CreepyStory + Конкурс крипистори

Димка тоже чуял. Он вообще уже ощущал себя не совсем Димкой, а кем-то иным. Просто этот иной очень хорошо знал того Димку и, почему-то обладал его мыслями и воспоминаниями.

- Фу ты, черт… - еле слышно, одними губами чертыхнулся Димка - Лезет вечно в башку всякая ерунда...

Он даже головой тряхнул. Ерунда немного отступила, но совсем, конечно же, никуда не делась. Как, впрочем, и всегда.

Димка двинулся вдоль по улице. По его родной улице Есенина, на которой он прожил все свои 20 счастливых лет. Родной она была теперь только по названию и, видимо, по географическому положению. На уровне чувств же это совершенно не ощущалось. Димка вздохнул… При мысли обо всем этом ему стало как-то совсем не весело. Нет, он не подвергся безотчетной пожирающей тоске, и даже прошедшие года его были безусловно счастливыми... Но с небольшой поправкой - ровно до вчерашнего дня, а вернее вечера. Этот вечер был последним, что он помнил.

А потом он оказался здесь – в этом знакомом чужом городе. Димка поморщился от неприятных мыслей и воспоминаний, причиняющих почти физическую боль, и от старания припомнить все подробности вчерашнего вечера. Почему-то он был почти уверен, что причина столь разительных перемен, произошедших с ним и городом, кроется именно там – в этих подробностях.

Вчера была суббота, а значит – музыка, танцы, дискотека. Димка долго ее ждал. Не просто субботы конечно, она-то каждую неделю наступала, а именно этой субботы. СУББОТЫ - как он мысленно ее у себя в голове обозначал, отчего-то стыдясь этого. И суббота эта, в общем, была самая обычная, летняя. Вторая суббота июля - если быть точным (Димка даже сам не понимал зачем ему понадобилась эта точность). Но было в ней и еще что-то – то, что кардинальным и самым непоправимым образом отличало ее от любой другой субботы на Земле или же любой другой планете. Впрочем, имя этому чему-то (а вернее кому-то) было вполне себе известно - Нина. Если быть точным, то только для Димки она была Нина, для всех же остальных - Нинка, Нинон, Нинель, ну или просто Калачева. Была она Димкиной однокашницей, жила в соседнем с Димкой подъезде и слыла самой красивой, и поэтому самой недоступной девочкой в округе. Всегда и для всех. Ну и само собой для Димки, который никогда не отличался красотой, остроумием или мужественностью - всеми теми качествами, которые так ценила Нина. Вернее, так казалось Димке, конечно же не имевшего не малейшего понятия о том, что на самом деле ценила или любила его возлюбленная. А это была именно она. Хотя ведал об этом только сам Димка. Да и то таким странным и непостижимым образом, столь свойственным всем тайно влюбленным, что он даже самому себе боялся в этом признаться до помутнения в глазах.

А признаться очень хотелось. Да не просто абы как, а так чтоб как-то по-особенному, решительно. Но, в то же время, небрежно - как бы мимоходом, сохраняя свое мужское достоинство и тем самым отрезая у нее все возможные пути к отступлению. Ведь всем же известно еще издавна - чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. Классика.

Тут Димка сбился с мысли и усиленно принялся вспоминать, копаясь в глубинах своей, вдруг, обмельчавшей памяти - кто же из великих, и по какому поводу, произвел на свет эту глубокомысленную и столь точную, даже сквозь века, фразу. С ним такое часто бывало - уж как привяжется что-то, то никакого покоя не даст.

Пейзаж вокруг, меж тем, неуловимо изменился. Погруженный в воспоминания, Димка сначала совсем перестал обращать внимание на происходящее вокруг. Потом, немного выбитый из стройного течения мыслей, начал смутно, боковым зрением, улавливать какое-то движение в окнах домов по обе стороны улицы. Отбросив пока изречения позабытых великих, Димка резко остановился и закрутил головой по сторонам.

-... тем больше нравимся... – остаточно пробормотал Димка озираясь. Открывшееся его взору зрелище немало удивило и еще больше напугало его. Особенно если учесть неожиданный контраст между только что совершенно, вроде бы, пустым городом с гуляющим в закоулках ветром, и тем, что он увидел. А увидел он следующее - в каждом, с небольшими исключениями, окне каждого из домов по пути его следования виднелось лицо. Это были мужские и женские лица, в головных уборах и непокрытые, лысые и с нелепыми прическами, в очках и без… Объединяло их всех только одно - все они принадлежали старикам. Сморщенные морщинистые лики, потемневшие от времени - они выглядывали через грязные стекла, через пробоины в разбитых окнах, закрываясь руками от ветра, вытягивали шеи поверх подушек и тряпья, служившего в них утепляющими пробками. Их полинялые глаза следили за одиноким путником без всякого выражения, но с упорством любопытствующего обывателя. Когда Димка отходил от дома достаточно далеко, они приникали к стеклам, выкручивая шеи, стараясь подольше продлить наблюдение, но больше никаких действий не предпринимали.

Димка нервно оглянулся, решив проверить не вздумалось ли кому-то из этих жутких стариков выйти на улицу, повинуясь каким-нибудь своим неясным мотивам. Шутка ли - целая улица одних стариков, неотступно следящих за ним, будто бы за вторгшимся на их территорию чужаком, и, казалось, обдумывавших план дальнейших, возможно агрессивных, действий.

Опасения оказались напрасными - никто не вышел, но зато Димка заметил, то тут то там лежащие вдоль улицы огромные кучи белой или черной шерсти, похожей на собачью, которые он раньше не замечал. Кто и почему свалил здесь шерсть оставалось загадкой, но она была еще одним новшеством в пейзаже, отчего тоже немного пугала.

- Что за чертовщина… Сплю я может... - Димка уже практически вслух проговаривал свои мысли. - Что-то с городом стало, старики эти, шерсть... Они массово тут носки, что ли, вяжут?.. Смотрят, жуткие... Надо куда-нибудь спрятаться, подальше от них - обмозговать эту «гоголевщину».

Димка приметил чуть в стороне небольшой закоулок - в его, в нормальном городе там был задний двор супермаркета, поэтому окон, из которых за ним можно было бы наблюдать, там не было. Зато там была здоровенная шерстяная куча, раза в полтора больше обычных, на которой он тут же решил расположиться - передохнуть и все хорошенько обдумать.

- Жуть, блин, жуткая. - ежился Димка, поудобнее устраиваясь на куче шерсти, которая неожиданно оказалась довольно жесткой, но на удивление теплой - Зато не замерзну...

Пушкин это, в общем. – с ходу продолжил свои размышления Димка. – Как сразу только не вспомнил… Позорище. Вертелся, ведь, на языке Александр Сергеевич... Эх... Ладно. О чем это я…

Так вот, СУББОТА. Именно на этот день Нина назначила Димке свидание на дискотеке. Сама. Вот просто позвонила и назначила. Нет, Димка сначала, конечно же, не поверил – решил, что кто-то шутки с ним шутит. Но голос был точно ее, четко узнаваемый даже по телефону. Могла шутку с ним сыграть и сама Нина, но Димка решительно не мог представить зачем бы ей это могло понадобиться, и чем бы он ей так насолил, что к нему бы потребовалось применять такую жестокость, которую он, не факт, что сумел бы нормально перенести. Не зверь же она дикий. Ну и телефона она его никогда не знала. Да что телефона - она его самого-то никогда не замечала. Зачем ей узнавать телефон совершенно ненужного ей человека? Ради какой-то нелепой шутки? Да ладно... В общем правда ли он так думал, или же успешно себя в этом убедил, но Димка поверил в искренность своей избранницы. Ну а потом, захлестнувшая его с ног до головы, радость от осознания этого факта напрочь лишила его способности к рациональному мышлению.

Ну конечно же в субботу он был на месте! Минута в минуту. Пришел он, вернее, за полтора часа - так как никак не мог усидеть дома в такой день, и дожидался счастливого часа за углом ДК.

Зазноба пришла вовремя, и особой радости встрече с милым она не выказала. Но была достаточно весела и игрива, поэтому Димка с удовольствием списал эту странную холодность на волнительность момента. Они вместе вошли внутрь, подошли к компании, с которой обычно тусовалась Нина, там она мельком его всем представила, после чего все они пошли танцевать. Димка же остался у стены, сославшись на больную ногу - танцевать он стеснялся, так как думал, что не умеет. Хотя на самом деле, как обычно это бывает у людей его склада характера, просто не пробовал. Потом был белый танец. Димка напрягся до дрожи в руках, покрылся мурашками вперемешку с холодным потом, и думал, что упадет в обморок, когда Нина подошла к нему, приглашая его на «медляк» с ее обычным и любимым выражением: «Пошли? Крутая песня вообще».

Большего он и желать не смел. Поэтому ему на миг показалось, что он вовсе умер, когда во время танца Нина взяла и поцеловала его в губы. Димка не помнил, как закончился танец, не помнил, как его партнерша быстро ретировалась в уборную, не видел ее хохочущих друзей - он был счастлив.

Не зря говорят, что чем выше поднимаешься, тем больнее падать. Димка это всё ощутил на своей шкуре. А уронил его с высоты тот же самый человек, что и поднял. Произошло это в тот момент, когда Димка, очнувшись от своего счастливого забытья, подошел к снова щебечущей среди своих товарок Нине, чтобы пригласить ее на очередной «медляк». Он тихо улыбался немного в сторону по своей привычке, ожидая радостного согласия, но получил вместо него только хохот в лицо.

- Ты чего, п-придурок?! - с жутко искаженным от злобы лицом и даже немного заикаясь, закричала на него Нина - Совсем офигел?! Ты чего себе там возомнил, козел?!!

Димка и Нина как-то незаметно оказались в плотном кругу ее хохочущих друзей, которые все время отталкивали пытавшегося ретироваться и ничего не понимающего Димку. Им овладела паника. Нина же продолжала кричать, наступая на него, и в тоже время постоянно отталкивая.

- Решил, что я гулять с тобой буду что ли?! Выплясывать тут, да?! С тобой?! Ты же кретин! Я тебя проспорила просто! Вот это вот все – проспорила! Дебил!!! - Нина внезапно перестала кричать и истерически расхохоталась, показывая пальцем на Димку.

Вообще вся эта картина, происходившая на глазах у всех, и сдобренная ухающими в зале колонками, имела вид достаточно инфернальный. Для Димки же это было сродни падению неба на землю с обязательным попаданием его между ними. Он, метавшийся в кругу своих мучителей как загнанный зверь, вдруг замер озираясь, и вдруг, с неведомо откуда взявшейся силой, бросился в сторону самого слабого звена этого круга – маленькой Ленки, разорвал его и, с каким-то полурыком-полурыданием, бросился прочь.

С этого момента он не помнил практически ничего. Он не помнил, как выбежал через толпящихся в фойе дома культуры людей, как бросился в темноту парка и, распугивая малолеток, пробежал по кустам, как чуть не упал в пруд, не заметив в темноте его загаженного берега. Не помнил, как наткнулся на каких-то гопников и ему пришлось уходить еще и от них. Не помнил, как добрался до дома.

Осознавать себя он начал только в собственной комнате, где, забившись под одеяло прямо в уличной одежде, сквозь зубы повторял одно и то же: «За что? За что? За что?...» Потом он вскочил и заметался по комнате, колотя себя кулаком по голове. По лицу его текли слезы, смешиваясь с какой-то грязью, неведомо как оказавшейся на его лице.

Проведя за таким занятием около часа, Димка, вдруг, резко остановился, и совершенно спокойным голосом произнес, обращаясь то ли к самому себе, то ли к кому-то находящемуся сейчас вне зоны видимости, но обязательно его слышащему:

- За что она так? За что так со мной? А? Я же... За что?..

Снова издав свой полурык, Димка бросился лицом в подушку и зарыдал, периодически проталкивая сквозь рыдания жестокую мантру: «Лучше бы я сдох...сдох...сдох...». Забылся он только под утро.

А утром проснулся здесь - в этом до боли знакомом, и до боли чужом городе.

- Ясно... - пробормотал Димка, очнувшись от воспоминаний.

Ему, конечно, ничего не было ясно. Это было сказано просто для того, чтобы что-то сказать - обозначить себя в реальном мире, отличить его от путешествий по памяти. Хотя в реальности происходящего сейчас Димка сомневался все больше.

- Сплю я, может, все-таки... От стресса сниться всякое... - Димка усиленно затряс головой и даже ущипнул себя. Но легче не стало - он не спал, а события вчерашнего вечера продолжали оставаться фактом.

- Неужели это правда?.. Неужели она так могла со мной поступить?..

- А ты сомневался, что ли? – по началу Димка решил, что он опять впал в задумчивость и это прозвучало у него в голове, как внутренний голос.

- И ничего не внутренний. Наоборот. Это я говорю.

Осознав, что это все же не его личная беседа с самим собой, а реальный голос, источник которого не позволило определить тесное закрытое пространство заднего двора, Димка даже подпрыгнул на своей шерстяной куче. В ответ куча как-то странно завибрировала.

- Поаккуратнее, ну! – несколько возмущенно произнес в свою очередь голос – И так тяжело. Совесть имей!

Поняв, что звук идет от этой самой кучи, на которой он сидел, Димка вскрикнул и, размахивая руками, отскочил за так удачно оказавшийся рядом мусорный бак. Откуда тут же опасливо выглянул.

- Спасибо. – буркнула куча и зевнула. – Испугался?

Димка утвердительно моргнул. В куче в ответ появились два черных маслянистых глаза и тоже моргнули.

- Будем знакомы - я Сел. – куча моргнула еще раз. – А ты Димка, знаю.

Димка скрылся за баком, и принялся усиленно тереть руками глаза и лицо, в тщетном желании выгнать из головы пугающие видения.

- Не поможет. Я реальнее тебя тут. Это мне надо лапами себя натирать, но я же держусь. Выходи. Не съем. Хотя… - послышался зевок. – От еды не отказался бы.

Затаившись на время в поисках подходящего плана действий в столь нестандартной ситуации, и не найдя его, Димка собрал всю смелость в кулак, набрал побольше воздуха в грудь, и выскочил из-за бака - будто с большой глубины. Кучи на месте уже не было. Вместо нее там стоял огромный лохматый пёс и пристально смотрел на него.

- Не признал? Все бока мне отсидел. Эх и костляв же ты, братец. Питаешься что ли плохо?

Решительное появление Димки было лишь первой фазой его плана побыстрее отсюда убраться, за которым должно было воспоследовать паническое бегство. Но на дороге стоял этот пёс, и проскочить мимо него не было никакой возможности - настолько он был огромен. Более того, этот пес раскрывал свою розовую зубастую пасть и совершенно понятно и четко произносил слова, единственно с некоторым…собачьим акцентом, в котором явно улавливался лай.

- Ну чего вылупился? Говорящих собак не видал? – Димка качнул головой в одну сторону.

- Да знаю я. Шучу. Вижу, что не понимаешь ничего. Спрашивай. Все расскажу, что смогу.

- Ты…говоришь? – только и смог выдавить из себя Димка после минутной паузы.

- Нет. – рыкнул пес.

- А как же тогда?.. - Димка от свалившихся на него потрясений позабыл все слова и попытался компенсировать их жестами.

- Да уж… - пес устало прикрыл глаза – Очнись уже, чудак! Конечно говорю – как это еще можно назвать?

Димка пожал плечами и открыл рот для нового вопроса, но сформировавшаяся, вроде, в мозгу мысль, никак не желала укладываться в речевой аппарат.

- Заклинило. – цокнул языком пес. - Хорошо, я сам. Ты хочешь узнать, как ты здесь оказался? – Димка кивнул –Хорошо. И чтобы ускорить процесс, сразу скажу – да я читаю мысли… Иногда. А оказался ты тут очень просто – как и хотел.

Димка непонимающе выпучил глаза, хотя они и так уже находились на грани выпадения.

- Ну чего ты? Хотел же сдохнуть?

Тут Димка испугался настолько, что наконец-то пришел в себя, обретая дар речи:

- Я умер что ли?!

- Ну, технически, да. Хотя это сложный вопрос. Но для простоты изъяснения примем что да - умер.

- Призрак что ли я?

- Ну, технически, нет. Хотя это слож…

- Перестань, я понял. Это, типа, рай, или ад, или что там еще? Чистилище?

- Да нет. Это все та же Земля наша грешная. Но только после того как ты умер.

- В смысле? – Димка как-то подозрительно резко начал трезво думать, что его смутно тревожило и от этого - раздражало.

- Гипноз помог, не переживай. – махнул лапой пес. - Надоело ждать пока ты очухаешься. А смысл самый прямой – ты помер много лет назад, а это тот самый город где ты и жил. Ну и где помер. Вон в той квартире, помнишь? Твоя же? И нет - это не другое измерение. То же самое, твое.

- Ладно… Оставим это пока… А почему все такое…странное? И ты тоже откуда такой?

- Я по порядку, хорошо? Примерно лет через 5 после твоей смерти произошло то, что изменило мир. В Антарктиде, в глубине льдов обнаружили неизвестную доселе бактерию. Тут же принялись ее изучать, конечно. В ходе изучений выяснилось, что она выделяет некий особый токсин, который чудеснейшим образом воздействует на мозг, полностью открывая его возможности и даже увеличивая. Ну при умелом подходе, конечно. Это было революционное открытие. Тут же были открыты лекарства от всех неизлечимых болезней, выведены уникальные сорта растений, люди научились регенерировать любые клетки, решилась проблема голода и много-много чего еще. И все бы было хорошо, если бы не одно НО. Был один побочный эффект – токсин вместе с мозгом запускал и механизм старения на ускоренной скорости.

- Насколько ускоренной? – Димка слушал все еще сомневаясь в объективности реальности и поэтому иногда себя пощипывая в кармане за ногу.

- Ну человек из молодого двадцатилетнего юноши превращается в глубокого старика примерно за 1,5-2 года. Бывает по-разному, в зависимости личных, так сказать, особенностей, но всегда где-то в этих пределах.

- Двадцатилетнего? Это ты случайный возраст сейчас назвал?

- Нет. «Побочка» реализовывалась только у людей примерно начиная с этого возраста. Плюс-минус год. Опять же в зависимости от личных особенностей.

- А те, кто младше?

- Ничего. Жили себе дальше, умнели, правда не слишком сильно. Но в двадцать… - Сел махнул лапой, иллюстрируя плачевность положения будущего зараженного двадцатилетнего.

- Ясно. Но с этим же что-то делали? Противоядие там, антидот?

- Ага. Это свойство быстро обнаружили, и сразу приступили к разработке лекарства. Дело оказалось нелегким. Тогда один из ученых, Иванов его фамилия, по примеру Пастера, заразил себя этой бактерией. Он стремительно поумнел, и смог выйти на финишную прямую, хотя к тому времени и почти совсем состарился. Антидот был практически готов. Но этот ученый трагически погиб, а с ним погибли и все результаты его исследований. Ничего подобного никто больше повторить не смог. Кто-то не успевал уложиться в короткий срок старения, кто-то не обладал должным опытом и багажом знаний, а кто-то просто не решался на такой эксперимент над собой. Поэтому лекарства не появилось. И человечество превратилось в стариков. Остались только те, кто был на тот момент молод, ну и те - у кого оказался врожденный иммунитет. Но этих совсем уж мало было – какие-то доли процента.

- И как же дальше? Всему конец? – Димка сам удивился тому, насколько буднично он это спросил. Видимо сказывалась фантастичность происходящего.

- Ну не совсем. На остатках наработок Иванова все-таки получилось создать вакцину. Она повышает сопротивляемость иммунитета этой бактерии и ее нужно колоть раз в месяц. И человек остается таким, как и был. Конечно, сто процентной гарантии, и она не дает...

- Ну хоть что-то… Только чувствую и тут какой-то подвох…

- Правильно. Вакцину эту можно получить только с помощью тех, кто состарился. И не просто так, а только в следствие жизнедеятельности бактерии. Грубо говоря, ее получают из этих вот стариков. – пес повел мордой, показывая на окружающие дома.

- Офигеть… – Димка даже присвистнул.

- Ну это если сильно загрублять. Долго объяснять, в общем. - Сел вздохнул - Стариков этих сразу конечно изолировали от остальных, тех кто заразиться не успел - они же носители теперь. Целые районы, или даже города превратили в «стариковники». Это официальный термин, если что.

Димке стало как-то нехорошо. Казалось, что он сейчас в обморок грохнется. Он даже уже хотел этого, чтоб забыться, а когда очнется, то чтоб не было бы всех этих говорящих собак, стариков, бактерий и прочей небывальщины.

- Не упадешь. Сейчас отпустит.

- Перестань в голову ко мне лазить! - Димке действительно полегчало, но он посчитал нужным возмутиться.

- Прости. Я помогаю просто.

- Спасибо, но не надо больше. Блин... Что за бред вообще - стою с собакой разговариваю! Конечно тут нехорошо станет! Можно мне обратно как-то? Я тут с ума с тобой сойду...

- Потому и помогаю. А то сойдешь действительно. А обратно можно, да. Условие есть.

- Какое еще условие? Почему условие? Причем тут я вообще?!

- Могу до конца рассказать. Все поймешь.

- Валяй... - устало выдохнул Димка, снова принявшийся растирать ладонями лицо - Выбора у меня, я так понимаю, нет...

- Точно. Значит на чем я там?.. Ага. Стариков изолировали. Тех, кто не подвергся воздействию бактерии, или имел иммунитет стали колоть сывороткой. Первых чтоб защитить, вторых в профилактических целях. Причем те, кто с иммунитетом, они не старели, но и не умнели, так как бактерия в них вообще не могла жить, они даже носителями не были. В итоге - получили возможность неограниченной мозговой деятельности, осложненной ускоренным старением, и поэтому ограниченно применимую, менее одного процента населения планеты не подвергшегося воздействию, и легионы стариков. Естественно выбор пал на тех кто, скажем так, спасся. Ну а стариков отселили, превратив их в источник сырья для сыворотки. Нет, им, конечно, создали комфортные условия для жизни: их кормят, поят, всячески содержат, медицинское обслуживание и все такое. Ту же сыворотку, кстати, вкалывают, чтоб хоть немного старение замедлить. Но и это только для того, чтобы они прожили побольше, и их подольше можно было использовать. По сути же это некое гетто, из которого им строжайше запрещено выходить, дабы не заражать окружающих. Ну и не смущать, так сказать, чувства более удачливых – нелегко же смотреть на тех, кто нужен тебе лишь для того чтобы ты смог нормально прожить свою жизнь. Вокруг них постоянно идет много всяческих споров и дебатов. Существуют даже целые общества и партии, призывающие улучшить и как-то разнообразить жизнь стариков. Но никто их особо не слушает – всем и так хорошо. Так же замечу, что призывов совсем освободить несчастных никогда не звучало вообще никогда. Ну а мы здесь для того, чтобы за всеми ними следить.

- А вы - это кто?

- Ну как кто? Собаки, конечно. Бактерия же не только на людей действует. Животные тоже подвержены. Только по-разному. Лошади, например, просто все вымерли. Слоны еще больше выросли. Дельфины стали пытаться на сушу выйти – большой проблемой оказалось. А собаки поумнели до полной разумности. Потом путем различных экспериментов и скрещиваний вывели говорящую породу с отличными сторожевыми качествами. Вот, полюбуйся. - Сел деловито покрутился на месте. - Только коты не поменялись. Ну или, скорее всего, очень хорошо притворяются, как всегда.

- Жесть, конечно. - Димка даже вспотел. - Антиутопия какая-то.

- Если угодно. Но это вот так все сложилось. С другой стороны - они все равно все скоро умрут. А так хоть пользу принесут, да и поживут подольше. А если их отпустить, то они остальных перезаражают и сгинут вообще все. Третьего пока не дано. И чем дальше - тем больше всех все устраивает. Но зато ты получил то, что хотел.

- Так, стоп. Это ты о чем опять?

- Ну ты же получил желаемое – эммм…сдох?

- Допустим. И?..

- И вышло вот все это.

- Из-за меня? Это ты хочешь сказать?

- Технически - да.

- Что за чушь? Я обычный человек, мне 20 лет всего…было… Да я никто вообще! Да еще и сдох! Как из-за меня могло такое произойти?!

- Ты слышал что-нибудь про роль личности в истории?

- Слышал конечно. Но это же про кого-то там типа Гитлера, или Че Гевары. А я-то какая личность?

- Дело не в размахе личности, Димка. Нет незначительных или мелких личностей. Вообще в мире нет незначительного, в том смысле, что любое большое и великое состоит из множества мелочей, без каждой из которых результат может быть иным до противоположности. Вот погиб ученый, и унес с собой все данные своих исследований. Никто теперь их не увидит. А вот если бы работник отдела информационных технологий скопировал все эти данные, как ученый его просил, а не оставил бы это на потом, потому что долго и лень, то всё бы могло пойти совсем по-другому, верно?

Димка ничего не отвечал, только молча слушал, пристально глядя в черные глаза пса.

- А вот если бы нормальный человек, - продолжал тот, - Который должен был там «айтишником» работать, не умер, и руководству института не пришлось бы брать другого, который потом будет несколько лет имитировать бурную деятельность, разваливая систему, то тоже все могло бы иначе быть, ведь верно?

-Ты хочешь сказать, что я где-то работать должен был, но не работал потому предпочел сдохнуть, и вместо меня работал какой-то придурок, который поленился скопировать данные по лекарству, и поэтому они оказались утрачены?

- В точку!

- Ну бред же!

- Называй как хочешь. Но все есть так, как есть. Если бы работал ты, а не он, то и данные были бы скопированы, и лекарство было бы изобретено, и вот этого всего бы не было. А ты говоришь Гитлер... Да и вообще, ты думаешь мало горя родителям твоим досталось из-за твоих глупых истерических прихотей? Или это тоже мелочь, несущественная в истории?

Родители. Димка только сейчас вспомнил о них и устыдился и самого этого факта, и своих мыслей, и своих дел. А больше всего того, что опять невольно подумал: «сдохнуть хочется...»

- Да ты уж сдох разок. Мало что ли?

- Ты опять?..- Димка возмутился очередному проникновению в его мозг, но уже как-то вяло - А где они?

- Родители-то? Прости, но нет их. Они в первые годы умерли еще. Все за тебя переживали. Ну чего ты заморгал? Опять истерику устроишь?

- Нет. Но что делать-то мне?

- Слушать. Я же говорил тебе, что ты вернуться можешь. Вот и еще раз говорю. Это значит все исправить можно. Собственно поэтому тебя сюда и направили.

- Кто?

- Ну кто? Кто-то. Кто полномочия имеет.

- Типа - Бог?

- Слушай, давай не отвлекаться. К делу это отношения не имеет.

- А что имеет?

- А то, что если ты все исправишь тут, то сможешь вернуться. И вообще все вернется на круги своя.

- Слушай, а тебе-то это все откуда известно, а?

- Ну так вышло. Разве это важно?

- Да нет. - пожал плечами Димка. - Что мне нужно делать?

- А все просто. Тебе нужно просто все вернуть к началу. К точке отсчета.

- Это как?

- А вот тут я тебе не помогу. Начало ты должен определить сам. Ведь чужая душа, чужая голова, чужое сердце - это все такие потемки, что никто не разберет. Можешь только ты. Так что желаю удачи. А мне на кормежку пора. Куриные сердечки сегодня.

- Какие сердечки!? Я ж тут сам не разберусь! Сгинут же все!

- Сам, Димка, сам. Ну и не затягивай с этим сильно. Помнишь - бактерия, токсин, 1,5-2 года?..

Пес повернулся и пошел прочь. Когда он скрылся за углом, Димка в отчаянии пнул все тот же мусорный бак, потом, будто вспомнив что-то важное, бросился за псом следом, но улица уже снова была пуста - все шерстяные кучи, совсем еще недавно во множестве лежавшие там, исчезли.

- Сердечки, блин, у них... Тут у самого сердце того и гляди остановится. Ладно делать, видать, нечего... К началу вернуться, говоришь? - Димка озадаченно поскреб подбородок - Где вот это начало? Эх... Угораздило же... А может плюнуть? Пару лет покантуюсь тут, а потом хрен с ним - на заслуженный отдых, пусть делают из меня там что хотят. Нет... Не дело так. Один раз уже плюнул вон...

Стало прохладно. Дело шло к вечеру, и ветер, и без того не теплый, начал нешуточно пробирать. Нужно было найти место на ночлег - вряд ли уж он управится с этой точкой отсчета до темноты. Да и силы как-то заканчивались - сказывался нешуточный стресс. И немудрено… Он же сначала умер, а потом ему говорящий пес поведал, что мир катиться в пропасть из-за того…что он умер. Брррр... Жуть какая...

В свою квартиру Димка решил не ходить, на всякий случай. Долго искать тоже не хотелось. Поэтому он просто влез в разбитое окно того же супермаркета, на заднем дворе которого он и провел все это время. Там он нашел кучу старого картона, зарылся в него и забылся тяжелым сном без сновидений.

— Меньше знаешь, крепче спишь, говорят. Не зря говорят, значит, были прецеденты. Скажу вам так. Новое задание для вас обоих: отыскать знакомую Алекса по Университету, Анну, если не ошибаюсь.

— Вы никогда не ошибаетесь, Босс. У вас феноменальная память. Анна Циммерман, — в девичестве, конечно.

— Спасибо за подсказку, Алекс. Разыскать и привести ко мне. Или — ко мне не надо, но разыскать.

— Слушаюсь и повинуюсь, Босс. А зачем, нам с Шимми любопытно.

— Любопытной Варваре на базаре кошелек обобрали. Но так и быть, отвечу. Чтобы она перевела фолиант с шумерского на нормальный русский язык. Я же не могу знать всего и тратить свое драгоценное время на всякую абракадабру. Договоритесь с ней, что хорошо заплачу, сколько не попросит. Пусть даст расписку о неразглашении и поторопится. Дело срочное, не требующее отлагательства. Вы меня правильно поняли?

— Мы вас правильно поняли, Босс.

—Тогда за работу, мадагаскарские ленивцы.

— Босс, почему именно мадагаскарские? Вы нас обижаете, право слово. Других, что ли, ленивцев на свете нет?

— Смеюсь я, шучу, настроение хорошее. Вот же какие обидчивые. Ничего не скажи.

— Босс, это ведь клинопись, да? Междуречье, заря цивилизации?..

— Верно, клинопись. Этим письменам несколько тысяч лет.

— Я слышал или читал, что есть компьютерная программа для перевода с шумерского на английский.

— Может, и так, только человек надежнее, если умеет держать язык за зубами. Информация строго конфиденциальная. После того, как переведет, ее надо будет устранить.

— Как это, устранить? Кого — информацию?

— Физически. Анну.

— Но она может еще пригодиться, Босс. Я за Анну ручаюсь.

— Ты сперва найди мне ее, а потом ручайся, если тебе неймется. Не донкихотствуй, столько лет прошло.

— Ваша правда. Люди меняются. А где мне ее искать?

— А это уже не мое дело. Шимми поможет. Шимми?

— Естественно, Босс. Помогу, что за печаль. Обыкновенные оперативно-розыскные мероприятия, как дважды два.

Босс удалился, а Шимми доказал, что не зря ест свой хлеб. Минут через пять он уверенно указал на аккаунт в Твиттере.

— Здесь она днюет и ночует. Посмотреть информацию о пользователе, телефон, сайт, где и откуда — можешь записывать.

— Я бы для начала позвонил, как думаешь?

— Не возражаю. Назначить встречу, ублажить, уговорить девицу, — на это ты мастак еще со студенческой скамьи.

— Сколько лет прошло, даже не знаю…

— Не боги горшки обжигают. Вот тебе телефон, звони.

— Надо все продумать, подготовиться.

— О, боже… Ему подготовиться надо. Да ты трус, Алекс. Вот не ожидал от тебя. Дело не в том, что ты ей скажешь, а как скажешь. Интонации, голос, выражение, модуляции. Ты же магистр магических наук, Алекс.

— Шимми, не скули под руку и не стой над душой.

— Скулят собаки. Коты мяукают. Или мяучат, не знаю, как правильно.

— Извини. Перестань мяукать, пожалуйста. Что-то мне нехорошо. Она и телефон свой оставила, а я ей не звонил, хотя мог бы. Она не простит мне этого предательства, как пить дать, не простит.

— Ну что ты заладил одно и то же. Попытка не пытка. Ну, давай же, не будь мямлей, Ромео. Разве мама тебе не говорила, что ты должен быть храбрым?

— Может, завтра, а?

— Нет уж, сегодня. Босс сказал: срочно, и ты согласился. Эйнштейн говорил: жизнь похожа на велосипед, чтобы не упасть, надо крутить педали, двигаться вперед.

— Ты уверен, что Эйнштейн это говорил?

— Какая разница. Ты согласился. И теперь поздно бежать наутек.

— Ладно, была не была…

Я глубоко вздохнул и набрал номер, словно шагнул в холодную воду, как в молодости, когда мы ходили купаться в Неве на пляже в ЦПКиО.

— Анечка, привет, это я. Извини, не позвонил раньше, был очень занят. Серьезно. Ты в порядке, надеюсь. Слушай, ты не поможешь перевести один древний текст на шумерском? Ты, насколько помню, щелкала их как орехи. Очень надо.

— Ну, здравствуй, Алекс… Лучше поздно, чем никогда. Приезжай, пропащая душа, буду рада тебя видеть. Записывай адрес…

Оказалось, Анна живет неподалеку, в районе 11-й линии Васильевского острова. Но какова выдержка! Ответила так, будто только вчера мы с ней распрощались. Однокомнатная квартирка-студия в доме после капитального ремонта, старый фонд. Минимум мебели, выцветшие обои. Да… И одинокая хозяйка. Анна так и не вышла замуж, все ждала, когда я вернусь из Лондона, из командировки. А я, подлец из подлецов, куролесил по белу свету… Нет мне прощения. Служба, говоришь? Не оправдывайся, это был твой выбор.

— Ну, здравствуй…

Мы поцеловались, на нас обоих накатили воспоминания, Анна незаметно смахнула слезу.

— Как ты мог, Алекс?

— Прости. Такой расклад получился. Не было дня, чтобы я не вспоминал о тебе.

— А я о тебе. И вот ты здесь, рядом, как прежде. Ну, рассказывай, чем занимаешься, что привело тебя ко мне.

— Это сложно, дорогая. В двух словах не объяснишь. Могу только сказать, что по важному делу. Ты мне поможешь с переводом? Заказчик обещал хорошие деньги.

— И что за текст?

— Это не совсем текст, это целая книга. Мы подпишем контракт. Оплата постранично. Но время не терпит, понимаешь?

— Понимаю.

— Я закажу китайской еды. Будешь? Нет, поздно, лучше пиццу.

— Буду. Ты останешься?

— С удовольствием, милая. Ты будешь мне диктовать, а я буду печатать твой перевод. У тебя, конечно, есть принтер?

— Без него я бы просто пропала. Иногда дают подработку, но вообще сейчас полный штиль. Никого не интересуют не то, что древние языки, но и русский-то не особенно популярен. Говори, что хочешь, пиши, как бог на душу положит, устанавливай свои правила — Академия наук слова не скажет, нос боится высунуть, одни старики, тоска смертная. Культура на глазах вырождается.

— Да уж, культурка нынче цветет и пахнет. И еще. Обязательное условие сотрудничества — подписка о неразглашении.

— Это мне знакомо, нет проблем. Я проходила проверку. Давай, подмахну, у тебя же есть типовая форма, заготовка. Меня не часто, но приглашали раньше в Большой Дом для консультаций. В подробности не посвящали, но речь шла о секретных операциях на Ближнем Востоке. Требовалось хорошее знание одного из местных диалектов в Ираке, на котором связывались в соцсетях террористы. Руководство университета и наш декан Лев Семенович рекомендовали меня, а отдел режима не возражал. Тем и выживала. С финансами у меня, как сам видишь, ситуация фактически тупиковая.

— Мы это поправим, поверь. Как же я рад тебя снова видеть, обнимать…

— Ладно, не раскисай. Работы впереди много, надо начинать, сам говорил, что срочно требуется.

— Да-да, конечно. Делу время, потехе час, как нас учили.

— Давай книжку твою, посмотрим, что там.

— Смотри, поаккуратнее.

— Ой, а то я не знаю, как обращаться с древними текстами. На первый взгляд, это аккадский язык. Да, похоже, что именно так. Вавилонский диалект.

— Для меня все это темный лес.

— По структуре ничего особо сложного не вижу. Разве что с общим контекстом могут быть трудности. Понимаешь?

— Не очень.

— О чем идет речь, о чем говорится. Надо знать эту тему с точки зрения эксперта, который изучает, анализирует языки той эпохи, чтобы воссоздать историю, исторические события, общий фон того времени.

— Босс сказал, что наша задача — грамотный перевод, а уж разбираться, что к чему и почему, будет он сам.

— Тогда поехали. На аккадском говорили и писали в Месопотамии, в Вавилонии и Ассирии. Отсюда два диалекта. Оба относятся к семитской ветви афразийской языковой группы. Вавилонский получил широкое распространение на Ближнем Востоке практически как международный язык общения разных народов и наций, вроде сегодняшнего английского. Пользовались им хетты, египтяне, ханаанейцы и арамейцы. Позднее аккадский был вытеснен арамейским языком.

— Спасибо за исторический экскурс. Было познавательно, честно. Но о чем там говорится, хотя бы в двух словах.

— Сложно сказать в двух словах. Но определенно нечто относящееся к древней магии.

— Почему ты так решила?

— Я же не слепая. Элементы письма, ритуалы, термины, упоминания местных божеств, ссылки на астрологию… Уже в то время магия — как практическое руководство, инструкция по применению — получила широкое хождение и была распространена в кругах духовенства, среди высших сановников, использовалась правителями. Рабы, низшие сословия, естественно, доступа не имели. Только элита. Тайные знания для посвященных, чтобы властвовать над природой и людьми. Власть, понимаешь? Ты, кажется, учился на мага. Что-то же осталось в голове?

— Ни бельмеса не соображаю. Эти двухгодичные курсы были какой-то аферой, кто-то отмывал в университете деньги. Что-то полезное я, конечно, извлек. Да и распределение получил неплохое. Но какое это имеет отношение к магии и к нашим реалиям?

— Не скажи… Все взаимосвязано. Видишь картинки? Здесь на странице — заклинание. Да, точно. Причем, довольно опасное для непрошенных гостей. Лучше пропустим. Чтобы не случилось беды, мы должны осторожненько поработать над переводом.

— Вместе?

— Вместе.

— Может, вначале поедим?

— Давай.

Мы молча поглощали пиццу, — я резал ее на мелкие кусочки, и накалывал на вилку, перед тем как отправить в рот, а Аннушка откусывала целиком. Кому что нравится. Вкус от этого не меняется, кто как привык. Поставили чайник. Разговор не клеился. Еще бы, столько лет прошло. Да и рассказывать было не о чем. Мне — в силу специфики моей службы и заданий, которые приходилось выполнять, а Анне, видимо, не хотелось ворошить неприятные воспоминания. Варенье, которым она меня угостила, было классным, какое я всегда любил: вишневое, с косточками, сладкое и в то же время с кислинкой. Вишневое варенье еще называют «королевским», почему, не знаю. Знаю только, что в семьях российской знати в него добавляли коньяк и корицу — для улучшения вкуса. Но вишня должна быть обязательно спелой, то есть, темно вишневого цвета. Потом мы немного поболтали о погоде, о том, кому нынче вольготно и весело живется на Руси, каким стал город, как он изменился за время моего отсутствия. Пустой, в общем, разговор ради приличия. Думаю, Анна меня так и не простила, хотя и пытается себя заставить. Анна знала в совершенстве множество древних языков, и тяга к ним была, и родители с детства подталкивали к тому, считали, что это прекрасная профессия для молодой девушки из интеллигентной семьи. Так оно и было до поры, до времени, пока не грянула перестройка, круто изменившая привычное течение жизни. Бизнес, деньги, деловые связи «ты мне — я тебе» заменили простое человеческое общение, и Анна, что называется, ушла в себя, замкнулась: ей стало неуютно в мире чистогана, а тут еще я сгинул, не сказав «прощай». И вот теперь встретились два одиночества…

— Так мы будем работать или спать на рабочем месте?

— Анечка, я ждал, когда ты будешь готова. Ты — главная. Как скажешь, так и поступим.

Книга напоминала, как сказала мне Анна, сборник магических сказок. Нет, скорее, даже не сказок, а преданий, которые невозможно было проверить: то ли правда, то ли вымысел. Но древняя магия, да, присутствовала в большинстве историй, причем, главными действующим лицами в них выступали ведьмы, молодые и старые. Перечислялись магические обряды, подробно, с толкованием смысла. Я бы даже сказал, они были похожи на инструкции для пользователей. Рецепты блюд и напитков, имеющих магическую силу, травы и приправы, — по сути, поваренная книга с примечаниями. Всего около сотни страниц. Я терпеливо постукивал по клавишам компьютера, Анна диктовала.

— Я не перевожу дословно, только слежу за смыслом, а все несущественное отбрасываю в сторону. Правильно?

— Я бы на твоем месте делал то же самое.

— Ты бы на моем месте?..

— Анечка, не сердись, пожалуйста, ну сколько можно. Я себя уже и так наказал. Что было, не вернешь, нужно смотреть вперед.

Где-то далеко за полночь перевод был закончен. Если бы мне сказали, что такое возможно сделать за полдня, ни за что бы не поверил, но Анна сотворила чудо. Весь труд уместился в небольшой стопке листков. Из переведенных документов, впрочем, не удалось извлечь полезной информации, которая бы могла пригодиться действующему «в поле» агенту, так мне во всяком случае показалось.

— Уф… Теперь можно и отдохнуть, выспаться. Люблю понежиться утром в постели часов до 11.

— Ты заслужила, а мне надо утром бежать к шефу отчитываться. Тебе как деньги отдать, наличкой или на счет перечислить?

— Алекс, мой счет приказал долго жить, вернее, еле дышит, как после тяжелой болезни. Давай так. Для налоговой — половину на счет, а то, что сверху — если не трудно — в разных купюрах. Не возражаешь?

— Главное, чтобы налоговая не возражала. В рублях?

— Да, пожалуй, было бы предпочтительнее. В заграничное турне не собираюсь. Так будет лучше и спокойнее, не придется менять в пунктах обмена, вокруг которых масса жуликов ошивается.

— Тогда спать?

— Как скажешь… Тебе я постелила на диване, будет удобно, не беспокойся, сама проверяла. Пижаму не предлагаю. Вот тебе зубная щетка, полотенце висит в ванной комнате. Синего цвета, не перепутай.

— Я не совсем идиот.

Есть две дороги, два пути: твой, что выбран тобой, и тот, который выбрали за тебя другие. Этой ночью Анечка выбрала за меня. Я не был против.

За утренним чаем, поглядывая на часы, ко мне вдруг прилетела мысль: и зачем Боссу вдруг понадобились поваренные, пусть и магические, рецепты? Что-то здесь не то. Я поделился этим соображением с Анной, которая после ночных утех заметно изменила отношение ко мне.

— Ты, возможно, прав. Дело не в переводе, а в…

— Переплете.

— Именно!

— Там могли спрятать то, что нужно Боссу на самом деле.

Распотрошить переплет древнего фолианта посредством кухонного ножа не представляло труда. В корешке мы, действительно, обнаружили свернутый трубочкой тонкий листок пергамента с начертанными на нем письменами. Истина всегда рядом, надо всего лишь ее найти.

— Ух ты… А мы решили, что сделали свою работу. Ох, и досталось бы нам обоим на орехи. Анечка, посмотри, сможешь прочесть?

— Не знаю. Что-то мне совершенно незнакомое. Тарабарщина, не похожая ни на один из известных мне языков.

— Может, код, тайнопись, которую нужно расшифровать?

— Твой хозяин большой хитрец, как я погляжу.  Алекс, твой выход… Ты у нас изучал магические науки и получил степень.

— Я же тебе объяснял, что это было для прикрытия, понимаешь, чтобы никто нос не совал на нашу кафедру. Меня учили подслушивать, подсматривать и убивать. Агент с правом на убийство — ты разве не знала? Я такой же магистр, как Папа римский.

Немного привираю, как нас инструктировали. Без этого никак нельзя. Полуправда — та же ложь, но в красивой упаковке.

— Не прибедняйся, Алекс. Перед тобой шифрограмма, которую ты обязан разгадать. Или вас этому не учили?

— А может, не надо? Это засекречено, разве не видно? Босс сказал, наше дело — перевод, а дальше он сам разберется.

— Разве тебе не интересно, что скрыто в этой записке, адресованной неизвестно кому?

— Любопытство сгубило кошку, говорят.

— Ну, как знаешь.

— Аня, скажи, зачем нам чужие секреты? Чтобы потом нас искала мафия? Или преследовали ведьмы с чертями? Зачем?

— Я тебя, конечно, не заставляю, но…

— Что, но? У нас нет допуска к этому документу. Давай просто отдадим его моему Боссу. Я допускаю, что он именно это и имел в виду, когда давал нам задание. И надеюсь, что он любит разгадывать загадки. Хочешь сделать хорошо — сделай сам. Бери деньги — и разбежались, забыли.

— Насчет денег. Неплохо бы их сперва получить. Как тебе хорошо известно, услуги лучше всего оплачивать полновесными купюрами.

— Сегодня же и доставлю.

— Хочется верить, что на этот раз не обманешь.

— Кто старое помянет, тому глаз вон.

Мир становится все более нестабильным. Поэтому все большее значение приобретают т.н. традиционные ценности, которые приходится защищать. Это залог безопасности общества и будущего страны. Прописная, банальная истина? Несомненно. Не ставшая, однако, от этого устаревшей и ненужной. Это к тому, что прошлого не вернуть. Нельзя ступить дважды в одну и ту же реку, выражаясь изящным стилем. Как это сформулировали до нас? Оглядываясь назад, снимем шляпу — глядя вперед, засучим рукава, даже если это прекрасное будущее нам угрожает. Чтобы выжить, иногда нужно привлечь внимание акул. Прекрасно сказано, святые угодники!

Получилось все так, как и планировалось: я отдал Боссу папку с текстами переведенных страниц, а он мне — плотный конверт с пухлой пачкой «зеленых». Судя по весу, примерно килограмм в стодолларовых купюрах. Ого!.. Босс не скупердяй, я это знал, но все же разбрасываться долларами налево и направо… Сто тысяч долларов, — о, боже, я же просил в рублях, чтобы не привлекать внимания. С другой стороны, легко помещаются в дамскую сумочку. Россия щедрая душа… Сколько это будет, к примеру, в рублях? Применительно к килограмму — это может быть и пятьдесят тысяч, и миллион рублей, все зависит от номинала. Но по банковскому курсу на сегодняшний день что-то около восьми миллионов. Еще раз ого-го… Можно и квартирку однокомнатную в новостройках прикупить в приятном месте вдали от шума городского, еще и останется кое-что на черный день. Или приличную дачу за городом, в области. Аннушка не пожалеет, что связалась со мной. Хоть этим частично искуплю свою вину перед ней. Я быстро сел в такси и помчался на Васильевский. Затрещал телефон.

— Дорогой, а что это за писулька приложена к переводам, а? Или это намек на отдельное вознаграждение? И мне совсем не интересны ваши кулинарные рецепты в этом фолианте. Книг таких пруд пруди в магазинах. Я ожидал получить от тебя книгу с именами и адресами всех ведьм в мире со Дня сотворения.

— Босс, мне вам больше нечего предложить. Это все, что мы с Шимми экспроприировали у Худайбердыева. Еще записка. Но вы уж не серчайте, что шифрограмма Ане не по зубам оказалась. Вы уж дальше как-нибудь сами.

— Сами, говоришь? Не забыл, чему тебя два года на кафедре учили? Или забыл, что ты особенный, агент Спешл? Давно я тебя так не называл, мистер Спешл?

— Отчего же, не забыл. Только забыл все за давностью лет.

— А ты постарайся, вспомни. Очень тебя прошу.

— Да-да, конечно, Босс. Я постараюсь.

— Передашь Анне деньги, тотчас же возвращайся в гостиницу. Я зайду к тебе и вместе поколдуем над загадкой.

— Есть, шеф. Всегда рад вас видеть, шеф.

— Ну и ладно. До встречи, дорогой… Чайку там приготовь, будь добр, только не из пакетиков «липтон».

Аня была в диком восторге. Никогда бы не подумал, что почтовый конверт с кучей денег может так вдохновить человека. Она прыгала, смеялась, обнимала меня... Потом немного успокоилась и произнесла слабым голосом: «Спасибо, большое спасибо…». После чего разревелась, уткнувшись носом в подушку. Я, как мог, успокаивал ее.

— Ну что ты. Перестань. Все будет теперь хорошо. Заживешь, как люди…

— Знаешь, Алекс. Я ведь о чем мечтала? Чтобы мы с тобой были, на всю жизнь.

— Я тоже, Аннушка.

— Ты же не думаешь, что уже поздно?

— Не знаю, что тебе сказать. Я человек подневольный, как уже говорил. Как в песне поется: «Дан приказ ему на запад…» Будет такой приказ — поеду на Запад.

— А я буду тебя ждать, хорошо?

— Жди меня, и я вернусь, только очень жди. Это стихи Константина Симонова. Хорошие стихи, душевные. Но мне пора. Шеф зовет на переговоры. Отказаться не имею права, ты же понимаешь.

— Понимаю. Только помни, я тебя буду ждать. Пожалуйста, больше не исчезай надолго…

Легко сказать. От Босса жди любого подвоха. Тиран, настоящий тиран. Для него права человека — пыль, а сам человек ноль без палочки. Как же, они — повелители, архитекторы, футурологи, демиурги…

Часов в девять вечера появился Босс. С бутылкой Camus. Неплохой, но я предпочитаю Hennessy.

Выпили, закусили ломтиками лимона, кстати оказавшегося в холодильнике.

— Хорошо пошла первая рюмочка, а?

— Коньяк завсегда хорошо идет, Босс. Будто вы не знаете.

— Стало быть, у нас образовалась проблемка.

— Именно, Босс, проблемка. С божьей помощью и решим.

— Уверен? Тогда приступай. Налить еще?

— Я не против. А вы?

— За компанию, сам знаешь, и черт удавится. Но ты не поминай черта всуе. Тебе не положено.

— Знаете, Босс, криптограмма очень похожа на исландские гальдраставы. Могу ошибиться, конечно. Мы на кафедре подробно не изучали, но по первому впечатлению именно так.

— Исландские?

— Ну да. Раннее средневековье, техника, принятая в северной магии. Используются руны, но не обычные, а переплетенные, чтобы затруднить чтение. Заковыристые. На лекциях нам говорили, что этот способ шифрования — один из самых неизученных для составления криптограмм. В практической деятельности для разведки не используется ввиду сложности и неэффективности. Гальдраставы занесены в теоретический раздел программы обучения, короче говоря, едва упоминаются. Думаю, что и специалистов не готовят, днем с огнем сегодня не найдешь.

— Впечатлен твоим рассказом. Можешь попробовать прочитать?

— Здесь придется повозиться. Смелость города берет, — говаривал полководец Суворов. Но с учетом того, что сам текст на пергаменте небольшой, всего два десятка строк, думаю, что к утру справлюсь. Хотя язык этот мертвее мертвого, позвольте заметить.

— К утру? Так это же замечательно! В долгу не останусь.

— Босс, я не ради наград стараюсь.

— Знаю, сынок. Отблагодарю обязательно, не сомневайся. Нужно кого-то убить, ликвидировать? У тебя появились враги, недоброжелатели? Только скажи. Кстати, как там твоя пассия, довольна?

— Вот уж не моя… Но от счастья на седьмом небе.

— Хорошая была девчушка, помнится. Сейчас взрослая женщина, но осталась такой же. Я имею в виду внутреннюю красоту, моральные качества, скромность, достоинство, верность. Она тебе нравится?

— Нравится, Босс. Но боюсь, что судьбы наши так и не пересекутся.

— Да уж… Ты с ней поласковей будь. Никто знать не может, что нас ждет. Даже я. Вот отзовет прямо завтра Небесная канцелярия, найдет для меня другую работенку, бросит в прорыв затыкать грудью амбразуру…

— Не дай бог.

— Вот и я молюсь. Еще столько дел на Земле надо переделать. Предстоит расширить горизонты.

— То есть, в смысле?

— В смысле, еще столько надо попробовать. Пострелять хочется из пулемета.

— Босс, зачем?

— В том-то и дело, дорогой. Когда человек добросовестно платит государству налоги и ведет себя как законопослушный гражданин, не ходит на демонстрации и протесты, ни одного пятнышка в личном деле, ни одного задержания, ты не представляешь, как иногда хочется пострелять из пулемета из окна.

— Зачем, Босс?

— Тебе этого не понять, сынок. Наша проблема в том, что мы слишком привержены правилам, слишком добропорядочны и подчинены законам, которые сочинены для нас неизвестно кем. Ты же не думаешь, что наши предки, неандертальцы, якобы первые люди, — хотя я не верю ни Дарвину, ни ученым-археологам, ни палеонтологам, — блюли конституцию и всегда придерживались заповедей, традиций, устоев, заведенного порядка и поступали, согласуясь с совестью, нет? Правильно, они жили по принципу: прав тот, у кого больше прав. Закон джунглей — право сильного. А теперь скажи, что-то изменилось с тех пор?

— Немного.

— Вот! И почему я не могу пострелять из пулемета? А ты знаешь, что один человек грозился выйти на Уолл-стрит и застрелить первого встречного, и за это ему ничего не будет?

— Так это байка, Босс. Кто же в здравом уме способен на такое?

— Есть, дорогой, поверь мне. Сумасшедших нынче гораздо больше, чем нормальных. И это они пишут законы и устанавливают правила для нормальных людей.

— И поэтому вам хочется пострелять из окна?

— Представь себе. Чем я хуже того парня? Что, если он прав? Что, если он плохой мальчик? Что, если я тоже хочу почувствовать себя неандертальцем, хотя бы недолго побыть в его шкуре, вернуться, так сказать, в каменный век или в специально созданную и отведенную для таких же сумасшедших, как я, зону — кластер называется, этот дивный завтрашний мир — где можно было бы вволю покуролесить, пострелять, поубивать. Сериал Westworld, «Мир Дикого Запада» смотрел? Сублимация чувственного восприятия реальности… Может, сбегать еще за одной, как ты считаешь?

— Нет, Босс, мне еще работать всю ночь. А вы можете, кто вам запретит, вам же больше шестнадцати и паспорт предъявлять не нужно.

— Тогда я пошел.

— Такси возьмите, неровен час, гопники по ночам по улицам шастают, к прохожим пристают.

— Обязательно. Спокойной ночи, специальный агент Спешл!

— Спокойной ночи, Босс!

Часам к трем ночи я выдохся и пожалел, что в холодильнике нет пива. До пива я не любитель, но пить что-то надо, не воду же из графина. Пришлось заказывать кофе в номер. Как ни странно, сервис оказался на высоте, доставили уже через пять минут. Процесс расшифровки близился к финишу. Абракадабра из черточек и кружочков понемногу поддавалась прочтению. Еще через час картина стала ясной полностью: это древнее ругательство, имеющее силу заклинания, которые используют ведьмы. Вряд ли сие открытие обрадует Босса, но это его проблема. Что же там такого, что могло вызвать его интерес к фолианту, заставить нас пойти на преступление? Может, УВС, универсальное волшебное слово, манипулирующее сознанием и превращением в огнедышащего дракона, оживляющее мертвых и телепортирующее на другую планету? Или вот еще: управляющее всеми тремя стихиями — огнем, водой и воздухом, и предвосхищающее грядущее? А что не так с грядущим, можно спросить? Стоит себе человек у пивного ларька, попивает пиво из кружки, как вдруг с неба на него падает метеорит. Какое пиво? — кажется, Kozel, какое это имеет для вас значение. Главное — выбрать правильное место под солнцем, чтобы тебя не придавила жизнь, как эта гипотетическая каменная глыба, упавшая с неба на выпивоху у ларька. Для этого и служит одна из главных молитв в православии «Боже, спаси и сохрани», что надо произносить перед сном и просыпаясь каждое утро. Но это очень уж простое древнее заклинание, доступное всем, как и «Черт, черт, черт…». А Босс, я думаю, искал то, что предназначено только для посвященных. Это на первый взгляд может показаться смешным, но это нисколько не смешно. Магия — это не смешно. Не верьте, что с наступлением научно-технической революции она забилась в угол и выбросила на ринг полотенце в знак признания своего поражения, или, более того, скрылась в мрачных и недоступных болотах Дартмура в графстве Девон, и нос свой боится теперь показать. Магия — это вопрос веры: никому и ничего не нужно доказывать.

Произносить вслух открытый мной текст я не стал, поскольку это опасно для окружающих, то есть, для меня в первую очередь, но поверьте, в древности умели виртуозно ругаться матом и навлекать на других людей порчу и всякие жизненные неприятности. Мне жаль Босса, но его обманули, пустили по ложному следу. Кто? Вот где загадка! Мы с Шимми выполнили свою часть работы, как договорились, я бы сказал, выполнили профессионально. Выкрали фолиант, Анна сделала перевод. Ну и я отличился: не каждому доводилось за пару-тройку часов расшифровывать древние скандинавские руны.

Босс, однако, не выглядел сильно удрученным, когда я доложил ему о своих изысканиях. Он умел скрывать эмоции, умел держать удар. Что-то он теперь предпримет, чем ответит? Долго ждать не пришлось.

— Это все проделки моего братца, не иначе. Его почерк. Послать меня к чертям собачьим, да еще с указанием точной даты и часа Апокалипсиса... Мне к этому не привыкать. Ответим ему зеркально. Просто нужно быть в другой раз умнее. Бумажку эту мы засекретим и добавим в качестве улики в досье моего несносного любимого брата Михаила. Пригодится воды напиться, когда будем делить папочкино наследство.

— Я сожалею, Босс.

— Спасибо, но не стоит. Я справлюсь. Лучше скажи, ты готов оказать мне услугу?

— В любое время дня и ночи, Босс. Вызвать 9-1-1?

— Иного ответа я от тебя и не ожидал, дорогой. За работу. С нами Бог!..

— А как же Анечка?

— Подождет своего героя. Общение с прекрасной половиной человечества придется отложить на потом.

— Но мы не знаем, что мы ищем.

— Терпение, Алекс, терпение. Если о чем-то долго думать, решение придет само собой.

Ага, если долго мучиться, что-нибудь получится. Только глупец думает, что может одним махом разрешить все свои проблемы. Разумеется, я не стал разубеждать Босса. Ему виднее. Он смотрит на мир со своей колокольни, а я со своей. Что, если прав я, а не Он? Думаю, что когда-нибудь зомби-апокалипсис покончит с этой человеческой цивилизацией, — а наивный мой Босс, напротив, надеется ее спасти. Он хоть и ангел, но не идиот. Чудак… Хотел сказать, человек, но Босс ведь не человек, а Босс. Опять зашлет меня куда-нибудь в тартарары. Но это будет уже другая история.

Это форма приветствия такая, не требующая от вас отвечать, как идут дела. Раньше говорили просто «Здравствуйте!» из вежливости, а не потому, что хотели пожелать здоровья. Но поскольку в обществе в не столь отдаленные времена перестройки возникла потребность в малом, или точнее, мелком, бизнесе, деловые отношения знакомых и незнакомых людей наложили отпечаток и на приветствие: «Как дела?» Можно пропустить мимо ушей, можно так же односложно ответить «Как дела?», добавить «Спасибо, хорошо». Англоязычные при встрече спрашивают: «Хау а ю?» — и получают в ответ «Гуд. Хау а ю?» В любом случае, если вы отреагируете на приветствие односложно «голова пока цела», вас поймут, и не потому, что раньше вас это произнес дедушка Крылов, баснописец, а потому, что ваш ответ сочтут адекватным, соответствующим суровой действительности и принятым нормам вежливости в современном обществе. С Шимми мы знакомы, так что нет необходимости разводить канитель, интересоваться здоровьем, перебрасываться ничего не значащими фразами.

— А, это ты! Так я и думал. Зачем пришел?

— Весточку притаранил от Босса.

— Давай, поглядим, какой сюрприз он нам приготовил, что за задание. Он тебе сказал, что я старший в группе?

— Не помню такого разговора, но тебе виднее.

Пока я изучал содержимое пакета, Шимми сопроводил его своим комментарием.

— А еще он просил передать, чтобы ты обратил внимание на обведенное красным карандашом объявление.

— Там телефон какой-то указан.

— Да, именно. Вот по этому телефону ни в коем случае нельзя звонить.

— И зачем тогда объявление, если нельзя звонить, можешь объяснить?

— Чтобы себя не обнаружить раньше времени.

— Хм… Требуется ассистент в букинистический магазин… Древние рукописи... Что за ассистент, какие рукописи? Что за чушь?

— Надо уметь читать между строк: требуется ассистент для борьбы с силами зла. Во всемирном масштабе. Это кодовое слово для связи с агентами. Неужели не понятно? Нам доверено внедриться в спецхранилище под видом человека, ищущего работу, и кое-что там раздобыть и похитить. Видимо, что-то важное. В последнее время у Босса были проблемы с ведьмами.

— А потом, что потом?

— Потом суп с котом. Шутка. Потом в дело вступаешь ты. Для тебя поступят отдельные инструкции, сказал Босс.

— Какие могут быть шутки? Спецхран — это спецхранилище, то есть, склад особо ценных древних манускриптов, находящийся под неусыпным надзором секретных и полицейских органов. С улицы туда на работу не берут. У тебя есть рекомендации?

— А как же. Вот... Босс уже подготовил. Печать, подпись, все чин чинарем. Прямо сейчас и пойдем. Ты мне будешь ассистировать, подыгрывать, изображать конкурента для видимости. Сможешь?

Этот Шимми мне порядком надоел своей наглостью и бесцеремонностью. Наглая морда. Я понял это с первого взгляда. С первой встречи. Распоряжаться начал мной, командовать. Не нравится он мне. Наглая морда и есть.

— Идем уже, умник! Ты, главное, приготовь свои верительные грамоты, а за меня не беспокойся.

Найти «спецхран» для таких ассов розыска, как мы, оказалось плевым делом. Неказистое двухэтажное строение, которое и домом назвать было бы трудно, на затерянной в Невском районе довольно мрачной улочке, где в вечернее время не встретишь ни одного прохожего, а если вас прирежут, никто не обратит внимания. Такие окраины — бельмо на глазу властей города трех революций. Плакат с лозунгом, свисающий с одного их домов на другую сторону улицы гласил: «Догоним и перегоним». Кто бы сомневался. Ну и местечко, жуть… Выщербленные каменные ступени на входе, щели, поросшие жухлой травкой, — и на удивление огромная, начищенная до блеска латунная доска с вензелями на ней: «ООО Старьевщик». Чуть ниже и мелкими буковками добавлено: «Антиквариат для народа». Для какого именно народа, и почему именно антиквариат народу нужнее хлеба, ничего сказано не было. Народ, как мы с вами знаем, бывает разный: служивый, наемный, разночинный, богатый, приезжий, вороватый и пр. И нужен ли народу антиквариат, также не уточнялось. Понятно, приписка для конспирации.

Тяжелая массивная дверь с дверным колокольчиком «дзинь-дзинь». Однако на наш «дзинь-дзинь» никто выходить не собирался. Пришлось постучать висевшей рядом железной «подковой», которая якобы отпугивает зло, и вторгаться без приглашения. Пол в фойе был накрыт роскошным персидским ковром явно не машинной выделки, что само по себе свидетельствовало о достатке хозяина, которого нисколько не заботили посетители в грязной обуви. Красивые китайские вазы по углам (неужели эпохи Цин?), сверкающая всеми цветами радуги хрустальная люстра под потолком и огромное зеркало в викторианском стиле, старинное и изысканное, а, следовательно, дорогущее, дополняли интерьер. На стенах — гравюры, думаю, XVIII века, у меня глаз на это наметанный. А вот и хозяин в шелковом халате с драконами, как заправский мафиози, в малинового цвета феске с кисточкой, низенький, полноватый, каким и должен был быть в моем воображении коллекционер антиквариата. За поясом у него торчал йеменский кинжал джамбия с загнутым клинком, что носит в Питере каждый взрослый, уважающий себя мужчина. Я не удивился, человек имеет право ходить в своем доме после работы в домашнем халате с кинжалом, не так ли? Ну, не в смокинге же в самом деле с розочкой в петлице встречать непрошенных гостей, которые даже не удосужились предупредить о своем визите. Хорошо еще, не в ночном колпаке. Человек появился из неприметной зашторенной дверки и учтиво осведомился: «Чем могу служить?». Так как главным был я, я и начал.

— Мы по объявлению.

— Что, оба и вдруг?

— У нас общий бизнес, но разные интересы. И потом, сами посудите, район небезопасный, на отшибе, Дровяная улица, лихие людишки повсюду. Так что решили…

— Наведаться сообща?

— Да, если позволите.

— Позволю. И чем же вас заинтересовало мое объявление?

— Мы работаем с антиквариатом, продаем-покупаем. Но более того, любим в нем копаться, безделушки всякие коллекционировать. Подумалось, наши деловые связи могли бы вам пригодиться. Сочли бы за честь поработать с вами. Смотришь, и совместный бизнес организовать. Сами мы не здешние, из Средней Азии, из Самарканда.

— Насчет бизнеса сомневаюсь, я в партнерах не нуждаюсь, а вот помощник нужен, это правда. Уволил на днях одного юношу. Из хорошей семьи, неплохой работник, но поймал его за чтением древнего манускрипта. У меня тут всюду камеры. Застукали подлеца.

— Что вы говорите… И как только не стыдно людям. Так вы, выходит, не разрешаете пользоваться книгами?

— Персоналу — ни в коем случае. Книги денег стоят. А древнюю рукопись легче легкого испачкать, порвать, страницы могут отклеиться, да мало ли что еще может быть от неаккуратного обращения.

— А вы не боитесь, как бы помягче выразиться, пролетарских экспроприаторов?

— А на что у меня собачки, мои милашки бультерьерчики? Стоит только подать знак, свистнуть… У меня их трое. Я их закрыл в соседней комнате, чтобы не мешали разговору.

— Об этом мы не подумали, извините. У вас чудесный дом.

— Спасибо. Кстати, вы же не рассчитываете, что я вас обоих за этот комплимент стану устраивать на работу? Что там у вас? Покажите-ка ваши рекомендации, молодой человек. Надеюсь, вы не любитель чтения, не библиофил?

— Я как раз люблю перед сном полистать книжонку, а вот мой приятель — тот вообще книг в руки не берет. То есть берет, но не читает. Малограмотный, но послушный и прилежный. Скажи, Шимми.

— Вот мои рекомендации, извольте смотреть. Звать меня Шимми. Работал в архиве Академии наук. Имею ученую степень бакалавра. Филолог по образованию.

— Как так: малообразованный и с ученой степенью?

— Это друг мой так острит, ему завидно, что у меня больше шансов занять вакантное место, вот и злится, наговаривает на меня. Но читать действительно не люблю. Начитался за свою жизнь, хватит, голова от книжек опухла.

— Это похвально, молодой человек. От книжек все беды в обществе. Что же, рекомендации у вас отличные. Обязанности ваши не будут обременительными: стоять за стойкой, принимать посетителей, вести учет выданных книг, записывать посетителей в журнал посещений. Практически, читальный зал в публичной библиотеке, правда, публика специфическая. Вы ведь умеете работать с картотекой? С этим справится и ребенок. Платить буду еженедельно, чеком. Не знаю, как вы, я с наличными предпочитаю не связываться, грабители, налоговая инспекция, то да се…

— А рабочий день?

— Официально, восьмичасовой, с восьми до восьми. Но должен предупредить. Порой к нам приходят и по вечерам, и ранним утром, и ночью. Ваша смена — ночная, за это я буду доплачивать. Опаздывать нельзя. Грубить посетителям нельзя. Принимать пищу на рабочем месте нельзя. Читать манускрипты нельзя. Продавать книги и выносить из дома нельзя. Кто хочет поближе ознакомиться с рукописью, почитать — тому стол и кресло. Но выписки и заметки в блокнотах делать тоже нельзя. Вы должны за этим следить. Новые посетители обязаны авансировать услугу и дать подписку о неразглашении. Со всеми правилами и ограничениями у вас будет возможность ознакомиться, в памятке для работника все расписано по пунктам. Если согласны, можете начинать прямо завтра. С восьми вечера. В восемь утра вас сменят. Вот вам ключ на тот случай, если я по каким-то причинам отсутствую или задержусь. Надеюсь на вас, молодой человек, что не подведете. Контингент у нас солидный, репутация моего «Антиквариата» гремит далеко за пределами. Приезжают даже из заморских стран те, кого интересует античность и старина. Наезжают и авантюристы, но пока Бог миловал. И еще: ваше рабочее место — за стойкой. Когда вам дают заявку на ту или иную книгу, вы ее находите и выдаете посетителю, — пользуясь автоматизированной системой распознавания и доставки, — разумеется, если он у нас зарегистрирован и не имеет задолженности за услуги. Следующее: вам запрещается спускаться в подвал и посещать другие помещения в доме, которые не имеют отношения к вашим служебным обязанностям. Вы ночной директор и сторож с ограниченными полномочиями. Вам ясно?

— Более чем. Меня все устраивает, и я готов приступить уже завтра.

— Вот и чудесно. Я вас больше не задерживаю. Увидимся.

Мы попрощались с хозяином. Немного чудаковат, это правда, но попробуй нынче найти нормального антиквара на все сто. Нам с ним не крестить детей. Провернуть быстренько наше деликатную миссию — и адью. Нехорошо, конечно, красть и обманывать, но ради праведного дела и быстрого результата на что только не пойдешь, прости господи. А то, что работать придется ночью, даже хорошо.

— Заметил огромный нефритовый перстень с иероглифами на безымянном пальце?

— Еще бы. А тебе не показалось, что он музейный вор на пенсии?

— Кто их знает. Наворовали — вот и живут себе припеваючи, а ты бегай как шавка, ищи то, не знаю, что. Даже глотка воды не предложил, скупердяй.

— Скупые люди долго не живут, если это тебя утешит. Так ты пустишь меня переночевать?

— Ты не нашел квартиры на съем? Чем же ты занимался все это время?

— Ну, разным… Так, пустишь или мне опять в парадной спать, на холодном резиновом коврике на бетонном полу?

— Мы же друзья, Шимми, а друзья друг другу помогают в трудную минуту. Мы — как пионеры. Знаешь, кто такие пионеры? А, впрочем, можешь не отвечать, проехали.

— Проехали?

— Ну да, проехали. Так у нас говорят, когда вопрос или событие перестали быть актуальными.

— Но моя просьба еще актуальна, Алекс.

— Какой же ты нудный, Шимми. Сказал ведь, устрою тебя на ночлег. У тебя нет постоянного жилья, нет прописки, значит, ты бездомный из Средней Азии и тебя надо пожалеть. Ты не голоден?

Мы нашли поблизости какую-то забегаловку под звучным именем «Лу», — дань моде на все заграничное, — где подавали холодные хот-доги, резиновую сосиску в зачерствевшей булке вместе с пойлом, которое называлось кофе. Такие заведения посещает местная шпана и блатные, чтобы перетереть, выпить пивка под сушеную воблу, зацепить фраера. Но очень хотелось есть, что поделаешь, пришлось проглотить все, включая собственную гордость. Привязанность ко всему хорошему и к хорошей еде, как частность, — учит Будда, — является одной из причин человеческих страданий. Чтобы обрести мир и спокойствие, мы должны отделить себя от своих пристрастий. Правда, просто? Тот же постулат, но в другом исполнении звучит так: «Человека характеризуют две вещи — терпение, когда ничего нет, и поведение, когда есть всё».

… К восьми вечера я был на месте, хозяин уже нетерпеливо поглядывал на часы, но я не опоздал ни на минуту.

— Приступайте, как вас, кажется, Шимми. Поздравляю с первым рабочим днем, вернее, ночью. Да поможет вам бог.

Я вежливо поблагодарил и огляделся. Рабочим местом назывался небольшой канцелярский стол, на котором лежал журнал, стоял телефон и была в беспорядке набросана еще куча всякой мелочи, оставленной хозяином. Он даже не представился. Я не знал ни его имени, ни фамилии. То ли потому, что он не счел нужным или просто не верил, что я задержусь здесь надолго. И он был прав, сам того не подозревая. Главным украшением офиса были стеллажи. Нет, не так, — это были огромные, гигантские, пронумерованные по вертикали и горизонтали, легкие и прочные, подпиравшие потолок, который в этом месте исчезал под самой крышей, полупустые алюминиевые стеллажи. Рукописи и манускрипты лежали вповалку, хотя в любой самой захудалой сельской библиотеке такого беспорядка бы не потерпели. Возле стояла обыкновенная стремянка с выдвижными ступеньками. Ее, видимо, и имел в виду хозяин магазина-склада, назвав автоматизированной системой поиска заказанной посетителем рукописи. Для меня, с моей кошачьей ловкостью, полазать по полкам не было проблемой. Наоборот, потренироваться будет приятно. Однако, интересно, зачем ночью, извините, и кому нужно тащиться в антикварный магазин, неужели дня мало? Дело нечистое, и к бабке не ходи. Первым делом нужно почитать служебную инструкцию. Надо знать, за что хвататься, случись непредвиденная ситуация. «Антиквариат» странный, посетителей я пока не видел, но тоже обязаны быть странными. Да, и картотеку полистать не мешает: кто есть кто.

Я как в воду глядел. Где-то часам к двум появился первый посетитель. Дама неопределенного возраста, с цветастой шалью на голове, в очках с толстенными линзами. Круглое лицо, круглые глаза, круглые очки.

— Вы здесь работаете, молодой человек? — осведомилась она первым делом, не здороваясь, что, согласитесь, невежливо с ее стороны.

— Я — новый ночной директор, — гордо изрек я. — К вашим услугам, мадам. Ваши документы?

— Ой, какие формальности… Я ваш постоянный посетитель, Мистер Худайбердыев знает меня с первого класса школы.

Выходит, мой хозяин — Худайбердыев. Фамилия ничего мне не говорила, надо будет погуглить, что за гусь, у которого хрустальная люстра в приемной висит за десять тысяч долларов.

— На правилах и дисциплине государство держится, — отвечаю ей. — Будьте так любезны.

— Вам в инквизиции работать, мальчик, а не в антиквариате. Вот вам, вот мой читательский билет.

— Что вам угодно, сударыня, чем могу служить?

— Найдите мне, пожалуйста, «Лавку древностей» Диккенса, издания 1841 года.

— Сей момент. Присядьте, пожалуйста.

К вашему сведению, я умею не только лазать по полкам, но и быстро соображать. Диккенс… Значит, на букву «Д». Третий стеллаж, пятая полка сверху. Где-то там должен быть. Твердая цветная обложка, золотое тиснение. Ага, вижу. Проворно спускаюсь со стремянки, чтобы дамочка, оставленная без присмотра, ничего не успела стащить.

— Диккенс, как просили. Только, чур, из читальни не выносить, записей не делать. Читать можно. Располагайтесь за тем столом, пожалуйста.

Точность — вежливость королей, гласит поговорка. В данном случае, я абсолютно точно изложил посетительнице требования хозяина «Антиквариата», поскольку не был уверен, что за мной никто тайком не подглядывает.

— Спасибо, вы же не будете стоять у меня за спиной всю ночь, надеюсь…

Темнота… Мне не нужно стоять у нее за спиной, чтобы знать, что она делает. У котов есть для этого третий глаз на темечке, который не только все видит и все слышит, но еще и запоминает. Дамочка интересуется историями о ведьмах, так и запишем.

Не успела за ней закрыться дверь, как пожаловал новый читатель. Это был долговязый господин в пончо, какие носят индейцы кечуа в Перу, живущие на высокогорье, и европейские модники, желающие прослыть оригиналами. Был ли он индейцем? — не думаю, хотя его челюсть была прикрыта красной в крапинку тряпочкой, какие носят настоящие мачо, народные мстители вроде Антонио Бандераса в «Маске Зорро». Этому для чего-то именно ночью тоже понадобилась книга про ведьм, а именно «Молот ведьм», автор которой Якоб Шпренгер был известным профессором теологии, а также великим инквизитором и демонологом, функции все трех удачно совмещая с обязанностями монаха-доминиканца, жившего в XV веке. Все бы ничего, оглобля в пончо всего лишь интересуется книгой. Но дело в том, что ему требовалось издание 1486 года! Это наводило на некие мысли, которые не то, чтобы пугали меня — кота не так легко напугать — но вели к заключению, что «ООО Старьевщик» не просто книжный салон, а место сбора, явка для членов неизвестного мне ордена или тайного сообщества. А что, если здесь, прямо у меня под носом, зреет заговор против основ конституционного строя?

В этот момент ход моих рассуждений на самом интересном месте прервал звонок. Как всякий разумный человек, я стараюсь не верить в судьбу — это бы означало, что кто-то, тебе неведомый, манипулирует тобой без твоего ведома и согласия. Но как в нее не поверить, если тебе звонит сам Босс. Что тут скажешь, кроме «я — раб Босса». А если твой Босс Ангел Смерти, Самаэль, как его называют в миру, даже само предположение о том, что человек хозяин свой судьбы, покажется кощунственным, если не святотатством.

— Как дела, Шимми?

Сразу о делах. Сразу видно, деловой человек, то бишь ангел.

— Спасибо, хорошо. И вам того же желаю.

— Очень важно, чтобы он тебя не прогнал в первый же день. Ты меня понял?

— Так точно, Босс.

— Получишь инструкции — приступай к выполнению немедля.

— А когда?

— Много будешь знать, быстро состаришься.

И повесил трубку. Я же говорю: ни здравствуй тебе, ни до свидания. Сказывается долгое пребывание на Земле, обрастаешь дурными привычками.

Худайбердыев, или как там его, тоже оказался из того же теста. На следующий вечер он с места в карьер принялся меня ругать.

— Как ты посмел быть невежливым с одной из моих давнишних знакомых? Правила, конечно, важны, но нужно знать, когда ими можно и пренебречь. Этак ты мне всех посетителей распугаешь.

— Добрый вечер, хозяин. Да я бы ни в жизнь не осмелился, кабы знал, что вы учились в одной школе.

— Смотри, а то вылетишь с работы как пробка из бутылки с шипучкой.

Развернулся и ушел. В чем преимущество частного бизнеса, так это в том, что любого работника в любое время можно отправить домой, даже искать причину для этого не нужно. Одно слово: хозяин — барин.

Эта ночь была спокойной, аж до четырех утра никто не нагрянул.

А ровно в четыре утра — как при нападении фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года — меня поднял на ноги громкий звонок.

— «Антиквариат». Слушаю вас.

— Бдишь? Молодец, хвалю. Вот тебе мои инструкции.

Не спится Боссу. Сколько же ему лет?

— Надобно пробраться в потайную комнату и найти там старинный фолиант. Название у него — «Мировая история ведьм», там они все от рождества Христова перечислены с указанием места жительства, контактных данных и электронной почты. Сможешь?

— А на какой полке?

— Не на полке, дурья твоя башка, а в потаенной комнате, которую стерегут три злые собаки. За зашторенной дверкой. Смелее!..

— Вау…

— «Вау» ты мне потом скажешь, если живым выберешься. Действуй, сынок! Не поминай лихом.

Если Босс назвал сынком, дело плохо. Хочет ободрить перед неизбежным провалом. Почему он послал на верную смерть меня, а не Алекса? Мысли хаотично теснились в моей голове наподобие броуновского движения молекул. Я быстренько повесил на двери объявление «Извините, у нас технический перерыв на перекус», после чего перекрестился и, отодвинув шторку, шагнул в темную неизвестность. Три бультерьера меня уже поджидали, будто их кто-то заранее предупредил. Впрочем, у них исключительный нюх на котов. Полководец Суворов в таких случаях рекомендовал ошарашить противника, деморализовать, после чего брать голыми руками.

— Привет, братва. Как вы тут, не скучаете?

— О, смотрите, кто к нам пожаловал, «наглая морда». О тебе слава по всему городу ходит, мол, в космосе побывал. Ты там ничего не подцепил, заразу какую-нибудь, блошек галактических? Ишь, явился, не запылился. Но это нам до лампочки, где ты был. Сейчас ты здесь, перед нами. Подскажи, как тебя лучше употребить: на бутерброд или приготовить в кастрюле с острым соусом «чили»?

— Нет, вы не поняли, ребята, я с миром. Я же не сумасшедший совсем, чтобы к вам в пасть на завтрак или ужин добровольно являться. Можете меня выслушать? У меня для вас две новости, плохая и хорошая, с какой начинать?

— Ты нам зубы-то не заговаривай. От котов одни неприятности собакам. Даже в кино показывали.

— Я тоже много чего хорошего слышал о трех братьях из старинной семьи Собакевичей, родословная которой восходит ко временам царя Ивана IV Грозного. Уважаю, респект вам от всего кошачьего племени.

— Уважаешь, значит. Тогда садись, коли не врешь, рассказывай, что за дело у тебя к нам.

— Дельце-то и дельцем не назовешь, так себе дельце. Но боюсь вас обидеть вопросом, справитесь ли?

— Так это как посмотреть. И что нам за это будет?

— Ну, вы, наверное, знаете, что у меня зарегистрировано Общество с ограниченной ответственностью, «В преисподнюю с радостью» называется, на паях с самим Самаэлем, да?

— Вроде писали в «Собачьих ведомостях», а что?

— Полгода бесплатной рекламы на первой странице и годовая подписка.

— Реклама? — это хорошо, это не помешает в нашем охранном бизнесе. Как, ребята, поможем рыжей котяре?

— А не обманет?

— А мы с него расписку возьмем, заднюю лапу вместо печати приложим. А обманет — найдем, все усы повыдергиваем.

— Чудненько.

— А что за новости ты нам приволок?

— Хозяин ваш, Худайбердыев, вас увольнять собрался. Сказал, что ему робота-овчарку на батарейках приятель из Эмиратов обещал подарить на день рождения. Святой истинный крест, сам слышал. Сказал еще, что корма на вас, троглодитов, не напасешься.

— Что, так и сказал?

— На слух пока не жалуюсь.

— Вот ведь ехидна, на улицу решил нас выкинуть, на еду с помоек и холод собачий. И это за нашу верность, которая всем известна, и за злобность, в которой нас беспричинно обвиняют.

— Выходит, что так. У меня, что в одно ухо вошло, из другого вышло. За что купил, за то и продаю.

— Ой, держите меня, я его сейчас разорву на мелкие кусочки. Да не тебя, олух рыжий, а этого с чурбаном на голове.

— С тюрбаном, ты хотел сказать?

— Какая разница! Все одно, на краю Земли достану и порву.

— Слушай, брат, хватит убиваться по пустякам. Найдем другого хозяина. Еще лучше.

— Ребята, я и говорю. Поможете мне — я помогу вам. Хотите, достойную пенсию вам обеспечу? Собачий век недолог, так ведь?

— Достойную, это как?

— Ни в чем нуждаться не будете. Роскошная отдельная конура, еда с доставкой на дом, пицца там и все такое. Уход, медицинская сестра молоденькая, уколы, душ Шарко — все, как в доме для престарелых. И пособие денежное на ваш счет в Сбербанке ежемесячно капает.

— А какие гарантии?

— Общество с ограниченной ответственностью гарантирует. Двенадцать месяцев за счет фирмы, а на всю оставшуюся жизнь со скидкой. Согласны? Тогда подайте голос. Можете пролаять или лапу поднять. А кто неграмотный — хвостиком повилять.

— Я хочу.

— И я хочу скорее на пенсию. Соглашайся, старший брат.

— А я что, я как все. Вот что, котяра, докладывай, что делать. Мы согласны.

— Фолиант нужно один разыскать. У вас в темной комнате спрятан.

— Вау… Всего-то. Да мы здесь все вверх тормашками перевернем. Фолиант-то как выглядит?

— Книжка такая старинная формата А3. С цветными картинками. Но не манускрипт, ясно? Манускрипт, тот от руки пишется, а фолиант — типографским способом изготовлен.

— Остряк нашелся. Ты попроще не можешь?

— Попроще? Старинная книженция приличных размеров и веса. Библию Гутенберга в музее видели?

— Не-а... Мы в музее давно уже не были. Хозяин жмот. Даже на собачьи бега на ипподром не пускает.

— Тогда слушайте. Толстая, увесистая книга, весом от пяти до семи килограммов. С серебряной, обыкновенно, застежкой-закладкой. Страницы на пергаменте или из плотной бумаги. Обложка из кожи животных, чаще всего, антилопы или крокодила. Нет-нет, не переживайте, не собачьей, а вот оленям и гиппопотамам повезло меньше. Можно сказать, предмет роскоши, очень ценная, доступная только высшей знати и иерархам тайных обществ.

— Так бы сразу и сказал, что не про нашу честь. Ну, братья, поделим комнату на сектора и вперед.

— Подождите, зачем делить комнату? Фолиант вероятнее всего спрятан в сейфе. У вас есть сейф?

— Как же… Конечно, есть. Да вот же, в углу стоит громадина.

— Это упрощает задачу. А открыть можете?

— Без ключа?

— Без ключа вы все зубы себе обломаете. Ключик нужен, а где его взять?

— А на кухне у нас куча ключей в ящичке валяется, может подойдет?

— Не думаю. Здесь особенный ключ требуется.

— Особенный? Это, то есть, такой, какой хозяин на шее постоянно держит.

— Снимает на ночь?

— Когда ложится спать, то снимает. Иногда, если трезвый. Тяжеленный… Хозяин, когда по дому ходит, аж сгибается под его тяжестью, но из рук не выпускает. Видел его шею? — как у гиены.

— А если сейф вынести и на досуге над ним поколдовать?

—Так он же неподъемный, брат.

— Понимаете, ребята, какой это риск — снять ключ с шеи спящего Худайбердыева?

— Он кинжалом своим во сне махнет — и наших нету.

— Он, что, с ножом спит в обнимку?

— Под подушкой держит.

— Так, спокойно, без паники. Какие у нас есть варианты? Объявляю мозговой штурм.

— Вариант первый. Пришить Худайбердыева и забрать ключ.

— Пришить… Легко сказать. Криминал нам не нужен, замаешься потом к следователю ходить да объясняться, что ты не верблюд.

— Тогда отравить или снотворного подсыпать, а что?

— Все, ребята, я побежал, у меня перерыв заканчивается, вдруг кому не спится и заявится в избу-читальню. Вы тут без меня перебьетесь. Хозяин по утрам кофе пьет? Ну, вот. Подсыпьте ему отравы, у вас же есть средство от крыс? Но не переусердствуйте, просто, чтобы животом помучался, пока я сейф открываю. Потом ключик ему подбросите обратно. Договорились?

— Все путем, котяра. Головастый ты, даром, что рыжий. Про пенсии наши не забудь, как обещал. Должок за тобой. За нами не заржавеет, если что.

— Ну, ни пуха, ни пера, собачки.

Все прошло, как по маслу. Худайбердыев не вылезал из туалета, ключ был у меня. Фолиант и в самом деле оказался увесистым, но у меня для него была припасена хозяйственная сумка, то бишь, кошелка, с которой женщины ходят в магазин за картошкой и овощами.

— Книжка у тебя?

Босс звонит, кто же еще. От него ничего не утаишь. Даже когда спит, все видит.

— Все в порядке, Босс. Ваше задание выполнено. В лучшем виде. Только, пожалуйста, собачек не забудьте, я им там наобещал с три короба. Очень они помогли.

— Не волнуйся, разберусь с твоими Собакевичами. Получат свою мозговую косточку. Может, и мне еще послужат. Ты, главное, фолиант этот Алексу доставь поскорее, неровен час, Худайбердыев хватится пропажи. И исчезни на время, как ты умеешь. Из тебя бы вышел отличный Чеширский кот, не хочешь, могу слепить из тебя оригинал, а из него — копию? Однако, поторопись, полиция, кажется, уже мчится, сирены, слышу, воют.

— Понял, Босс. Исчезаю…

(продолжение следует)

– И что ты ответила?

– В гробу! – улыбнулась Анна. – Он, конечно, не поверил и усмехнулся. А завтра надо будет подойти, сдать анализы и пройти флюорографию.

– Замечательно, сходишь! А сейчас давай-ка съездим по твоему старому адресу, где ты жила до всех этих событий. Какой у тебя был адрес?

– Коммунарная, 48, квартира 6.

– Коммунарная... – тихо повторил Василий. – Нет уже такой улицы, её ведь переименовали. Соборная она теперь, в честь церкви. Много советских названий сменили, паразиты...

– Так у нас что, не Советская власть разве? – искренне удивилась женщина.

– После 1991 года – нет, – сухо констатировал инженер. – И Советского Союза нет больше, осталась только Россия. Остальные республики отделились...

Анна мгновенно изменилась в лице, помрачнела, глядя ошалевшими глазами на Василия.

– Как?.. – произнесла она. – Как такое могло произойти?

– Я тебе потом всё расскажу, дома. Печально всё это... Ладно, пошли в машину. Ехать надо...

«Волга» с красивой пробуксовкой сорвалась с больничного двора, резво устремившись по широкому проспекту в сторону центра. Воскресным утром машин было мало, пробок сегодня нет. И спустя двадцать минут бежево-жёлтая ГАЗ-2410 уже сворачивала с улицы Соборной во двор сорок восьмого дома.

– Как тут всё изменилось! – с неким восторгом произнесла Анна. – Эти тополя были совсем маленькими, а теперь они выше домов! И машин полный двор. Раньше тут Москвич дяди Коли стоял, да два Запорожца. А теперь просто яблоку негде упасть!

Василий вышел из машины, разглядывая старую «сталинскую» пятиэтажку. Дом, щедро украшенный всевозможной лепниной, был примерно середины пятидесятых годов постройки. Штукатурка местами уже отваливалась, обнажая кирпич. Под крышей виднелись тёмные пятна от дождевой воды. По стенам местами расползались мелкие трещинки. Однако, дом был далеко не аварийным. Это угадывалось по дорогим стеклопакетам почти на каждом окне, по кондиционерам и по маркам автомобилей во дворе. Просторные квартирки с высокими потолками и улучшенной планировкой бедные позволить себе уже не могли. А владельцы Лексусов и Инфинити – запросто. По старым, рассохшимся рамам можно легко определить, где ещё остались прежние жильцы, с советских времён. Но таких квартир было меньшинство.

– Так, в какой нам подъезд? – спросил Василий.

– В первый, вон туда, – ответила Анна, с удивлением глядя на железную дверь подъезда с домофоном. – А что это?

– Домофон, – ответил мужчина. – Набираешь на нём номер квартиры и звонишь. В квартире же висит трубка. Хозяин её снимает, спрашивает, кто пришёл и открывает дверь нажатием кнопочки.

– Как здорово! Раньше такого не было, дверь была деревянной.

Василий уверенно нажал на кнопку с цифрой «6» и стал ждать. Однако, прибор даже не пищал. Через несколько секунд на табло высветилось «Ошибка». Домофона в шестой квартире просто нет. Решено было позвонить соседям, в пятую квартиру.

– Здравствуйте! – сказал Василий. – Мы вот в шестую дозвониться не можем, вы не подскажете, хозяева дома?

– А там никто не живёт, давно уж, – донёсся из динамика бодренький женский голос. – Дверь наглухо закрыта, я даже не видела, чтобы кто-то оттуда выходил.

Стучаться туда было уже бесполезно. Очевидно, со времён пропажи хозяйки в квартире больше никто не жил. Надо было ехать к той самой тётке Раисе, приёмной матери Анны. Развернувшись, «Волга» выехала со двора и помчалась в посёлок Затон, что находился за мостом, дальше Набережной.

– Что-то боязно мне как-то... – проговорила Анна. – Я всегда легкую дрожь испытывала при виде этой мегеры...

– Ты уверена, что она вообще жива? Если она уже тогда бабкой была, то сейчас там вообще развалина какая-нибудь обитает. Но более вероятно, что бабки уже нет, а в доме живут её дети.

– Не знаю... Странно, что они не в моей квартире живут. Она же для них старалась, когда меня убивала...

– Что-то не получилось, значит.

Съехав по крутому спуску на узенькую, почти деревенскую улочку, машина затормозила возле серенького, невзрачного, покосившегося домика. Запылённые стёкла на окнах были все сплошь треснутыми, палисадник зарос бурьяном выше человеческого роста. Постучавшись в дверь, Анна услышала из глубины комнат неприятный старушечий голос:

– Кто?

– Это Анна! – ответила женщина.

– Какая ещё Анна? Я не звала никого.

– Весельская, – вступил тут в диалог Василий. – Открывай, бабка, мы из милиции.

По ту сторону двери наступила гробовая тишина. Бабка, очевидно, просто потеряла дар речи.

– Давай-давай, шевелись! – нарочито грубо и злобно говорил мужчина.

За дверью послышались какие-то шаркающие звуки. Что-то звонко упало на пол. Затем громко, с каким-то сухим треском заскрежетал старый замок. Грязная рассохшаяся дверь медленно приоткрылась. В нос сразу же ударил резкий запах затхлости, мочи. И в дверном проёме, ниже замка, показалась бабка. С откровенно злой, сморщенной физиономией и хищными чёрными глазами навыкате, бабка стояла обрубками ног на маленькой, замызганной деревянной подставке с колёсиками.

– Ну, привет, тётя Рая! – ехидно произнесла Анна.

Бабка не ответила, тихо пыхтя и удивлённо-изучающим взглядом осматривая женщину.

– Что за чертовщина? – зло проверещала старуха. – Я тебя сама похоронила. А ты кто такой?

Ткнув Василия обломком своей грязной хромательной клюшки прямо в грудь, бабка нарвалась на грубость. Инженер, не раздумывая, со всего размаху ударил старуху ногой. Бабка живописно перекувыркнулась через голову, тележка её улетела куда-то вглубь комнат, с грохотом там что-то свалив и разбив. Стремительно войдя вслед за упавшей старухой, мужчина прижал ногой к полу горло бабки.

– Живо рассказывай, гадюка, как ты убивала Анну! – не своим от злости голосом прокричал инженер. – За что ты её ненавидела?

В диком ужасе старуха просто заскулила как побитая собака, запричитала что-то про пресвятую богородицу и каких-то там угодников. Но Василий сильнее нажал ей на горло, пиная другой ногой бабке по рёбрам.

– Я всё расскажу, всё... Отпусти... – выла безногая старуха.

Василий убрал ногу, присел рядом с бабкой на корточки. Анна встала поодаль, не без удовольствия наблюдая, как мучается человек, желавший ей смерти.

– Я ей сколько раз предлагала переехать в этот дом, а квартиру отдать мне и моим детям, – хрипло начала рассказывать старуха. – А она всё нет, да нет. Память мамы, видите ли, не отдам квартиру... А я сказала, значит, силой заберу. Мои ребятки в тесноте жить не будут. Ей, одинокой и никому ненужной, значит, двухкомнатная, а моим деткам шиш?..

– С какой стати моя квартира должна была достаться твоим деткам-алкашам? Какое они отношение ко мне имеют? – на повышенных тонах произнесла Анна.

– В благодарность мне! Я тебя из детдома вытащила, я тебя воспитывала! – орала бабка.

– Меня мама воспитывала! – закричала Анна. – А ты, гадина, только издевалась. Все мамины вещи себе перетаскала. Даже деньги с моей стипендии и зарплаты воровала! Как тебе только не стыдно?

– Я что, бесплатно тебя кормить должна была? – всё сильнее злилась старуха. – Всё денег стоит. А от тебя, дармоедки, помощи не дождёшься...

– Замолчи! – крикнул Василий, пиная бабку ногой. – Всё с тобой ясно. Та ещё змеюка. Рассказывай теперь, как убийство организовывала?

Закашлявшись туберкулёзным кашлем, старуха бросила полный ненависти взгляд на Василия, а затем и на Анну. Привстав с пола, она с дикой злобой в голосе стала рассказывать:

– Андрюшку с восьмого дома за три бутылки попросила по башке ей дать. Одну бутылку сразу отдала, две потом. И встречу Аньке с ним назначила, в парке.

– Ты знала, что её живой похоронили? – продолжал Василий свой допрос.

Бабка замолчала. Громко сопя и глядя злющими чёрными глазами, она напряжённо думала.

– Нет, – выпалила старуха.

– А почему тогда после нападения её врачи не осматривали?

– Я всё устроила. Чтобы уголовного дела не было. Написали просто «сердечный приступ». У Аньки с детства сердце шалило. Её даже в морге не держали. Переодели и сразу на кладбище...

– Какая же ты тварь! – просто взревел Василий, пиная бабку, куда попало.

– Где же детки-то твои, и почему квартиру вожделенную ты так и не захватила? – спросила Анна.

Отплёвываясь кровью, старуха отползла к стенке и сквозь одышку забубнила:

– Оказалось, что я там не прописана, и по закону мне ничего не положено. Никакие документы об опекунстве не помогли. Квартиру отдали Анькиной родственнице, тётке какой-то из Воронежа. Но она там не живёт всё равно...

– Ноги-то кто тебе переломал? – продолжала Анна.

– Напилась тогда же, с горя, и скатилась по грязи под трамвай, на остановке. Так и живу теперь...

– А дети чего же не помогают? – спрашивал Василий.

– Нету детушек моих... – визгливо проговорила бабка, срываясь на плач. – Коленька рэкетиром был в 90-е годы. Убили, соколика... А Витька с Наташкой на машине разбились. Одна я теперь. Пожалейте дуру старую...

– Меня тебе не жалко было! – громко произнесла Анна. – Ты мою жизнь в три бутылки оценила! Вот и мучайся теперь, гадина!

– Где живёт тот палач, которого ты наняла? – продолжал Василий.

– Андрюшенька? Он хороший парень был... Умер он через полтора года после того случая. Вместе с братиком своим, Вовочкой, с которым он её убивать ходил, – бабка указала своей грязной рукой на Анну, – денатуратом каким-то отравились... Ты скажи лучше, как ты из могилы-то вылезла?

– Много будешь знать, скоро сдохнешь! – выкрикнул Василий, ударом ноги выбивая остатки гнилых зубов из смрадного, гадкого рта старухи. – Пойдём, Аннушка, нам здесь делать нечего...

Подняв облако пыли, ГАЗ-2410 с пробуксовкой и надрывным клокотанием мотора влетел в гору, устремившись по улице обратно, в Заводской район, домой.

– Значит, бабке воздалось уже за её злодейства, – сказал Василий.

– Да, и те подонки, что напали на меня, тоже поплатились. Жаль только, они сами этого не поняли. Лучше бы их посадили.

– Чем же лучше? Они бы уж отсидели, и давно гуляли бы на свободе. Живые, здоровые, довольные.

– Ладно, забудем о них. Забудем ту старую жизнь. Раз уж судьба так распорядилась, будем жить дальше! Рано мне ещё туда, – Анна указала пальцем вниз. – Ты лучше посмотри, как красиво вокруг! Всё зелено, солнышко светит! Кстати, какое сегодня число? Я-то от жизни немного отстала, не в курсе!

– Да, кажись, двадцать четвёртое мая, воскресение, – отозвался Василий.

– Двадцать четвёртое мая? Это ж мой день рождения!

Мужчина резко изменился в лице, снизил скорость. Повернув голову к Анне, он с улыбкой произнёс:

– Точно! Как же я мог забыть... На памятнике же написано было. Ну, поздравляю, дорогая ты моя!

Остановив тут же машину, он дотянулся до женщины и крепко поцеловал её в нежную розовую щёчку. Анна просто замерла, затем слегка приобняла своими тонкими, нежными ручками Василия. Посмотрев друг другу в глаза, они поцеловались уже в губы...

– Аннушка, родная! – выпалил тут же Василий. – Будь моей женой! Я люблю тебя больше всего на свете!

Отпрянув немного назад, он как-то виновато опустил глаза, понимая, что сильно поторопился с таким серьёзным предложением. Ведь они знакомы лично всего лишь один день. До этого мужчина знал свою возлюбленную лишь по фотографии на кладбищенском памятнике...

– Я согласна! – тоненьким, нежным голосочком произнесла Анна, покраснев от смущения и пряча глазки.

Снова обнявшись, влюблённые крепко-крепко поцеловались. А вскоре Василий и Анна сыграли свадьбу. Восстановив паспорт и указав в нём год рождения 1976-й, женщина забыла о своём несчастном прошлом, обо всех своих мучениях. Вместе с любимым мужем она начала новую жизнь. И, как обычно, каждое воскресение молодожёны стали ходить на дачу, мимо того самого кладбища. Но больше страхов кладбище не вызывало. Могилку инженер аккуратно закопал, а фотографию и табличку с памятника забрал в семейный архив. С тех пор жили Василий с Анной душа в душу, не зная ссор и размолвок. А спустя год появился у них и первый ребёнок!

Вот, на что способна сильная, чистая и светлая любовь!

Автор – Очкаев Д.С., 2012г.

Однако, ноги не слушались. Точно сделанные из ваты, они стояли на месте. Ни шагу вперёд сделать не удавалось, все движения были скованы неизвестной страшной силой.

– Нет тебя! Нет тебя! – пульсировал в ушах леденящий кровь грубый хриплый голос. – Возвращайся в своё время!

– Вася! Вася! Я умираю! – доносился издалека испуганный крик Анны. – А-а-а...

Милое личико, искажённое гримасой дикого ужаса, скрылось во тьме...

Тут грохнуло со страшной силой, яркая вспышка озарила всю комнату. Подскочив, как ушибленный, инженер мгновенно оказался на ногах, рядом с кроватью. Сон уже кончился, а в глазах всё ещё стояла та жуткая картина.

– Надо бежать, скорее! – проговорил Василий, на ходу собираясь.

Схватив фонарик, он наспех застегнул ветровку и выскочил на улицу. Резкий ветер едва не повалил мужчину с ног. Вокруг всё свистело и гудело, потоки воздуха носились взад-вперёд, поднимая с земли пыль и мусор, ломая ветки. Чёрное беззвёздное небо изредка озарялось яркими всполохами молнии, которым спустя пару секунд вторил своими басовитыми раскатами гром. Дождя ещё не было.

Не разбирая дороги и не жалея сил, Василий бежал по пустынным ночным улицам. Бежал к кладбищу, сам не понимая, зачем. В голове его мелькали обрывки этого жуткого сна. «Лавочки, фонари, дубы... – думал он. – Чего-то припоминаю. В детстве я видел точно такую же аллею. Так ведь это... Это же городской парк! Сейчас его не узнать, полно американских клоунов и всяких микки-маусов, а раньше он был именно такой, как в том сне!».

Резко свернув в сторону, мужчина направился было к парку, но тут же одумался. «Зачем? – подумал он. – Там я её не найду, она была там в прошлом. Сейчас она в другом месте... На кладбище...».

Около получаса, не щадя своих ног, Василий галопом нёсся в сторону кладбища. Порывы ветра пытались сбить его с курса, но ему всё было нипочём. Щурясь от потоков гонимой ветром уличной пыли, мужчина минует трамвайное кольцо и с ощутимой одышкой поднимается в гору. В жуткой темноте, налетая на кусты и края могильных оград, он поднимается до нужного места, суетливо рыская лучом фонаря в кладбищенском мраке, отыскивая узкую тропинку меж могил. И вот, свернув, он упирается в памятник Анны. Тут с последнего визита ничего не изменилось. Лишь только старый дуб-великан ожил, размахивая своими огромными ветками и сухо скрипя. Ветер проносил мимо потоки сорванных листьев, пыли. Замерев перед памятником, Василий жадным взглядом смотрел на фотографию женщины.

– Прости меня, Аннушка, милая! Прости, что тогда обещал, и не зашёл к тебе...

Зайдя за оградку и усевшись прямо на землю, мужчина коснулся ладонями земли. По правой щеке у него медленно покатилась суровая мужская слеза. В свете фонарика виднелась фотография на памятнике. Всё теми же грустными серенькими глазками Анна смотрела на Василия, а он сквозь нахлынувшие слёзы – на неё.

Вдруг громыхнуло где-то совсем рядом. Яркая змейка молнии проворно разрезала небо пополам. Затем тут же возникла другая молния, и всей своей мощью обрушилась на верхушку дуба. Сильная вспышка озарила всё вокруг, высветив каждый листик, каждую травинку. С адским грохотом и треском горящие ветки полетели вниз, ломаясь и сыпля искрами. Одна из веток падала прямо на Василия. Вовремя среагировав, инженер повалился на землю, буквально вжавшись в могильный холмик. Ветка звонко ударилась об ограду, и упала рядом, объятая пламенем.

– Помогите! – донёсся тут до Василия тоненький, нежный женский голос. – Помогите!

Вскочив, мужчина с испугом стал светить фонариком по сторонам. Всюду шевелились кусты, ветки деревьев. Ветер не давал покоя кладбищенской растительности. Оглядываясь, Василий искал бешеными глазами во тьме человека. Но никого не было. Ещё одна яркая вспышка молнии высветила всё кладбище. Поблизости не было ни души. Но тут крик раздался вновь. Наклонившись, мужчина прислушался.

– Помогите, пожалуйста, я задыхаюсь! – раздалось ещё раз.

Звук исходил... из могилы! Ошарашенный, Василий тут же заглянул за памятник. Но там никого. Только трава, как бешеная, полощется в потоках воздуха, то прижимаясь к земле, то вздыбливаясь снова. Не долго думая, мужчина хватается за памятник и что есть сил толкает его вперёд, вырывая из грунта. Но в узком пространстве между стенками никого и быть не могло. Оставалось последнее...

Отпрянув назад, инженер больно ударился спиной обо что-то острое. Обернувшись, он увидел ещё один памятник. Все надписи были стёрты, и лишь ржавый фото-овал болтался со скрипом на одном полусгнившем шурупе. Краска слезла, и изображения уже не различить. Сорвав этот овал с памятника, Василий бросился к холмику. Вгрызаясь ржавой железкой в каменистую, сухую почву, он, полный какого-то неистовства, вперемешку с леденящим ужасом и внезапно обуявшим чувством долга принялся копать. «Раз голос слышался, значит, она жива! – вклинивалась навязчивая мысль в его голову. – Надо её спасать, скорее!». Но тут же появлялась другая мысль: «Это невозможно! Прошло почти сорок лет, там ведь одни кости!». Третья мысль, сменяя вторую, молнией пронзала мозг: «А если это свежее, криминальное захоронение? Закопали кого-то вчера-позавчера, а человек этот не умер, вот и стонет...».

Но всё опровергала сама почва. И хоть земли, как таковой почти и не было, все камни, кусочки засохшей глины и песок были слежавшимися. Их явно никто не беспокоил с далёкого 1975 года. Между камнями обнаруживались небольшие пустоты, щели. Неистово разгребая землю фото-овалом, Василий отбрасывал в сторону сухой каменистый грунт, то и дело натыкаясь на большие камни. За какие-то пять минут, казавшиеся мужчине вечностью, была прокопана яма в полтора метра глубиной. И ржавый овал внезапно чиркнул по чему-то большому и прямому. Зажав фонарик зубами, Василий разгрёб руками песок с мелкими камушками и увидел крышку гроба. Тёмно-коричневая краска вспучилась, потрескалась, но дерево оставалось крепким. Ударив пару раз по крышке ребром железки, мужчина понял, что это бесполезно. Надо откапывать дальше.

Сбоку от гроба, под выступом крышки, обнаружилась внушительных размеров пустота. Чёрная каменистая щель уходила ещё глубже, в недра матушки-земли. Скорее всего, это было старое русло грунтовых вод.

Не щадя пальцев, ломая ногти и сдирая в кровь кожу, Василий продолжал выбрасывать из могилы землю. Пот градом струился прямо на гроб. Наконец, крышка свободна. Поддев её овалом, мужчина нажал на железку, и крышка с громким скрипом нехотя стала поддаваться. Видимо, гвоздей забили мало, только по углам. Увеличив щель, Василий просунул туда пальцы и рванул крышку на себя. Занозистая, облезлая деревяшка была отброшена прочь.

В свете догорающих веток и своего фонарика Василий увидел её... На пыльной серо-белой ткани с множеством складок, которой был устлан гроб изнутри, лежала целая, нетронутая тленом женщина. Никакого специального савана и белых тапок не было, на женщине оказалась лишь скромная ночная рубашка в мелкий голубоватый цветочек. Из-под копны рыжих, слегка припорошенных пылью и мелкими камушками волос на Василия дикими глазами смотрела та самая Анна с фотографии. Нерешительно пошевелившись, она привстала на локтях, испуганно смотря по сторонам.

– Где я, что случилось? – с испугом проговорила женщина тонким, нежным голосочком.

Василий же замер, как каменное изваяние, не в силах произнести ни слова. Но его глаза говорили о многом. В них была смесь страха с каким-то восторгом, с радостью и удивлением. Опомнившись, он дал Анне руку.

– Вставай, пойдём скорее отсюда, сейчас дождь начнётся – выпалил Василий, поднимая женщину из гроба.

Тоненькая, миниатюрная ручка Анны на ощупь была слегка шероховатой, но всё же тёплой. На шатающихся ногах женщина с трудом встала, подсознательно ища рукою опору. За другую руку её держал Василий.

– Давай, скорее, пошли...

– Ой, как голова-то кружится... Я упаду сейчас!

Но инженер не дал женщине упасть. Подхватив её как пушинку, он понёс Анну на руках. Женщина была не тяжелее ребёнка, килограммов сорок, не более. Крепко прижав её к себе, Василий бросился бежать меж оградок, к выходу с кладбища. И откуда только силы такие взялись!

Внезапно сплошной стеной на город налетел дождь. Обдав Василия и спасённую им Анну словно из ведра, ливень забарабанил по железным памятникам, столикам и лавочкам, неистово зашуршал листвой.

Практически на ощупь, едва не спотыкаясь, мужчина бежал сквозь стену дождя. Вот уже и остановка. Но трамвая, естественно, нет – ночь глубокая. Зато появились первые фонари, стало уже хоть что-то видно. Шлёпая по лужам, Василий причитал:

– Сейчас, моя дорогая. Сейчас, моя милая... Домой придём, я тебя согрею, накормлю...

Анна в ответ лишь дрожала и ещё сильнее жалась к своему спасителю. Мокрые волосы облепили её лицо, дождь смывал с женщины могильную пыль. А вот, наконец, и подъезд. Открыв домофон, Василий заносит Анну под крышу и ставит на пол, тяжело вздыхая. Что творилось в этот момент в его голове, просто не описать. «Я её нашёл, я её спас! – мысленно повторял мужчина, гоня все остальные мысли прочь. – Она теперь со мной, как же я счастлив!». С одышкой и внутренним ликованием Василий приглашает кладбищенскую гостью в квартиру. Мокрыми босыми ногами она аккуратно ступает на коврик, боязливо оглядываясь и соображая, что к чему.

– Ну вот, мы и дома, Аннушка! – радостно воскликнул Василий, глядя восторженными глазами на Анну уже при свете домашней люстры.

– А ты кто? Откуда ты знаешь, как меня зовут? – тоненьким голосочком проговорила женщина.

– Меня зовут Василий. Я всё тебе сейчас расскажу. Проходи, скорее! Ты же замёрзла. Идём, я отведу тебя в ванную.

– Кушать очень хочется, просто живот сводит...

– Сейчас, конечно! Я тебе супчик разогрею куриный, вчера сварил. Тебе полезно будет бульончик покушать после такого...

– После чего? – удивлённо спросила Анна. – Я не помню ничего...

– Ладно, всё потом, сейчас в душ, давай, быстрее.

Василий проводил женщину в ванную комнату, принёс ей свой белый рабочий халат – женской одежды у инженера не было. С лёгкой дрожью в пальцах Анна закрыла задвижку и включила воду.

«Как всё странно, – думала она. – Что-то тут не то. Сколько всяких баночек, тюбиков ярких, и всё не по-русски написано. Может, я за границу попала?».

Тем временем Василий, приплясывая от восторга, умылся на кухне, отмыл от кладбищенской земли руки, переоделся и взялся разогревать суп. «Не может быть! – думал он. – Это просто фантастика! Это моя любовь воскресила её! Как же здорово!». Но к восторгу всё равно ещё подмешивалось естественное чувство лёгкого страха. Женщина, почти сорок лет пролежавшая на кладбище, сейчас моется в его ванной... От одной только мысли жутью веет. Но Василий гнал прочь все нехорошие мысли. Ни в каких ведьм, ни в какую нечистую силу он не верил. «Всему есть своё объяснение, – думал он. – Я так понимаю, Анна просто была в состоянии летаргического сна. Молния, попавшая в дуб, привела её в чувства, ведь корни дуба уходят к самому гробу... Хорошо, что я оказался рядом! Как чувствовал просто!».

Пока Василий разогревал ночной ужин, женщина вымылась и вышла из ванной комнаты, укутавшись в белый халатик и засунув руки в карманы. Удивлённо озираясь и тихонько шлёпая босыми ногами, она робко вошла в кухню.

– Садись, скорее! Я налил тебе бульончик, без всего. Попей его просто, потихоньку. Сразу есть после такого длительного перерыва нельзя, иначе плохо может стать.

– Какой перерыв? – удивилась она. – Я вчера только ела, в нашей институтской столовой. Помню, сардельки с гречкой там были. Мы с парторгом отдела пообедали, и я пошла работать, за свой кульман...

– Вчера? – спросил Василий. – А какое число было вчера?

Анна, уже схватившись за кружку с куриным бульоном, задумалась, слегка наклонив голову.

– Если память не изменяет, восемнадцатое сентября. А что?

– Ну, допустим, сейчас май, – сказал мужчина.

– Май? А где же я была столько времени?

– Май, но и это ещё не всё. Поверни голову, вон туда. Посмотри календарик на двери.

С лёгким испугом, как-то недоверчиво оглянувшись, Анна увидела яркий, красочный плакат-календарь. В большой плетёной корзине лежала серая тигровая кошка, рядом сидел чёрный кот, поставив одну лапку на объёмные цифры «2012». Увидев эти цифры, Анна испуганно перевела взгляд на Василия, не в силах произнести ни слова от удивления.

– Две тысячи? Двенадцатый? – сказала она после длительной паузы. – Ничего не понимаю!

– Ты давай, пей бульончик. И постарайся вспомнить, что с тобой произошло тогда, 18 сентября 1975 года.

Анна сделала несколько глотков, опёрлась локтем о стол, задумалась.

– Да вроде ничего особенного. Всё как всегда. Встала утром, пошла на работу. Я в институте проектном работаю... Пообедала, потом снова работа... А затем я куда-то пошла... Постой-постой, надо вспомнить...

– Не в парк случайно? – спросил Василий.

– Да, точно! А ты как догадался?

– Я тебе потом объясню... – замялся мужчина. – Давай, вспоминай дальше. Зачем ты туда пошла? Что там произошло?

– Ну... Ещё с утра звонила тётка Раиса... Это моя приёмная мать... Она всё беспокоится, что я до сих пор одна, познакомить меня с кем-нибудь хочет. И, короче, она сказала, что нашла мне одного молодого человека... Он будет ждать меня в семь, в городском парке... По-моему, на центральной аллее, не доходя фонтана.

– И ты пошла туда?

– Да... – Анна задумалась. – Помню парк, как я вошла в ворота. Было уже темно, народу мало... Этот мужчина был не один, с другом. Я пошла с ними в сторону озера, по аллее налево от главного входа... Нет, не помню дальше...

– Ладно, не мучай себя, потом вспомнишь. Скажи, как ты себя чувствуешь? Не болит ничего?

– Голова кружится маленько...

– А живот не болит? Всё-таки так долго без пищи...

– Пока нормально... Скажи, я что, на кладбище лежала, да? – спросила Анна.

– Да... – тихо ответил Василий, отводя взгляд.

– Как всё странно... Значит, меня похоронили? Я умерла?

– Похоронили... Живьём...

– Ужас! – произнесла женщина. – Как же так?

– Я тем более этого не знаю... Надо поднимать архивы, искать твоих родственников, коллег. Расспрашивать... Ты с кем жила, кстати?

– Одна. У меня квартира двухкомнатная, на Коммунарной, 48. В центре.

– А как же приёмная мать?

– У неё своя квартира. Вернее, половинка дома, в Затоне. Там она живёт, с четырьмя детьми.

– А почему ты её к себе не взяла?

– Это отдельный разговор... Мне её опекунство поперёк горла было... Но тётя Рая – старая знакомая матери, разругаться с ней я не могу. Она помогла уберечь меня от детского дома, когда в семнадцать лет погибла мама...

– Как всё запутано... Давай по порядку. У тебя кроме этой тётки никого не было что ли?

– Да. Отец на фронте погиб, мать умерла от инфаркта. А тётка оформила опекунство... Да не я ей нужна была... Она хочет квартиру мою на себя переписать, своим деткам-бездельникам.

– Так вот оно что! Я, кажется, начинаю понимать, что к чему. Только мне казалось, в те времена не было такого...

– Ну, государство на моей стороне, ей квартиру никто не отдаст...

– Пока ты жива...

– То есть, это она пыталась меня убить?

– Да не пыталась, а убила. Вернее, думала, что убила. Только всё равно много неясного... Допустим, те самые ребята, с которыми ты встретилась в парке, были наняты этой тёткой, чтобы тебя убить. И, как я понимаю, они тогда на тебя напали. Но почему же потом, когда тебя нашли, врачи не определили, что ты жива?

– А я, наверное, знаю... Тётка Раиса ведь сама в больнице работает, в 1-й Советской. Она там заведующая каким-то отделением... Если всё это спланировано ею, то она наверняка позаботилась обо всём...

– Эх, узнать бы правду, что, да как... Пусть хотя бы через столько лет зло будет наказано.

– Даже не верится, что она была на это способна... Какой кошмар...

– Ладно, Аннушка, мы с тобой всё обязательно выясним. А теперь идём, я тебе постелю в зале на диване. Ночь ведь ещё...

Допив бульон, Анна встала и, слегка покачиваясь, пошла в зал за Василием. А за окном продолжался жуткий ливень, изредка сверкали молнии, гремел гром. «Как хорошо, что она теперь со мной. Дома, в тепле, а не там, на том страшном кладбище... Аннушка моя!» – думал Василий, любуясь молодой, красивой женщиной. Сейчас уже ничто не напоминало о кладбище, о той жуткой могиле. Анна выглядит совершенно нормально, естественно и молодо, будто и не было этих долгих лет летаргического сна. Волосы её приятно пахнут шампунем, а не могильной землёй.

Расстелив белую, благоухающую свежестью, простыню, Василий достал пододеяльник, подушку, бережно застелил диван. Пока женщина укладывалась, он принял душ.

– Спокойной ночи, Аннушка! – ласковым, полным любви и нежности, голосом сказал Василий.

– Спокойной ночи! – ответила она тихонько, укрываясь и поворачиваясь на бочок.

«Я надеюсь, мне это не снится, она правда ожила? Правда она теперь со мной? – думал мужчина, укладываясь в своей комнате на кровать. – Нет, это не сон, всё было наяву. Вот она, моя Аннушка, спит сейчас в зале на диване! И я тоже засыпаю, счастливым человеком!».

И действительно, впервые Василий заснул с улыбкой на лице. Он ещё не знал, как относится к нему сама Анна, симпатичен ли он ей. Но сам факт того, что он её спас, «воскресил» не мог не радовать.

На этот раз не снилось ничего. Словно провалившись куда-то, Василий крепко заснул, даже не включив будильник. Но уже утром, часов в семь, он внезапно подскочил с постели, словно ошпаренный. Проснувшись, мужчина вдруг подумал, а что если «воскрешение» Анны было временным, и она опять умерла? Ведь врачам он её не показывал, причина «смерти» и летаргического сна до сих пор неизвестна. С этими мыслями он пулей вылетел в зал. Под пододеяльником на диване угадывалась изящная, хрупкая фигурка Анны. Замерев, Василий смотрел на неё. Ткань пододеяльника слегка вздымалась, опускалась. Женщина дышала. Но для верности Василий подошёл ближе и потрогал её ручку. Ручка была тёплая, пульс прощупывался.

Облегчённо вздохнув, мужчина присел рядом, на краешек дивана, любуясь спящей женщиной. Словно младенец, она спала сладко-сладко, с умиротворённым личиком. И казалось, что во сне Анна даже немного улыбается. Тут чуточку дрогнули её реснички, и женщина открыла глаза, повернув голову. Слегка щурясь, Анна своим добрым, лучистым взглядом посмотрела на Василия.

– Доброе утро, Аннушка! – сказал он.

– Доброе утро! – ответила она своим ласковым, певучим голосом.

– Как спалось, что снилось на новом месте? – спрашивал мужчина.

– Да я не спала почти, не хочется. Всё думала о том, что же со мной произошло. Как вспомню про кладбище, так страшно становится, просто мороз по коже...

– Ну, всё уже позади, бояться нечего! А ты правда ничего не помнишь с того дня?

– Несколько раз я ненадолго приходила в сознание. В глазах всё пестрило, плыли какие-то круги, а вокруг была сплошная, глухая тьма. Но сил не было даже пошевелиться. Я чувствовала, что лежу на чём-то жёстком, что с боков меня что-то подпирает. Всё осознавалось как-то отдалённо, будто и не со мной происходило. А затем снова всё исчезало, и я чувствовала, что падаю куда-то глубоко-глубоко. Потом не было ни снов, ни кругов перед глазами. Ничего...

– Но ты так и не поняла, где ты?

– Я даже думать не могла. Лишь некоторые чувства едва-едва осознавались: что темно и жёстко. Мыслей никаких не было.

– А когда ты пришла в себя? Задолго до того, как я тебя откопал?

– Я не помню, сколько прошло времени. Меня словно током ударило, и я резко попыталась встать. Но что-то твёрдое, обёрнутое тканью, не пустило меня. Руками я ощупала всё вокруг себя и поняла, что нахожусь где-то в тесном пространстве. Про то, что это гроб, мыслей не было. Но стало очень страшно, и я начала кричать... Уже потом, услышав сверху какие-то скребущие звуки, я замолчала. Какой-то леденящий страх, ужас сковал всю мою душу... И только когда ты сорвал крышку, я поняла, что это был гроб. Я увидела чёрное небо, неистово качающиеся на его фоне деревья и твоё лицо в свете огня. А вокруг камни, земля... Поначалу мозг просто отказывался соображать, что к чему. Но страха уже не было. В тебе, в твоём голосе, тоже испуганном, было что-то такое... Что-то доброе, внушающее доверие. Я поняла, что ты пришёл, чтобы помочь мне. Только скажи, как же ты узнал про меня, про то, что я жива?

– Это сложно объяснить... Я сам не понимал, что со мной происходит, думал, что схожу с ума... Моя дача расположена чуть дальше кладбища, и по воскресеньям я туда хожу. Мимо кладбища. И однажды я случайно отошёл в сторону от тропинки, присел отдохнуть. И увидел твою фотографию на памятнике... То, что я почувствовал, было непередаваемым ощущением. Такая молодая, такая красивая и милая женщина, девушка, и вот так вот, безвременно ушла туда, в мир мёртвых... Некая смесь страха, жалости и лёгкой симпатии появилась в моей голове. И я стал навещать твою могилку, навёл на ней порядок, покрасил памятник. Позже пришло осознание того, что ты... Что ты мне нравишься. По одной только выцветшей старой фотографии, по твоим грустным серым глазкам, изображённым на ней, я в тебя влюбился... Мне самому было это странно, я ощущал, что буквально схожу с ума. Но эта любовь сжимала невидимым хомутом моё сердце всё сильнее и сильнее. И в ночь на прошлую пятницу ты мне приснилась, гуляющая по парку. Я увидел тебя, Анна, такой, как ты есть. В той же кофточке, что и на фотографии. Ты с волнением смотрела на часы, кого-то ждала. Я попытался с тобой заговорить, но тут предательски зазвенел будильник... А этой ночью мне приснилось продолжение. Тот же парк, только другое место. Какая-то узкая, неосвещённая аллея. И два ужасных то ли человека, то ли зверя тащили тебя во тьму... Проснувшись, я понял, что нужно тебя спасать, и побежал на кладбище...

Анна с лёгким румянцем на щёчках, опустив глазки, смущённо произнесла:

– А я раньше даже не верила, что существует любовь... Мне не везёт с этим никогда... А тут любовь человека, которого я никогда не знала при жизни, буквально оживляет и воскрешает меня. Всё-таки великая это сила!

– Да, косвенно это так. Но всё же к непосредственному твоему приходу в чувства больше имеет отношение молния, попавшая в дерево. Через корни разряд дошёл до тебя, и привёл в сознание.

– Просто фантастика, – с восхищением произнесла Анна. – Но как же я там не задохнулась за столько лет?

– Гроб был закопан неглубоко, и неплотно насыпанные сверху камни с кусками глины пропускали воздух. К тому же, прямо рядом с гробом я обнаружил щель. Скорее всего, это пересохшее русло грунтовых вод. Где-то там, глубоко под землёй течёт вода, и своим течением создаёт определённую тягу. Едва-едва, очень слабо и очень медленно, но воздух туда всасывался. А человеку без сознания много ведь и не надо...

– Это просто чудеса! Как представлю весь тот ужас своего положения, так страшно становится...

– Теперь обязательно надо показать тебя врачу. Твой летаргический сон ведь наступил не сам собой, тебя ведь чем-то ударили по голове. Возможно, нужна какая-нибудь операция, лечение...

– Когда я мылась у тебя в душе, я осмотрела всю себя. Никаких ран нигде нет. Зажило, наверное, за столько-то лет.

– Всё равно врачебный осмотр не повредит. Сейчас же мы с тобой и отправимся в поликлинику. Иди, умывайся, сейчас я приготовлю завтрак.

Анна встала, поправляя свой халатик, и отправилась в ванную комнату. Василий услышал, как зашумела вода.

«Ведь ей сначала одежду надо какую-нибудь купить, не пойдёт же она голая по улице... – думал он. – А с самочувствием Анны мои опасения не подтвердились. Выпитый бульон не вызвал никаких отторжений, теперь её можно очень аккуратно кормить. С этим всё понятно... Неясно другое – как же всё-таки Анна отнеслась к тому, что она мне нравится? По её смущению я понял, что ей это приятно... Но почему она молчит? Почему не говорит, взаимно ли моё чувство? Хотя, куда я так спешу? Бедная женщина итак в шоке, а я жду от неё каких-то ответов... Пускай... Время всё покажет... Но теперь, когда я увидел её живой, а не на фотографии, мои чувства стали во стократ сильнее. Я выстрадал эти свои чувства, эту любовь...».

Василий и Анна позавтракали свежеприготовленной яичницей, попили кофе. Гостья с аппетитом съела всё, похвалив хозяина за вкусный завтрак.

– Так, придётся мне идти в гараж, брать машину. Сегодня нам с тобой много дел предстоит сделать. Надеюсь, моя «Волжаночка» заведётся, давненько я её не беспокоил...

Пока Василий ходил за машиной, Анна приводила в порядок свои волосы, причёсывалась, параллельно вспоминая, что же с ней произошло в тот день, 18 сентября 1975 года.

«Этот Андрей, высокий, долговязый и даже немного горбатый, мне сразу не понравился. Грубый какой-то, неотёсанный, небритый. Значит, правда, Раиса подослала его с той страшной целью... Не зря же он с дружком своим пришёл. Тот вообще квазимодо какой-то: лицо умственно-отсталого, маленькие злые глаза, весь волосатый, как обезьяна. Зачем я только с ними пошла?.. Всё надеялась, дура, что счастье своё найду... Эх... А вот оно, счастье, само меня нашло. Хочется верить, что Василий не придумал ничего, про свои чувства. Да нет, он не может врать. Такое благородное, доброе лицо, искренние, правдивые глаза... Что-то родное в нём есть, притягательное. Я чувствую, что он так же одинок, как и я... Василий, Васенька...».

Тут под окнами плавно и бесшумно остановилась бежевая, слегка желтоватая «Волга» ГАЗ-2410. Хлопнув дверцей, из неё вышел Василий. В окне зала он заметил Анну. Помахав ей рукой, загадочно улыбаясь, Василий поднялся в квартиру.

– Я на базарчик заезжал, одежду тебе кой-какую купил! – сказал он, протягивая Анне сумку. – Иди, примеряй!

Со смущённой улыбкой женщина взяла пакет и скрылась в спальне. Спустя пять минут она вышла оттуда уже в красивом платье в мелкий красный горошек, в маленькой соломенной шляпке и в изящных красных туфлях-балетках. И даже подумать было невозможно, что эта милая девушка на самом деле 1940 года рождения. Выглядела Анна максимум на 25.

– Прелесть ты моя! – восхищённо произнёс Василий, слегка приобняв Анну и прижав к себе.

Застенчиво опустив глазки, она даже не попыталась отстраниться от мужчины. Василий почувствовал, что Анне было приятно его прикосновение. С неким благоговейным трепетом женщина замерла, предавшись ему, но не произнесла ни слова.

– Пошли, заедем сейчас в поликлинику, к дежурному врачу. А потом отправимся искать твою мачеху, тётку эту гадкую...

Тихонько заклокотав своим стосильным двигателем, «Волга» плавно тронулась. Миновав несколько кварталов, она свернула во двор поликлиники.

– А как же без паспорта-то? – спросила Анна.

– Ничего, эти формальности мы потом сделаем. И паспорт тебе новый дадут. А сейчас они тебя так осмотрят. Пойдём...

ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ПОСТЕ

Начало:
Воскресение (рассказ)

Василий неспешно шагал всё выше и выше, минуя старые захоронения и приближаясь к более новым. Тут и там, за пышной зеленью кустарника мелькали блёклые, выцветшие фотографии, имена, даты смерти. Но мужчина уже привык здесь ходить, и все эти зловещие спутники человеческой смерти его давно не пугали. Кладбище Василий воспринимал просто как некий парк. Частенько, устав от затяжного подъёма в гору, он присаживался на лавочку возле какого-нибудь памятника, переводил дух, пил водичку и шёл дальше. Вот уже и вершина, кладбище постепенно заканчивается, последние могилы растворяются среди леса. А там, в нескольких сотнях метров, уже виднелись заборы дач.

Извилистая тропинка, петляя меж поваленных деревьев и веток, выходит на главную улицу товарищества. Участок Василия расположился недалеко от леса, за самым первым перекрёстком дачных улочек, справа. Вдоль ровного, выкрашенного известью забора аккуратно высажены красные тюльпаны. Возле каждого растения ровная, круглая луночка. Рядом ни травинки, ни сорнячка. Во всём, в каждой мелочи, прослеживалась заботливая, умелая рука хозяина.

Достав из кармана ключи, Василий отпер калитку и деловито прошёл на свои шесть соток. Участок был словно вылизан языком. Тропинка, устланная мелким белым щебнем, вела к домику. Вдоль неё – разнообразные цветы, высаженные в порядке цветения. Те, что цветут раньше, находятся ближе к тропинке. Более поздние – подальше. Домик же и вовсе находился в тесных объятиях сирени; стенки сплошь поросли диким виноградом, а на окнах, на подоконниках внутри, стояли горшочные цветы. Сразу за домиком был тщательно вскопанный участок – огород. Уже совсем скоро на этот внушительный пустырь переселится огромная армия рассады, и жизнь дачи вновь забьёт ключом.

Для полива грядок на участке Василия предусмотрена целая система из шлангов, трубок, специальных брызгалок и фонтанчиков. Вся эта красота включалась автоматически, как только в трубы централизованно подавали воду. Хозяин предусмотрел всё, и даже в его отсутствие огород будет полит. Такая система очень удобна, особенно учитывая тот факт, что мужчина посещает свою дачу всего лишь раз в неделю, по воскресениям. Остальные дни он целиком посвящает работе.

Вот и сегодня, прохладным воскресным утречком Василий пришёл на участок, чтобы, отдыхая от городской суеты, погрузиться в чудесный садово-дачный мир. Взяв в руки мотыгу, он с головой окунулся в прополку редиски, попутно размышляя о своей жизни.

Кроме этой дачи, у Василия больше никого нет. Сорокалетний инженер жил один. Пожилые родители доживали свой век в деревне, в соседней области. С ними мужчина почти не общался. Были на то причины... А жены у Василия не было никогда, не сложилось как-то... Всю свою любовь, всё свободное от работы время мужчина отдавал даче, заглушая садово-огородными работами своё одиночество. Но это самое одиночество уже стало нормой, привычкой. Никакой острой потребности в общении Василий уже давно не испытывал. Много раз обжегшись на девушках, на женщинах, инженер окончательно расстался с бессмысленной затеей найти себе пару. Однако, где-то в глубинах его подсознания всё равно бушевал пожар. Время от времени чувство неудовлетворённости собой просачивалось наружу, но Василий нещадно глушил его прополкой грядок, поливом огорода, наведением блеска на своих шести сотках. Иного выхода мужчина просто не видел. «Никакой любви не существует, всё это выдумки» – говорил он.

«Хороших женщин на свете практически нет, – размышлял Василий. – Есть матёрые хищницы с жаждой половых отношений и жаждой денег. Для них мужчина – источник наслаждения и дохода. Ни о какой любви эти создания и слыхом не слыхивали. Сплошной расчёт, везде и во всём. И если ты беден, если ты не удовлетворяешь их потребностей, они и дня с тобой общаться не будут. А в сказки о бескорыстной любви, о самопожертвовании ради любимого я давно не верю. Женщины – это вообще не люди... И лучшее, что можно придумать, это жить одному, не питая бессмысленных иллюзий, не надеясь на счастье с призрачной «второй половинкой»...».

Каждый раз, убеждая себя такими мыслями в правильности своего выбора, Василий на какое-то время забывал о гнетущем одиночестве и просто наслаждался жизнью. Вот в саду звонко поют птицы, ветер шелестит молодой листвой яблонь! Нежные цветочные ароматы витают в воздухе, кругом покой и благоухание. Как хорошо жить! Жить для себя, наслаждаться свободой, безмятежностью. Казалось бы, никто не нужен для счастья! Хочется, конечно, иметь идеальную подругу, жену. Но эта мечта остаётся несбыточной, нереальной, как мечта о полёте в космос. И с мыслью об одиночестве приходится свыкаться.

За размышлениями и дачными работами время летит быстро, текут минуты, часы. Вот уже и полдень, солнце начинает ощутимо припекать. Пора собираться домой. Ещё раз обойдя своё небольшое ухоженное хозяйство, Василий берёт несколько пустых пластиковых бутылок и отправляется к роднику, что на другом конце массива. Налив воды, дачник закрывает калитку на ключ и неспешным шагом идёт обратно, к спуску с горы. Как и всегда, на середине спуска мужчина решил сесть на лавочку, передохнуть. Тащить с десяток бутылок родниковой воды тяжело даже под горку.

По правую сторону тропинки шли сплошные оградки, разномастные, высокие и не очень, ржавые и крашенные. Скамеек и столиков не было. Все они – на противоположной стороне, однако, там – солнце. А посидеть хочется в тени. И Василий, найдя брешь между оградками, решил немного углубиться в кладбищенский массив. Свернув, он прошагал с десяток метров и наткнулся на небольшую металлическую лавочку, прямо под старым развесистым дубом. Тенёк, прохлада – то, что надо. Поставив сумку на столик, мужчина аккуратно сел, переводя дух. Открутив пробку от одной из бутылок, Василий глотнул водицы, потянулся и громко устало вздохнул. Кругом была зелень свежей листвы, залитая ярким майским солнцем. Слабый ветерок шевелил ветки деревьев, покачивал бумажные цветы на могилках. Медленно обводя взглядом памятники и кресты, мужчина невольно наткнулся на фотографию какой-то женщины. Неописуемая грусть была на её молодом веснушчатом личике. Как-то нерешительно, с лёгким испугом и удивлением, смотрела она со старой фотокарточки под стеклом. И что-то в её лице было такое родное, такое близкое... Сам не понимая, почему, Василий всё глядел и глядел на эту женщину, не решаясь оторвать взгляд. Под фотографией была табличка: «Весельская Анна Ивановна, 24.05.1940 – 18.09.1975».

«Уже тридцать с лишним лет нет на свете этого милого личика, – с грустью думал Василий. – Могилка вся заросла, никто за ней не ухаживает, никто не приносит цветов. Лишь маленький, выцветший бумажный цветочек сиротливо болтается под фотографией. Никому оказалась не нужна Весельская Анна Ивановна... Аня... А ведь и она могла осчастливить кого-то, стать верной женой, доброй матерью. Но судьба сложилась так, что её не стало. Но почему? Что с ней случилось, от чего она умерла? Тут, на фото, она будто знает о своей скорой смерти. В какой-то нарядной кофточке, ещё далеко от этого страшного кладбища, ещё в мире живых, эта молодая женщина уже предчувствует нечто страшное... Бедная Аня...».

Василий ещё долго сидел возле памятника, не сводя глаз с фотографии. Внезапно нахлынувшая грусть комом подкатила к горлу, мужчина окончательно растрогался. Но что произошло, почему именно эта могилка так повлияла на Василия? Не в силах понять этого, мужчина подошёл к памятнику, коснулся тыльной стороной ладони холодного стекла над фотографией и тихо прошептал:

– Я ещё приду, в следующее воскресенье...

Развернувшись, он зашагал обратно, к тропинке. Грустным взглядом с фотокарточки Анна смотрела ему вслед. Василий в последний раз оглянулся, зачем-то помахал памятнику рукой и стремительно направился вниз по тропинке, к остановке трамвая...

И вновь начались трудовые будни: проекты, отчёты, проверки технической документации. И хоть предприятие, на котором трудится Василий, небольшое, работы всё равно выше крыши. Выполнение государственного заказа требовало предельной точности, строгости, соблюдения всех норм. И у главного инженера по той причине не было даже свободной минутки. В голове крутились всевозможные математические формулы, переменные, параметры и показания приборов. Постоянно приходилось пересчитывать полученные данные, держать в оперативной памяти мозга многозначные цифры. Непрерывные консультации, рабочие переговоры с коллегами... Тут уж не до одиночества, не до каких-либо иных мыслей. Всё подчинено производству. И вечером, приходя домой после ненормированного рабочего дня, Василий просто падал с ног от дикой усталости. В его маленькой двухкомнатной «хрущёвке» по обыкновению было тихо, чисто и уютно. Сорить и шуметь просто некому, и поддержание порядка сводилось лишь к субботней влажной уборке.

Незаметно, день за днём, трудовая неделя подошла к концу. В голове ещё мелькали обрывки каких-то параметров и формул, однако все эти ненужные сегодня мысли быстро улетучивались. Встающее утреннее солнышко, играя своими лучиками в хрустальном графине на подоконнике, уже возвещало о приходе дня выходного. Как и всегда, Василий посвятил этот день уборке, походу по магазинам и готовке еды на новую трудовую неделю. Всё шло как-то механически, автоматически. В восемь завтрак, в полдевятого – мытьё пола, затем протирание шкафов и полок от пыли, потом магазин... Все субботы проходили именно так. Одинаковые дела, одинаковые мысли. «Только чёткий план, чёткий ритм и распорядок домашних дел обеспечивают поддержание порядка, уюта, – думал Василий. – А стоит отклониться от графика, полениться, что-то не сделать или не доделать – и из этих недоделок вырастет целый ком проблем. Не помой один раз пол – и грязи будет в два раза больше».

Занимаясь на службе разработкой сложных систем, приборов, аппаратов, Василий и сам становился похожим на какого-то робота. Придумал для себя строгий распорядок дня, исключил все непродуманные действия, пустое времяпровождение. Самому себе мужчина объяснял такую дисциплину просто: для эффективного поддержания порядка дома и на даче, для эффективного распределения свободного времени. Но истинная же причина была иной. Она крылась в глубинах подсознания. Василий даже самому себе не мог признаться, что всплески неудовлетворённости собой, приступы дикого одиночества случаются всё чаще и чаще. Чтобы их не допускать, инженер и разработал такую вот схему – больше делать, меньше думать. Схема эта превратилась в привычку, и действовала уже сама собой.

Но вот, выйдя из магазина, Василий, погруженный в свои домашне-бытовые мысли, резко остановился. На углу дома, как и всегда, сидели бабушки, торговали зеленью, редиской, цветами. Обычная «городская массовка», наряду с прохожими, на которых инженер обычно не обращал никакого внимания. Серые, одинаковые, незнакомые, чужие. Но тут промелькнуло что-то, что заставило Василия «сменить пластинку» в своей голове. На картонной коробке, служащей прилавком у одной из бабушек, в банке из-под майонеза стояли бумажные цветочки. Точь-в-точь такой же цветочек Василий видел в воскресение, на кладбище. На могиле Анны Весельской...

Словно электрический разряд прошёл по телу инженера. Крепко отпечатавшийся в памяти образ давно умершей женщины снова ярко встал перед глазами. Не было видно ни кладбища, ни памятника – только её грустное, по-детски милое усталое лицо, испуганно-удивлённые серые глазки...

«Почему я её так хорошо запомнил? – удивлялся Василий, медленно бредя к своему дому. – Может, я знал её раньше? Да нет, не может быть. Мне лет пять было, когда она умерла. Странно, ужасно странно. Но что-то в ней есть, сам не понимаю...».

Хоть с «ритма» Василий и не сбился – переделал все намеченные дела, но и про таинственную покойницу не забыл. За домашней работой, за всеми своими нехитрыми делами инженер продолжал думать про эту загадочную Анну Весельскую. Её образ то и дело всплывал перед глазами, чётко прорисовываясь в памяти. Но понять, чем же эта женщина заслужила столько его внимания, Василий так и не смог.

День прошёл, и вот снова наступило утро. Утро воскресения. К удовольствию от традиционного похода на дачу подмешивалось ещё какое-то волнующее чувство. «Помню, лет в восемнадцать, когда я шёл на первое свидание с девушкой, было что-то похожее. Легкий приятный холодок в груди, какое-то особое волнение и даже трепет... – думал Василий. – Но почему возникло это чувство сейчас? Свиданий у меня не было уже много лет, и редкие женщины, с которыми я встречался, были нужны исключительно для технического удовлетворения определённых потребностей. Перед ними никакого трепета не было. Почему же он есть сейчас?».

Вот и гора, вот и кладбище. В утренней тишине изредка чирикала в зарослях какая-то птица. Ветерок, приятно обдавая прохладой, шелестел листвой, приветливо покачивал ветки деревьев. Солнце светило откуда-то сбоку, и свет его был ярко-оранжевым. Кладбище казалось совсем не страшным, будто и нет тут мёртвых, будто все живы и лишь отдыхают где-то там, в тени деревьев.

Василий, опираясь на свою походную палочку, быстрым темпом поднялся до того места, где необходимо было свернуть вглубь кладбища. Место это он запомнил хорошо – профессиональная память бывает полезной не только на работе. Пройдя меж высоких оградок и кустов, инженер уже издали видит знакомую могилу. Обычный, чёрный железный четырёхугольный памятник, расширяющийся кверху, со скошенным углом. Сейчас за травой и побегами деревьев его почти не видно. Неделю назад зелени было значительно меньше.

Отведя рукой ветку дуба с множеством молоденьких резных листиков, Василий увидел фотографию женщины. Всё тот же грустный взгляд, всё те же серые глазки.

– Здравствуй, Аня! – тихо прошептал мужчина. В ответ лишь негромко шелестели листья на старом дубе, да пели птицы, радуясь новому дню.

Вся сорная трава, вся поросль была немедленно убрана с могилки Анны. Маленькими аккуратными грабельками Василий взрыхлил пыльный каменистый холмик и посадил привезённые с собой цветы.

«Вот паразиты! – думал мужчина. – Ну что за родственники! Не могли даже землицы нормальной на холмик принести. Тут ведь камни сплошные, не растёт толком ничего, только всякая колючая гадость, да поросль от дуба...».

Верхний слой каменистой почвы был снят маленькой лопаткой, и на торчащие в камнях корешки цветов была насыпана нормальная земля. На дорожке, меж оград, как ни странно, земля была хорошая, и взять пришлось оттуда. Затем Василий выкрасил скромную низенькую оградку и сам памятник привезённой с собой краской, отломил дубовую ветку, чтобы не загораживала фотографию, и присел на лавочку.

– Ну вот, Анечка, теперь и у тебя тут порядок! – произнёс мужчина едва слышно, не сводя глаз с портретика покойной. А внутри у Василия что-то словно перемкнуло. Некая давящая, удушающая жалость подкатывала к горлу. Хоть он и не знал эту женщину, не знал, кем она была, как и от чего умерла, Василий испытывал к ней какие-то непонятные чувства. Чем-то родным, близким веяло от этой выцветшей фотокарточки под стеклом. Скромное, грустное лицо молодой женщины излучало некую доброту, притягивало всё сильнее. Что же в ней такого, в этой Анне Весельской, мужчина понять не мог...

Собрав все инструменты, аккуратно застегнув свой рюкзачок и подхватив ожидавшую его походную палочку, Василий направился к своей даче.

– Я не прощаюсь, Аннушка! Ещё загляну! – прошептал он, словно обращаясь к живому человеку.

Мысли о даче, о регулярных огородных делах не могли вытеснить из головы Василия образ Анны. Её лицо постоянно стояло перед глазами. Ни на минуту не забывая про эту женщину, инженер всё думал и думал о ней, пытался проанализировать свои чувства. «Что же со мной случилось, почему я не могу её забыть? – размышлял мужчина. – Я не знал её, никогда не видел и не мог видеть. Даже похожих на неё не видел. Память у меня хорошая... Так в чём же дело?».

Мысль о том, что это некая форма любви, посетила Василия уже по пути домой. Спускаясь с горы, он продолжал свои размышления: «Как же так получается? Неужели я... влюбился? Влюбился в женщину, которая умерла уже тридцать с лишним лет назад? Что за бред? Это невозможно! Но, по сути, это ведь так...».

Внезапно какое-то чувство сильного стеснения и даже стыда обуяло Василия. Сокрушаясь, как такое могло случиться, мужчина прежде всего подумал о последствиях: «Я же сгорю на месте, если кто-то узнает об этом или хотя бы получит какую-нибудь догадку...». И хотя тут, на безлюдном старом кладбище, увидеть его никто не мог, Василий решил не сворачивать с тропинки. Даже не отдыхая, он быстро спустился с тяжёлыми сумками к остановке и уехал домой. Только на этом навязчивые мысли отнюдь не закончились.

«Почему я к ней не зашёл, я же обещал?» – подумал Василий, уже ложась спать. Но тут другая мысль шурупом ввернулась в его мозг: «Кому я обещал? Памятнику, могиле? Она мертва, мертва! Анна Весельская – мертва... Ну почему она мертва?.. Несправедливо...».

Внутренние противоречия, война мыслей, не давали заснуть ещё очень долго. И на следующий день Василий пошёл на работу невыспавшимся. Впервые за многие годы его инженерской деятельности в голову не лезло абсолютно ничего. Формулы, цифры, буквы, словно горох от стенки, отскакивали от его сознания. Все мысли были только об одном, о ней... И мужчину словно магнитом тянуло туда, на кладбище, под старый дуб...

Дни потянулись ужасно медленно. Проблемы на работе, вызванные внезапным отключением ото всех рабочих мыслей, начали здорово угнетать. Сознавая то, что он катится в пропасть, Василий не мог ничего поделать. Его умнейшая голова отказывалась работать. В её недрах господствовало подсознание, оккупированное одной только мыслью. С отсутствующим видом главный инженер тупо сидел за своим столом, по десять раз читая одну и ту же строчку, не понимая ничего.

– Ты что, Воронин, влюбился что ли? – спросил его начальник, зайдя в кабинет.

Василий вздрогнул и даже, как ему показалось, немного подпрыгнул на своём кресле. Конечно, начальник не мог ни о чём догадываться, и это было простым предположением.

– Ну... – промямлил каким-то неестественным для себя голосом главный инженер. – Допустим...

– И когда свадьба?! – шутливо произнёс начальник.

Василий вздрогнул ещё сильнее, нервно оглядываясь.

– Не знаю... – произнёс он испуганно.

– Ладно, работай! А то я смотрю, у тебя совсем в последние дни работа не клеится.

Начальник ушёл, а Василий ещё долго сидел, глядя на закрытую дверь. «Что же делать, как мне вернуть всё, как было? – думал он взволнованно. – А может, я просто схожу с ума? От одиночества всякое случается... Ну не может быть такой странной любви. Если я вдруг полюбил бы своего начальника, я бы конечно застрелился – гомосексуализм для моего сознания неприемлем. Но, тем не менее, тут было бы всё понятно, такое бывает с людьми. Редко, но всё же случается. И к животным любовь бывает, от безобидной и до разврата. Но то, что случилось со мной, не лезет ни в какие ворота. Любовь к мёртвому человеку. Любовь чистая, светлая, добрая... Я тянусь к ней, к этой Аннушке, как к живой. Почему так?..».

Ответов не было. А гнетущее чувство продолжало нарастать. Прекрасно понимая, что ничего хорошего из этого не получится, Василий решил обратиться к психологу. А если не поможет – тогда уж и к психиатру. Но прежде инженер решил дождаться воскресенья и снова сходить туда, на кладбище. Попытаться на месте, самому, порвать эти невидимые путы, скрутившие его и подчинившие всю жизнь странной и бессмысленной любви.

Вернувшись с работы, Василий лёг спать. Воскресенье совсем скоро, завтра уже пятница, 22 мая. Невольно предвкушая очередной визит к Анне, мужчина немного успокоился и быстро заснул. Не успел он сомкнуть глаз, как тут же увидел её. На этот раз перед ним была уже не фотография.

Впереди была аллея какого-то парка. Несмотря на наличие больших круглых фонарей, от которых исходило какое-то неестественное, белое фосфорное свечение, в парке было довольно темно. Вдали угадывались неясные очертания предметов. Старые огромные скамейки округлых форм с изогнутыми чугунными спинками и массивными ножками, литые чугунные урны. Огромные дубы величественно покачиваются, сквозь их пышные кроны видно свинцовое вечернее небо. Людей почти нет, лишь вдали мелькают во тьме какие-то тени. И тут, прямо посреди этой загадочной мрачной аллеи стоит она – Анна. Во всё той же нарядной кофточке, что и на фото. Теперь Василий мог разглядеть женщину во весь рост. Она была изящна и стройна, кофточка аккуратно заправлена в чёрную волнистую юбочку до колен, на тонких белых ножках – серенькие туфельки на небольших каблучках и с закруглёнными мысками. Держа в руках маленький резной веер, Анна медленно прогуливалась по аллее, грустно глядя себе под ноги. Василий стоял, остолбенев как каменная статуя, слегка приоткрыв рот и не решаясь даже пошевелиться. Тут женщина сделала несколько шагов в сторону и медленно стала разворачиваться спиной к Василию. Затем она взглянула на наручные часы и, ускоряя шаг, уверенно направилась вдоль по аллее.

– Анна! – окликнул её Василий, стремительно догоняя женщину.

Она резко обернулась, и мужчина вновь увидел знакомые черты лица. На этот раз на лице Анны сквозь грусть пробивалась неясная, нерешительная улыбка. Женщина увидела Василия, симпатичного мужчину в расцвете сил, и очень робко, застенчиво улыбнулась ему.

– Вы не можете меня знать! – ответила она тоненьким, почти детским нежным голосочком.

– Постойте, Анна! – продолжал Василий. – Я должен вам кое-что сказать...

В этот момент раздался какой-то неприятный, оглушительный писк. Парк, аллея, фонари, женщина – всё в один миг растворилось без следа. Открыв глаза, Василий увидел свою уютную, чисто убранную комнатку. В окно заглядывало солнце, отблёскивая и переливаясь в графине с водой на подоконнике. Шустрые солнечные зайчики уже скакали по всем стенам, по полировке старого шифоньера и даже по постели. Прищурившись, мужчина посмотрел на часы. К тому моменту писклявый китайский будильник уже отключился, и в комнате воцарилась тишина.

– Ровно семь... – произнёс Василий. – Пора на работу.

И вновь очередной трудовой день закружился в потоке информации, цифр и формул. Сегодня работать было уже легче. Приятные воспоминания сегодняшнего сна нежно грели душу, даже немного окрыляя. Поднялось и настроение. То, что ещё вчера не лезло в голову, сегодня с успехом решалось, выполнялось. Написав три отчёта, составив большую сложную таблицу, Василий заслужил похвалы начальника.

– Ну вот, а говорил – не получается! – похлопал шеф главного инженера по плечу.

Рабочий день подходил к концу, впереди уже маячили выходные. Стрелки часов на стене в кабинете показывали пять. Всё, можно идти домой. Довольный, Василий собрал в дипломат какие-то бумаги со стола, щёлкнул замочками чемодана и заспешил к лестнице. Через пять минут шустрый трамвай уже мчал его к дому.

«Почему я такой радостный? – мужчина пытался проанализировать свои чувства. – Где-то глубоко-глубоко в подсознании появилось приятное, тёплое ощущение некоего близкого счастья, радости. Но где эта радость? Я видел всего лишь сон, это выдумка моего собственного мозга. Реальность ведь краше не стала...».

Мрачные мысли вновь опустили на землю окрылённого инженера. Но странное сладкое чувство всё равно продолжало просачиваться из недр сознания, питать израненную душу мужчины. Уже дома Василий поужинал, походил из угла в угол, теряясь в догадках, к чему всё это. И тут его осенило: «Сон! Всё дело в нём! Теперь Анна стала приходить ко мне во сне, и сегодня я снова увижу её! На земле встретиться нам не суждено, однако в мире грёз мы будем вместе!».

Радость переполняла. Приняв душ, Василий лёг в свою кровать, уютно укрывшись одеялом, закрыл глаза. Вот-вот, уже скоро, он увидит её! Но сна всё не было. Вертясь с боку на бок, мужчина никак не мог заснуть. В голову сами собой поползли разные мысли.

«Почему же не получается? – думал Василий. – Что-то тут не то. Может, вчера она увидела меня, и я ей не понравился?.. Да нет, не должно быть такого... А хотя, всё может быть... Ну, хоть сказала бы она что-нибудь: нет, мол, так и так... Душу бы хоть мою отпустила...».

Сон всё не шёл. Тьма за окошком постепенно рассеивалась. Желтоватый свет далёкого фонаря, отпечатывавшийся на занавеске, на глазах сменялся неясным, сероватым светом утра. Проецируемый на штору квадрат окна разгорался всё ярче. И вот уже он стал оранжевым. Встало солнце. Валяться в кровати дальше было бессмысленно. Отлежав все бока, помятый и не отдохнувший, Василий встал. И непонятно было, что тяготило его сильнее: отсутствие живительного отдыха, сна, или же неявка на виртуальное свидание Анны. Походив по комнатам, как потерянный, мужчина с явной неохотой взялся за свои обычные субботние дела. Перемыв все полы, вытерев пыль с полок и шкафов, он засобирался в магазин.

На улице тем временем стало прохладнее, на небе появились небольшие нерешительные тучки. Солнце уже то и дело пряталось за облаками, периодически угасая и наполняя город каким-то пасмурным, зловещим полумраком.

– Зря ветровку не накинул... – тихо произнёс Василий, ёжась от холода.

Добежав до магазина, он быстро, по списку, нашёл все необходимые, обыденные продукты, расплатился и пошёл домой с тяжёлыми сумками. «Окончательно погода портится, – думал он. – А ведь завтра на дачу...». Тут внезапно появилась вторая мысль, опережая первую: «Да что там дача, мне к ней надо в первую очередь, к Аннушке...».

Погода, конечно, была не помехой. Василий твёрдо решил идти завтра на кладбище, несмотря ни на какие капризы природы. Но прежде мужчина хотел попробовать навести справки об этой загадочной покойнице. Отнеся покупки домой, он оделся потеплее и отправился к своему приятелю, живущему на соседней улице. У приятеля был интернет, и Василий хотел поискать там какую-нибудь информацию об этой женщине.

– Здорово, Диман! – сказал он, когда дверь квартиры открылась.

– О, Васёк, здорово! – ответил крепкий, мускулистый мужичок небольшого роста. – Проходи! Как раз моя Люська пирожков напекла!

Раскрывать свою тайну инженер не стал. Его друг Дмитрий, бывший однокурсник, просто не понял бы. Поэтому Василий пошёл на хитрость. Он придумал несуществующую родственницу, которую якобы надо срочно найти, и попросил друга включить ему интернет. Дмитрий был не против. Усадив Василия в своей комнате за стол перед компьютером, он ушёл к жене на кухню. И вот, трясущимися от волнения пальцами мужчина стал набирать поисковый запрос: «Анна Весельская, 1940 года рождения». Шлёпнув по клавише, он напряжённо уставился в монитор. Однако, ничего подходящего не было. Обрывки каких-то анкет с современных социальных сетей, списки участников каких-то конференций. Полного совпадения имени и фамилии не встречалось. Но вот, глянув очередную ссылку, Василий нашёл такое совпадение, однако тут же разочаровался. Перед ним была очередная реклама липовой базы данных, составленной якобы на всех граждан страны и изобилующей всякими подробностями, включая наличие родинок на ягодицах.

– Тьфу, – выругался инженер. – Всё бестолку... Даже упоминаний о ней нет. Если только через милицию попробовать, архивы поднять. Кто такая, где жила, от чего скончалась... Сложно, долго, но осуществимо. Придётся заняться этим...

– С кем это ты тут разговариваешь?! – пошутил Дмитрий, заглянув в комнату.

– Да так, ни с кем... – устало произнёс Василий. – Не нашёл я её... Пойду, пожалуй, домой. Спать хочется...

Отказавшись даже от пирожков, испечённых женой Дмитрия, мужчина побрёл домой. Особых надежд увидеть желанный сон не было. От вчерашних радужных мыслей не осталось и следа. И даже виртуальные встречи в мире сновидений казались чем-то недоступным.

С тяжкими, полными грусти и печали думами Василий принял душ и упал на кровать. Двое суток на ногах напоминали о себе – продолжать размышления уже не было сил. Голова, словно свинцовая, буквально проваливалась в подушку. В висках сильно пульсировала кровь, отдаваясь в ушах громкими, мерными ударами. Накрыв голову руками, Василий уткнулся лицом в подушку. Головная боль плавно утихала, мужчина засыпал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ПОСТЕ

На первый взгляд всё хорошо складывается, но не тут то было. Шая и Хелин не могут существовать вместе. Ну как не могут. Они на дух не переносят друг друга. Шая считает, что мусорное проклятие не достойно стоять рядом с верховным духом, а Хелин думает, что выскочка вроде неё должна только помогать с проблемами владельца, а не делать вид, что знает всё на свете. Леша пытался их подружить, но все его попытки заканчивались еще большим скандалом.

В один из дней Леша пытался сосредоточиться на прочтении книги, которую одолжил у деда Виктора. "Опытный ведьмак - живой ведьмак" было написано у нее на обложке.

-я тебе еще раз повторяю, не будет он колдовать твои заклинания. Ведьмак он, вот и всё. -кричал в голове голос Хелина.

-какая разница что ты там говоришь. Ты тут никто, чтобы так говорить со мной, верховным духом. -кричала в ответ Шая.

-мне без разницы кто ты, я...

-да завалитесь вы, оба! -рявкнул на них Леха. -сколько можно повторять? Я сам выберу как и чем буду сражаться. Если дальше продолжите, то косу выкину в чулан, а духа в гримуар запечатаю.

Галдёж в миг стих. Гробовая тишина, слышно только завывание ветра на улице. Стояла ясная погода, аж душа радовалась.

-вот бы эта тишина длилась вечно... -думал про себя парень.

Его мысли прервал огонек, который загорелся на волшебной карте. Парень подскочил с дивана, подошел к столику и взял карту. Полное недоумение окутало его. Он не понимал, что видит перед собой. На карте в области леса горело маленькое пятнышко. Не как всегда красным цветом, а ярко жёлтым оно пылало как костер.

-Шая, что это еще такое?

-огненная метка. Она означает, что в этом месте идет сражение ведьмаков.

-чего, а зачем им сражаться? - парень подумал, что дух шутит.

-разные люди бывают. Мне почём знать?

-понял, значит немедленно выдвигаемся туда.

Надев свои новые доспехи, которые ему подарил дед Виктор, собрав всё снаряжение, засунув в кожаный пояс серп, Леха выдвинулся в глубь леса. Пройдя последние дома, перед ним расстелилась берёзовая роща. Листья шуршали под ногами, голые деревья нагоняли тоску, ветер поддувал сзади, облегчая путь. С каждой минутой аура менялась. Появилось какое-то давление. Леша нервничал еще с тех слов Шаи о битве ведьмаков. Его бросало в пот от одной мысли, что ему придется разнимать двух опытных охотников на нечисть, хотя кто знает, опытные ли они. Он шел к месту, где усиливалась магическая сила. Всю дорогу Шая и Хелин не разговаривали. Леха начал подмечать, что на улице стало темнее и холоднее. Потихоньку начал опускаться туман.

Выйдя за опушку леса, парень спрятался за деревом. На небольшом лугу он увидел человека в капюшоне, который стоял над чьим-то трупом. Труп буквально размазали по земле. С места происшествия поднимался вверх небольшой дымок.

-зачем ты там прячешься? -раздался голос человека в капюшоне.

-я..я просто заблудился тут. -сказал первое, что пришло в голову, Леша.

Загадочный человек повернулся в сторону ведьмака. Это оказалась девушка. Выглядела она молодо, взгляд был пустой, дерзкий. Она была до смерти красива. Леха не мог даже моргнуть. Его заворожила загадочная женщина.

-ты грибник? - неожиданно спросила она.

-а..а..да - парень еле промычал.

Незнакомка резко развернула свое тело в сторону Леши, взмахнула палкой, и тут появился огромный шар. Кипящая жидкость полетела в сторону Алексея. Хелин перевоплотился в косу. Тело парня, наконец, начало поддаваться ему, он двумя руками схватил косу и размахом пронзил шар. Жидкость полностью испарилась, из драконьего зуба пошёл пар.

-ах, вот как... Значит, еще один ведьмак. Драконий зуб - анти магия, как я сразу не поняла... - вздохнув сказала Женщина.

-так ты ведьма!

-ну а кто еще, не сестра же твоя.

-что ты здесь делаешь?

-так бы я тебе ответила, урод.

Леша понял, что бессмысленно вести с ней диалог, нужно вступать в бой. Парень сделал резкий рывок, направился в сторону Ведьмы, которая стояла не подвижно что-то шептав. Как можно сильнее сблизившись, парень взмахнул косой. Резкий холод пронзил каждый кончик его тела. Женщина ударила по земле посохом, моментально начала появляться дымка. Через несколько секунд туман полностью окутал область взгляда, ведьма испарилась.

-что это за фигня, Шая?

-посох великого древа. Он может управлять лесной областью, делать в ней что вздумается, но отнимает много сил. Видимо, эта Ведьма - гений среди магов.

-и как нам побороть этот туман?

-ждать, пока ее силы не закончатся. Найти ее тут - всё равно, что искать иголку в стоге сена.

Парень демонстративно плюнул, закинул на плечо косу и двинулся вперед, куда глаза глядят. На пути ему попадались только одни деревья, ямы. Брел он так, пока не наткнулся на скелет.

-твою мать! -невольно вскрикнул парень.

-это еще одна жертва данного посоха, тут это нормально. Самое главное вслушивайся в каждый шорох. Мало ли что может тут обитать.

Когда Лёше надоело бродить он сел под первое попавшее дерево. Глаза сами начали закрываться.

-Не смей засыпать! Или хочешь повторить судьбу того бедолаги? - раздался в голове.

-эх, ну, Хелин, превращайся в косу, а то я усну сейчас. - обращался Леха к даркину, который уже в образе серпа висел на поясе.

-ага, конечно, а если я усну во время битвы, что будешь делать?

-да, тоже верно.

Ведьмак пытался собрать мысли в кучу. Почему-то он не мог сосредоточиться, в голову лезли только плохие воспоминания из прошлого. Смерть близких, расставания с девушками, разочарования в людях и мать. Всё плохое разом засело у него в голове, всё то, что он не хотел вспоминать, - его прошлое.

Внезапный хруст веток прервал его размышления. Грусть сменилась на страх. Парень подскочил, сразу же вытащил оружие, чтобы занять боевую стойку. Дерево, на которое опирался парень, начало падать. Леша отскочил в сторону, дерево с треском свалилось на землю. За поваленной берёзой стоял громадный медведь. Его шерсть была Красного цвета, поэтому его было легко различить в тумане. Косолапый с рёвом бросился на ведьмака. Леха сделал быстрый рывок на опережений, одним взмахом отрубил половину здоровой лапы, Миша начал заваливаться на бок, не теряя ни секунды, Леха прямым ударом отрубил ему башку.

-нихеровые тут медведи бродят. -гордясь собой, сказал Алексей.

-ты еще про тех, что справа? - потянув руку парня, сказал Хелин.

Леша повернул голову и увидел еще 4 таких твари.

-вот так задачка! -смеясь, крикнул ведьмак, и побежал в сторону существ.

Парень как можно быстрее побежал в сторону первого, рубанул косой первого по самую шею, большая туша свалилась на землю. Алексей запрыгнул на мертвое тело, набравшись смелости, прыгнул на второго. Коса разорвала плоть медведя, глаз был полностью поврежден, тварь заорала, кипящая кровь устремилась в сторону ведьмака, тот прикрыл лицо свободной рукой. Резкая боль пронзила предплечье, будто кипятком ошпарили.

-тупой Даркин! Из-за тебя его задело! -начала наезжать Шая.

-так а где твоя тупая магия? Почему-то она не очень помогает ему.

-да хватит уже! Даже в такой ситуации вы умудряетесь ругаться. Из-за боли парень еле выдавил из себя слова.

Убрав руку, перед его лицом была морда поражённого медведя, Лёша мотнул головой, сзади уже подбежал еще один. Парню не хватило скорости уйти и здоровые когти полоснули ему спину. Лёха закричал на весь лес, отпрыгнул от медведя, свалившись на задницу. По спине тёплой рекой стекала кровь, в голове пробежала мысль:

-а волшебной мази-то нет. Что же теперь делать?

-Хелин, ты можешь выпустить все силы, какие у тебя остались? - обратился ведьмак к даркину.

-я сам уже на пределе, не знаю что из этого выйдет. В середине боя я могу стать бесполезным и...

-я срать хотел, что может быть, что нет. Если не получится, то как бесполезный мусор и останемся тут лежать.

-я не могу...

-Я СКАЗАЛ СДЕЛАТЬ! -парень вышел из себя. Слюна начала стекать с подбородка.

Он был на пределе.

Даркин ничего не ответил. Коса неожиданно засияла, как бенгальский огонь. Боль в спине ушла. Пустые мысли вылетели из головы. Всё чего хотел ведьмак - убивать.

Леша с нечеловеческой скоростью рванул к наступающему медведю. Тот уже предварительно поднял свою огроменную лапу. Леха, не дожидаясь контакта, прошептал заклинание себе под нос, нарисовав косой воображаемый крест, из кончика драконьего зуба вылетело пламя, оно насквозь прожгло дыру в монстре. Косолапый свалился насмерть. Покрутив головой, парень заметил 4 особь, которая поедала первый труп своего сородича.

-как сильно они тут голодали, что им приходиться есть друг друга? - задавалась вопросом Шая, но ее никто не слушал.

До того, как существо успело повернуть голову, ведьмак кинул косу прямо ему в лоб. Лезвие с хрустом пробило череп, тварь заревела, встала на задние лапы, но не упала. Леха, не дожидаясь атаки, провопил заклинание, на ходу выставил руку вперед, огненное пламя устремилось туда же. Из-за того, что парень использовал его находу, заклинание задело только ногу цели. Медведь начал падать на бок. Не упуская момента, ведьмак подлетел и из последних сил ногой ударил в нижнюю челюсть своей цели. Тварь упала, рёв прекратился. Леша вытащил свое оружие, спрыгнул с трупа. Ноги подкосились, Алексей снова свалился на задницу и спиной облокотился об огромадную тушу.

Даркин сразу же превратился в косу, боль и усталость завладели телом парня.

-и что теперь собираешься делать? - спросила Шая.

Из-за отдышки Леха не мог даже слова из себя выдавить. В округе резко стало теплее, туман начал потихоньку развеваться, обзор улучшился, стало легче дышать.

-Ура! Видимо силы ведьмы слабеют!! Ты смог! - завопила Шая.

Леша ничего не ответил. Сил оставалось очень мало. Главной целью было - не уснуть.

-Ты собираешься сегодня умирать? - Загадочный голос разносился эхом по лесу, будто был везде. -твой дух так радуется, что вы убили четверых одичалых мишек, будто войну выиграли.

-как она услышала? Я же только в твоем сознании. -недоумевала Шая.

-это мой мир, я могу видеть всё. Даже ваши мысли.

-кого ты пытаешься обмануть? Какие еще мысли? -встрял в диалог Леша.

-твои, например. Даже сейчас, когда мои зверушки чуть тебя не убили, ты по-прежнему в своем сознании любуешься моим лицом и думаешь, откуда я такая появилась.

-Алексей, она и вправду знает! -возгласила Шая, которая тоже видит мысли ведьмака.

-ну замолчите вы, дайте хотя бы в спокойствии умереть. -Леха снова принял сметь, хотя клялся, что такого больше не произойдет. Все люди в этом мире могут что-то пообещать, но у судьбы свои планы на это.

-ведьмак, ты не хочешь узнать, почему я ненавижу таких, как ты? -Леша молча кивнул.

-Когда я была маленькая, мы с мамой часто ходили в этот лес. Папа запрещал нам этого делать, но когда он уходил на "работу", мы прогуливались тут. И в один из дней папа ушел в этот лес, его долго не было. Мы с мамой начали переживать и отправились сюда. Забрели не очень далеко, но нашли какое-то очень странное деревце, очень молодое. Я подошла к нему, оно распустило ветви и начало затягивать меня к себе, это было проклятие. Маменька подбежала меня спасать, но и ее начало затягивать. На наш крик прибежал ведьмак. Это был мой отец. Он просто стоял, смотрел, как нас поглощает проклятие. Он ничего не делал, просто молча стоял и с каменным лицом смотрел. Проклятие выбрало меня. Маму с тех пор я больше не видела. Очнулась, но никого рядом со мной уже не было. Только голос в голове. В руке у меня был посох. С тех пор я убиваю всех ведьмаков. Они должны страдать, должны все умереть, таких трусов не должно существовать. Я никогда вас не прощу.

Лёша не знал что ответить. Глаза полезли на лоб, он был в недоумении. Ему было жаль эту ведьму. С ней по-скотски поступил её отец, но парень не понимал, почему должны страдать другие.

-не может быть, это же она... -с ужасом гласила Шая.

-кто она? -недоумевал Лёха.

-это Диана, дочь... -последние слова ведьмак уже не слышал.

Глаза произвольно начали закрываться. В голове был бардак. В ушах зазвенело. В свои последние секунды Леша представил Бабушку, перед которой хотел извиниться за то, что подвёл её. На большее сил не хватило.

Дальше воспоминания были отрывками. Шая кричала, чтобы парень не засыпал. Хелин превратился в косу, вкладывая накопленные силы, засчёт которых Леха не отключился полностью. Туман начал частично развеваться, луч солнца ударил ведьмаку в лицо, тело начало чувствовать тепло. Пение птиц, шелест листвы, белые берёзы возвысились к солнцу. Перед глазами появилось лицо деда Виктора.

-как ты... -парню не хватило сил даже договорить предложение.

-Лешка, рано тебе ещё по лесам шастать. Да и не только у тебя магическая карта есть. -усмехнулся дед.

Старик хотел было подхватить парня под руку, но зачем-то посмотрел в бок. Опираясь спиной на маленькую берёзу, сидела Ведьма. Из последних сил она держалась за посох, который упёрся в землю. Голубые, как небо, глаза смотрели прямо на старого ведьмака. Виктор попятился назад, на его лице читался ужас, страх.

-Вот мы и встретились, отец. -прошептала ведьма, глаза её закрылись, тело свалилось на землю.

-Дед, это твоя дочь? -спросил Леша.

Старик ничего не ответил, молча кивнул, подошёл к парню и спросил.

-ты ранен?

-да, спина. -боль от раны была настолько сильная, что Алексей забыл про предплечье, на котором виднелось не малых размеров ожёг.

Старый ведьмак, недолго думая, снял обмундирование с молодого и задрал футболку.

-твою мать!

Достав из подсумка банку, дед начал тщательно втирать в рану волшебную мазь. Боль начала понемногу отступать.

-всё Алёша, ты нагулялся, пора домой. -подхватив его, сказал старик.

-нет, там ведьмак мёртвый...

-не беспокойся, он сам испариться.

-а, точно.

Лёха чувствовал, как дрожат руки Виктора и понимал почему. Почти всю дорогу они молчали. В начале пути Леша спросил что делать с ведьмой. Старик ответил ему, что вернётся за ней. Дед принес Алексея домой, вколол тому шприц с адреналином, чтобы тот не вырубился из-за потери крови. Леха, опираясь на косу, дочапал к дому. Зашёл в коридор, поставил в угол косу, зашёл в зал, положил магическую карту на книжный столик и плюхнулся на диван.

Расслабленность окутала его тело. То самое чувство, которое он так хотел испытать. Отдохнуть после тяжёлого дня. Чувство умиротворения радовало его. Он не тревожился, что там с этой ведьмой, кто она для деда Виктора. Леха просто хотел отдохнуть. Тут вспомнил, что сегодня снова принял свою смерть. Снова вспомнился образ бабушки, которая верила в него, образ деда Вити, который тоже поверил в него, пришёл ему на помощь, потому что знал, что тот справится.

-я благодарен вам за то, что вы всегда в меня верили.

Что же такое семья? Родственники? Те, кто тебя воспитал? Семья - это люди, которые не сомневаются в тебе. Люди, которые всегда будут рядом, не смотря на то, какой ты человек. Им без разницы на твои недостатки. Они всегда будут с тобой. -сделал для себя вывод Леша. Боковым зрением он заметил что-то странное, повернувшись, увидел магическую карту, на которой чёрно-пепельным цветом горела новая метка.