Ночной воздух был колючим и враждебным. Александр Падагин открыл глаза, чувствуя, как мир медленно пробивается в его сознание. Вокруг пустота, затхлый запах сырости и плесени будто разом навалился на него. Его разум отчаянно пытался ухватиться за хоть какой-то знакомый ориентир, но все, что он видел — нагромождение теней в неуютной, полуразрушенной коробке складского здания.
Тусклый свет от уличных фонарей просачивался сквозь выбитые окна узкими понурыми полосами. То тут, то там локоны света выделяли ржавый металл, горы мусора и подозрительные потемневшие пятна на полу и стенах.
С трудом приглядевшись, Александр смог различить троих людей неподвижно стоящих чуть в стороне. В них было не меньше теней, чем в самой комнате, они останавливали взгляд своей тревожной неподвижностью. Был ли это надзор? Или такие же, как он?
— Эй... — голос сорвался, и, несмотря на его попытки говорить громче, звук умер почти сразу, растворившись в темноте. Ни один из троицы не шевельнулся.
Почему они не ответили? Александр почувствовал, как внутри начинает медленно брать верх чувство неправильности, но... еще была надежда. Поколебавшись, он сделал пару шагов вперед, неуверенный, но настойчивый. Его пальцы коснулись руки ближайшего человека. Холод. Каменный. Мертвый.
Взгляд невольно метнулся к лицу незнакомца. В тусклом свете Александр увидел пустые глаза, застывшие в бессмысленной тьме. Он на мгновение замер, чувствуя неестественный озноб, словно лед растворялся в его венах.
Он дернулся назад, не замечая, что на полу позади оказалось что-то громоздкое. Запнувшись, Александр упал, ударившись локтем о мусор. Когда он коснулся пола, ладонь погрузилась в вязкую жидкость. Темный, гнилой запах крови разрезал атмосферу, будто ножом.
Он быстро убрал руку, но на бесцветных пальцах под тусклым светом остались темные полосы. Это кровь.
И не просто кровь. Стеной поднялся запах гниения, снова волной накативший на его сознание. Теперь паника пробивала последние бастионы разума.
Александр прижал ладони к полу, тщетно пытаясь отодвинуться подальше от троих, которые медленно, будто через плотный туман, начали приходить в себя. Их взгляды затуманены, фразы, что на мгновение сорвались с их губ, звучали бессмысленно, как у людей, едва пробудившихся после долгого кошмара.
Первая, юная девушка с длинной светлой косой и грубым разрывом на плече, медленно подняла голову. Её взгляд скользнул по полу, усыпанному остатками ткани, деревянными щепками и чем-то липким, едва подсохшим. Вторая, автоматически потянулась к груди, где на легком пиджаке отворился широкий, рваный разрез, но неожиданно замерла, разглядывая собственные пальцы, испачканные коркой крови. Она будто не верила, что эта рука принадлежит ей.
Третий, мужчина, резко вдохнул, чуя кислый, металлический запах, приторно напитавший воздух в помещении. Пытаясь быстро оценить обстановку, он встретился глазами с Александром. Разливающийся ужас в глазах последнего был настолько очевидным, что трое в замешательстве на мгновение взглянули друг на друга. Но этот момент закончился, когда их взгляды опустились на то, что лежало вокруг них.
Невозможно было смотреть. Усеченные части человеческих тел — точно перевёрнутые, ненормально изогнутые, как безразмерные куклы, складывались в непостижимые позы. В этот миг вся нейтральная непонятность окружения исчезла: кровь, застывшая на бледных лицах, на бледных руках и порванной одежде, напомнила, что все это — реальность, и нет возможности сбежать за грань сна.
— Где… где мы… что… — голос первой девушки вдруг оборвался, когда она заметила раскрытые, мертвые глаза одного из "вывернутых".
Александр, не отрывая рук от пола, покачал головой. Его движения были дергаными, почти болезненными.
— Не… не подходите… — прошептал он; голос его дрожал так, будто сам воздух вокруг давил на горло.
И тут все четверо, один за другим, словно подчиняясь внутреннему потоку паники, начали задом пятиться от тел. Это движение их и объединяло: отталкивать, избегать, не касаться той нечеловеческой жестокости, что застыла вокруг.
Однако где-то глубоко, на самом краю восприятия, у каждого из них появлялась невнятная мысль: "Почему же только четверо остались живыми?"
Некоторое время никто из них не проронил ни слова. Только взгляды, короткие, почти незаметные. Они не знали имен друг друга. Никто не знал прошлого другого. Словно каждый пришел сюда без воспоминаний – обнаженный перед страхом, перед безумием этого места.
Первое осознание пришло тихо, как тень. Александр, поймал взгляд юной девушки, хаотично осматривающей мрак вокруг. Ее руки дрожали. И вместо того чтобы отвернуться, ведь он сам едва справлялся с собственным страхом – он сделал шаг вперед. Бессловесно, почти неосознанно. Она кивнула в ответ. Лед растаял.
Вокруг незнакомцы, но эти люди... Они вдруг стали ближе, чем кто-либо прежде. Теплее родных, искреннее друзей, надежнее целого мира.
"Почему?" – спрашивал внутренний голос каждого их них. Почему я чувствую себя так, будто знаю их всю жизнь? Почему нет и тени сомнений, что я могу доверить им свою жизнь, свои самые сокровенные страхи? Но ответов не было. Остались только взгляды, движения, звуки тихих шагов в беспросветной темноте. Никто из них больше не попытался отдалиться.
Была ли сейчас полночь или вот-вот начнется рассвет – временной поток в этом месте утонул в сумасшествии. Но более не было одиночества. Тонкие, едва заметные нити, связавшие их, превращались в канаты. Вселенский ужас, давящий и всепоглощающий, дробящий личность каждого, уступал – потому что эти четверо теперь были чем-то большим, чем просто отдельные души.
Выживут ли они? Полагаясь друг на друга, возможно. А если нет – то хотя бы встретят свое падение не в одиночестве. И что бы ни произошло дальше, они знали: они честны перед друг другом. Ведь никто больше не был одинок.
Лариса Крылова неожиданно осознала: каждое её чувство вспыхнуло с непривычной яркостью. Тьма помещения, казалось, сгустилась до предела, но почему-то она видела всё яснее, чем в самый солнечный день. Груда истерзанных тел, источающих зловоние, заполняла пространство вокруг. Каждый из этих трупов — словно застывший в позе последней агонии — казался материальным обвинением.
Она сумела оторвать взгляд от этой картины кошмара и перевести его на своих спутников. Точно ли это всё они? Или её глаза — теперь такие проницательные, такие... ненормальные — открыли ей их настоящую суть? Слова их звучали приглушенно и рвано, словно проходили сквозь грязно-зелёную воду, но слух одновременно уловил нечто совсем иное.
Где-то снаружи раздался треск гравия под ногами бежавшего. Двое — чьи силуэты мелькнули за разбитыми окнами несколькими минутами ранее — теперь стремительно отступали прочь, едва не спотыкаясь на каждом шагу. Их слова доходили до Ларисы отрывками, но она отчётливо различила:
— Беги, беги ради всего святого!.. Они там... Это же... Это невозможно!
Ее новообретенный слух даже уловил, как бешено колотятся их сердца, готовые разорваться от панического страха. Однако понимание происходящего снаружи почти столь же сильно ужасало, как и то, что происходило здесь, внутри.
Лариса шагнула ближе к одному из своих спутников — так близко, что даже в этой кромешной тени видела каждую деталь его лица, детали, которые казались бы невозможными при обычном свете. Все пятна, морщины, слабые следы старых ран... Но их тени — боже, их тени! — не совпадали с их телами. На мгновение ей чудилось, что они живут отдельной жизнью.
Она мотнула головой, пытаясь отогнать эту мысль. Она снова взглянула на мёртвые тела. Неужели у них тоже были подобные "тени" до того, как они стали безжизненным мясом?
Но слова сорвались прежде, чем она успела их сдержать:
— Они смотрят на нас... нам нужно идти... прямо сейчас.
Её голос прозвучал пронзительно ненормально, словно что-то чужеродное произнесло это за неё.
Мир вокруг на мгновение замер, когда они вырвались за порог здания. Лунный свет растекался по земле, окрашивая всё вокруг в холодные оттенки серебра. Даже ночной воздух не принес облегчения — он обжег, будто ледяной страх, который стал почти осязаемым. Они молчали, но это было неугодное, напряженное молчание, полное скрытых обвинений и сдержанного крика.
— Мы должны вызвать милицию, — первым нарушил тишину Максим, один из парней, с которым Лариса оказались в этой сумасшедшей истории. Его голос звучал резко, словно нож разрезал парус. — Это... это что-то чудовищное. Это преступление. Мы не можем просто уйти, как будто ничего не было.
— Они прибудут. Найдут трупы. А дальше что? — в переполненной тишине отозвался Александр, и на этот раз его голос звучал сдержанно, даже виновато. — Всё указывает на нас.
— Ну и что с того? — кипятился Макс. — Мы же ни в чём не виноваты! Разве вы этого не понимаете?! Трупы, кровь... Это не наша вина. Мы здесь жертвы!
Слова Максима звучали громко, даже слишком громко, как будто он пытался больше убедить самого себя, чем остальных. Лариса посмотрела на парня мельком: напряжение на его лице выдавало, насколько близок он к панике. В другой ситуации Лариса, возможно, почувствовала бы жалость. Но не сейчас.
— Всегда так говорят, — прорезался язвительный голос Ольги, второй девушки. Она стояла чуть в стороне, скрестив руки, будто защищаясь от ночного холода. Казалось, её взгляд пронзал, затаив за этим странное презрение. — Как же, власти разберутся, виновных найдут... По какому нибудь сюжету. Да только в реальности на такие дела всем плевать, сейчас людей каждый день убивают. Нас просто закроют. А на суде додумают остальное.
— Ольга, прекрати, — Лариса буквально прошептала, почувствовав, как внутри что-то дрогнуло от её слов. — Мы не убийцы и не чудовища. Мы расскажем, что всё уже было... так.
— Ты правда веришь, что им это будет важно? — Ольга бросила на Ларису почти презрительный взгляд и прищурилась.
— Ты чего боишься, Ольга? Что они нас сразу пристрелят? Или перед этим немного подержат за решёткой?
— А если сбежать... ты думаешь, это поможет? — вставил Макс, повернув голову к Ольге. Его голос звучал тихо, но твёрдо, как будто он уже устал от этого спора.
Ольга скривила губы в усмешке, но её глаза блестели яростью.
— Поможет или нет — это вопрос времени. Но чтобы остаться здесь и сдаться... Это точно не выход. Мусора нас с потрохами сожрут. Кто нам поверит? Ты сам подумай.
— Нам нужно действовать правильно! — воскликнул Максим, шагнув ближе к Ольге и размахивая руками, словно этим он мог убедить её. — Бегство только делает нас подозреваемыми. Как ты не понимаешь? Если мы расскажем всё, как есть, нас, возможно, задержат сначала, но разберутся. Они обязаны разбираться!
Лариса знала, что Максим старается быть убедительным, но его голос звучал так, будто это вовсе не он, а кто-то другой отчаянно цепляется за здравый смысл, который начал ускользать.
Ольга бросила на него испепеляющий взгляд. Она собралась бросить что-то ещё, но тут Лариса решила вмешаться. Их спор накалял воздух настолько, что она чувствовала, как нехватка кислорода становится явной.
— Он прав, — Лариса сделала шаг вперёд, ловя взгляды всех троих. Страх медленно и мучительно стягивал ее сердце ледяной хваткой, но она пыталась удерживать спокойствие. — Мы не можем сбежать. Это путь в никуда. Если мы останемся и всё объясним, если будем говорить правду…
— Глупая наивность тебя и погубит, — спокойно ответила Ольга, но в её спокойствии ощущалась угроза. — Нас не спасёт правда. Никакая.
Она чуть дернула плечами, словно говоря, что спор окончен, и сделала шаг в сторону переулка. Тихий звук её шагов эхом разлетелся по ночной улице.
— И что, ты просто уйдёшь? — Александр бросил ей вслед.
Ольга не обернулась. Лишь на мгновение она замедлила шаг, но всё же не остановилась и сказала напоследок:
— Делайте, что хотите. Я предпочитаю не встречаться с палачами.
Её фигура растворилась во мраке, оставив троих молчать. Грудь Ларисы сжалась от тяжести происходящего, но она знала, что отступать больше нельзя.
Лариса, Максим и Александр быстро шагали вдоль улицы, стараясь не оборачиваться назад. Окружающая их темная промзона, где были спрятаны склады и старые цеха, теперь казалась им настоящим лабиринтом кошмаров. От бледной, тусклой луны на асфальт и кривые стены падали тени, дополняя их и без того подавленное состояние.
Единственным спасением казался таксофон у дороги. Добравшись до будки, Максим первым выдохнул:
— Подождите здесь, я попробую объяснить. — и спрятался внутрь. Ему предстояло совершить звонок, который он без остановки прокручивал у себя в голове, пока шел сюда.
"Скорее всего, мне не поверят", - мелькнуло в затуманенном страхом сознании. Но делать было нечего. Макс дрожащей рукой снял трубку и набрал номер милиции. Его голос прерывался — пусть он и постарался сделать вид, что овладевает собой, внутри словно ломался стальной стержень. Он коротко рассказал о том, что произошло: про нечеловеческую жестокость что ему довелось увидеть. На другом конце линии голос диспетчера прозвучал строго и лаконично: "Не покидайте место преступления, оставайтесь поблизости. Сотрудники уже в пути".
Положив трубку, Максим вышел из будки. На лицах остальных было только одно – нервный вопрос: 'И что теперь?'
— Ждём, – коротко бросил он, не добавив ничего лишнего. Эта пауза давила на всех троих. Лариса нервно смотрела в сторону промзоны, где начиналось всё то, что им так хотелось поскорее забыть. Александр молча сидел на бордюре, его руки слегка подрагивали.
— Почему так долго?! — выкрикнула Лариса, но ни один из них не ответил.
Прошел час, который показался вечностью. И, наконец, на другой стороне улицы появились мигалки. Мягкое пульсирующее свечение разрывали красно-синие блики, моментально окатившие темные фасады и удаленные линии ЛЭП. Милицейские машины приближались. Лариса судорожно выдохнула: возможно, это хоть что-то изменит. Или всё только начинается?
После того как Ольга покинула остальных, нарастающая злость жгла её изнутри. Её шаги звучно отзывались в промозглой тишине — мокрая земля под ногами липла к подошвам, то и дело проваливаясь в холодную слякоть. Пронизывающий ветер трепал волосы, резал лицо, но ей было всё равно. Она спешила к реке, упрямо глядя вперёд, стараясь не думать о том, что уже случилось.
Она остановилась на берегу, и посмотрела на грязные Камские воды. Невозможная серость осеннего неба сливалась с холодной широкой поверхностью реки, покрытой темной рябью. Ольга молча смотрела, как её пальцы сами тянутся к воде.
Не задумываясь, она погрузила руки в ледяную влагу. Смывая кровь, она двигалась медленно, почти механически, словно всё происходило и не с ней вовсе. Грязные потоки стекали с её пальцев, унося багровые разводы прочь, и тут она вдруг поймала себя на мысли: вода не обжигает. Она знала, что должна была почувствовать – ледяная боль, судорога. Но её кожа будто бы не замечала холода. Ещё мгновение – и она, понимая это, напряглась, но не из-за тревоги: всё произошедшее за последнее время настолько вышло за рамки понятного, что сейчас её потревожила только одна мысль.
«Почему я всё ещё переживаю за этих идиотов?» — промелькнуло в её голове. Ольга знала: они совершают глупость, привлекая правоохранительные органы. На какую-то секунду она вспомнила их лица, их голоса — взывает ли их поступок к совести или это просто страх? Её злило это упрямство, это слабое желание переложить ответственность на кого-то. И всё же, несмотря на это, сердце её сжалось. Если что-то пойдёт не так, последствия могут быть плачевными. Они не понимают.
Ольга снова провела ладонью по лицу, смывая чужую кровь. Ветер взвыл, поднимая в воздух капли холодной воды, обволакивая её руки сырым дыханием. Всё вокруг будто вымерло. И сама Ольга чувствовала себя странно — тело действовало всему вопреки, игнорируя холод или малейший дискомфорт. Она не знала, кем она стала теперь. Знала только то, что назад дороги нет.
Умывшись ледяной водой Ольга побрела вдоль улицы. Она остановилась у таксофона, опустив поникшую голову. На улице начиналось утро, и первые прохожие, закутанные в темные пальто, шли быстрым шагом мимо неё. Она пригладила растрепанные волосы, прекрасно понимая, какой ужасный вид представляет собой со стороны: порванная одежда, пятна запекшейся чужой крови. Только полное безразличие к происходящему помогало ей не потерять остатки самообладания.
Она вставила монету в автомат, несколько секунд молчала, вглядываясь в выбитые на жестяной панели цифры. Затем быстрыми движениями набрала домашний номер. Гудки. Один, второй. Только бы он ответил…
— Алло? — голос Андрея был сонным, но сразу узнаваемым.
— Андрей? Это я. Приезжай за мной. Сейчас же, — её голос звучал ровно, но внутри всё пылало.
На другом конце провода послышалось шуршание одеяла. Андрей явно пришёл в себя. Через секунду в его ответе уже мерцали тревожные нотки:
— Ольга? Где ты, черт возьми, была? Твой отец всю неделю ищет тебя. Полгорода на ногах, — голос дрожал то ли от удивления, то ли от волнения. Затем он добавил уже более участливо:
— С тобой всё в порядке?
— Я в порядке, — отрезала она, облокотившись о прохладный металлический корпус таксофона. — Приезжай к будке на перекрестке Первомайской и Щербакова. И, пожалуйста, быстрее.
Не дожидаясь ответа, она положила трубку, чувствуя, как взгляд местного дворника буравит ее с другой стороны улицы. Тот явно заметил её оборванный вид. Пришлось завернуть за угол, где утренний ветер остервенело трепал висящие на стене остатки объявлений.
Через полчаса по улице с хищным рокотом двигателя пронесся черный Гелендваген. Кто-то из прохожих обернулся посмотреть на машину, но мигом отвел взгляд — никто не хотел лишние несколько секунд любоваться символом власти семьи Ермолиных. Машина остановилась у бордюра, моргнула аварийкой.
Из водительской двери вышел Андрей, почти сразу заметив фигуру Ольги в тени бетонного столба. В тусклом свете утренних фонарей он полностью разглядел её: разодранная одежда, грязь и кровь, словно её пытался живьем сожрать хищник. Его сердце сжалось.
— Боже мой, Ольга... — несясь к ней с широко распахнутыми глазами, он замер на секунду, не зная, хватает ли ему храбрости обнять её или хотя бы спросить, что произошло. — Садись в машину, прошу тебя.
Она не ответила. Просто неспешно села на заднее сиденье, бросив:
— Едем.
Гелендваген тронулся, а Андрей невольно смотрел через зеркало заднего вида на её отражение. Ему казалось, что её глаза смотрят в пустоту, как будто её здесь и не было вовсе.
Спустя час, Андрей медленно подъехал к массивным кованым воротам, ведущим на территорию особняка. Утренний воздух был пропитан ощущением чего-то зловещего, но это словно витало где-то вдалеке. Он мельком взглянул на Ольгу. Она сидела, не сводя глаз с окна, её лицо было белым как мел, словно даже отражение машинных фар вытягивало из неё остатки жизни.
Ворота медленно открылись, и автомобиль въехал на ухоженную аллею, ведущую к большому трехэтажному дому. Архитектура строения кричала о статусе владельца, как будто сама опиралась на базальтовые колонны амбиций и богатства. Охранники, стоявшие на воротах, вежливо кивнули, но их лица выражали механическое равнодушие. Ольга, не говоря ни слова, открыла дверь и выскочила наружу.
— Ольга, ты уверена, что всё нормально? Может, мне зайти? — беспокойно спросил Андрей, глядя ей вслед.
Она обернулась, но не встретила его взгляда, будто избегала чего-то.
— Завтра... Всё завтра, ладно? Спокойной ночи.
И не дожидаясь его ответа, скрылась в доме. Андрей оставался сидеть в машине ещё несколько секунд, с недоверием поглядывая на массивные двери дома, которые, казалось, проглотили Ольгу. Вдохнув глубже, он решил, что грядущий день действительно всё расставит по своим местам.
Ольга быстро поднялась в ванную комнату, чувствуя, как перехватывает дыхание. Она закрылась на замок, стараясь не смотреть в зеркала, и включила воду в душе, надеясь, что поток горячей воды сможет смыть этот странный ледяной страх, сковавший её сердце… если оно вообще билось. Оказавшись под струями, она долго стояла неподвижно. Ни жара, ни приятного ощущения расслабления тела ей это не принесло. Она просто стояла, механически намыливая себя, как манекен.
Когда вода начала остывать, Ольга наконец выключила душ. В ванной комнате было тепло, даже пар стоял под потолком, но Ольга ничего не чувствовала. Завернувшись в махровый халат, она неуверенно подошла к зеркалу.
Прямо на неё смотрела её собственная фигура. Бледная кожа, почти сероватого оттенка, мрачные тени под глазами... Она вспомнила, что её всегда считали красивой, но сейчас её лицо выглядело чужим. Безжизненным.
Рука дрогнула, инстинктивно потянувшись к шее. Пульс. Его... его не было! Она судорожно нащупывала другие точки — запястья, грудь. Пусто. Как громадный черный провал внутри неё. Ольга резко выдохнула, но голос её прозвучал хрипло и глухо.
В голове разорвалась вспышка боли, и перед ее глазами возник смутный образ человека в темной одежде. Грабитель. Нож. Его холодный блеск в лунном свете. Острая боль в животе, кровь. Всё кружилось перед глазами... Она затрясла головой, прогоняя это воспоминание, но оно прочно врезалось в подсознание.
— Нет! Это... невозможно...!
Мутные тени в ванной слегка качнулись. Её отражение всё ещё стояло неподвижно напротив, но в нём было что-то не так. Фокус в глазах едва ощутимо сместился, а губы… они медленно расползались в тонкую, леденящую кровь улыбку. Ольга хотела отстраниться, но зеркало будто слегка замедлило её движения, отбрасывая иную, меньшую часть её интуитивных жестов.
— Что… что я…? — только и прошептала она.
Отражение замерло, стараясь сохранить зловещее спокойствие. Её страшно мутило, мир сузился до одной единственной реальности: ее неживой, бледной и холодной сущности. Она мертва. Её тело не принадлежит ей, оно теперь просто отсутствующее эхо жизни.
Ольга, всё ещё находясь в ванной комнате, ловила ртом воздух, будто пытаясь вдохнуть хотя бы малую частицу ускользнувшей жизни. Но внезапно нечто странное и необъяснимое начало сгущаться в воздухе вокруг нее. Это было чувство — яркое, всепоглощающее, почти материальное. Оно пришло не из ванной, не из дома, а откуда-то с востока.
Огромное, необъятное, как само небо, это Нечто было там, за горизонтом — и Ольга знала, что оно ищет её. Она не понимала, как именно чувствует это присутствие, но знала одно: время истекало. Нечто раздраженно переливалось волнами огня, не терпя промедления… И оно стремительно приближалось.
Ольге показалось, что она видит его взгляд. Нет, не глазами — чем-то ужасающим, касающимся улиц, домов, людей. Оно заглядывало в окна, просачивалось в узоры света на занавесках, шло между фонарными столбами, считая свои жертвы еще до того, как они осознают его неминуемость. Оно искало ее. Её и тех, кого она случайно встретила этой ночью. Эти совестливые дураки, которые, возможно, сейчас уже мертвы. Нечто видело всех их, знало их лица, и, возможно, уже скользило между домов в омерзительном возбуждении.
Внезапно ее пронзило ощущение ужаса: будто бы стены особняка вокруг неё могут оказаться недостаточной защитой. "Они знают его зов", мелькнуло в голове. С дыханием, полным беспокойства, она медленно обернулась, посмотрев на светлеющее небо за окном, и внезапно поняла, что за стеклом что-то может смотреть в ответ.
Скорее, скорее в спальню. Её ноги двигались быстрее, чем она успевала осознавать их движение, и через несколько секунд она оказалась в своей комнате. Она захлопнула дверь и, не оборачиваясь, потянула тяжёлые шторы по обе стороны окон, не оставляя даже крошечной щели. Затем метнулась, словно зверь, бегущий от охотника, бросилась в постель.
Забравшись под плотное одеяло, она натянула его до самой головы, оставляя лишь тонкую прослойку прохладного воздуха внутри. Она вдруг осознала, что дрожит. Её сердце все еще не билось, а это значило, что страх поселился глубже — в её разуме, в самой сущности.
Она закрыла глаза, но картина видений всё равно заполняла её внутренний взор: это Нечто шевелило свое бесформенное тело, словно тесто, заглядывая в окна соседних домов. Оно раскаленной дымкой проходило через улицы, оглядываясь. И Максим с Александром, и Лариса... Ему было плевать. Им всем было просто не выжить.
Шторы были закрыты, но ей казалось, что за ними что-то могло появиться в любой момент. Что-то всепожирающее, яркое, и оно никогда не останавливается.
