nik.rasov

У Людочки была тайна.

Нет, на такая страшная как у Синей Бороды и не столь грозная как у графа Монте-Кристо, но всё-таки тайна.

Пусть небольшая и лишь для служебного пользования.

Людочка работала в женском коллективе.

Придёт на мобильник смска, Людочка прочтёт и улыбнётся сама себе.

- Чего там, чего? - спрашивают коллеги.

Ну, просто так... Интересуются.

- Да от мужа это. Личное.

- А где серёжки купила? - спросят.

- Муж подарил, - говорит Людочка.

- А что - годовщина?

- Да, нет... Просто.

Но иной раз вскользь:

- Мой-то вчера с мужиками засиделся после работы. На бровях заявился, поросёнок.

Коллеги выдыхают: не такой уж, значит, и идеальный у Людочки муж-то.

С недостатками.

Не совсем сволочь!

Дома Людочка засадит Лидку за домашнее задание и зашелестит по хозяйству.

А кольцо обручальное снимет и в сумочку спрячет.

До завтра.

Кольцо у Людочки от мужа осталось. От первого, с которым развелась пять лет назад, а другого у неё нет и не было. Вот и вся память - кольцо, да Лидка.

А на работе - это, как говорят в узких кругах, легенда.

Земля наша крутится вокруг самой себя и трудно на ней устоять. За тыщу километров в час скорость - приходится цепляться!

А тут: "Что ж ты, в свои тридцать два и без мужика? Трудно тебе, бедненькая?"

И щурятся.

Вот и решила Людочка, новая работа - новая жизнь.

Чтоб не лезли.

А с остальным она сама разберётся.

Так?

Так!

Ну, вот и ладушки!

Мы с Витьком люди опытные, поэтому решили брать сразу две.

Жёны подались в набег на магазины, а мы сидели у Витьки дома и жгли свои нёба коричневой жидкостью из бутылки, на которой какой-то обманщик написал слово "Коньяк".

Было уютно.

- Ну, как на работе? - спросил Витька.

Я ответил.

- А что по зарплате? - спросил я.

Затем мы заговорили о политике.

Маленьких детей в доме не было, и можно было ясно выражать свои мысли.

Не боясь научить кого-нибудь нехорошим словам.

Когда мы почали вторую, Витька вдруг встал на четвереньки, отворил дверцу шкафа и залез внутрь.

Оттуда он возник, держа в руке чемоданчик, похожий на акушерский саквояж, с каким "великий комбинатор" когда-то появился на улицах города Арбатова.

В чемоданчике лежали альбомы со всякими чёрно-белыми фотокарточками.

Мы принялись их рассматривать и нашли те, на которых Витька был одет в военную форму.

- Да-а, - проговорил Витька. - Золотое время - армия! То, что нужно настоящему мужику.

- Да-а, - сказал я. - Целых два года. Сколько интересного, сколько друзей!

- Я бы снова пошёл, - сказал Витька.

- Угу, - сказал я.

Мы с Витькой служили в одни и те же годы, но в разных концах страны.

И мы выпили за Красную армию.

Тут из пачки старых писем он выудил одно и говорит:

- Это ты мне написал.

На конверте стоял чернильный треугольник с надписью: "Письмо военнослужащего. Бесплатно".

И Витька начал читать вслух.

"А вчера, после отбоя, мы все долго-долго отжимались, а водители ползали друг за дружкой по-пластунски под койками. При этом они ещё и гудели, будто моторы машин. Это "черпаки" готовили их к пятисоткилометровому маршу."

- Во! - говорит Витька. - Чего-то не очень весело у тебя служба шла.

"Деды" до двух ночи пили водку и ели жареную картошку, а я смотрел в окно - не идёт ли дежурный по части, или ещё кто из "шакалов". А потом я заснул и мне зарядили кулаком в "фанеру".

- М-да... - сказал Витька.

А я подумал: как-то не так мне армия эта самая вспоминалась.

Впрочем, давно это было - почти тридцать лет прошло.

"И ты, Витька, не пиши мне слишком часто, а то как приходит письмо, сержант надувает конверт и хлопает его у меня на загривке, а я должен сказать: "Спасибо, "дедушка", как дома побывал!" А шея потом болит полдня..."

- Нет, - говорит Витька. - Это у тебя была какая-то неправильная служба. А вот у нас было настоящее армейское братство!

"И ещё, Витька, ты в своём прошлом письме написал, что "деды" тебя вовсе измордовали и ты подумываешь как бы не пуститься в бега. Так вот, ты держись там, а не то всё равно поймают, да потом ещё и посадят. А на "дизеле", ребята рассказывали, ещё хуже - хоть вешайся".

- Что ж ты, - спрашиваю, - бежать-то собирался, если у вас такое "братство" было? Ась?

Мы помолчали и снова выпили.

- Наверное, - говорю, - это память с нами такие штуки выделывает - хорошее помнишь, а плохое забывается.

- Наверное, - сказал Витка.

Мы ещё немножко выпили и задумались.

- А помнишь, - спрашивает Витька, - как мы при Союзе хорошо жили?

- Конечно, - говорю, - помню! Хорошо - тут уж ошибки быть не может!

А сам засомневался невольно: вдруг и здесь память подводит?

Мы допили вторую и как раз жёны наши вернулись с добычей.

- А-а... - говорят. - Мальчики-то уже тёпленькие!

А Витька улыбается:

- Помнишь, - говорит. - Помнишь, какие жёны у нас были, когда мы с ними только познакомились? Как поддерживали нас когда трудно было, заботились...

Тут уж я не смолчал:

- Заткнись, ты, - говорю. - Хватит мне этих воспоминаний. Чего в них копаться-то?! Нарою ещё чего-нибудь не то, а оно мне надо?

Ну, моя смотрит, что я расходиться начинаю, и говорит:

- За-айка, хватит с тебя уже коньяка - пошли домой, а то я не лошадь, чтобы тебя, кабана, на себе потом тащить!

И мы пошли. 

- Котя!

(Это я жене).

- Котя, - говорю. - Я схожу с Серёжей, пивка кружечку выпью?

Я ковырялся в палисаднике, делал вид, что пропалываю траву, а сам вертел головой по сторонам - вдруг кто появится?

Появился Серёжа, небритый по случаю выходного дня.

Жена как раз резала редиску на салат. Она стукнула наточенным ножом по доске и говорит:

- Ну, сходи-сходи...

А потом:

- Ты ведь всё сам знаешь, повторять не нужно?

Конечно, знаю! У меня правила воскресного пива с друзьями на печёнке написаны.

Типографским шрифтом.

Я вообще-то считаю, что мужик, в свой собственный выходной день, имеет законное право ударить кулаком по столу и сказать: "Жена! Брысь на кухню, а я пойду, выпью с ребятами!"

Так должно быть!

Наверное...

Сам-то я ни разу не пробовал.

Ну, пошли мы с Серёгой и уже немного нам осталось, как он говорит:

- О, смотри!

Вижу - у Пахомовых створки гаража, что выходил со двора на улицу,  распахнуты и народ там чего-то собрался. Всё наши мужики.

- Давай, - говорит Серёга, - посмотрим!

И пошёл к дому.

И я, дурак, за ним.

А там два пахомовских поколения пытались реанимировать 40-й "Москвич", что с застойных времён дожил до наших свободно-демократических.

А раз гараж смотрел на улицу, то у Пахомовых появилось много помощников.

Своих дел, ясно, ни у кого в выходной не было.

И все шумели, давали советы, а "Москвич" гыркал чем-то там у себя внутри, клацал, и ни в какую не желал заводиться.

Одни кричали:

- Давай-давай!

А другие:

- Подожди-подожди!

А я стоял чуть в сторонке и думал, что время идёт, а на свободе даже просто летит.

Тут мужики решили плеснуть бензина напрямую в карбюратор и посмотреть - что будет? И кто-то уже схватил литровую стеклянную банку, линул из неё и поставил на двигатель.

И после было уже не разобрать и не вспомнить, кто задел и опрокинул банку, а кто сунулся её ловить и уронил сигарету.

Только машина загорелась очень быстро!

Как в ладоши хлопнуть.

Все начали бестолково бегать, и одни выталкивали машину из гаража, другие черпали сухую пыль и мелкие камушки у себя из-под ног и бросали горстями на пылающий двигатель.

А с забора щурил жёлтые глаза, сомлевший на солнце, кот и думал: "Когда же вы, сволочи, уймётесь?"

На шум со двора выскочили Пахомова-старшая и собака. У Пахомовой-старшей руки по локти в муке и перекошенное лицо, как у оперной примадонны, когда та берёт высокую ноту:

- Вы ещё гараж спалите! - кричала она. - Ещё отец его строил! Райисполком снести хотел - и то отбили!

Один из "помощников" - Витька-штукатур, - посмотрел на неё осоловело и почему-то переспросил:

- Райисполком? Его что, при немцах строили?

Витька был уже хорошо наподдавши, но держался молодцом.

А пёс решил, что его хозяина режут и начал его защищать: метаться, кружиться волчком и громко лаять.

А потом, не разобравшись, вцепился в ногу Пахомова-старшего.

Решил со своих начать.

Тут сзади кто-то резко ударил по тормозам и из тентованной "Газели" выскочил водитель. Он на ходу выдернул чеку из огнетушителя, направил раструб и в секунду покрыл автомобиль белым, углекислотным снегом.

Даже холодом потянуло.

Тут уж народу стало прибывать, и создавалась следственная комиссия, а я потихонечку улизнул.

Пришёл домой.

- Чего так быстро? - спросила жена. - Пива что ли не было.

Я вымыл руки и сел за стол есть борщ.

- Котя! - говорю. - Там за калиткой такое, что лучше со двора и не выходить.

А выходной катился к концу и завтра надо было идти на работу.

С названием автор не обманул - кровь разлилась по страницам этой книги, как река в половодье.

Убийства, драки и пытки щедрой рукой рассыпаны по всему тексту. Не остались без внимания также педофилия и содомский грех.

И вот как, спрашивается, я дошёл до всего этого искромётного веселья?

Виноваты братья Коэн.

Вначале я посмотрел фильм "Старикам тут не место", а потом решил обратиться к первоисточнику. Выяснилось, что автор книги, Кормак Маккарти, уже успел получить Пулитцеровскую премию за другой свой роман "Дорога" и вообще ему прочат Нобелевскую и сравнивают с Фолкнером.

А сравнение с Фолкнером - для меня хорошая рекомендация, пусть и с привкусом вторичности.

После "Дороги" взялся я за "Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе".

Там в чём там дело-то?

Один четырнадцатилетний паренёк убегает из дома и пускается в странствия. События происходят около 1849 года и мне сразу припомнился герой рассказа Джека Лондона, который в те же времена двинул в Калифорнию за золотом напевая песенку:

Как аргонавты в старину,

Спешим мы, бросив дом,

Плывем, тум-тум, тум-тум, тум-тум,

За Золотым Руном.

Только вот в "Меридиане" золото добывали не из земли, а из карманов своих собратьев.

Паренёк слонялся по южным окраинам США, попадая в разные передряги, пока не завербовался в отряд солдат, что намеревались ни много ни мало завоевать себе по кусочку Мексики. Только-только отгремела Американо-Мексиканская война, командир отряда не держал мексиканцев за достойных противников и полагал, что всё пройдёт легко.

Не сложилось.

Паренёк очутился в Мексике в таком положении, лучшим выходом из которого оказалось принять предложение вступить в ряды охотников за скальпами. Мэр городка был озабочен нападениями индейцев и предложил по сто долларов за каждый скальп.

И тут сработал известный принцип: "Единственный способ избавиться от Дракона - это иметь своего собственного".

Такого Дракона жители городка получили.

Дальше следует непрерывная череда схваток и переходов по пустыням. Герои всё время пересекают какую-нибудь пустыню и у них то нет еды, то закончилась вода, то нехватка патронов. В вестернах мы привыкли видеть полузаброшенные городки со старыми колокольнями, находящиеся под гнётом злодеев. Затем появляется благородный герой с кольтом и всех спасает.

В "Меридиане" нет "благородных героев".

Ими там и не пахнет и формула "Хороший, плохой, злой" сокращена ровно на одну треть.

И скальпы, скальпы, скальпы...

"...они поднимались снова, как фигурки в городке аттракционов, некоторые с нарисованными на груди кошмарными рожами, и устремлялись на сброшенных с лошадей англосаксов, нанося удары копьями и дубинками, спрыгивали с лошадей, размахивая ножами, и стремительно перемещались по земле на полусогнутых ногах, будто существа, вынужденные передвигаться в чуждой им манере, и срывали с мёртвых одежду, хватали за волосы и живых, и мёртвых, обводили черепа ножами и одним движением отрывали окровавленные скальпы, рубили направо и налево обнажённые тела, отсекая руки,ноги, головы, потрошили странные белые обрубки, воздевая полные руки кишок и гениталий, некоторые дикари так перемазались в крови, будто катались в ней, как собаки, они набрасывались на умирающих и свершали над ними содомский грех, что-то громко крича своим приятелям."

Индейцы тоже не похожи на честных дикарей из гдровского кинематографа. И Гойко Митич не скачет на коне, обнажив мускулистый торс, и не карает зло, защищая невинных.

Присутствуют в отряде головорезов и делавары, чьи прекраснодушные образы закрепил в нашем сознании Фенимор Купер. Но то ли нас кто-то обманывает, то ли со времён Чингачгука делавары измельчали и растратили свои положительные качества в блужданиях по континенту...

Смерть машет косой направо и налево, не щадя ни женщин, ни детей, ни лошадей, ни собак, ни котиков.

"Подошёл мексиканец, единственный представитель своего народа в отряде.

Получи для нас квитанцию.

Тот вынул из-за пояса свежевальный нож, подошёл к старухе, взял её за волосы, намотал вокруг кисти, провёл лезвием ножа вокруг черепа и оторвал скальп".

Роман может удовлетворить не только любителей приключений, но и тех, кто склонен задаваться философскими вопросами. Рассуждения о человеческой природе и мироустройстве вкладываются автором в уста Судьи - одного из членов шайки. Вернее, он не соратник охотников за скальпами, а просто  наблюдатель - попутчик, выбравший эту кампанию для своих собственных целей.

Судья, возможно, и не человек вовсе и если уж не сам дьявол, то, по крайней мере, один из его приспешников.

"...он быстро поворачивается, и вот одна из скрипок уже у него в руках, он делает пируэт, он делает па, два па, он танцует и играет. Ноги его легки и проворны. Он никогда не спит. Он говорит, что никогда не умрёт. Он танцует и на свету, и в тени, и все его любят. Он никогда не спит, этот судья. Он танцует и танцует. И говорит, что никогда не умрёт".

Книга "Кровавый меридиан" может вызвать у читателя самые различные ощущения - от восхищения до отвращения. Во многом это зависит и от степени подготовленности самого читателя.

На мой же, не больно-то искушённый взгляд, Маккарти уже занял прочное положение в рядах создателей современной качественной прозы, и я знаю, что пройдёт время и я возьму в руки "Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе", чтобы прочесть книгу вновь.

Авралы и простои чередовали друг друга словно звенья одной цепи, и цепь эта двигалась рывками.

В это раз заводской гудок прозвучал в тональности небольшого кипиша.

Мастер вошёл в цех, где в норе из опилок и стружек жил столяр шестого разряда.

- Вот, - сказал мастер.

Столяр протянул руку и ухватил листок формата А3. На листе был чертёж. На руке - пальцы. На двух недоставало фаланг, которые когда-то отхватил фуганок. Фуганок являлся одомашненным зверем с неизжитой до конца манерой кусаться.

В поле основной надписи стояло: "Ящик для электронасоса".

- Материал пришёл? - спросил столяр.

- Нет, - сказал мастер.

- А крепёж?

Мастер перевёл взгляд и принялся изучать старый советский лозунг, висевший на стене: "Повысить качество выпускаемой продукции - наша задача!"

Столяр повертел чертёж.

- Тогда могу сделать рамочку и повесить его на стену.

Мастер завёл старую волынку:

- Это надо сделать срочно...

- Из чего?

- Ну, из чего-нибудь, как-нибудь...

Когда столяр слышал вот эти вот "как-нибудь", то его покалеченные пальцы непроизвольно сворачивались в кукиш, а в речи проскакивали выражения по матери. Не часто - через каждые два слова, примерно.

Сделать быстро и как-нибудь его просили регулярно.

- Обезьяны, - говорил тогда столяр. - Вы никогда не эволюционируете! Вы берёте любую палку и копаете ею корешки, а когда она ломается, берёте следующую.

- А как, а как? - удивлялись обезьяны.

- А человек (че-ло-век!), сделает себе вещь и она служит ему долго-долго!

Обезьяны слушали, кивали и лыбились, а потом хватали изделие, становились на четвереньки и вскачь уносились в свои джунгли.

- Подите вы к чёрту! - сказал столяр. - Чертёж, материал, изделие - так это работает. У нас завод или шарашкина контора?

Этот вопрос относился к категории риторических.

Мастер с грустью вспомнил об электронасосе, который необходимо было срочно-пресрочно впихнуть в ящик и отправить для ремонта за полторы тысячи вёрст.

Тут он заметил как мимо прокралось какое-то существо.

Это был столяр второго разряда, недавно покинувший инкубатор ПТУ. Он был озабочен двумя вещами: прислушивался к своему организму, надеясь уловить симптомы какой-нибудь опасной болезни, и старательно лелеял в душе философию пацифизма.

Иными словами - надеялся откосить от армии.

Столяр второго разряда был пойман и включён в программу по выполнению особо важного задания.

Ящик он сколотил за день. Чтобы добыть фанеру, пришлось выследить, добить и освежевать несколько старых ящиков, прячущихся по закоулкам предприятия. Фанера была разных цветов, с пигментными пятнами от дождевых капель.

Гвозди, не подходящие по длине, когтями загибались внутрь ящика.

Готовое изделие вызывало смутные ассоциации со средневековыми пытками и фургоном передвижного цирка. 

Ящик был торжественно водружён на прицеп трактора и доставлен туда, где грустил поломанный электронасос.

- Молодцы! - сказал начальник производства. - Успели!

И поморщился, посмотрев на ящик.

Прошёл день.

Прошёл второй...

И вся рабочая неделя уже укатилась, оставив в табеле восьмёрки, а электронасос стоял на том же месте.

А рядом стоял ящик.

Мастер вновь зашёл в цех.

- Слушай, - сказал он столяру шестого разряда. - Там материал пришёл. На ящик. Ты б его сделал, а то тот, что есть, уж очень уродливый - стыдно смотреть.

- А что с насосом? Его ж срочно должны были отправить?

- Да тянут чего-то, - мастер неопределённо покрутил в воздухе растопыренной пятернёй.

Новый ящик из новой фанеры вышел ловким и приятным глазу.

Контролёр ОТК для виду поёрзал по нему рулеткой и подписал бумажку.

- А то сделали в первый раз, - сказал он, - какую-то абстракцию, понимаешь!

- Да, - сказал столяр шестого разряда своему коллеге со вторым разрядом. - Никто не запомнит то, что ты сделал быстро. Запомнят, что ты сделал плохо!

Но тому было пофиг. Откосить от армии не получалось и теперь он мысленно перебирал знакомых девчонок, размышляя - даст ему какая-нибудь из них перед уходом на службу или нет?

Снова прошла неделя и мобильники рабочих запищали, каждый на свой лад, оповещая владельцев о радостной СМС с зарплатой внутри.

Новый ящик продолжал стоять на месте, покрываясь мелкой, столярной пылью.

- И что? - спросил столяр шестого разряда мастера.

- Да, вот, - ответил тот. - Решили насос никуда не отправлять. Приедет специалист, всё исправит на месте.

- То есть ящик вообще теперь не нужен?

- Ну, да...

- Нет, - сказал чуть позже столяр шестого разряда, посмотрев на второразрядника, - нам с тобой их не переиграть. Не угнаться за их извращённой логикой.

Столяр второго разряда не слушал и тихо медитировал. С девчонками ничего не вышло, пришла повестка и он, устав от всех этих переживаний и забот последних недель, отдался на волю течения.

Решив, что пусть уж всё идёт само-собой и налаживается самостоятельно, новоиспечённый призывник достиг просветления и ловил кайф.

Видя, что собеседника он потерял окончательно, столяр шестого разряда вышел за ворота цеха, огляделся по сторонам и произнёс в пустоту:

- Шесть дней! Всего за шесть дней! Господи, ну может надо было на человека добавить ещё полчасика, а?

Экранизация и книга - штуки разные, и порой, сравнивая их, можно сильно удивиться.

Пересматривал я недавно "Мост через реку Квай". Фильм сняли аж в 57-м и подняли на этом дельце целых семь Оскаров.

Я вообще люблю американские фильмы, снятые до изобретения компьютерной графики.

Нравятся мне советские, не сильно задавленные цензурой.

Нравятся российские, где цензура хоть как-то сохранилась.

Итальянское кино люблю чёрно-белое, а если цветное - то чтоб был Челентано.

Французское люблю такое, где Париж похож на Париж, а не на Гарлем.

Японское нравится, если снял Куросава, а сыграл Мифунэ.

Индийские фильмы бывает смотрю, но не потому что они такие высокохудожественные, а потому, что они напоминаю мне о моём детстве, очередях в кинотеатр и билетах по 35 копеек.

Словом, обычные предпочтения пожилого человека, ещё не впавшего в маразм, но уже начинающего брюзжать по поводу "этих ваших новомодных штучек".

Так вот. В фильме из-за чего весь сыр-бор?

Английские военнопленные строят мост через реку где-то в джунглях Бирмы, или Таиланда, или как ещё те края называются? Есть японец - комендант лагеря, недорезанный самурай и любитель закладывать за воротник. И есть британский полковник - приверженец устава, дисциплины и всей вот этой вот киплинговской мути про бремя белого человека и империи, над которой никогда не заходит солнце.

И есть британские же диверсанты, которым хочется этот мост взорвать к чертям свинячим, да не просто так, а когда по нему пойдёт головной эшелон.

Да! Есть в фильме американский матрос, который выдаёт себя за коммандера. А по-нашему - за капитана 2-го ранга.

Джеймс Бонд, между прочим, тоже был коммандером.

И в конце фильма почти все погибают, а мост - ба-бах! - взрывается и паровоз падает в реку.

Хеппи-энд!

И тут разобрало меня любопытство. А я, бывает, даю ему волю, если чувствую, что это не опасно для моей шкуры.

Я нажал на клавиатуру, скачал первоисточник, и прочитал, в промежутках между работой и всякими другими делами.

Книгу написал Пьер Буль. Он француз, воевал в тех краях и сам находился в японском плену. То есть, мужик материалом владеет. И ещё он написал одну книжку, тоже имеющую известную экранизацию, но которую я читать не собираюсь, - "Планета обезьян".

И пока я читал книгу, то всё больше убеждался, что фильм снят довольно точно по тексту. За исключением мелких нюансов и того, что никакого "американского коммандера" в книге и близко не было.

Ну, это понятно - писал француз, а снимали американцы, а без их соотечественника, спасающего мир, и кино не кино.

И я тихо-мирно скользил по строчкам, не предвещавшим ничего неожиданного и двигался к развязке, уже зная, чем всё это действо обернётся.

И что?!

В финале выяснилось, что мост так никто и не взорвал.

Нет, эшелон подорвался на другой мине, а сам мост, из-за которого вся эта канитель заводилась, остался целёхоньким.

А в остальном всё закончилось как и в фильме. Британский диверсант открывает огонь из миномёта, раздавая всем сёстрам по серьгам, и убивая и японских солдат, и английского полковника, и своих коллег-диверсантов.

Потому что от британского коммандос требуется не попасть во вражеский плен, а сдохнуть, получив в брюхо осколок старой, доброй английской мины.

Такая вот неожиданность открылась мне на, казалось бы, хорошо известном материале.

То-то в фильме эпизод с подрывом смотрится слабым и притянутым за уши.

А так, на мой непритязательный взгляд, и фильм стоит смотреть, и книга стоит того, чтобы её прочесть.

"В ту же секунду я скомандовал: «Огонь!» Таи отлично справились. Мы хорошо подготовили их. Вышел отменный фейерверк. С наблюдательного пункта мне было видно это зрелище! Серия мин одна за другой! Я сам схватил миномет. Я ведь прекрасный наводчик.

- Успешно? - прервал его полковник Грин.

- Успешно, сэр. Первые снаряды удачно разорвались в самом центре группы. Обоих разорвало в куски. Я специально проверил это в бинокль. Поверьте, сэр, я хотел довести работу до конца… Следовало сказать — разорвало троих. Полковника тоже. Никто не уцелел. Три удачных попадания. Затем? После этого я выпустил весь запас, сэр. А он был не маленький… "

Пьер Буль  Мост через реку Квай

Пароход - старый турецкий сухогруз - уже собирался помирать и по ночам, в отражениях огоньков на воде, ему чудились синие язычки газовых резаков.

Но тут наше минобороны выкупило его для своих нужд у турок и загнало в сухой док.

На осмотр.

Пароход взнуздали, накинули на него арканы швартовых концов и потащили, словно большое, дикое животное, в загон. Потом закрыли затвор и начали перекачивать море из дока обратно в бухту.

Сухогруз медленно опускался вместе с водой, пока не нащупал под собой опоры докового набора. Докмейстер дал команду: "Не катать!" и насосы встали.

Водолаз нырнул в тёмную, холодную воду и пошарил у дна. Поднялся, снял прозрачную маску, выплюнул загубник и сказал одно слово: "Банан!"

Лицо водолаза, обжатое неопреном, было красным и сморщенным, как у новорожденного.

За долгую службу корпус парохода искривился и где-то там, в глубине, он коснулся кормой и носом металлических, с прослойками из толстого деревянного бруса, тумб, а брюхом повис над остальными кильблоками.

Сухогруз держала вода.

Сроки и расписания, приказы и распоряжения.

Флотские давили на завод, давление передавалось сверху вниз и под самым прессом очутился докмейстер.

Начальники большие и начальники поменьше и те, кто считали себя начальниками, спрашивали: когда? Те, кто считали себя начальниками, имели больше свободного времени и были самыми любопытными. Они любили давать советы в любом деле, за конечный результат которого не отвечали лично.

Докмейстер заскочил в свой кабинет, окно которого смотрело прямо на док, вскрыл банку консервированных ананасов и включил радио.

Помещение наполнили жизнерадостные женские голоса:

...нашим слушателям, что у нас в гостях известная блогер-леди Марианна Лав! Марианночка, скажите: а трудно это для девушки - быть блогером?

- Ой, вы знаете, Олесечка, это, конечно, большая радость, но и огромная, тяжёлая работа. Приходится постоянно находиться под гнётом пожеланий и комментариев моих подписчиков... Когда тысячи людей ждут твоих постов, ты чувствуешь, какую ношу взвалила себе на плечи, это такая ответственность, скажу я вам!..

Но на этом месте у докмейстера завибрировал и запиликал мобильник и он не стал дослушивать, а торопливо проглотил ломтик ананаса, ответил и трусцой побежал на док.

Судовой плотник напилил сосновый брус клиньями, влез в люльку, крановщица высоко подняла её в воздух, а затем опустила в ущелье между высоким, чёрным бортом парохода и бетонной стеной дока.

К самой воде.

Плотник подавал нужные клинья водолазу в руки. Тот засовывал их под мышку и, преодолевая архимедову выталкивающую силу жидкости, погружался под днище сухогруза.

Погода стояла, что надо - северо-западный порывистый, косой дождь и ноль по старику Цельсию. Дождевые капли норовили залезть за шиворот, а вязанные перчатки давно промокли. Крановщица неловко повела люлькой и ботинки немножко зачерпнули морской водички.

А водолазу было плевать на дождь. Он и так со всех сторон был окружён водой.

Через пару часов судовой плотник опять совершил путешествие по воздуху, встал на твёрдую землю и ушёл перекусить в бытовку.

Обед подогревался, электрочайник завёл свое нытьё, от куртки, повешенной рядом с обогревателем, повалил пар.

Без радио стало скучно.

...мне надо было сделать селфи на фоне нового бизнес-центра и я поехала на смотровую. А там после дождя остались лужи и мне пришлось их преодолевать. Это ужас, Олесечка! Помню, пока я шла от машины, я испачкала новые туфли! Хотелось бы пожелать нашим коммунальщикам поменьше бездельничать!

- Сочувствуем, сочувствуем вам, Марианночка, от лица всех наших...

Судовой плотник переключил волну и принялся рыться в шкафчике в поисках резиновых сапог.

Водолаз закончил работу. Все зазоры между поверхностью кильблоков и днищем судна он заполнил деревянными клиньями и теперь пароход можно было сажать на набор.

Водолаз примостился на уступе дока, скинул баллоны на руки обеспечивающих, а потом встал и начал тяжело подниматься из дока вверх по трапу.

Так, в гидрокостюме, он дошёл до водолазного судна, ошвартованного у стенки, спустился в кубрик и переоделся. Потом налил в чашку горячий чай и прикрыл веки. Сразу возникла, намозолившая ему за день глаза, картина: колючая подводная часть судна, обросшая ракушками и водорослями, нависшая в полумраке над его головой и массивные, ржавые тумбы докового набора.

...при таком труде у вас, наверное, есть секрет, как можно расслабится и скинуть с себя усталость?

- Да, Олесечка, это просто необходимо - дать отдохнуть себе любимой! Я недавно побывала на Красном море и открыла для себя дайвинг. Это, скажу я вам, лучшее времяпровождение если требуется сбросить с плеч груз повседневных забот! Рекомендую такой отдых всем своим подписчикам! Это кристально чистое море, яркие рыбки, разноцветные кораллы... Нырять с аквалангом - это такое удовольствие!!!

Водолаз протянул руку и нажал кнопку. Радио умолкло.

По какой-то причине эта волна сегодня, ну никак не пользовалась популярностью на заводе!

А в сухом доке остатки воды уходили сквозь сливную решетку и уже поблескивала капельками, освободившаяся подошва дока. Сухогруз всей свой массой поудобнее устроился на кильблоках и принялся ждать, когда придут люди и станут очищать его бока и замерять толщину металлической обшивки.

Докмейстер с плотниками спускался в док осмотреть дело своих рук.

По рабочим каскам стекали струйки дождевой воды.