Kantele

Я продолжал ездить на раскопки каждое лето. Для первокурсников они были обязаловкой, а для меня – без году выпускника – любимой отдушиной. Да и профессор Плужков был рад добровольному помощнику. В этих маленьких экспедициях по глухомани царила особая атмосфера.

Июль спустили коту под хвост – первый курган в полях оказался пустышкой. Но компания подобралась хорошая, поэтому, кроме профессора, никто ни о чём не жалел. Берег реки, костёр, гитара, деревенский самогон – что может быть лучше? Девушек, по традиции, было мало – в этом заезде всего одна, и та замужем. За романтикой пришлось бы топать в деревню часа полтора. Плужков такие походы не одобрял, однако щуплый очкарик Митя отсутствовал уже третью ночь.

– К бабе ходит! – авторитетно заявил Макс.

– В шахматы играть? – усмехнулся его сосед по общаге Лёха.

– В тихом омуте... – многозначительно улыбнулась Вера.

– Рыжий, с тебя допрос с пристрастием! – не унимался Макс. – Ты же с ним спишь...

– В одной палатке! – уточнил я, демонстративно нахмурившись.

– А хрен вас, аспирастов, знает! – заржал Лёха, тут же награждённый моим подзатыльником.

– Ты всё-таки в аспирантуру собрался? – каким-то мечтательным тоном спросила Вера, разглядывая меня в прицел тлеющей веточки.

Интересно, как муж отпустил её с дюжиной парней и не старым профессором к чёрту на рога? Ведь мог увязаться следом. Плужков был бы рад ещё одному «младшему научному сотруднику».

– Пока не решил, – пожал я плечами, разглядывая отражение костра в красивых янтарных радужках.

– Наливайте, что ли... – угрюмо процедил замотанный в одеяло профессор, вынырнув из темноты.

По палаткам разошлись сильно за полночь. Быстро засыпать я не умел, даже после тяжёлых физических нагрузок. Задремал только с рассветом, и сразу приснилась Вера. Она стояла посреди поля, укрытая длинной накидкой. Под босыми ногами вились стебли каких-то растений. Вера улыбнулась, и с неё медленно поползла вниз светлая ткань...

Я резко проснулся. Захотелось придушить неуклюже ввалившегося в палатку Митю. Лохматый отличник был весел и возбуждён – то состояние, когда человека тянет поделиться. Надо ловить момент.

– Где пропадал?

Первокурсник от моего вопроса чуть не подпрыгнул. Потом загадочно улыбнулся и полез в спальный мешок.

– Серьёзно! – не отставал я. – Плужков уже ментам звонил.

– Дозвонился? – издевательски уточнил мой сосед.

– Да иди ты! Тоже мне, интрига.

– Понимаешь, Родь... Такого не расскажешь. Могу показать.

Своё имя я не любил. Не только из-за вечных ассоциаций с Достоевским. Оно казалось мне не подходящим к нашему миру и времени. Поэтому для всех знакомых я был просто Рыжим. И только Митя считал прозвища чем-то недостойным и упорно звал по имени.

Следующее утро посвятили сбору лагеря и подготовке к отъезду. После обеда двинулись в Кашиновку, с грустью оглядываясь на полюбившийся кусочек речного берега. Пока грузились в институтский ПАЗик, Митя повесил на шею мой фотоаппарат и наплёл Плужкову, что хочет поснимать красивые места, а вечером за ним приедет мать. Договорился и насчёт меня в качестве охраны. Профессор со скрипом согласился, строго велев отзвониться из дома. Мы махнули вслед отъезжающему автобусу и побрели по деревне.

Из жилых улиц осталась одна, вдоль разбитого асфальта. Ближайшая школа и фельдшер – в крупном селе в десяти километрах, в чахлый магазинчик завозили продукты раз в неделю. Но почему-то Кашиновка не вызывала ощущения тоскливой безнадёги, как прочие умирающие посёлки. Наверное, всё дело было в палитре. По странной традиции, все дома и заборы тут красили в яркие осенние оттенки. Жёлтые, оранжевые и зелёные доски здорово выцвели, но продолжали создавать ощущение уюта.

Встретилась бабуля, у которой мы пару раз покупали самогон. Она приветливо поздоровалась и вручила нам банку молока и кулёк пирожков. Это было кстати, потому что за сборами никто не думал о завтраке, а время близилось к ужину. Перекусили на лавочке у крайнего дома, дальше дорога через засеянные поля уходила к трассе. Деревню и пашни со всех сторон окружала густая стена леса. На обочине торчал указатель. Слово «Кашиновка» разместилось не по центру, слева явно были закрашены буквы.

– Нижняя? – предположил я.

– Новая.

– Значит, где-то есть старая?

Мой проводник поправил лямки рюкзака и бодро зашагал к ближайшей опушке. Лес у реки, где мы стояли лагерем, был редким и молодым. Здесь же деревья и кусты сплетались в густую чащобу. Я едва поспевал за угловатым юношей, ловко огибающим непролазные места. Первокурсник уверенно вёл по известным только ему ориентирам. Впереди замаячил просвет, и мы остановились.

Из кустов открывался вид на огромную поляну, с которой уходили две узкие просеки. Земля была вспахана и густо зеленела вязью каких-то бахчевых культур.

– Тыквы, – шепнул Митя.

– А давно они вне закона? Почему в лесу-то?

– Где живут, там и сажают.

– Кто?

Парень помолчал, словно прикидывая, можно ли доверить мне важную тайну.

– Вон там у них землянки, – он махнул в сторону левой просеки. – А правая дорога – к «святому месту». Хрен его знает, кто они. Индейцев каких-то напоминают. С нашими редко общаются, торгуют дичью и урожаем.

– Староверы?

– Похоже. Но не то. Сам увидишь.

– А ты-то у них что забыл?

Митя важно прищурился:

– Я им скоро своим стану.

Начинало вечереть. Я думал, как буду выбираться из леса в темноте. Очкарик может заночевать у дружелюбных к нему сектантов, но меня такой ночлег не устраивал.

Слева послышалось мелодичное пение женских голосов. Звук постепенно нарастал, в просеке замелькал приближающийся свет и заплясали тени. Я понял, что нужно молчать и не высовываться. На поляну вышли пятеро девушек в одинаковых холщовых одеждах до самой земли. Они держали в руках керосиновые лампы и стройно выводили красивую песню на неизвестном языке. Теперь я понял, почему их сравнили с индейцами. Смуглая кожа девушек была с каким-то особенным медным оттенком. В распущенных каштановых волосах огоньки отсвечивали красноватыми бликами. Певуньи медленно разошлись по всей поляне, поставили лампы на землю и вдруг, оборвав песню на высокой ноте, скинули с себя одежду. Это выглядело так завораживающе, что я невольно потянулся к фотоаппарату. Схватив мою руку, Митя показал костлявый кулак.

Девушки между тем улеглись на зелёные переплетения тыквенных лоз и начали изящно и плавно извиваться. Казалось, что колючие листья и стебли вовсе не ранят их кожу, а ласково оплетают конечности и расползаются по стройным телам. Лишь мерное шуршание зелени и шумное дыхание девушек нарушали тишину. Это выглядело странно и невероятно возбуждающе. Я надеялся, что в общем шуме никто не услышит моего оглушительного сердцебиения.

– Вон та, в центре, моя невеста, – неожиданно шепнул покрасневший Митя. – Придётся тебя пригласить…

***

Сентябрь выдался погожим и тёплым. Последний учебный год затянул в привычную рутину, и я почти забыл о невероятном зрелище посреди леса. С Дмитрием мы, как и до раскопок, особо не общались. Но ближе к концу месяца он подошёл ко мне в коридоре института и прямо спросил:

– Едем?

Неужели это всё не приснилось? Нагие красавицы на бахче, отшельники в лесу, предстоящий обряд… Обделённый женским вниманием «буквоед», готовый броситься в любые объятия, породниться с чуждой культурой и неизвестным народом… Но, надо признать, невеста была хороша. Почти как Вера… Может, Митя оказался единственным, кто не побоялся сделать правильный выбор? Тот самый, который «по зову сердца»?

Любопытство победило во мне все разумные опасения, и следующий вечер я уже встречал на лесной поляне с десятками смуглых людей в домотканых и меховых одеждах. До Кашиновки мы добирались полдня на автобусах и попутках. По дороге «жених», как мог, уклонялся от моих вопросов, но кое-что я всё-таки уяснил. К тыквам у странного племени было особое отношение. То ли они выручали предков в голодные годы, то ли в лесу ничего больше не росло. Веками простые схемы выживания обрастали сакральностью – такое бывало во всех культурах. А свадьбы часто выпадали на праздники урожая и проводы лета.

«Святое место» оказалось поляной размером с хоккейную коробку. В центре были сложены пёстрые тыквы, накрытые расшитой холстиной – что-то вроде алтаря. Праздничная возня напоминала смесь цыганского табора и коммуны хиппи. Голову засорял непонятный галдёж с вкраплениями русских слов. Дети украшали и без того живописные осенние кусты лентами и венками. Женщины стелили на землю скатерти, расставляли грубую глиняную посуду с угощениями. Мясного в рационе не наблюдалось, зато веганы остались бы довольны. Похоже, выращивали здесь не только тыкву. Или покупали в Кашиновке недостающие продукты вместе с керосином. Многочисленные лампы мерцали повсюду, заменяя костры и факелы – лесные жители всерьёз опасались пожаров.

«Молодые» появились на поляне с началом сумерек. Из-за неяркого света керосинок, расставленных на земле, в улыбках гостей чудилось что-то хищное. Только Митя улыбался искренне и глуповато. Без очков его лицо казалось совсем детским и выделялось бледным пятном среди новых сородичей. Местная одёжа висела на тощих плечах нелепым балахоном. Интересно, могли его чем-нибудь накачать?

В торжествах не оказалось какой-то особенной экзотики. Испытания жениха, песни-пляски, венчание под забавным плетёным пологом. Осыпали молодых, конечно, тыквенными семечками. Что-то в этой весёлой вакханалии казалось неестественным и наигранным. Как будто народ собрался тут не ради свадьбы и с нарастающим нетерпением ждал «основного блюда». Я старался держаться в стороне и не рискнул пробовать местные угощения.

Отец невесты с ещё одним дюжим старцем принесли огромную тыкву и бережно водрузили на «алтарь». Молодожёны встали позади, лицом к собравшимся. В руках у Мити блеснуло нечто среднее между лопаткой и ножом мясника. Под одобрительные возгласы гостей он поднял инструмент и с треском взломал тыквенную корку. Похоже, это был самый дурацкий свадебный торт в мире.

Вырезав «макушку» рыжей великанше, жених засунул руку по локоть в рыхлую мякоть и начал выскабливать и месить. Брызги, ошмётки и семечки полетели во все стороны, пачкая его лицо и одежду. Как следует перемешав внутренности тыквы, Митя торжественно передал нож-лопатку супруге и опустился на колени слева от «алтаря». Его голова оказалась вровень с гигантским плодом. Я чувствовал странное нарастающее беспокойство, но вмешиваться в происходящее не решался.

Красивое лицо невесты с самого начала торжества не тронула ни одна эмоция. У многих народов свадьба считалась символической смертью девушки для старой семьи и рождением для новой. Судя по радостному блеску в глазах, избранница Дмитрия, наконец, родилась. Собравшиеся затихли в ожидании.

Подойдя к жениху сзади, невеста взмахнула инструментом и ловко снесла верхушку черепа. Лицо парня дрогнуло, улыбка скривилась, а по бледной коже зазмеились кровавые ручейки. Девушка принялась сосредоточенно перемешивать содержимое головы, не обращая внимания на тёмные брызги. Тишину нарушало только влажное хлюпанье и поскрёбывание металла по кости. Затем той же лопаткой девушка переложила серо-вишнёвую массу в тыкву и продолжила смешивание в её недрах.

Я наблюдал в каком-то тупом оцепенении. Всё происходило так быстро и казалось настолько абсурдным, что панике никак не удавалось пробиться сквозь толстый слой шока и любопытства. Остальные, наоборот, оживились. Женщины затянули красивую песню, мужчины посмеивались, дети весело хлопали в ладоши. В руках собравшихся замелькали пузатые миски, сделанные из маленьких тыкв. Первую порцию получил виновник торжества, чьё тело чудом до сих пор не повалилось на землю. Невеста щедро наполнила череп тыквенно-мозговой «кашей» и приладила срезанную макушку, словно крышку на чайник. Один глаз Мити закатился, склера стремительно желтела. Второй вывалился напрочь, из пустой глазницы выползала густая масса яркого кирпичного цвета. Только сейчас тело скрутила первая судорога. Увидев, как труп дёргает руками, гости радостно загалдели и поспешили к «алтарю», протягивая пустые миски. Кто-то из детей уставился на меня и дёрнул взрослого за рукав. Паника, наконец, победила…

Я подхватил две ближайшие керосиновые лампы и с криком швырнул в разные стороны. Пламя с энтузиазмом встретило сухие кусты. Толпа отозвалась истеричным воем…

***

Не помню, как я бежал через лес, как выбрался на трассу. Была ли за мной погоня, или чёртовы мозгоеды слишком озаботились тушением пожара? Какой-то дальнобойщик подбросил до самого города, пришлось отдать ему фотоаппарат. Жаль, что я не снимал. Кто мне теперь поверит?

Неделю я отсиживался дома, напиваясь до чёртиков и ожидая визита полиции, но ничего не происходило. В институте никто не знал, куда и с кем уехал нелюдимый отличник. Никто не интересовался его жизнью больше, чем требовалось для насмешек. Постепенно и мне всё это начало казаться наркотическим бредом. Но я был уверен, что ничего не выпил и не съел на поляне. Может, какой-то газ или гипноз? Массовое помешательство?

Участковый появился в институте через несколько дней, сопровождая худощавую женщину в больших тёмных очках. Вместе они прошлись по преподавателям и однокурсникам Дмитрия. Я старательно избегал контакта, наблюдая издалека. Напоследок поговорили с профессором Плужковым. Он мрачно выслушал, покивал головой и посмотрел в мою сторону… Сдаться или бежать? Кто поверит в бредни про тыквенных каннибалов из леса, в которые я и сам уже не слишком верил?

Выпив чашку кофе в буфете и собравшись с мыслями, я вышел из главного корпуса и быстрым шагом направился к остановке. По пути кто-то крепко схватил меня за локоть.

– Родя! Свадьбу сорвал и не извинился…

Я поднял глаза и подавился вдохом. Знакомый голос, знакомая куртка на угловатой фигуре, знакомые русые пряди неряшливо торчат из-под шапки. Только на лице вместо привычных очков – солнцезащитные. А наивную детскую улыбку сменила жестокая ухмылка.

– Ты… где был? – с трудом выдавил я.

– Дома. Уговаривал родню не судить тебя строго. Чуть весь лес не спалил, псих.

Я понемногу успокаивался. На покойника Митя не походил, червями не сыпал, гноем не брызгал. Даже не вонял. Осмелев окончательно, я схватил его за рукав:

– Пошли! Твоя мать приходила с полицией.

Парень резко вывернулся:

– У нас другая семья, другой закон!

Он снова хищно ухмыльнулся. Я начинал злиться.

– Меня посадят, придурок! Они думают, что я тебя убил!

«Убитый» вдруг наклонился ко мне и прошептал в самое ухо:

– Да если б только меня…

Внутри что-то оборвалось – никогда не понимал этой фразы, но по-другому ощущение не передать. Я врезал кулаком по гадкой ухмылке и навалился сверху на упавшего, пытаясь сорвать шапку или очки. Митя (или кем он теперь был?) показывал настоящие чудеса ловкости. Худое тело извивалось, словно ожившие тыквенные плети… Слабый соперник быстро сдулся, но намертво заблокировал голову скрещенными руками. Я схватил его за тощие плечи и начал колотить затылком об асфальт. Рядом кто-то нецензурно заорал, меня оттащили и уткнули лицом в землю, больно заламывая локоть. Митю поволокли в другую сторону.

– Сержант, машину давай! Драка у института, – прокричали над ухом.

В ответ захрипела рация. Я протянул свободную руку к тёмной лужице на том месте, где колотил головой очкарика. Густая кашица кирпичного цвета. С парой тыквенных семечек…

Вечером меня, наконец, привели из камеры в кабинет. Перечитывая мои показания, участковый иронично поднимал брови и качал головой. История и правда выглядела нелепой, несмотря на то, что я сгладил самые безумные углы.

– Итак, – заговорил лейтенант, по-прежнему глядя в бумаги, – сектанты из леса поклоняются тыкве и вербуют пришлых? У них и следует искать Дмитрия Хрумина?

Я кивнул. Представитель закона порылся в ящике стола и расстелил перед нами карту.

– Вот Кашиновка. Вот лес, вот поля. Там же, где и сейчас. И никакой Старой Кашиновки. Гуглы с яндексами могут не знать, но этой карте уже полвека.

Я пожал плечами:

– Может, они и раньше прятались?

– Может. Только и в «Новой» Кашиновке не в курсе почему-то.

– Уговор такой, вот и не выдают…

Я всё меньше верил, что допрос закончится для меня хорошо.

– Допустим, – кивнул участковый. – А Хрумин-то сектантам зачем? Всякие староверы не жалуют чужаков. Денег с него поиметь? Он не из мажоров, с матерью-одиночкой жил.

– А вы у него и спросите! – вспылил я.

– Обязательно спросим. Как только найдём.

Внутри резко похолодело. В машине меня везли одного. Я был уверен, что Митю доставили в отделение как-то иначе.

– С драки его не привозили? – мой голос заметно дрожал.

– С какой ещё драки?

– Ну меня же задержали… За что-то...

Участковый молча побарабанил пальцами по столу, потом снова полез в ящик и положил передо мной пакет с фотоаппаратом:

– Узнаёшь?

– У меня был такой, – проговорил я почти шёпотом. – Дальнобойщику отдал…

– Он твой, судя по отпечаткам. А дальнобойщик… Этот, что ли?

В руках полицейского появилась пачка фотографий. Он положил на стол несколько, и я с трудом проглотил тошноту. Мужчина на фото был мёртв. Кровь из пробитого черепа забрызгала панель и стёкла грузовика.

– А эти сегодняшние. С пылу, с жару.

Новые фото ложились на стол, наполняя меня ужасом. Сквозь треснувшие очки смотрела застывшим взглядом знакомая худощавая женщина. Всё-таки Митя был на неё очень похож… Участковый протянул мне карандаш:

– Выкинь всю эту кашу из головы и пиши-ка чистосердечное. Заодно поведай, где студента прикопал. Глядишь, зачтётся.

Пустота жгучим холодом разливалась внутри, перехватывая дыхание. Мотивы, возможности, улики – всё это осталось в киношных детективах. Полиции хватило снимков с дешёвой «полузеркалки» и недели запоя без свидетелей. Немолодому лейтенанту светила звёздочка за поимку серийного… Стоп. Но ведь женщину убили, когда я был в камере!

Выкинь кашу из головы…

Я поднял взгляд на ехидно улыбающегося человека:

– Можно личный вопрос? Почему у вас глаза такие жёлтые?

– Печень барахлит, – отозвался участковый и улыбка расплылась ещё шире, угрожая порвать тонкие побелевшие губы.

Карандаш вошёл в глаз с отвратительным чавканьем. На моё лицо и руку брызнуло горячим, но я был уверен, что это не кровь. А если вытащить деревянный стержень, то на пол посыплются крупные белые семечки. Пустота прорвала последнюю плотину в голове и затопила пространство полностью, лишая меня сознания…

***

Я не псих! Теперь я уверен в этом! Сколько я тут торчу? Год? Два? Чёртовы таблетки... А доктор удивил! Маскироваться так долго и так глупо выдать себя… Выходя из моей палаты, зацепился карманом за ручку двери и немного просыпал. Именно! Тыквенные, сука, семечки! Кто в здравом уме будет их жрать?! Может, это намеренная провокация? Тогда я готов купиться. Обратного пути нет, надо мной давно занесена лопатка… Доктор молод и полон сил, одного карандаша может и не хватить. Тот, что прикидывался участковым, тоже не сдох. Отделался глазом. А теперь этот, в белом халате, так же дрыгается на полу. Покараулю тут, в его кабинете. Если надо, добавлю. Пока загляну в мою папку. Как раз лежит на столе. Интересовались мной, твари? Каши захотелось?!

«…Тело Хрумина было найдено через месяц после помещения Р. в спецлечебницу. Опознание затруднено, отпечатки и ДНК в базах отсутствуют, единственный родственник убит…»

«…Хрумин был невероятно похож на свою мать, даже разыгрывал соседей с переодеванием…»

«…любопытные фото профессора Плужкова. У черепов из кургана одинаково срезана верхушка. Кость изнутри покрыта бороздками, напоминающими царапины…»

«…окрестности Кашиновки объявлены заповедником, дальнейшие раскопки запрещены…»

Порывшись в карманах белого халата, я вытащил телефон. Среди недавних вызовов нашёлся знакомый номер. Было поздно, поэтому сонный голос ответил не сразу.

– Здравствуйте, доктор. Срочное дело?

– Михал Саныч, это я…

– Родя! – голос Плужкова задрожал. – Ты сбежал? Украл телефон? Родя, в том лесу действительно происходит странное. За пару лет без тебя я кое-что накопал. Область ставит палки в колёса, но я связался с Москвой. Мы тебя вытащим, слышишь? Только потерпи.

– Я…

– Родион!.. Ты ведь не наломал дров? Сейчас приеду. Просто жди!

Я выронил телефон и покосился на доктора. По полу вокруг головы расползалось тёмное пятно, похожее на обыкновенную кровь. Я уселся рядом и стал просто ждать.

Карина проснулась от истошного кошачьего вопля. Или очнулась? Да и уверенности в том, что теперь её мозг бодрствует, не было никакой. Глаза привычно не находили ни малейшей зацепки в абсолютной темноте. Это уже не вызывало паники, только злость от полной беспомощности и неизвестности. К первому протяжному крику снаружи добавился ещё один, дуэтом они поднялись до совсем неприятной, пронзительной высоты. Девушка с трудом высвободила затёкшую ногу из груды рваных одеял, ударила босой пяткой по обитой толстым поролоном доске. Хвостатых драчунов из-под двери как ветром сдуло. Жаль, что кроме котов тут не было никого, кто слышал глухие стуки. А голос Карина сорвала ещё много дней назад, так никому и не докричавшись из своей звуконепроницаемой тюрьмы. Кладовками в подвале многоэтажки, похоже, не пользовались из-за протечек канализации. Об этом говорил густой характерный запах, к которому пленница давно привыкла. Он даже был ей немного на руку, заглушая вонь от ведра в углу. Каждый раз просыпаясь в кромешной тьме, наполненной тяжёлым тошнотворным духом, девушка жалела, что не задохнулась во сне. Видимо, Маникюрщик предусмотрел какую-то вентиляцию…

То, что она угодила в лапы именно этого урода, Карина поняла не сразу. Она, конечно, слышала новости и слухи – в маленьком городке от них никуда не спрячешься. За три месяца – три жертвы, раньше он так не частил. А ведь были ещё прочие, о ком пока ничего не известно. И будет ли когда-нибудь известно вообще?

Впервые очнувшись в этом подвале, Карина долго не могла поверить в происходящее. Она не была красивой, не пользовалась косметикой и парфюмом, не красила волосы, ногти и всё такое… Мамаша не одобряла, грозя божьими карами и прочей хренью, обильно проросшей в её мозгу за год посиделок с «новыми друзьями». Какой от Карины может быть прок маньяку?

Но когда в первый же вечер похититель принёс пленнице еду и то самое ведро, он схватил её запястье и долго в свете фонарика изучал пальцы. Сколько раз она проклинала себя, что не попыталась тогда намотать ему на шею цепь, огреть ведром, лягнуть ногами… Оправдывалась слабостью после снотворного. А на деле – просто испугалась. В тупом оцепенении пялилась за спину чудовища, мявшего её кисть грубой перчаткой. Тогда-то и разглядела в тусклом свете деревянные дверцы с номерами, совсем как в подвале её пятиэтажки. Другого шанса так и не представилось, еду и бутылки с водой просовывали в «форточку», как в настоящих тюрьмах. Тем же маршрутом примерно раз в неделю меняли ведро.

Первое время девушка кричала почти без остановки. Вместо «Помогите!», часто обречённого на равнодушие, орала изо всех сил про пожар, прерываясь только на долгий бессильный плач. Ведь она слышала кошек под дверью! Разве может звукоизоляция работать в одну сторону? Разве могут люди быть настолько глухими к чужой беде?.. Что если первый этаж над ней занят каким-нибудь магазином или складом? Что если многоэтажку давно расселили под снос? Тогда она точно обречена…

Но Маникюрщик не получит того, что хочет! Карина придумала единственную возможность хоть как-то спутать ему карты. Как следует почесав ноги, зудящие от блошиных (и чёрт знает, чьих ещё) укусов, девушка начала с наслаждением обгрызать ногти. Как можно короче и уродливее! Пусть где-то с мясом и до крови!

«Хрен тебе, сволочь!..»

***

Ещё один флакон разлетелся изумрудными брызгами совсем рядом. Галина едва успела нырнуть в помещение, захлопнув дверь. Через пару минут на улице взвыла полицейская сирена. Хозяйка салона красоты осторожно выглянула наружу. Около белой «десятки» с синей полосой коренастый сержант крутил локоть визжащей пухлой женщине. Из её руки выпал стеклянный пузырёк, разбился об асфальт и густо окатил штанину полицейского зелёнкой.

– Твою ж мать! – взревел сержант и, наконец, догадался прекратить истерику звонкой пощёчиной. – Тебе мало хулиганства? Ещё нападение на сотрудника припаять?

– Давай! – огрызнулась пухлая. – Это вы можете... А дальше носа своего не видите! Выдумали маньяков... Вот он, маньяк! Конкурентов убирает под шумок!

Женщина ткнула пальцем в сторону стоящей на пороге Галины. Та покачала головой:

– Ох и дура ты, Машка…

– Майор Твилин, – представился подошедший седой мужчина в старомодном пальто. – Заявление писать будете?

Галина окинула взглядом перепачканный тёмными кляксами фасад, махнула рукой и скрылась в помещении. Майор задумчиво посмотрел на присмиревшую хулиганку.

– Саш, допроси. Вдруг что-то новое? Потом отпустишь.

– Может, в камеру?

– Да отстираю я твои брюки! – бросила задержанная, протискиваясь на заднее сиденье.

– Отстираю… – злобно пробурчал сержант. – Перед столичным начальником позоришь, дура...

«Столичный начальник» усмехнулся вслед отъезжающей машине и зашёл в дверь. Салон красоты оказался небольшим, ярко оформленным помещением. Всюду висели плакаты с однотипными лицами моделей. Поморщившись от неестественно раздутых губ, майор подошёл к столу администратора, за которым сидела Галина. Её немолодое лицо было далеко от шаблонного совершенства, однако выглядело куда более привлекательным.

– Это же вы мне звонили? – уточнила женщина, разворачивая ноутбук в сторону посетителя. – Вот, как просили.

На экране множество мелких фото собирались в красочную мозаику.

– Вы даже по оттенкам заморочились разобрать, – одобрительно кивнул следователь.

– Это не сложно, если глаз намётанный, – улыбнулась Галина. – Тут весь спектр, как видите. Ну теперь-то поделитесь информацией? Я всё-таки за своих клиенток переживаю.

– Судя по всему, только ваших пока и не трогали, – задумчиво ответил майор. – Вот вы мне и подскажите, почему так?

Галина посмотрела на экран и пожала плечами.

– Ну, если подумать… Он забирает только однотонные, иногда с перламутровым блеском… Вот оно что! Наш маникюр всегда с рисунками, стразами, изредка френч. Фишка салона, так сказать… Ярко и нестандартно. Может, поэтому?

– «Френч» – это с белым краем?

Твилин покрутил колесо мышки, всматриваясь в сетку миниатюрных фотографий. Ногти на них действительно были, как на подбор, однотонными. Изредка на руке выбивался из ряда один. В целом всё складывалось в красочную, и оттого ещё более жуткую картину.

– А он эстет... Галя, вы ведь, кажется, психолог по образованию? Как думаете, зачем ему это?

– Вы и обо мне справки навели, – засмеялась Галина. – Да, училась когда-то, ещё в конце девяностых. И даже практиковала недолго. Маникюрщицей проще заработать, чем школьным психологом. Всё по заветам одного премьер-министра…

– Так что скажете?

– Корни часто уходят в детство, сами знаете. А может, мстит за несчастную любовь? Давно он это?..

– Десять лет.

– И до сих пор не поймали?

Следователь печально улыбнулся:

– Про нас говорят, что мы работаем по принципу «убьют, тогда и приходите». А он никого не убивает. Напрямую, по крайней мере. Города меняет то и дело. После трёх-пяти случаев шумиха поднимается, органы берутся за дело, а его уже след простыл. Пока не всплывёт в другом месте.

– А до «трёх-пяти случаев» никому дела нет, что девчонкам ногти рвут? – едко прищурилась Галина.

Твилин развёл руками.

– Много в нашей работе несовершенства… Вот и хочу что-то успеть исправить до пенсии.

– А если затянется ещё на десяток лет? – снова сыронизировала хозяйка салона.

– Нет, – уверенно ответил майор. – Сами гляньте, картина-то почти полная. Все возможные оттенки собрал. Да и зачастил он в последнее время. Будто приурочить к чему-то хочет.

– Новый год скоро, – задумчиво проговорила Галина.

– Как вариант. Галя, а вот эти работы ваши?

Твилин расхаживал вдоль стены, где между глянцевых лиц висело несколько крупных фотографий женских рук с красочными ногтями.

– Мои и девочек, – гордо ответила хозяйка. – Как видите, слишком вычурно для этого Маникюрщика. И слава богу!

– А кто снимал?

Галина на секунду задумалась.

– Даже не помню… Сейчас же каждый сам себе фотограф, – она красноречиво помахала смартфоном с россыпью камер на задней крышке.

– Вспомните, на всякий. Очень уж профессионально.

***

Чай давно остыл. В тяжёлых раздумьях Твилин молча пялился сквозь монитор. Что нужно этому извращенцу? Больше сотни женщин и девушек за десять лет… Ни одного убийства, ни намёка на сексуальное насилие. Чистый садизм? Тогда для чего он их усыпляет? Физически слаб, труслив? Может, и не ОН вовсе?..

С точки зрения закона, Маникюрщик – не такой уж монстр. Всего лишь психопат, фетишист, причиняющий лёгкий вред здоровью. Все его жертвы живы и относительно целы. Кого волнует, что чувствует девочка, очнувшаяся где-нибудь на стройке с пульсирующей болью в наспех перебинтованных, искалеченных пальцах? Кому не плевать, что она может шагнуть в объятия депрессии или попросту из окна, от осознания своей беззащитности? Ведь её снова, неожиданно и безнаказанно, могут в любой момент вырубить и лишить чего-нибудь. На этот раз, возможно, чего-то более ценного…

Майор вдруг очень живо вспомнил прошлогодний случай. Маленький ПГТ где-то в Черноземье. Маникюрщика долго искали в райцентре неподалёку. Уже собирались сворачивать поиски и гадали, куда он отправится дальше. Но маньяк проявился близко и очень по-новому.

Неуместно солнечный день, ярко-жёлтая листва на деревьях – весёлый рядок берёзок вдоль кладбища. Разбросанные венки, новый некрашеный крест лежит рядом, свежая разрытая могила и взломанный гроб. Бледное лицо молодой покойницы. Голубовато-восковая кожа рук, тонкие пальцы без ногтей… Девушка умерла сама, сдавшись в многолетней войне с онкологией. Младшая сестра сделала ей на днях красивый маникюр необычного бирюзового оттенка. Бедняжке очень понравилось, поэтому, несмотря на все укоры приглашённых «читалок», стирать ногти наотрез отказались. Теперь ногтей нет. Есть убитая горем семья, озадаченные работники органов, десяток зевак и пара кликуш, снующих между людьми с поучительными упрёками. «А им говорили! Предупреждали! Нельзя на тот свет с такими ногтями! Черти выжгли…»

– Да заткнись уже, тварь!

Отчаянный крик матери, и в голову кликуши летит керамическая фотография дочери…

Заявление от старой брюзги с пластырем на лбу майор отправил в мусорное ведро. В тот день он впервые задумался, о скольких подобных случаях им ничего не известно? А сколько живых девушек не решились подать заявление? Чья родня из породы людей, которые винят в насилии самих пострадавших…

Но почему маникюр? Почему по цветам? Пожилой мужчина вертел в руках блистеры с накладными ногтями, которые прихватил из салона с разрешения Галины. Он потёр виски и сфокусировал зрение на мониторе. Как давно он выпал из разговора? В окне Скайпа внук увлечённо рассказывал об очередной своей поделке, вертя в руках сложную конструкцию из картона и спичек. Майор улыбнулся и на всякий случай покивал головой.

– Дед Вить, а что это у тебя?

Блестящие разноцветные штучки вызвали естественный интерес у шестилетнего ребёнка. Твилин поднёс ногти поближе к камере:

– Да вот, тоже мастерю…

– О, я у мамы такие видел! – обрадовался Владик.

Виктор Иванович не знал, опасается ли его дочь Маникюрщика или просто экономит на процедурах. Но почему-то на душе стало спокойнее, а в голову вдруг пришла интересная мысль.

– Владь, а ты бы что из них сделал?

– Рыбку! – с ходу выпалил мальчик. – Или богатыря.

– Папа! – вмешалась в разговор Алька. – Ты надоумишь, блин… Всё, пора нам укладываться. Не болей. Целуем, до скорого!

Окошко на экране закрылось с неприятным звуком. Твилин не успел даже толком попрощаться с родными.

Владик сделал бы из ногтей рыбку или богатыря. Почему? Детское мышление гибко, иногда очень парадоксально, но ассоциации выдаёт на лету. «В чешуе, как жар, горя…» А это уже кое-что!

***

Карина медленно выныривала из тягучего абстрактного бреда, ощущая головокружение и сухость во рту. Такие пробуждения становились привычными – Маникюрщик всё чаще добавлял что-то в еду или воду. А может, и вкалывал, пока пленница спала. В полной темноте следов иглы не разглядеть, а кожа всюду зудит и воспаляется от укусов подвальных насекомых.

Карина не сразу связала мысли и ощущения, соображая, что изменилось на этот раз. Цепи на шее больше не было. Зато обе руки приковали к стене в широком размахе – совсем как у средневековых узников. В каждом фильме на эту тему бывают подземелья, увешанные скелетами в цепях. Интересно, как скоро найдут скелет Карины? Девушка уже смирилась с тем, что не выйдет из подвала живой. Но она так и не приняла правила игры этого урода. Не пополнила его коллекцию натуральными, ни разу не крашеными ногтями. Слишком долго она прогибалась под мамашу-сектантку, запас упругости давно исчерпан. Пора сломаться или сломать… Пусть убьёт её, наконец! Иначе ногти отрастут, в цепях до них не добраться зубами…

Глаза на миг резанул яркий свет. Голова Карины дёрнулась, впечатав затылок в мягкую обивку стены. Маникюрщик сидел рядом, щёлкая фонариком. Снова вспышка, снова тьма, снова вспышка… Даже очень зачерствевшие нервы могут звенеть, если подобрать нужные ноты. Девушка завертела головой и застонала. Свет остался гореть, обжигая привыкшую к темноте сетчатку сквозь плотно сжатые веки. Впервые за несколько месяцев в подвале прозвучало что-то кроме кошачьих воплей и криков самой Карины. Тихий, довольно приятный мужской голос.

– Если бы мне понадобились ногти, я бы не дал их испортить. Видишь, как легко зафиксировать руки? А можно связать человека полностью. Или выбить все зубы. Или просто не давать очнуться.

Маникюрщик замолчал, чтобы затуманенный мозг жертвы смог обдумать его слова. Карина почувствовала, как в ней, впервые за долгое время, вновь просыпается паника. Страх перед неизвестностью всегда выбивает из колеи. Особенно если казалось, что подготовился к любым вариантам.

– Чего тебе надо? – с трудом выдавила девушка из сухого охрипшего горла.

Мужчина приник к самому её виску, и Карина порадовалась, что не чувствует его дыхания через лыжную маску:

– Мне не надо ни-че-го. А вот дракон скоро проснётся. Знаешь, что едят драконы?

Следующие слова маньяка потонули в тихом бессильном завывании пленницы:

– Драконы едят девственниц…

***

– Никита Люгаев?

Худощавый молодой человек на лестнице поднял голову и кивнул. Майор Твилин, стоявший на площадке перед дверью, развернул удостоверение:

– Зайду к вам на пару вопросов?

Никита пожал плечами и щёлкнул замком. Обычная квартирка в микрорайоне, чересчур простая и безликая. Двое прошли на кухню, где хозяин кинул пакет с продуктами в угол и предложил гостю табурет. Оба не разувались и не снимали верхней одежды, поэтому на полу быстро расползались две лужи грязной талой воды.

– Давно тут живёте? – без предисловий спросил следователь.

– Полгода. Как переехал из Подмосковья, так и снимаю.

– Нравится?

Никита усмехнулся:

– Нервный городок. Новый год через неделю, а все о каком-то маньяке молотятся. Говорят, много лет по стране орудует, а в Москве и не слышали ничего.

– Верно, я тоже не слышал. Сидел там, как в погребе… Кстати, у вас ведь тут подвал есть?

Никита озадаченно поднял брови:

– Должен быть. Хозяин квартиры ключ не давал, а мне и без надобности.

– Значит, не против, если мы там осмотримся? Тем более, хозяин разрешил.

Лицо квартиранта по-прежнему не выражало никаких эмоций, кроме лёгкого интереса. «Крепкий ублюдок», – подумал Твилин, извлекая из сумки следующий козырь. На кухонный стол легла россыпь фотографий: школьные выпускные, пара семейных фотосессий, рекламки для салонов красоты и парикмахерских.

– Ваша работа?

– Моя, – ответил Никита, спокойно изучая цветастый ворох.

– А эти?

Рядом появились новые фотографии женских рук, помеченные логотипами разных салонов.

– Нет. Вот тут, в уголке: «Урюпинск». Я там не бывал.

– Странно. А девчонки в Урюпинске фотографа описали – словно ваш брат-близнец. И в Таганроге. И в Эртиле.

На стол ложились эскизы и фотороботы, в разной степени напоминавшие квартиранта. Он всё так же невозмутимо наблюдал за происходящим. Твилин решил покончить с вежливыми условностями.

– А вот этого, Никит, на оптовой базе нарисовали, под Самарой. Грузчиком у них был, пять лет назад. Вот память у некоторых! А этот в Старом Осколе на стройке поработал недолго. И все на тебя похожи, ты представляешь!

– Я, кажется, начинаю понимать, – широко улыбнулся Люгаев, присаживаясь на второй табурет. – Дело пора закрывать? Звёздочку вешать на погоны, а всех собак – на маленького человека, вроде меня. Который похож на кого угодно. Удобно.

– А то! – оживился следователь, вынимая из кармана куртки зажужжавший смартфон. – И ещё вот это, Никит. Прямо сейчас в твоём подвале происходит.

Он повернул к молодому человеку экранчик, на котором в свете фонарей кутали в плед подвывавшую грязную девушку рядом с открытой дверью подвальной каморки. Хозяин квартиры в сторонке яростно тряс головой и пожимал плечами, испуганно глядя на людей в форме.

– Ишь, какой мерзавец оказался! – усмехнулся Люгаев. – А с виду приличный, за квартиру по-божески брал. Значит, за январь можно деньги ему не переводить?

– Ага, – кивнул майор, которому захотелось разбить маску ехидства высящей над столом сковородой. – Только он вчера из Питера прилетел. Как квартиру тебе сдал, так и отбыл туда на ПМЖ. Не знал?

– И вы думаете, это я её…

Никита так картинно вытаращил глаза, что Твилину стоило больших усилий не врезать по ним ладонью. Вместо этого он вынул из сумки решающий аргумент – ещё одно общее фото класса, только старое и изрядно поблёкшее. Откашлявшись, словно перед выступлением, Виктор Иванович заговорил:

– Уверен, ни пальцев, ни ДНК мы в подвале не найдём. Да и бог с ними, если честно. Повезло мне. Мало ли фотографов сейчас доморощенных в любом городе? Но что-то вот кольнуло именно этого проверить. Хозяйка одного салона тебя не вспомнила, в отличие от её работниц. Странно, думаю. Ты вовремя появился – лето, пора выпускных. И в школах тебя узнали. А в одной вообще озадачили. Бывший ученик, говорят, снимал. Только шлангом прикинулся – мол, спутали его с кем-то. Может, правда, спутали? Или тебя ностальгия замучила?

Непроницаемая маска всё так же бесстрастно улыбалась, но Твилин был уверен, что по ней вот-вот пробежит первая маленькая трещина. Он продолжил:

– Стали разбираться, кого это им фотограф напомнил. Оказывается, двадцать четыре года назад был один первоклашка. Слабый, болезненный, с одноклассниками не заладилось. Мать-одиночка – на трикотажке в две смены, жили бедно. А тут новогодний утренник, двухтысячный год. Круглая дата, новый президент, новые надежды… Школа решила с размахом отметить – маскарад с призами от местных братков… Пардон, «предпринимателей»… Мать на работе лоскутков всяких набрала и сшила ему костюм дракона – символа года. Фото не видел, но, говорят, красивый. Мальчик очень гордился. А выиграл сын одного из… тех самых. Батя просто напялил на него свой малиновый пиджак и цепь золотую. Образ уже терял актуальность, но народ ещё веселил. Да и как спонсора не уважить? А дракона одноклассники засмеяли… Особенно семейка «победителя». Не дракон, говорят, а лоскутное одеяло. Так и вижу, как мальчишка стоит в этом костюме, с такой любовью и старанием сделанном, чешуйка к чешуйке. А зрители над ним смеются хором. Оно же всегда так – стоит одному начать травлю…

– Даже директриса, – тихо проговорил Никита. – Рот прикрыла. Вроде, ей стыдно смеяться со всеми. А я смотрел на её холёные ногти. На огромные яркие ногти жён этих «спонсоров». Не так меня взбесили их шубы и золото, как вычурный маникюр. У мамы такого никогда не было…

Повисла долгая тяжёлая пауза.

– Знаешь, Никит, я тому мальчику очень сочувствую, – искренне сказал следователь. – Школьный психолог так и не смогла ему помочь. Замкнулся. А тут ещё трикотажку закрыли, мать запила… Ему сочувствую. А тебе нет. Все эти девочки ничего плохого не сделали. Их болью ты свою не заглушишь.

Маска, наконец, треснула, обнажив кривую ухмылку и горящий взгляд. Никита вскочил с табурета и стоял в дверном проёме прихожей, нервно переминаясь с ноги на ногу.

– При чём тут боль? Я думал, вы поняли…

«В чешуе, как жар, горя…»

– Новый дракон, – уверенно сказал Твилин и, судя по взгляду собеседника, угадал. – Двадцать четыре года прошло. Последние десять – на подготовку. Крутой, наверное, костюм получился. Только первоклашка-то вырос…

– Смотря, какой первоклашка, – загадочно прошептал Люгаев.

Он вдруг протянул руку в тёмную прихожую и куда-то громко постучал. Скрипнула дверь, по ковровой дорожке зашаркали домашние тапочки. Рядом с Никитой возник взъерошенный мальчик лет семи.

«Совсем как наш Владька…»

– Дядь, любите драконов?

Следователь смотрел на аккуратные ряды ногтей, расположенные по цветам спектра. Недавно Галина точно так же раскладывала фото на экране компьютера. Только те ногти хвастали маникюром на тонких женских пальцах, эти же, казалось, росли прямо на теле ребёнка. Мальчик пошевелился, и иллюзия пропала. Под «чешуёй дракона» мелькнула ткань – что-то вроде узкой белой толстовки с капюшоном. Многие чешуйки искрились перламутром в свете одинокой кухонной лампочки. Твилин осознал, что, разглядывая детский костюм, ненадолго потерял из виду взрослого. Словно фокусник, отвлёкший внимание зрителя, тот уже стоял позади мальчика, положив обе руки ему на плечи. Между пальцами правой подрагивал небольшой шприц.

– Дяде пора уходить, – широко улыбнулся Никита, медленно пятясь в прихожую вместе с ребёнком.

– Пап, он меня боится?

«Папа...»

Твилин неотрывно смотрел на иглу, пытаясь собраться с мыслями. Маленький незаметный человек может кочевать по городам, нигде особо не наследив. Выбирать работы, не требующие документов. Снимать квартиры без договора, передвигаться автостопом… Но как можно скрыть наличие ребёнка? Кто его мать, где она, знает ли обо всём? Неизвестно, способен ли маньяк причинить вред своему сыну, но проверять очень не хотелось. Майор медленно поднялся с табурета, стараясь держать руки на виду. Так же медленно пересёк прихожую и подошёл к выходу.

– Отличный дракон! – подмигнул он мальчику и посмотрел на его отца. – Самый лучший на утреннике…

– Пфф! Утренники для детей! – гордо заявил школьник. – У меня будет настоящий рит…

Никита мягко зажал ему рот свободной ладонью:

– Это секрет. Забыл?

Мальчик закивал головой, жестом застёгивая губы на воображаемую молнию.

– А что дальше? – спросил Твилин, глядя в смеющиеся глаза Маникюрщика. – Чемодан денег и вертолёт? Всё равно ведь найдём. О сыне подумай.

– О сыне есть, кому позаботиться, – прозвучал за спиной женский голос.

– Мама! – радостно крикнул мальчик.

Виктор Иванович повернулся и успел увидеть лицо Галины. С пронзительным треском тело скрутила судорога, превращая изношенное сердце в твёрдый вибрирующий камень…

***

В палате интенсивной терапии было тихо, светло и невероятно скучно. О празднике напоминали только бумажные снежинки на окнах и редкие весёлые возгласы из ординаторской в конце коридора. Твилин не упрекал подгулявший персонал – за столичным гостем ухаживали как надо, а кроме него в кардиологии, похоже, встречала Новый год лишь пара пациентов. В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, заглянула знакомая голова:

– С Новым годом, Виктор Иваныч!

Пациент устало кивнул и завозился на постели, принимая сидячее положение. Сержант, прошуршал бахилами, устраивая ветер полами накинутого поверх формы халата.

– Мы тут вам это… – он положил на тумбочку пакет с разными вкусностями. – Только спиртного доктор не разрешил.

– Переживу. Рассказывай, Саш.

Саша сел на свободную вторую кровать и почесал небритую щёку. Как ни странно, вся его помятость напоминала, скорее, не последствия праздников, а многодневную рабочую усталость.

– С чего бы начать…

– Начни с того, как мы с тобой маньяка профукали.

Такая формулировка воодушевила молодого сотрудника, ведь начальник готов был разделить с ним ответственность.

– В общем, часть группы работала в подвале, остальные повезли Карину в больницу. Я дежурил у двери. Если честно, подслушал немного… Вдруг прибегает та женщина, из салона красоты. Говорит, майор вызвал на срочное опознание. Я за ручку двери схватился, а она меня шокером. А потом и вас… Но вы не переживайте, нет больше Маникюрщика.

Твилин почувствовал, как быстро заколотилось сердце, но на возможные последствия ему было сейчас плевать.

– Взяли?!

– Давайте я по порядку. Сначала из клиники сбежала Карина. У неё совсем плохо с головой было – страх, изоляция, наркотики… Сломал девчонку, гад… Вещи её перерыли. Отыскали блокнот – наши давали, просили записывать, что вспомнит. Там всё бред какой-то про драконов и девственниц. Куда-то успеть рвалась, «пока ещё кого-нибудь не поймали на корм». А в конце дом в лесу нарисован. К чему, непонятно… И вдруг Машка – которая зелёнкой кидалась – сообщила, что Галина дачу сгоревшую отстроить хотела. Они, оказывается, дружили раньше…

– А про рисунок Машка откуда узнала? – майор пристально посмотрел на рассказчика, и тот почему-то густо покраснел. – Ладно, не важно. Дачу нашли?

– Нашли! В соседнем районе, в лесхозе. Сгоревший сруб, а перед ним поляна вытоптана большая. А на ней…

Сержант замялся, подбирая слова.

– Чертовщина там, Виктор Иваныч. Свечи, фигурки, кости разные… Кровью полито всё. Знаки какие-то.

«У меня будет настоящий...»

– Ритуал! – уверенно сказал Твилин, глядя куда-то сквозь собеседника.

– Похоже на то. Эксперты ещё работают. И как они это всё в лес притащили?

– Пожарище разберите. Там, наверняка, погреб есть. В нём и хранили.

– Точно! Сделаем! – просиял Саша. – Но это не главное. Люгаев и Галина там же нашлись.

Сержант опасливо покосился на датчики, фиксирующие давление и пульс руководителя, но тот заверил:

– Переживу! Говори, как есть.

– Оба убиты. Множественные проникающие. Карина их раньше нашла. Откуда нож взялся, выясняем.

Твилин зарылся рукой в седые волосы:

– Прямо сплошной рояль в кустах эта Карина… Допустим, про дом в лесу маньяк обмолвился… Но точный адрес она как узнала? Тем более, в её состоянии!

– Виктор Иваныч, я думаю, у них в психушке сообщник. Кто-то же Маникюрщику наркоту доставал. А тут жареным запахло, вот он и решил «поехавшую» барышню на подельников натравить, адрес ей нашептал. И не прогадал.

– Логично, Саш, – задумчиво кивнул майор.

Он был уверен, что девушку направили в лес не для того, чтобы помешать ритуалу. Скорее, наоборот.

– Карина тоже мертва?

– Угадали, – удивился Саша. – Неподалёку обнаружили. Похоже, шатун задрал. Но тут много странного… В наших лесах ни волков, ни медведей больше полувека не водилось. Да и следов хищника егерь не нашёл. Там, правда, снегом припорошило. Но не так, чтобы…

– Сильно погрыз?

– Наелся до отвала! Извините…

Твилин прикрыл глаза и, стараясь подавить волнение, задал главный для себя вопрос:

– Что с мальчиком?

– Ищем, – развёл руками сержант. – Ни крови, ни одежды, ни ногтей из того костюма. Не похоже, что медведь и его… Как сквозь землю провалился.

Саша вдруг вскочил с кровати и шлёпнул себя ладонью по лбу:

– Погреб! Разрешите, товарищ майор?

– Иди, командуй.

Дверь хлопнула за убегающим сержантом. В палату вернулась тишина, которую нарушало лишь мерное пиканье приборов. Твилин чувствовал, что в его жизни впервые настал момент, когда самое абсурдное объяснение бывает единственно верным. Мальчика в погребе нет. И нигде больше нет. Пожилой мужчина посмотрел в окно. Ему представилось, как из-за верхушек деревьев выныривает изящная рептилия, как перепончатые крылья режут зимнее небо, а разноцветные чешуйки празднично искрятся на солнце. Как дракон поворачивает голову, посылает человеку подобие сытой довольной улыбки и стремительно удаляется в сторону горизонта.

– Не бойтесь, он только послушает!

Толя невольно вжался в серую дверцу УАЗика, когда ему в живот ткнулась уродливая башка. Она была красной и плешивой, как и остальное тело. Оба глаза напрочь заплыли под жуткими шрамами. Конопатая девчонка потянула на себя верёвку, накинутую на шею зверя.

– Пёс болеет, что ли? – нервно спросил парень, уворачиваясь от прикосновений.

– Сам ты... – почему-то обиделась хозяйка, с трудом оттащив питомца.

Вместе они пошагали прочь в сторону деревни.

– А чё я-то? – буркнул Толя, брезгливо отряхивая спецовку.

Собак он ненавидел с детства. Когда-то приёмные родители снимали жильё в многоквартирном бараке. Общий двор охраняла большая дворняга, ласковая ко всем, кроме приёмыша-первоклассника. Мальчишка быстро прикинул длину цепи и обходил зверюгу на безопасном расстоянии под оглушительный лай. Однажды хозяин натянул проволоку, чтобы собака таскала по ней цепь и бегала по всему двору. Вернувшийся из школы Толик об этом не знал. Это был единственный раз, когда он намочил штаны в сознательном возрасте, и единственный раз, когда отец поругался с соседями. Со всеми, кроме Палыча, который с детства поддерживал мальчишку. Псину загнали в наспех сколоченный вольер, а соседский Лёшка начал дразнить «ссыклом». Теперь, спустя полтора десятка лет, Толик работал с Палычем в одной бригаде. Звеня «когтями», пожилой монтёр слез со столба и грубо объяснил, что сматывать обрезанные провода не собирается.

– Зря ты его псом назвал, – заявил старший, когда УАЗик снова затрясся по разбитой грунтовке.

– А он кто? – удивился молодой напарник.

«Афроамериканец», – вертелась в голове известная киношная сцена. Но Палыч просто пожал плечами:

– Чёрт его знает. Кому как.

– Чего не добьют животину? Явно же мучается. То ли чумка, то ли ожоги...

– Всегда так. Одни мучаются, другие живут припеваючи. Тебе-то какое дело?

– А почему «послушает»? – вдруг осенило парня.

Вспомнилось, как он смеялся над знакомой продавщицей парфюмерии. В их среде все ароматы исключительно «слушали», тогда как все остальные, по старинке, «нюхали». Но едва ли за перелеском среди деревянных домиков скрывался какой-нибудь «Л’Этуаль».

– А чего тебя нюхать? – ухмыльнулся Палыч. – Сразу видно, что засранец.

Электрик сипло засмеялся, и, вторя ему, запыхтел и задёргался УАЗик, но быстро заглох и остановился. Пока старший ковырялся в движке, его коллега отошёл по нужде, осматривая окрестности. Грунтовку с обеих сторон теснил по-осеннему красочный лес, до райцентра – полсотни километров. Из россыпи деревенек и хуторов здесь осталась одна Щуровка, которую они с Палычем сегодня окончательно обесточили. Когда парень вернулся к машине, старик злобно плевался, размазывая по лицу чёрные полосы.

– Что сломалось-то? – поинтересовался Толя.

– А ты что, шаришь?

– Да не особо.

– Ну и не лезь!

Палыч сел за руль, пытаясь безуспешно завести рабочую колымагу. Он покосился на стремительно темнеющее вечернее небо.

– Говорил тебе, надо с утра ехать!

Толя, которому на самом деле никто ничего не говорил, иронично хмыкнул и вытащил из кармана старый кнопочный телефон. Конечно, ни одна из сетей тут не работала.

– До Щуровки дотолкаем? – спросил он.

– Пупок развяжется, – мрачно буркнул Палыч, вытирая лицо тряпкой.

– Может, схожу в деревню, сеть поймаю?

– Приключений на задницу ты поймаешь! Тут ночуем, а утром до трассы дойдёшь, нашим позвонишь.

– Мороз ночью обещали...

Палыч открыл заднюю дверцу и забрал из микроавтобуса небольшую спортивную сумку.

– Пошли, тут недалеко.

***

Маленькая железная печка уютно потрескивала, в теплеющем воздухе приятно пахло дымком. Грубый стол, две широкие лавки по бокам, ничего лишнего. Сколько же раз старик бывал в здешних местах, если знал про этот охотничий домик? Палыч достал из сумки разные закуски, пару кружек и пачку дешёвого чая, выдал напарнику помятый чайник из-под стола:

– По тропинке иди, там речушка будет.

Шурша разноцветной листвой в полумраке, Толя порадовался, что всегда брал на работу налобный фонарик. Тропинка уводила в самую чащу, потом резко свернула и закончилась невысоким обрывом зарастающей речки. Осматриваясь в поисках удобного спуска, парень заметил вдалеке, вверх по течению, одинокий мерцающий огонёк. Как они там теперь без электричества? Керосиновые лампы, как в старину? Подёрнутая ряской вода встретила свет фонарика весёлыми бликами. Пришлось долго и осторожно разгребать растительность, чтобы не взмутить. Наконец, зачерпнув где почище, Толя накрыл чайник крышкой и поставил рядом, а сам принялся полоскать руки и умываться, с удовольствием морщась от студёной влаги. Он что-то уловил боковым зрением и повернул голову. Течение несло в его сторону тёмный мохнатый ком. Выдра, что ли? Когда нечто зацепилось за камыши совсем рядом, свет фонарика позволил как следует рассмотреть.

Тушку развернуло брюхом кверху, и брюхо это оказалось вспоротым по всей длине. Кишки и прочие внутренности расстелились по воде жутковатой абстракцией. Крови почему-то не было. Когда человек попятился и уселся на илистый берег, громко ругаясь, зверь вдруг зашевелился и повернул голову. Затем шустро заперебирал лапами, развернулся и поплыл, вылез на противоположный берег и скрылся в кустах, волоча по земле промытые потроха. Толя отдышался, сглатывая тошноту, и выплеснул чайник в реку. Идти за водой в деревню было далеко, да и не оттуда ли плыла необъяснимо живучая тварь?

– За смертью тебя посылать! – проворчал Палыч, когда замёрзший и злой напарник ввалился в избушку. – Речку, что ль, не нашёл?

– Дохлятина плавает, на хрен такую воду...

Парень решил не вдаваться в подробности – всё равно не поверят или обзовут наркоманом. Старик задумчиво почесал лысину.

– Ладно, в машине полторашка валялась. Может, не протухла ещё. Сам схожу.

Палыч застегнул спецовку, зачем-то прихватил свою сумку и вышел в ночь. Толя, которого всё ещё мутило, завалился на лавку, даже не взглянув на еду. Тепло и усталость сделали своё дело – быстро навалился тяжёлый сон.

Пробуждение было резким и неприятным, как от пощёчины. Парень сел в полной темноте, не понимая, где находится. Пахло сыростью, пылью и копотью, слух же не улавливал вообще ничего. «Печка молчит!» – сообразил Толя и сразу почувствовал, что продрог. Он щёлкнул фонариком, который до сих пор ремешком перетягивал голову. В холодном свете маленькое помещение с двумя лежанками, столиком и окном казалось вырванным из пространства и времени куском поезда. Судя по тишине и кромешной темени за окном, остановка была конечная.

Телефон ожидаемо вырубился, перегруженный постоянным поиском сети. Сколько времени он проспал, и как долго отсутствует Палыч? Фонарик высветил скудные остатки ужина на столе. Вот это аппетит у старого! А может, у него в Щуровке баба, и он ей гостинцев понёс? Значит, места ему точно знакомы...

– Вот козёл! – констатировал Толя, разрушив тишину и вздрогнув от собственного голоса.

Под лавками не было ничего, кроме пыли и паутины. Придётся идти за дровами в лес. Потирая замёрзшие руки, парень поднялся с лежанки. Слух резануло громким скрежетом – словно сухой веткой по шиферной крыше. От неожиданности Толя уселся обратно, сердце испуганно заколотилось. Он прислушался, ожидая порыва ветра или раскатов грома. Ничто не нарушало абсолютной тишины, кроме его громкого дыхания. Пока оглушительный скрип не ударил с другой стороны. Разум схватился за единственную соломинку:

– Палыч! Хорош пугать, козлина!

А ведь и правда. Так могла бы шкрябать не только сухая ветка, но и... Рога?

Подтверждая безумную догадку, новый скрежет спустился с крыши и прозвучал под самым окном. Сорвав с головы фонарик, Толя вытянул дрожащую руку к тёмному стеклу, пытаясь разглядеть что-нибудь издалека. Луч беспомощно шарил по жухлой листве, чёрным кустам и корявым веткам снаружи. Никого...

Новые звуки раздались со стороны двери. Тяжёлые сбивчивые шаги. У кого-то явно заплетались ноги. Или просто ног было больше одной пары? Фонарик повис ремешками на рукаве, бестолково сверкая под ноги. Интересно, если там медведь, получится ли отвлечь его остатками колбасы? А как же рога? Или это были когти?

Шаги стихли. Ни сопения, ни рыка, вообще ничего. Прислушивается? В прыгающем свете Толя разглядел на двери ржавый крючок и почувствовал слабое облегчение. Он звякнул проволокой, накинув её на гвоздь, и снаружи сразу отреагировали. Шаги удалились на некоторое расстояние, затем резко, по-лошадиному, забарабанили в сторону домика.

БАХ!!!

Это точно был не медведь... Из двери полетели щепки, но дубовые доски держали удар. Хорошо, что дверь открывалась наружу.

БАХ!!!

Теперь уже по боковой стене. Домик ощутимо тряхнуло, на голову посыпалась труха. Запертый человек нервно заметался в тесной каморке. Можно забиться под лавку, тогда не придавит крышей. Но если неизвестная тварь прорвётся внутрь... Окно!!!

К счастью, крышка стола держалась хлипко. Деревянного щита хватило, чтобы полностью закрыть раму. Навалившись плечом, Толя прислушивался к передвижениям таранившего избушку существа и впервые в жизни пожалел, что не верит в бога.

БАХ!!!

Совсем рядом с окном. Послышался мелодичный звук – одно из стёкол треснуло и рассыпалось. Следующий удар будет прямо в остатки рамы, деревяшки разлетятся во все стороны вместе с кусками черепа... Парня вдруг захлестнула ярость. Какого чёрта этот бешеный бык, или кто там ещё, к нему прицепился! Какого хера он должен вот так тупо сдохнуть в этой жопе, толком ничего хорошего не увидев в грёбаной жизни!

– Сука!!! – заорал Толя, срывая голос. – Ушатаю, тварь!!!

Он саданул пинком по двери, «с мясом» вырывая крючок. Держа перед собой импровизированный щит и до боли стиснув зубы, пошёл обходить домик.

Небо начинало светлеть – утро было уже не за горами. В расступающемся полумраке виднелись смутные очертания крупного рогатого зверя. Фонарик до сих пор болтался на запястье. Перехватив деревяшку одной рукой, Толя направил свет.

Это было что-то вроде лося – в зоологии молодой электрик не разбирался. Да и кто-то другой едва ли сказал бы наверняка. Раздутые, отвратительно облезлые бока громоздились на узловатых ногах, гнущихся во множестве мест, не задуманных природой. Голова выглядела какой-то гротескной аппликацией. Словно несколько лосиных голов взорвали изнутри, а затем из получившихся кусков собрали бесформенный ком. Щёки, ноздри, пустые глазницы, десяток оскаленных челюстей, толстые дрожащие губы, несколько свешенных языков, единственное оттопыренное ухо... Месиво щетинилось во все стороны разнокалиберными гребнями рогов. Сохатый никак не реагировал на свет фонаря, но, когда человек остолбенел и выронил щит, ухо дёрнулось, и уродливая башка повернулась.

«Только послушает...»

Существо взрыло землю передним копытом и резко понеслось на истошно орущую цель. Как в дешёвых «ужастиках», кто-то в последний момент успел затащить парня за угол дома. Чудище пронеслось мимо и, ломая кусты, скрылось в лесу.

– Вернётся, – прошептал Толя.

– Не, – уверенно отрезал Палыч.

Откуда-то издалека послышался свист. Треск веток удалился в том направлении, пока не затих окончательно.

***

– Всё сказал? – улыбнулся старик после долгой эмоциональной речи в свой адрес.

В выражениях молодой коллега не стеснялся, поэтому теперь чувствовал себя немного неловко. Да, напарник его бросил, но он же его и спас. Палыч, кажется, совсем не обиделся, спокойно разлил кипяток из чайника и поцокал языком – крышку стола приладили довольно криво.

– Ну простите! – буркнул Толя.

Получилось удобно – будто разом извинился и за испорченную мебель, и за оскорбления. Однако гнев постепенно сменялся плотной, устойчивой обидой.

– В другой раз, Палыч, я в деревню пойду, а ты тут с мутантами мудохайся!

– Успеешь в деревню, – отмахнулся старший, прихлёбывая крепкий чай. – И нет тут никаких «мутантов».

– Слушай, чё ты меня за дурачка держишь? – снова вскипел парень. – Ты ж тут явно не впервой! Колись давай! Или я сюда с пацанами приеду, деревню твою на уши поставим. И поохотимся заодно. На крупную дичь...

Палыч поставил кружку на стол и обхватил руками, согревая грубые морщинистые ладони.

– Ты сам-то про это место ничего не помнишь?

– В смысле? – насторожился Толя.

– Ну, может, слышал чего, да и забыл?

– Не помню. Тут военный городок в лесах? Радиация, ракеты?

– Да какие, к чёрту, ракеты...

Старик задумчиво посмотрел в окно, разбитую часть которого затянули пакетом. Снаружи совсем рассвело. Трава, покрытая инеем, весело искрилась на солнце.

– Ладно, скажу, что знаю. Не вздумай ржать! Хотя всё равно. Знаешь, что такое тотемы?

– Палыч, ты меня гуманитарием обозвать хочешь? – усмехнулся Толя. – Божки деревянные, что ли?

– Люди всегда искали защиты. У бога, у чёрта, у духов разных. А самые древние – у всего, что вокруг. Какой-нибудь зверь считался покровителем целого рода, а то и племени.

– Вроде как медведь у нас, у русских?

– У вас, у русских... – почему-то усмехнулся Палыч. – Да, вроде того. Но это не просто символы были, а настоящие защитники. И кое-кто в них до сих пор верит. Ну а во что веришь, то и получишь. Я и правда из местных. К северу от Щуровки наш хутор был, давно там всё заросло. Я в детстве хворал часто. Сейчас бы сказали – иммунитет слабый, а тогда пригадывали всякое... Вот матери и втемяшилось в голову меня покрестить. Отец партийный, сперва бухтел, но потом согласился. Одна прабабка ворчала до последнего. Крестили по-тихому в райцентре. Не помогло, конечно. А баба Глаша всё своё – мол, нету от чужих защиты, к своим идти надо. Какие такие «свои»?.. А как я снова от воспаления лёгких чуть не помер, так она меня в Щуровку и потащила. Из её рассказов мало что помню. Вроде, есть тут место, где из земли эти «свои» выходят, цепляются за человека и хранят его до поры.

– Пещера какая-то? Или колодец?

– Этого я в детстве так и не узнал, – вздохнул Палыч. – Отец догнал, разорался, домой нас развернул. Побоялся дважды партбилетом рисковать. Потом уже я вырос, болеть перестал, уехал в райцентр, на электрика выучился. Но любопытно было всегда. Ездил, смотрел, спрашивал... В общем, таких мест по миру осталось очень мало. Да и людей, в это верящих, не многим больше. Кому очень надо – едут защиты искать. В девяностые братки зачастили – «работа» опасная, сам понимаешь... А сейчас почти никого.

Толя слушал старика с каким-то странным чувством. Вроде, явные сказки, но очень хотелось им верить. Разум искал хоть какого-то объяснения недавним событиям. На первое время сгодится и самое фантастическое.

– И куда такого «защитника» девать? В деревне-то ладно, а в городе? В гараж или на балкон?

– Они умеют подходящую форму выбрать, – серьёзно ответил Палыч. – Зверя, птицы, да хоть человека... Городской отсюда с котом за пазухой уйдёт, с собакой на поводке, с вороной какой-нибудь. А леснику на опушке и медведь сгодится.

– Или лось... – задумчиво пробормотал Толя. – А чего они страшные такие?

– Так они же не сразу. Как иначе, если всю жизнь на себя чужие беды принимать? И не факт, что принимают «как есть». Тот лось своего подопечного мог от пули в башке спасти. Или от инсульта. А может, от простой мигрени годами берёг. Поди знай... Это ты ещё «цветочки» видел...

Толя сглотнул. Интересно, выдру, полоскавшую в реке внутренности, можно считать «ягодками»?

– Самое поганое, – продолжал Палыч, – что страшнеют они не только снаружи. Изнутри тоже гниют, злобы набираются. Чем дальше, тем больше. Важно успеть их вовремя вернуть, пока беды не вышло. Тут есть, кому о них позаботиться.

– Выходит, Щуровка – тот ещё зоопарк?

– Скорее, пансионат для ветеранов труда.

– Как же они не разбегаются?

– Я-то откуда знаю? Говорю же, присматривает кто-то. Знает средство, наверное...

Чай закончился, солнечный луч из окошка подсвечивал пылинки, лениво висящие в воздухе. Они постепенно оседали на пол, вместе с ещё недавно бурлившими эмоциями.

– Палыч, а чем люди за такую защиту расплачиваются?

– Если б я знал...

***

Давно пора было ехать в город. Толя тряхнул головой, разгоняя навалившуюся дрёму. Только что он допивал чай и выслушивал сказки Палыча, а теперь за окном уже вечерело. И старик снова куда-то делся. В тусклом свете на столе белел сложенный клочок бумаги.

«Иди в Щуровку»

Каракули Палыча. К бабе опять свалил? Ну что ж, заодно можно убедиться, что никаких монстров там нет и официально назвать старика... Нервы полоснуло ледяным лезвием. Ну не глючило ведь! Вот и кривой стол, и разбитый глазок окна, и крючок на полу валяется... Надо бы успеть в деревню засветло.

УАЗика на дороге не оказалось, и Толя, злобно кутаясь в спецовку, ускорил шаг. До первых домов он дотопал примерно за час, когда небо уже заметно покраснело. С виду – обычная вымирающая деревня, каких по стране великое множество. К тоске, вызываемой подобным зрелищем, всегда добавлялось что-то неожиданно тёплое, вроде ностальгии.

У заросшего кустами палисадника стояла серая фигура старухи. Толя направился к ней, на всякий случай отряхивая куртку и приглаживая волосы.

– Здрасти! – приветливо крикнул он издали.

Фигура резко повернула к нему сморщенное лицо с молочно-белыми глазами. Она замолотила тощими руками по воздуху, пока не ухватилась за гнилые штакетины. Держась за них, боком зашаркала в сторону гостя, загребая галошами землю. Старуха неестественно запрокинула голову назад, широко разинув беззубый рот, и громко захрипела, как будто собираясь плюнуть. Изо рта с бульканьем потекла на одежду тёмная жидкость. Парень попятился, оглядываясь. Вся улица пришла в движение. Из-под забора выползла на брюхе жутко раздутая свинья, с огорода спешил, кувыркаясь и загребая крыльями, уродливый безногий индюк. Были собаки, огромные крысы, покрытый коростами кролик и бог знает кто ещё... Совсем рядом из терновника вышла невероятно тощая лошадь. Все они были слепы и одинаково вертели головами, улавливая каждое движение пришельца.

Толя замер, надеясь, что бешеная дробь сердца снаружи звучит не так оглушительно, как в его собственной голове. Он смотрел на уродцев и почему-то не слишком жалел их. «Подходящая форма», – так сказал старик. А кто они на самом деле? И что они взяли с подопечных за свою «работу»? Рука сама собой потянулась за телефоном, выбрала знакомый контакт. В деревне, как ни странно, была связь.

– Толик, прости... – отозвался Палыч. – Не время ещё, сам знаю. Берёг тебя, как мог... Но рано или поздно...

На фоне знакомо гудел рабочий УАЗик. Внезапно послышался визг тормозов, громкий и долгий хруст, словно кто-то комкал шуршащий пакет перед микрофоном. Телефон выпал из руки, звонко отскочила задняя крышка. «Такие не бьются», – ухмыльнулся Толя. Неожиданно его скрутила острая боль во всём теле. Затрещала грудная клетка, ткань куртки натянули искривлённые рёбра. Хрустнул позвоночник и что-то обжигающе лопнуло в животе. Ноги подкосились, и парень с громким стоном упал на колени. Со всех сторон на звуки двинулись местные обитатели...

***

Толик сидел на лавочке, щурясь последним тёплым лучам бабьего лета. Свет его потухшее зрение пока ещё распознавало. Травмы и переломы уже не беспокоили, хотя человек от таких не выжил бы. «Его» человек – точно. А теперь коллеги скажут, что Палыч родился в рубашке – из такой аварии почти целым вышел! Ничего, рано или поздно «рубашку» придётся оплатить. Вот только Хозяйка назначит цену...

Новый житель деревни глубоко и с наслаждением вдохнул, свистя порванным лёгким. Знакомый воздух, знакомые звуки. Он вернулся. Пришлось отдать зрение, но это теперь не важно. Всё теперь не важно, да и не осталось почти ничего. Ещё неделю назад он вообще не помнил своего детства, не узнавал родные места. Не знал, кто он на самом деле... Но теперь Толик дома, и всё иначе. Стёрлись из памяти приёмные родители, друзья и коллеги. Остался лишь голос Палыча, который он услышит и узнает из миллиона. Придётся очень внимательно слушать.

Для чего Палыч вообще искал защиты? Из любопытства, или в память о прабабке? Как бы то ни было, подопечным он оказался ответственным. Берёг своего «защитника», как мог. Бросил курить, почти не выпивал, докторов не чурался. Правда, опасное ремесло не оставил, потому что ничего другого в жизни не умел. Может, потому и сломался. Думал вернуть «своего», пока тот не превратился в чудовище.

«Рано или поздно...»

Но у Хозяйки свои планы, своя схема. Взялся за гуж, как говорится...

Неслышно подошла Хозяйка, погладила по щеке. Толик живо представил её. Всё та же конопатая девчонка, как и двадцать лет назад. А может, и двести, и тысячу... Парень был уверен, что она улыбается, глядя на его изменившееся лицо. Маленькая ладонь мягко прикоснулась к щеке, скользнула по закрытым векам. Почему-то вспомнилось, как Палыч недавно хвастался первыми словами подрастающей внучки. Нет, это слишком! Он же с Толиком по-человечески...

Остатки зрения и рассудка заволокла непроглядная тьма.

(На Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на октябрь)

Игорь опаздывал. Он забежал в проулок и остановился перевести дух. В этом тупичке между химчисткой и продуктовым за последние двадцать лет сменились десятки конторок разной степени паршивости. Сетевухи и распродажи, игровые автоматы и микрозаймы, нотариусы и мастерские – всё это, как правило, не держалось на плаву дольше пяти лет. Иногда новые хозяева помещений даже не утруждали себя сменой оформления, загоняя временный бизнес под старое имя. Вывеска, которая интересовала Игоря, была из той же оперы. Название часовой мастерской «Пять сек» – единственного предприятия, продержавшегося долгие годы – криво красовалось над свежей, грубо запененной по краям дверью. Чем занималась контора, второй раз за лето предлагавшая вакансию «специалиста», ещё предстояло выяснить.

Навстречу Игорю из двери вышел здоровяк в спортивном костюме и хрупкая неприметная девушка в косухе. Оба торопливо зашагали к стоявшему неподалёку грязному белому «жигулёнку». У машины девушка неожиданно обернулась:

– Вы Игорь?

– Да, это я вам звонил. Сказали, собеседование в восемь. Извините, опоздал на пару минут.

– Опаздывать плохо, – кинул в окошко бугай, шумно заводя мотор.

– Срочный вызов, поехали с нами, – махнула рукой девушка, усаживаясь рядом с водителем.

Игорь минуту колебался. В подобной ситуации он уже бывал. Лет пятнадцать назад одна из конторок так же, с порога увезла его «в поле». Тогда всё обернулось безобидным сетевым маркетингом по продаже книг. Вчерашнему студенту это пришлось весьма кстати, и он проработал там целый год. Проблема Игоря была в том, что за пятнадцать лет в его жизни мало что поменялось. Пока ровесники строили карьеры и семьи, он по-прежнему был одинок, постоянно менял квартиры и сомнительные работы. В целом, он не слишком из-за этого переживал. Выходит, особой проблемы и не было?

Соискатель послушно залез на заднее сиденье старой «пятёрки», громко хлопнув дверью. Девушка быстро раскидала за всех формальности:

– Юля-Дима-Игорь-очень-приятно-взаимно!

Водитель молча кивнул, выруливая из проулка. Новоиспечённый сотрудник улыбнулся:

– Так чем всё-таки занимается ваша... наша организация?

– В двух словах не объяснить, – пожала плечами Юля. – Увидишь.

Такой быстрый переход на «ты» немного напрягал, но отступать было поздно. Или рано, в зависимости от обстоятельств.

Из разговоров коллег следовало, что некий «Марат Рубанкович» сигнализировал о «падении», которое вот-вот произойдёт, поэтому нужно торопиться. Водитель уточнил что-то про «сценарий номер три», девушка извлекла из большой сумки аптечку, порылась в множестве ампул и шприцов, удовлетворённо кивнула. Игоря это насторожило, но он решил не задавать пока лишних вопросов. Когда впереди замаячил выезд из города, стажёр понял, что путь, возможно, неблизкий и вынул из кармана куртки бутерброд.

– Извините, позавтракать не успел, – сказал он на всякий случай.

– Не накроши, – буркнул Дима.

Юля достала из бардачка маленький термос и налила в крышку горячего чая. Протянула Игорю:

– Приятного! Торопись, пока дорога хорошая.

Мужчина кивнул и, принимая чай из рук девушки, случайно выронил завтрак. Другой пищи до вечера не предвиделось, поэтому Игорь живо подхватил бутерброд с коврика, сдувая прилипшую грязь.

– Быстро поднятое упавшим не считается! – неловко пошутил он. – Правило пяти секунд.

Водитель и девушка странно переглянулись. Дальше ехали молча. Когда свернули с трассы в посёлок, начались выбоины и заплатки. Игорю как раз повезло уложиться с трапезой, не облившись чаем и не слишком накрошив. Вполне деревенская улица вдалеке упиралась в пару-тройку нелепо торчащих многоэтажек – микрорайон от какого-то местного завода. Юля повернулась к стажёру и, забирая крышку от термоса, посоветовала:

– Не вздумай Марата Рубеновича «Рубанковичем» назвать! Это трудовик из какой-то клоунады по телеку. «Пельмени», что ли?

У Игоря окончательно сложилось впечатление, что его привезли не в соседний ПГТ, а в недавнее прошлое. Старый ВАЗ, браток в «адидасе», «Уральские Пельмени» по телевизору... Девочке в косухе добавить макияжа – вылитый гот.

– Здесь?

Голос водителя выдернул из задумчивости, а «айфон» в руках Юли окончательно развеял атмосферу начала нулевых.

– Да, Дим. К пятому подъезду.

Оставив машину на краю детской площадки, трое направились к одной из панельных пятиэтажек. У подъезда на лавочке сидел худощавый старик с южными чертами лица и мрачным взглядом.

– Это Игорь, новенький, – представила Юля. – Успели?

Марат Рубенович молча пожал руку стажёру и так же молча кивнул, направляясь к двери. Все трое последовали за ним. В подъезде сильно воняло, а уборкой, видимо, давно никто не занимался. Поднимаясь на пятый этаж по заплёванной окурками лестнице, Игорь начал жалеть о недавно съеденном бутерброде. Целью оказалась самая грязная дверь с кусками утеплителя, торчащими из рваного покрытия. Стены вокруг, вместо привычных матюков, были исписаны электронными адресами и обещаниями заработка «от 10к в день». Интересно, была ли деятельность конторы «Пять сек» более легальной, чем у всех этих «закладчиков»?

– Ломаю? – уточнил Дима, разминая плечи.

Марат Рубенович прикрыл глаза, потом решительно покачал головой:

– Время есть. Давайте по-тихому.

Когда Юля достала из бездонной сумки набор отмычек, Игорю окончательно стало не по себе.

– А это законно? – не удержался он.

– Зависит от результатов, – спокойно ответил старик.

Трёхкомнатная квартира выглядела как самый стереотипный притон. Зловоние и кучи объедок на столах вперемешку со стаканами, бутылками, самодельными пепельницами и шприцами. Кучи тряпья и грязные матрасы по углам. Из мебели – единственный продавленный диван в зале. Пока прочие разбрелись по комнатам и ворошили все эти импровизированные спальные места, Игорь сунулся в совмещённый санузел. Загаженный унитаз, засохшая блевотина на раковине, ванна, наполненная ржавой водой, сквозь которую просвечивало поцарапанное дно... Еле сдерживая тошноту, стажёр выбежал на грязную кухню и сделал пару глубоких вдохов у открытой форточки. За спиной засуетились.

– В ванне! – крикнул Марат Рубенович.

– Да нет там... – начал было Игорь, но понял, что его никто не услышит.

Он вышел в коридор, с удивлением наблюдая, как в тесном пространстве санузла старик расстёгивает рубашку, обнажая бледный и дряблый торс. Дима стоял рядом, закатывая рукава, а Юля присела на пороге, копаясь в аптечке. Полураздетый Марат Рубенович на секунду замер, потом резко склонился над ванной, погрузив руки в мутную воду. Вдруг его словно что-то дёрнуло вниз, едва не погрузив с головой. Дима тут же обхватил старика за впалую грудь и потащил на себя. Он зарычал от натуги, вены вздулись на лбу над багровеющим лицом. Сноп брызг окатил стены и потолок с громким всплеском. Здоровяк повалился на спину, увлекая за собой Марата Рубеновича и голого мокрого парня, которого они вытянули из воды.

С минуту все приходили в себя, потом Дима встал с пола, помог подняться старику, подхватил тощего утопленника на руки и поволок в зал. Пока Юля возилась с реанимацией неизвестного, Игорь всё так же тупо пялился в открытую дверь ванной. Вода явно не была настолько мутной, чтобы он не заметил в ней человека!

– Хватай тряпки! – хлопнул его по спине Дима. – Соседи снизу прибегут.

Стажёр в какой-то прострации вытирал пол, отжимая грязную воду обратно в ванну, когда из зала послышался хриплый кашель. Когда он несмело заглянул в комнату, «утопленник» лежал на продавленном диване. Юля вытащила из вены на его запястье иглу и кинула шприц к десяткам похожих на полу. Она заметила испуганные глаза новичка и устало улыбнулась:

– К вечеру оклемается.

Обратно ехали без разговоров, под старые песни из радиоприёмника. Игорь понемногу успокаивался. Квартиру они аккуратно закрыли, ничего не украли (да и что там было красть?), парня откачали. Вот только откуда он взялся? Как можно было его не разглядеть?

– Ты как? – Юля дотронулась до руки стажёра.

Теперь они оба ехали на заднем сиденье, а место рядом с водителем занял Марат Рубенович.

– Мы типа волонтёров? Наркоманов спасаем?

– Типа, – усмехнулась девушка. – И не только наркоманов. Всё поймёшь со временем.

– Не могу не спросить... – замялся Игорь. – Тот парень... Я его в ванне не видел.

– А он был, – подмигнула коллега. – Как тот суслик.

У дверей конторы Марат Рубенович объявил конец рабочей смены, вручил всем зарплату и скрылся внутри. Тысяча рублей за полдня – неплохо, сегодня у Игоря будет хороший ужин. Он даже подумал, не пригласить ли Юлю в недорогое кафе, узнать побольше о ней и об их странной работе? Что-то в абсолютно неброской девушке ему приглянулось. Возможно, просто сказывалось долгое отсутствие отношений. Однако все планы нарушил Дима, который спросил:

– Кого куда?

– Меня домой! – Юля махнула рукой Игорю и пошла к машине.

– А я прогуляюсь, – задумчиво ответил стажёр, пожимая крепкую Димину руку.

***

В эту неделю было ещё четыре выезда по «третьему сценарию», все в пределах города. Теперь впечатлительного новичка оставляли у дверей, на случай вмешательства соседей. После манипуляций старших товарищей Игорю доставалась грязная работа. Пол в ванной он вытирал лишь однажды. В остальных случаях приходилось как следует заметать следы, поскольку «передозники» находились в своих постелях, а жилища выглядели вполне прилично.

Последний случай произошёл в частном секторе. Дежуря в маленьком палисаднике перед домом, Игорь заглянул через окно. Большая кровать, сбившееся в кучу постельное бельё и перина. Марат Рубенович зарылся в ворох тканей с головой и откопал маленькую старушку без сознания. На наркоманку она никак не тянула. Скорее всего, случайно отравилась многочисленными лекарствами с тумбочки. Юля быстро её осмотрела и покачала головой, после чего позвонила куда-то, и группа поспешила покинуть адрес. Через несколько кварталов им навстречу проехала скорая. И снова Игорь готов был поклясться, что в постели никого не было, пока Марат Рубенович не запустил в неё свои руки. Хотя миниатюрная бабушка легко могла затеряться в пёстром тряпье.

Вторая неделя работы началась с неожиданного разнообразия.

– Сценарий номер два! – сходу заявил Дима вместо приветствия.

Игорь пожал плечами, открывая заднюю дверцу. Новый, ещё мало заселённый район встретил непривычно большими для их городка девятиэтажками. Белая «пятёрка» остановилась во дворе. Марат Рубенович, как всегда, ожидал на месте.

– Сиди пока! – бросил Дима и вместе с Юлей побежал за угол.

«Херушки!» – подумал стажёр, твёрдо решивший разобраться в «сценариях». Забегая за угол дома, он услышал откуда-то сверху крик и поднял голову. Игорь всегда завидовал людям, которые машинально отворачиваются при виде какой-нибудь «жести». Сам он относился к тем, кто впадает в ступор и неотрывно смотрит на несчастных кошек, попадающих под колёса, и всё в таком духе. Даже зная, что будет до слёз жалко или до тошноты мерзко. С крыши многоэтажки падала женщина. Сейчас её голова лопнет от удара совсем рядом и забрызгает Игоря содержимым...

Тело без всякого звука нырнуло в асфальт, словно провалилось в текстуры какой-нибудь компьютерной игры. Подбежавший Марат Рубенович закатил глаза, словно прислушиваясь, потом твёрдо сказал:

– Глубоко!

– Как знал! – отозвался Дима, снимая с плеча моток толстой верёвки.

Он быстро обвязал старика за плечи и грудь, кинул конец Игорю:

– Помогай, раз пришёл!

Марат Рубенович изогнулся и, словно опытный ныряльщик, вонзился головой и руками в асфальт, исчезнув в нём полностью.

«Без брызг...»

Верёвка дёрнулась, Игорь с Димой потянули на себя, испытывая огромное сопротивление. Подоспевшая Юля тоже попыталась внести свою лепту. Втроём они медленно вытягивали верёвку из дорожки, словно вместо твёрдого асфальта она состояла из серого сплошного тумана. «А если кто-то увидит?» – подумал Игорь. На серой поверхности показалась бежевая куртка Марата Рубеновича, затем вынырнул весь старик, тащивший за собой безумно орущую и брыкающуюся женщину. Юля подбежала и что-то вколола ей в плечо. Женщина вытаращила глаза ещё сильнее, но быстро обмякла и отключилась.

Игорю пришлось помогать Диме затаскивать габаритную даму в лифт, затем выносить на крышу. Юля уже вызвала скорую и полицию, сообщив о попытке суицида. Никто не волновался, что женщина сболтнёт лишнего – в её состоянии возможен и не такой бред. Но все понимали, что стажёра, наконец, пора посвятить в тонкости.

***

– И как я сразу не вспомнил «Константина»? – покачал головой Игорь, которого до сих пор била мелкая дрожь. – Там ведь тоже из ванны в ад попадали...

– Ну какой ещё ад! – засмеялась Юля, покосившись по сторонам.

В маленьком кафе было немноголюдно.

– Просто другая плоскость, другое измерение, что ли. Чаще всего люди просто умирают. Но если смерть самостоятельно поторопить, некоторые могут «упасть» в это другое измерение.

– А сценарии... Номер три – это передоз, номер два – суицид? А если суицид через передоз?

– Любой суицид под номером два, – пояснила девушка. – Тут всё дело в намеренности.

– Что тогда под номером один?

– Это особый случай. Надеюсь, тебе не придётся узнать.

– А Марат Рубенович... Колдун? Экстрасенс? Демон?

Юля мелодично рассмеялась.

– Обычный старик. Просто предвидит, когда и где это случится. Если быстро «поднять» человека, то всё будет в порядке.

– Правило пяти секунд? – усмехнулся Игорь. – Поэтому «Пять сек» оставили в названии?

– Так совпало, – Юля пожала плечами. – Хотя суть очень похожа. Но «поднять» безопасно можно и через несколько минут. Как повезёт.

– А если опоздать?

– Тогда лучше оставить «там», – серьёзно ответила девушка.

– Микробов нахватает? Или чего похуже?

Юля некоторое время молча ковырялась в смартфоне. Потом подняла глаза на глупо улыбающегося Игоря.

– Я тебе видюшку скинула. Дома посмотришь. Никогда не поздно соскочить.

«Поздно», – подумал Игорь, вглядываясь в невероятно глубокие зеленовато-серые радужки. Вечером, проводив Юлю до подъезда, он сделал неуклюжую попытку её поцеловать и, неожиданно, не встретил сопротивления.

– Я бы тебя пригласила, – тихо сказала девушка, – но... Пока не могу. В следующий раз обязательно!

Она кокетливо подмигнула и скрылась в подъезде. Игорь почувствовал, что целью его жизни на ближайшее время стал этот самый «следующий раз».

***

Файл был датирован двадцатым августа – всего за неделю до прихода Игоря в организацию. Он принёс из холодильника пиво, вылил из банки в бокал и развернул плеер на весь экран.

В кадре – очередной притон или бомжатник. Привычная махина Димы, тощий силуэт старика и незнакомый парень. Предшественник Игоря? Раньше снимали все выезды? Почему-то не видно Юли. Она за камерой? Нет, слишком неподвижно, похоже на треногу. Марат Рубенович тихо, но настойчиво убеждает в чём-то незнакомца. Тот явно упрямится. Жаль, что слов не разобрать. Махнув рукой, старик уходит в сторону. Парень поднимает с пола знакомую аптечку, извлекает какой-то шприц, закатывает рукав и неуклюже затягивает жгут. Его руки заметно дрожат, он делает себе инъекцию, какое-то время стоит неподвижно, затем резко падает навзничь, проваливаясь в груду тряпья на грязном полу.

Пиво неожиданно перестало быть вкусным, Игорь отодвинул бокал и мрачно уставился в монитор.

Старик нервно ходит туда-сюда, потом останавливается около места «падения»:

– Да будьте вы прокляты!..

Интересно, к кому он обращается в этот момент?

– Он сам. Чистый номер один, – спокойно говорит Дима, до сих пор безучастно наблюдавший.

– Совсем мальчишка ведь!

Марат Рубенович резко отмахивается и вдруг проваливается в пол следом за своим подопечным. Несколько секунд здоровяк не двигается, потом злобно бьёт себя кулаком по бедру.

– Да вашу ж мать!

Кидается к куче тряпок, суёт руку в пол, тянет за край знакомой куртки. Постепенно вытаскивает всё остальное.

– Бросай! – кричит Дима.

В руках старика бьётся что-то, лишь отдалённо напоминающее недавнего «провалившегося».

Игорь нажал на паузу и нервно протёр глаза, присматриваясь. Он стал медленно увеличивать кадр. Это, без сомнения, был тот самый парень. Но выглядел он... На фото это называется эффектом длинной выдержки, когда кадр фиксирует сразу несколько положений движущегося объекта. Веер из рук, смазанное лицо, словно состоящее из надетых слоями масок. Эффект на видео странным образом искажал только одного человека. Словно в нём одновременно пыталось уместиться несколько сущностей.

– Бросай!!! – снова орёт Дима, но уже поздно.

«Парень на длинной выдержке» вырывается из рук Марата Рубеновича, мечется по комнате, сметая предметы и круша немногочисленную мебель. В кадре снова появляется Дима с топором в руке. С трудом валит странное существо на пол, прижимает коленом грудь, размахивается...

Голова с множеством наслоившихся лиц, похожая на нелепый кочан капусты, катится в сторону камеры, разбрызгивая тёмную жидкость.

Игорь снова пожалел о том, что не умеет отворачиваться.

Первой мыслью был побег. Сейчас же собрать необходимое, доехать поездом туда, куда хватит денег. Дальше – автостопом, в самые глухие дебри! Родни у него почти нет, друзей тоже, его будет не так-то просто найти. Обращаться в полицию не имело смысла – не станут даже разбираться, назовут видео подделкой, ещё и привлекут за клевету. Даже если и зашевелятся, насколько хорошо Дима всё подчистил? Найдут ли вообще обезглавленный труп? Здоровяк с топором, наверняка, найдёт «предателя» раньше...

После всего, увиденного на работе, в подлинности записи Игорь не сомневался. Но зачем ему это показали? Юля хотела его предупредить? Она теперь тоже в опасности? Голова раскалывалась на части. Что если все трое устраивают цирк для одного зрителя? Для чего тогда заморочки с видео? Могли бы просто грохнуть его в одном из притонов. Да и Марат Рубенович не выглядел злобным господином. Скорее, жертвой обстоятельств. А из тупого качка Димы какой кукловод? Разве что очень талантливый... И Юля... Юле просто очень хотелось верить.

***

– Ты остался из-за меня?

Под одеялом вдвоём было очень тепло, даже жарко. Отопительный сезон ещё не начался, но морозы уже намекали на близость зимы. Полтора месяца Игорь продолжал работать, стараясь делать вид, что ничего не произошло. Иногда ему казалось, что он ловит спиной ироничные взгляды Димы. Марат Рубенович, как всегда, появлялся только на выездах, исправно платил и исчезал в конторе. С Юлей всё получилось как-то само собой.

– Юль, давай уедем вместе!

– Боишься? – девушка прижалась щекой к голой груди Игоря. – Дима не злой. Просто Витальке не повезло. Поздно подняли, успел нахватать... Другого выхода не было.

– А если такое со мной случится? А если с тобой?

– Ты правда за меня так переживаешь?

– Никогда ни за кого так не переживал, – искренне ответил Игорь. – Поехали к морю, а?

Юля посмотрела на него влажными красивыми глазами, зашмыгала носом и крепко прижалась всем телом.

– Я подумаю. В следующий раз точно скажу.

«В следующий раз...»

***

Холодное октябрьское утро начиналось как обычно. Дима прогревал свою развалюху, Игорь задумчиво пил чай из термоса. Их коллега, немного опоздав, забежала в проулок с мило раскрасневшимися щеками. На «второй номер», как обычно, ехали молча. С суицидниками сложнее. В отличие от коматозных нариков, их приходится «поднимать» в сознании. В очень своеобразном состоянии рассудка. Однажды Игорь спросил у Марата Рубеновича, что именно находится «там»? Старик пожал плечами и уклончиво ответил:

– Когда как.

В квартирке царил беспорядок, намекающий на разгульный образ жизни хозяйки. Картину дополнял истошно орущий младенец в облезлой кроватке. Пока Юля успокаивала малыша, занимаясь кормлением и пелёнками, старик ходил из комнаты в кухню и обратно. Он словно был сегодня не в своей тарелке, никак не находя место «падения». Наконец, он остановился прямо посреди зала.

– Здесь. Мало времени!

Дима смёл в сторону журнальный столик, который покрывала россыпь разноцветных таблеток и бутылок. Игорь посмотрел на Юлю и вдруг представил, что она держит их общего ребёнка. В сердце зашевелилось что-то давно забытое и наглухо заколоченное в самом дальнем углу. Девушка улыбнулась.

Громкая возня на полу заставила обернуться. Марат Рубенович вдвоём с Димой тащили из ковра лохматую рыжую девку, которая визжала и отчаянно царапалась.

– Подержи, – коллега вручила ребёнка Игорю и поспешила к «поднятой», приготовив шприц.

– Тваааарииии! – заорала рыжая, яростно отпихнула старика и вцепилась в волосы Юли, вместе с ней проваливаясь обратно в пол.

Марат Рубенович ударился головой об угол тумбочки и отключился. Игорь сунул заоравшего ребёнка в кроватку и кинулся на пол, хватая любимую девушку за руку. Раздался какой-то треск, он повалился на спину вместе с женской кистью, из которой обильно текла кровь. Видимо, «провал» захлопнулся, или что-то вроде того...

– Нееет!!! – заорал Игорь и тут же получил удар в челюсть.

Когда перестала кружиться голова, сверху навис Дима:

– Не ори, баран! К воплям рыжей соседи привыкли, а на твои ментов вызовут!

– Юлю надо «поднять»! – зашипел Игорь, хватая коллегу за воротник.

«Пусть рубит меня, лишь бы её вернули!!!»

– Я не могу! Только Рубанкович может. Очнётся – поднимет. Если успеет.

Игорь беспомощно ползал по ковру, хлопая ладонями по твёрдому полу на месте недавнего «провала». Кровь на потёртом вишнёвом ковре была почти незаметна. Юлина кисть лежала рядом, слегка подрагивая пальцами. Сама она где-то «там», с жуткой травмой, напугана и брошена, её нужно спасать! Игорь сгрёб со стола кучу таблеток и засунул в рот, давясь и пережёвывая. Запил из первой попавшейся бутылки, улёгся на мокрый от крови ковёр и стал ждать.

К счастью, эффект наступил быстро. Сердце начало колотиться с неистовой скоростью, мысли поплыли назад и вбок вместе с окружающим пространством. Игорь почувствовал, как медленно проваливается в пол, словно в глубокую могилу. Он вспомнил, что видел такое в каком-то фильме про наркоманов, и удивился, насколько точно передали ощущения. Светлый прямоугольник наверху удалялся, постепенно уменьшаясь. В нём мелькнуло бесстрастное лицо Димы, затем Марат Рубенович, печально потирающий затылок. Между ними склонилась Юля. Девушка виновато улыбнулась, разводя руками. Обе кисти были на месте.

***

Игорь сидел за столом уже, кажется, целую вечность. В голове давно прояснилось, и даже перестало тошнить. Честно говоря, он не чувствовал почти ничего. Комната вокруг имела странную многоугольную геометрию. Количество углов и дощатых серых стен (потолков?) то и дело менялось. Стабильным оставался только пол, на котором стояли стол и пара стульев. Марат Рубенович сидел напротив и что-то увлечённо рассказывал. Возможно, уже не первый час.

–... вот потому и назвали Маратом. Хотя имя совсем не армянское.

Стажёр поймал себя на мысли, что впервые видит улыбку руководителя. Грустную, виноватую, но искреннюю улыбку.

– Ну, засиделся я. Скоро потащат.

– Пять секунд истекают? – усмехнулся Игорь.

– Увы. Там секунда, а «тут» – когда как. От мига до нескольких лет. Потому некоторые так брыкаются. Они уже и не помнят, что было в их мире. Что вообще был какой-то другой мир. Нам с тобой повезло, поговорить успели. Ты прости.

– Почему я-то?

Старик глубоко вздохнул.

– Не все «поднятые» становятся «поднимающими». Но всем, кто получил этот дар, приходится платить. Много лет назад моя семья погибла. Землетрясение... Я не выдержал, кинулся с моста. Не разбился, «провалился». «Подняли», как видишь. Таких контор много. Иной раз наткнёшься, где и не думал. Немного опоздали, я с собой пару сущностей зацепил. Хитрые, не сразу проявились. С виду – совсем как люди. Ты с ними очень хорошо знаком... У нас уговор. Они мне не мешают «поднимать», даже помогают. Но на сотню «поднятых» одного я должен отдать.

– По «сценарию номер один»?

– Именно. Наркоманы, психи, слабаки – это для них мусор. А вот человек, сознательно приносящий себя в жертву – редкая ценность.

– А до меня много было?

– В вашем городишке пока ты да Виталька. Люди тут чёрствые. Но парни на её чары ведутся, как ни крути.

Марат Рубенович встал из-за стола и печально махнул рукой:

– Не держи зла. Может, ещё и свидимся когда...

«В следующий раз», – прозвенело в голове голосом Юли.

Старик исчез, оставив ощущение, что разговор происходил много лет назад. Из-за угловатых досок всё отчётливее доносились царапанья и постукивания. Не вежливо держать гостей на пороге. Игорь схватил табурет, ощущая странную лёгкость в теле, и начал проламывать выход.

Ломтик лимона утонул и сразу всплыл обратно, распространяя приятный аромат. Максим с удовольствием лизнул кислые пальцы, взял кружку ладонями за бока и протянул Светке. Та сидела на диване с обиженным видом, поджав ноги и тыкая в смартфон.

– Свет, горячо!

Никакой реакции.

– Я щас уроню и обварюсь...

Девушка презрительно зыркнула на мужа и схватила кружку за ручку, едва не расплескав. Максим довольно улыбнулся: контакт установлен.

– Ну чего ты? Я же не тебя дурой назвал! Ну а кто они, если ведутся?

Чай подействовал, как и предполагалось – супруга понемногу оттаивала.

– Хорошо, что ты у нас блогер-эксперт по всем вопросам! – съязвила она, наконец.

– Свет, на вас же деньги рубят. Из воздуха.

– Ууу, миллиарды нарубила! А санитаркой для души работает. Макс, у неё даже прайса нет! Сколько хочешь, столько даёшь. Хочешь – тысячу, хочешь – полтинник.

– Одна даст тысячу, и другим уже стрёмно меньше давать. Город-то маленький.

Кружка понемногу пустела, Светке стало тепло и уютно. На мужа она уже почти не злилась. Даже захотелось его переубедить.

– Как ты сказал, психология и наблюдательность?

– Именно! – улыбнулся супруг. – И маленький город, где все про всех знают.

– А как она у нашего экспедитора язву желудка определила? Сразу уточню, он не местный, из области, проездом к ней заскочил.

– Ну вы-то местные, – спокойно возразил Максим. – Кто-то чего-то ляпнул про него, она запомнила. А если и нет... Многие болезни на лице написаны, а она всё-таки в медицине работает. Хоть и санитаркой.

– Допустим. А Сонька? Она вообще по телефону звонила, имени не назвала, никакого визуального контакта. А ведьма всё поняла по голосу! И что с мужем нелады, и что развода не хочет. Даже беременность предсказала за полгода!

Максим на всякий случай забрал из рук жены пустую посудину и поставил на журнальный столик.

– Я уже говорил про маленький город? – улыбнулся он, уворачиваясь от удара подушкой. – Мало ли, кто намекнул, что некая Софья хочет анонимно погадать. Да и вообще... Большинство обращается к таким услугам, когда семья трещит по швам. Из них половина – мямли, вроде вашей Соньки. Какой ей развод? По голосу ясно, насколько она в себе не уверена. Нового мужика будет сто лет искать. Таким только терпеть и надеяться. Ну а беременность считается лучшим клеем для осколков брака. Так что не предсказала, а подтолкнула.

– Циник ты, Макс.

Светка помолчала, в глубине души понимая, что он прав. Но было обидно за подругу, чересчур мягкую и готовую прощать любые подлости. Неужто Сонька и правда такая дура? «Скажи мне, кто твой друг...»

– Ладно, хрен с ним, с гаданием. А сглаз? А порча? А приворот, в конце концов!

– Ну тут ещё проще, – самоуверенно ухмыльнулся Максим. – Ты заметила косой взгляд, услышала неискреннюю похвалу и забыла. А подсознание помнит, начинает во всём искать подвох. Внимание рассеивается, всё из рук валится, настроение ни к чёрту, самочувствие тоже. «Снятие порчи» – это плацебо для дурачков. Веришь, что поможет – оно и поможет. Убедит подсознание, что подвоха нет. Вот и все дела.

Девушка снова насупилась. Если в гаданиях она и подозревала мошенничество, то бытовое суеверие было её вторым «я». Приметы выполнялись неукоснительно, в доме то и дело стучалось по дереву и плевалось через плечо. «На всякий случай», – отшучивалась Светка, но муж знал, что это вполне всерьёз.

– Вот в приворот верю! – весело заявил он, пытаясь сгладить углы. – На некоторые пары смотришь и понимаешь, что без него никак. Приворот – штука нужная!

– Нужная! – злобно буркнула супруга. – Пока однажды не пожалеешь...

Максим поднял брови, изображая удивление:

– Ааа, так ты меня тоже... «того»? А как именно? И что будет, когда приворот закончится?

– Скоро узнаешь! – тихо огрызнулась Светка и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Парень покачал головой. Он был уверен, что никакие привороты ему при встрече с будущей женой не потребовались. Ну а если и были с её стороны какие-то бессмысленные ритуалы... Пусть играется, не во вред же.

Однако с «ведьмой» Максим твёрдо решил разобраться. К человеку, обладавшему таким влиянием на доверчивых провинциалок, жену лучше не подпускать. Да и свой блог давно пора оживить. Разоблачение мошенницы, знакомой многим, отлично подойдёт. Он открыл страницу в соцсети. Простая «серая мышка», чуть старше Светки. Ни готичного макияжа, ни татуировок, ни замков на фоне луны. Хоть бы с аватаркой покреативила, что ли. И с псевдонимом. А то просто Ольга...

***

– Ну называйте по фамилии, если это добавит колорита, – улыбнулась «ведьма». – Иванова! Нагнала жути?

– Ух! – демонстративно вздрогнул Максим. – Аж до икоты!

Он сидел напротив Ольги за полированным столиком советских времён. Такие ещё раскладывались в большие столы, когда приходили гости. Вся обстановка комнаты тоже была какой-то простой и старомодной, из той же эпохи. Может, в этом и фишка? Никаких магических шаров, чучел и змей, зато намёк на солидный возраст молодой с виду «магички»? Правда, имелся чёрный кот, вальяжно растянувшийся на диване. Но и его инфернальность портили яркие белые «носочки». Хозяйка кота выглядела так же, как на аватарке – женщина под сорок, в меру симпатичная, с волнистыми тёмными волосами до плеч. Выделялись разве что глаза какого-то странного, неуловимого оттенка. Одежда простая и современная, что разрушало концепцию «молодой старухи».

– Я понял, – осмотревшись, сказал посетитель. – Подкупаете клиента простотой. Мол, нет никакой мишуры, в отличие от конкуренток.

– Да у меня и конкуренток нет, – пожала плечами «ведьма». – Настоящих, по крайней мере... А вы что хотели-то? Интервью? Или просто посмотреть, чтобы потом обосрать?

Максима покоробило от неожиданно грубого слова. Ольга так широко улыбнулась, что он понял, кто в этой комнате настоящий «тролль».

– Ну зачем же так? Я за честность. Если вы и правда обладаете неким даром, то докажите. С меня – самый положительный обзор. Ну а если мошенница...

– И чем же доказать?

– У меня есть фобия. Но вы, конечно, и так уже знаете?

– Нет, не знаю. Я же мистик, а не психиатр. Мне надо вас послушать, установить связь, тогда я... прочитаю.

Максим изобразил разочарование:

– Так я и думал... Я вам расскажу о себе, а вы из этой инфы наделаете выводов. В чём же магия?

Ольга положила руки перед собой и скрестила пальцы, приняв позу внимательного слушателя:

– А вы сами выбирайте, что мне говорить. Можете пороть любую чушь, не имеющую к вам отношения. А потом посмотрим, какие выводы я наделаю. Идёт?

Максим почесал затылок и начал рассказывать. Всё подряд, о своём детстве, о родителях, об учёбе и семейной жизни. Он пытался хитрить и путать следы, постоянно добавляя события, которых не было, приписывая себе черты характера, которых не имел. Всё это время собеседница неподвижно слушала, иногда прикрывая глаза. Казалось, что она задрёмывает. В один из таких моментов её волосы у правого уха странно зашевелились. Ольга вздрогнула, словно её что-то разбудило. Через пару минут повторилось то же самое. Рассказчик невольно уставился на голову «ведьмы», ожидая сюрпризов.

Несколько тонких прядей вдруг отделились от остальных и заскользили вниз по белой блузке. Чёрный мохнатый паук размером с перчатку соскользнул по гладкой ткани и с тихим стуком упал на полированную поверхность.

Чувствуя, как внутри всё похолодело, Максим выдавил из себя улыбку:

– Как зовут зверюшку?

– Гришка, – невинно улыбнулась Ольга.

Она спокойно взяла «Гришку» за бока и положила на середину стола.

– Не бойтесь, он не укусит.

– Только понюхает? – беспечно отшутился посетитель, но резко осипший голос проваливал к чертям всю конспирацию.

Максим смотрел на огромную тварь и чувствовал, как у него немеют ноги и поджимается мошонка. Сердце долбило где-то в районе глотки, не позволяя дышать. Восьминогая «перчатка» неподвижно таращилась всем набором бусинок. Казалось, что каждой ворсинкой своего тела существо ловит малейшее движение, чтобы совершить бросок. Интересно, птицееды умеют прыгать? Одна из лапок паука резко дёрнулась, и человек с воплем отскочил от стола, перевернув стул. Кот на диване злобно зашипел.

Немного переведя дух, Максим искренне заулыбался:

– Угадали с первой попытки, браво! Кто там ещё в запасе, если бы паук не сработал? Змея в рукаве?

Ольга непонимающе развела руки в стороны:

– Какой паук?

На столе было пусто. Парень начал лихорадочно отряхиваться, чувствуя новый прилив паники. Громкий мелодичный смех привёл его в чувство. Наконец-то он всё понял, поднял стул и уселся обратно, напротив «ведьмы».

– Гипноз, да? Круто!

Ольга смотрела на него без тени иронии:

– Человека загипнотизировать не так-то просто. Вы видите тут какой-нибудь маятник, волчок, шарик? Что-то блестящее? Разве я делала какие-нибудь пассы руками? Говорила что-нибудь? Нет. Вы постоянно думали о своей фобии, чтобы её случайно не выдать. Я лишь уловила и помогла материализовать.

– И насколько она теперь... материальна?

– А это зависит от вас.

***

Когда Светка пришла с работы, её муж спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в клавиатуру ноутбука.

– У тебя скоро «ворд» закончится, – сказала девушка вместо приветствия.

Максим встрепенулся, щурясь на экран. Защита от случайных нажатий сработала без нареканий.

– Ну что, шарлатанка она? – крикнула жена с кухни, шурша пакетами.

– Ещё какая! – буркнул блогер, закрывая документ с единственным написанным за вечер абзацем. – Свет, а она правда санитаркой работает?

– Да.

– Странно. Образованная, довольно привлекательная...

– Что за пренебрежение? – Светка зашла в комнату с тарелкой бутербродов и кружкой чая.

– Просто ей бы в офис. Или в педагогику.

– А тебе бы уже хоть куда-нибудь.

Ночью, когда супруга мерно сопела под боком, он всё вертел в голове одно и то же предложение, никак не находя оптимальный вариант. Сценарий разоблачения рождался в огромных муках. Плюнув и уже собираясь задремать, Максим услышал тихий звук рядом с головой. Так иногда щёлкает сломанное перо в подушке, но почему-то его не устроило такое объяснение. Вдруг таракан упал с потолка? Брезгливо морщась, человек нащупал смартфон на тумбочке и включил фонарик, собираясь дать бой наглому насекомому.

На подушке сидел паук. Не слишком большой, но весьма неприятный. Явно не из домашних тонконогих, которых Максим не боялся. Он поднял с пола носки, надел оба на одну руку и импровизированной варежкой сгрёб восьминогого с подушки, стараясь не прислушиваться к тактильным ощущениям. Прошлёпал босиком на кухню и выкинул тварь в форточку вместе с носками. Вернувшись в спальню, долго осматривал постель с фонариком, чем вызвал недовольное мычание супруги. Когда он, наконец, улёгся, его била мелкая дрожь. Слишком не вовремя вспомнился «Гришка». Воплощённая фобия, материальность которой зависела от человека. Ну а раз так...

На душе вдруг стало легко и спокойно. Послышался новый щелчок по подушке. Потом ещё один – по одеялу, в районе живота. И ещё, и ещё, словно в спальне начинался дождь. Лёжа на спине, человек под одеялом сделал глубокий вдох и с улыбкой прошептал:

– Троллишь, ведьма? Нет тут никаких пауков.

На лицо словно кинули шерстяную перчатку. Она тут же засучила «пальцами» и, пробежав по шее, нырнула под одеяло. Долгая секунда оцепенения и осознания. Максим истошно заорал и начал лупить себя по груди и животу, упал на пол, брыкаясь и путаясь в одеяле. Яркий свет ослепил и немного привёл в чувство. Перепуганная Светка стояла в пижаме у выключателя.

– Ты чего, Макс?..

Он выпутался из ткани, молча встал и начал осторожно перетряхивать постельное бельё.

– Извини, Свет... Показалось, что я в дом паука притащил. Здоровенного.

– Твою мать! – девушка выхватила у мужа одеяло, замоталась в него и щёлкнула выключателем.

– А я?

– А тебе рано не вставать, придурок!

Светка рухнула в своём «коконе» на постель и накрыла голову подушкой. Максим понял, что до утра уже не уснёт. Он прошёл на кухню и достал из холодильника бутылку водки. Нервы надо лечить...

Утром сильно болела голова, а во рту было мерзко. Невольно подумалось, не могла ли туда заползти восьминогая тварь? Мысль вызвала тошноту, и ненадолго сделалось легче.

Максим шёл по нагретому уже асфальту, сожалея, что поздно проснулся. Летний зной не способствовал улучшению самочувствия, но откладывать визит было нельзя. Договорятся как-нибудь. Ей – хороший обзор, ему – разгипнотизирование, или как это правильно называется? «Снятие порчи», – усмехнулся блогер, но был согласен даже на такую формулировку.

В сквере привычно ошивалась стайка бомжей, собиравших бутылки и клянчивших мелочь. Издалека слышалась их ругань: кто-то пролил мимо стакана, и ему клятвенно обещали оторвать руку. Один из бездомных тут же увязался за одиноким прохожим. Из задумчивости парня выдернул сначала резкий гнилостный запах, а потом уже картинка и звук. Половина лица бомжа была фиолетовой и опухшей. Из глазницы торчало нечто белесое, напоминавшее виноградину без кожуры и обильно сочившее гноем. Размазав жидкость по свалявшейся бороде, бездомный той же рукой потянулся к Максиму. Тот брезгливо кинул ему в ладонь пару монет и ускорил шаг.

– Нахрена мне твои деньги! – рявкнули в спину.

Монеты звонко посыпались на асфальт, а шаркающие шаги догоняли. Стоило обернуться, и в лицо тут же вцепилась грязная пятерня:

– Отдай мне глаз! Тебе хватит и одного!

Отпихнув нападающего, парень бросился бежать, слыша вслед хриплые вопли:

– Мне нужен глаз! Зачем тебе два?! Отдааай!!!

Миновав сквер, Максим забежал в первую попавшуюся аптеку и купил антисептик. Долго мочил платок и оттирал лицо. Спирт попал в глаз, отчего пришлось с руганью промывать его водой под ближайшей колонкой. Подойдя к припаркованной неподалёку машине, он повернул зеркало на дверце, осмотрел опухшие веки, покрасневший глаз и глубокие царапины на щеке.

– Вот тварь!..

Пожалуй, что на сегодня хватит. Не стоило давать «ведьме» лишних поводов для издёвки. Прикрывая половину лица платком, Максим зашагал обратно к дому, свернув в переулок, чтобы обойти злополучный сквер.

***

Очередное июльское утро навалилось тяжёлым и мокрым от пота одеялом. Максим открыл один глаз и осмотрелся. Судя по ощущениям, он опять накануне лечил нервы водкой, хотя не был в этом уверен. Картинка плыла и искажалась, обои выглядели старыми и сильно выцветшими, кое-где висели клоками. Второй глаз почему-то не открывался. Парень резко сел и встряхнул головой. С трудом сфокусировав зрение, он оцепенел. Пауков на этот раз не было. Была спальня в их со Светкой двухкомнатной квартире, но выглядела она так, словно в ней устроили ночлежку бездомные алкоголики.

«Отдааай!!!»

Максим хлопнул себя по щеке, попытался хлопнуть по второй и понял, что намертво отлежал правую руку. Так бывало редко и проходило довольно быстро. Встав с простой пружинной койки, заменившей привычный разложенный диван, хозяин ходил по своей квартире и ничего не узнавал. Старая мебель, драные обои, кучи грязной одежды во всех углах. На кухне – море тараканов, горы немытой посуды, ряды пустых бутылок и жуткая вонь.

– Какого хрена тут творится... Света!

Крикнуть не получилось – голос был слабым и очень сиплым. Ошалевший Максим вернулся в спальню, всё ещё не ощущая правую руку. На койке сидела сморщенная патлатая старуха, улыбаясь беззубым ртом:

– Доброе утро!

– Ты кто?! – прошептал парень, цепляясь за шкаф.

– Ну вот... – старуха смущённо потупилась. – Так и думала, что не узнаешь. Помнишь, ты спрашивал, что будет, если приворот кончится?

С минуту Светкин супруг молчал, потом его осенило:

– Ай да Ольга!

Он направился в ванную, уверенный в своих догадках. Это ж надо было так заморочиться! Квартиру загадить, старуху найти...

– Нет, правда, крутейший пранк! – убеждал себя Максим, намыливая лицо. – Да когда эту чёртову руку уже отпустит!

Он промыл открытый глаз и уставился на онемевшую конечность. Правой руки не было. Прямо над подмышкой бугрились узловатые застарелые шрамы, говорящие о том, что много лет назад его руку отняли под самый корень.

Попытка закричать сразу утонула в болезненном хрипе. Максим, как заворожённый, рассматривал своё тело и не узнавал. Борозды вместо руки, шрамы на правом боку и на животе. Длинная белая «молния» рассекала бедро. Готовый к худшему, парень, наконец, посмотрел в зеркало. Так и есть! На месте правого глаза – ввалившаяся пустота. Шрамы на голове и шее... Когда это всё появилось? Как можно такое забыть?! Нестерпимым жаром запылали виски и сильно сдавило сердце. Ноги подкосились и плавно усадили своего хозяина на грязный кафель.

Над мужчиной, пытающимся громко и по-детски зареветь, склонилась старуха. От неё сильно пахло немытым телом и корвалолом. С улыбкой протянула стакан:

– Пей, истеричка! Поверил теперь?

Максим машинально проглотил лекарство, вздрагивая всем телом:

– Не может быть...

– Успокоишься – приходи в спальню. Глядишь, и без приворота получится. Жена я тебе, или как?

«Светка» кокетливо взмахнула подолом замызганной ночнушки, обнажая тощие узловатые ноги, и удалилась. Муж, шатаясь вышел из ванной, сгрёб с пола на кухне какие-то тряпки, прихватил нож со стола и выскочил на лестничную площадку.

Штаны и футболка оказались по размеру, хотя Максим их совсем не помнил. От нестираных вещей воняло, но выбора не было. Одеваться с одной рукой было жутко неудобно.

«Лучше бы не хватало левой...»

У подъезда, парень чуть не сбил с ног соседа. Тот миролюбиво улыбнулся:

– Здорово! Ты куда босой?

Он протянул правую руку ладонью наружу. Пожав её своей левой, Максим молча отмахнулся и побежал на улицу.

В сквере на этот раз не было никаких бомжей. Можно было спокойно посидеть и переварить весь навалившийся кошмарный абсурд.

Допустим, Светка не врала, приворот всё это время делал из страшной старухи молодую жену. Но как же друзья и близкие? Никто ничего не сказал ему ни до свадьбы, ни после. Всех, что ли, приворожили? Но если вся эта хрень с приворотом ещё могла оказаться розыгрышем, то как быть с увечьями? Шрамы явно старые. Как они появились? Почему ещё вчера всё было совсем по-другому?

Максим почувствовал, как его снова душат слёзы и накатывает нестерпимая паника. Несколько лет его жизни, возможно, были иллюзией. Ложным, искусно созданным воспоминанием. Приятным мороком, где у него были две руки, два глаза и красивая жена. Где он был без малого счастлив... А что если морок – не ТОГДА, а СЕЙЧАС? Неожиданно вспомнилась его студенческая гитара, которая до сих пор висит в зале над диваном. Точнее, висела до сегодняшнего утра. Он ведь играл на ней совсем недавно! Даже слегка поругался из-за этого с соседом. С тем самым, который пожал ему левую руку, как будто всегда делал именно так...

По скверу шла пара студенток и Максим, извинившись за свой внешний вид, попросил позвонить. Он смущённо заверил их, что с одной рукой убегать неудобно. Девушки удивлённо переглянулись, потом одна из них вынула из сумки здоровенную сенсорную «лопату»:

– Диктуйте, я наберу.

Запоминать номера давно не было смысла. Но самые старые – из той эпохи, когда их зачем-то дублировали в бумажные блокноты – память хранила до сих пор. Максим назвал номер друга, который умотал в Москву сразу после универа. С тех пор они крайне редко виделись, общаясь, в основном, через интернет.

– Привет! Это Макс.

– А то! Новый номер? – отозвался Саня.

– Потом объясню, времени нет. Слушай, а где моя гитара?

С Саней они в своё время были действительно близки, так что долгих вежливых вступлений не требовалось.

– Ну ты огорошил... Ты же мне её отдал тогда. Тебе-то она без надобности стала...

– Когда «тогда»?

– Ну пять лет назад...

Короткие гудки прервали соединение.

– Деньги кончились, – сказала девушка с явным упрёком, забирая телефон.

– Извините... Я верну. Вы мне номер напишите.

Студентка поспешила прочь, увлекая за собой подругу.

***

Входная дверь оказалась не заперта. Максим сразу прошлёпал грязными босыми ступнями в зал. Ольга сидела на своём рабочем месте, за столом. В центре полированного квадрата покоился «Гришка», которого хозяйка слегка поглаживала кончиками пальцев. На гостя она смотрела без всякого испуга и удивления. Посетитель бесцеремонно уселся напротив, ехидно посмотрел в холодные глаза и резким движением пригвоздил паука ножом к столешнице. Удивительно, как ловко это у него получилось левой рукой. «Ведьма» едва успела убрать свои пальцы. Тварь заскребла лапами, но, вопреки ожиданиям, никаких звуков не издала, тихо свернувшись в мерзкий мохнатый комок.

Ольга всё так же бесстрастно смотрела на Максима, словно ничего странного не произошло:

– И что дальше?

– А дальше – кота. А потом, возможно, и вас...

При упоминании кота ледяной взгляд на мгновение сверкнул недоброй искоркой. Зверь, словно почуяв недоброе, спрыгнул с дивана и куда-то ускользнул. «Ведьма» тут же взяла себя в руки и холодно заговорила:

– За паука в расчёте. Справедливо, поэтому не возражаю. Чего ещё-то от меня хотите?

– Хочу... – Максим немного помялся. – Чтобы выслушали. И на этот раз помогли. А не как с фобией...

– А с фобией вы меня и не просили помочь, – улыбнулась Ольга. – Сразу начали в угадайку играть.

– А теперь прошу.

– Тогда слушаю.

Посетитель молчал, подбирая слова. Хозяйка квартиры вытащила из столешницы нож с нанизанным пауком и отнесла на кухню. Вернувшись, положила на то же место смартфон:

– Давайте, как на приёме у доктора. Вы мне всё подробно расскажете. Я выслушаю. Много раз, если понадобится. И постараюсь подобрать лечение. Не возражаете?

Максим покачал головой, и «ведьма» включила запись.

– Расскажите, что именно вас беспокоит?

«Пациент» сбивчиво вывалил в кучу все свои злоключения. Потом немного собрался с мыслями и начал заново, по порядку. С разговора о приворотах. Ольга, как и в прошлый раз, сидела молча и неподвижно, скрестив пальцы на столе и внимательно слушая. Лишь иногда её глаза неуловимого цвета прикрывались на несколько секунд.

Исповедь не приносила Максиму облегчения. Скорее, наоборот, становилось всё невыносимее от осознания того, что это всё происходит наяву, что он действительно калека, а его жена...

– Я прошу вас объяснить и всё исправить! – подытожил он, заталкивая очередной ком обратно в глотку.

Ольга отключила запись и впервые за встречу улыбнулась. Мягко и снисходительно, словно учительница глуповатому ученику.

– Объяснить – извольте. А вот исправить... Давайте по порядку. Что вы думаете обо всём этом?

– По логике выходит, что Света приходила к вам или к кому-то из ваших... Ещё до свадьбы. Но... Я не понимаю... Она что же, всегда такой старой была, сколько мы знакомы?

– Конечно, нет. – Ольга положила на руку Максима тёплую и мягкую ладонь. – Я сейчас скажу очень тяжёлые вещи. Но вы не сможете жить дальше, если не примете их как есть. Светлана была молодой и красивой, когда вы познакомились. Никаких приворотов не понадобилось, вы сами мне это говорили.

– Я? Но...

– Не перебивайте, пожалуйста. У вас было два года хорошего брака. Не идеального, но вполне. Пять лет назад случилась авария. Вы не послушали жену и сели за руль нетрезвым. В итоге... Вы – инвалид, а Светлана... Светланы не стало.

– Что за бред! – Максим вскочил со стула, выдёргивая руку из мягкой хватки.

– Сядьте, – успокоила «ведьма». – Дослушайте, а потом всё выскажете, хорошо?

Парень нервно плюхнулся на стул, глядя на Ольгу исподлобья:

– Я не вожу машину! У меня и прав нет!

– С тех пор и нет. И как будто бы не было. Вы пришли сюда через полгода после аварии. Разбитый и неживой. Опустившийся почти до самого дна. Вы не простили себе смерти жены и уговорили меня создать иллюзию. Выдуманный мирок, в котором всё хорошо. В котором у вас не было водительских прав, поэтому аварии не могло произойти. В котором супруга жива, а вы здоровы. Всё так же, как раньше – не идеально, но... Вполне.

– А старуха?

– Актриса на пенсии. Не знаю, где вы её нашли. Но до сих пор вы видели в ней Светлану, значит, иллюзия исправно работала. Четыре с половиной года! Пока вы вдруг сами не решили всё сломать, заподозрив во мне мошенницу.

– Как это?

– Ведьме вы верили, а мошенница – она и есть мошенница, поэтому наш замок из песка...

Ольга сделала жест рукой, словно что-то рассыпала по столу. Максим следил за невидимым песком, и ему было невыносимо горько.

– Но почему никто не открыл мне глаза раньше?

– А кто? – в голосе женщины послышались издевательские нотки. – Пьющие родичи, с которыми вы порвали связь сразу после школы? Друзья, которых вы видите только в соцсетях? Коллеги-фрилансеры и блогеры из интернета? Когда у вас в последний раз были гости?

Максим молчал. Саня приезжал всего пару лет назад. Они с ним так и не встретились. «Светка» заболела, кажется. Если бы тогда он пригласил друга к ним домой...

Горькая и осязаемая пустота всё сильнее сдавливала грудь. Пронзала острой безысходностью сердце, которое сворачивалось и умирало бесшумно, подобно большому, но безобидному пауку.

– Как всё вернуть? – тихо спросил Максим.

– Никак, – развела руками Ольга. – Тогда вы были не в себе, много пили, поэтому легко сменили реальность. Теперь разум чист и не купится повторно на тот же обман.

– И что мне делать?

«Ведьма» странно сверкнула глазами, словно ставила победную точку в некой игре.

– Принять реальность, как есть. Или не принимать совсем.

***

Вечер после жаркого дня почти не приносил свежести, но Ольга была ему рада. Ещё одна постылая смена в больнице закончилась. Женщина с удовольствием вдохнула запах свежескошенной травы на газонах и подошла к двери подъезда, нашаривая в сумке магнитный ключ. Боковым зрением уловила какое-то движение и резко обернулась. Что бы ни задумала фигура в светлом плаще, её уже скрутил некто тёмный и габаритный, зажимая рот большой ладонью в чёрной перчатке. Ольга с улыбкой посмотрела в злые испуганные глаза:

– Я ждала вас попозже, а вы прямо в день похорон... Что у вас там? Нож?

Голубые радужки стыдливо юркнули в сторону.

– Грубо. Может, сначала поговорим?

Светлая голова кивнула, насколько ей позволяла рука в перчатке.

– Вот и славно. Спасибо вам, Савелий Петрович, дальше мы сами.

– Да на здоровье! – отозвался дворник, отпуская задержанную. – Вы прямо как в воду глядели!

– Работа такая...

Светку встретила знакомая простая обстановка ведьминой квартиры. Всё как всегда, только в середине столешницы добавилась свежая трещинка и кот не попадался на глаза.

– Сбежал куда-то на днях, – словно прочитав мысли, пояснила Ольга. Она вошла с кухни с двумя чашками ароматного травяного чая. Поставила их на столик, приглашая гостью. Светка пила чай, молча уставившись в одну точку. Она шла сюда отомстить, а теперь не знала, с чего начать разговор.

– Зачем вы так? – наконец, сказала она тихо. – Я же просила только напугать его. Доказать...

– С пауком, кажется, всё прошло прекрасно. Что не так-то? – удивлённо подняла брови Ольга.

– Издеваетесь? – голос девушки задрожал. – Вы же знаете, что я с похорон!

– Знаю. И очень вам соболезную. Но я-то тут при чём? Ваш муж был здесь один раз, после чего получил сеанс «арахнотерапии». Больше я его не видела.

– Лжёте! – Светке захотелось выплеснуть в лицо собеседницы остатки чая. – Он шагнул под грузовик прямо тут, возле вашего дома!

– Думаете, я его толкнула?

– Не толкнули, но... подтолкнули. Что-то с ним сделали!

– Загипнотизировала? Зачаровала? А вы знаете, что такое не делается за пару минут? Особенно внушение мысли о самоубийстве. В котором часу он...?

– В половине двенадцатого...

– Ну тогда я вас разочарую.

«Ведьма» достала из сумки увесистый смартфон и открыла папку с какими-то файлами.

– Я записываю некоторые сеансы. Три дня назад, одиннадцать часов... Ага, вот. По-вашему, в это время я должна была колдовать над вашим мужем.

Ольга положила устройство на стол и внимательно посмотрела в глаза Светке:

– Давайте так: если вы скажете мне, что это Максим, я поеду с вами в полицию прямо сейчас.

– Расскажите, что именно вас беспокоит?

– Не знаю, с чего начать... Я не помню, как мне отрезали руку... Как я потерял глаз... Все эти жуткие шрамы... Почему в моём доме незнакомая старуха... Почему я теперь живу, как...

Голос казался Светке знакомым, но словно сорванным и очень хриплым. Возможно, она просто хотела слышать голос покойного мужа. Интонации были чужими, вместо бодрого цинизма – слабость и безысходность. И то, что этот голос говорил... «Отрезали руку», «потерял глаз»... «старуха»... Явно не про Максима.

– Это не он, – тихо сказала девушка.

– Конечно, не он – улыбнулась Ольга. Это постоянный клиент, инвалид. Постоянно теряет память на почве алкоголизма. А Максим в тот день до меня так и не дошёл.

– Жаль... Вы бы смогли ему помочь. Наверное... – сказала вдова, сглатывая слёзы. – Я пойду. Извините.

***

Проводив Светку на такси, Ольга вернулась в квартиру и с удовольствием уселась на любимый диван. Её переполняло новое, очень приятное чувство торжества. Партия была выиграна, и как изящно! Старая актриса, бомжи, хозяин «клоповника», клофелинщица... Никто не станет болтать лишнего, за каждым водятся куда большие грехи.

«А кто-то и всерьёз опасается гнева ведьмы».

Бестолковый сосед и наивный Саня? Тоже всё чисто. Соседа просто попросили поздороваться за левую руку, а друг уверен, что Светка готовит мужу розыгрыш и новую гитару.

Расставлять сети было интереснейшей игрой. Но верхом удовольствия оказалась манипуляция. Убедить здорового человека в отсутствии частей тела... Совсем не то же самое, что уговаривать клуш на разводы или «залёты». Гораздо сильнее и приятнее.

Ольга была уверена, что в деле участвовал не только гипноз. Чувствовала, что за её спиной стоит могущественная тёмная сила. Если так, то и сама ведьма была лишь её марионеткой. Марионеткой, командующей другими марионетками и понемногу входящей во вкус.

-----------

(На Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на сентябрь)

Допотопная тяжёлая дверь на пружинах громко хлопнула за спиной, заставив Олега вздрогнуть и немного взбодриться. Электронные часы под потолком показывали «4:32». Жуткая рань, но других рейсов в то проклятое место не было. Такой же ранней электричкой неделю назад отправилась и Анютка.

В зале ожидания было немноголюдно. Человек пять дремали, рассевшись на неудобных лавках подальше друг от друга. Между ними шаркала ногами сонная цыганка. Заметив новоприбывшего, она тут же поспешила навстречу. Как ни пытался Олег обойти её по широкой дуге, через минуту его уже бесцеремонно схватили за рукав:

– Молодой, дай погадаю тебе. Бесплатно.

– Выгодное предложение... Разминаешься, что ли?

– Пусть так.

Хмыкнув, парень протянул смуглой барышне обе ладони, на всякий случай покрепче прижав локтями карманы куртки. Цыганка иронично улыбнулась и принялась «читать», постепенно мрачнея и сдвигая брови. Олег был готов к стандартным «дальним дорогам» и «казённым домам» – вокзал всё-таки. Но, глядя на мимику гадалки, понял, что зайдут сразу с козырей.

– Ну, чего там? – поторопил он. – Порча или проклятие? Всё золото надо отдать, или половины хватит?

Цыганка медленно отстранилась, встряхивая кисти рук, словно испачкалась.

– Не то, всё не то... Две судьбы, две жизни вижу. Очень разные.

– Так какую выбрать-то? – улыбнулся Олег.

Тёмные глаза неприятно просверлили его взглядом:

– В одной много зла, а второй уже нет. Вот и думай.

Цыганка поспешно развернулась и потопала прочь. Парень покачал головой, провожая её взглядом. Он вытер ладони влажной салфеткой и мельком глянул на линии. Ну, разные. Как и у всех. До электрички оставалось ещё двадцать минут, поэтому Олег направился к кофейному автомату.

Напиток приятно согревал, обещая кратковременную бодрость. Хотя в поезде всё равно укачает и вырубит. Не проспать бы эту долбаную станцию у чёрта на рогах.

На самом деле Анне Звучаевой было далеко за сорок. Но за миниатюрность и моложавость вкупе с бешеной энергией и искренним детским оптимизмом коллеги звали её исключительно Анюткой. Много лет она возглавляла отдел районной газеты, отвечавший за «вести с полей». Даже на столь неблагодатном поприще журналистка ухитрялась находить что-то интересное, забираясь порой в самые глухие дебри. Уникальные таланты, сельские изобретатели, поистине шекспировские истории любви и мести. На этот раз Анютка была настроена очень серьёзно. Она, как всегда, никому ничего не объяснила, лишь на прощание обмолвилась, что это будет «настоящее расследование».

Анютка жила одна, в командировках могла подолгу не выходить на связь. Хватились её только спустя неделю, когда соседей насторожили вопли голодного кота из квартиры. Жильё вскрыли, зверя пристроили, начали разбираться. Информация от вокзала и сотового оператора подсказала направление поисков. Олегу, как самому «свежему» в редакции, было поручено присмотреть за ходом расследования и, если понадобится, «поставить всех на уши». Как это сделать, он не имел ни малейшего понятия, надеясь на оперативников. Молодой журналист допивал кофе на вокзале, проклиная ранние пробуждения и полицию, у которой не нашлось места в машине для представителя прессы.

***

Станция Стежково встретила гостя приветливее, чем пару часов назад его проводил родной город. Уже рассвело, холод понемногу отступал, густой туман приятно обволакивал пейзаж, скрывая разруху и подчёркивая атмосферу осени.

До одноимённой деревни пришлось идти ещё полчаса по заросшим колеям, цепляясь за ветки деревьев некогда ухоженного колхозного сада. Олег подобрал несколько яблок и сунул в карманы куртки. Дорога в очередной раз свернула и внезапно уткнулась в кривой самодельный шлагбаум. Заросли сада кончились, за преградой начиналась улица из покосившихся, давно не крашеных деревянных домиков. Около ближайшего жилища угрюмый старик подрубал лопатой крапиву вдоль палисадника.

– Здравствуйте! – крикнул Олег погромче, на случай, если у собеседника туго со слухом.

Старик вздрогнул, повернулся и медленно похромал в сторону гостя, взяв лопату наперевес. Это выглядело так угрожающе, что парень невольно поднял руки вверх:

– Я с миром! И без оружия!

Глядя на его жест, местный отчего-то заулыбался беззубым ртом. Он воткнул лопату в землю и опёрся грубыми ладонями о черенок.

– Не ори, не глухой. Чего надо?

– Я репортёр из райцентра. Газета «Зори труда».

– И на кой нам ваша газета?

Стоит ли раскрывать карты до приезда следователя? Но других складных версий не приходило в голову.

– Сейчас полиция приедет. Я с ними, просто своим ходом, поэтому пораньше. Тут человек пропал.

Старик усмехнулся:

– Девка, что ль?

– Да, – опешил Олег. – Знаете что-нибудь?

– Не. Просто ради мужика ты бы не поехал.

Дед сипло засмеялся и приподнял деревянную жердь, пропуская визитёра:

– Ну, будь как дома.

«Путник», – напрашивалось в продолжение, но уж очень печально заканчивалась та песня. Что ж, можно будет осмотреться до приезда органов правопорядка. Журналист побрёл по улице, прислушиваясь к редким крикам петухов и лаю собак.

– К воротам не подходи! – крикнул вслед старик, опуская шлагбаум. – Городских собаки не жалуют. Да и люди тоже.

Деревенька несла в себе все стереотипные черты вымирания. Много заросших пустующих домов с провалившимися крышами, мало людей и совсем никаких машин. Ржавый «Москвич» без колёс и остов трактора – не в счёт. Жители ковырялись на огородах или чем-то гремели во дворах за высокими гнилыми заборами. Иногда навстречу двигались какие-то фигуры, но, издали заметив незнакомца, сворачивали в проулки или заходили в дома. Всё это выглядело как в очень банальном «ужастике». Вот сейчас обернёшься, а сзади собралась толпа местных с вилами и лопатами. «Городских не жалуют...»

Парень чуть не подпрыгнул, когда за спиной пронзительно взвыла сирена. Громко выругавшись, он поспешил обратно. У шлагбаума знакомый старик препирался с коренастым краснолицым мужичком в форме. Расслышав в речи полицейского обращение «Макарыч», Олег испытал разочарование и злость. Область, как всегда, скинула местечковые проблемы на плечи района, а тот делегировал их сельскому участковому. Похоже, придётся искать Анютку своими силами...

– Тебе говорят, убирай! А то щас снесу к херам на «бобике»!

– А я вот тебе башку снесу лопатой! – не поддавался старик.

Представитель закона немного сбавил обороты:

– Макарыч! Ты понимаешь, кому ты угрожаешь? Ну не законно так дорогу перекрывать!

– Сажай, чё! – сплюнул дед. – Этой дорогой свои давно не ездят. От чужих защищаемся. Ты, что ли, нас защитишь?

– Я вот пришёл этой дорогой, – неожиданно вмешался Олег. – И зла вам не желаю. Хоть и «чужой».

– Да какой ты чужой... – отмахнулся Макарыч и, хромая, отошёл в сторону.

Краснолицый вскинул деревянную жердь, пересёк самодельную границу и протянул руку журналисту:

– Лейтенант Дроблин. Кринский сельсовет.

– Олег Кроев. «Зори Труда».

– Ну что ж, будем допрашивать. Сержант, твоя – та сторона.

Участковый махнул рукой, из УАЗика вылез тощий усатый парень, вооружённый блокнотом и фотографией Анютки. Такое же фото взял с собой в поездку Олег и недавно показывал пассажирам электрички. Теперь оно лежало в его бумажнике, рядом с фотографией любимой девушки.

– Ну а мы по этой пойдём, – Дроблин хлопнул репортёра по плечу. – Ты за мной держись. Тебе местные всё равно ни хрена не скажут. Да и мне не скажут, скорее всего... Вот с Макарыча и начнём.

***

За допросами и блужданиями по кривым деревенским улочкам день пролетел быстро. У Олега разболелась голова, и ему нестерпимо хотелось пить и есть. Он впервые пожалел, что поехал налегке, прихватив только бумажник и пару мелочей.

Допрос, ожидаемо, не дал никаких результатов. Аборигены мотали башкой, даже не посмотрев толком на фото девушки. Их старые измождённые лица снова создавали ощущение дешёвого триллера, полного штампов. У некоторых имелись глубокие шрамы на лицах или конечностях. Кто-то сильно хромал или горбился. Попалась парочка инвалидов с пустым рукавом и один одноногий. Что они могли сделать с привлекательной и полной жизни женщиной в отместку за своё уродство?

Олег, как мог, давил опасения логикой. Конечно, никакой мистики, никаких людоедов и культов не было. Сериалов надо поменьше смотреть. Это просто несчастные люди, оказавшиеся на обочине жизни, доживающие тут свой век.

Когда вернулись к машине, участковый объяснил:

– У нас в Кринском пансионат для инвалидов был. Закрыли в девяностые. А контингент – кто куда. Кого забрали, кого перевели, а кто и в Стежкове осел. Живут как-то. Огороды, живность, самогон... Остальное – в ларьке на станции. Думаю, не здесь надо вашу коллегу искать. Эти мирные, мухи не обидят.

Олег пожал плечами. Жалость к изгоям уже почти победила в нём все подозрения. Однако данные с Анюткиного смартфона упрямо говорили, что в последний раз он ловил вышки именно тут. Может, она его просто потеряла? Или кто-то из местных «подрезал» девайс на станции, а вынуть симку додумался не сразу? Что-то всё равно не давало журналисту покоя. Найти хоть какую-то зацепку было уже делом принципа. Тем более, раз местные такие мирные... Голос Дроблина выдернул из глубокой задумчивости:

– Тебя куда? На станцию или в Кринское?

Участковый уже завёл УАЗик и вопросительно смотрел на городского гостя через приоткрытую дверь. На соседнем сиденье клевал носом усатый сержант. Олег посмотрел на небо, где между тяжёлых облаков холодно перемигивались первые звёзды.

– Знаете... Электричка только завтра. Я, пожалуй, тут заночую.

– Не боишься? – улыбнулся участковый.

– Сами же сказали, «мухи не обидят».

– Мухи-то не обидят... – ещё шире улыбнулся Дроблин. – Ну, как знаешь. Звони, если что. И поаккуратнее с шитыми.

– С кем? – переспросил Олег, но представитель закона уже хлопнул дверцей, махнул ему через лобовое и задним ходом тронул УАЗик к повороту, где можно было развернуться.

Не придумав ничего лучше, городской журналист зашагал к жилищу Макарыча. Самодельный шлагбаум он предусмотрительно опустил.

В доме старика оказалось на удивление чисто. Архаичная простота в убранстве единственной комнаты вызывала ощущение уюта. Прямиком из детства, в котором почти у каждого был деревенский бабушкин дом.

Хозяин угостил незваного гостя жареной картошкой и дешёвым несладким чаем, а сам залез на лежанку печи, занимавшей добрую треть помещения. Он явно не был расположен к разговорам. Из мебели в комнате имелись резной сервант, набитый посудой, покосившийся платяной шкаф, кресло и стол. Поужинав, Олег попытался поудобнее устроиться в кресле. Спать сидя было неудобно, но усталость взяла своё. Уже проваливаясь в глубокий сон, парень заметил причину хромоты Макарыча: торчащие с печки ноги явно были разной длины.

***

Олегу приснилась Кира. Та, чьё фото лежало в его бумажнике вместе с Анюткиным. В кого он был безнадёжно влюблён ещё со школы. С которой у него никогда ничего не было, и вряд ли что-то будет. Дочка богатых, но на редкость приличных родителей, живущая в Москве и делающая большие успехи. Идеальная мечта, которой не суждено сбыться, как и положено настоящей мечте. Когда Кира поступила в МГИМО и уехала в столицу, парень не находил себе места. Были мысли уехать за ней, но зарабатывать он тогда не умел, а ничего, кроме местного пединститута, родители потянуть не могли. Немного остудил совет друга, который просто сказал:

– Смирись, чувак. Ты не москвич и не мажор. Будешь с ней, как... пришитый белыми нитками.

– Ты хоть знаешь, что это означает? – злобно огрызнулся тогда Олег.

– Мне пофиг, что означает. Я говорю, как это выглядит.

Если вдуматься, выражение оказалось вполне к месту. «Шито белыми нитками», – говорят о слишком явной фальшивке, подделке. А что может быть фальшивее, чем человек, который строит из себя то, чем не является?..

***

Ни к какой электричке Олег не спешил, поэтому проспал почти до полудня. Макарыч не будил и не беспокоил. Встав спозаранку, хозяин покинул дом, не заботясь о присутствии постороннего – воровать здесь всё равно было нечего. Позавтракав остатками вчерашней картошки, парень вышел на улицу, разминая затёкшую шею. Было зябко, и он сунул руки в карманы куртки, где лежали яблоки. Будет, чем попозже перекусить.

Журналист брёл по знакомой уже улице и не представлял, что ему делать дальше. От расспросов не было толку. Обыскивать дома ему никто не позволит, а попытки шарить по дворам втихаря точно закончатся проломленным черепом. Может, сказать полиции, что нашёл поле конопли или услышал крики о помощи? Вызвать съёмочную группу из района? Поджечь заброшенный дом? Как «поставить всех на уши», самому не угодив за решётку или куда похуже?

И что такого могла накопать Анютка, если вообще бывала тут?

Из оцепенения Олега вывело громкое гусиное гоготание. Задумавшись, он не заметил, как остановился у высокого облезлого забора. Птица во дворе горланила так настойчиво, что смогла бы охранять получше любой собаки. Неожиданно послышался звук, словно лопнула верёвка, под забором замельтешил тёмный клубок, и из облака пыли выскочило нечто весьма странное.

Олег с детства боялся собак. Точнее, возможности быть покусанным и получить пресловутые «сорок уколов в живот». С возрастом укусы и инъекции перестали вызывать панику, но крупных собак он по-прежнему сторонился. Мелкие шавки не пугали, но их агрессивность и лай раздражали до чёртиков.

Сначала было не совсем понятно, что именно кинулось под ноги. Как два животных смогли так причудливо сплестись? Когда Олег, наконец, хорошенько всё разглядел, ему стало не по себе.

Это была собака. Небольшая чёрная коротконогая дворняжка с жёлтыми подпалинами на груди и морде. Только морда эта безжизненно болталась вместе с головой, странно вывернутой набок. Язык висел сухой сморщенной тряпкой, шерсть вылезала клочьями, из пустых глазниц сочилась тёмная жидкость и падали на землю мелкие червячки. Прямо из холки собаки росла длинная пернатая шея, увенчанная гусиной головой. Эта голова, в отличие от собачьей, была жива и активна, вопила на всю округу и норовила схватить человека за штаны. Выглядело неестественно и жутко, но немного комично. Журналист не сразу пришёл в себя и додумался снять существо на телефон.

– Жулька! – рявкнул вдруг хриплый голос. – А ну на место, дрянь!

Карликовая химера, недовольно гогоча, протиснулась обратно под забор. Подняв голову, Олег увидел, что в его сторону идёт крупный мужик в засаленной фуфайке. Парень поспешно спрятал смартфон и развернулся. Дорогу в нескольких шагах преграждал ещё один местный, ковыряя сапогом камень, словно не при делах. Один рукав его линялого пиджака был пуст и засунут в накладной карман.

– Браток, а дай позвонить? – нагло оскалился хозяин «Жульки».

– Батарейка села, – соврал журналист, предчувствуя недоброе.

«Неужели, началось?»

– Так у меня зарядка есть в доме, – ещё шире оскалился здоровяк, подойдя совсем вплотную.

– Мужики, – дрожащим голосом проговорил Олег, – я с ментами работаю. Меня забрать должны скоро. Если тронете меня... Всех закроют, не сомневайтесь!

– Кто ж тебя трогает, городской? – просипел однорукий, тоже подойдя поближе. – Припёрся незваный, начал снимать без спросу. Петь, ты своё разрешение на съёмку давал?

– Не.

– Ну вот. И кто из нас нарушитель законов, приличий и вообще?

– Я представитель СМИ, – робко возразил приезжий. – Имею право снимать везде.

– Да вертел я твоё право! – рявкнул вдруг Петя, хватая журналиста за воротник.

Рука здоровяка показалась неестественно тонкой, с маленькой изящной кистью и облезшими следами маникюра. Зато вторая рука была под стать телу и обрушила на челюсть «представителя СМИ» тяжелый прокуренный кулак...

***

Олег медленно приходил в себя, ощущая спиной жёсткую неудобную постель. Всё кончилось? Анютку нашли, деревенскую шайку накрыли, а его отвезли в больницу? Ощупывая челюсть, журналист обнаружил свисающую с запястья цепь. Похоже, всё только начиналось.

За стеной послышался странный шум – словно большое животное прошло мягкими лапами по кафелю, громко постукивая когтями. Где-то вдалеке жужжала косилка или циркулярная пила. В воздухе стоял густой больничный запах. Олег чувствовал нарастающую панику, но поймал себя на странной мысли, что боится больше всего не самой смерти. Было невыносимо, что кто-нибудь обнаружит в его вещах фото Киры и будет издеваться над романтиком-неудачником, а сам он будет сгорать от стыда и бессильной злобы даже на том свете.

Попытка сесть увенчалась успехом – длины цепей на обеих руках было достаточно. Комната напоминала больничную палату с единственной койкой. Сквозь грязное окно в дальней стене светила почти полная луна. Вспыхнул яркий свет, и в палату вошёл пожилой мужчина в белом халате. Он казался грузным и рыхлым, под одеждой угадывались внушительные жировые складки. При этом руки и лицо его были неожиданно худыми. С собой посетитель принёс деревянный табурет, который поставил у окна и сел, молча присматриваясь сквозь очки.

– Перестарался Петя, – заговорил он мягким приятным голосом. – Вы уж простите его. С социальными навыками у наших беда. Это свойственно закрытым сообществам.

– Что здесь происходит? – как можно спокойнее спросил Олег, стараясь не срываться на крик и ругань.

– Ничего особенного. Живём, как можем.

– Я об этом! – парень демонстративно позвенел цепями.

– Ах это...

Доктор встал с табурета, приблизился и дважды щёлкнул ключом, освобождая запястья невольного пациента. Журналист поборол в себе желание схватить незнакомца за тонкую шею. Но едва ли старик стал бы так рисковать, не подстраховавшись. Доктор спокойно вернулся на табурет и улыбнулся, словно угадав мысли пленника:

– Вы сообразительный. Это радует.

Улыбка и лицо показались Олегу смутно знакомыми. Он встал с кровати, ощупывая бока. Одежда и всё содержимое карманов были, кажется, на месте. Парень машинально вытащил яблоко и подбросил его пару раз, пытаясь всем своим видом показать, что не боится. Или что ничего особенного не случилось, и он не станет никуда обращаться.

– Так я могу идти?

– Куда? – улыбнулся доктор. – До электрички ещё пять часов. И разве вам не интересно?

Где-то вдалеке жужжание пилы вдруг взяло особо высокую ноту, после чего зазвенела сигнализация, и по коридору мимо двери спешно протопало несколько пар ног. Среди звуков снова почудилась крупная бегущая собака.

– Не беспокойтесь, там и без нас справятся, – заверил доктор и, наконец, представился. –

Лев Ибрагимович Свенгольц, профессор медицины. Так вам не интересно?

– Боюсь, любопытство мне выйдет боком, – иронично предположил Олег. – Давайте оставим всё как есть?

– А давайте решать буду я, – мягко возразил профессор.

Журналист понял, что просто так его отсюда не выпустят, и обречённо уселся обратно на койку.

– Я люблю свою работу, – заявил Свенгольц после некоторой паузы. – Люблю помогать страждущим. И у меня это, знаете ли, получается. Да и вы как-то не жаловались до сих пор, молодой человек.

Олега кольнуло смутное опасение, что в отключке он был дольше, чем кажется, и что в его организме основательно покопались. Однако никакой боли и дискомфорта не испытывал. За исключением подбитой челюсти.

Глядя, как парень прислушивается к своему телу, смешно шевеля конечностями, профессор искренне расхохотался.

– Да ну что вы, в самом деле! Вы меня не помните? Хотя какой там, двадцать лет прошло.

Его пациент всё ещё недоумевал, разглядывая знакомые постаревшие черты, пытаясь нащупать хоть что-то в памяти.

– Часики не жмут? – участливо спросил Лев Ибрагимович.

Олег давно не носил часов, но при их упоминании машинально глянул на левое запястье. Пусто, конечно. Только загорелая кожа из-под рукава и тонкий белёсый шрам... Воспоминание накатило резко, как ведро ледяной воды на голое тело...

...Лето. Деревня. Бабочки. Бабушкин двор. Мама развешивает бельё. Папа пилит здоровенное бревно бензопилой. Я откатываю в сторону круглые пенёчки. Папа обещал научить меня их раскалывать. Бабочки. Такие красивые. Одна кружится над бревном. Вот-вот усядется прямо на жужжащую пилу. Машу рукой, чтобы прогнать. Спотыкаюсь. Фонтанчик крови. Ужас в глазах папы. Истошный крик мамы. Бабочки...

После этого был месяц в больнице, который Олег смутно помнил. Что? Как? Почему? Позже ему говорили, что он запутался рукой в леске и сильно затянул, до самого мяса. Пришлось зашивать. Про отрезанную кисть родители договорились не вспоминать, а мальчик забыл и сам, как часто забывают особо стрессовые ситуации.

Теперь он смотрел на свою левую кисть, словно впервые. Сравнивал обе руки. Немного разный цвет кожи. Разная форма пальцев и ногтей. Разные вены. Разные линии на ладони... Как он раньше этого не замечал?

– А почему вы не пришили обратно мою? – тихо спросил Олег.

Свенгольц пожал плечами:

– Пришивать обратно – это ремесло. Пришивать чужое – это мастерство. Я уже тогда был мастером. К тому же повезло, подвернулся свежий покойник примерно твоего возраста. Жаль, «наверху» не оценили моих методов. Пришлось уходить в подполье. А тут как раз Криницкий пансионат прикрыли. Такой простор для работы...

– А если бы не прижилась? – пациент посмотрел на доктора с укоризной.

– У меня не бывает «если»! – уверенно возразил Лев Ибрагимович. – Я ведь мастер!

Олег вспомнил колченогого Макарыча и Петю с тонкой женской рукой.

– А что ж не по размеру-то шьёте? И никто не возмущается?

– Если выбор стоит между одной рукой и двумя, хоть и разными, все выберут второй вариант, уж поверьте. А для меня это переход от мастерства к творчеству! Шить не просто чужое, но максимально неподходящее, пусть где-то даже нелепое и гротескное. Такого, кроме меня, не удавалось ещё никому!

Свенгольц поднялся с табурета, гордо возвышаясь над всей палатой и над своим пациентом.

– Собака с гусиной башкой... Не такое уж творчество, – съязвил журналист, понимая, что отступать уже некуда.

– О, это только первые опыты. Удачные, прошу заметить! Трансплантологи десятки лет кроили несчастных грызунов, собак и обезьян. Их кадавры жили от силы несколько дней, до полного отторжения. А Жулька в таком виде уже полгода бегает. Жаль, собачью голову на днях не уберегли. Некроз скоро поползёт... Тяжёл Петя на руку. Надо бы ему и вторую заменить.

– Но это же бессмысленно, – усмехнулся Олег. – Гусь, который считает себя собакой... Или наоборот...

«Пришито белыми нитками...»

– Это творчество! – с жаром прошептал профессор, гордо воздев к потолку указательный палец.

– Вдохновение в чистом виде! А что до смысла... Вспомните мифологию! Кентавры, сфинксы, химеры, горгоны... Во всём есть смысл, и всему есть примеры!

Лев Ибрагимович медленно расстегнул халат, белая ткань сползла к его ногам, обнажая торс. Профессор был худым и подтянутым для своего возраста. То, что смотрелось под одеждой складками жира, оказалось сложенными на животе и груди двумя парами рук. Свенгольц с наслаждением расправил конечности, напоминая карикатуру на какое-нибудь индуистское божество. Это выглядело настолько невероятным, что даже не пугало. Все шесть рук были немного разными, но живыми и функциональными.

– Вот поэтому в операционной мне не требуются ассистенты! – весело заявил профессор, похожий на нелепого паука. – Одно плохо: мозг очень быстро устаёт. Поэтому в быту обхожусь одной парой.

– А как же... Скелет, сосуды, нервы?.. И кто это вам сделал? Не сами же?..

– Не сам, разумеется. Скажем так, я не первый на данном пути. У кого-то и я учился в своё время. А скелет, сосуды, нервы... Это секреты творчества, которые я раскрывать не вправе. Сравню лишь с плодовыми деревьями. Когда прививают ветку яблони к груше, разве думают о том, как именно она принимается другим деревом?

Олег чувствовал какую-то звенящую пустоту внутри. Он понимал, что ему не выйти отсюда живым. Скорее всего, через пару дней с его рукой будет щеголять тот сиплый в линялом пиджаке. А голову могут пришить какой-нибудь корове. Ради творчества, конечно же... Парень достал из кармана бумажник, чтобы взглянуть напоследок на любимое лицо Киры. И на коллегу, которую он так и не нашёл.

– Кажется, я понимаю, что стало с Анюткой, – тихо прошептал Олег.

Свенгольц развёл верхними парами рук, нижней поднимая с пола халат, почти не наклоняясь.

– Необходимые жертвы... И их, кстати, катастрофически не хватает. Вот и маются некоторые из подопечных с культями до сих пор. А ведь люди достойные, многое в жизни повидавшие, государством выброшенные на произвол судьбы. Как думаете, мы с вами могли бы им помочь?

Профессор неожиданно громко свистнул. В коридоре зазвучало знакомое цоканье звериных когтей. В приоткрытую дверь вошла большая лохматая собака непонятного окраса. Морда выглядела так, словно её каким-то образом укоротили и надели резиновую маску человека. Только маска вела себя исключительно живо, дёргала щекой, открывала рот, вываливая длинный язык, и косилась преданными глазами на хозяина. Это было настоящее женское лицо. Анюткино лицо. Олег не выдержал и отключился.

***

«Шьём по старинным традициям! Курсы для одиноких». Весёлый портняжка с огромными ножницами и номер телефона.

Бывший журналист наклеил последнее объявление в городском парке, устало вздохнул и побрёл домой, любуясь осенними деревьями. Его немного согревала мысль, что в тексте не было ни слова лжи. Шитья будет хоть отбавляй. Имелись и старинные традиции, которые профессор тщательно хранил от посторонних. Вдобавок, они действительно искали одиноких людей. Самых одиноких и не нужных, которых никто не хватится, которых станут разыскивать только «для галочки». Зато кто-то обретёт недостающую часть тела. Или даже излишнюю – творчество Свенгольца становилось всё более абстрактным.

В подъезде Олег надел наушники и включил музыку. Квартира встретила уютом, чистотой и приятным ароматом чего-то вкусного. Подбежавшая Кира чмокнула в губы, нежно хлопая глазами и болтая без умолку. Парень улыбнулся в ответ и сделал музыку громче. Не хотелось слушать этот чужой и неприятный голос, говорящий исключительно глупости. Хотелось только смотреть. Он обеими руками зарылся в ярко-рыжие волосы и долго с наслаждением разглядывал любимое лицо. В правом глазу покраснели капилляры, но к цветным линзам придётся привыкнуть. Улыбка немного кривая – левая сторона ещё не совсем прижилась...

Найти сироту с подходящей фигурой оказалось легко. Не сложно было и уговорить. Между проституцией и творчеством «не поступившая» дурочка выбрала второе. С ролью прилежной жены девушка справлялась отлично, но вот с ролью Киры...

Ничего не поделать, Кира была единственной и неповторимой. С ней получилось совсем не просто, но старый паук был щедр к верным помощникам. Оказывается, в Москве тоже немало шитых. Из тех, у кого всё подобрано по размеру. Они иногда благодарили профессора в меру своих возможностей, званий и удостоверений. Дело Киры скоро закроют, она будет существовать только для одного человека. Точнее, её лицо...

«Пришитое белыми нитками?»

Хотя бы так.

Приятная прохлада наполнила середину тела и потихоньку расползалась в стороны, прогоняя ненавистный жар. Увы, скоро маятник качнётся обратно, и я стану мокрым и липким от пота. Но пока было очень хорошо.

– Ну, как выходные? – спросил я, поставив кружку на потёртую столешницу.

Кроме нас в уличном кафе не было никого, вечер только начинался.

– Да как обычно, – пожал плечами Вадим, задумчиво потягивая своё пиво и разглядывая прохожих. – Я играл, Ленка читала. Вместе пару фильмов посмотрели.

Новый коллега был не слишком общительным, новых друзей заводил неохотно, а старых в браке почти растерял. Но попить после работы пива не отказывался. Домой он явно не торопился и по супруге не скучал.

– Веселуха... Вам бы детей, что ли, завести? – издевательски подмигнул я.

– Мляаа, ты ещё! – огрызнулся Вадим. – И так вся родня задолбала... Все эти «часики», «кружки с водой», «зайки-лужайки»...

– Да не кипятись, – я дружелюбно улыбнулся. – Дай поиграть в стереотипного советчика. Ребёнок – тот ещё хомут, на самом деле. Хотя нам с Танюхой помог не разбежаться, это факт. Просто вы странные. Это я тебе в глаза говорю, пока остальные за спиной шепчутся. Ни гостей, ни компаний, ни увлечений.

– Ну почему, увлечения есть. Я играю, она читает. Чем не увлечения? Лучше, чем бухать-то.

Вадим посигналил жестами в сторону бара, чтобы нам принесли ещё пару кружек.

***

Этот разговор состоялся два года назад, но я почему-то запомнил его очень хорошо. С тех пор мы с Вадимом стали если не друзьями, то довольно близкими приятелями. Я был единственным из коллег, записанным в его телефоне не по фамилии. Даже не совсем по имени, а панибратской формулировкой «Серый».

В семейной жизни Вадима всё было по-прежнему. Казалось, в их доме время остановилось. Он, как и я, работал логистом на крупного провинциального «дядю», Ленка трудилась в аптеке. Много лет они снимали одну и ту же квартирку, завели кое-какую живность. О детях не задумывались – всегда чего-то не хватало: квадратных метров, круглой суммы, всей этой геометрии стабильности. Зато никакой ипотеки, никаких переживаний, никаких квестов «со звёздочкой» из набора «садик/школа/больница/одеть/накормить»... То ли дело я, выполнивший все пункты стандартного «Какувсеха» уже к двадцати пяти.

Иногда я завидовал их простому, замкнутому и немного разгильдяйскому быту. Зависть вызывала и Ленка. Особенно в сравнении с моей Танюхой, порядком располневшей после родов. Долгое сидение дома не расширяло кругозор супруги, хотя она как-то ухитрялась зарабатывать своими статейками. В очередной раз слушая её пустую, до ужаса бытовушную болтовню, я думал, что жизнь несправедлива. Вот же, совсем рядом, есть красивая и умная женщина, с которой всегда есть, о чём поговорить. Но принадлежит она человеку, который этого совсем не ценит. А мне досталась Танюха. Вместо сдачи, наверное.

***

Другой разговор, который врезался в память, произошёл через полгода после первого. Мы с Вадимом остались в конторе вдвоём – нужно было срочно привести бумажки в порядок до конца декабря. Пили кофе, разговаривали о том о сём. Он давно втянулся в работу, набрал килограммов и имел несколько несвежий вид. Однако, прежняя задумчивость и угрюмость, вроде как, отступили.

– В спортзал пойду с нового года! – уверенно заявил Вадим, накидав в чашку с десяток кубиков сахара.

– Ну-ну, – усмехнулся я, глядя, как он размешивает ложкой жопослипательный эликсир.

– Да это я напоследок, – отмахнулся коллега.

– А чего вдруг? Любовницу завёл? Или Ленке понравиться решил, наконец-то?

– Да пошёл ты! – беззлобно огрызнулся Вадим, прихлёбывая из чашки. – Ленка начала движуху, а я чем хуже?

Он поведал, как его жена в завалах самиздатов накопала интересного автора. Насколько я знал, Ленка не читала откровенный ширпотреб вроде любовных романчиков или сказок про «попаданцев». Ей нравились головоломные детективы, триллеры и разная психологическая мрачнуха. Иногда с элементами мистики. Некая Лана Кардинал писала рассказы, сочетающие в себе все любимые Ленкины жанры. А самое интересное, что героиня историй была словно списана с самой Ленки. Внешность, характер, вкусы, привычки – всё пугающе совпадало до мелочей. Даже в окружении героини многое было схожим.

– Вроде мужа-дурака? – не удержался я.

Вадим пропустил шутку мимо ушей и продолжал увлечённо рассказывать. Конечно, героиню звали не Лена, работала она не в провинциальной аптеке, а была кем-то вроде детектива-эзотерика в крупном городе. С чего-то вдруг Ленка решила, что поступки этого персонажа и их последствия вполне проецируются на её жизнь. А ведь она была далеко не дурой.

– И как она это поняла? – поинтересовался я.

Вадим повозился с кофемашиной, вернулся за стол и снова добавил к стандартной формуле напитка пригоршню сахарозы.

– Она сначала по приколу это всё. Мол, если два человека настолько похожи, то и дела у них должны пойти одинаково при равных условиях.

– Но один-то из них выдуманный, – напомнил я.

– Так ведь работает!

Я поднял брови, выдавая искреннее удивление. Вадим продолжал:

– Героиня завела четыре особых кактуса. Расставила их как надо. Фен-шуй, все дела... После этого её повысили в звании в ФСБ, или как оно в их мире называется... Так прикинь, и Ленка, как только завела эти колючки, стала замом заведующей в своей аптеке!

Я не стал рассуждать о совпадениях и о простой логике карьерного роста для тех, кому «пора». Первобытные верили, что тыканье копьями в рисунки ведёт к успешной охоте. Некоторым современным людям для воплощения задуманного тоже нужны «костыли».

***

Следующий раз мы поговорили по душам только через год. Снова был декабрьский аврал, который мы с Вадимом вдвоём разгребали допоздна. С тех пор много чего произошло. Ленка всё так же «чудила» по стопам своего книжного «двойника». То занималась йогой, то затеивала капитальный ремонт, то делала татуировки или раздавала вещи бедным. Порой могла уехать за тысячу километров, никого не предупредив. Вадим, конечно же, сразу забросил спортзал, но и без него основательно похудел и осунулся. Вдобавок начал курить и редко, но метко выпивать. Видно было, что обновлённая семейная жизнь даётся ему гораздо труднее, чем пресная и вялая бытовуха. Коллеги втихаря делали ставки, как скоро супруги разведутся. Один даже предложил пари, кто кого в итоге грохнет, но такую чернуху не поддержали. Возможно, зря.

Вадим пил чёрный кофе, на этот раз без сахара, но с сигаретой. Курить в офисе запрещалось, но его это не слишком беспокоило. Он сидел на подоконнике с приоткрытым окном, выпуская дым и нагоняя морозный воздух с улицы. Я опечатал последнюю папку и, после некоторых раздумий, вытащил из сумки бутылку хорошего коньяка. Вадим криво усмехнулся, но его загоревшийся взгляд был очень красноречив.

После пары банальных тостов разговор наладился. Не выдержав моих выжидающих взглядов, Вадим сломался.

– Кукухой моя Ленка едет, Серёг. Не знаю даже, как быть.

Он снова закурил и несколько минут молчал. Потом, собрав мысли в кучу, поведал нечто довольно дикое.

Лана Кардинал продолжала регулярно выпускать новые рассказы. Минимум, по два в месяц. «Закидоны» героини становились всё более нелепыми, не отставала и Ленка. Однажды из квартиры странным образом исчез кот. Ленка делала вид, что ничего не знает, но Вадиму хватило ума полистать первоисточник. Выяснилось, что для спасения чьей-то жизни героине пришлось принести в жертву любимого кота. Кровавый ритуал был описан с пугающими и отвратительными подробностями. Вадим устроил грандиозный скандал, и Ленка во всём призналась. Убить животное она не смогла, просто отвезла на деревенское кладбище и оставила там. Возвращать его в дом отказалась наотрез, устроила истерику.

Чем больше мой коллега рассказывал, тем сильнее у него дрожали руки. Мы выпили еще по одной, и я попытался его поддержать:

– Ну, кота не убила – это уже хорошо.

– Кота-то не убила...

Вадим замялся, словно раздумывая, стоит ли дальше выносить сор из избы. К счастью, он был из тех, кто, сказав «А», всегда договаривает оставшийся алфавит.

– Месяц назад, в её день рождения... Прихожу с работы пораньше, с цветами. Ленка весёлая, на редкость прямо. Наготовила всякого, стол накрыла, красиво так. Сели ужинать. Сначала, говорит, надо съесть суп... название какое-то не русское, не помню... по особому рецепту. «Бодрит и освежает чувства», – так она сказала. Там один бульон почти, овощей чуть на дне. На вкус – куриный. Ем, нормально. Вдруг смотрю, зелёное перо плавает. Меня что-то прямо кольнуло, я бегом на кухню к кастрюле. А там Кешка, наш попугай... Она его вместе с перьями и головой сварила целиком... Я впервые в жизни её ударил, Серёг. Прямо по лицу. И сблевал тут же...

Несколько минут мы молчали. Вадим закурил очередную сигарету. Дрожь в его руках, как ни странно, уменьшилась. Вероятно, ему давно надо было с кем-то поделиться.

– Да уж, – подытожил я, качая головой. – Догадываюсь, откуда рецепт.

– Откуда же ещё?! – процедил сквозь зубы Вадим, размазывая окурок по подоконнику и отправляя его в недолгий полёт со второго этажа. – Приворотное зелье, блин! В рассказе та идиотка хотела мутить с каким-то мужиком. Тоже эзотерик, они там все из этих... Следила за ним, влезла в дом, сварила его канарейку. А у нас – видишь, как удачно совпало, что далеко ходить не надо...

– Ну есть и плюсы, – осторожно заметил я. – Она не кого-то пыталась приворожить, а тебя, своего мужа. Вот только успешно ли?

– Шутишь? – отмахнулся Вадим. – Я на неё теперь смотреть не могу иначе, как на психопатку. А она со мной после той затрещины не разговаривает. Уже месяц.

Я сдержал неуместную улыбку. Ситуация казалась довольно комичной, хотя попугая было искренне жаль.

– И это ещё не всё! – загадочно ухмыльнулся Вадим, захлопывая окно и возвращаясь к столу за новой порцией коньяка. – Я решил разобраться, кто ж такая эта Лана Кардинал. Имя-то, сука... Как у порноактрисы какой-нибудь! Весь интернет перерыл – нет такого писателя. Нигде, кроме единственного графоманского сайта. Ни биографии, ни фоток, ни контактов. На гостевом форуме – куча сообщений, больше всего – от Ленки. Все без ответа... Кто это вообще? Откуда она столько про Ленку знает? Зачем героиню с неё срисовала? Ну не может это всё быть совпадением!

Мне в голову пришла довольно логичная версия, которой я поспешил поделиться с коллегой:

– А ты не думал, что это сама Ленка пишет? Начитанная, умная. Может ведь?

– Зачем ей это? «Книгу пишу, а то читать нечего?»

– Ну а что если она давно хотела перемен? Но не решалась. Искала какого-то символичного подтверждения? Вот и создала «двойника», на котором проверяет последствия разных действий.

В моей голове снова возникла картинка из учебника истории, где пещерные люди тычут копьями в плохо нарисованного мамонта. Вадим молчал, переваривая мою гипотезу.

– Вроде, возможно, – сказал он, наконец, – но что-то не то. Не все поступки идут ей на пользу. А некоторые – вообще полный трэш, как с котом или попугаем... Или что, персонаж перестал её слушаться? А нафига Ленка на форуме сама себе сообщения пишет? Шизофрения какая-то...

– Ты сам-то что думаешь? – спросил я, разливая остатки коньяка по кофейным чашкам.

– Думаю, что это кто-то другой. И думаю, не обратиться ли в органы, пока не поздно?

***

Последний наш разговор состоялся вчера. Вероятно, последний, потому что других вариантов не оставалось. Я не видел Вадима уже почти полгода – с момента его увольнения. С тех пор о них с Ленкой в конторе никто ничего не слышал. Но я был чуть ли не единственным его другом, поэтому, забежав за какой-то справкой для налоговой, Вадим отозвал меня в курилку. Мы долго обменивались общими фразами. Он ещё больше похудел, оброс неряшливой бородой и вонял перегаром. Я решил подтолкнуть его к серьёзному разговору и прямо спросил:

– Говорят, полиция у вас была? Что-то случилось?

Вадим заметно напрягся, бегая взглядом по заплёванному кусочку двора. Но я знал, что он поделится, ведь для этого он меня и позвал.

– Слышал, бездомного убили у реки?

– В местных новостях что-то было, – кивнул я. – Свои по пьяни? Или гопота?

– Свои разве что порезать могут, а гопота – забить насмерть или поджечь. А этот отравлен.

– Пффф... Тогда понятно, – уверенно сказал я. – Бомжи какую только гадость не пьют.

– Такую – не пьют. Слишком дорого и только по рецепту. Не знаю, с какого перепугу его вообще вскрывать надумали... Но факт в том, что не сам он это. Вот теперь всех аптекарей проверяют. И Ленку тоже.

Вадим выбросил окурок и сразу снова закурил. Я дружески хлопнул его по плечу:

– Мало, что ли, у нас аптекарей? На каждом углу – пивнухи и аптеки. Погоди-ка...

– Да, ты всё правильно понял, – глаза Вадима загорелись какой-то новой мрачной обречённостью. – Грёбаная Лана! Её героиня застрелила старика. Типа, демона какого-то изгоняла... Мир спасла, у самой жизнь наладилась... Всё как обычно. Вот только у Ленки жизнь после такого не наладится... Даже если не докажут ничего...

Мы долго молчали, разглядывая урну с окурками. Я решил не спорить и не успокаивать, а просто сказал:

– Разводись, пока не поздно. Ведь утащит тебя за собой.

– Поздно, Серый, – грустно улыбнулся Вадим. – Это мой крест, и я буду его нести до конца.

***

Давно перевалило за полночь. В темноте комнаты светился только экран компьютера, бликом отзываясь в залапанной чашке с кофе.

Сука, ну почему ты такой тупой и упёртый?! Почему не бросил её, пока это не зашло так далеко? После сраного попугая, например? Какой мудак будет жить с напрочь поехавшей бабой, которую он даже не любит и трахает только по праздникам?!

А девочка молодец. Легко втянулась, красиво играет, самоотдача на высоте... Кота не смогла, котики – это святое. С попугаем было легче. А после бомжа отступать уже некуда. Планка задрана до потолка, выше – только чердак. Чердак у неё слегка не в порядке, но это временно.

Девочка молодец. Импровизирует, когда нужно. Не было ствола – додумалась до таблеток, умница. Моя Ленка... МОЯ, сука, слышишь?!!

Я потёр виски и сделал глубокий вдох, успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Осталось выждать несколько дней, пока менты не закроют дело того бомжа. Как раз хватит времени всё продумать. Финальный рассказ Ланы Кардинал должен получиться особенно остросюжетным. Возможно, кроме тупого мужа, героине стоит изгнать демона из одной бестолковой толстухи? Но кто же тогда присмотрит за сыном, когда мы с Ленкой сбежим? Хотя...

Какая Танюха, какой сын? Перед кем я тут притворяюсь?

Я оглянулся на комнату убогой «однушки», заваленную мятой одеждой, объедками и упаковками. Плохо пахнущий мирок, в котором компанию мне год из года составляли только многочисленные тараканы. Они – настоящие. И я – настоящий. И Ленка. Всё остальное досталось работодателю с моим резюме. Вместо сдачи.

-----------
(На Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место - 3000 р. Тема на август)