Нередко бывает, что какие-то события на фоне других забываются настолько, что про них вообще ничего толком неизвестно. Вот, скажем, кто и что знает про празднование Нового года с 1916 на 1917 года? Да практически ничего.
Многим кажется, что и праздника не было, все тихо ждали революцию, кто где. Ленин сидел в Цюрихе и активно раздавал автографы после своего очерка «Империализм, как высшая стадия капитализма», его злейший друг Троцкий катался на пароходе из Кадиса в Нью-Йорк, записывая в своем дневнике:
«1 января 1917 года. Все на пароходе поздравляли друг друга с Новым годом. Два Новых года войны я встретил во Франции, третий — на океане. Что готовит 1917 год?»
А император Николай II выпустил свое последнее обращение к русской императорской армии, заканчивая его такой фразой:
«Я вступаю в Новый год с твердою верою в милость Божию, в духовную мощь и непоколебимую твердость и верность всего русского народа и в военную доблесть моих армии и флота».
В целом, еще никто тогда не знал, чем обернется этот год, поэтому жизнь, несмотря на тяготы войны, шла своим чередом. И всё же война принесла инфляцию стране, и образовалась история нам сейчас всем очень знакомая: если, скажем, рабочий Московского металлического завода в 1913 году получал около 40 рублей в месяц, то в конце 1916 года он получал уже около 200 рублей в месяц, но вместе с ростом зарплаты росли и цены. В среднем реальная зарплата уменьшилась на 25-30%. Похожие проблемы испытывала не только Россия, но и в Германии зарплата упала относительно довоенных показателей на 15-20%, стабильнее всех чувствовала себя Франция и Великобритания за счёт колоний.
А тем временем рынки Санкт-Петербурга и Москвы заполонил гусь, которого можно было купить от 70 до 90 копеек за фунт (фунт – 400 г), но подорожала курица, говядину было практически не достать, она уходила на фронт, ели свинину (1 ф. 1.20 р.) и баранину (1 ф. 1.6 р.). Лютовал и «сухой закон», в результате которого официально купить алкоголь можно было только в ресторанах, которые расцвели в те времена полным цветом, и, конечно, пошла всем знакомая спекуляция и обманные маневры, тогда газета «Речь» об этом писала так:
«В 11 часов вечера не найдете ни одного свободного столика. Запрещенные вино, коньяки, водка льются рекой, цены на них возросли баснословно: 20 рублей бутылка вина — кислой бурды, 80 рублей — коньяк. Водку пьют стаканами, наливая из нарзанной бутылки. «Нарзан» — питье невинное, его можно подавать гостям в любом количестве. А что гости с помутневшими взорами чокаются стаканами целебной воды — даже трогательно».
А что на счёт тогдашнего такси? Оказывается, бесконечные жалобы на «повышенный спрос» существовали и в те времена, ведь чтобы доехать от Знаменской площади до Казанского собора просили 15 рублей. Притом, что русские извозчики роптали на финнов, которые приезжают в столицу и демпингуют цены.
Отдельная история — это карточки, особенно в дефиците был сахар, в месяц на одного взрослого выдавали карточку на 3 фунта сахара. С колбасой тоже беда, только если наш человек будет жаловаться на цены, в Германии тем временем разверчивается программа, что надо переставать есть курицу, а уверенно точить жаренное воронье мясо. Тогда же шла и печально известная «брюквенная зима». С 1917 года карточки и госмонополия на хлеб были введены во Франции. Единственное, что тогда спасало Россию, это её посевные просторы – на 1917 год общие запасы хлеба составляли 944 млн. пудов, то есть 15.4 млрд тонн хлеба, если в кг.
