Авторский рассказ + Лед

Каждое утро Алёна ходила на работу через маленький парк у стадиона. Летом на нём проходили местные соревнования по футболу и студенческие мероприятия, зимой огромную территорию заливали под каток.

Каждое утро какой-то странный патлатый подросток стоял в одиночестве посреди стадиона. Прямо на льду, без коньков. Алёна шла вдоль железного забора, разделяющего парк и стадион, и каждый раз наблюдала этого паренька. На вид ему было лет шестнадцать. На нём всегда была чёрная толстая куртка и чёрные широкие джинсы. Вот уже месяц.

Январь, семь утра, большинство людей ещё только собираются на работу, но Алёнина аптека открывалась в семь тридцать. Поэтому девушка проходила через парк так рано.

Иногда Алёна останавливалась ненадолго, чтобы понаблюдать за чудоковатым парнем на стадионе. Обычно он глядел в небо. Как-то неделю назад, когда Алёна опаздывала на работу и проходила свой обычный маршрут на десять минут позже, она увидела, как странный парень лежит на льду, раскинувшись звёздочкой.

Бывало, что ранние посетители стадиона катались вокруг парнишки на коньках. Открытие только в девять, но подростки перелезают на лёд через забор в парке, чтобы пройти на каток бесплатно или в неположенный час.

Алёне всё больше хотелось узнать, зачем Чудик – так она прозвала паренька – приходит на стадион каждое утро. В очередной день она вышла на работу, намереваясь поговорить с подростком, но именно этим утром стадион пустовал. Алёна даже задержалась у забора на сколько смогла, чтобы не опоздать на работу, но парнишка так и не появился. Его не было ни на следующий день, ни через день.

На выходных Лёля, младшая сестра Алёны, попросила понянчить её малого, пока она сходит в парикмахерскую. Алёна смотрела в голубые глазки малыша, когда держала его на руках, и радовалась, что этот кроха наконец-то привык к ней и уже не плачет на чужих руках. Было приятно играть с ним в гляделки или петь ему песенки.

А потом продолжились будни в белых стенах аптеки. Стадион пустовал. За неделю Алёна свыклась с мыслью, что Чудик больше не появится. На руках у неё уже были билеты на самолёт, она планировала улететь в отпуск, так что было жаль, что момент упущен и знакомство не состоялось. Она винила себя, что медлила и теперь так и не узнает, зачем приходил парнишка.

Она думала об этом следующим утром, когда шла на работу. Но тут её взгляд ухватил в центре стадиона сутулый силуэт Чудика. Он вернулся! На этот раз Алёна не стала упускать возможность. Прильнула к холодному металлу забора, отделяющего стадион, и Чудик заметил её. Он помедлил с минуту и направился в её сторону.

— Извините, можно спросить у вас сигарету? — он картавил.
— А с чего вы решили, что я курю?
— Не знаю, — Чудик пожал плечами.
В его мягких чертах лица была детская наивность, но тёмно-карие глаза казались по-взрослому осознанными.
Алёна сняла вязаную перчатку, достала из кармана пачку сигарет, подцепила одну и протянула парню.
Он сжал фильтр обветренными губами и поднёс к лицу зажигалку.
— Спасибо, — дым устремился высоко в небо.
Чудик закашлял.
— Ты раньше-то курил? — Алёна сама не поняла, почему перешла с ним на “ты”.
— Да.
— Тебя давно не было видно.
— Я болел. Неделю провалялся с температурой.

“Конечно, стоять на льду каждый день, а иногда и лежать — неудивительно, — подумала Алёна. — А с виду обычный парень, если бы не знала о его странности. Неопрятный немного. Подросток как подросток”.

— А здесь ты что делаешь? Я больше месяца тебя на этом стадионе вижу, когда иду на работу. Ты не катаешься.
После вопроса его лицо сделалось задумчивым.
— Хочу вспомнить маму. Я детдомовский. Уже выпустился. С пяти лет там жил. В декабре я прошёл мимо этого стадиона, и в памяти мелькнуло её лицо. Как мы катались тут, когда я был мелким. Всего на секунду, и образ такой расплывчатый, но я уверен, это было мамино лицо.
— Так может, надо покататься, чтобы оживить воспоминания?
Чудик хмыкнул и отбросил сигарету щелчком пальца.
— Не думал об этом.
Он посмотрел Алёне под ноги.
— Маленькая нога. И ты сама маленькая. Сколько тебе лет?
— Маленькой меня точно не назовёшь, — Алёна посмеялась. — В этом году сорок один исполняется. А что с ногами моими не так?
— Всё хорошо. У мамы тоже были маленькие ноги. Я вспомнил, пока бывал здесь. Она брала коньки тридцать пятого размера.
— И у меня такой же.
— Я так и подумал.
Алёна посмотрела на часы на руке.
— Мне пора на работу.
— Заходи ещё! — Чудик помахал ей вслед.

Рабочий день пролетел быстро. Настроение Алёны было приподнятым. Была какая-то магия в этом странном знакомстве. Чудик вызывал тёплые, даже материнские чувства. Возможно, потому, что двадцать лет назад Алёна потеряла не успевшего родиться ребёнка. Сейчас ему было бы чуть больше, чем Чудику.

После этой трагедии жизнь Алёны так и не задалась. По молодости её звали замуж, но она отказалась. А позже крепкого союза так ни с кем и не сложилось. Она была одиночкой. И в целом одиночество её устраивало. Только в последние годы стало чего-то не хватать. Она пыталась ухватиться за это чувство, но пальцы проходили насквозь, как через пустоту.

На следующий день Алёна пошла на работу на полчаса раньше обычного, ей хотелось подольше поговорить с Чудиком. Она застала его катающимся на коньках. Он подъехал к забору и затормозил, подняв лезвиями волну снега. За его спиной был тряпочный чёрный рюкзак. Он достал из него белые коньки.
— Я и для тебя стащил. Покатаемся?
— Откуда?
— Из гардеробной стадиона.
— Лучше бы я этого не знала.
— Я потом верну на место. Никто и не заметит.
До работы было ещё сорок минут. Алёна пожала плечами.
— Ладно.
Она осмотрелась — людей в парке не было, и полезла через забор.
Чудик поймал её на той стороне.

— Ты вспомнил о маме? — спросила она, когда они остановились поговорить после трёх кругов по стадиону.
— Да. Много чего. Только не её лицо, — он нахмурился, шмыгнул забитым носом. — Помню, она уходила на работу почти каждый вечер и возвращалась, когда за окном была ночь. Я оставался дома один и не мог уснуть без неё. Почему-то боялся, что однажды она не вернётся. Но мама всегда приходила и ложилась спать рядом со мной. Она забиралась под одеяло и грелась, обнимая меня. От нее пахло улицей, сигаретами и спиртом. Я утыкался носом в её рёбра и так спокойно становилось, что я сразу засыпал. Иногда она уходила и утром. Не знаю куда. Я оставался один. Смотрел мультики. Каждый день повторялся, как прошлый. Но одним утром мама взяла меня на каток.
— Тебе понравилось?
— Да. Мы так редко были вместе, а тут она провела со мной много-много часов, я не помню, сколько, но кажется, что долго. Мне было как раз четыре или пять лет. Я впервые встал на лёд. Она научила меня, — Чудик заглянул Алёне в глаза. — Представляешь, я помню такие мелочи, а её лицо нет.
— Ты обязательно вспомнишь.
— Надеюсь. — Он медленно покатился дальше. Алёна скользила за ним.
— Как тебя зовут? — она поняла, что до сих пор не знает его имени.
— Ян.
— Алёна. Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Они подъехали к забору, Алёна взглянула на часы.
— Мне пора на работу.
— Заходи ко мне в гости вечером. Я сейчас напишу адрес.
Он полез в свой рюкзак, не дождавшись ответа. Достал потёртый блокнот и ручку. Вывел на чистой странице адрес слегка корявым почерком и вырвал лист.

У Алёны в голове не было ни страха, ни сомнений. Она не боялась прийти в гости к Чудику, посмотреть, как он живёт. Или ей просто не за что было держаться. А этот паренёк вызывал неподдельный интерес. Он был одинок, как и она. Возможно, он видел в ней образ матери или друга, и это вызывало в Алёне симпатию.

…В его квартире не было ремонта: голые стены разрисованы краской, на полу расстелены газеты, из мебели только односпальная кровать, стул и кухня. Оказалось, что Чудик совсем не приспособлен к жизни. Он не знал элементарных вещей: какие продукты хранить в холодильнике, а какие в шкафу; как делать уборку или зашить одежду и как платить за коммунальные услуги.

— На что ты живёшь? — спросила Алёна.
Он протянул свой телефон.
— Делаешь ставки? Это не лучший вариант заработка.
— Я не могу заниматься обычной работой. Пробовал устроиться кладовщиком. Но не получается ни на чём сосредоточиться. Любое занятие быстро надоедает.
— Значит, пробовал не то. Можно охранником устроиться или продавцом на первое время. А потом, если захочешь, выучиться на что-нибудь, что тебе интересно. Начнёшь крутую карьеру, станешь профи своего дела, воплотишь все мечты в жизнь.
— Знаешь, я не верю, что мечты могут сбываться. Я тринадцать лет жил в детском доме и до последнего надеялся, что меня захотят взять в семью.
В его голосе звучала такая грусть, что сердце Алёны сжималось от боли. И эта грусть распространилась вокруг, дополняемая унылой обстановкой квартиры. Алёне стало так горько. Хотелось помочь Чудику, но разве можно вылечить человека от ран прошлого?

Она только сейчас вгляделась в его лицо в домашней обстановке, когда щёки и нос не красные от мороза. Чудик казался болезненно бледным. Он всё ещё кашлял.
— Я улетаю в отпуск в Египет на две недели. Навещу тебя, когда вернусь.
— Там должно быть хорошо. Запасись солнышком, чтобы было не так холодно возвращаться.
— Обязательно.
— А ты сможешь позвонить мне оттуда по видео? Так хочется посмотреть на пирамиды вживую! — с энтузиазмом попросил он.
— Но это не вживую будет.
— А я представлю через тебя. Расскажешь мне всё, что чувствуешь. Какая там температура, чем пахнут пирамиды, как звучат.
— Чем пахнут? — усмехнулась Алёна.
— А кто их знает? Вот и расскажешь!
— Хорошо. Может, и сам съездишь как-нибудь, если захочешь.
Чудик хмыкнул. Почесал затылок.
— А правда! Хочу! Надо только денег заработать, — он не на шутку воодушевился.
Алёна улыбнулась.
— Только не на ставках.
Парень закивал.

…На следующее утро Алёна принесла Чудику лекарства.
— Тебе нужно залечить простуду. Принимай их по инструкции. Если будет хуже, вызывай скорую. И не ходи на лёд, пока не поправишься.
— Ты такая заботливая, — Чудик с благодарностью принял лекарства.

И Алёна улетела. Путешествовала она тоже одна. Но именно в этот раз поймала себя на мысли, что хотела бы отдохнуть в компании. С Лёлькой и племянником, или хоть даже с Чудиком. Может, ему в самом деле удастся устроиться на нормальную работу и накопить на поездку к следующему году. А если немного не хватит, она поможет.

Алёна не позвонила ему, когда поехала на экскурсию к пирамидам. Связи не было. Но отправила видео по возвращению в отель. Рассказала на кадрах о всех своих впечатлениях. Горячий воздух, плывущий пейзаж, яркое солнце. А пирамиды пахли отходами верблюдов и лошадей.

Она отправила ролик ему в соцсетях. Чудик принял информацию с восторгом и ответил, что пирамиды — это самое величественное, что он видел в жизни.

Через неделю он прислал рисунок. Лицо девушки, нарисованное ручкой на клетчатом листе. И приписка в сообщении: это мама, я вспомнил.
Это был очень красивый, детальный рисунок, у Яна определённо были способности.

Оставшийся отпуск Алёна чаще думала о возвращении домой, чем о море и экскурсиях. Она решила, что поможет Яну устроиться в художественный колледж, если он захочет. Может, там он найдёт себя. А если нет, придумают что-нибудь другое. Идея помочь Чудику загорелась в её сознании и никак не отпускала.

…В аэропорту встречала сестра с племянником. Они давно не виделись, и сейчас Алёна подумала, что хочет чаще проводить с ними время. Внутри девушки будто образовался комочек тепла. Может, это было то самое египетское солнце, которое согреет холодной зимой, или нечто большее…

На следующий день, выспавшись и отдохнув после долгого перелёта, Алёна отправилась навестить Чудика. Она так спешила увидеться, чтобы вручить ему сувениры и сладости из поездки и рассказать про свою идею с художественным колледжем, что даже не стала звонить. Подумала, если его не будет дома, она отправится в торговый центр, нужно было закупиться домой, а с Яном встретится позже.

Алёна несколько раз постучала, но никто не открыл. Позвонила по телефону, но Чудик не отвечал. Написала в соцсетях, но он неделю как не был онлайн. Она и сама редко заходила, поэтому даже не заметила. Тогда она постучалась к соседям.

Дверь открыла пожилая женщина с палочкой. Алёна поздоровалась, представилась.
— Вы не знаете, где ваш сосед, Ян Крылов?
— Нет, — покачала головой женщина. — Неделю назад к нему приезжала скорая, я в глазок видела. Наверное, он в больнице.
— А что с ним случилось? Вы не знаете?
— Нет. Мы и не общались никогда. Знала, что он живёт тут один, да и всё.

В сердце Алёны зародилась тревога. Что могло случиться с Чудиком? Она вернулась домой и стала прозванивать больницы. Каждый раз ничего. А сердце всё сильнее сжимало в тиски страха. Следом пришлось прозвонить и морги. К глубочайшему несчастью Алёны, Ян Крылов оказался в списке одного из них. Пневмония и отёк лёгких.

“Он продолжал ходить на дурацкий лёд, чтобы вспомнить лицо мамы. Чтобы хоть одна его мечта сбылась! — думала Алёна. — Он наверняка пил лекарства, но что толку, если не соблюдаешь элементарные правила”.

Где-то в подсознании играло чувство вины, что бросила Чудика, неприспособленного к жизни, хотя видела, что он всё ещё болен. Но Алёна отбросила эту мысль. Она не могла знать, что такое случится.

Сестра поддержала, когда Алёна рассказала ей о новом знакомом. Отвезла на кладбище, была рядом в мучительно тяжёлый момент.
— Спасибо, что поехала со мной, Лёль, — Алёна потупила взгляд, стоя у свежей могилы.
Так странно. Именно сейчас, в этом царстве мёртвых, Алёна поняла, что после знакомства с Яном у неё появился интерес к жизни. Она наконец-то нащупала, чего ей так не хватало.
Сейчас ей было невыносимо до тошноты, до лопнувших сосудов в глазах от бесконечных слёз, до режущей боли в груди, такой острой, что казалось, кто-то выцарапывал сердце когтями. Больно из-за того, что парнишки не стало. Но некое тёплое чувство, что родилось после встречи с Чудиком, всё ещё оставалось в груди.
— Для чего ещё есть близкие, если не для поддержки в трудную минуту? — ответила сестра, стоя с ребёнком на руках.
Вопрос риторический. Алёна вздохнула. На кладбище было холодно, а с ними племянник. Нужно было возвращаться в машину.

На обратной дороге, она решила озвучить мысль, которая давно крутилась в подсознании, но Алёна боялась её выпустить.
— Лёльк, а как ты думаешь, я смогла бы стать хорошей мамой?
Сестра тепло улыбнулась.
— Я в этом уверена.
Слова Оли успокаивали. Алёна подумала, что, может быть, ей удастся сделать так, что хотя бы один осиротевший ребёнок сможет поверить в мечту.

Автор: Таня Вильгельм
Оригинальная публикация ВК

Последней игры сезона Антон ждал с особым волнением. Не потому, что его команда могла стать чемпионом среди других школ. Нет. Он ждал игры, потому что сегодня обещал прийти отец.

Команда собралась в раздевалке. Стоял общий шорох свеженькой формы и бодрая болтовня мальчишек. Антон в последний раз взглянул на телефон, чтобы проверить сообщение от родителей, но отец не писал. Зато написала мать.

— Ребята, — сжимая телефон, Антон встревоженно повысил голос. — Говорят, над морем собираются тучи. Как бы урагана не случилось.
— Вот засада будет, если игру отменят!
— Не отменят. Перенесут на завтра и все.

Слова “перенесут на завтра” звучали в голове Антона всю первую половину матча. Он старался, но играл плохо. То и дело искал на трибунах знакомое лицо.

— Следи за мячом, Тоха!

Антон пропустил очередную передачу, и к середине игры тревожный счет 0:2 повис над командой страшнее темных туч на горизонте. Свисток судьи огласил перерыв.

Тренер бушевал, мальчишки злились, но Антон не слушал. Кивал на автомате, что-то отвечал, обещал взять себя в руки.

Становилось холоднее.

Наконец, Антон заметил на трибунах отца. Он сидел со скучающим видом, иногда поглядывал на поле, и когда их взгляды встретились, как-то неуверенно, словно боясь поступить глупо, помахал сыну.

Антон воспрял.

Радость от того, что отец пришел на игру, от того, что он увидит, как блистает его сын, придала ему сил. Он гордо выскочил на поле и, едва прозвучал свисток, завладел мячом. Постепенно счет выровнялся, и под конец игры Антон сделал голевую передачу.

Крики радости смешались с небесным громом. Ребята поспешили в раздевалку, но счастливые родители один за другим выбежали на школьное поле обнять своих чемпионов.

Все, кроме отца Антона. Он раскрыл зонт и ждал, не вставая с трибун.

Начинало накрапывать. Антон направился в раздевалку.

Когда он наконец вышел на крыльцо школы, с неба сыпал непривычный для начала осени ледяной дождь. Отец встретил его холодным рукопожатием, и небесный лед показался Антону теплее.

И все же отец был рядом. Пришел. Сдержал обещание.

— Тебе понравилась игра, пап?

Антон посмотрел ему в глаза, ожидая похвалы, доброго слова, хотя бы скудного “молодец”.

— Да, неплохо. — ответил отец. — Тот мальчишка, что забил последний гол, он хорош.

Налетевший ветер сорвал один зонт на двоих. Ледяной дождь забарабанил Антону по лицу, плечам и спине. Громыхнуло… Антон ничего не слышал. Только слова “он хорош”. Он. Кто-то другой, но не Антон, не родной сын.

От обиды навернулись слезы. Ледяные капли пропитали его пальто насквозь, и одна из них проникла глубже. Сперва на кожу, потом под нее, протиснулась между ребер, спустилась ниже и осела в самое сердце.

Домой они ехали молча.

* * *

— Сынок, как я рада, что ты приехал!

Мама поднялась от куста гортензии и на секунду замешкалась, не зная, куда убрать секатор. Наконец она сокрушенно вздохнула, слегка наклонив голову в косынке цвета весеннего солнца, и бросила секатор на землю. Поспешно вытирая испачканные в земле руки о подол платья, подбежала к Антону.

— Как ты похудел, сыночек, ну, глянь на себя, — она обхватила его лицо, посмотрела в глаза. — Голодный? Признавайся. Отцу говорил, что приедешь, ну?

Антон молчал, не в силах снять с лица глупую, словно примерзшую, улыбку. От мамы пахло землей и цветами. Точно так же, как в день, когда он уехал из дома.

— Ну, пойдем в дом, пойдем. Ну что за май нынче, — она осеклась, поежилась. — То жара, то холод. Ты надолго, сынок? Последний курс, поди, а? Ох отец обрадуется. Ну, рассказывай, как ты?

Она вела его в дом по знакомой тропинке от калитки к крыльцу. Мимо роз, горящих зарей, мимо белых, невинных петуний и желтых нарциссов. По левую руку подтянулась яблоня, стала выше Антона, хотя он помнил, как они сажали ее вместе незадолго до отъезда.

Отец говорил, что дерево не жилец, но в руках матери даже самые запущенные растения обретали новую жизнь.

— Володя, ну где ты? Антон приехал! Накрывай на стол! — мать ворвалась в дом штормовым вихрем, разгоняя голосом полумрак.

Антон неуверенно перешагнул порог. В доме ничего не изменилось, и это пугало. Он привычно снял ботинки и поставил на полку у входа. Повесил на крючок пальто.

— А, привет, — из дальней комнаты вышел отец, сухо пожал Антону руку. — Пить будешь?

Антон покачал головой. Улыбка сменилась строгой полоской рта. Желваки напряглись, в глазах защипало. В детстве Антон восхищался силе отца, теперь же рука стала вялой, как погибающий стебель винограда.

— Тоже мне мужик, — хмыкнул отец, скрылся в глубине дома.

Забытая льдинка кольнула в сердце Антона. На полу под ногами захрустел иней, пополз по стене, умостился в углу. Оставляя холодные следы, Антон вышел из дома.

Он направился прямо к калитке, чувствуя, как в груди нарастает ледяной ком. Нарциссы завяли первыми, потом петунии покрылись льдом. Розы дождались, пока Антона догонит мама, и тоже навострили шипы перед наступающей стеной холода.

— Ну куда же ты, сынок! Антон, да постой ты!

Косынка сбилась, вместо радости страх, волнение, боль.

— Не могу, мама, — Антон сорвался на плач. — Видеть его не могу, тошно!

Холод добрался уже до яблони, охватил тонкий ствол, стал притягивать к земле побелевшие ветви.

— Эта твоя обида, сынок, — мать поежилась, изо рта повалил пар. — Она погубит тебя, Антон, понимаешь? Простил бы ты его, ну. Он ведь не со зла. Его отец так растил: ни слова доброго, ни ласки…

— А я здесь при чем, мама?! Мне-то за что его унижения терпеть, а? — Антон открыл калитку, на прощание обнял мать. — Ты приезжай ко мне, хорошо? Я открою фирму, буду сам на себя работать, мам. У меня вот такие рекомендации от института! Отец обзавидуется.

Мать закашлялась. Потерла замерзшие плечи, замахала на сына:

— Ну, иди раз уходишь, иди уже! Я позвоню.

И поспешила в дом потеплее одеться.

* * *

— Антон, это ваш третий объект на Крайнем Севере. Вы построили замечательную карьеру в столице, но перебрались сюда. Расскажите, что вами движет?

Укутанные в капюшоны репортеры окружили Антона в полупустом фойе недостроенного здания. Баннер за его спиной обещал закончить новую клинику уже к весне. Снаружи крутила хвостом голодная вьюга, словно пес, зовущий хозяина погулять.

Антон сдержал обещание. После института начал с проектирования загородных домов и постепенно вышел на тот уровень, когда можно было нанять орду специалистов и забыть о грязи под ногами.

“Поразительно, как люди боятся конкурентов,” — говорил он, после чего сминал очередного пройдоху на грани банкротства. Примерзшая к губам улыбка наряду с выдающимся профессионализмом привели его крохотную фирму к первому гранту на строительство стратегических объектов.

С каждым годом Антон все больше забирался на север. Там, среди снега и льда, он чувствовал себя защищенным.

“Прости, мам. В этом месяце я занят,” — говорил он каждый раз, когда мать собиралась приехать. “Ты же знаешь, я должен работать. Я выиграл тендер на… (место действия вставить).”

Антон строил дома, вокзалы и коттеджные поселки с такой же страстью, с какой надеялся построить отношения с отцом. Пока работа не привела его сперва в Игарку, потом в Богучаны, теперь в Норильск. Чем холоднее, тем лучше…

Он ответил, осыпав репортера белоснежной улыбкой:

— Холодный расчет.

Говорить об отце не хотелось.

К вечеру вьюга улеглась. В темноте за окном квартиры висела круглая, по-отцовски далекая луна. Острые звезды в чернеющем небе потрескивали искрами на снегу.

Звонок застал Антона врасплох. Тут же оттаяли окна, градусник слегка покраснел. Антон ждал звонка столько лет, что теперь, когда отец позвонил, не мог поверить, что это не сон.

— Папа?

Как глупо! Вышло теплее, чем он планировал, мягче, чем хотелось бы, и добрее, чем заслуживал в его понимании отец. И все же лед в груди оттаял раньше, чем отец сообщил о причине звонка.

Антон выскочил из дома и запрыгнул во внедорожник, на ходу сообщая заму, что покинет город. Дворники пытались смахнуть поваливший снег, пока Антон мчался в аэропорт, жалея, что не придумано дворников для глаз. Слезы щекотали щеки…

На следующий день он ворвался в полумрак родительского дома.

— Как давно она болела?

Дом погибал. Яблоня, подросшая на целый метр, торчала голыми ветками. Сад зачах, отец превратился в блеклую тень в глубине оседающих стен. Неделю назад умерла мама.

— Давно, — отец посмотрел куда-то сквозь Антона. — Стала кашлять, едва ты уехал. Слегла на три дня… Казалось, все прошло, но стали вять цветы. Знаешь, она их любила.

Отец потянулся к бутылке, но Антон опередил. Налил себе и отцу, подал стакан. Отец глотнул с жадностью, прикрыл заплаканные глаза.

— Ты… — он указал на сына, не отпуская стакан. — Она ждала тебя. Все уши прожужжала, какой ты молодец, — хрипло рассмеялся.

Молодец. Как долго Антон ждал этого слова, но получил в ядовитой упаковке отцовской ненависти. Едва оттаявшее сердце покрылось ледяной коркой.

— С каждым погибшим кустом ей становилось только хуже. Мы думали, что это простуда, грипп… Кашель оставался с ней до конца, Антон. Засел вот тут и съедал изнутри!

Отец указал на грудь и закашлялся с треском рвущейся бумаги.

— Я присылал деньги, — Антон вывернул слова экскаватором из-под мерзлой земли. — Почему она не стала лечиться?

— Упрямо полагалась на травы, — хмыкнул отец. — Примочки, отвары. Никогда их не понимал, но в этом была вся суть твоей матери. Ведьма, — отец выдохнул облачко пара. — Околдовала меня.

Он прикрыл глаза и заплакал. Как ребенок. Хлюпая носом и сотрясаясь всем телом.

Антон оторопел. Отец казался ему скалой. Злобной, неприступной скалой с каменным сердцем, с кулаком из металла.

— Не знал, что у тебя есть чувства, — сказал он, удивляясь собственной смелости. — Нужно было сказать мне, я бы приехал, уговорил лечиться, мы могли бы все исправить.

— Исправить?! — отец ударил по столу стаканом. — Это ты-то мог бы исправить?! Сбежал и с концами! Ей становилось хуже каждый раз, когда ты отказывал, когда говорил “не могу, мама, попробуем в следующий раз”!

Отец поднялся змеиным рывком, ухватился, чтобы не упасть, за край обледеневшего стола.

— Дело не в цветах, если ты не понял, — прорычал он. — Это ты убил свою мать!

В голове Антона помутнело, с потолка упали первые снежинки.

— Выметайся, — процедил отец сквозь сжатые зубы.

Стиснув кулаки, Антон замер. Захотелось ударить, прижать отца к земле и колотить что есть мочи. Втоптать его, как он втаптывал Антона все эти годы, как сейчас пытался обвинить его в смерти матери.

Несправедливо. Нечестно. Больно. А что сказала бы мама? Антон медленно встал из-за стола.

— Взгляни на себя, отец, — заговорил он. — Ты думаешь, что остался совсем один. Тебе страшно. Может быть, я виноват. Но она умерла не просто так. Знаешь, чего мама хотела больше всего? Чтобы мы помирились, черт тебя дери!

Антон сдержал гнев, глубоко вдохнул.

— В кои-то веки мы можем стать ближе, — добавил он. — Прошу, отец, позволь мне остаться. Ради мамы.

Отец долго, внимательно смотрел на Антона. Потом зябко потер ладони и наполнил стакан.

— Я позвонил, чтобы ты знал, — пошевелил он небритой челюстью. — Я не звал тебя, Антон. Ты зря приехал.

* * *

— Здесь подают самый холодный коктейль в Италии?

Антон привычно улыбнулся незнакомке в ярко-желтом платке. Обратил внимание на широкие глаза, полные губы и острые скулы. На хрупком, загорелом плече цвела ярко-красная роза.

Он забрался на юг в надежде растопить лед. Оставил карьеру, занявшись тем, чего хотел на самом деле. Без попыток доказать отцу, что чего-то стоит, он открыл свой крохотный бар. Ледяная прохлада его напитков быстро принесла Антону известность.

Девушку звали Эрнеста.

— Что значит твое имя? — спросил он после рабочего дня.

Они вышли на узкую набережную, с воды потянуло свежестью.

— Борец со смертью, — зловеще прошептала Эрнеста и тут же расхохоталась. На звонкий, свободный, словно полет ласточки, смех обернулись гондольеры. — А твое?

— Что внутри меня лед.

Она слушала Антона всю ночь. Обнявшись, принимала застывшую боль, как нагретый песок поглощает осколки льда. Гладила по холодной груди теплом Адриатики, любовью спасала от смерти.

— Ты так и не простил его? — спросила она уже под утро.
— В прошлом году он позвонил снова. Кашлял, говорил, что умирает. Я не поехал.

* * *

Последней игры сезона Антон ждал с особым волнением. Сегодня команда его сына могла стать чемпионом среди других школ.

“Больше детей — больше забот,” — шутил отец Эрнесты, в сотый раз оставаясь с внуками: старшим Володей и младшенькой Варей.

“Больше детей — больше любви,” — отвечал ему Антон, в сотый раз покидая дом, чтобы решить вопросы поставок с очередной винодельней.

Жаркое средиземное солнце не могло полностью избавить Антона от боли. Часто, во время семейных ссор или когда дети не могли успокоиться перед сном, старая льдинка начинала колоть глубоко в груди. Иногда в Италии шел снег.

Вспоминая вчерашнюю ссору, Антон потерял сына из виду. Зато приметил другого мальчишку, Калисто. Володя часто рассказывал об этом парне. Завидовал, восхищался.

И было чем. Калисто несся по полю свободнее ветра, бил точно в цель и к концу первой половины матча принес команде уже два гола.

Только когда с побережья потянуло холодным ветром и небо затянули темные тучи, Антон спохватился. Привстал со скамьи, стал искать Володю. Сын двигался неуверенно, споткнулся на ровном месте, потерял мяч.

С неба начинало накрапывать. Судьи засовещались, родители на трибунах затрепетали.

— Продолжайте игру! — бросил Антон.
— Продолжайте игру! — подхватили другие взрослые.

Глаза упрямо стремились повернуться к Калисто. С Калисто Антон не ругался вчера, пытаясь доказать, что отца надо слушать. Калисто не бросал в него гневных обвинений в том, что отца постоянно нет рядом. Калисто играл лучше всех, им хотелось восхищаться и завидовать.

“Любовь стоит усилий,” — Антон вспомнил слова Эрнесты. Сжал небритую челюсть и отвернулся от чужого сына,

— Я здесь, Володя, — прошептал он. — Я смотрю на тебя.

Их взгляды встретились. С темного неба сорвался луч солнца, ударил прямо в Володю. Мальчик воспрял. Подтянулся, побежал и перехватил мяч. Обошел двоих, сделал точный пас на товарища, снова принял мяч и прорвался к воротам.

— Я здесь, — повторил Антон. — Я с тобой.

Глядя на сына, Антон не заметил, как один за другим с неба опустились лучи. Сперва на Калисто, потом на остальных детей. Трибуны кричали, перекрывая гром, требовали продолжать, и Антон понял, что его игра наконец закончилась.

Когда окончательно рассвело, льда в груди не осталось.

— Тебе понравилась игра, пап? — спросил Володя, оказавшись в объятиях отца.
— Да, сынок. Ты молодец.

Автор: Алексей Нагацкий
Оригинальная публикация ВК