, сел напротив.

— Помнишь, как познакомились с девчонками? На втором курсе, в стройотряде?

— К чему это? — поморщился Андрей.

— К тому, что я тогда влюбился в Марину. До одури. А она выбрала тебя.

Андрей замер с чашкой у губ. Этого он не знал.

— И знаешь, — продолжал Дима, глядя в окно, — когда я узнал про неё и Сергея... Часть меня злорадствовала. Вот, думаю, не такой уж идеальный этот их брак.

— Поэтому промолчал?

— Нет. Промолчал, потому что струсил. Потому что легче было делать вид, что всё хорошо. — Он повернулся к Андрею. — И знаешь, что самое паршивое? Я ведь любил тебя как брата. Правда любил. И всё равно промолчал.

Андрей смотрел на старого друга, чувствуя, как внутри что-то ломается. Злость, кипевшая весь вечер, превращалась во что-то другое – в усталую, выматывающую боль.

— А Танька твоя? Ирка? Все остальные?

— У каждого свои причины, — Дима пожал плечами. — Кто-то боялся разрушить компанию, кто-то не хотел брать на себя ответственность... А в итоге разрушили всё равно. Просто позже и больнее.

Они помолчали. За окном начинало светлеть – близился рассвет.

— Знаешь, что самое смешное? — вдруг сказал Андрей. — Я ведь догадывался. Где-то внутри, глубоко... Были моменты, когда всё казалось странным. Но я так верил... Вам всем верил.

— А мы этого не стоили, — тихо ответил Дима.

— Не стоили, — эхом отозвался Андрей.

Они сидели в тишине, глядя, как первые лучи солнца пробиваются сквозь занавески. Двадцать лет дружбы умещались теперь в одну кофейную чашку с остывающим кофе.

— Знаешь, что я понял сегодня? — наконец произнёс Андрей. — Не измена убивает отношения. А ложь. Маленькая, ежедневная ложь во спасение. Которая копится, копится, а потом взрывается и уничтожает всё.

Дима кивнул, поднимаясь.

— Я, наверное, пойду. Просто хотел сказать... Прости нас. Хотя мы этого и не заслуживаем.

У двери он обернулся:

— И ещё... Ты теперь куда? В том смысле, останешься в городе?

Андрей усмехнулся:
— А ты боишься, что уеду? Что придётся жить с этим грузом?

— Честно? Да.

— Значит, совесть всё-таки есть... — Андрей покачал головой. — Не знаю, Дим. Правда не знаю. Надо научиться жить заново. Без жены, без друзей, без... без веры в людей.

Когда дверь за Димой закрылась, Андрей вернулся на кухню. Взял фотографию, ещё раз всмотрелся в улыбающиеся лица. Потом решительно порвал её на мелкие кусочки.

За окном занимался новый день. Первый день его новой жизни – без иллюзий, зато с правдой. Горькой, как остывший кофе в чашке, но своей, настоящей.

Встреча

Прошло три месяца. Июльское солнце заливало террасу летнего кафе, где Андрей задумчиво помешивал остывший американо. Он научился жить по-новому: сменил работу, записался в спортзал, начал больше путешествовать. Только от звонков старых друзей по-прежнему отключал телефон.

— Андрей? — знакомый голос заставил его вздрогнуть. — Можно присесть?

Марина. Такая же красивая, как прежде, только в глазах появилось что-то новое – то ли усталость, то ли мудрость.

— Зачем? — спросил он, не предлагая сесть.

— Поговорить. Мне Дима рассказал, что случилось на дне рождения у Тани.

Андрей горько усмехнулся:
— А, так теперь и ты решила покаяться? Что ж так поздно?

— Нет, — она покачала головой. — Я просто хочу кое-что объяснить. Ты выслушаешь?

Он молча указал на стул напротив. Марина села, сложила руки на столе – знакомый жест, от которого вдруг защемило сердце.

— Знаешь, я ведь правда собиралась тебе рассказать. Тогда, три года назад, — она говорила тихо, глядя на свои руки. — Пришла к Ирине вся в слезах, сказала, что больше не могу врать...

— И она отговорила? — перебил Андрей.

— Не она одна. Все отговаривали. Говорили – подумай о семье, о дочери...

— А ты и рада была послушать, — он не сдержал горечи в голосе.

— Нет, — Марина подняла глаза. — Я была рада оттянуть момент, когда придётся делать выбор. Понимаешь? Я любила вас обоих. По-разному, но любила.

— И поэтому врала три года?

— Поэтому была трусихой. И эгоисткой, — она невесело улыбнулась. — Знаешь, что самое страшное? Я ведь потеряла вас обоих. И тебя, и Сергея.

Андрей вскинул брови:
— Вот как? А я думал, вы...

— Нет, — она покачала головой. — Он ушёл через месяц после нашего развода. Сказал, что все эти годы его привлекала именно запретность наших отношений. А как стало можно – стало неинтересно.

Она замолчала. Андрей смотрел, как дрожат её пальцы на столе, и внутри что-то дрогнуло в ответ – то ли отголосок прежней нежности, то ли простое человеческое сочувствие.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил он наконец.

— Потому что ты имеешь право знать. И потому что... — она запнулась, — потому что я хочу, чтобы ты не винил их всех. Наших друзей.

— Бывших друзей, — поправил он.

— Пусть так. Но они молчали не из-за жестокости. Они просто... берегли всех. Меня, тебя, наши отношения...

— Ценой лжи?

— Ценой компромисса с совестью, — она вздохнула. — Знаешь, я много думала об этом. О том, как одна ложь тянет за собой другую, как запутываются отношения... Мы все оказались в этой паутине – я, ты, друзья. И чем дальше, тем сложнее было из неё выбраться.

Андрей молчал, глядя куда-то поверх её головы. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в розовые тона.

— Я не прошу прощения, — продолжала Марина. — Ни за себя, ни за них. Просто хочу, чтобы ты понял: иногда люди делают неправильные вещи из правильных побуждений.

— И что мне с этим пониманием делать? — спросил он устало.

— Ничего. Просто... жить дальше. Как и все мы.

Она встала, одернула платье:
— Прощай, Андрей. И... спасибо, что выслушал.

Он смотрел, как она идёт через террасу – прямая спина, чуть подрагивающие плечи. Пятнадцать лет вместе. Три года лжи. Сколько ещё нужно времени, чтобы всё это стало просто историей из прошлого?

Телефон в кармане завибрировал. Дима. Палец замер над кнопкой "отклонить". Потом, помедлив, Андрей нажал "ответить":

— Да?

— Старик, — голос друга звучал неуверенно. — Мы с ребятами собираемся на дачу на выходных. Как в старые времена. Может...

— Нет, — мягко перебил Андрей. — Ещё нет.

— Понимаю, — в голосе Димы слышалось облегчение – видимо, от того, что Андрей вообще взял трубку. — Но ты это... звони, если что.

— Хорошо, — Андрей помолчал. — Спасибо.

Он положил телефон на стол и закрыл глаза. Может быть, Марина права. Может быть, нет абсолютно правых и виноватых. Есть только люди – слабые, запутавшиеся, пытающиеся как-то жить и не делать больно тем, кого любят.

А боль всё равно приходит. Но после неё что-то остаётся. Опыт. Мудрость. И, возможно, способность понять и простить.

Когда-нибудь. Не сейчас.

Новая страница

Снег падал крупными хлопьями, укрывая город белым покрывалом. Андрей стоял у окна своей новой квартиры, наблюдая, как во дворе дети лепят снеговика. Год пролетел незаметно.

Телефон на столе звякнул сообщением. Таня прислала фотографию: их старая компания в полном составе на дне рождения её сына. Все те же лица, только с новыми морщинками и сединой в волосах. В уголке подпись:

"Нам тебя не хватает".

Андрей провёл пальцем по экрану. За этот год он научился многому. Например, тому, что обида – как тяжёлый рюкзак: пока несёшь – кажется важным, а когда снимешь – понимаешь, как она мешала дышать.

Звонок в дверь оторвал его от размышлений. На пороге стоял Дима, с заснеженной курткой и пакетом в руках.

— Не выгонишь? — спросил он, стряхивая снег с ботинок. — Я тут мимо проезжал...

— Ты живёшь в другом конце города, — усмехнулся Андрей, но отступил, пропуская друга.

— Ну да, — Дима прошёл на кухню, по-свойски достал две чашки. — Просто подумал... Год прошёл. Может, хватит?

Андрей прислонился к дверному косяку:
— Чего хватит?

— Жить отшельником. Прятаться от всех. Мы же всё понимаем – ты имел право обидеться, имел право...

— Дело не в обиде, — перебил Андрей, садясь за стол. — Я давно не обижаюсь.

— А в чём?

— В доверии. Его не включишь обратно, как свет в комнате.

Дима достал из пакета бутылку коньяка:
— А никто и не просит включать сразу. Давай... постепенно? Маленькими шажками?

Андрей смотрел на старого друга. Вспомнил все их разговоры до рассвета, совместные поездки, моменты, когда они были ближе, чем братья. Потом – предательство, горечь, пустоту. И вот теперь – эту неловкую, но искреннюю попытку всё исправить.

— Знаешь, что я понял за этот год? — он взял бутылку, достал рюмки. — Все мы делаем ошибки. Все выбираем неправильно, боимся, молчим, когда нужно говорить.

— И что с этим делать? — тихо спросил Дима.

— Учиться жить заново. Учиться доверять. — Андрей разлил коньяк. — Только теперь уже по-другому. Без иллюзий, зато... честнее, что ли.

Они помолчали, глядя на падающий за окном снег.

— Ты знаешь, — вдруг сказал Дима, — Маринка второй раз замуж вышла. За какого-то физика из Новосибирска. Говорят, счастлива.

— Я рад за неё, — ответил Андрей. И с удивлением понял, что это правда.

— А ты? Встречаешься с кем-нибудь?

— Есть одна женщина... — Андрей улыбнулся. — Психолог. Представляешь, помогает людям разбираться в отношениях. Когда рассказал ей нашу историю, она сказала, что все мы – заложники своих страхов. Боимся сделать больно, боимся потерять, боимся перемен...

— А надо?

— А надо просто быть честными. С собой и другими. Даже если правда причиняет боль.

Дима поднял рюмку:
— За правду?

— За новую страницу, — поправил Андрей, чокаясь с другом.

Телефон снова звякнул. Ещё одно сообщение от Тани:

"Мы собираемся в эти выходные. Все будут очень рады тебя видеть. Но только если ты сам готов".

Андрей посмотрел на Диму, потом на телефон. Год – достаточный срок, чтобы боль утихла, чтобы понять и простить. Не забыть – нет. Но научиться жить с этим, двигаться дальше.

Он начал набирать ответ:

"Во сколько приезжать?"

Иногда нужно потерять всё, чтобы начать заново. Потерять иллюзии – чтобы увидеть правду. Потерять старые отношения – чтобы построить новые, более честные. Потерять себя прежнего – чтобы стать сильнее.

За окном продолжал падать снег, укрывая прошлое белым покрывалом. Впереди была новая жизнь – без розовых очков, зато с мудростью, которую дарят только настоящие испытания. И с людьми, которые, несмотря на свои ошибки и слабости, всё-таки нашли в себе смелость признать их и попытаться всё исправить.

ЕЩЁ

Снова детский сад "Колокольчик", доброе место, место силы- туалет. Леденящий душу кафельный пол, горшок, врезавшись сначала в жопу, потом и в память. Групповой сёр. И это всё после того как на полдник тётя Валя испекла булочки с изюмом, мои любимые.

Теперь что-то теплое падает в горшок. Что это, я, конечно, и так знаю. Мне шесть, я уже дохуя пожил. После того как в три года я посадил маленьких котят в трехлитровую банку и закрыл их крышкой, кривая судьбы ведёт меня своей дорогой.

Я встаю с горшка, на жопе остается красный ободок-отпечаток, в горшке пол котелки "краковской". Я наклоняюсь и стараюсь разглядеть содержимое получше. Изюм. Я вижу изюм. Я отщипываю от "краковской" изюминку и кладу её в рот. Спасибо тётя Валя.
Анжелка Лошадкина всегда сидит рядом со мной. У неё длинные кучерявые волосы до пояса, и когда она сидит на горшке, то волосы попадают ей под задницу. Получается, что Анжелка срёт себе на кудри. Потому её все дразнят "голова из говна". Но она не обижается, только одному мальчику, Вовке Кирееву выбила пару зубов, все равно молочные, чего так орать.

Анжелка смотрит как я зачарованно отщипываю изюминки из волшебного горшка, встаёт со своего, на кончиках её кудрей какашки, но без изюма. Анжелка могла бы переварить даже гвоздь- так говорит наша воспитательница. В горшке у Анжелки лишь немного размазни похожей на гороховую кашу, а изюма нет. На всякий случай я тоже мну Анжелкино говно- пустая трата времени. Но мы же с ней друзья и поэтому я отдаю последнюю изюминку ей. Анжелка радостно глотает.

На пороге появляется нянечка тётя Галя и прерывает весь процесс.

Посрал-непосрал- кого это волнует. Лошадкина, опять волосы в говне, - изрекает тётя Галя, - ну что ты будешь делать, то у тебя вши, то жопа как пылесос к себе волосы притягивает. Вот скажу твоим родителям, чтобы налысо тебе побрили, замучала ты меня. Пойдем мыться.

Я провожал Анжелку влюбленным взглядом.

Часть 1. Старый номер

— Алло, это Люда? Людочка, извини за поздний звонок... Да-да, с наступающим... Нет, не звонил. А Димочка его не видел сегодня в институте?

Анна Петровна прижимала тяжелую трубку старого телефона к уху, вслушиваясь в каждый шорох на линии. За окном падал крупный снег, и редкие снежинки, подхваченные ветром, бились о стекло, словно просясь в тепло. Часы в коридоре гулко отсчитывали последние минуты уходящего года.

— Ну конечно, конечно, у вас же каникулы... Извини, совсем забыла. Если вдруг позвонит — скажи, пусть домой звонит. Да, сразу домой.

Она аккуратно положила трубку на рычаг, словно боясь спугнуть удачу. На кухне что-то шипело, но Анна Петровна даже не повернула головы — какая теперь разница, подгорит или нет? Главное — найти, услышать, убедиться, что всё в порядке.

Пальцы привычно нащупали диск телефона. Новомодные кнопочные аппараты она не признавала — этот, старый, служил верой и правдой больше тридцати лет. Сколько важных звонков помнила его потертая трубка! Первые слова сына, звонки с работы, последний разговор с мужем перед разводом...

— Алло, Валечка? Прости, что опять я. Нет, не объявился. А ты не помнишь, он не говорил, что собирается куда-то в праздники? Может, с кем-то из своих новых друзей?

Анна Петровна прикрыла глаза, пережидая острый приступ тревоги. Новые друзья... Она даже имён их не знала. Когда это началось? Год назад? Два? Лёша стал всё реже заходить, всё короче становились их разговоры.

— Да нет, телефон не отвечает. Просто гудки... Знаю, что взрослый. Но он же обещал, Валя! Обещал, что придёт встречать Новый год.

В трубке что-то затрещало, и голос подруги стал прерываться.

— Валя, ты меня слышишь? Валя!

Связь оборвалась. Анна Петровна медленно опустила трубку. На столе в большой комнате стояли праздничные тарелки, мерцала гирлянда на ёлке, а в центре, как укор, высилась бутылка шампанского — любимого, Лёшиного.

"Мам, я приду, обязательно приду! Купи моё шампанское, помнишь, как в детстве?"

Помнит ли она? Каждый Новый год, с тех пор как ему исполнилось десять, она наливала ему немного шампанского в стакан, разбавляя соком. Он так забавно морщился от пузырьков! А потом они включали "Иронию судьбы", и Лёша всегда засыпал у неё на плече, не досмотрев до конца...

Телефон зазвонил так неожиданно, что она вздрогнула. Сердце подпрыгнуло и забилось где-то в горле.

— Алло! Лёша?

— Анна Петровна? Это Мария Степановна снизу. С наступающим вас! А у меня к вам такой вопрос...

— Простите, Мария Степановна, я жду важный звонок. Перезвоню вам позже.

Она почти выронила трубку, обрывая разговор. Руки дрожали. До Нового года оставалось меньше часа, а сына всё не было. В последний раз они крупно поговорили две недели назад. Он кричал что-то про вечный контроль, про то, что она не даёт ему жить. А она... она просто спросила, почему он не заходит так долго.

Снова взяв телефонную книжку, Анна Петровна перелистнула потрёпанные страницы. Взгляд зацепился за полустёртую запись — номер его старого друга, Сергея. Они не общались уже года три, но вдруг...

— Алло, добрый вечер. Вы меня извините, это мама Лёши Воронина. Сергей дома?

Женский голос в трубке отозвался не сразу:
— А, тётя Аня? Это Наташа. Сергей на дежурстве сегодня. А что-то случилось?

— Да нет, ничего... Просто Лёша не пришёл, телефон не отвечает. Я подумала, вдруг он у вас...

— Тётя Аня, мы не виделись с ним очень давно. Но знаете... — голос Наташи стал тише, — Я видела его позавчера в торговом центре. Он был не один.

Сердце пропустило удар.
— С кем?

— С девушкой. Такая симпатичная, светленькая. Они кольца рассматривали в ювелирном.

За окном продолжал падать снег, а в трубке слышалось чьё-то далёкое "С Новым годом!". Анна Петровна сидела, застыв с трубкой в руке, и впервые за вечер улыбалась.

Вдруг в дверь позвонили.

Часть 2. Старые воспоминания

Звонок в дверь оказался обманом — соседка зашла поздравить с наступающим. Анна Петровна едва нашла в себе силы улыбнуться и пожелать счастливого года в ответ. Закрыв дверь, она прислонилась к стене и прикрыла глаза. Кольца... Её мальчик выбирал кольца.

Телефон снова зазвонил, вырывая из оцепенения.

— Алло! — В этот раз она даже не надеялась услышать голос сына.

— Аня? Это Виктор.

Она замерла. Бывший муж не звонил уже несколько лет.

— Здравствуй, — её голос предательски дрогнул. — Что-то случилось?

— Лёшка у тебя? Мне тут странное сообщение от него пришло...

Сердце снова заколотилось:
— Какое сообщение? Когда?

— Час назад. Написал: "Папа, прости, что редко звоню. Сегодня всё изменится". И всё, больше ничего. На звонки не отвечает.

Анна Петровна опустилась на банкетку в прихожей. В памяти всплыл тот вечер, когда Виктор уходил. Лёше было двенадцать, он сидел на этой же банкетке, вцепившись в отцовский рукав:
— Пап, ты ведь вернёшься?

— Конечно, сынок. Я буду приходить к тебе часто-часто.

Но что-то сломалось тогда, какая-то важная ниточка оборвалась. Виктор приходил всё реже, а Лёша... Лёша замкнулся, словно запер что-то глубоко внутри.

— Аня, ты меня слышишь?

— Да... да, Витя. Слышу. — Она сделала глубокий вдох. — Знаешь, а я ведь его не просто так опекала все эти годы. Я боялась, что он тоже однажды просто уйдёт. Как ты.

В трубке повисло молчание. Где-то на заднем плане играла музыка.

— Я знаю, Ань. Я во многом виноват. Перед вами обоими.

Она посмотрела на фотографию на стене — Лёша в выпускном классе, серьёзный, похожий на отца.

— А помнишь, как он в пятом классе сбежал из дома? — вдруг спросил Виктор.

— Конечно, — она невольно улыбнулась. — Собрал рюкзак с любимыми книжками и печеньем...

— И пришёл ко мне на работу! — подхватил Виктор. — Сказал: "Пап, я решил жить с тобой, потому что мама не разрешает мне гулять после восьми".

Они оба рассмеялись, и на миг показалось, что не было этих лет отчуждения.

— Знаешь, — медленно произнёс Виктор, — может, пора перестать его искать? Может, пришло время просто отпустить? Он уже давно не тот мальчик с рюкзаком.

Анна Петровна взглянула на часы — без пятнадцати одиннадцать.

— Наверное, ты прав. Просто... я не знаю, как это — не волноваться за него.

— Я позвоню, если что-то узнаю, — пообещал Виктор. — С наступающим тебя, Ань.

Она медленно положила трубку. В кухне засвистел чайник, но она не спешила к нему. Подойдя к окну, Анна Петровна всмотрелась в снежную круговерть. Где-то там, в этом белом мареве, был её сын. Возможно, действительно выбирал кольца. Возможно, готовился изменить свою жизнь.

Телефон снова зазвонил.

Часть 3. Самый важный разговор

Звонок оборвался, не дождавшись ответа. Анна Петровна поднесла руку к губам, сдерживая подступающие слёзы. Уже почти одиннадцать, а она всё сидит у телефона, как часовой на посту. В голове звучали слова Виктора об умении отпускать.

Она подошла к ёлке и коснулась старой игрушки — стеклянного домика, который они когда-то выбирали вместе с маленьким Лёшей.

— Смотри, мам, там внутри свет горит! Как будто кто-то дома ждёт...

Телефон зазвонил снова, и она не бросилась к нему, как раньше. Медленно подошла, спокойно сняла трубку:
— Алло?

— Мам...

Её сердце пропустило удар.

— Лёшенька! — выдохнула она, но тут же взяла себя в руки. — Где ты?

— Мам, прости. Я... я сейчас всё объясню. Можно, мы приедем?

— Мы?

— Да. Я и... В общем, я хочу познакомить тебя с Машей.

В его голосе слышалось волнение, как в детстве, когда он боялся признаться в разбитой вазе или двойке по математике.

— Конечно, приезжайте, — она старалась говорить ровно, хотя внутри всё дрожало. — У меня всё готово.

— Мам, — он помедлил, — я знаю, что последнее время вёл себя... не очень. Просто мне нужно было во всём разобраться самому. Понять.

Она молчала, боясь спугнуть этот момент откровенности.

— Знаешь, — продолжал Лёша, — когда я начал встречаться с Машей, она много спрашивала про тебя. А я... я вдруг понял, что рассказываю ей только хорошее. Про то, как ты пекла мне блинчики перед экзаменами. Как научила кататься на велосипеде. Как ждала меня с тренировок...

За окном громыхнуло — кто-то запустил первый новогодний салют.

— Мам, я хочу, чтобы ты познакомилась с ней именно сегодня. Потому что... — он сделал глубокий вдох, — потому что вчера я сделал ей предложение. И она согласилась.

Анна Петровна прикрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.

— Мам? Ты там?

— Да, милый. Я здесь. Я всегда здесь.

— Мы будем минут через двадцать. Только... можно, мы позвоним в дверь три раза? Как в детстве, помнишь?

Она улыбнулась сквозь слёзы:
— Помню, конечно. Это был наш с тобой секретный знак.

— Точно! Когда я возвращался с дня рождения Серёжки и боялся, что ты уже спишь...

— ...я всегда ждала твоих трёх звонков.

В трубке повисло тёплое молчание.

— Мам?

— Да?

— С наступающим тебя. И... я люблю тебя.

Положив трубку, Анна Петровна подошла к зеркалу. Поправила причёску, промокнула глаза платком. Потом быстро прошла на кухню, включила духовку — разогреть любимый Лёшин пирог с капустой. Достала ещё один бокал для шампанского — для Маши.

Старый телефон молчал, но теперь в этом молчании не было тревоги. Он словно тоже ждал, когда в дверь позвонят трижды — как в детстве, как в те времена, когда маленький Лёша возвращался домой, где его всегда ждали.

За окном грохотали салюты, а часы показывали без пяти минут полночь. Где-то по заснеженным улицам к ней спешили её повзрослевший сын и девушка, которая совсем скоро станет ей дочкой.

Анна Петровна посмотрела на старый телефон и прошептала:
— Спасибо тебе. За всё.

А у вас был в жизни такой телефон? Молчаливый свидетель семейных историй, хранитель голосов любимых людей, незаменимый помощник в самые важные моменты жизни?

• — Ты пахнешь домом! — прошептал муж, и я поняла, что это лучше всех французских духов

• ЕЩЁ РАССкАЗЫ АВТОРА

– С днем рождения, дорогой! - Марина поцеловала сына в макушку, вдыхая родной запах детских волос. - Как спалось накануне такого важного дня?

- Отлично! - Миша выпрыгнул из кровати, даже не потягиваясь. - А папа уже встал? Он же пойдет с нами в "Детский городок"?

Марина замешкалась на долю секунды:

- Конечно, милый. Он обещал приехать прямо туда. У папы важная встреча с утра, но к началу праздника он обязательно будет.

В глазах сына мелькнуло знакомое разочарование, но тут же сменилось привычным пониманием. В свои семь лет Миша уже научился принимать вечную занятость отца как должное.

- Ладно, - пожал он плечами, - зато потом он покажет нам крутые фокусы с монетками. Правда?

- Правда, - Марина взъерошила его волосы, пряча за улыбкой тревогу. Андрей вчера вернулся за полночь и даже не заглянул к сыну. "Совещание затянулось," - бросил он, проходя в душ. Как и позавчера. И неделю назад.

Детский центр "Городок" встретил их праздничной суетой. Разноцветные шары, гирлянды, веселая музыка - всё как полагается. Марина придирчиво осмотрела зал для праздника - вроде всё, как договаривались. Стол с угощениями, отдельная зона для игр, два профессиональных аниматора.

- Мам, смотри, Петька уже пришел! - Миша рванул к своему лучшему другу.

Постепенно подтягивались остальные гости. Марина механически улыбалась, принимая подарки и благодаря родителей. Телефон молчал - ни звонка, ни сообщения от Андрея.

- Какой у вас замечательный праздник, - раздался рядом женский голос. - Костя, поздоровайся с именинником.

Марина обернулась и застыла. Рядом стояла незнакомая женщина с мальчиком лет шести. Светловолосый, с характерной ямочкой на подбородке и чуть раскосыми карими глазами - такими же, как у Андрея.

- Здравствуйте, - Марина с трудом справилась с голосом. - Вы...

- Я Вера, мама Кости. Мы недавно переехали, ходим в параллельный класс. Мальчики подружились на продленке.

Марина смотрела, как Костя присоединяется к играющим детям. Та же походка, тот же жест, когда приглаживает волосы... Внутри всё похолодело.

- А вы... давно в нашем районе? - Марина сама не понимала, зачем задает этот вопрос.

- Около года. Переехали, когда Косте исполнилось пять, - Вера говорила что-то еще, но Марина уже не слышала.

Год назад. Как раз тогда Андрей стал чаще задерживаться на работе. Появились внезапные командировки. Срочные встречи по выходным...

- Мам! - Миша дернул её за рукав. - А где папа? Уже пора задувать свечи!

- Сейчас, милый, - Марина достала телефон. "Прости, застрял в пробке. Буду через полчаса," - светилось сообщение от мужа.

- Какие у вас похожие мальчики, - вдруг сказала одна из мам. - Особенно улыбка. Вы случайно не родственники?

Марина подняла глаза и встретилась взглядом с Верой. Та побледнела и отвернулась.

- Нет, - твердо сказала Марина. - Просто совпадение.

Телефон в её руке завибрировал - звонил Андрей. За окном послышался визг тормозов...

"Бывают ли случайные совпадения?" - пронеслось в голове Марины. Она медленно провела пальцем по экрану, принимая вызов.

Всё дальнейшее слилось в калейдоскоп: смех детей, музыка, хлопки, поздравления - и пристальный взгляд карих глаз мальчика, так похожего на её мужа.

Позже, дома, разбирая фотографии с праздника, она долго всматривалась в один снимок, где Миша и Костя стояли рядом. Два профиля, как две капли воды похожие на профиль Андрея.

"У тебя всё хорошо?" - пришло сообщение от мужа. Он всё ещё был на работе.

"Да," - ответила она. - "Просто устала. Знаешь, сегодня на празднике я встретила одну женщину..."

Три точки набора ответа мужа застыли на экране, как многоточие в конце недописанной истории.

- Какую женщину? - голос Андрея в телефоне звучал обманчиво спокойно.

Марина смотрела на фотографию на экране компьютера. Два мальчика, два похожих профиля...

- Её зовут Вера. Она мама Костика, одноклассника Миши.

Тишина в трубке стала осязаемой.

- И что? - после долгой паузы спросил муж.

- Ничего, - Марина провела пальцем по экрану, увеличивая фото. - Просто подумала, что надо тебе рассказать. Они недавно переехали в наш район. Год назад.

- Марина... - в голосе мужа появились незнакомые нотки. - Я...

- Ты задерживаешься сегодня? - перебила она.

- Да, много работы. Проект горит.

- Понятно. Тогда до вечера.

Она нажала "отбой" и долго смотрела на потухший экран. Потом открыла папку с семейными фотографиями. Вот Андрей в том же возрасте, что Костя сейчас. То же лицо, тот же разрез глаз, та же ямочка на подбородке...

- Мам, - в комнату заглянул Миша, - а можно Костя придёт к нам играть? У него такой классный конструктор!

Марина вздрогнула:

- Костя? Ты с ним подружился?

- Ага! Он крутой. И знаешь, он тоже любит собирать модели самолетов, прямо как папа!

"Как папа..." - эхом отозвалось в голове.

- Мам, ну так можно?

- Давай... давай в другой раз, хорошо? Сегодня мне нужно... - она запнулась, - нужно кое-что сделать.

Открыв браузер, Марина набрала в поиске "Вера" и название их района. Социальные сети услужливо выдали результат. Вот она - красивая шатенка с мягкой улыбкой. Фотографии: Костя в парке, Костя с тортом, Костя на качелях... Нигде ни намёка на отца ребенка.

Телефон звякнул сообщением от свекрови: "Мариночка, как прошел праздник? Андрюша успел? Пришли фотографии внука!"

Пальцы зависли над клавиатурой. Отправить фото, где Миша и Костя стоят рядом? Что скажет Людмила Петровна, увидев очевидное сходство?

- Мам! - снова позвал Миша. - А папа сегодня успеет почитать мне на ночь?

"Успеет ли папа..." - сколько раз она слышала этот вопрос за последний год?

Марина решительно взяла телефон:

- Алло, Вера? Это Марина, мама Миши. Да, с праздника... Послушайте, нам нужно поговорить.

- Я не думаю, что это хорошая идея, - голос Веры звучал напряженно.

- Думаю, вы понимаете, почему я звоню.

Пауза.

- Хорошо, - наконец ответила Вера. - Давайте встретимся. Есть одно кафе...

- Знаете что? - вдруг решила Марина. - Приходите к нам. С Костей. Дети поиграют, а мы... поговорим.

Снова пауза.

- Вы уверены?

- Более чем.

Положив трубку, Марина подошла к окну. На детской площадке во дворе играли мальчишки. Один из них так похож на маленького Андрея с тех старых фотографий...

Телефон снова зазвонил. Андрей.

- Послушай, - начал он без предисловий, - нам нужно поговорить.

- Да, - спокойно ответила она. - Нужно. Приезжай сегодня пораньше. У нас будут гости.

В дверь позвонили ровно в шесть. Марина глубоко вздохнула, разгладила несуществующие складки на платье и открыла.

- Здравствуйте, - Вера стояла, крепко держа за руку Костю. Мальчик приветливо улыбнулся, и у Марины снова сжалось сердце - улыбка была точь-в-точь как у Андрея.

- Проходите, - она посторонилась. - Миша в своей комнате, Костя. Там целая коллекция самолетов.

Когда детские шаги затихли в глубине квартиры, женщины остались стоять в гостиной, избегая смотреть друг на друга.

- Чаю? - механически предложила Марина.

- Спасибо, - Вера присела на край дивана. - Послушайте...

Входная дверь щелкнула. На пороге стоял Андрей.

- Вера? - его лицо стало белым как мел.

- Здравствуй, - тихо ответила она.

Марина наблюдала за ними, отмечая каждую деталь: как дрогнули руки мужа, как Вера машинально поправила прядь волос - точно таким же жестом, как сегодня утром это делал Костя.

- Пап, ты уже пришел? - из комнаты выглянул Миша. - Смотри, кто у нас в гостях! Костя, иди сюда, покажем папе наши самолеты!

Андрей застыл, глядя на выходящего из комнаты мальчика. Костя остановился, увидев его, и вдруг улыбнулся - той самой улыбкой, которую Марина так любила в муже.

- Здравствуйте, - сказал он. - А вы папа Миши? Он говорил, что вы умеете делать крутые фокусы с монетками.

Повисла тяжелая тишина.

- Мальчики, - голос Марины звучал неожиданно твердо, - идите пока поиграйте. Нам нужно поговорить со взрослыми.

Когда дети ушли, она повернулась к мужу:

- Сколько ты собирался молчать?

- Марина, я...

- Шесть лет, - вдруг сказала Вера. - Костя родился шесть лет назад. Это была... случайность. Одна ночь. Андрей тогда помог с деньгами, но больше мы не виделись. Я не хотела разрушать вашу семью.

- Но переехала в наш район, - Марина горько усмехнулась.

- Это совпадение. Правда. Я не знала...

- Мама! - донесся из комнаты голос Миши. - Можно мы покажем папе наш новый самолет?

Марина прикрыла глаза. Два голоса - таких похожих, таких родных...

- Что нам теперь делать? - тихо спросил Андрей.

За окном смеркалось. В детской комнате два мальчика увлеченно обсуждали модели самолетов, не подозревая, что в эту минуту решается судьба их будущего. Где-то в глубине квартиры тикали часы - те самые, что Андрей подарил на их первую годовщину свадьбы.

- Знаешь, - медленно проговорила Марина, глядя на фотографию их свадьбы на стене, - говорят, что дети не выбирают родителей...

Скажите, устраивает ли вас третья часть? Готова написать финальную часть после вашего отзыва.

- Но родители могут выбрать, какими они будут, - закончила Марина и повернулась к мужу. - Ты знал всё это время?

Андрей опустился в кресло, ссутулившись:

- Узнал год назад. Случайно увидел их в супермаркете. Костя... он так похож...

- И начал избегать дома, - Марина кивнула каким-то своим мыслям. - Прятаться за работой. Убегать от правды.

- Я боялся, - признался он. - Боялся потерять вас с Мишей. Боялся твоей реакции. И... стыдно было смотреть сыну в глаза.

- Которому? - резко спросила Марина.

Из детской доносился звонкий смех. Вера, до этого молчавшая, вдруг встала:

- Нам лучше уйти. Я не должна была...

- Сядьте, - в голосе Марины появились стальные нотки. - Теперь уже поздно убегать. У Кости должен быть отец.

Андрей резко поднял голову:

- Что ты имеешь в виду?

- То, что дети не должны платить за ошибки взрослых, - Марина подошла к окну. - Знаешь, я ведь тоже догадывалась. Не могла не заметить, как ты изменился в последний год. А сегодня, когда увидела Костю... - она замолчала.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только доносящимися из детской голосами: "Пап, иди к нам! Мы тут такое построили!"

- Я не прошу прощения, - тихо сказал Андрей. - Я знаю, что не заслужил.

- Дело не в том, что заслужил ты, - Марина обернулась. - Дело в том, что заслужили они. Оба. И Миша, и Костя.

Она подошла к Вере:

- Вы работаете?

- Да, редактором в издательстве. Удаленно.

- Значит, можете перестроить график. По воскресеньям мы обычно ходим в парк, там есть отличная площадка для запуска самолетов...

Андрей смотрел на жену широко раскрытыми глазами:

- Марина, ты...

- Я не простила, - она покачала голова. - Пока нет. Но у меня есть сын. У тебя их двое. И они уже подружились. Остальное... - она сделала паузу, - будем решать постепенно.

- Мам! Пап! - в комнату влетели раскрасневшиеся мальчишки. - Идите скорее, мы такой город построили!

Марина посмотрела на два похожих лица, светящихся одинаковым восторгом, и почувствовала, как щемит сердце. Предстояло многое обсудить, многое решить, многое простить. Но глядя на то, как Андрей опускается на ковер между сыновьями, как Костя доверчиво прижимается к его плечу, она вдруг поняла - они справятся.

Позже, укладывая Мишу спать, она услышала его сонный голос:

- Мам, а можно Костя будет приходить к нам чаще? Знаешь, иногда мне кажется, что он как будто мой брат...

Марина поцеловала сына в лоб, смахивая непрошеную слезу:

- Конечно, милый. Теперь он будет приходить очень часто.

В эту ночь она долго не могла уснуть, слушая ровное дыхание мужа. Телефон тихо звякнул - сообщение от Веры: "Спасибо. За всё."

Марина посмотрела на спящего Андрея. Им предстоит долгий путь к прощению и доверию. Но ради детей - ради обоих детей - она готова попробовать.

---

• — Я не хочу идеальную маму, я хочу настоящую! — воскликнул сын, и она наконец поняла главное

• — Я не суррогатная мать, я – МАМА! — твёрдо сказала она сестре, узнав страшную правду

• ЕЩЁ РАССКАЗЫ

— Простите, кажется, это мое место...

Анна замерла с сумкой в руках. Из всех людей в мире, из всех рейсов и кресел — почему именно здесь и сейчас? Михаил смотрел на нее снизу вверх, и в его глазах медленно проступало узнавание.
— Аня? — он привстал, неловко задев коленями откидной столик. — Вот так встреча...
— Да уж, — она нервно улыбнулась, чувствуя, как предательски дрожат пальцы. — Никак не ожидала.

Пока она пыталась пристроить сумку на полку, в голове крутилось: "Пять лет. Пять лет не виделись, и вот — соседние кресла в самолете тридцать первого декабря". Насмешка судьбы, не иначе.

— Давай помогу, — Михаил потянулся к ее сумке, их руки на мгновение соприкоснулись.
— Спасибо, я сама.

Она наконец села, расправила складки на платье. Темно-синий шелк, любимый цвет Андрея. "Интересно, — мелькнула непрошеная мысль, — помнит ли Миша, что мой любимый — изумрудный?"

— Летишь встречать Новый год? — как ни в чем не бывало спросил он.
— Да, в Питер, — она старательно избегала его взгляда. — К жениху.

Пауза. Он медленно выдохнул.

— Поздравляю.
— Спасибо.

"Уважаемые пассажиры, наш самолет готовится к взлету..." — равнодушный голос стюардессы стал почти спасением.

Они пристегнули ремни. Анна достала книгу — первую попавшуюся в аэропорту, даже названия не помнила. Михаил уткнулся в телефон. Самолет начал разбег.

— А помнишь... — вдруг начал он.
— Не надо, — перебила она. — Пожалуйста.

Снова молчание. За окном проплывали огни ночной Москвы, постепенно превращаясь в россыпь световых точек.

— Знаешь, — Михаил говорил тихо, почти шепотом, — я часто думал, что бы сказал, если бы мы встретились. А теперь не могу подобрать слов.

Анна сжала книгу так, что побелели костяшки пальцев.

— Пять лет прошло, Миша. Зачем ворошить?
— Затем, что мы оба знаем — все закончилось глупо.

Она наконец повернулась к нему. Все тот же упрямый подбородок, морщинка между бровей, когда серьезен. Только в висках серебрится седина — раньше не было.

— Глупо? — переспросила она. — По-твоему, это было глупо?
— А разве нет? Подумай сама: мы расстались из-за...
— Из-за того, что ты не мог определиться! — В ее голосе прорвалась обида пятилетней выдержки. — "Давай подождем", "еще рано", "надо встать на ноги"... А я хотела семью, детей. Обычного женского счастья.

Пожилая женщина с соседнего ряда с интересом повернулась в их сторону. Анна заставила себя говорить тише:

— И знаешь что? Я рада, что все так вышло. Андрей... — она запнулась. — Он надежный. Знает, чего хочет.

Михаил усмехнулся:
— Как и пять лет назад, ты умеешь делать больно.
— А ты, как и пять лет назад, пытаешься переложить ответственность на других.

Стюардесса катила тележку с напитками. Они синхронно попросили воды, и эта случайная синхронность заставила обоих замолчать.

— Ты изменилась, — заметил он, разглядывая ее профиль.
— Все меняются.
— Но твои глаза... — он замялся. — Они все такие же грустные.

Анна резко повернулась к нему:
— Не надо, слышишь? Не надо делать вид, что ты меня знаешь. Тот человек, которого ты знал, остался в прошлом. Я другая.
— Правда? — он наклонился ближе, и она уловила знакомый запах его одеколона. — Тогда почему дрожат руки? Почему не смотришь в глаза?

Она отвернулась к окну. Внизу проплывали огни маленьких городов, похожие на россыпь новогодних гирлянд.

— Знаешь, что я понял за эти годы? — продолжал Михаил. — Что иногда мы принимаем самые важные решения, когда не готовы к ним. И потом жалеем, но гордость не позволяет признать ошибку.

— У тебя есть кто-то? — вдруг спросила она, сама удивившись своему вопросу.
— Нет, — он покачал головой. — Были отношения, но... Все как-то не то.

"Внимание, пассажиры! Наш самолет входит в зону турбулентности. Просьба оставаться на своих местах и пристегнуть ремни безопасности".

Самолет ощутимо тряхнуло. Анна непроизвольно схватилась за подлокотник — и обнаружила, что ее рука лежит поверх руки Михаила. Она хотела отдернуть ладонь, но он удержал ее пальцы.

— Помнишь, как мы летели в Сочи? Ты тоже боялась турбулентности.
— Перестань, — прошептала она. — Прошу тебя, перестань.

Но память уже предательски подбрасывала картинки: они, молодые и беззаботные, строят планы на будущее где-то между небом и землей, пьют пластиковый самолетный кофе и смеются...

Новый толчок турбулентности заставил вздрогнуть обоих. За окном в темноте поблескивало крыло самолета.

— Знаешь, — медленно произнес Михаил, все еще не отпуская ее руку, — говорят, под Новый год...
— Не надо про чудеса, — перебила она. — Я не верю в сказки.
— А я верю, — он улыбнулся. — Особенно когда судьба дает такие недвусмысленные намеки.

Она наконец высвободила руку:
— Судьба тут ни при чем. Просто совпадение.
— Знаешь, что еще я понял за эти годы? Совпадений не бывает.

До Санкт-Петербурга оставалось два часа полета. За окном простиралась черная декабрьская ночь, а внутри у Анны бушевала метель воспоминаний, сожалений и непрошеных надежд.

***

— Будете кофе? — голос стюардессы вывел Анну из оцепенения.
— Да, пожалуйста. Два сахара, — автоматически ответила она.
— Черный без сахара, — одновременно с ней произнес Михаил.

Стюардесса улыбнулась, протягивая им стаканчики. Анна поймала в этой улыбке намек на понимание — наверное, со стороны они выглядели как семейная пара, которая знает привычки друг друга наизусть.

— Ты всё ещё пьешь с двумя кусочками, — заметил Михаил. — А я думал, ты перешла на стевию, как собиралась.
— Откуда ты... — она осеклась, вспомнив их последний разговор по телефону, пять лет назад. — А, да. Не получилось. Некоторые привычки сильнее нас.

Она отпила кофе, морщась от привкуса пластика. Михаил смотрел в окно, где не было видно ничего, кроме собственного отражения.

— Расскажи про него, — вдруг попросил он. — Про жениха.
— Зачем?
— Хочу понять, что в нем такого... особенного.

Анна хотела огрызнуться, но что-то в его голосе — искренний интерес? боль? — заставило ответить:

— Андрей... Он архитектор. Мы познакомились на совместном проекте год назад. Он... — она замялась, подбирая слова, — надежный. Серьезный. Знает, чего хочет от жизни.

— Как папа хотел, — тихо заметил Михаил.

Анна вздрогнула. Да, именно так говорил отец: "Тебе нужен серьезный человек, а не этот мечтатель". Тогда она защищала Мишу. Теперь...

— Не начинай, — она поставила стаканчик на столик. — Ты же помнишь, чем закончились твои мечты о стартапе?
— Вообще-то, — он повернулся к ней, — стартап взлетел. Я теперь технический директор той самой компании.

Она замерла:
— Что?
— Два года назад все получилось. Правда, к тому времени ты уже не отвечала на звонки.

Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. Она вспомнила их последнюю ссору, свои упреки в безответственности, его отчаянное "просто поверь в меня"...

— Почему... почему ты не написал?
— А ты бы ответила?

Она промолчала. Действительно, ответила бы? После того как сама сказала "между нами всё кончено"?

За окном мелькнула зарница — где-то внизу, в зимних облаках, зарождалась гроза.

— Знаешь, что я вспоминаю чаще всего? — вдруг спросил Михаил. — Тот вечер на крыше, помнишь? Когда мы запускали фонарики?

Конечно, она помнила. Это было их особенное место — крыша его старой хрущевки. Они часто сбегали туда от всех проблем, смотрели на звезды, мечтали...

— Ты тогда сказала: "Давай загадаем желание — быть вместе несмотря ни на что".
— Миша...
— А я ответил: "Зачем загадывать? Мы и так будем вместе".
— Перестань, — её голос дрогнул.
— Знаешь, что я понял? Иногда нужно именно загадывать. Просить у судьбы. Бороться. А я... я просто был уверен, что всё само собой сложится.

Анна закрыла глаза. Под веками предательски щипало.

— А помнишь, как ты готовила борщ по маминому рецепту? — продолжал он с улыбкой. — И забыла про бульон на плите...
— И у нас сработала пожарная сигнализация, — невольно улыбнулась она. — Пришлось всем подъездом проветривать.
— А соседка снизу кричала, что мы устроили конец света.
— "Молодёжь безответственная!" — передразнила Анна ворчливую соседку и вдруг осеклась, осознав, что они оба смеются, как раньше.

Смех оборвался. Повисла тишина, нарушаемая только гулом двигателей.

— Последний раз я был на той крыше месяц назад, — сказал Михаил. — Там теперь закрыто, но я договорился с консьержкой.
— Ты все еще живешь там?
— Нет, переехал в центр. Но иногда приезжаю... вспомнить.

Он достал телефон, пролистал что-то:
— Смотри.

На экране была фотография заката с той самой крыши. Тот же вид на город, те же антенны на соседних домах. Только в углу кадра виднелся силуэт одинокого бумажного фонарика, улетающего в небо.

— Ты запускал фонарики один? — тихо спросила она.
— Иногда мечты надо отпускать, — он убрал телефон. — Даже если не хочется.

Анна отвернулась к окну, но в темном стекле отражалось только ее лицо — и она с ужасом заметила, что по щеке катится слеза.

"Уважаемые пассажиры, мы входим в зону турбулентности. Пожалуйста, займите свои места и пристегните ремни".

Самолет тряхнуло. Анна машинально вцепилась в подлокотник, но на этот раз Михаил не стал удерживать ее руку. Он просто сидел, глядя прямо перед собой, и его профиль в тусклом свете салона казался высеченным из камня.

— Андрей ждет тебя в аэропорту? — спросил он, не поворачивая головы.
— Да, — она достала зеркальце, торопливо промокая глаза салфеткой. — Мы едем к его родителям, будем объявлять о свадьбе.
— Когда?
— Весной. В мае.

Он кивнул, все так же глядя перед собой:
— Значит, у меня осталось четыре месяца.
— Для чего?
— Чтобы все исправить.

До Санкт-Петербурга оставался час полета. За окном в черном небе зарождался рассвет последнего дня года, а в душе Анны рождался страх — не перед турбулентностью, а перед тем, что она начинает понимать: некоторые истории не заканчиваются, сколько бы времени ни прошло.

***

Индикатор "пристегните ремни" наконец погас. До посадки оставалось меньше часа, и в салоне начиналось предпосадочное оживление. Кто-то доставал сумки с верхних полок, дети капризничали, уставшие от долгого полета.

— Знаешь, — Михаил говорил очень тихо, почти шепотом, — я ведь искал тебя. Первый год после расставания.
— Зачем? — Анна старалась, чтобы голос звучал ровно.
— Хотел сказать, что ты была права. Насчет всего. Определенности, будущего, семьи...

Она невесело усмехнулась:
— И что изменилось?
— Я изменился. — Он повернулся к ней. — Понял, что нельзя откладывать жизнь на потом. Что "когда-нибудь" может не наступить.

За окном забрезжил рассвет, окрашивая облака в нежно-розовый цвет. Где-то там, внизу, был Санкт-Петербург, Андрей, новая жизнь... Почему же сердце так предательски сжималось?

— А помнишь, — вдруг улыбнулся Михаил, — как мы встречали Новый год на той съемной квартире? Когда елка не влезла в дверь, и мы наряжали фикус?
— И в полночь отключили свет, — подхватила она, не успев себя остановить. — Мы жгли свечи и пели под гитару...
— И ты сказала, что это лучший Новый год в твоей жизни.

Анна прикусила губу. Да, тогда она действительно была счастлива. Абсолютно, бездумно счастлива – несмотря на съемную квартиру, пустой холодильник и неопределенное будущее.

— Миш, — она с трудом подбирала слова, — зачем все это? Зачем бередить прошлое?
— Потому что иногда прошлое — это наше настоящее, которое мы по глупости приняли за прошлое.

Он достал что-то из внутреннего кармана куртки — маленький бумажный фонарик, сложенный вчетверо.

— Я храню его с той ночи на крыше. Нашел недавно, разбирая старые вещи.

Анна смотрела на помятый фонарик, и внутри что-то рвалось, болело, кричало.

— Через полчаса мы приземлимся, — её голос дрожал. — Меня встретит Андрей. Мы поедем к его родителям. Будем пить шампанское, есть оливье и строить планы на будущее. Понимаешь? У меня есть план. Четкий, понятный план на жизнь.
— А ты счастлива?

Простой вопрос, от которого она бегала последний год.

— Я... спокойна. Уверена в завтрашнем дне.
— Это не ответ, Ань.

В салоне объявили о начале снижения. Там, внизу, их ждал заснеженный Питер, новогодняя ночь и два разных пути.

— Знаешь, что я тебе скажу? — Михаил говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Когда самолет приземлится, я буду ждать тебя у выхода из терминала. Просто стоять и ждать. И если ты придешь... — он сделал паузу, — мы запустим этот фонарик. Прямо там, у аэропорта. Загадаем то самое желание — быть вместе несмотря ни на что.
— А если не приду?
— Значит, я отпущу его один. И больше не побеспокою тебя никогда.

Самолет заходил на посадку. Внизу проплывали заснеженные крыши, шпили соборов, замерзшая Нева.

— Осталось десять минут до посадки, — прошептала Анна.
— И вся жизнь до следующего взлета.

Она закрыла глаза. В голове звучал голос отца: "Главное в жизни — стабильность". Голос мамы: "Доченька, Андрей — такая хорошая партия". Голос подруг: "Ты с ума сошла, пять лет ждать?"

Но громче всех звучал её собственный голос из прошлого: "Миша, я хочу быть с тобой. Просто быть — и неважно где и как".

Шасси коснулись посадочной полосы.

"Уважаемые пассажиры, мы приземлились в аэропорту Пулково. Температура за бортом минус пять градусов. Местное время..."

— Ну вот и всё, — Михаил встал, доставая сумку с верхней полки. — Я буду ждать у выхода из терминала. Один час.

Она смотрела, как он идет по проходу — прямая спина, чуть седеющие виски, такой знакомый и такой чужой. У выхода из самолета он обернулся, словно хотел что-то сказать, но передумал.

Анна достала телефон. Три пропущенных от Андрея и сообщение: "Я уже в аэропорту. Жду тебя у зоны выдачи багажа. Люблю".

Впереди было тридцать минут до встречи с женихом, час до наступления Нового года и целая жизнь, в которой нужно было сделать выбор — между правильным и настоящим, между спокойствием и счастьем, между планом и мечтой.

За окном аэропорта падал снег, а где-то в новогоднем небе места хватало для всех фонариков — и тех, что взлетают парами, и тех, что поднимаются в одиночестве.

***

Анна стояла у ленты выдачи багажа, крепко сжимая телефон. На экране светилось сообщение от Андрея: "Я у стойки такси, тут огромная очередь. Подойди туда".

Она смотрела на свое отражение в зеркальной колонне. Растрепанные волосы, следы туши под глазами, растерянный взгляд. Не такой она представляла себе эту встречу Нового года.

— Объявление для пассажиров, — разнесся по залу механический голос. — До Нового года осталось 50 минут.

Пятьдесят минут. Почти как пять лет назад, когда она сидела на той самой крыше и думала, что жизнь кончена. Тогда казалось — без Миши она не сможет дышать. А потом научилась. Выстроила новую жизнь, где всё разложено по полочкам. Где нет места безумным мечтам и бумажным фонарикам.

Её чемодан медленно выплыл из недр транспортера. Красный, приметный — Андрей сам выбирал, сказал: "Практичный цвет, не потеряется". Она потянулась за ним, но рука замерла на полпути.

Вспомнился старый рюкзак, с которым они путешествовали с Мишей. Потрепанный, с наклейками из разных городов. "Зачем тебе эти наклейки?" — спрашивала она. "Это же наша история", — отвечал он.

Телефон снова завибрировал. Андрей:

"Милая, ты где? Родители уже звонили, спрашивают, когда приедем".

Анна посмотрела на часы. Сорок пять минут до Нового года. Пятнадцать — до окончания того часа, который назначил Михаил.

Она решительно схватила чемодан и покатила его к выходу из терминала. Сердце колотилось где-то в горле. "Просто посмотрю, — уговаривала она себя. — Просто убежусь, что его там нет. Что всё это было наваждением, случайностью, игрой воображения..."

Двери разъехались, впуская морозный воздух. Снег падал крупными хлопьями, оседая на ресницах. Анна щурилась, вглядываясь в темноту.

И увидела его. Михаил стоял чуть в стороне от толпы встречающих, поднимая воротник куртки от снега. В руках — тот самый бумажный фонарик.

Их взгляды встретились.

Время остановилось.

— Анечка! — голос Андрея прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула. — А я тебя потерял!

Высокий, красивый, в дорогом пальто — её надежная гавань, её спокойное будущее. Он подошел, чмокнул её в щеку:
— Замерзла? Давай чемодан, машина ждет. Родители уже стол накрыли...

Анна смотрела на Михаила поверх плеча Андрея. В его глазах застыл немой вопрос.

"До Нового года осталось 30 минут", — снова объявил механический голос.

— Андрей, — её голос звучал глухо, словно издалека. — Подожди минутку.
— Что такое? — он проследил за её взглядом. — Ты кого-то знакомого увидела?

Она глубоко вздохнула:
— Знаешь, я должна кое-что тебе сказать...

...Когда куранты начали отбивать полночь, два бумажных фонарика поднимались в небо над заснеженным Пулково. Они летели рядом, чуть покачиваясь на ветру, поднимаясь всё выше и выше — туда, где звезды были ярче огней аэропорта.

— Загадал желание? — спросила Анна, глядя вверх.
— А зачем? — улыбнулся Михаил, обнимая её за плечи. — Мы же и так будем вместе.
— Нет уж, — она покачала головой. — Теперь я верю в силу желаний. И в новогодние чудеса тоже верю.

Где-то в темноте прогремел салют. Начинался новый год — и новая история, в которой было место и практичным чемоданам, и потрепанным рюкзакам с наклейками, и бумажным фонарикам, улетающим в звездное небо.

ЕЩЁ РАССКАЗЫ