Типичный Питер
— Ой, я промокла до трусов, кажется. Говорила же — надо было брать зонтики! — воскликнула брюнетка, по-кошачьи встряхивая короткими волосами.
— Ну по прогнозу было написано без осадков,— выжимая светлую косу, отозвалась её подружка.— Не ной, скоро кончится. Тут, в подворотне, переждём. Это даже романтично. Такой питерский колорит.
— Чего на прогноз смотреть? Сама говорила, что в Питере всегда дождь,— возмутилась темноволосая.— Такси нужно было брать. Фу!.. чем тут воняет?.. Нассали, что ли? Ой, Кать, тут бомжи какие-то… Пошли отсюда.
В глубине темной подворотни и правда виднелись две фигуры, уютно расположившиеся на листе картона, уложенной на маленькой ступеньке, которая осталась от старинной двери, заложенной теперь кирпичом. Ближе к девушкам сидел высокий сутулый старик в потёртом сером плаще и с козлиной бородкой. Рядом расположился гладковыбритый толстяк в тюбетейке, придававшей что-то восточное его вполне европейскому лицу. У обоих в руках были пластиковые стаканчики, а рядом на асфальте стояла бутылка с красноватой жидкостью.
— Прошу простить, милые дамы, за наш не слишком презентабельный внешний вид,— наждачным тенорком начал козлобородый.— Позвольте проявить гостеприимство и угостить вас этим чудным портвейном исключительно в целях профилактики зловредных инфлюэнций.
— Ого! — удивилась блондинка.— Спасибо, конечно, очень приятно. Но мы не пьём вообще-то.
— Что же, это замечательно, вы очень правильно поступаете, не следуя пошлым современным стереотипам, требующим непременно пить в Питере,— улыбнулся старик и тут же осушил свой стаканчик.
Блондинка игриво улыбнулась, отступила на шаг и, притянув к себе подругу, зашептала:
— Видишь, Нин, я же говорила! Тут всё по-другому, даже бомжи интеллигентные.
— Да они просто денег хотят поклянчить, вот и выпендриваются.— поморщилась брюнетка.— Черт, у меня даже сигареты насквозь. Кать, дай свои, у тебя, кажется, была нераспечатанная?
— Да есть. На, держи, вроде сухие.
Нина взяла пачку, торопливо сорвала целлофан и едва не бросила на пол, но под укоризненным взглядом козлобородого спрятала мусор в сумочку. Потом достала сигарету и долго мучила колесико отсыревшей зажигалки.
— Гадский дождь, всё промокло. Лучше бы в Сочи поехали.
— Бахтияр, ну что же вы медлите! Ну угостите даму спичкой,— неожиданно распорядился старик.— Будьте так добры.
Тюбетейчатый кивнул и, вытянув из кармана коробок, галантно поднёс огонёк Нине. Катя тоже достала сигарету, и Бахтияр ловко чиркнул ещё раз.
— Ой, как мило,— расплылась в улыбке блондинка.— Может быть, вы тоже покурить хотите?
— Ах спасибо, с превеликим удовольствием,— ещё шире расплылся козлобородый.— Позвольте представиться: Вениамин Иосифович, местный гид. А это Бахтияр Улугбекович. Он молчалив, просто сейчас работает дворником. А вообще оперный певец, так что извините, боится испортить голос.
— Как удивительно! А мы вот студентки, пединститут имени Бунина. Сюда к вам на каникулы, меня…— бойко начала Катя, и тут Нина дернула её за рукав и зашептала: «Ты что, с каждым встречным откровенничать будешь? Вдруг они маньяки какие? Узбек в особенности…».
— И как вам град Святого Петра? — не обращая внимания на неприятный шепот, спросил Вениамин.
— Ой, всё нравится! — откликнулась Катя.— Только вот погода подкачала.
— Ага, а ещё мочой местами воняет,— поморщилась Нина.
— Ну тут уж ничего не поделаешь,— пожал плечами Вениамин.— Это неотъемлемая часть городского колорита. Смею заметить, в естественном ничего постыдного нет. Это нашло своё отражение даже в русской поэзии.
— Это в какой, интересно? — встрепенулась Нина.— Что-то я такого не припомню.
— Да вот хотя бы взять Маяковского,— улыбнулся старик, вскинул руку и неожиданно громко продекламировал:
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Эхо мощного голоса гулко разнеслось по подворотне и, кажется, на секунду победило дробь дождевых капель. Катя восхищенно зааплодировала, а Нина снова поморщилась и сказала:
— Ну и причём тут моча? Это стихотворение о красоте будней и …
— А чем, по-вашему, будет играть Маяковский на водосточной трубе? Губами никак не получится,— хитро прищурился Вениамин.— А вот — извольте, если мужчина станет к трубе излить, так сказать, всё накопившееся, может родиться чарующий звук. Перезвон капель по бренному металлу. Только настоящий художник может это почувствовать.
— Ой как тонко! — восхитилась Катя.— Никогда бы не подумала о таком прочтении. А ведь правильно подмечен смысл.
— Ай, Вениамин Иосифович! — неожиданно писклявым голосом, совсем без акцента, воскликнул Бахтияр. — Ну что ты такое говоришь? Маяк хулиган был похлеще Есенина. Он в этом стихотворении предложил сношение в извращенной форме, только и всего. Помните у Северянина? «Поцелуй головку флейты, и прольётся нежный звук». А Маяк пошёл ещё дальше. Сидел как-то с фифочкой в ресторане, а она намеков — никак. Вот принесли, значит, заливную стерлядку в жестяной тарелочке, он уже остограммился, и вилкой заливное ковыряет. А дама всё никак в номера ехать не желает. Нужно покорять. Вот он взял меню, перевернул и накарябал с обратной стороны. Мол, хватит уже тут ломаться, пора и за флейту кожаную взяться. А всякие знатоки вон теперь анализируют, ищут глубокий смысл и важный подтекст. Ладно студенты, но ты-то, Веня, сколько лет профессор…
Бахтияр демонстративно взялся за молнию брюк и подмигнул девушками. Лицо Кати пошло бурыми пятнами, она вдруг подхватила подругу под руку и пулей выстрелила из подворотни, несмотря на продолжавшийся ливень. Вениамин посмотрел им вслед, раздражённо затушил окурок о стену, спрятал в карман и произнёс.
— Ну и зачем так пугать девочек? Все так ладненько получалось, а ты...
— Ха! Им ещё детей учить, пусть не мыслят стереотипами, — проворчал Бахтияр и, отвернувшись к стене, сыграл ноктюрн на старой штукатурке.
